Знаменитые мудрецы

Пернатьев Юрий Сергеевич

Васильева Елена Константиновна

Скляренко Валентина Марковна

Философией занимались люди самых разных сословий независимо от уровня образования и профессиональных интересов – от императоров (Марк Аврелий) до учителей (Иоанн Скот Эриугена); от выдающихся политиков и общественных деятелей (Томас Мор, Бенджамин Франклин) до противников всякой власти (Диоген, Николай Бердяев); от глубоко верующих (Пьер Абеляр, Фома Аквинский) до атеистов (Демокрит, Джон Локк)… О жизни этих мыслителей и философских системах, ими созданных, и рассказывает наша книга.

 

Они были первыми

 

Фалес из Милета

(625 г. – 547 г. до н. э.)

Древнегреческий мудрец, первый исторически достоверный представитель античной философии. Историк Диоген Лаэртский приписывает Фалесу сочинения: «О солнцестоянии»; «О равноденствии».

Милет был городом известным, торговым, славным своими знатными семьями. Из знатного рода происходил и Фалес, первый в иерархии мудрых. В молодости он занимался государственными делами, но затем отошел от политики и обратился к философии. Надо сказать, что такой жизненный путь был для греков вполне естественным, в отличие, скажем, от нынешних времен, когда философские занятия или писательское ремесло являются лишь стартовой площадкой для большой политики. Но в том-то и дело, что, как отмечают исследователи, Фалес в государственных делах был мудрейшим советником. Однако предпочел в итоге жизнь простого гражданина.

Скорее всего, он не был женат, поскольку, во-первых, на вопрос почему он не заводит детей, Фалес ответил: «Потому что люблю их». Во-вторых, на совет своей матери жениться молодой Фалес сначала сказал: «Слишком рано», а повзрослев, решил, что «слишком поздно».

Для Фалеса и его сторонников наука, мудрость – это игра с расчетом, она требует логики, теоретического построения и обязана проверяться практикой. А уже затем практическая мудрость становится мудростью умозрительной, тяготеющей к абстракции. К таким отвлеченным понятиям Фалес отнес прежде всего душу, которую объявил бессмертной. Более того, философ считал, что бессмертной душой обладает всякое тело, ссылаясь при этом на такие предметы, как магнит и янтарь.

Подобно гомеровскому Одиссею Фалес был великим путешественником. Он посетил Египет, Среднюю Азию, Халдею, собирая по крупицам знания минувших эпох. Мудрец строил гипотезы на основе наблюдений, сверяя с опытом те знания, которые были добыты в заморских странах. Его собственные открытия легли в основу научного метода мышления, который состоит в накоплении знаний с последующей проверкой их опытом.

Фалес первым поставил и попытался решить проблему: из какой материи состоит мир? По его мнению, должен быть некий универсальный элемент, который лежит в основе всех физических процессов.

Таким изначальным элементом, согласно Фалесу, является вода. А уж из нее в виде осадка образовалась земля, равно как воздух и огонь, составляющие ее пары. Все возникает из воды и снова превращается в воду. Отложения ила, возникновение туманов над морями, появление блуждающих огоньков над поверхностью пруда – все это, по Фалесу, действие воды. Фалес первым определил значение для мореплавания Полярной звезды, измерил высоту египетских пирамид (по отбрасываемой ими тени), предсказывал солнечные затмения, установил продолжительность года в 365 дней.

Был ли Фалес первым в иерархии семи мудрецов ? Наверное, дело не в этом. Важно то, что он был первым философом, предложившим научный метод познания мира. Фалес искал проявления жизни в каждом явлении и пытался обнаружить сам дух материи, ее физическое и метафизическое начала. Для него земля – это первородная глина, которую откладывает вода. Из земли лепится все живое, в том числе и трехмерное пространство вместе с людьми, храмами, растениями и животными. И над всем этим простирается ум Космоса, одушевленная Вселенная, «полная божеств». И, конечно же, сам бог, который не имеет ни начала, ни конца.

Историк Диоген Лаэртский, писавший о Фалесе в III в. н. э., приводит следующие его диалоги:

«Что на свете трудно?» – «Познать себя».

«Что легко?» – «Советовать другому».

«Что приятнее всего?» – «Удача».

«Когда легче всего сносить несчастья?» – «Когда видишь, что врагам еще хуже».

«Какая жизнь самая лучшая?» – «Когда мы не делаем сами того, что осуждаем в других».

«Кто счастлив?» – «Тот, кто здоров телом, восприимчив душою и податлив на воспитание».

Проще назвать такие диалоги не лишенными остроумия. Но к высшей мудрости их вряд ли можно отнести. Зато некоторые поучения Фалеса справедливо вошли в копилку практической мудрости, актуальной и сегодня.

«Познай себя».

«О друзьях нужно помнить очно и заочно».

«Не богатей дурными средствами, и пусть никакие толки не отвратят тебя от тех, кто тебе доверился».

«Чем поддержал ты своих родителей, такой поддержки жди и от детей».

«Быстрее всего ум, ибо он обегает все».

«Сильнее всего неизбежность, ибо она властвует всем».

«Мудрее всего время, ибо оно раскрывает все».

«Невежество – тяжкое бремя».

Фалес определил некий рубеж в развитии древнегреческой мысли. С него на какой-то момент замирает мифология и начинается новая история, история людей, которые открывают и представляют науку во всем ее универсальном величии, сравнимом разве что с природой. Не забудем и о том, что именно Фалес первым в Греции начал изучать астрономию, предсказывал лунные и солнечные затмения, в числе немногих стал вести беседы о природе.

Прожил первый мудрец Греции около девяноста лет и умер, как гласит предание, «от жары, жажды и старческой слабости». На его гробнице осталась надпись:

Эта гробница мала, но слава над ней необъятна: В ней пред тобою сокрыт многоразумный Фалес.

 

Солон из Саламина

(638 г. – ок. 559 г. до н. э.)

Древнегреческий мудрец, первый античный законодатель. Оставил творческое наследие в виде законов, речей к народу, наставлений, элегических стихов.

Если Фалес считается одним из основателей научной мысли, то его соратник Солон прославился как великий законодатель, а вдобавок к этому и как незаурядный поэт. Платон называл его «мудрейшим из семи мудрецов и самым благородным поэтом». Свое благородство Солон проявил не только на поэтическом поприще. В родном городе Саламине он прослыл истинным патриотом, вначале вдохновив граждан на защиту города от врагов, а затем поведя борьбу против тиранической власти Писистрата.

Объявленный властями сумасшедшим, Солон вынужден был бежать из Саламина. Об этом известно из письма самого Солона философу Эпиминиду: «Мои законы и мое законодательство ничуть не лучше: применявшие их причинили пагубу обществу, не воспрепятствовав Писистрату прийти к власти, а предостережениям моим не было веры: больше верили афиняне его лести, чем моей правде. Тогда я сложил свое оружие перед советом военачальников и объявил, что умнее тех, кто не предвидел тирании Писистрата, и сильнее тех, кто убоялся ей воспротивиться. И за это Солона объявили сумасшедшим. Наконец я произнес такую клятву: «Отечество мое! Я, Солон, готов тебя оборонять и словом, и делом, но они меня полагают безумным. Поэтому я удаляюсь отселе как единственный враг Писистрата, они пусть служат ему хоть телохранителями».

Посещение Солоном критского царя Креза стало историческим в древнегреческой мудрости. Чего стоит хотя бы эпизод, когда спесивый Крез, воссевший на драгоценный трон в богатых одеждах, спросил Солона: видел ли он что-либо прекраснее?

Философ ответил знаменитой фразой: «Видел – и петухов, и фазанов, и павлинов: их убранство дано природой и прекраснее в тысячу раз».

Солон прославился не только краткими и мудрыми изречениями наподобие: «ничего слишком»; «прежде чем приказывать, научись повиноваться» и т. д. Его справедливо называют отцом греческой демократии. Он сумел провести такие реформы, которые возвысили афинскую государственность, обеспечили свободу гражданам и позволили неимущим пользоваться землей.

«Всем я вернул свободу», – писал Солон в одной из своих элегий.

И в данном случае поэзия полностью соответствовала правде жизни.

«Справедливость, – считал афинский законодатель, – это лик божества, в которое невозможно не верить». Не менее разумными представлялись согражданам и другие законоположения мудреца. Солон в своих законах определил, например, что: «Тот, кто не кормит родителей, наказуется бесчестием»; «Кто растратит отцовское имущество – также»; «Кто празден, на того каждый желающий вправе подать в суд»; «Чего не клал, того не бери, а иначе смерть»; «Если правителя застанут пьяным, наказание – смерть».

Не меньшее значение для граждан Саламина имели и поучения Солона:

«Ничего сверх необходимого!»

«Законы подобны паутине: если в них попадает бессильный и легкий, они выдержат, если большой – он разорвет их и вырвется».

«Молчание скрепляет речи, а своевременность скрепляет молчание».

«Те, кто в силе у тиранов, подобны камешкам при счете: как камешек означает то большее число, то меньшее, так и сильные при тиранах оказываются то в блеске, то в презрении».

«От богатства родится пресыщение, от пресыщения – спесь».

«Заводить друзей не спеши, а если завел – не бросай».

«Требуя отчета от других, и сам давай отчет».

«В великих делах всем нравиться нельзя».

И все-таки удивительна мудрость греков! Правитель, государственный человек, один заменявший законодательный орган республики, садится и пишет элегии. Не о любви, не о птичках и вечерних закатах, а о том, каким должно быть правление в честном государстве. Вот как звучит образец такого поэтического творчества на языке сухой прозы:

«Те, кто призваны быть руководителями народа и создающие личное богатство из принадлежащего обществу, поступают несправедливо и пользуются своей властью лишь для того, чтобы грабить! Они, призванные быть стражами религии, грабят алтари! Они, чье поведение должно быть примером повиновения законам и справедливости, лишь оскорбляют закон своей безграничной алчностью! Справедливость сначала молча сносит оскорбления: она лишь хранит в своем сердце память о них и готовит возмездие…»

Тема элегии расширяется. Несправедливость богатых распространяется, словно проказа, на весь город. Разгорается междоусобная война, молодежь гибнет, бедные тысячами вступают на путь изгнания, они обременены всевозможными тяготами, обречены на рабство. Развязанное богатыми общественное бедствие обращается наконец против них самих.

Солон представляет бедствие в виде Злого Гения, которого породило неправедное богатство. Уже никакие преграды не способны приостановить справедливое возмездие. Оно пробивает стены загородных вилл, за которыми укрылись богачи. Оно знает, где их найти, и настигает даже в темных закоулках, куда они спрятались.

Так описывает Солон катастрофу города, в котором богатые правят против совести. В последних стихах поэт славит прекрасные законы, которые хотел бы установить на своей родине:

Благозаконие всюду являет порядок и стройность… И тогда Всюду, где люди живут, разум с порядком царит.

И все же, если говорить не только о гражданском мужестве Солона, но и о его мудрости, то лучшей иллюстрацией может служить рассказ Диогена Лаэртского о медном треножнике, который выловили рыбаки и отправили его дельфийскому оракулу. Оракул изрек такие слова: «Вы спросили меня о треножнике Феба? Вот мой ответ: треножник тому, кто в мудрости первый». После чего граждане Милета поднесли треножник первому из семи мудрецов Фалесу. Тот, отказавшись от первенства в мудрости, передал треножник второму мудрецу, тот, в свою очередь, третьему. И наконец дар Феба дошел до Солона. Солон, однако, заявил, что первым в мудрости может быть только бог, и возвратил треножник дельфийскому оракулу.

Скончался Солон на Кипре, прожив восемьдесят лет. На его гробнице граждане высекли такую надпись:

Здесь в Саламинской земле, сокрушившей мидийскую гордость, Законодатель рожден – богохранимый Солон.

Что бы ни делал и ни произносил великий афинянин, он всегда оставался верен собственному девизу: «Слово есть образ дела».

 

Лао-Цзы

(VI–V вв. до н. э.)

Настоящее имя – Ли Эр. Древнекитайский философ. Основные сочинения: трактат «Дао-дэ-цзин».

В давние времена где-то на самой дальней границе Поднебесной, где располагались старинные заставы, у дороги, ведущей в неведомую страну «Владычицы Запада», произошло странное явление. Страж пограничной заставы вдруг увидел облако фиолетовой окраски, двигавшееся со стороны той самой неведомой западной земли.

Наблюдательный страж оказался не простым охранником покоя великой страны, но мудрым, знающим человеком, хорошо разбирающимся в тайных знаках небес. Он понял, что облако является божественным знамением чего-то необычайного, а именно пришествия Даоженя – давно ожидаемого мудреца Дао, который должен возвестить о новом учении жизни.

И действительно, приблизившись, облако рассеялось, и перед стражем возник величественный старец, восседающий на белоснежном быке. Мудрый охранник низко поклонился путнику, а тот молча передал ему некую книгу, излучающую тонкое сияние. Это была рукопись ставшей впоследствии священной «Книги о Дао и Дэ» (Дао-дэ-цзин), в которой насчитывалось ровно пять тысяч знаков, что по современным меркам равно примерно одному газетному листу. После этого таинственный мудрец проехал заставу и больше его никто не видел.

Такова древняя китайская легенда, повествующая о «Книге пути», или «Книге Дао», автором которой был легендарный мудрец и философ Ли Эр, писавший под вымышленным именем Лао-цзы.

С самим именем Лао-цзы также связано чудесное предание. Имя переводится как «старец», а точнее, «старое дитя». Будто бы зачат он был от проглоченной его матерью пятицветной жемчужины, в которой заключалась солнечная энергия.

Ребенок пробыл в утробе 81 год (вот откуда псевдоним «старое дитя») и вышел на свет из левого подреберья матери. Кроме того, он оказался совершенно седым. Подобное чудо, видимо, должно было свидетельствовать о врожденной мудрости Ли Эра.

В свою очередь, слово «ли» обозначает дерево, в данном случае сливу, поскольку мать родила ребенка под деревом. А слово «эр» переводится как «ухо», что указывало на непомерную длину ушей будущего мудреца. Так Ли Эр, принявший имя Лао-цзы, стал героем «Дао-дэ-дзина».

Все вышеприведенное – лишь небольшая часть народного эпоса о жизни и творчестве Лао-цзы. Во всяком случае, достоверных исторических сведений о великом китайском мыслителе гораздо меньше, чем легенд о нем. Что и понятно, если иметь в виду огромную давность происходивших событий.

В очень короткой биографии Лао-цзы, изложенной древним (II в. до н. э.) историком Сымой Цянем, сообщается, что родился философ примерно в 579 г. до н. э. в царстве Чу, уезде Ку, волости Ли, в деревне Цюйжень. Далее историк пишет, что Ли Эр был историографом, главным хранителем государственного архива при Чжоуском царстве. Он был женат, имел сына по имени Цанг, ставшего впоследствии военачальником. Ли Эр немело лет прожил в столице Чжоуского царства г. Лояне, трудясь над официальными документами, беседуя с посетителями и гостями самых различных сословий. Впечатления от чтения древних книг, бесед с мудрыми людьми (есть предположение, что он встречался с Конфуцием) постепенно сложились в собственное восприятие природы мира, его естественных и божественных законов.

Прожив долгую жизнь, архивариус Ли Эр пришел к мысли о необходимости отказаться от общественной деятельности. Он ясно видел признаки упадка государства, в котором стали преобладать правила и порядки зарождавшегося феодального строя, осудил захватнические войны, постоянно затевающиеся властолюбивыми правителями. Словом, ясно осознал, что государственная служба вступает в противоречие с естественными законами общества. Вот тогда-то Ли Эр верхом на быке и отправился в то самое путешествие, венцом которого и была передача рукописи стражу пограничной заставы. Где и когда закончил свои дни Лао-цзы, осталось для истории загадкой.

А вот учение легендарного мыслителя пережило века, став в Китае вторым по значению и популярности после конфуцианства. И все это благодаря тому самому трактату Дао-дэ-дзин, главным героем которого является сам Лао-цзы. В трактате содержится основная суть философского учения, получившего название «даосизм» и принесшего заслуженную славу китайскому мудрецу. В основу познания даосизм кладет Дао, Путь.

Как же понимать Дао и можно ли вообще его описать в виде, наиболее приближенном к тому пониманию, какое в него вкладывал китайский философ? Можно, если не ограничиваться одним или даже несколькими определениями. Вначале предоставим слово самому Лао-цзы:

«Иероглиф «дао» состоит из двух частей: «шоу» – голова, и «цзоу» – идти, поэтому основное значение этого иероглифа – дорога, по которой ходят люди, но теперь этот иероглиф приобрел переносный смысл и стал означать закономерность, закон.

Дао – корень неба и земли, Дао – мать всех вещей, Дао лежит в основе мира.

Дао не имеет вида, не издает звуков, не обладает формой. Смотришь на него, но не видишь, слушаешь его, но не слышишь, ловишь его, но не можешь поймать.

Дао рождает вещи. Дэ вскармливает их. Создавать и не присваивать, творить и не хвалиться, являясь старшим, не повелевать – вот что называется глубочайшим Дэ.

Дао рождает одно, одно рождает два, два рождают три, а три – все существа. Все существа носят в себе иньи ян, наполнены ции образуют гармонию.

Дао постоянно пребывает в недеянии, но нет ничего, что бы оно ни делало».

Другое обозначение Дао – пустота. Но она не является символом «ничто». Лао-цзы сравнивает эту пустоту с предметами, чья пустота необходима: «Из глины делаются сосуды, и, поскольку сосуды внутри пусты, появляется возможность использовать их. Двери и окна выдалбливают, чтобы построить дом, и, поскольку дом внутри пуст, появляется возможность использовать его. Поэтому наличие предметов приносит пользу, а имеющаяся в них пустота делает их полными к употреблению. Дао – это пустота».

Попробуем перевести загадочную символику китайской философии на язык логики. Как известно, всякое единичное бытие, например вещь, имеет свою форму и свой образ – представление о ней. Дао как бытие всеобщее в отличие от единичного ни формы, ни образа не имеет. Иначе бы оно стояло в ряду с единичным.

Там, где в предмете присутствует «есть», Дао говорит «нет», поскольку предмет настолько изменчив, что судить о нем невозможно. Изменение адекватно движению. Но если движение всегда конечно, то Дао всегда недвижимо, а потому вечно. Раз это так, то Дао лучше всего и понятнее всего сравнить с пустотой, которая заполняется изменчивыми сущностями.

Здесь следует еще раз подчеркнуть, что пустота Дао – это образ, метафора, призванная обозначить вечно сущее начало. В оригинале стихов Лао-цзы она именуется другим понятием – «дух долины», который, в свою очередь, является образом вечного и неизменного.

В переводе на современный язык эти стихи будут выглядеть приблизительно так:

Пустота (дух долины) – бессмертна, и я называю ее глубочайшим началом. Вход в него именуется корнем Неба и Земли. Это начало бесконечно, как существование, И действует безо всяких усилий.

Понятно, что «дух долины», приведенный в стихотворении, – это Дао, пустота. Как считали древние китайцы, божество долины обитает в ее центре. Центр окаймляется горами, а потому и является местом ровным, как бы пустым.

Дело мудреца – видеть эту пустоту, а в ней – все противоположности мира. Да и сам мудрец должен ощущать себя в центре познания, в том месте, где легче всего видны противоположности бытия:

Он не выходит из дому, Знает, однако, весь мир. Он не смотрит в окно, Видит, однако, весь Путь.

У Лао-цзы можно встретить немало парадоксальных изречений, например: «Путь, что может быть Путь, не есть вечный путь»; «Кривое – значит прямое»; «Великое остроумие похоже на глупость»; «Правдивые слова напоминают ложь»; «Кто говорит, тот не знает».

Чтобы по достоинству оценить такую мудрость, надо понять тонкость мышления древнекитайских философов. Их целью являлась естественная жизнь, то есть жизнь, согласная с природой. Все искусственное, «сделанное людьми», не имело цены. Поэтому идеал мудреца – не совершенный, а истинный человек (чжэньжэнь). Описывался он так:

«Истинный человек древности:

Не радуется жизни, не отвращается от смерти.

Равнодушно уходит, равнодушно приходит.

Не забывает о том, чем все начинается, не стремится к тому, чем все заканчивается.

Следует естественному ходу вещей и не восстает против него.

Не нарушает Дао чувством любви или ненависти.

Своими действиями не стремится помогать росту Неба».

Выражение «помогать росту» во времена древнего Китая было равнозначно выражению «совершать ненужное дело» и хорошо объяснялось следующей притчей. Одному человеку, возделывавшему поле и с нетерпением ожидавшему всходов, казалось, что ростки слишком медленно поднимаются над землей. Тогда он решил им помочь и подтянуть растение вверх. Когда сыновья пришли на поле, было уже поздно: все всходы погибли.

