Потолок в доме упал на следующий год в начале лета, когда нас там не было, а жила семья тети Марины и дяди Коли (ведь дом был куплен на две семьи). Причиной падения было то, что многолетние протечки крыши приходились на угол, где сходились внешние стены дома и внутренняя бревенчатая стена, разделявшая две комнаты (так называемая изба-пятистенка).

Весь этот угол сгнил полностью. На верхние бревна стены в этом месте опирался тяжеленный потолок из толстых плах, который для теплоизоляции был сверху, с чердака, еще засыпан толстым слоем песка. В старину так всегда делали в деревнях теплоизоляцию потолка. Другие теплоизоляционные материалы, вроде современной стекловаты или «теплоизола», были недоступно дорогими, да и вообще, мне кажется, их не было в те времена, когда строился этот дом, – чуть ли не в XIX веке. Да и при советской власти, как известно, стройматериалы населению купить было нельзя.

И вот вся эта тяжесть много лет давила на сгнившие бревна, потихоньку прогибая их вниз. Много лет дом стоял необитаемым, а тут появились люди – начали ходить, хлопать дверями, топать, стучать молотками, попели всякие сотрясения и подвижки стен, и наконец конструкция не выдержала.

В сам момент падения в доме находилась моя двоюродная сестра Галинка, которой тогда было лет четырнадцать. Она сидела у окна и мирно читала книжку.

И вдруг увидела, что бревна потолка в клубах пыли начали одно за другим сползать по стене на пол.

Дальше версии расходятся. Сама Галинка утверждает, что успела достаточно спокойно выйти через дверь до того, как потолок рухнул целиком. Однако все остальные члены семьи твердо убеждены, что Галинка выскочила в окно вместе с книжкой. Это убеждение родилось, видимо, из рассказа ее матери Марины, которая была на улице вместе с дядей Колей, когда они услышали страшный грохот в доме. Они, конечно, вспомнили, что в доме осталась старшая дочь, и кинулись туда смотреть, что случилось. Как вышла Галинка через дверь, они, видимо, не заметили (или она все-таки не выходила, а действительно сиганула в окно). Во всяком случае, когда они распахнули дверь, их глазам предстала ужасная картина: рухнувшие в комнату потолочные бревна, пыль столбом и, о ужас, зацепившись за что-то в воздухе, качается один детский резиновый сапожок.

Бедная тетя Марина была уже готова умереть на месте от ужаса, но тут снова открылась дверь, и с улицы вошла живая и здоровая Галя с книжкой в руках.

Вот в таких красках вся эта история была пересказана нашему семейству.

Отпуск как таковой для них, бедняг, на этом и закончился. Остаток времени был посвящен вытаскиванию на улицу упавших бревен, выгребанию песка и прочей дряни, нападавшей с чердака, что потребовало долгого и тяжелого труда.

Надо сказать, что местные жители повели себя очень своеобразно. Они все собрались вокруг дома с оханьем и причитаниями, проклинали бывшего хозяина дома за то, что он «продал людям такое гнилье да еще за такие деньги» (цена продажи, разумеется, всем была достоверно известна), а также приносили в кулечках яйца, хлеб и творог для материальной помощи пострадавшим.

Общественный вердикт был таков: дом починить невозможно, москвичи отсюда уедут и больше никогда не вернутся.

Потратив пару недель на эти уборочные работы, семейство Марины действительно собралось и уехало. Они позвонили моим родителям и сказали, что отказываются от своей половины дома после этого ужаса, что дом теперь весь наш, пусть мы что хотим, то с ним и делаем. Марина несколько раз повторила: «Не бойтесь, мы оставляем вам чистый дом, только в одной комнате теперь нет потолка». Видимо, грязища была знатная, и уборка произвела на нее очень сильное впечатление. А сами они решили поискать себе деревенский дом где-нибудь в другом месте.

Как мы увидим далее, ничего из этого не выпело, и они вернулись в Булавино снова, решив, что все-таки это и есть то самое место на земле, лучше которого найти невозможно.

Вопреки мрачным прогнозам деревенских жителей мои родители, когда наступило время их отпуска, решительно двинулись в Булавино. Мой отец вообще был во времена своей молодости мастер на все руки и человек не очень-то пугливый, так что отсутствие потолка в одной комнате его совершенно не испугало.

Приехав, мы действительно какого-то особого ужаса не обнаружили. Потолка в одной комнате действительно не было, изнутри была видна крыша. Но это обещало неприятности зимой, когда холодно и без потолка не натопишь, а летом ничего, жить вполне можно.

Бревна от упавшего потолка были аккуратно сложены на улице. Все чисто. Мы с мамой, неопытные в строительстве люди, вообще не поняли, в чем проблема. Ну упал потолок – взять да положить бревна обратно. Однако приходившие мужики из местных обсуждали непростую строительную ситуацию с моим отцом, грустно качали головами и подтверждали первоначальное заключение, что «дело швах» и что никак не починить. Даже из соседних деревень приезжали «эксперты» (не ленились!) полюбоваться на наш развал, поскрести голову и подтвердить, что «дело полный швах».

