И вот незнакомец вышел на поляну. Окружавшие его тёмные стволы временно, казалось с неохотой, расступились. Вдалеке, слышалось, течёт ручей. Молодой человек остановился возле поляны и осмотрелся — как будто он мог видеть вокруг! Сделал ещё несколько шагов и вдруг неожиданно весь напрягся, встал как вкопанный — даже дышать перестал.

Уже через миг он расслабился, поднял голову к небу и глубоко вздохнул. Теперь незнакомец был спокоен, и, казалось, чего-то ждал…

Капюшон больше не мешает описанию: незнакомец был темноволосым, немного смуглым юношей, на вид лет двадцати пяти, с чёткими, резкими контурами лица. Он был изысканно красив, даже элегантен. Но когда он глянул сквозь меня своими чёрными, как смоль и пронзительными, как крик ночной птицы глазами, я невольно потерял нить повествования. Хотя и знал, что он не может меня увидеть. И давно разучился бояться чего бы то ни было. Держался незнакомец прямо, даже надменно: так держать себя можно, только если полностью уверен в собственных силах и хорошо знаешь себе цену. В нём чувствовалась воля и недюжее упрямство. Такой никогда не свернёт с намеченной цели! И не дай вам Бог предложить ему совет: будет воспринято как личное оскорбление! Его отец был таким же…

Даже в разгар дня произошедшее разнеслось бы эхом на мили. А ночью было сродни грохоту упавшего векового дерева. На поляну с противоположной стороны вылетела старая, тяжело гружёная повозка. Её тянула упряжка из четырёх огромных кабанов, а управляла ей колоритнейшая старуха — огромная, ширококостная, с наглым вытянутым лицом провинциальной гадалки. Лихо притормозив аккурат посреди поляны, она легко спрыгнула с телеги и широкими шагами сборщика налогов и податей направилась к незнакомцу, на ходу потирая руки. Тот даже не шелохнулся. Только усмехнулся краешком рта. Похоже, он давно не практиковался: усмешка вышла вымученная и кривая.

— Ну здравствуй, милок! — осклабилась старуха, подойдя почти вплотную и бесцеремонно уставившись на незнакомца. — Не похож ты на местного, своих-то я за милю чую. Отвечай: откуда взялся и куда топаешь! — добавила она тоном, не допускающим возражений.

Незнакомец пристально посмотрел на немедленно сникшую старуху. Та даже сперва попятилась, потом, видимо, вспомнив кто такая, остановилась, гордо выпрямившись.

— Я иду издалека и путь мой лежит далеко, — наконец вымолвил он режущим слух глуховатым голосом. Его голос не был таким, просто он очень давно ни с кем не говорил.

— Вынуждена тебя задержать, милок. Не обессудь, такие уж тут порядки, — старуха откровенно хихикала и очевидно наслаждалась давно выученной ролью. Теперь она молча разглядывала путника, предвкушая реакцию. И она последовала:

— Я всё равно пройду, Рыжая Джи́ра, — сказал юноша остолбеневшей старухе. Но опыт вял своё, и она быстро оправилась от шока.

— Откуда ты мог узнать моё имя?! — завизжала она. Казалось, от гнева она увеличилась в размерах. — Как ты посмел назвать меня по имени, как равную?! И, если знаешь, кто я, как ты смеешь стоять?! — старуха Джира не стала дожидаться ответа и резко коротко свистнула дважды.