Древнекитайский мудрец говорил в таком случае, что владелец поля «помог росту», то есть нарушил естественный ход вещей.

Другая особенность древнекитайского мышления касалась видимых вещей. Какие они на самом деле – не знает никто. Поэтому мудрец говорил: «Всякий предмет является и тем, и этим, и ни тем, и ни этим».

Ведь и палка, опущенная в воду, кажется кривой, а путь, по которому идет толпа, может оказаться ложным.

В отличие от обычного человека мудрец видит в парадоксах естественную гармонию мира. В этом отношении смелость Лао-цзы беспрецедентна, чему могут служить такие, к примеру, высказывания: «Высшая добродетель – недобродетель. И поэтому она – добродетель»; «Низшая добродетель не перестает быть добродетелью. И поэтому она – недобродетель»; «Тяжелое – основа легкого»; «Истинные слова не бывают приятны. Приятные слова не бывают истинны»; «Добрые не бывают спорщиками, спорщики не бывают добрыми».

Путь, или Дао, как его понимал Лао-цзы, надолго определил становление и развитие китайской философии. Учение даосизма, возникшее после V в. до н. э., провозгласило автономность, независимость человеческой личности, стихийность ее природы. Получалось, что никаких твердых норм поведения для Дао не существует. Такая «антиэтика» предполагала полное отрицание общественных институтов – государства, общества, принятой в нем морали. Для последователей даосизма эти институты, их принципы являлись только средством для подавления свободы личности.

Собственно, и само понятие «ценности» утрачивало всякий смысл. На первый взгляд такая философия делала шаг назад по сравнению, например, с конфуцианством или европейскими идеалами, воплощенными Платоном, Эпиктетом, Сенекой. На самом же деле Дао, параллельно с античной мудростью, закладывало краеугольный камень того фундамента, на котором впоследствии была построена вся европейская, и не только европейская, цивилизация. Во всяком случае, идеи свободного творчества, независимых искусств обнаружили прямую генетическую связь с идеями Дао – пути раскрепощения творческих сил, вольного парения фантазии художника.

Математически выверенная логика Дао переплавилась, как ни удивительно, в сферу эмоционального, чувственного, восприимчивого ко всем проявлениям иррационального сознания. Дао обозначило путь не столько прагматически мыслящего политика, сколько судьбу художника, не связанного с условностями общества.

И если сегодня кто-то из начинающих талантов, возмутителей эстетических канонов заявляет о себе без всякого страха, то не в последнюю очередь он обязан своей свободой китайскому мудрецу Лао-цзы. Мыслителю, разрушившему незыблемые границы творческой личности: «Высшее добро подобно воде. Добро, которое оказывает вода, приносит пользу всем существам, и она не борется с ними. Вода находится в тех местах, которыми гнушаются люди, поэтому она похожа на Дао».

 

Конфуций

(551 г. – 479 г. до н. э.)

Древнекитайский философ, политик. Основные сочинения: «Книга песен»; «Книга перемен»; «Беседы и суждения» («Лунь юй»).

У каждого народа есть свой «золотой век», период истории, которым гордятся все последующие поколения. В Египте это царствование первых Рамзесов, у шумеров – время героя Гильгамеша, в Вавилонии – царство Навуходоносора, в Древней Греции – века расцвета афинского государства.

В Китае золотой век относят к эпохе царства Чжоу (XII в. до н. э.). По представлению древних китайцев, это было время всеобщего благоденствия, порядка, справедливости, развития наук и культуры. Так, во всяком случае, виделось потомкам – мудрецам VI, V вв. до н. э., того самого времени, когда жил и творил Конфуций, основатель классического китайского учения – конфуцианства.

Конфуций принадлежал к старинному аристократическому роду, начало которому было положено династией Шань-Инь, правившей в Китае до XI в. до н. э. Дальним предком Конфуция якобы был правитель по имени Кун, который претерпел немало жизненных испытаний и погиб в результате дворцовых интриг. Спасшиеся члены его клана бежали в царство Лу, где и родился Конфуций, получивший при рождении имя Кун-фу-цзы, что означало «учитель Кун». На Западе это имя приобрело латинизированное звучание Конфуций и стало общеупотребительным.

Отец Конфуция Шу-лян-хэ был храбрым солдатом, ставшим позже комендантом крепости Цзоу. Легенда изображает его человеком огромного роста и необычайной силы, славным в боях и неутомимым в службе. От своей жены он имел девять дочерей. Только на восьмом десятке лет, после того как старый комендант женился на юной девушке из рода Янь, у него родился мальчик, прославившийся в веках как родоначальник китайской философии.

О детстве Куна почти не сохранилось документальных свидетельств. По-видимому, он рос мальчиком сообразительным и способным, о чем можно судить по словам, сказанным самим Конфуцием в зрелом возрасте: «В 15 лет я ощутил потребность в учебе». Из-за бедственного положения семьи Кун эту потребность удовлетворял, главным образом, путем самообразования. Самостоятельно овладел письмом, стал изучать литературу и философию. 19-летним юношей он женился на девушке из семьи Ци. А через год у молодых супругов родился сын, получивший имя Ли.

И все же отнюдь не семейная жизнь была средоточием интересов и забот Конфуция. Большую часть своего времени он посвящал книгам и ученикам, предпочитая чаще находиться в одиночестве или со своими последователями. Но не уклонялся и от общественных обязанностей: Конфуций служил хранителем амбаров, заведовал полями и фермами, осуществлял надзор над продовольственными поставками. Чиновником он был честным, добросовестным, но при этом не считал службу главным делом. Изучив до тонкостей свод китайских церемониальных обрядов, правил и предписаний, 30-летний Конфуций уже мог позволить себе иметь более широкий круг учеников. Плату с них брал умеренную, хотя впоследствии жил на средства, предоставляемые состоятельными последователями.

Молва о молодом ученом и знатоке древних китайских традиций распространялась все шире. Существует предание, что в период составления «Книги песен», в которую вошли стихи, песни и фольклор X–V вв. до н. э., Конфуций встречался с Лао-цзы, своим старшим современником. Во время этой знаменательной встречи престарелый философ якобы выразил сомнение относительно ученых занятий Конфуция, посчитав их пустыми мечтаниями. Конфуция тем не менее такая оценка не смутила, как до этого не очень беспокоила критика аскетов-проповедников, считавших его популярность слишком преувеличенной. В эти годы Конфуций немало ездил по стране, стремясь не столько распространять знания, сколько найти мудрого правителя, которому мог бы принести пользу. Наконец в 497 г. до н. э. после долгих странствий он прибыл в родное царство Лу, которым правил тогда достойный, по его мнению, государь. Конфуций был назначен губернатором города Чжун-Ду, что позволяло ему на практике осуществлять идеи разумного управления. Однако при исполнении обязанностей новоиспеченный губернатор неожиданно столкнулся с политической оппозицией, не желавшей никаких перемен.

Убедившись в том, что князья не нуждаются в его наставлениях, Конфуций отказался от должности, чтобы служить своему народу иным способом. Наступили годы скитаний. Кочуя по городам и селениям вместе с учениками, Конфуций учил их старинным китайским обрядам, беседовал о литературе и древнекитайской мудрости. Именно из этих бесед был составлен главный трактат Конфуция – «Лунь юй» («Беседы и суждения»), который, несомненно, опирался на древние памятники, рассказывавшие и о мифических царях Поднебесной Яо, Шуне, Юе и об основателях царства Чжоу – Вэнь-ване, У-ване, Чжоу-гуне. В трактате Конфуций предпринял попытку восславить золотой век своей страны и призвать к восстановлению древних традиций. Создавая картину наилучшего общественного строя и стремясь придать ей убедительность, философ постоянно ссылался на то, что такой строй уже когда-то был. Эпоха Чжоу, словно маяк, должна была освещать жизнь всего народа.

Говоря об истоках сочинения «Лунь юй», следует иметь в виду, что оно опиралось прежде всего на знаменитую древнекитайскую «Ицзин» («Книгу перемен»), о которой Конфуций говорил: «Если бы мне прибавилось годов жизни, я еще лет пятьдесят изучал бы «Ицзин» и, возможно, избежал бы многих ошибок». Конфуций не случайно так высоко оценивал древнейший поэтический и философский памятник. «Книга перемен» давала ключ к основным началам бытия, причем самым оригинальным, с современной точки зрения, способом – с помощью гадательных триграмм (чертежей) – гуа.

Своеобразие системы заключалось в том, что она строилась на противоположных символах – положительного Ян и отрицательного Инь. Оба слова составляют образ горы – освещенная часть горы – Ян, теневая сторона – Инь. В этом образе заключался целый ряд противопоставлений – небо и земля, день и ночь, жар и голод, мужчина и женщина.

В итоге триграммы стали символами перемен, сопровождающими не только человеческое, но и вселенское бытие. К каждой триграмме прилагались словесные формулы, напоминающие загадочные афоризмы, которые не так-то просто расшифровать.

Как пример можно привести изречение, украшающее одну из триграмм: «Выйдешь, войдешь – не будет вреда. Друзья придут – хулы не будет. Вернешься обратно на свой путь. Через семь дней возврат. Благоприятно иметь куда выступать» и т. д.

Ученые позднего времени отмечали необычность и точность афоризмов Ицзин. Афоризмы прямо, непосредственно и сразу действовали и на разум, и на чувство, мгновенно создавая определенный образ.

Был здесь и особый свод «Правил» (ли), которым Конфуций давал такую оценку:

«С песен начинают, на Правилах утверждаются, музыкой завершают.

На то, что не Правила, не смотри!

Того, что не Правила, не слушай!

Того, что не Правила, не говори!»

Правила представляют собой предписания, определяющие поведение людей, их общественные обязанности и законы управления государством. Их можно назвать и нормами обычного права и государственного закона, выработанными жизненным опытом.

Правила различали два качества в человеке – чжии вэнь. Под чжи понималась человеческая натура, природные качества личности. А вот вэнь – нечто приобретенное, усвоенное человеком и, несомненно, его улучшающее.

Конфуций так определял сферу вэнь: «Когда молодой человек почтителен к родителям, привязан к братьям; когда он скромен, правдив; когда он с любовью относится к людям – он этим всем приближается к человеческому началу в себе. И если у него еще останутся силы, он изучает вэнь».

Следовательно, вэнь – не обычное свойство человеческой натуры, а приобретаемые моральные качества. Вэнь – то, что изучают, то, чем человек обогащает себя, свой внутренний мир.

В целом главная тема «Бесед и суждений» – проповедь идеального общества, прославление совершенного человека и его гуманистической сущности. Пример у Конфуция всегда перед глазами: «золотой век» с его героизированными правителями.

В те времена, по свидетельству философа, людьми правил только достойный, каким бы ни было его происхождение. Поэтому престол древнего царства передавался не по наследству, а по достоинству. Такой порядок установил еще первый правитель «золотого века», легендарный император Яо. Наставляя своего преемника, он говорил: «О Шунь! Судьба пала на тебя. Твердо придерживайся во всем середины. Когда страна страдает, блага неба кончаются навсегда».

Перечень обязанностей правителя был прост и понятен древнему китайцу так же, как он понятен и современному жителю земли: пища для людей; оплакивание для умерших; служение для живущих. Моральный кодекс правителя и любого благородного человека так же краток, как и вся китайская философия:

«Когда широки душою – приобретаются сердца людей.

Когда искренни и правдивы – приобретается доверие людей.

Когда усердны и сообразительны – дело делается.

Когда беспристрастны и справедливы – все кругом довольны».

Список добродетелей Конфуций продолжил в диалоге с учеником, определив пять прекрасных вещей, которые следует чтить:

«Быть добрым, но не излишествовать.

Заставлять работать, но так, чтобы не было ропота.

Желать, но не жадничать.

Иметь силу, но не быть жестоким.

Обладать широтой духа, но не знать гордыни».

Назвал Конфуций и качества, которые следует искоренять:

«Не наставлять, а убивать – жестокость.

Не предостерегать, а судить только по тому, что получилось, – беззаконие.

Не давать указаний, а только гнать к сроку – разбой.

Давать людям и при том скупиться – худшее из качеств представителей власти».

Первопричину зла Конфуций видел в несовершенстве человека. Улучшить его можно с помощью чжи (человеческое начало), того, что составляет саму суть нашей природы. А средство для совершенствования заключается в том же качестве вэнь – стремлении к знанию, образованности, просвещению, интеллектуальной культуре и высокой морали. Такую задачу Конфуций определил как Дао (путь).

Время странствий не всегда было счастливым для Конфуция. Он считал, что, несмотря на преданность учеников, его «суждения» все еще мало распространены в стране. «Дни мои на исходе, – говорил он, – а я все еще неизвестен». И добавлял: «Но я не ропщу. Небо знает меня».

О неизбежности кончины философу напомнила и потеря близких людей. Сначала умерла жена, затем скончался сын, а за ним любимый ученик Янь-юань. Это повергло Конфуция в тягостные размышления о мимолетности жизни и неотвратимости конца. «Все преходяще, – замечал мыслитель, – подобно течению, жизнь не останавливается ни днем, ни ночью». Не раз Конфуцию грозила смертельная опасность. В смутные времена вражды и междоусобиц любой путник мог легко стать жертвой грабителей. Однажды дом, где пребывал философ с учениками, окружила злобная толпа фанатиков, и только чудом ему удалось избежать расправы.

Умер Конфуций в 479 г. до н. э. в возрасте 72 лет, сказав перед смертью с горечью: «Кто после меня возьмет на себя труд продолжить мое учение?»

Философ сомневался напрасно: таких людей очень скоро в Китае оказалось немало. Вторым после Конфуция столпом его учения был философ Мэн-цзы (370–289 гг. до н. э.), полностью принявший положение о «человеческом начале» и понявший его точно так же, как и учитель, то есть как «любовь к людям». Эти прекрасные качества, свойственные человеческой природе, исходят от «неба» – высшей направляющей силы мира.

Сюнь-цзы (298–238 гг. до н. э.), представитель следующего поколения конфуцианства, существенно скорректировал идеи своих предшественников и учителей. Он объявил, что в основе человеческой природы лежит зло. И только неустанным самосовершенствованием можно преодолеть это негативное природное начало. А в качестве средств преодоления первичного зла он назвал так любезные сердцу Конфуция Правила и музыку – лучшие духовные гармонизаторы человеческой личности.

В XI–XII вв. в лице Чжу-си неоконфуцианство обрело новые импульсы. Философ эпохи Сун определил два начала вещей: ли (разумная творческая сила) и ци (пассивная материя). Первая сила образует в человеке стремление к добру, а вторая подчиняет его чувственным соблазнам. Ли – идеальная субстанция, не имеющая формы и качества, она недоступна чувственному восприятию, но определяет идеальную форму существования личности.

И все же, несмотря на попытки ясно и последовательно изложить суть конфуцианских идей, система выдающегося китайского мыслителя и его последователей так и осталась непроясненной для европейского ума. Древняя самобытная мудрость Китая оставила наследство великое и скрытное, каким был и сам народ, стоявший у истоков мировой цивилизации.

 

Пифагор

(ок. 580 г. – ок. 500 г. до н. э.)

Древнегреческий философ, политический деятель, религиозно-нравственный реформатор, математик. Основные сочинения: «О природе»; «О государстве»; «О воспитании»; «О душе»; «О мире»; «Священное слово».

О своем чудесном происхождении Пифагор поведал сам. Будто бы божественный Гермес предложил своему сыну Эфалиду выбрать любой дар, кроме бессмертия. Эфалид попросил оставить ему живому и мертвому воспоминания о собственных человеческих воплощениях. Гермес даровал сыну скипетр, знание магии, чисел и память о его перевоплощениях. Так Эфалид узнал, в каких растениях и животных пребывал ранее, что претерпела его душа в подземном царстве Аида и что испытывают там остальные умершие. Когда Эфалид умер, душа его воплотилась в героя Троянской войны Евфорба, раненного Менелаем, о чем повествует Гомер в XVI песне «Илиады».

После смерти Евфорба его сущность перешла к легендарному философу и колдуну Гермотиму, который в подтверждение своей связи с Евфорбом точно указал место, где находился щит Менелая.

После Гермотима душа сына Гермеса переселилась в делосского рыбака Пирра, по-прежнему помнившего все, что с ним было ранее. После Пирра сущность Гермесова сына воплотилась в Пифагоре…

Нельзя сказать, что современники Пифагора вовсе не верили этой легенде, но и всерьез к ней относились немногие. Можно и сегодня отнестись к преданию о божественном происхождении Пифагора с улыбкой. Но невозможно усомниться в том, что природа наделила его чрезвычайными дарованиями: он был математиком, философом, астрономом, законодателем, теоретиком музыки, врачевателем, аскетом, мистиком и прорицателем. Столько талантов, кажется, не обнаружил никто из выдающихся афинян.

Что же касается подлинной биографии Пифагора, то она известна, главным образом, в изложении учеников и последователей, которых у него было так много, как ни у кого другого из античных философов. Согласно этим сведениям Пифагор родился примерно ок. 580 (576) г. до н. э. в городе Самосе, поэтому к его имени добавляют уточнение Самосский. Отец его Менесахр, по одной версии, был торговцем, по другой – камнерезом и художником, будто бы изготовившим необычайной красоты перстень, который носил самосский тиран Поликрат. В книгах о Пифагоре упоминается также мать по имени Пифана «из потомства Аннея, основателя Самоса». Там же говорится и о том, что у Пифагора был сын Аримнест, наставник Демокрита.

Поскольку с детских лет Пифагор проявил удивительные способности к наукам, Менесахр отправил сына в город Тир к халдеям, где юный ученик постигал первые азы грамоты и математики. Вернувшись в Ионию, он продолжил занятия у философа Ференида Сиросского, а затем у Гермадаманта, который учил мальчика музыке, живописи, заставлял заучивать фрагменты песен из «Илиады» и «Одиссеи». Кроме этих наук, Пифагор изучал астрологию, медицину, то есть те предметы, которые были обязательными для того, чтобы курс обучения молодых самосцев считался завершенным.

Примерно в 547 г. Пифагор приехал в малоазийский город Милет, где стал учеником одного из семи греческих мудрецов Фалеса и философа Анаксимандра, который обучал его основам геометрии и астрономии. Фалес в молодости жил в Египте и, видимо, рассказал ученику о высоком уровне культуры этой восточной страны. Пифагор, с детства стремившийся к знаниям, не задумываясь отправился в далекое путешествие, которое продлилось не одно десятилетие. В Египте он жил у жрецов, овладевая их мудростью. В совершенстве изучил египетский язык с его тремя азбуками – письменной, священной и символической. Первая обозначала повседневный язык, а две другие – иносказательный, символический. У арабов он жил при царском дворе, а в Вавилонии у халдейских жрецов, которые научили Пифагора толкованиям снов и предсказаниям.

В те времена «скрытые знания» еще существовали среди жрецов Вавилона и Египта, но далеко не всех посвящали в эти знания. Пифагору их открыли, подтвердив тем самым его избранничество. Впрочем, к тайнам священнослужителей Пифагор был допущен не сразу. Ему пришлось выдержать немало трудных испытаний, которые, к тому же, противоречили эллинским обычаям. Однако Пифагор, поразив жрецов своими знаниями, был допущен даже к богослужению и жертвоприношениям, что было немыслимо для чужеземцев.

Следует также отметить, что Пифагор первым из эллинов познакомился и с учением Заратустры. Он принял очищение от последователей пророка и получил важные сведения о таинстве смерти, странствующих душах, воскресении и вечной жизни после божественного суда над человечеством.

Вернувшись после долгих странствий в Ионию, Пифагор устроил на родине училище, названное «Пифагоровой оградой», где самосцы собирались на совет по общественным делам. А за городом Пифагор приспособил для занятий философией пещеру и проводил там почти все время, беседуя с друзьями и учениками. Но вскоре 40-летний Пифагор увидел, что тирания правителя Поликрата слишком сурова, чтобы при ней человек мог чувствовать себя свободным. Тогда философ отправился в Италию. В первом же городе, Кротоне, Пифагор сразу привлек всеобщее внимание как человек много странствовавший, много знающий и одаренный природой и судьбой. Величавость, благородство, красота и обаяние Пифагора произвели на горожан неизгладимое впечатление. Сначала он покорил своими речами городских старейшин, затем по просьбе властей обратился к юношам и детям. Говорил философ о том, что душа человека бессмертна, что все рожденное вновь появляется на свет через определенные промежутки времени, что ничего нового нет на свете, а все живое должно считаться родственным друг другу.

Популярность Пифагора была настолько велика в Италии, что после одной из его речей сотни людей организовали огромное училище, чтобы изучать Пифагоровы законы и соблюдать все его предписания. Не удивительно, что италийцы причислили философа к богам и сочинили в его честь множество посвящений. Дело доходило до того, что тираны, под впечатлением от мудрости Пифагора, слагали с себя власть, а богатство раздавали бедным.