Внутри «коричневого» дома. Виден угол, где были заменены верхние бревна.

А дело было в том, что верхние бревна стен, на которые опирался не только потолок, но и крыша, сгнили до состояния полной непригодности и, без сомнения, подлежали замене. Для этого надо было всю огромную крышу дома приподнять, «вывесить» на каких-то опорах, освободить верхние бревна, снять их оттуда (а они были огромные и тяжеленные), заменить новыми (местные говорили на своем наречии: «вздымнуть туда новый столоб»), потом осторожно опустить крышу и уже после класть новый потолок.

Все осложнялось тем, что ни одного нового бревна купить официально было нельзя, рубить в лесу (то есть воровать у государства) мой отец категорически отказывался. Из рабочей силы были мой отец, девочка шестнадцати лет (это я) и моя мама, которая должна была еще кормить-поить все наше семейство и в лучшем случае могла считаться половинкой «женского» работника.

Нанимать помощников мой отец отказался категорически. Во-первых, больно сложная работа предстояла, не всякий бы взялся. Во-вторых, честно говоря, и нанять-то было некого: во всей деревне один был рабочий мужик – пастух Никанор со своим стадом. В-третьих, наем работников частным лицом считался чем-то неприличным при советской власти, не принято это было (хотя иногда и даже часто этим пренебрегали: например, моя мама всю жизнь держала няньку для детей, поскольку сама работала, но это считалось «барством» и на нее косились).

Короче, про наем помощников для ремонта дома даже думать не приходилось.

Так что задача, как я сейчас уже понимаю, была и вправду очень и очень непростой.

Вопрос добычи бревен был решен так. Пришлось разобрать остатки хлева и даже часть стены сеней, вставив туда верандные рамы и преобразовав половину сеней в веранду. При этом пришлось полностью изменить конструкцию этой части дома: бывший вход в торце сеней забили наглухо, устроив там кладовку, новый вход переместили туда, где раньше был выход в хлев и туалет, туалет в хлеву ликвидировали (там теперь было парадное крыльцо, какой туалет?!) и перенесли в отдельно стоящую будку в саду, как это обычно делают на дачах. Путем такой сложной и огромной перестройки было высвобождено несколько хороших крепких бревен, которые можно было пустить на замену гнилья.

Наступил этап подъема крыши и «вывешивания» ее на домкратах с опорой на вертикальные столбы, в качестве которых тоже использовалась часть высвободившихся бревен. Это был довольно опасный этап, потому что давление крыши было огромное, домкрат вместе с бревном могло «выпереть», и крыша бы упала. Хорошо, если бы еще никого не придавило. Я помню, как деревенские соседи, у которых уже, правда, скептицизма заметно поубавилось, приходили смотреть и все приговаривали: «Гляди, Николай, как бы не выперло тебе столоб!»

Однако Бог милостив, и все обошлось. Гнилые бревна сняли, заменили новыми. Я помню, как папа делал самую опасную операцию: засовывал кусок бревна в узкую щель под приподнятой на домкрате крышей и сам туда залез, иначе было никак не впихнуть это бревно. Он для страховки обвязал себя за пояс веревкой и велел мне держать конец. Если, мол, столб с домкратом начнет «выпирать», то надо, чтобы я его успела за веревку выдернуть из этой щели.

Вот уж не знаю, успела бы я или нет.

Но, так или иначе, все кончилось благополучно, бревна были поставлены, крыша без всяких помех опущена на место. Замененные бревна даже сейчас, спустя тридцать лет, выделяются своим светлым цветом на фоне более черной стены.

После этого оставались уже мелочи – положить на место старые плахи потолка, которые были не очень гнилыми, а совсем гнилые заменить на широкую и толстую доску, которую мы все-таки где-то нашли.

Таким образом, первый этап преобразования старого дома был завершен путем, так сказать, частичного изменения его архитектуры. Правда, оставалось еще множество проблем – крыша текла, как и раньше, и все могло начаться сначала. Там, где в сенях вынули бревна из стен, еще не были вставлены полностью верандные рамы; сами стены в комнате, в которой происходил ремонт, были настолько гнилые, что с ними тоже надо было что-то делать, например в самое гнилое место вставить два новых окна. Но это все было отложено на следующий год, поскольку отпуск подходил к концу.

В глазах деревенской публики мой отец был победителем и приобрел необычайный авторитет. Несмотря на первоначальную историю с вьюшкой, его стали считать не бестолковым москвичом, а очень даже крутым мужиком, способным на весьма серьезные свершения.

Но дело было в том, что к булавинскому дому уже приближалась новая угроза.