Облик божественности придавали Пифагору и его рассказы о посещении царства мертвых, о том, что происходит по ту сторону бытия. Слушатели немели от ужаса и восторга, когда узнавали, что мудрец долгое время пребывал под землей и вышел из пещеры весь иссохший.

По свидетельству античных историков, Пифагор великолепно понимал язык природы – животных, растений, птиц и даже стихий. Эти легенды передавались греками из поколения в поколение.

Кроме того, афинский мудрец, по рассказам современников, безошибочно предсказывал землетрясения, останавливал моровые болезни, отвращал град и ураганы, укрощал морские волны. Эти дарования дали повод философу Эмпедоклу для следующих стихов:

Жил Пифагор, умудренный безмерным познаньем, Подлинно мыслей высоких владевший сокровищем ценным, В разных искусствах премудрых свой ум глубоко изощривший. Ибо, как скоро всю силу ума напрягал он к познанью, То без труда созерцал все несчетные мира явленья, За десять или за двадцать людских поколений провидя.

«Безмерные познания», «созерцание несчетных явлений мира», «сокровище мыслей» наглядно демонстрировали ни с чем не сравнимую остроту зрения, слуха и мыслей Пифагора. Необычными были и его представления о Космосе. Звуки семи планет, неподвижных звезд он отождествлял с Музами, а их согласие и созвучие представлял в едином сплетении, вечном и безначальном.

Легенды и мифы в древности сопровождали жизнь любой значительной личности, но Пифагора народная молва одарила таким числом реальных и фантастических качеств, что кажется, будто мы действительно имеем дело с человеком божественным. Возможно, все эти предания каким-то образом связаны с мистицизмом Пифагора, его посвящением в восточные мистерии. Известно, например, что оккультисты, магистры тайных наук всегда считали самосского мудреца Избранным, Посвященным. Но важно и то, что и древние историки, и философы нового времени одинаково сходились в признании Пифагора знаменитейшей и мудрейшей личностью всех эпох.

О повседневной жизни Пифагора известно из рассказов историков Диогена Лаэртского и Порфирия. По их словам, философ учил искоренять в себе корыстолюбие и тщеславие, так как корысть и слава возбуждают зависть. В шумных сборищах советовал не участвовать, а успокаивать душу рекомендовал игрой на старинных инструментах.

Жертвы богам Пифагор, бывший вегетарианцем, приносил исключительно мукой, лепешками, ладаном и миррой. И даже когда открыл, что в прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, то принес в жертву быка, сделанного из печеного пшеничного теста. Пифагореец математик Аполлодор сочинил об этом такую эпиграмму:

В день, когда Пифагор открыл свой чертеж знаменитый, Славную он за него жертву быками воздвиг.

Здесь следует отметить, что вегетарианство хоть и не было для греков в диковинку, все же вызывало иронию по отношению к тем, кто соблюдал запрет на все мясное. Не избежал насмешек и Пифагор. Диоген Лаэртский приводит два шутливых четверостишья на тему вегетарианства Пифагора:

Был Пифагор такой уж мудрец, что пищу мясную В рот принимать не желал – грех-де неправедный в том! Всем остальным он, однако же, мясо давал без запрета — «Сам, – говорил, – не грешу: пусть остальные грешат!» * * * Одушевленных созданий не трогаешь хищной рукою Ты не один, Пифагор: делаем то же и мы. В том, что проварено, в том, что зажарено, в том, что под солью, Верно, уж нету души, – есть лишь законная снедь.

Пифагору принадлежат открытия не только в геометрии, но и в области чисел. Он считал, что первообразы и первоначала трудно поддаются словесному описанию. Суть образов мира яснее всего обозначают числовые выражения.

Единица символизирует понятие единства, тождества, цельности. Она присутствует во всем, что состоит из частей, и причастна к первопричине.

Двойка – символ изменчивости, неравенства, делимости, несходства и противоположности.

Все, что имеет начало, середину и конец, именуется тройкой и воплощено в треугольнике. Из троичности возникает все совершенное, упорядоченное и законченное.

Четверка, или квадрат, несет в себе образ божественной природы. В ней сочетаются высокое достоинство, сила, целостность.

Совершеннейшее из чисел – десятка, получаемая путем сложения единицы, двойки, тройки и четверки. В ней заключено всякое различие между числами, их подобия и отношения. Все, что возникает, растет и завершается, раскрываясь в отношениях и подобиях, может быть обозначено цифрой 10.

Диоген Лаэртский писал, что из-за своей скрытности, загадочности пифагорейская философия воспринималась с трудом и впоследствии была почти забыта. Самым же верным своим последователям Пифагор дал указание не разглашать некоторых тайн учения, чтобы сохранить его в первозданном виде.

Что стояло за некоторыми символами Пифагора, можно видеть на примере десяти его заповедей. Долгое время они оставались символическими, мало о чем говорящими непосвященным. В III в. н. э. их попытался прокомментировать выдающийся философ Ямвлих. Вот как он расшифровал десять тезисов греческого мудреца.

1. Отклоняйся от дорог исхоженных, ищи нехоженые пути. – Тот, кто ищет мудрости, должен искать ее в уединении.

2. Будь хозяином своему языку прежде всех других вещей, следуя при этом богам. – Предупреждение человеку, что его слова могут вводить других в заблуждение. Если есть сомнение – лучше промолчать.

3. Дует ветер, поклоняйся шуму. – Напоминание ученикам, что бог указует слушать голос элементов и что все вещи в природе проявляются через гармонию, ритм, порядок или действо, приписываемое богу.

4. Помогай человеку в поднятии тяжести, но не в сложении ее. – Учись помогать старательным, но не помогай ленивым, тем, кто избегает ответственности.

5. Не говори о делах пифагорейского учения без света. – Мир предупреждается о том, что не следует толковать божьи тайны и секреты науки без духовного и интеллектуального просвещения.

6. Выйдя из дома, не возвращайся, иначе в нем будут обитать фурии. – Предупреждение: начав поиски истины и таинств, нельзя возвращаться к невежеству и порокам. Лучше ничего не знать о божественном, чем изучить малость и остановиться на полпути.

7. Корми петуха, но не приноси его в жертву, так как он посвящен Солнцу и Луне. – Два важных урока в этом афоризме. Первый: не следует приносить в жертву богам живых существ, так как живая жизнь священна. Человеческое тело – его символ Петух – должно сохраняться как наиболее драгоценное средство человеческого воплощения. Второе: Пифагор предостерегал учеников от самоубийства.

8. Не позволяй ласточкам селиться в твоем доме. – Предупреждение искателю истины, чтобы он не позволял проникать в свой ум блуждающим мыслям или же входить в свою жизнь людям, не способным к духовному изменению.

9. Не протягивай охотно свою правую руку никому. – Предупреждение ученику: следует иметь собственный ум и не делиться мудростью и знанием с теми, кто не способен это оценить. Только время помогает в преодолении человеческого невежества.

10. Поднявшись с постели, сгладь отпечатки своего тела. – Надо устранить все воспоминания о своей духовной темноте. Мудрый человек не оставляет позади себя форму, которую менее разумные люди могут принять за форму для изготовления идола.

Даже смерть Пифагора породила множество мифов. По одному из них он бежал от мятежа в святилище Муз, оставался там без пищи целых сорок дней и исчез неизвестно куда.

Другая версия – Пифагор погиб, когда дом, где он находился с учениками, подожгли недоброжелатели.

И, наконец, согласно третьей версии, Пифагор все-таки спасся, пройдя сквозь огонь по пути, проложенному телами учеников. Однако без своих учеников, без своей школы Пифагор жить не смог. Оставшись в одиночестве, он затосковал и лишил себя жизни.

Выше говорилось о многих достоинствах самосского мудреца, но следует еще вспомнить о его безграничном упорстве и мужестве. Свой знаменитый афоризм «Власть воли так сильна, что может взять верх над неизбежностью» Пифагор подтвердил удивительной жизнью.

 

Сократ

(469 г. – 399 г. до н. э.)

Древнегреческий философ. Учение Сократа известно, главным образом, из свидетельств его последователей, и в частности, ближайшего ученика Платона, изложившего идеи учителя в знаменитой «Апологии Сократа».

Древнегреческого философа и мудреца Сократа во все века почитали одним из самых выдающихся людей древнего мира. Его личная жизнь и философское учение были настолько сплетены в единое целое, что современникам, да и последующим поколениям мыслителей Сократ казался идеальным воплощением человеческой личности. Таким представил читателям своего учителя философ Платон, не менее примечательную характеристику еще при жизни великого грека дала и знаменитая афинская пифия, сообщившая горожанам:

Хотя мудр Софокл, а Еврипид еще мудрей, Сократ превыше всех своею мудростью.

О жизни философа создано много легенд, иногда достоверных, а иногда сомнительных. Но в том, что Сократ прожил жизнь яркую, цельную, свободную и достойную всяческого подражания, сходятся все историки и биографы, начиная с Платона и Ксенофонта, первых авторов жизнеописания их учителя.

Сын скульптора Софрониска и повивальной бабки Фенареты Сократ родился ок. 469 г. в Афинах. В молодости он обучался у отца камнетесному делу и даже считался способным ваятелем. Но, видимо, эта профессия не приносила удовлетворения молодому скульптору, и вскоре он ушел из мастерской отца, чтобы у образованного афинянина Критона обучаться риторике и софистической премудрости. Среди учителей Сократа упоминаются знаменитый софист Продик Кеосский, придававший большое значение моральным проблемам в философии, а также Аспазия, супруга главы афинской демократии Перикла, учившая молодого философа риторике. Музыкой Сократ занимался с Дамоном, наставником Перикла, математикой – с ученым геометром и астрономом Феодором из Кирены. А вот к основному методу философской беседы, основанному на вопросах и ответах, Сократа приобщала удивительная женщина Диотима, известная афинская жрица и пророчица, безупречно владевшая диалектикой и логикой.

Как видим, Сократ вовсе не был самоучкой и по тому времени получил вполне достойное образование, что, впрочем, никак не повлияло на образ жизни философа. И в молодости, и в зрелом возрасте он довольствовался малым и лишь самым необходимым. Этим своим простым житьем всегда гордился, ни от кого не принимал ни денег, ни иной помощи, к богатству не стремился, говоря, что чем меньше человеку надо, тем ближе он к богам.

Всю свою жизнь Сократ прожил в Афинах, не испытывая, как иные философы, тяги к путешествиям. В то же время, когда потребовалось, он без раздумий отправился в военный поход, чтобы защитить свой город. Сражался храбро, а в битве при Делии спас жизнь своему ученику и будущему философу Ксенофонту. Участвовал Сократ и в сражении при Потидее, проявил там большую выдержку и даже получил награду за доблесть.

По свидетельству Аристотеля, Сократ был женат дважды – на Ксантиппе, от которой имел сына, и на Мирто, дочери Аристида, родившей философу еще двух сыновей. Правда, некоторые историки, в частности Сатир и Иероним, утверждали, что жил Сократ сразу с обеими женщинами, поскольку афиняне для возмещения убыли населения разрешали гражданам жениться на одной женщине и иметь детей от другой.

Истории все же больше известна Ксантиппа, чье имя стало нарицательным из-за сварливого характера. Сам Сократ терпеливо сносил брюзжание и выходки жены. С философским спокойствием и добродушной иронией отвечал на придирки неугомонной супруги мудрыми изречениями, меткими словечками, обезоруживавшими любые нападки.

Сократ был первым, как сказали бы сейчас, публичным философом. Свои беседы он вел на улицах родного города с людьми самыми разными – торговцами, солдатами, перекупщиками, лавочниками, богачами и бедняками, аристократами и бродягами. Популярность его среди афинян была огромной, хотя, конечно, далеко не все восторгались необычными речами уличного философа. Среди таких насмешников встречались и люди весьма образованные и даже творческие. Первый из них комедиограф Аристофан, который в 423 г. до н. э. сделал Сократа главным действующим лицом своей пьесы «Облака».

Ко времени написания пьесы Сократу было 46 лет. Его хорошо знали афиняне по речам и беседам на городских улицах. В соответствии с жанром комедии Аристофан создал весьма карикатурный образ Сократа, запечатленный, правда, живыми и яркими красками. Персонаж легко узнавался благодаря театральной маске «ученого доктора», характерной для большинства народных комедий.

Эффект смешного, по замыслу Аристофана, состоял в том, что этот ученый доктор объяснял явления природы, обходясь при этом без божественных сил. Скажем, дождь и гроза случаются благодаря тучам, а не Зевсу, а сами боги похожи на облака, плывущие неведомо куда. Ученый доктор решает и более «глубокомысленные вопросы»: «чем пищит комар – гортанью или задним местом?»; «на сколько блошиных стоп прыгают блохи» и тому подобное. С другой стороны, Сократ из аристофановской пьесы развращает юношество, предлагая надежные способы избежать наказания за некоторые проступки, например за прелюбодеяние.

Таким образом, перед зрителями изобличались два порока: атеизм (непочтение к богам) и развращение юношества. Спустя 24 года эти же обвинения слово в слово повторят судьи Сократа в смертном приговоре. Строгие блюстители нравов и законности утверждали: Сократ в сопровождении праздных людей публично рассуждает о высшем благе, критикует общепринятые взгляды и мнения, призывает сограждан не заботиться ни о чем, кроме своей души. В платоновской «Апологии Сократа» слова мудреца звучат так: «Ведь я только и делаю, что убеждаю каждого из вас, молодого и старого, заботиться раньше и сильнее не о телах ваших или о деньгах, но о душе, чтобы она была как можно лучше. Я говорю вам: не от денег рождается доблесть, а от доблести бывают у людей деньги и прочие блага как в частной жизни, так и в общественной».

Возможно, с точки зрения философа, Сократ прав, говорили критики, но его речи не дают народу хлеба и не побуждают к подчинению власти, призывающей отдавать все силы отечеству. Именно так рассуждали афинские правители Анит и Ликон. Их, как и некоторых других властителей, возмущал и атеизм Сократа. Ведь мудрец заявлял: «Единственное, что известно ему о божестве, – это то, что о нем ничего определенного сказать невозможно».

Кроме того, говорили представители власти, у Сократа есть свой собственный бог, которого он называет своим демоном (даймоном). Сократ слышит голос демона, но ведь известно, что никто не имеет права слушать голоса, за исключением пифий и жрецов, никто не имеет права говорить о богах, неведомых полису.

Что же Сократ имел в виду на самом деле, говоря о богах? Да только то, что отказывался вторгаться в ту область природы, которая являлась обителью божественного. Он боялся заставлять бога говорить на языке человеческой глупости, предпочитая молчать перед лицом высшей тайны. Только непознанного и неопределимого бога можно назвать совершенным и благим. Его неизреченная мудрость олицетворяется в законе, который доступен пониманию каждой человеческой души. Что же касается так называемого даймона, то и здесь Сократ не грешил против богов. Он полагал, что даймон есть не что иное, как божественный внутренний голос, запрещающий человеку совершать те или иные неблаговидные поступки.

Разумеется, если бы Сократ проповедовал лишь то, в чем был обвинен, он вряд ли бы прославился в веках. Значение этого великого философа гораздо шире любых определений, а его новаторство превосходит все оценки. В целом Сократ не признавал проблем, которые решали философы его времени, – о природе, о первоначалах, о мироздании и тому подобное. По Сократу, философия должна заниматься не столько природой, сколько человеком, его нравственными качествами и сущностью знаний, то есть вопросами этики.

Для обоснования своих взглядов великий афинянин избрал собственный метод доказательства, вошедший в историю как сократовский. Метод этот – искусство диалектического спора. Суть его в том, чтобы дать различные определения одному понятию, то есть рассмотреть его со всех сторон. В этом, по мнению Сократа, и должна рождаться истина. Для ее достижения используется форма диалога, и это тоже огромная заслуга философа, досконально разработавшего подобную форму, которая сделала философскую беседу искусством.

Но мало кому из современников было дано распознать, что стоит за философией Сократа. Большинство воспринимало его в лучшем случае как чудака, а в худшем как осквернителя нравов. В феврале 399 г. до н. э., когда Сократу было уже 70 лет, молодой афинский поэт по имени Милет выставил в портике архонта (царя) жалобу против Сократа. Возможно, он действительно испытывал возмущение, а может, таким способом хотел добиться известности. Оратор Ликон вместе с Анитом скрепили своими подписями жалобу Милета, текст которой гласил: «Сократ виновен в неверии в богов, признаваемых государством, и в том, что ввел в полис новые божества. Он также виновен в совращении молодых людей. Предлагаемое наказание: смерть».

Подобный приговор в условиях афинской демократии требует некоторого разъяснения. Обвинение в безбожии не было чем-то новым в Афинах. До случая с Сократом было, по меньшей мере, три прецедента, когда за это привлекали к суду. Так было с Анаксагором, Протагором и Диагором Мелосским.

Вообще же в Афинах господствовала терпимость. И этот город отнюдь не был местом, где процветала некая фанатичная инквизиция. Но в атмосфере свободы власть иногда из соображений исключительно политических поддерживала обвинение в безбожии с целью заставить замолчать человека, речи которого казались опасными для общины. Причем допускалось, что в случае начала суда обвиняемый мог пообещать прекратить свои выступления или, наконец, уехать из государства.

Сократ не захотел исполнить ни то, ни другое. Во время судебного разбирательства он сделал многое, чтобы настроить против себя народ. Создается впечатление, что Сократ гораздо настойчивей добивался смерти, чем его обвинители. Вот загадка, которая до сих пор не разрешена исследователями до конца. Впрочем, Сократ не ждал, что судилище будет беспристрастным. Он собирался дать народу повод для мудрого и справедливого решения.

На суде ни судьи, ни свидетели не внесли ничего нового в прежние обвинения. Главным стал пункт о совращении юношества. Речь шла о том, что Сократ будто бы прививает молодым людям вкус ко всяким вздорным пустякам, отвлекает их от участия в государственных делах, расшатывает устои семьи. Ложные науки, утверждали обвинители, могут воспитать у юношества неуважение к признанной мудрости, законам государства, порядку и традициям. И ни слова не говорилось о том, что афинский мудрец всего лишь учил молодых людей мыслить самостоятельно.

Афинский закон требовал, чтобы обвиняемый сам выступил в свою защиту. Полагая, что в своей жизни он не совершил ни одного несправедливого поступка, Сократ решил говорить без подготовленной речи. Эта импровизация вошла в легенду и стала значимой не только для Сократа, но и для всей истории мудрости. Его речь – это беседа с судьями, обращение к народу. Философ говорил не о своей жизни, о которой мало заботился, но о людях, обязанных поступать по справедливости: «Если вы меня приговорите к смерти, то нанесете вред не мне, а себе. Не себя я защищаю в эту минуту, я защищаю вас».

Сократ отказался просить судей о снисхождении. Оправдательный приговор, вырванный жалостью, казался ему недостойным. Философ гордо заявил о своей великой миссии: «Я тот, кого бог дал вам, чтобы вы сделались лучше. Если вы меня казните, то во второй раз вам такого благодеяния не окажут».

Присяжные прервали его слова возмущенными криками, и суд приступил к голосованию. Результат голосования – «Сократ виновен».

Впрочем, у него еще был шанс спасти свою жизнь. Закон допускал возможность смягчения наказания путем уплаты штрафа или согласия на выезд из страны. Сократ отказался и от этих возможностей, ибо, воспользовавшись ими, он, так или иначе, соглашался с приговором. Мудрец обратился к народу с предостережением: нельзя избавиться от истины посредством убийства, нельзя заставить умолкнуть голоса тех, кто служит этой истине. Затем Сократ заявил, что смерть не может быть злом ни для судей, ни для осужденного. Одни остаются жить, другие покидают живущих. И чья участь лучше, не знает никто, кроме бога. Священное имя бога оказалось последним словом, произнесенным человеком, которого приговорили к смерти за пренебрежение к богам.

Свое последнее слово Сократ произнес и перед учениками, которые готовили ему побег. К попытке спасения были причастны и богатые поклонники Сократа, и подкупленная тюремная стража. Предприятие казалось легко осуществимым, оставалось лишь получить согласие осужденного.

Но Сократ не откликнулся на искренние уговоры друзей. Более того, он произнес длинный монолог, тема которого – гражданский долг. Может ли несправедливо осужденный гражданин уклониться от постановления закона, имеет ли он право в свою очередь поступить несправедливо, воздать злом за зло, дать пример беспорядка? Конечно, нет. Зло всегда остается злом, и его необходимо избегать.

Можно по-разному назвать поступок Сократа – подвигом, безумием, гордыней, показным смирением. В одном нельзя отказать великому афинскому мудрецу – в последовательности. Он, всю жизнь проповедовавший веру в истинные ценности бытия и божественность души, учивший не бояться смерти, – мог ли дрогнуть перед последним испытанием? Сократ так и ушел из жизни в полном соответствии со своим же высказыванием: «Лучше мужественно умереть, чем жить в позоре. Мудрость не что иное, как умение быть выше самого себя».

 

Платон

(427 г. – 347 г. до н. э.)

Древнегреческий философ… Основные сочинения: трактат «Апология Сократа»; трактат «Государство»; автор 30 диалогов, среди которых «Парменид»; «Теэтет»; «Законы», «Политик» и др.

Древнегреческого мыслителя Платона по праву называют родоначальником европейской философии. Он стал первым, кто возвел философию в ранг «царицы всех наук», и вот уже более двадцати трех веков сочинения великого афинского мудреца комментируют лучшие умы Запада и Востока, на его идеях строится множество нравственных, социальных, культурных и политических теорий, его авторитет непререкаем для философа любого толка – от закоренелых марксистов до субъективных идеалистов. Это точно выразил Цицерон в «Тускуланских беседах»: «Если бы Платон и никакого не приводил довода – я так высоко ценю его, что он убедил бы меня одним своим авторитетом».

Платон родился в семье афинянина Аристона в 427 (428) г. до н. э., в самый разгар Пелопоннесской войны, когда демократы Афин вели соперничество с аристократами Спарты за гегемонию над эллинскими государствами.

По отцовской линии Платон принадлежал к знатному афинскому роду, а одним из его предков был последний царь Аттики Кодр. Не менее знаменита и родословная матери, Периктионы. Среди многих славных имен в этом роду был и законодатель Солон, один из семи древнегреческих мудрецов. При рождении мальчика назвали в честь деда Аристоклом. Прозвище Платон он получил гораздо позже, уже в зрелом возрасте. Оно переводилось как «широкий» и имело несколько толкований. По одной версии, Платону дали такое имя за ширину плеч и красоту тела. Другие воспринимали это имя как синоним широких взглядов на мир, отличавших великого афинянина.

Существует еще и легенда о том, что матери Платона Периктионе еще до рождения сына будто бы явился ночью призрак бога Аполлона, возвестивший о грядущем появлении на свет божественного ребенка. А когда Платон родился и его отнесли в святилище, чтобы принести за него жертву богам, в храм влетел рой пчел, наполнивший рот младенца нектаром. Это действо восходило к Гомеру, сказавшему о мудром сладкоречивом старце Несторе: «Речь у него с языка стекала, как сладкий мед».

Мальчиком Платон поступил в обучение к известным тогда учителям. Словесную науку он постигал с Дионисием, музыку с Драконтом, гимнастикой занимался с Аристоклом из Аргоса. Как писал историк Олимпиадор, «таковы были три предмета обучения в Афинах – словесность, музыка и палестра, и не без цели, ибо знание словесности развивало разум, музыка смягчала душу, а занятия в палестре и гимнасии укрепляли тело против праздной похоти». Кроме того, учился Платон у живописцев и трагиков, поскольку последние считались наставниками всей Эллады. В молодости и сам Платон не был чужд музам, сочиняя дифирамбы Дионису, увлекаясь комедиями Аристофана и Софрона, и сочиняя на них эпиграммы.

В 408 г. до н. э. двадцатилетний Платон в Афинах, где собирался участвовать в соревновании как автор трагедии, случайно перед театром Дионисия услышал Сократа, который вел беседу с афинянами. Эта встреча перевернула всю его жизнь. Изящные искусства отошли на второй план (Платон даже сжег все свои поэтические сочинения), а на смену пришла философия. Платон стал одним из самых преданных учеников великого мудреца и до 399 г., то есть до казни Сократа, был в числе его постоянных собеседников.

Вместе с учителем Платон бродил по афинским улицам, постигая искусство «майовтики» – науки нахождения истины и следования ей. Сократ сразу принял Платона, ему даже перед их знакомством приснился сон, будто на коленях у него сидит лебедь, который со звонким криком взлетает ввысь, предвещая будущую славу ученика.

Сократ стал для Платона не просто учителем, но «даром небес», самой судьбой. Восемь лет ученичества обернулись для Платона дорогой длиною в жизнь, определив все его творчество. Оно буквально пронизано сократовским стилем поисков истины, его пониманием смысла жизни, манерой философствования, постоянной ориентацией на идеальный образ человека, который воплощал саму справедливость.

После смерти Сократа Платон переехал в Мегару к Евклиду, у которого собирались бывшие ученики афинского мудреца. Затем он отправился в длительное путешествие по странам и континентам, посетив сначала Сицилию и Сиракузы, побывал в Северной Африке, в Кирене, откуда был родом математик Феодор, дававший когда-то уроки математики Сократу. Платон посетил также Египет, где беседовал со жрецами, у финикиян учился искусству магии, в Иудее познакомился с религиозным учением древних евреев, а в Вавилоне изучал астрономию. Это путешествие, полное приключений и знаменательных встреч, продлилось целых десять лет, до 389 г. до н. э.

В странствиях Платон испытал и радость познания, и тяготы лишений. Однажды он даже был продан в рабство, и жизнь его висела на волоске. Лишь случайная встреча с одним из жителей Эгины, который выкупил невольника, избавила философа от дальнейших злоключений.

Возвратившись в Афины, Платон приобрел на северо-западной окраине города дом с садом, где и основал свою знаменитую школу. Вся местность, где когда-то находилось святилище богини Афины, была под покровительством древнего героя Академа, которому, по преданию, эта земля была подарена легендарным царем Тесеем. Так в 385 г. до н. э. возникла платоновская Академия, просуществовавшая до окончания веков античности. Здесь, по замыслу Платона, должны были воспитываться истинные мудрецы, предназначение которых – управление государством. Молодые дарования овладевали дотоле неведомыми науками – диалектикой, аналитикой, методологией, философией, индуктивным и дедуктивным способами познания.

С возникновением платоновской школы в глубинах греческой цивилизации произошел настоящий переворот. С одной стороны, Платону дорог мир чувственный, созерцательный, с другой – он более чем неравнодушен к области идеального, той единственной реальности, которую душа может познать только умозрительно.

Согласно учению Платона, душа, обреченная на блуждание во тьме, то есть в оболочке телесного, в сфере чувственных иллюзий, в определенный момент вырывается из темницы и устремляется в совершенно иные измерения и пространства. Как же описывает Платон странствия души до ее заключения в темницу тела? В трактате «Федр» душа представлена в образах двух крылатых лошадей, запряженных в одну упряжку. Одна, белая, стремящаяся к славе, величию, добру, символизирует наши благородные устремления, жажду красоты и совершенства.

Другая лошадь темная, уродливая: у нее короткая шея, налитые кровью глаза, спутанная грива. Она склонна к буйству и с трудом повинуется узде. Это наши низменные инстинкты, порождающие зло и несправедливость.

Есть у этой символической пары и возница, который олицетворяет лучшее в человеке – разум, управляющий двумя крылатыми существами. Следуя за божественными устремлениями, мы можем вознестись к небесным сферам, Абсолюту, где царствуют вечные идеи, красота и справедливость.

Большинство человеческих душ лишь на короткий миг способно заметить подлинную мудрость. Под тяжестью земных материальных сил они постоянно теряют крылья и падают вниз. Но если вспомнить о том, где, в каких высотах находилась ранее душа, то можно снова подняться на вершину собственного величия.

Платон представляет нам земную жизнь как место изгнания, переходное состояние, а смерть как дверь в сферы искупления и возмездия. Вместе с орфиками и пифагорейцами он провозглашает бессмертие души.

Бессмертие души было наиболее вдохновенной темой его рассуждений о мистицизме и важнейшим новаторским принципом платоновской веры по отношению к предшествующей эллинской традиции. Из этой темы вырастает главная ветвь платоновского творчества – учение об идеях. В несколько упрощенном виде оно выглядит так: во всем, что нас окружает, можно найти известное сходство. Идеи такого сходства присутствуют не вне, а внутри человека, что помогает ему образовать суждения. Как, смотря на дерево, мы вспоминаем о других деревьях, так, видя два предмета, мы вспоминаем об идее сходства. Она возникает в нас, как воспоминания, не связанные с чувственным опытом.

На таких идеях покоится все познание, из них состоит и такая наука, как математика. Плохим геометром оказался бы тот, кто вносил бы в математические отношения чувственные восприятия, то есть только то, что можно увидеть или пощупать руками. Следовательно, мы обладаем идеями, исходящими не от изменчивой природы, а от духа. Они несут в себе печать вечной истины.

С особой яркостью отразились мистические воззрения Платона в его трактате «Тимей» – важнейшем сочинении для понимания платоновской космологии. В нем изображена драма возникновения мира. Знакомясь с ней, человек приходит к первоначальной силе, благодаря которой возникает бытие: «Трудно найти создателя и отца этой Вселенной. Но и найдя его, невозможно выразиться на языке, понятном для всех».

Платон знал, что подразумевается под этой невозможностью. Он имел в виду идею Бога. Творец не присутствует в чувственно постигаемом. Благодаря чувствам мы можем видеть одну природу. Только тот может приблизиться к Богу, кто пробудит в себе божественное. Познание и есть воскресение, освобождение Бога.

Приобщившись некогда к мудрости великих народов, Платон вырос в глазах современников и как наставник молодежи, и как личность. Он отказался от сократовской иронии и обычая бродить по улицам и базарам, затевая разговоры с первым встречным, а с другой стороны, он не принял и важной надменности пифагорейцев с их строгими правилами не допускать к себе посторонних. Общительность и доброжелательность сократовского ученика были так притягательны, что в его Академию приходили не только мужчины, но и женщины, переодевшиеся в мужское платье. С тех давних пор академические занятия превратились в наилучший способ овладения как науками, так и искусством.

Занятия Платона в Академии дважды прерывались его поездками по Сицилии. Стремясь привнести мудрое начало в политику, 60-летний философ не раз предпринимал попытки реформировать государственную власть с помощью философии. Так было, например, в Сиракузах, где правили тираны: сначала Дионисий-старший, затем Дионисий-младший. Но из этих попыток ничего не получилось. Платон убедился, что власть, особенно тираническая, всегда останется глухой не только к философии, но и к голосу разума. Печальный опыт не прошел даром для Платона. Устав от политических интриг, он, по словам философа Диогена Лаэртского, «более делами государственными не занимался, хотя из сочинений его видно, что он был государственным человеком».

Остаток жизни Платон посвятил философским и научным занятиям в Академии и работе над своими знаменитыми «Диалогами». Умер Платон в 347 г. до н. э. в восьмидесятилетнем возрасте, в день своего рождения. Его похоронили в саду Академии.

Платон совершил грандиозный переворот в философии. Он подошел к бытию так, как никто раньше не подходил, попытавшись увидеть его внешние и внутренние причины. В теории философии такой метод получил название диалектического. Если иметь в виду, что до этого в мудрости господствовал вначале физический метод познания (до Сократа), а затем эпический (Сократ), то станет понятно, какое значение имела диалектика для последующего развития философской мысли. С платоновского истолкования бытия как идеи начинается метафизика. На ней впоследствии стала строиться вся западная философия. Идеализм из философского понятия превратился в главенствующее мировое учение, по которому все бытие находится в идее. Метафизика, идеализм, платонизм – понятия, по сути, равнозначные.

Значение Платона и его влияние на мировую философию оказалось настолько огромным, что отнюдь не преувеличенно звучат слова английского философа и математика ХХ в. Альфреда Норта Уайтхеда: «Самая надежная характеристика европейской философии состоит в том, что она представляет собой лишь ряд примечаний к Платону».

 

Демокрит из Абдер

(ок. 460 г. – ок. 370 г. до н. э.)

Древнегреческий философ-атомист, ученый-энциклопедист. Основные сочинения: Трактаты «О природе», «Малый мирострой», «Об идеях», «Большой мирострой», «О цели» и др.

Для своего времени Демокрит не являлся гением, одиноко возвышающимся над другими философами. И все же учение этого античного мыслителя – и вершина целого периода развития философии, и начало нового восхождения, которое затем продолжили Эпикур, Лукреций и многие другие философы.

Демокрит родился ок. 460 г. до н. э. в Абдерах, расположенных на побережье Фракии, между устьем реки Нест и озером Бистонист. История не оставила нам точных имен его родителей, известно лишь, что они принадлежали к числу знатных семейств Абдер. В 480 г. до н. э. персидский царь Ксеркс, возвращаясь из похода на Грецию, на какое-то время останавливался в Абдерах, где его радушно встречали богатые и знатные жители, в числе которых был и отец Демокрита. В награду за гостеприимство Ксеркс оставил в городе своих жрецов-магов и вавилонских халдеев, чтобы те стали наставниками абдерских юношей. Эти жрецы и стали первыми учителями юного Демокрита. Таким образом, он и его товарищ, будущий философ Протагор, начали свое образование с постижения древневосточной мудрости, которая была одним из источников, питавших греческую философию. Во всяком случае, именно наставления персидских воспитателей побудили впоследствии Демокрита посетить страны Востока и пополнить свои знания у тамошних мудрецов.

Решающее влияние на формирование собственных взглядов Демокрита оказал прибывший в Абдеры из Милета философ Левкипп, который первый ознакомил своего ученика с атомическим учением. Приезд Левкиппа не был случайным. Дело в том, что в Милете, бывшем тогда знаменитым центром ионийской философии, вспыхнуло восстание против персов, которое вскоре было подавлено. В числе беженцев оказалась и семья Левкиппа. Рассказы милетского философа о приверженности к свободе и демократическому устройству, по-видимому, произвели сильное впечатление на молодого Демокрита. При всем уважении к мудрости Востока он с юношеских лет испытывал отвращение к восточному деспотизму и писал, что «бедность в демократическом государстве надо предпочесть счастливой жизни в монархии, настолько свобода лучше рабства».

Освободившись от персидской зависимости, Абдеры вошли в Афинский морской союз и вскоре превратились в богатый и цветущий город. В честь Абдер знаменитый поэт Пиндар даже сложил хвалебную песнь. И все же с конца 70-х по 20-е годы V в., особенно во время правления Перикла, наибольшей славой в Греции пользовались Афины. Украшенный мраморными статуями и колоннами Фидия и Поликлета, этот город был крупнейшим культурным и торговым центром Средиземноморья. Естественно, Афины привлекали множество людей – ученых, путешественников, художников, писателей и философов. Как писал Платон, «мудрейшие из эллинов стекались из целой Эллады в эту обитель мудрости». Прибыли сюда и Демокрит с Протагором. Рассказы Демокрита об этом путешествии свидетельствуют об огромном желании учиться у других, «используя каждую минуту для того, чтобы научиться мудрости и укрепиться в ней». При этом он обнаружил редкую для афинян скромность и отсутствие всякого честолюбия. Прославленный римский оратор Цицерон писал: «Он сказал: я прибыл в Афины, и никто меня здесь не узнал. Вот твердый и уверенный в себе человек, который гордится тем, что чужд стремлению к славе».

У Диогена Лаэртского есть свидетельство того, что «Демокрит знал Сократа, но Сократ не знал его». Но даже если Сократ не знал Демокрита лично, то наверняка был знаком с его идеями или сочинениями, которые к тому времени хорошо были известны в Афинах. В частности, учение Демокрита о человеческом обществе и возникновении государства (изложенное в его произведении «Малый мирострой») Сократ в платоновском «Государстве» передает в своей беседе с Адимантом. Много общего можно найти и в этике Демокрита и Сократа.

Зато достоверно известно, что с Демокритом был знаком уже знаменитый к тому времени философ Анаксагор. И хотя их отношения были скорее прохладными, чем дружескими, в ряде вопросов мнения этих двух великих мыслителей античности совпадали. К примеру, общими были те взгляды, за которые Анаксагор был осужден афинским судом как богохульник и едва избежал наказания. Потому, возможно, Демокрит и старался из осторожности не слишком открыто выступать в Афинах. Впрочем, практически все исследователи отмечают его страсть к уединению и одиночеству.

В Афинах Демокрит нашел настоящих приверженцев из числа молодежи. Среди них был младший софист Антифонт, Диоген из Аполлонии, Анаксарх, Метродор, учитель Эпикура Навсифан Теосский. Впрочем, эти молодые философы впоследствии развивали лишь отдельные стороны его учения, больше пользуясь славой имени своего учителя. Глубоким же исследователем Демокрита стал Аристотель, который хотя и полемизировал с ним, но все же вольно или невольно очень многое у него заимствовал. Истинными же продолжателями учения Демокрита стали более поздние атомисты Эпикур, эпикурейцы и Лукреций Кар.

Атомистическое учение Левкиппа Демокрит не только развил, но и дополнил собственными идеями. Согласно Демокриту, есть два первоначала Вселенной – атомы и пустота. Атомы представляют собой неделимые частицы материи. Они неизменны, вечны и находятся в постоянном движении, отличаясь друг от друга лишь формой, величиной, положением и порядком, не имея свойств звука, цвета, вкуса и т. д. Из соединения атомов образуются тела, распад атомов ведет и к распаду тел.

Бесконечное множество атомов вечно движется в бесконечной пустоте, перемещаясь в разных направлениях и образуя своего рода вихри атомов. Так возникает бесконечное множество «рождающихся и умирающих» атомов.

Атомизм Демокрита, таким образом, содержал представление об неуничтожимости и несотворимости материи. Как писал философ: «Ничто не возникает из несуществующего и ничто не разрушается в несуществующем». Новым в античном мышлении явилось Демокритово понимание бесконечности Вселенной: миры неисчислимы, но они отличаются размерами. У некоторых нет солнца и луны, а у других их больше, чем у нас. Одни миры пребывают в расцвете, другие только возникают, а иные приходят в упадок. Наш мир, по Демокриту, «пребывает в расцвете».

Философ развил и учение о строгой необходимости происходившего и происходящего. Все снова-таки определено движением атомов, а это означает, что в мире нет ничего случайного, «все возникает по необходимости: причина всякого возникновения – вихрь, и этот вихрь следует называть необходимостью». Не случайно Демокрит говорил ученикам, что «люди сами создали образ случайности, чтобы скрыть собственную нерасторопность».

Представляет интерес и теория Демокрита о чувственном познании. Он считал, что существуют так называемые эйдолы (идолы), или образы. Они возникают между предметом и соответствующим органом чувств. Предмет выделяет в воздух свое подобие, а то, в свою очередь, попадает на сетчатку глаз. Этот оттиск и есть нашим представлением предмета. В то же время существует и другой способ познания – с помощью рассуждений. Эта форма познания по сравнению с чувственной более подлинная.

После смерти отца и раздела имущества Демокрит решил предпринять путешествие на Восток. Он предпочел взять свою долю не имуществом, а деньгами, что в дальнейшем привело к драматическим последствиям. Получив сто талантов (огромные по тем временам деньги), Демокрит отправился к жрецам в Египет, затем посетил Персию, Индию и Эфиопию. Это путешествие длилось восемь лет. Потратив в странствиях все деньги, Демокрит вернулся на родину практически нищим, что дало повод абдерским судьям обвинить путешественника в растрате отцовского наследства и привлечь его к суду – по древнегреческим законам растрата имущества считалась тяжким преступлением.

Суд над Демокритом состоялся в конце 440-х годов. После обличительных слов о том, что неблагодарный сын вернулся из странствий без средств к существованию и теперь живет за счет своего достойного брата Дамаса, судья потребовал наказания в виде изгнания растратчика из полиса.

С оправдательной речью выступил сам Демокрит. Он сказал, что не попусту потратил отцовские деньги, но познавал мудрость других народов, знакомился с их жизнью, нравами и обычаями, чтобы поделиться затем этими знаниями с согражданами. В качестве итога долгих странствий и размышлений Демокрит представил на суде свое сочинение о строении вещей и вселенной – «Большой мирострой», из которого прямо на суде зачитывал большие фрагменты.

Когда присутствующие в зале суда услышали то, что по-настоящему волновало их соотечественника, то осознали наконец, что перед ними истинный мудрец. С него не только были сняты все обвинения, но и по достоинству был оценен «Большой мирострой» – автора наградили суммой, в несколько раз превышавшей ту, которая была потрачена за время путешествия. Более того, в честь Демокрита жители Абдер воздвигли статую, наделили его почетными званиями «мудрец» и «патриот» и избрали архонтом (высшая должность греческого полиса).

В дальнейшем заботу о знаменитом земляке горожане проявляли не раз. И когда им показалось, что Демокрит от великой мудрости может потерять рассудок, они тут же обратились с письмом к Гиппократу с просьбой приехать в Абдеры и осмотреть больного. Знаменитый врач не замедлил приехать к Демокриту, но в результате длительной беседы понял, что перед ним не теряющий разум человек, а ученый, полностью поглощенный своими мыслями. Смутило его, однако, то, что время от времени Демокрит вдруг разражался громким смехом без видимой на то причины. В ответ на замечание Гиппократа философ сказал, что у него имеются причины для неуместного, на первый взгляд, смеха. Эта причина – сам человек, полный безрассудства, не совершающий правых дел, глупый во всех своих замыслах, человек, влекомый ненасытными желаниями. «У меня вызывают смех эти неразумные и безрассудные люди, которые думают, что все их желания, вызванные жадностью или завистью, могут быть достижимы и не принесут вреда».

После этих слов Гиппократ понял, что предположение о безумии философа высказывали простые обыватели, которым недоступно понимание высших начал в человеке.

Согласно ряду источников, Демокрит прожил долгую жизнь, скончавшись в преклонном возрасте. После себя он оставил огромное творческое наследие. Помимо «Большого миростроя» и «Малого миростроя», это более 50 трактатов и 9 книг под общим названием «Причины». Вплоть до 60-х годов XIX в. фрагменты сочинений Демокрита ни разу не были собраны воедино. И только в 1860 г. этот пробел был восполнен в книге немецкого исследователя Г. Дильса «Греческие философы». Поиски сочинений Демокрита не прекратились и по сей день. Это свидетельствует о том, что мысли древних мыслителей не ушли в безмолвие веков: они и сейчас волнуют историков и философов, как интересуют людей те жизненные вопросы, которым посвятил жизнь мудрец из Абдер.

 

Гераклит Эфесский

(ок. 540 г. – ок. 483 г. до н. э.)

Древнегреческий философ. Основное сочинение: «О природе», из которого сохранилось только 130 отрывков.

Когда сегодня философы говорят о подвижности бытия, его вечном становлении, надо иметь в виду, что этим открытием они обязаны прежде всего Гераклиту из Эфеса, фигуре колоссальной для всей древней натурфилософии и античного мира в целом. Он создал свой мир, открыл свой космос, который стал достоянием всех последующих философских школ.

Следует, правда, оговориться, что понимать все как текучесть и постоянное изменение без некоей высшей и неизменной субстанции означало бы упрощать философию эфесского мудреца. Река, в которую мы не можем войти дважды, все-таки остается рекой. Она олицетворяет высшее начало, на фоне которого мы изменяемся в каждый момент нашей жизни. Гераклит всячески подчеркивал постоянствов изменении, тождество в становлении, единствов раздвоении, вечностьв преходящем.

Этот принцип присущ всему, в том числе и человеческому существованию, он – «отец и царь всего». Все совершается по пути вверх – вниз: холодное становится горячим, вспыхнувшее потухшим, жизнь превращается в смерть и наоборот. Понятия «вверх – вниз», несмотря на свою противоположность, по сути равновелики. В их структуре – тождественность, единство, царящее в виде закона.

Так глубоко о сущности бытия, его основе до Гераклита никто не говорил.

Гераклит родился ок. 540 г. до н. э. в г. Эфесе, входившем в то время в число двенадцати ионийских полисов. Его отец Блосон происходил из знатного рода наследственных басилевсов, имеющих право на царскую власть. Воспитываясь в состоятельной семье, Гераклит, безусловно, мог получить достойное образование. К сожалению, неизвестно, как прошли годы его ученичества и кем были те наставники, которые заложили в юном эфесце основы философского мышления. Но известно другое: с молодых лет Гераклит отличался крайней неуживчивостью, он не находил общего языка со своими согражданами, всячески порицая их за недостойное поведение и пороки. Но особой остроты конфликт между горожанами и заносчивым Гераклитом достиг тогда, когда эфесцы не захотели видеть своим правителем Гермодора, друга Гераклита. Молодой философ был не на шутку рассержен изгнанием своего товарища, заявив: «Следовало бы всем взрослым эфесцам удавиться и оставить город подросткам, ибо они изгнали мужа, меж них наиполезнейшего». После этого Гераклит не захотел жить вместе со своими согражданами и предпочел удалиться в храм Артемиды, где, находясь среди жрецов, все же оставался частным лицом. И даже когда эфесцы обратились к нему с просьбой составить для них хорошие законы, философ отказался, заметив, что город уже и так находится во власти дурного правления и никакие хорошие законы не помогут.

Все это указывает на то, что, вероятно, молодой Гераклит был прежде всего политическим деятелем и находился в самой гуще общественной жизни Эфеса. Такое отношение к публичной политике было характерно для мыслителей греческого полиса, поэтому неудача на этом поприще и заставила Гераклита отказаться от участия в государственных делах. Можно себе представить удивление греков, которые считали, что потомок царского рода не может избрать путь бедности и отшельничества.

Следует отметить, что не только эфесцы хотели видеть в лице Гераклита достойного правителя. Всегда интересовавшиеся философией жители Афин тоже присылали послов с просьбой посетить их город. Но Гераклит и афинян не удостоил должным вниманием.

О великом эфесце сохранилось немало преданий, а то и просто забавных фактов. Но чтобы понять ход и глубину его рассуждений, стоит привести одну из поучительных историй. Толпа любопытствующих посетителей пришла к жилищу философа. Она ожидала застать мыслителя в исключительном состоянии, увидеть его в тот момент, когда он мыслит, погрузившись в глубокие раздумья. Посетители хотели ощутить и пережить эту волнующую сцену, чтобы затем передать ее другим ценителям мудрости.

Вместо этого гости нашли Гераклита возле печки, места обыденного и неприглядного. Но философ был занят у очага вовсе не выпечкой хлеба, он грелся, выдавая тем самым скудость своей жизни. Посетители были разочарованы, вид продрогшего мудреца не вызвал у них ничего, кроме сожаления. Стоило ли ради этой картины приходить в знаменитое жилище? И тогда Гераклит, увидевший разочарование гостей, произнес многозначительную фразу: «Боги присутствуют и здесь тоже».

«Здесь тоже», то есть у печки, в простом и знакомом для всех месте боги присутствуют тоже. Как пояснял сам Гераклит, «обычное местопребывание человека открывает простор для присутствия бога».

Это высказывание эфесского мудреца имеет двойное значение. Оно относится и к человеку, знающему место истины или бога, а именно: здесь, сейчас и всегда. Оно же касается и сущности философии, о которой Гераклит говорил: «Речи скольких людей я ни слышал, ни один не достиг того, чтобы знать, что мудрость (философия) есть нечто, от всего отделенное». «Отделенное» означает отведенное философии место, которое образует пространство, принадлежащее только ей.

Главная книга Гераклита, дошедшая до наших дней, имеет заглавие «О природе». Простота названия обманчива. Многие места этого сочинения темны, загадочны, скрыты по смыслу, «чтобы, – как писал Диоген Лаэртский, – доступ к ней имели лишь способные и чтобы обнародование не сделало ее открытой для прозрения».

Это дало повод Сократу так отозваться о книге Гераклита: «То, что я понял, прекрасно; чего не понял, – наверное, тоже. Только, право, для такой книги надо быть хорошим пловцом, чтобы не захлебнуться». А современник Гераклита философ Тимон отозвался еще язвительней: «Взвился тогда Гераклит, толпу осуждая в темном своем кукареканье».

Тем не менее книги эфесского мудреца уже при жизни получили такую славу, что его последователи стали называться гераклитовцами. Эта слава запечатлена в одной из многочисленных эпиграмм:

Не торопись дочитать до конца Гераклита-эфесца. Книга его – это путь, трудный для пешей стопы, Мрак беспросветный и тьма. Но если тебя посвященный вводит на эту тропу — Солнца светлее она.

Книгу «О Природе», из которой сохранилось сто тридцать фрагментов, Диоген Лаэртский разделил на три, как он выразился, «суждения» – обо всем; о государстве; о божестве. Эти три сюжета неизменно занимали всех античных философов. И в данном случае Гераклит не отошел от традиций. По его представлению, человек является частью природы; природа – это вечно живой огонь, никем не сотворенный и пребывающий в вечности. Все в мире совершается по судьбе и сглаживается взаимной противоположностью. Вселенная конечна и мир один. Он возникает из огня и вновь исходит в огонь попеременно, оборот за оборотом, в течение всей вечности. И совершается это по воле судьбы. Огонь исходит во влагу, уплотняется, становясь землей, – таков путь, идущий вниз. Но затем земля рассыпается, из нее рождается вода, а из воды все остальное. И это есть путь, идущий вверх.

Что касается человеческих отношений, то, по Гераклиту, высшая ценность – закон. Народ, по словам философа, должен сражаться за попираемый закон, как за стену города. А ценность истинного закона абсолютна. В том же духе позднее высказывались Сократ и Платон.

Особое место у Гераклита занимает тема критерия истины, определение которой является целью философии. Он считал, что человек вооружен двумя способами познания истины – чувственным восприятием и разумом. Первое – недостоверно, поскольку «глаза и уши являются плохими свидетелями для людей, имеющих варварские души». Разум же, по мнению Гераклита, является истинным судьей познания, правда, не всякий разум, а лишь общий и божественный. «Общее и божественное» – это то, что явлено вообще, что следует познавать как всеобщее, преодолевая чувственное, личное, обособленное.

Следующее по важности понятие, вытекающее из предыдущего, – принцип универсального Логоса, открытый Гераклитом. Логос в понимании философа это слово, мысль, разум, закон. Отсюда его универсальность. Логосом пронизан весь космос (термин, тоже введенный в оборот Гераклитом). Логос одинаково присущ и высшим, и низшим мирам, проступая в духовном и материальном.

Уже после Гераклита понятие Логоса трактовали Платон и Аристотель, гностики и неоплатоники, Гегель и Виндельбанд. А христианская литература отождествила Логос с Христом, то есть с божественным Словом, лежащим в основании мироздания. Об этом ясно говорил евангелист Иоанн: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Иоан. 1.1).

Современники, особенно земляки-эфесцы, не всегда понимали Гераклита из-за скрытности натуры и загадочности его философии. Принять философа действительно было непросто. Как уже говорилось выше, нетерпимость к людям, особенно к философам, его современникам, вечное недовольство окружающими, тяжелый характер, склонный к сварливости, не прибавляли ему симпатий. По-видимому, он и сам это чувствовал, потому и предпочел уединиться в горах, где вел жизнь простую, даже аскетическую, употребляя исключительно растительную пищу.

Философ Платон был в числе немногих, кто по достоинству оценил глубокую, хотя местами и затемненную, философию Гераклита. В одном из своих трактатов он несколько раз ссылается на главную идею старшего соотечественника, излагая ее в форме толкования: «Бытие и множественно, и едино. Оно держится и враждою, и дружбою, а расходящееся всегда сходится». Причем Платон имел в виду именно одновременное сосуществование двух тенденций – расхождения и схождения.

Гераклит был не просто мудрецом, но и подвижником познания высших материй бытия. Его оригинальный ум сопоставим разве что с невероятной гордостью, презрением ко всему суетному и ограниченному. Сказалось, видимо, происхождение: ведь Гераклит был не просто аристократического, но царского рода. Его общение с сильными мира сего мало чем отличалось от отношений с простолюдинами и рабами. Красноречивое тому подтверждение – переписка Гераклита с могущественным царем Дарием. Персидский правитель направил философу письмо с таким предложением: «Тобою написана книга «О природе», трудная для уразумения и для толкования. Есть в ней места, разбирая которые слово за словом, видишь в них силу умозрения твоего о мире, о Вселенной и обо всем, что в них вершится, заключаясь в божественном движении; но еще больше мест, от суждения о которых приходится воздерживаться, потому что даже люди, искушенные в словесности, затрудняются верно толковать написанное тобой. Посему царь Дарий, сын Гистаспа, желает приобщиться к твоим беседам и эллинскому образованию. Поспешай же приехать, дабы лицезреть меня в моем царском дворце».

На что Гераклит отвечал Дарию: «Сколько ни есть людей на земле, истины и справедливости они чуждаются, а принадлежат в дурном неразумии своем к алчности и тщеславию. Я же все дурное выбросил из головы, пресыщения всяческого избегаю из-за смежной с ним зависти и по отвращению к спеси. Потому и не приеду я в персидскую землю, а буду довольствоваться немногим, что мне по душе».

Проживший уединенную, но свободную и независимую жизнь, начисто лишенный стремления к внешнему благополучию, Гераклит до конца своих дней решал, по существу, одну и ту же задачу, выраженную им в редком по красоте изречении: «Единая мудрость – познавать мысль как то, что правит всем через все».

 

Диоген из Синопа

(ок. 400 г. – 325 г. до н. э.)

Древнегреческий философ. Основные сочинения: «О любви», «Государство», «Эдип», трагедия «Фиеста».

Ни о каком другом мудреце античности не сложено столько легенд, преданий, а то и просто анекдотов, как о Диогене. Прочитай или услышь их сам «герой преданий», вполне возможно, что и не узнал бы в них самого себя. А все благодаря другому Диогену – Лаэртскому, историку философии, жившему гораздо позже, в III в. н. э. Это он поведал миру и о хождении своего знаменитого тезки средь бела дня с фонарем по улицам в поисках «человека»; и о бочке, в которой жил философ; и о его экстравагантном поведении, к которому, правда, сами афиняне относились весьма снисходительно. Да и не стыдился Диоген ни своего образа жизни, ни мыслей, ни крепких выражений в адрес «псевдофилософов», коих в Афинах всегда было немало. Он знал свою судьбу, свое положение в мире человеческом, а оттого и был равен самому себе, ни перед кем не притворяясь и гордо заявляя о своем космополитизме: «Я – гражданин мира». Свой жизненный путь Диоген определил сам, правда, нередко повторяя, что над ним исполнилось трагическое проклятие, ибо он не кто иной, как:

Лишенный крова, города, отчизны, Живущий со дня на день жалкий странник.

И тут же добавлял, что судьбе всегда можно противопоставить мужество, закону – природу, а страстям – разум. С таким же мужеством нес Диоген нелегкую ношу уличного мудреца, острослова и прорицателя, ежедневно рискуя нарваться на насмешки недалеких горожан.

Диоген родился ок. 400 г. до н. э. в городе Синопе. Его отец Гикесий заведовал казенным меняльным заведением, которое в то время занималось и чеканкой монет. Бытует легенда, будто он подделывал монеты и сбывал их местным купцам. О проступке узнали местные чиновники, за что Гикесий был изгнан из Синопа. По другой, менее правдоподобной версии, ему в этом неприглядном деле будто бы помогал и Диоген, который затем вместе с отцом скитался за пределами родины. Возможно, отсюда упомянутая строчка «лишенный крова, города, отчизны…» К этой весьма туманной истории Диоген Лаэртский добавил любопытную деталь. Оказывается, Гикесий, прежде чем заняться сомнительным ремеслом, отправился в Дельфы, в храм Аполлона, чтобы спросить оракула, следует ли ему это делать. Оракул посоветовал ему «произвести переоценку ценностей». Отец философа, не поняв истинного смысла изречения, стал подделывать монеты, в чем и был уличен.

Так или иначе, странствующий Диоген оказался в конце концов в Афинах, куда стекалось множество народа, чтобы приобщиться к мудрости. Достоверно известно, что Диоген был учеником Антисфена, основателя школы киников, и с тех пор тоже стал именоваться последователем кинической философии. Правда, Антисфен не сразу принял Диогена, поскольку взял за правило не иметь учеников. Но синопский скиталец оказался на редкость упорным и настойчивым юношей. И когда разгневанный Антисфен замахнулся на кандидата в ученики палкой, тот сам подставил голову, сказав: «Бей, но ты не найдешь такой крепкой палки, чтобы прогнать меня».

Киники принадлежали к сократической школе философии. Их основное теоретическое положение заключалось в отрицании реальности всеобщего и в признании только единичных вещей. «Понятие» в этом случае является лишь словом, объясняющим то, чем вещь бывает, или то, что она есть. Поэтому применение к отдельным предметам общих понятий невозможно. Киники считали, что учение Платона об умопостигаемых «видах» несостоятельно, поскольку восприятию доступен единичный, чувственно воспринимаемый экземпляр вида, но никак не сам «вид» или «идея». Согласно их этике, мудрость состоит не в недоступном для человека теоретическом знании, но только в познании блага. Истинное благо может быть достоянием каждого, а целью жизни является не богатство, не здоровье, и даже не сама жизнь, а лишь спокойствие, основанное на отрешении от всего, что делает человека зависимым, – от имущества, от наслаждений и условных понятий. Отсюда мораль аскетизма, выражающаяся в крайней простоте, презрении к материальным потребностям, кроме основных, без которых жизнь невозможна; насмешка над религиозными предрассудками; проповедь естественности и личной свободы.

Диоген не только принял взгляды Антисфена, но дополнил и развил их собственными идеями, оставшись благодарным учителю до конца жизни, что явствует из слов: «Я перестал быть рабом с тех пор, как меня освободил Антисфен».

В данном случае Диоген выразился в переносном смысле, имея в виду «освобождение от рабства» как от незнания. Но другой древнегреческий историк Менипп в книге «Продажа Диогена» рассказывает о том, что Диоген действительно некогда попал в рабство, правда, неясно когда, скорее всего после того, как он покинул Синоп. Во время путешествия корабль, на котором плыл Диоген, захватили пираты, после чего на Крите его как раба выставили на продажу. На вопрос глашатая: «Что ты умеешь делать?» – Диоген с достоинством ответил: «Властвовать людьми». Этот ответ и решил судьбу философа. Его купил знатный человек по имени Ксениад. Он отвез Диогена в Коринф, приставил воспитателем к своим сыновьям и доверил вести хозяйство. Диоген настолько мудро распоряжался хозяйским имуществом, что Ксениад повсюду рассказывал: «В моем доме поселился добрый дух». Воспитывая детей Ксениада, Диоген обучал их ездить верхом, стрелять из лука, владеть пращой, метать дротики. Дети знали наизусть многие отрывки из творений поэтов и историков. А когда Диогену случалось выслушивать попреки за свое рабство, он обычно отвечал: «Несчастные, ведь благодаря изгнанию я стал философом». По-видимому, он одновременно был учеником Антисфена и служил в доме Ксениада.

Все это как-то не очень вяжется с житием Диогена в бочке и его положением бездомного нищего. Скорее всего, и бочка, и попрошайничество, и холостяцкое положение – лишь внешние атрибуты жизни и философствования, за которыми стояли основополагающие принципы кинической школы. Исповедовал их Диоген неуклонно и последовательно, приводя в пример обыкновенную мышь, которая не нуждается в подстилке, не пугается темноты и не ищет мнимых наслаждений. Мудрец пользовался плащом не только как верхней одеждой, но и как подстилкой для ночлега, ходил с сумой и считал пригодным для сна, беседы и еды любое подходящее место. В частности, охотно отдыхал в той самой пресловутой бочке, которую афиняне соорудили из пифоса – круглого глиняного сосуда, обычно употреблявшегося для хранения зерна и вина.

Жители Афин любили Диогена и даже гордились им как некоей общенародной достопримечательностью. Прислушивались они и к поучениям мудреца, достойным уважения и внимания. А говорил Диоген о самых простых и очевидных вещах: что люди соревнуются, кто кого столкнет в канаву, но никто не соревнуется в искусстве быть прекрасным и добрым. Он удивлялся, что грамматики изучают бедствия Одиссея и не ведают своих собственных; музыканты настраивают лиру и не могут сладить с собственным нравом; математики следят за солнцем и луной, а не видят того, что у них под ногами; скряги ругают деньги, а сами их любят больше всего. Кроме того, Диоген осуждал тех, кто восхваляет честных бессребреников, а сам втихомолку завидует богачам. Его раздражало, что люди при жертвоприношении молят богов о здоровье, а на пиру объедаются. Он хвалил тех, кто хотел жениться и не женился; кто хотел путешествовать и не поехал; кто брался за воспитание детей и отказывался от этого; кто готовился занять высокую должность, но так и не решился.

Словом, это были назидания, имеющие прямое отношение к тому, что называют «наукой благоразумной жизни и достойного поведения». Согласно ее канонам, само презрение к наслаждениям благодаря привычке становится высшим наслаждением. И как люди, привыкшие к наслаждениям, страдают от их отсутствия, так и люди, приучившие себя к воздержанности, удовлетворяются своим презрением к наслаждениям. Понятно, что при таких взглядах совершенно естественным было отношение Диогена к знатному происхождению, славе и богатству, которые он считал не более чем прикрасами порока, достойными осмеяния. Лучшее тому доказательство – короткий обмен репликами с Платоном, который, увидев, как Диоген моет овощи, сказал ему тихо: «Если бы ты служил Дионисию, не пришлось бы тебе мыть овощи». На что Диоген тоже тихо ответил: «А если бы ты умел мыть себе овощи, не пришлось бы тебе служить Дионисию».

Диоген обладал поразительной силой убеждения, покоряя слушателей убедительностью доводов и убеждений. Диоген Лаэртский свидетельствует, что однажды житель Эгины, некий Онесикрипт, послал в Афины младшего из двоих сыновей. Тот, услышав проповеди Диогена, стал его учеником. Отец послал за ним старшего сына, но и тот присоединился к слушателям мудреца. Наконец приехал сам Онесикрипт и тоже остался в Афинах, чтобы приобщиться к философии.

Острый на язык, независимый во взглядах, нетерпимый к спеси и чванству, Диоген едко высмеивал даже именитых философов. Доставалось от него и Платону, и Евклиду, и Дионисию, и Аристиппу. Сам Александр Македонский говорил: «Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном».

Умер Диоген Синопский в весьма преклонном возрасте – почти восьмидесяти лет. Впоследствии сограждане почтили память мудреца его медными изображениями с надписью:

Пусть состарится медь под властью времени – все же Переживет века слава твоя, Диоген: Ты нас учил, как жить, довольствуясь тем, что имеешь. Ты указал нам путь, легче которого нет.

 

Аристотель

(384 г. – 322 г. до н. э.)

Древнегреческий философ, ученый-энциклопедист, основоположник науки логики и ряда отраслей специального знания. Основные сочинения: логический свод «Органон» («Категории», «Об истолковании», «Аналитики» 1-я и 2-я, «Топика»); «Метафизика»; «Физика»; «О возникновении животных»; «О душе»; «Никомахова этика»; «Политика»; «Риторика»; «Поэтика».

В анналы мировой философии Аристотель вошел как первый ученый-энциклопедист, поражающий обширностью знаний и размахом исследований. Древние источники приписывают ему более ста книг, из которых до наших времен дошла лишь половина. Аристотель оставил след во всех областях науки, известных древним грекам, – астрономии, географии, геологии, физике, анатомии, зоологии, политике, экономике, теологии, психологии и риторике. Он писал также об образовании и поэзии, обычаях варваров и конституции государств. Но несмотря на такое обилие научных интересов, философы всегда выделяют главный вклад Аристотеля в историю мировой мысли – труды по логике, основателем которой он считался во все века.

Достоверных данных о жизни Аристотеля сохранилось не так много, но и этого вполне достаточно, чтобы иметь представление о характере, привычках, нравственных и политических убеждениях величайшего философа античности. Родился Аристотель в г. Стагире, расположенном невдалеке от Афонской горы, в 384 г. до н. э. Его отец Никомах был придворным лекарем при македонском царе Аминте. Для Никомахова рода профессия врача была традиционной. Знаменитый врач древности Гален даже упоминает о некоем медицинском открытии, которое якобы сделал отец Аристотеля в области медицины. Познания Никомаха, который стал для сына первым наставником и учителем в естествознании и медицине, сыграли немаловажную роль в жизни Аристотеля. А она складывалась непросто. В пятнадцать лет Аристотель остался сиротой, и опеку над ним взял на себя родственник отца Проксен, также живший в Стагире. Проксен оказался прекрасным опекуном, ни в чем своему воспитаннику не отказывал и всячески поддерживал его желание познавать науки. Приличное наследство, доставшееся Аристотелю от отца, позволяло ему не знать нужды. Это касалось в первую очередь книг, которые по тем временам были очень дороги и мало кому доступны. Таким образом, еще с юности Аристотель привык много читать, что для его времени было явлением довольно редким. Многие исследователи жизни Аристотеля утверждают, что тот наследовал от отца еще и его сочинения, в которых были скрупулезно описаны наблюдения над органической и неорганической природой. Поэтому, прежде чем заняться отвлеченными науками, Аристотель постарался обобщить опыт, накопленный Никомахом.

Следует отметить, что отношения между опекуном и воспитанником были настолько близкими и доверительными, что позже, после смерти Проксена, Аристотель усыновит его сына Никанора и выдаст за того свою дочь Пифиаду.

Большое влияние на юного Аристотеля оказал македонский двор, где он провел раннее детство. Там он познакомился и с Филиппом Македонским, отцом будущего великого полководца Александра Македонского. С Филиппом Аристотеля связывали не только общие интеллектуальные интересы, но и широко распространенное тогда враждебное отношение к Персии.

По образованию и языку Аристотель был греком, но в то же время оставался подданным македонского государя. Это обстоятельство имело в дальнейшем немаловажное значение для философской и научной деятельности и даже для личной жизни Аристотеля. И в Македонии, и в Стагире Аристотель часто слышал рассказы об афинских мудрецах Сократе и Платоне: греки со свойственной им живостью передавали подробности жизни и деятельности знаменитых соотечественников. Аристотель страстно мечтал стать учеником Платона, для чего в 367 г. до н. э. отправился в Афины. Правда, Платона он не застал: тот находился в то время на Сицилии. И поскольку в Афинах было немало людей, хорошо знакомых с греческой философией вообще, и с платоновским учением в частности, Аристотель, не теряя времени, принялся за изучение основ греческой философии. К приезду Платона он уже был хорошо знаком с основными положениями его учения. Кто знает, как могла развиться мысль Аристотеля, если бы он не познакомился с учением от самого Платона и подчинился огромному обаянию его личности. Платон был старше Аристотеля на сорок пять лет. Он привык иметь дело с учениками, которые безоговорочно принимали его идеи. Пытливый и в высшей степени живой ум Аристотеля приводил Платона в восторг, но ему очень не нравилось, что ум ученика направлен на изучение действительности, а не подчинен отвлеченным наукам.

В целом же в отношениях Платона и Аристотеля было много драматичного. Платон называл Аристотеля душой школы, признавая его самым талантливым своим учеником. И в то же время Платона постоянно раздражал щегольской вид Аристотеля. Учителю казалось, что дерзкий, независимый ученик недостаточно презирает все то житейское, к которому Платон всю жизнь относился с горделивым равнодушием. В сущности, так это и было. Аристотель был убежден, что в жизни человека все заслуживает внимания и изучения. Он с детства не был приучен к лишениям, никогда не знал бедности, имел свои привычки и нравы, иногда расходившиеся с кодексом греческого философа. Аристотель не терпел наставлений о том, как есть, пить, какую носить одежду и как вести себя с окружающими. Одевался он изысканно и даже несколько экстравагантно; волосы были всегда тщательно подстрижены, пальцы украшены множеством колец. Молодой философ любил женщин и оказывал им всяческие знаки внимания, хотя и был о них невысокого мнения.

Свободный образ жизни и вызывающее поведение Аристотеля дали повод для всевозможных слухов, выставлявших его в неприглядном свете. Одна из легенд гласила, что якобы он в кутежах промотал свое состояние и ради заработка избрал ремесло торговца аптечным товаром. На самом деле Аристотель, хотя и жил на широкую ногу, никогда не был мотом. Он, изучавший медицину еще с юности, в Афинах многим оказывал медицинскую помощь. А в те времена каждый медик сам изготавливал и продавал лекарства своим больным. Отсюда и корни этой легенды.

Да и в изложении философских взглядов Аристотель, склонный к анализу и исследованию действительности, резко отличался от своего учителя. Греки были восторженными поклонниками цветистого красноречия, и стиль Платона вполне отвечал их представлениям об ораторском искусстве. Скупого на слова Аристотеля они долгое время почти не замечали.

Критики нередко обвиняли Аристотеля в неблагодарности по отношению к Платону. Однако сам философ, вспоминая своего учителя в одной из элегий, писал: «Ему не решился бы сделать вреда даже самый злейший человек». В «Никомаховой этике» он, как всегда кратко, но емко, высказал мысль о том, насколько ему тяжело опровергать учение Платона. Но в полемике со своим учителем Аристотель всегда говорил о нем сдержанно и с глубоким почтением. До самой смерти Платона Аристотель не открывал собственной школы, хотя свои философские идеи уже давно разработал во всех подробностях.

Афины Аристотель покинул в 348 г., сразу после смерти Платона он отправился в Среднюю Азию. В г. Атарнее он женился на Пифиаде, младшей сестре тирана Атарнеи Гермия, своего друга и любимого ученика. Когда Гермий погиб в результате заговора, Аристотелю с молодой женой стало небезопасно находиться в Атарнее, и они поселились на острове Лесбос. Пифиада была счастлива с Аристотелем и позже родила ему дочь, названную в честь матери также Пифиадой.

Во время пребывания на Лесбосе Аристотель получил приглашение от македонского царя Филиппа приехать в Македонию и стать воспитателем его сына Александра. В послании говорилось: «Царь македонский приветствует Аристотеля. Извещаю тебя, что у меня родился сын. Но я благодарю богов не столько за то, что они даровали мне сына, сколько за рождение его во времена Аристотеля; потому что я надеюсь, что твои наставления сделают его достойным наследовать мне и повелевать македонянами».

Три года посвятил Аристотель воспитанию Александра, занимаясь с ним всеми образовательными предметами. Он дал царственному ученику энциклопедическое образование, сообщил ему свои медицинские познания, привил вкус к научным исследованиям природы. Большую часть времени учитель и ученик жили в Стагире, где для них был построен роскошный дворец Нимфеум, окруженный тенистыми садами. Филипп, а затем и Александр не жалели ничего, чтобы обеспечить Аристотелю возможность заниматься науками. Александр выделил ему для этих целей огромную сумму денег. Кроме того, около тысячи человек постоянно доставляли для научных опытов Аристотеля редких животных, растения и минералы.

С Александром Македонским Аристотель расстался накануне его первого похода на Азию. 50-летний философ вместе с женой Пифиадой, дочерью и воспитанником Никанором (сыном своего опекуна) уехал в Афины, оставив вместо себя своего племянника и ученика, философа Каллистена. Платоновской академией в то время правил Ксенократ, Аристотель же основал в Ликии (священной роще Аполлона Волчьего) свою школу. По имени рощи эта школа стала называться Ликеем. Учеников ее называли перипатетиками (от греческого слова «перипатос» – крытая галерея, где проходили занятия школы). Семья перипатетиков была немногочисленна, поскольку философия Аристотеля включала в себя чуждые для афинян естественнонаучные взгляды.

Но все же Аристотель, как и Платон, отводил философии самое возвышенное место. В первых книгах «Метафизики» он писал: «Философия есть наука, имеющая предметом исследование первых начал и причин вещей или сущности явлений. Она выше всех наук и чужда всякой корысти. Источник философии – это наше стремление постигнуть все непонятное и поразительное силой мысли». Аристотель первым определил задачу философии – исходить из общих начал для объяснения частных явлений. Он дал и средства для достижения этой цели, которые исходили из науки логики. В «Первой аналитике» Аристотель подробно объяснил, как образуются понятия, суждения, умозаключения, перечислив их разные виды. Свойства предметов он назвал категориями. Их десять – категории бытия, количества, качества, отношения, времени, места, положения, владения, действия и страдания. Во «Второй аналитике» было дано учение о доказательствах, или выведениях. Наука есть знание о доказательствах, в которых «подлежащему» приписывается известное сказуемое на основании причины, почерпнутой из наблюдений.

В целом логике Аристотель посвятил несколько трудов, в том числе книги «Категории», «Об истолковании», две книги «Аналитики», две книги «Второй аналитики, или Трактата о доказательстве», «Трактат о диалектике» и работу «О софистических опровержениях». Все эти сочинения известны теперь под общим названием аристотелевского «Органона».

Средневековые философы придавали особое значение учению Аристотеля о душе. Он полагал, что душа есть у всех живых организмов. Но что касается человека, то от души животного она отличается тем, что обладает разумом. Другое важное качество души – ее бестелесность. Она является формой и смыслом, но неотделима от тела, потому и невозможно переселение душ. Что касается вопросов нравственности, то они, по Аристотелю, не имеют смысла, если не преследуют практический результат. А всеми страстями и чувствами вполне можно управлять с помощью разума.

Давая общую характеристику философского творчества Аристотеля, историк философии А. Швеглер тонко подметил: «В руках Аристотеля философия потеряла свой национальный эллинский характер и сделалась общечеловеческим достоянием… Философия Аристотеля – это царство наблюдения и трезвой мысли. Он оставил стремление Платона отыскать единство бытия и с любовью стал присматриваться к бесконечному разнообразию окружающих явлений. Его занимали не идеи, а все конкретное и в природе, и в истории, и в окружающем мире».

Вскоре после переезда Аристотеля из Македонии в Афины умерла Пифиада. Он горько оплакивал потерю любимой жены и воздвиг в память о ней мавзолей. Через два года после смерти Пифиады Аристотель женился на своей рабыне, красавице Герпилис, которая родила ему сына Никомаха.

В беседах с учениками и со своим царственным воспитанником Александром Македонским Аристотель часто говорил о том, что после пятидесяти лет умственные силы слабеют, наступает пора, когда человеку надо пожинать то, что раньше посеял. Так поступил и сам философ. Он жил размеренной жизнью, писал одно за другим свои сочинения, терпеливо объяснял ученикам особенности своей философии. И хотя Аристотель, как истинный мудрец, держался в стороне от политических событий, но после смерти Александра Македонского его пребывание в Афинах становилось небезопасным. Не имея никаких других причин для изгнания мудреца, афиняне ничего лучшего не придумали, как обвинить его в непочтении к богам. Опасаясь повторить судьбу Сократа, Аристотель уехал в Халкиду, где умер в 322 г. до н. э. от наследственной болезни желудка.

Тело философа было перевезено в его родной город Стагиру, где сограждане воздвигли роскошный мавзолей, носивший его имя. Он просуществовал долгие годы, но все же не устоял перед безжалостным временем. А вот памятник нерукотворный оказался неподвластным не только векам, но и тысячелетиям, обессмертив имя великого мыслителя античности в памяти последующих поколений. Недаром же на здании Национальной академии наук в Вашингтоне выгравированы слова Аристотеля: «Искать истину – легко и трудно, ибо очевидно, что никто не может ни целиком ее постигнуть, ни полностью не заметить, но каждый добавляет понемногу к нашему познанию природы, и из совокупности всех этих факторов складывается величественная картина».

 

Эпикур

(341 г. – 270 г. до н. э.)

Древнегреческий философ. Основное сочинение: фундаментальный труд «О природе», состоявший из 37 книг (до наших дней не сохранился).

В 306 г. до н. э. один молодой человек, скорее бедный, чем состоятельный, прибыл в Афины, бывшие центром эллинистической мудрости, и с помощью друзей купил небольшой сад. В этом уютном саду, полном цветов и редких растений, он собрал слушателей и стал учить их прекрасной науке философии.

Так возник эпикурейский Сад, одна из лучших школ в Древней Греции во главе с ее основателем Эпикуром. Он жил и преподавал здесь до последнего дня, когда семидесятилетним, тяжело больным старцем подвел окончательный итог своей жизни и трудам. А жизнь эта была поистине удивительной.

Эпикур родился в 341 г. до н. э. в семье супругов Неокла и Херестраты и мог гордиться предками по отцовской линии, имевшими знатное происхождение. Вырос он на Самосе, где в те времена располагалось поселение афинян. Отец Эпикура не был богатым человеком, и ему с трудом удавалось содержать и воспитывать четырех сыновей. Но грамоту и счет Неокл знал отлично, что позволило ему преподавать в местной школе, где, кстати, учились и его сыновья.

Уже в 14 лет Эпикур заинтересовался философией, узнавая где только возможно об учениях Гераклита, Анаксагора и других греческих мыслителей. К философии он обратился из презрения к учителям словесности, когда те не смогли объяснить любознательному подростку, что означает слово «хаос». Может быть, поэтому гораздо позже он написал в письме своему другу: «…От всякого воспитания спасайся на всех парусах».

Пришлось Неоклу, знавшему о философах гораздо меньше, чем о письме и счете, отправить любознательного мальчика в малоазийский город Теос, где тогда читали лекции по философии известные учителя Праксифан и Навсифан. Но отношения с наставниками у Эпикура не сложились, по-видимому, из-за разногласий, касавшихся содержания преподавания интересовавших его предметов. Тем временем юноше исполнилось 18 лет, и, как всякий афинский гражданин, он должен был пройти воинскую службу, так называемые «эфебии», для чего следовало прибыть в Афины. В столице у Эпикура появилось больше возможностей удовлетворить интерес к философии. Он стал посещать лекции вышедшего из стен Академии Ксенократа, затем сблизился с будущим знаменитым поэтом-комедиографом Менандром.

Отслужив положенный срок в эфебии, Эпикур, как и все мужчины в его роду, обрел полное право именоваться афинским гражданином. После этого он отправился к отцу, который к тому времени жил уже в Колофоне. Там юноша привлек к себе нескольких учеников и снова приехал в Афины, чтобы продолжить занятия философией вместе со своими единомышленниками. Чуть позже он основал собственную школу, тот самый эпикурейский Сад, в котором к мудрости приобщались, кроме учеников, и три его брата.

Историк Диоген Лаэртский писал, что друзей у Эпикура было множество, а «благодаря преемственности продолжателей, вечно поддерживаемой непрерывной сменой учеников, школа его просуществовала гораздо дольше остальных. В то же время благочестие его перед богами и любовь к отечеству были безграничны, а скромность доходила до такой крайности, что он даже не касался государственных дел».

Черта примечательная. Обычно редко кому из греческих интеллектуалов удавалось избежать участия в общественных делах. В них интеллигенция вовлекалась как бы автоматически, по определению. Эпикур же прожил в Афинах всю жизнь и умудрился лишь дважды съездить в Ионию, да и то для того, чтобы навестить друзей. Ученики и слушатели приезжали к нему сами и жили в саду скромно и неприхотливо. Историк философии Диокл, живший в I в. н. э., сообщал, что «кружки некрепкого вина было им вполне достаточно, обычно же они пили одну воду».

Эпикур постоянно напоминал, что добром надо владеть сообща, у друзей все общее, поскольку их отношения строятся на доверии. А для того чтобы быть счастливым, достаточно воды и простого хлеба. В одном из писем философ просил друзей: «Пришлите мне горшочек сыра, чтобы можно было пороскошествовать».

С самого начала своей подвижнической деятельности Эпикур отказался от того платоновского направления, согласно которому высшее блаженство возможно только на небесах, в потусторонней жизни. Эпикур проповедовал другое: надо научиться быть счастливым в настоящей жизни. Счастье не обязательно должно быть шумным, праздничным, искрящимся весельем. Оно может быть тихим, скромным, малым, но непременно истинным и доступным каждому.

В отличие от Платона и от более поздней христианской религии Эпикур не призывал к «уходу в небеса», он предложил более естественные, земные средства для счастья. Мудрость его практична, она ведет прямо к цели – личному удовлетворению жизнью. Счастье – это неотложная необходимость для каждого человека, поскольку жизнь гораздо короче, чем мы предполагаем.

Избрав это направление, Эпикур попытался понять, в чем состоит истина, дарующая счастье. Вначале требовалось выяснить, почему одни люди счастливы, а другие несчастливы.

Все человеческие несчастья Эпикур объяснил нашими страхами. Когда тревога устранена с помощью правильного взгляда на действительность, тогда мы и приходим к тому состоянию, в котором лишь и должны пребывать. Пускай это счастье, как говорилось выше, будет сдержанным, скромным, но непременно надежным.

Эпикур, как никто из мудрецов, понимал необходимость непосредственного ощущения радости. Она всегда у нас под рукой, надо только преодолеть ложное чувство страха. Самый первый страх касается смерти. Все люди знают, что должны умереть, их постоянно преследует эта мысль, отвлекая от простых и приятных забот. Она заслоняет реальный мир с его духовными и физическими наслаждениями. Человек словно стоит на краю пропасти, боясь заглянуть вниз.

Есть, говорил Эпикур, и другой страх – страх перед богами. Люди воображают, что боги наблюдают за ними с небес, подстерегают каждый их шаг, вмешиваются в жизнь и наказывают за неповиновение и пренебрежение к высшему авторитету. Как следствие, вера в оракулы, знамения, предсказания жрецов, просьбы о божьей милости. Но ведь и сами жрецы мало что знают о природе богов, они произносят слова утешения, предостережения, в то время как истина живет в нас самих.

Эпикур был уверен, что для любого страха нет никаких оснований. Необходимо лишь понять, как устроен этот мир и что в нем главное.

Самое простое дело – освобождение от всего темного, наносного, что есть в душе. Философ призывал взглянуть на действительность при свете солнца. В природе нет ничего скрытого, таинственного, что могло бы поселить в нашей душе тревогу. Есть вода, чтобы пить; есть поля, чтобы собирать урожай; есть труд, который не может быть в тягость; есть красота цветов и деревьев, чтобы наслаждаться; есть чувства, чтобы их проявлять искренне и открыто. И все так очевидно, что не верить этому миру невозможно.

Таким образом, Эпикур возвращал материальному миру его ценность. Мир красок, форм, движения служит для радости потому, что он реален, ощутим. Он продолжается до тех пор, пока мы живы, и будет существовать без нас на благо другим людям. Такую истину необходимо принять как данность, иначе мы никогда не избавимся от тревожных сомнений.

По этим высказываниям видно, как далеко отошла эпикурейская философия от Платона, отрицавшего материальный мир, воспринимаемый чувствами, и возвышавшего мир идеальных форм (идей), которые постигаются только разумом. Зато очень близко Эпикур оказался к философу Демокриту, который утверждал, что в мире существуют лишь атомы, движение и пустота. Из них рождаются все виды реальности – вещи, образы, люди, природа. А невидимую реальность трудно увидеть потому, что она состоит из более мелких атомов. Разумеется, существуют и идеи, но они тоже материальны и живут вне нас в абсолюте как плоды ума, возникшие из той же телесной атомистической природы.

Эпикур первым определил физику как предмет, в основании которого лежит материализм – источник человеческой энергии. В этой физике еще слишком мало от науки, но принципы, заложенные Демокритом, Эпикур развивал вполне последовательно. Закрепляя теорию Демокрита, Эпикур пришел к заключению, что мир составлен из невидимых элементарных корпускул. Они никем не сотворены, неизменны, неделимы и живут в вечном движении. А значит, и наше физическое тело в связи с этим обретает прочную материальность, зависимую от такой же материальности.

Важно подчеркнуть: для Эпикура его теория важна постольку, поскольку из нее можно вывести эпикурейскую этику – устойчивую, в равной степени и смелую, и обнадеживающую. Да, боги существуют, говорил Эпикур, но у человека нет необходимости обращаться к ним для достижения своего счастья. Блага цивилизации достались человечеству благодаря упорному труду, разуму и воле. Вот почему необходимо больше доверять самому человеку, отдавая должное его творческим силам и энергии.

Нет сомнения, что Эпикур знал и о физических страданиях человека, причем не понаслышке. Он сам переносил сильные боли из-за своих недугов. И все же они мало повлияли на внутренний мир Эпикура и его ощущение счастья. Успешно побеждал он и нравственные страдания, считая их недостойными для разумной личности.

По Эпикуру, все выглядит чрезвычайно просто. Если тело страдает от голода, холода, жажды, требуется совсем немного, чтобы устранить причину страданий. В результате тело получает гораздо больше удовольствия, чем от пресыщения, удовлетворения сверхпотребностей. Скромно, но зато надежно.

Не нужно больше бояться чего-то или питаться ненадежными иллюзиями. Мудрец знает, что жизнь дана не для завтрашнего, а для сегодняшнего дня. Проходящее время лишено осадка неудовлетворенных желаний, потерянных благ, обманутых надежд. Оно принадлежит самому человеку, познавшему вечную радость бытия.

Эпикур никогда не боялся употреблять слово «удовольствие». Он только настаивал на определении его простоты и естественности. Нет смысла нагромождать удовольствия, если помнить, что от их избытка веет горечью. Удовольствие – это награда тем, кто надежно управляет своими желаниями и легко освобождается от недостижимых целей. Эпикурейское удовольствие отнюдь не райский сад, а привычное место для проявления мужества, терпения, выдержки. И, конечно же, дружбы – качества, ценимого мудрецом превыше всего.

В дружбе сосредоточено то же удовольствие, что и в скромном желании. Любить друзей, свободно общаться с ними для мудреца есть высшее наслаждение. Не удивительно, что у Эпикура было столько почитателей, что их можно было считать, как говорил Лукреций, «целыми городами».

Что касается личной жизни, то, судя по косвенным свидетельствам, ее у Эпикура практически не было. Очевидно, он не был женат, неизвестно, были ли у него дети. Некоторые высказывания философа, а именно, «мудрец не должен быть влюблен»; «ни жениться, ни заводить детей мудрец не будет»; «любовь дана людям не от богов» и так далее, дают повод предполагать, что Эпикур мало придавал значения отношениям между мужчиной и женщиной. И, скорее всего, отрицал всякие любовные связи. Причем не только в своих поучениях, но и в повседневной жизни. У Эпикура никогда не было ни поместья, ни более или менее пристойного дома, ни денег для хорошего обеда. Да и к самой еде он относился совершенно равнодушно, говоря: «Я ликую от радости телесной, питаясь хлебом с водой, и плюю на дорогие удовольствия, не на них самих, но за их неприятные последствия».

Последние дни перед кончиной Эпикур тяжело болел, страдая от камней в почках и тяжелых приступов рвоты. Но дух и сознание его были ясными. Об этом свидетельствует завещание, оставленное философом. В короткой предсмертной записке он обратился к друзьям со словами: «В этот счастливый и вместе с тем последний день моей жизни я пишу вам следующее. Мои телесные страдания идут своим чередом, не оставляя чрезмерной силы. Но всему этому противоборствует душевная радость при воспоминании бывших у нас рассуждений».

Далее в своем завещании философ писал, что хотел бы, чтобы после его смерти ученики продолжали оказывать внимание бедным и малым, как это делал он сам. В завещании Эпикур освобождал своих рабов и просил не оставлять, если понадобится, без помощи верных слуг, спутников жизни и товарищей, «которые из своих собственных средств помогали мне во всех нуждах и с которыми вместе мы изучали философию».

Наконец, Эпикур просил о поддержании радостного настроения, особенно в рамках общины, предписывал ежегодно совершать жертвоприношения в память умерших, праздновать годовщины дней рождения, дающих повод для радости. Философ выражал желание, чтобы атмосфера счастья, которую он умел создавать при жизни в обществе своих приверженцев, не рассеялась и после его смерти.

Последние минуты жизни Эпикура описал его ученик Гермипп. По его словам, «учитель, чувствуя приближение своего смертного часа, лег в медную ванну с горячей водой, попросил неразбавленного вина, выпил, пожелал друзьям не забывать его учений и так скончался».

Учение Эпикура оставалось актуальным несколько веков, вплоть до IV в. н. э. Затем оно стало постепенно забываться, хотя это вовсе не явилось концом эпикурейской философии. Она вечна, как вечно любое живое учение. В том или ином виде эпикурейская мысль проступала в трудах Сенеки и Монтеня, Гассенди, французских энциклопедистов, Гельвеция и писателей Нового времени.

Чему же может научить Эпикур сегодня? Прежде всего мужеству принятия жизни. Преодолению любого страха. Верности в дружбе. Презрению к смерти. И, конечно же, стремлению к счастью. Все перечисленные качества чисто человеческие. Они не зависят от вероисповедания, политических пристрастий, вкусов, идеологий. Они универсальны в том смысле, что самоценны для любого человека. Эпикур вошел в нашу действительность как самый жизнерадостный и лучезарный мудрец, оставивший после себя крылатое определение «эпикуреец», то есть «любящий жизнь».

В свое время Эпикур произнес характерную для него фразу: «Хорошо живет тот, кто хорошо спрятался». Философ действительно жил в отдалении от праздной суеты и ничтожных волнений, но он не мог спрятаться от своей славы, славы одного из самых благородных и честных мыслителей древности.

 

Чжуан-цзы

(вторая пол. IV в. – первая пол. III в. до н. э.)

Настоящее имя – Чжуан Чжу. Древнекитайский философ. Основное сочинение: трактат «Чжуан-цзы».

Есть в мировой философии личности, значение которых угадывается только в перспективе времен. Личности, загадочные не из-за своих судеб, а прежде всего потому, что открывают горизонт бесконечности, огромный мир неизведанного. Нередко они проходят путем, далеким от мирских и суетных дорог. И чем меньше эти личности значат для своего поколения, тем более велики они для последующих эпох и народов. Таким был и древнекитайский мыслитель и мудрец Чжуан-цзы – личность настолько же загадочная, насколько и парадоксальная в своем творчестве, фигура, необычная даже для Китая с его разнообразием систем и культур. Философская мысль Чжуан-цзы настолько всеобъемлюща, разнопланова, намеренно противоречива, а нередко и просто безумна с нормальной точки зрения, что невольно возникает представление об огромном, распадающемся на части мире. И все же в итоге этот мир предстает во всей своей цельности, гармонии и завершенности.

Единственный источник скупых биографических данных о Чжуан-цзы – сведения историка Сыма Цянь, включившего спустя два столетия после смерти философа в свои «Исторические записки» краткую справку о нем. В ней значится, что Чжуан-цзы жил во второй половине IV в. до н. э. и умер в начале следующего столетия. В те далекие времена, именуемые эпохой Чжаньго, на территории Китая располагались несколько самостоятельных государств, в том числе и небольшое царство Сун (южная часть равнины реки Хуанхэ). Именно здесь родился и жил Чжуан-цзы, занимавший в молодые годы скромную чиновничью должность. Службой смотрителя плантаций он, видимо, тяготился, а потому предпочел подать в отставку, чтобы свободно заниматься философией. Сыма Цянь отмечал необычайные познания Чжуан-цзы в области древних культур, обычаев и традиций Китая, что вызывало уважение и восхищение современников.

Здесь следует отметить, что древние летописи действительно упоминают о существовании в царстве Сун знатного рода Чжуан. На рубеже VII–VI вв. до н. э. главы рода предприняли попытку дворцового переворота, но потерпели поражение и постепенно сошли с политической арены. По всей вероятности, Чжуан-цзы был последним представителем поверженного клана.

Другие сведения о философе относятся уже к его мифологическому и литературному образам, в которых он закрепился в сознании последующих поколений китайских (а шире – восточных) философов. И как мифологический герой Чжуан-цзы также предстает в образе человека простого, мудрого, совершенно лишенного какого-либо честолюбия. Он довольствуется самым необходимым, не избегает простой работы, вплоть до изготовления сандалий, предпочитает личную свободу и смеется над предложениями разного рода посланников стать советником всемогущего правителя. Чаще всего его видят в окружении учеников, но в нем нет никаких признаков высокомерия и превосходства. Мудрец спокоен и ироничен даже тогда, когда хоронит жену и умирает сам, не позволяя превратить лик древнего даоса в маску бездушного и надменного поучителя.

Таким образом, Чжуан-цзы выглядит обезоруживающе открытой личностью, но при этом вся его жизнь скрыта завесой тайны. Кто его родители, учителя, ученики, с кем он общался, каковы его привычки? Об этом историк Сыма Цянь ничего не сообщал, но не потому, что скрывал что-то, а потому, что и сам мало знал о жизни философа. С одной стороны, мы имеем дело с древнекитайской традицией, согласно которой облик мудреца скрывал покров тайны, с другой – это принцип мировоззрения даосского мыслителя, который поддерживался его учениками и последователями.

В главном сочинении философа, которое так и называлось «Чжуан-цзы», не встретишь ни одной биографической приметы, которая бы могла пролить свет на его образ жизни, привычки и пристрастия. Высказывания, проповеди и притчи Чжуан-цзы представляют собой такое неимоверное смешение стилей и жанров, что не вмещаются ни в одну существовавшую в те времена литературную традицию. Если только можно себе представить поистине необъятный взгляд на вещи и мир, проникновение в самые основы мысли, сознание и воображение, преодоление какой бы то ни было «точки зрения» – то это и есть трактат «Чжуан-цзы». В нем множество различных, даже взаимоисключающих позиций, в которых присутствуют элементы метафизики, монизма, плюрализма, отрицание объективного мира и самого субъекта, и в то же время отрицание и самого такого отрицания. Как говорит автор: «Нет вещи, которая бы не была той, и нет вещи, которая бы не была этой». Но это вовсе не означает, что книга Чжуан-цзы – случайное нагромождение противоречивых мыслей. Просто в ней есть своя сверхсистема, включающая и саму бессистемность. Может, поэтому даосский мудрец всегда привлекал внимание не столько скрупулезных книжников и придирчивых логиков, сколько поэтов и мистиков, искавших не банальной ясности, а творческого вдохновения.

Здесь стоит упомянуть, что китайской мысли вообще присуща идея универсального, не знающая противопоставления идеального и материального, духовного и телесного, разума и чувства; в то же время отсутствует тенденция к образованию замкнутых философских систем. Одна из глав книги «Чжуан-цзы» открывается такими словами:

«Много нынче знатоков искусства упорядочивать мир. Каждый считает, что к содеянному им ничего нельзя добавить. Но в чем же состоит то, что древние называли искусством дао? Отвечу: нет ничего, где бы его не было. Спрашивают: откуда выходит духовность, откуда является просветленность? Мудрецы из чего-то черпают мудрость, правители благодаря чему-то обретают власть – и все это происходит из Единого».

Итак, начало всему – Единое. Всякое философствование, все слова, образы и пути сообщают об одном и том же и к одному и тому же взывают. Но это то единое, которое есть не-единое. И вот здесь кроется причина той сложности и многозначности терминологии, которая так смущает европейских исследователей китайской философии. Оказывается, что в Китае понятие мудрости, или «искусства дао», в равной мере относилось и к управлению государством, и к религиозной аскезе, к этике и искусству, к науке и технике. Точнее даже сказать, что «искусство дао», согласно китайской традиции, лежит в основе всех видов знания и практики. Дао и есть то, «благодаря чему» все существует, и вместе с тем нечто, неотделимое от ограниченных форм. Владеть искусством дао означало в Китае быть одновременно Правителем и Магом, Философом и Подвижником, Художником и Мастером, будучи при этом Никем.

Признание Единого отнюдь не мешает Чжуан-цзы отказаться от каких-либо определений реальности. Он не говорил ни о фазах мирового круговорота, ни о «появлении» или «исчезновении» вещей. Он говорил о реальности дао иначе: «Входит, а не скрывается внутри. Выходит, а не выказывает себя снаружи. Непоколебимо стоит в центре…», подчеркивая тем самым, что в потоке превращений нет разрыва, который разум может принять в качестве точки отсчета. Да и противоположности не просто сосуществуют, а проникают друг в друга, утверждаясь в своей самобытности. «Смотри, как скрывается незримое, и слушай, как замирает беззвучное, – учил Чжуан-цзы, – и только в сокрытии увидишь свет. Только в замирании беззвучного услышишь гармонию». Таким образом, главная проблема философии Чжуан-цзы не в том, как выражается учение дао, а в том, как оно скрывается.

Здесь сказывалась не только древняя традиция дао. Время, когда жил философ, было сложным, сопровождавшимся немалыми опасностями для мыслящих людей. Благодаря незаурядному литературному дару Чжуан-цзы создал классическую галерею сатирических образов, разоблачающих пороки государственных и ученых мужей – их тщеславие, невежество, интриганство, лицемерие, стяжательство. Чего стоит сравнение важного сановника с вошью в свиной щетине, которая живет припеваючи, пока огонь не опалит щетину! В такой обстановке, по представлению мудреца, независимость – величайшее достояние.

Чжуан-цзы считал, что если современное ему общество «погрязло в скверне, ему не о чем говорить с миром». Потому он и писал то не в меру причудливо, то по-детски наивно, поскольку считал, что слова в окружающем его мире употреблялись не по назначению: они больше не служили истине, а скрывали ее. Даосский мудрец искал свет в непроницаемой тьме, ибо дао для него всегда вне существования, ведь главное – не обладать реальностью, но «охранять» ее. Чжуан-цзы больше всего интересовал сам поток метафор, даже если они хаотичны, беспорядочны и безумны. И чем больше в них безумия, тем правдивее выглядит сам философ.

Чжуан-цзы не верил ни в преимущества чистого интеллекта, ни в бунт против разума. Он искал скрытые источники духа и говорил о том, что жить надо не для других и не для себя, а для чего-то в самом человеке, что неизмеримо его превосходит. Он требовал абсолютной неприметности жизни, чтобы ощутить все ее великие проявления. Надо ли после этого удивляться, что так скудны биографические сведения о даосском мудреце? Впрочем, истина Чжуан-цзы не в его судьбе, и даже не в его рассуждениях, а в том, что адресовал он их миру и человеку, выразив это афоризмом: «У каждого спящего свой мир, но лишь пробудившиеся ото сна живут в одном мире».

Чжуан-цзы всегда привлекал и будет привлекать внимание смелостью мысли, фантазии и непринужденного остроумия, глубиной и точностью определений вещей. Но главный секрет обаяния его творчества – в безыскусности и простоте, с которыми человек ведет поиски своей правды. Это путь от себя к себе, осуществляемый с предельной искренностью и доверием к миру. Более того, это просто желание начать такой путь, у которого есть начало, но никогда не бывает конца.

 

Луций Анней Сенека

(ок. 4 г. до н. э. – 65 г. н. э.)

Римский философ, политик, писатель. Основные сочинения: десять научно-этических трактатов; восемь книг «Естественнонаучных вопросов»; «Нравственные письма к Луцилию».

Луция Аннея Сенеку человечество цитирует вот уже почти две тысячи лет. Охотно пользуются его сентенциями философы, писатели, политики, а историки неизменно останавливаются на драматических поворотах его жизни, особенно при дворе императора Нерона. В этих рассказах вырисовывается фигура, можно сказать, эпическая, достойная трагедий Софокла и Еврипида.

Чем объяснить устойчивый интерес к Сенеке, который не был ни великим политиком, ни драматургическим гением, ни выдающимся философом, создавшим оригинальное учение? Ответ на этот вопрос лежит прежде всего в нравственных устоях его личности. Они формировались на протяжении всей его бурной жизни, затрагивая самую суть таких понятий, как добро и зло, жизнь и смерть, богатство и бедность. Но в итоге вели к одному-единственному вопросу, правда, не менее основополагающему: в чем смысл человеческой жизни. Предполагал ли Сенека, что его собственный путь будет таким крутым и извилистым? Вероятнее всего, да, иначе бы он не решал столь мучительные вопросы, прилагая их, в том числе, и к собственной судьбе. И хотя в полном соответствии с семейной традицией Сенека выбрал политическое поприще, по-настоящему его влекла спокойная и мирная жизнь, всецело посвященная философии. Эти, казалось бы, совершенно противоположные сферы деятельности обусловлены как воспитанием Сенеки, так и внешними обстоятельствами, в которые философ был вовлечен чаще всего помимо своей воли.

Семья Сенеки происходила из испанского города Кордовы, где отец будущего философа Луций Анней Сенека Старший был римским всадником. Он твердо верил в справедливость богов и величие Рима, а помимо того, слыл человеком образованным и не чуждым философии. В молодости Сенека Старший увлекался риторикой и был слушателем выдающихся ораторов своего времени. Мечтая о политической карьере для сыновей, он перебрался в Рим, когда Луций Анней был еще ребенком.

Философией Сенека увлекся еще в ранней юности. Под влиянием стоиков и пифагорейцев он неукоснительно следовал суровым обычаям воздержания, которые, кстати, соблюдал до самой кончины. Правда, первые шаги в политической деятельности были прерваны неожиданной болезнью Сенеки Младшего, которая чуть не довела его до самоубийства. Позже об этом трагическом эпизоде жизни сам Сенека писал: «Часто меня тянуло покончить с собою, – но удержала мысль о старости отца, очень меня любившего. Я думал не о том, как мужественно смогу я умереть, но о том, что он не сможет мужественно переносить тоску. Поэтому я и приказал себе жить: ведь иногда и остаться жить – дело мужества».

Луцию Аннею хватило мужества не только для преодоления болезни, но и на то, чтобы завоевать свое место на политическом олимпе. Древнеримский писатель и биограф Светоний отмечал, что «расцвет славы» Сенеки наступил при императоре Калигуле. Словно наверстывая упущенное, молодой политик и оратор за короткий срок был удостоен первой государственной должности и вошел в сенат. Там одна из его блестящих речей вызвала такую зависть Калигулы, что Сенека чуть было не лишился жизни по распоряжению именитого соперника в ораторском искусстве. Спасло философа только заступничество некоей императорской наложницы, которая уверила Калигулу, что Сенека слаб здоровьем и, скорее всего, сам вот-вот умрет от чахотки.

Следующий раскат грома не заставил себя долго ждать. Сенека был обвинен в прелюбодеянии с племянницей одной знатной особы, и сенаторы тут же поспешили потребовать смерти для слишком выделяющегося сотоварища. Теперь уже император Клавдий просил сенат заменить казнь ссылкой. Местом изгнания Сенеки стала Корсика. Поначалу опальный политик впал в отчаяние, он даже попытался ходатайствовать о помиловании в своем трактате «Утешение к Полибию», однако позже изгнанник укрепился духом и вновь занялся научными изысканиями, увлеченный наблюдениями за небесными телами.

Удаление из Рима, созерцание космических явлений заставили Сенеку по-иному оценить пребывание в мире. Как и в годы молодости, перед ним снова встал вопрос о важности философского осмысления жизни, перед которым меркнет так называемое величие государственного служения. Об этом Луций Анней размышлял в трактате «О краткости жизни», в котором указывал, что «без спешки исполнять истинный долг можно лишь тем, кто захочет каждый день быть в теснейшей близости к Зенону, к Пифагору, к Демокриту и другим зачинателям благих наук».

Корсиканская ссылка на некоторое время отдалила Сенеку от государственных дел. Как никогда ранее он ощутил себя философом и космополитом, то есть гражданином мира. И чувство это было настолько сильным, что он даже собирался ехать в Афины, чтобы продолжить там философские занятия. Однако этим намерениям не дано было осуществиться.

В 48 г. после убийства Валерии Мессалины, жены Клавдия, новой женой императора стала Агриппина, мать будущего императора Нерона, усыновленного Клавдием. Агриппина отнеслась к Сенеке более чем благосклонно. И не только возвратила его из ссылки, но и предложила философу стать наставником ее сына. Сенека предложение принял, хотя и понимал, что идет на компромисс со своей совестью. Не трудно было предположить, что дворцовые интриги, нередко заканчивающиеся кровопролитием, продолжатся и впредь. А это означало, что наставник втягивался в сеть заговоров, предательств и преступлений. Так или иначе, жизнь Сенеки становилась двойственной и теперь уже окончательно расходилась с ранее намеченными планами. Правда, он полагал, что если у власти окажется мудрец, то он и будет тем справедливым царем, который станет идеалом для государства.

Надежды эти, однако, не сбылись. Нерон оказался не только властолюбивой, но и преступной личностью. Сенека вынужден был в той или иной мере поступаться своими принципами, и эти уступки все дальше уводили его от нравственных норм, составлявших суть философского учения. После убийства Нероном своей матери Агриппины положение Сенеки при императорском дворе стало невыносимым. Он ходатайствовал об отставке и просил Нерона принять назад все полученные им богатства. Нерон отставки не принял и богатства обратно взять не пожелал. Но Сенека уже утвердился в столь мучительном для себя решении – окончательно удалиться от государственных дел. Увы, это не обезопасило его от Нерона. Да и сам император вскоре понял, что его учитель – серьезная преграда на пути к абсолютной власти. Подозрительный диктатор легко поверил клевете и доносу об участии Сенеки в заговоре против него и приказал своему наставнику умереть. Философ мужественно принял смерть, вскрыв себе вены. По завещанию Сенеки его труп сожгли без погребальных обрядов.

Жена Сенеки Паулина, преданно и страстно любившая мужа, пожелала вместе с ним уйти из жизни и тоже вскрыла себе вены. Однако Нерон, не питая личной ненависти к Паулине и не желая усиливать вызванное его жестокостью всеобщее возмущение, приказал не допустить ее смерти. Рабы остановили кровотечение, перевязав ей руки. Паулина долго болела от потери крови и пережила мужа лишь на несколько лет.

Не сумев в жизни примирить нравственность и власть, Сенека нашел выход из этого положения в своих сочинениях. Тем самым он снял для себя противоречия реальной жизни, уготованные «всевидящей судьбой». Творческое наследие Луция Аннея Сенеки весьма значительно. Его перу принадлежат философские сочинения, художественные и естественнонаучные сочинения, многие из которых, правда, утрачены. Сенека создал несколько философских трактатов, девять трагедий, одну историческую драму, девять философско-этических диалогов, восемь книг «Естественно-научных вопросов» и знаменитые «Нравственные письма к Луцилию».

Унаследовав от стоических и староримских традиций убежденность в существовании высших моральных норм, он сумел сохранить их до конца жизни. Это важно понять потому, что главные нравственные ценности в Римском государстве замыкались на гражданской общине. Нормы римской морали диктовали приоритет долга, мужества, доблести, стремления к благу государства. Но Сенека как римский гражданин шире трактовал проблемы личности и государства. Он писал: «Надо добиваться, прежде всего, чтобы мы не шли, как овцы, вслед за вожаком стада, направляясь не куда следует идти, а куда идется. Наилучшей мы считаем жизнь по разуму, а не по чужому подобию».

Сенека делал упор на долге человека перед собой и людьми. Исполнять этот долг учит пример основателей стоической философии, которые «выносили законы для всего рода человеческого, а не для одного государства. Выполняя эти законы, человек не запирается в стенах одного города, но выходит на простор мира, который становится ему отчизной». В этих рассуждениях нетрудно увидеть космополитические идеи, характерные для ранних стоиков. Важно, однако, учесть то, что их проповедует римский гражданин, который предпочитает служить не гражданской общине, превратившейся в толпу рабов для тирана, а вселенскому «сообществу богов и людей».

Эта позиция четко обозначилась в итоговой книге Сенеки «Нравственные письма к Луцилию». Всего писем 124 и собраны они в один солидный том. В них абсолютно все подчинено этике. Даже научные изыскания о природе, которыми Сенека занимался весьма основательно, включены в трактат с единственной целью, направленной на прояснение нравственных проблем.

Кому же адресовал свои философские письма Сенека? Формально – прокуратору Сицилии и своему другу, любителю изящной словесности Луцилию. Но фактически письма являются как бы посланиями самому себе, неким нравственным завещанием, продиктованным голосом разума. Обращение «ты» становится авторским «я», воплощающим свод стоической морали. В самом общем виде «Письма к Луцилию» явились программой нравственного самоусовершенствования. Эту программу предназначал Сенека и для самого себя, и для Луцилия, а в его лице и всему сообществу людей.

«Письма к Луцилию» начинаются с того, что Сенека советует другу освободить время для совершенствования души, обратившись к лучшему, что есть в ней самой. И неважно при этом, сидит ли человек в своем доме, или странствует, – он всегда наедине с собой. Важно, какие мы есть, а не то, где мы пребываем. И поэтому «ни к одному месту мы не должны привязываться душой, но должны жить с убеждением: не для одного уголка я рожден, весь мир для меня отчизна».

Сенековский «человек добра» никогда не ищет себе оправданий, лечит себя мудростью и пренебрегает похвалой. Вообще же, награда за добродетельный поступок – в самом поступке. Для достижения добродетели надо не ограничивать страсти, как советовали последователи Аристотеля (перипатетики), а совершенно их искоренять.

Однако, как считал Сенека, одного желания добра мало, необходимы еще и воля, воспитание чувств, пробуждение совести. На фоне прагматичной психологии древних стоиков, признававших только разумное начало, доводы Сенеки меняли весь стиль философствования: «Будем жить так, чтобы недавно бывшее словом стало делом. Когда несет волна, нужно держать руль, бороться с самим морем, вырывать у ветра паруса. Нужно не разговаривать, а править».

Сенека очень точно уловил момент воли, ответственного выбора поведения; свобода выбора у него расширяла свои границы в отличие от стоического фатализма с учением о роке как неизбежной и непреодолимой силе. Он предлагал соизмерить выводы собственного разума с волей созидающего Логоса, или божества, которая может быть только благой, ибо бог – величайший благодетель, он заботится о людях и наставляет на путь истинный.

В связи с этим возникал и вопрос о страданиях человека. Зачем они ему даны? Сенека отвечал: «Бог посылает страдания с тем, чтобы закалить человека добра в испытаниях. Бог подобен любящему отцу, а не ласковой матери. Ты велик, человек? А откуда мне это знать, если судьба не дает тебе случая показать добродетель?»

Как часть божественной воли человек добра должен воспринимать и смерть. В этом лучшее лекарство против страха смерти: «Нет никакой разницы, смерть к нам придет, или мы к ней. Внуши себе, что лжет общий голос невежд, утверждающих, будто «самое лучшее – умереть своей смертью». Чужой смертью никто не умирает. И подумай еще вот о чем: никто не умирает не в свой срок. Своего времени ты не потеряешь: ведь то, что ты оставляешь после себя, то уже не твое».

По-своему подошел Сенека и к проблеме самоубийства. Он утверждал, что нельзя уходить из жизни под влиянием страсти. Разум и нравственное чувство сами подскажут, когда самоубийство является наилучшим выходом. Вместе с тем, если не останется возможности исполнять свой долг человека, самоубийство, согласно Сенеке, не только допустимо, но и оправданно. Принуждение, неизбежность казни, рабство – вот те явления, которые делают смерть обязанностью мудреца.

Потерпев неудачу в государственной деятельности, разочаровавшись в нравственных критериях римского общества, Сенека тем не менее не замкнулся в высокомерно-бесстрастной мудрости. Из идеалов древней Стои ему, римлянину, ближе всего оказался идеал человеческой общности, пусть и в фантастическом образе «вселенского града». Дух объединит людей, считал Сенека, и этим он прокладывал путь к христианству. Напоминая об истинных ценностях Стои и древней мудрости в целом, мыслитель словно предвидел нравственные искания всех будущих поколений: «Я преклоняюсь перед всем, что создала мудрость. Мне отрадно видеть в ней наследие многих, накопленное и добытое их трудом для меня. Но будем и мы поступать, как честные отцы семейства: умножим полученное, чтобы это наследие обогащенным перешло от нас к потомкам. Много дела есть и теперь, и останется всегда, и даже тот, кто родится через сто тысяч лет, не лишен будет возможности что-нибудь прибавить к завещанному».

 

Нагараджуна

(ок. II в.)

Древнеиндийский философ. Основные произведения: «Сухрил-лекха» («Письмо другу»); «Ратна-авали-раджа-парикатха» («Строфы о драгоценностях»); «Муламадхьямика-карики», («Основополагающие строфы срединного учения»); «Виграха-вьявартани» («Обсуждение разногласий); «Чатух-става» («Четыре гимна»); «Махаяна-вимшика» («20 строф о махаяне»); «Вайдалья-пракарана» (комментарий к 73 сутрам) и др.

С именем легендарного мыслителя древности Нагараджуны исследователи связывают одну из грандиозных ветвей буддизма, персонально даже названную «нагараджуноведением». Его богатейшее письменное наследие сохранилось в оригинальных санскритских текстах, древних и средневековых переводах на китайский и тибетский языки. Образ самого философа породил огромный свод жизнеописательной литературы, включая мифы и легенды с многочисленными комментариями. Творчеству Нагараджуны буддисты всегда придавали особое значение, поскольку ему приписывается около 200 трудов, что в несколько раз превышает наследие любого другого буддийского автора. Правда, исследователи полагают, что число сочинений, которые можно считать подлинными, чрезвычайно ограничено ввиду многих разночтений, касающихся авторства Нагараджуны.

Собственно, то же самое можно сказать и о жизни знаменитого буддиста, в описании которой больше легенд и преданий, чем документально подтвержденных данных. Например, некоторые современные историки вообще выражают сомнения по поводу историчности Нагараджуны, считая, что «мистическая завеса» и множество мифов, возникших вокруг его имени, не дают возможности собрать подлинные свидетельства. Большинство же ученых считают, что Нагараджуна – лицо историческое: жил он спустя 700 лет после смерти Будды и был основателем первой религиозной школы буддизма – Махаяны, что подтверждает и крупнейший историк индийской философии С. Радхакришнан.

Итак, согласно наиболее распространенной версии, время жизни Нагараджуны – конец II в., место рождения – Южная Индия. Согласно преданию, мать родила его под деревом арджуна, потому мальчика в детстве так и звали – Арджуна. Имя Нага присоединилось позже, после того, как Нага (Дракон) участвовал в преображении философа из простого смертного в Посвященного.

Будущий философ происходил из браминской касты, что предполагало и соответствующее обучение: с девяти лет мальчик уже самостоятельно осваивал буддийские дисциплины. Исследователи отмечают поразительную одаренность юного Нагараджуны, изучившего в раннем возрасте четыре Веды, каждая из которых содержала 40 тысяч чатх (строк). Он выучил эти строки наизусть, познал их смысл, а затем принялся за изучение светских наук, к которым в то время причислялись география, астрономия и магия.

По-видимому, устав от длительной и напряженной учебы, 20-летний Нагараджуна захотел приобщиться к земным радостям и наслаждениям. Подтверждение тому – легенда о том, как молодой буддист проник вместе с тремя приятелями во дворец одного из правителей, где в его гареме устроил настоящий любовный шабаш. Стража вовремя заметила присутствие во дворце охотников до юных дев, и три товарища Нагараджуны пали от рук охранников. Самому инициатору этого неприглядного действа удалось спастись, но смерть друзей произвела на него удручающее впечатление. В Нагараджуне впервые пробудилась мысль о страдании, ибо он осознал всю порочность своих вожделений. Тогда-то и возникло у Нагараджуны желание оставить дом и посвятить свою жизнь изучению мудрости. Он сказал себе: «Если я обрету свободу, непременно сделаюсь отшельником и таким образом очищу свое сознание от дурных желаний и мыслей». После чего, уйдя в горы и приблизившись к пирамиде Будды, Нагараджуна в течение многих дней изучал древнее индийское учение под названием Питаки. В поисках истинных знаний он нашел также у одного престарелого мудреца редкую буддийскую Сутру Махаяны и отправился в путешествие в поисках других неизвестных сутр. Некоторые источники повествуют о том, что в юности Нагараджуна принял посвящение и постригся в монахи, но затем стал учителем и проповедником собственных взглядов.

Досконально изучив «мудрость столетий», Нагараджуна пришел к выводу, что земные вещи ничтожны в своем значении, а само учение Будды, хотя и является глубоким, но не завершено в логическом отношении. Молодой искатель истины рассуждал так: то, что несовершенно, возможно углубить; кто учит, тот должен прежде всего ясно понять суть учения; логика не должна быть противоречивой, а в предмете поиска не должно быть погрешностей. Так Нагараджуна пришел к пониманию новой религии, пожелав стать ее основателем. Эта новая ветвь буддизма получила в дальнейшем название Махаяны. Свое учение Нагараджуна излагал и разъяснял ученикам в течение всей жизни, составив обширное описание взглядов на проблемы религии, философии, этики и культа.

Традиционно нагараджуновские труды подразделяют на три группы. Первая – экзегетические трактаты (то есть дающие толкование священных писаний), в которых также содержатся комментарии к сутрам; политико-философские сочинения; изложение основных положений школы и антологии сутр. Во второй группе – гимны-молитвы, используемые как при медитации, так и при совершении буддийского культа. И в третьей группе – религиозные проповеди и поучения духовного содержания.

В Индии, Китае и Тибете одной из наиболее популярных книг является труд под названием «Сухрил-Лекху», настоящий «путеводитель» Махаяны, высоко оцененный специалистами за ясный стиль, художественное мастерство и поэтичность. Вкратце авторский замысел можно свести к следующему. Осваивая буддийское учение, соблюдая его заповеди и предписания, верующий увидит смысл… бытия и череды рождений в истинном свете. Освободиться от них можно лишь посредством вступления на путь духовного совершенствования, избавляющего от страданий, страстей и ложного мудрствования. Махаяна предлагает также кратчайший из путей, ведущих к нирване (просветлению). Не менее привычными для индийских слушателей были и этические рассуждения автора «Сухрил-Лекху»: о праведном и неправедном поведении; о нравственности, благоприятствующей хорошим рождениям; о психогигиене и т. д.

Определен и путь учения, изложенный в наставлении: «Широко действенный путь Махаяны – это творение добра всем живым существам, устремление к просветлению и буддизму, достижение совершенства и духовного могущества Авалокитешвары».

Такого рода дидактические сюжеты весьма характерны для многих произведений древнеиндийской литературы, начиная от эпоса и религиозно-культовых текстов до правовых и политических трактатов. Впрочем, свои наставления Нагараджуна адресовал не только простым смертным, но и владыкам мира. Характерен в этом отношении трактат «Райна-авали», целиком посвященный советам правителю. Среди назиданий философа можно встретить такие: «О царь, совершающий поступки, согласующиеся с законоучением до, в течение и по окончании действия, не попадет в беду ни в этом, ни в ином мире»; «Даянием, благочестием, добротой, совершенствованием в единственном предмете обучения да воссоедини мир и законоучение»; «Разве может знаток политики заниматься обманом других? На самом деле он обманывает себя, обрекая на многие тысячи рождений».

Встречаются в этом трактате и чисто житейские советы, типа: «О царь, с обретением мудрости ум становится решительным, он не полагается на мнение других и не обманывается ими, потому стремись к мудрости»; «В миру пьянство вызывает презрение, причиняет вред делу, влечет оскудение состояния, а затем в силу умопомрачения оставление обязанностей. Поэтому навсегда брось пьянство».

Собственно говоря, политические советы царю есть не что иное, как конкретная программа государственной практики главы державы. Это уже тот уровень нагараджунизма, когда учение берет ответственность за следование правовым нормам и поддержание иерархических отношений в обществе того времени. Кроме того, опираясь на традиционные представления о карме, автор убеждает царя, что тот обязан своим положением добрым делам в прежних рождениях. Коль скоро он окажется неблагодарным, жадным и перестанет творить добро, то в следующем рождении не будет иметь ничего. И наоборот, проводя добродетельную политику, царь не попадет в беду, достигнет счастья в ином мире и будет прославлен богами и людьми.

Источники сообщают, что Нагараджуна был не только выдающимся писателем и наставником, но и яростным защитником своего учения. При любой возможности он старался опровергнуть противников и доказать истинность Махаяны. Но известен он был не только своими сочинениями и проповедями. Историки рисуют философа как основателя множества школ Махаяны и буддийских храмов. Он строил храмы, как повествуют хроники, на Востоке в царствах Патаваша, Вугам, Одивиша, Бхангала и Радха.

Под конец своей жизни Нагараджуна прибыл в южные районы Индии, где так же успешно излагал свое учение и просвещал людей. Это подтверждает и фрагмент одной из хроник в изложении средневекового индийского историка Таранатхи: «В царстве Дравали были невообразимо богатые брамины Мадху и Супрамадху, которые стали состязаться с Нагараджуной в познаниях браминского учения: в четырех Ведах, 18 науках и пр. оказалось, что они не знали и сотой части того, что знал учитель. Тогда оба брамина сказали: «О ты, сын браминов, достигший (изучивший) до конца все шастры, относящиеся к трем Ведам, к чему ты сделался буддистом?» Тогда Нагараджуна изложил им все достойное порицания в Ведах и похвальное в религии (буддийской), от чего они чрезмерно возблаговели и стали чествовать Махаяну… Таким образом, Нагараджуна, поддерживая верховную религию всеми способами, как-то: слушанием, преподаванием, созерцанием, построением храмов, – оказал несравненное благодеяние преподаванию Махаяны».

О конечном восхождении Нагараджуны Таранатхи сообщил, что философ, занимаясь созерцанием на горе Шрипарвата, достиг первой области Бодхисаттв (высшего состояния мудрости), а «тело его украсилось 32 признаками, которые свойственны только Будде». Кстати, народное предание также подтверждает, что Нагараджуна ставил себя наравне с Буддой.

Древнеиндийский философ оставил впечатляющий след в творениях последующих поколениях мыслителей. Если брать индийскую философию, то можно утверждать, что взгляды Нагараджуны почти полностью идентичны веданте. Поэтому близость Шопенгауэра веданте равнозначна и влиянию на него Нагараджуны.

Заметны совпадения между воззрениями греческого философа Зенона Элейского и Нагараджуны, в частности в том, что касается диалектики. Однако наибольшее сходство заметно между диалектикой Нагараджуны и диалектическим методом Гегеля. Оба великих философа утверждали, что негативизм – душа универсума, ибо любой познаваемый предмет ложен, преходящ, иллюзорен, хотя на этом и покоится устройство реального мира. Еще больше точек соприкосновения с теми учениями, основатели которых настаивали на негативном методе познания Абсолюта (Николай Кузанский, Джордано Бруно и др.).

Главное же различие между Нагараджуной и европейскими монистами заключается в том, что он не верил в логику как в средство конечной цели познания реальности, тогда как Гегель и его последователи были убеждены в ее действенности. Однако мысль Нагараджуны, отрицавшего логику и придававшего большое значение интуиции, с успехом развили многие философы Новейшей истории и прежде всего Анри Бергсон.

 

Марк Аврелий

(121 г. – 180 г.)

Настоящее имя – Марк Анний Катилий Север. Римский император, философ-стоик. Основное философское сочинение: «Наедине с собой» (или «К самому себе»).

Во времена императорского Рима стоицизм как философское направление уже считался учением древним. У его истоков стоял древнегреческий мыслитель Зенон из Китиона, живший в IV в. до н. э. Последним представителем стоицизма стал Марк Аврелий, один из тех великих правителей, который в полной мере воплотил в своей политической и творческой деятельности знаменитое афористичное пожелание Платона: «Государства процветали бы, если бы философы были властителями, или если бы властители были философами».

Марк Анний Катилий Север, вошедший в историю как Марк Аврелий, родился в Риме 26 апреля 121 г. В детстве он получил прекрасное образование под руководством опытного педагога по имени Диогнет. Наставник, хорошо знавший античную философию, приобщил к ней 12-летнего воспитанника. По его советам мальчик приучал себя к аскетическому образу жизни, занимался живописью, упражнялся в составлении диалогов, которые были в те времена непременным атрибутом философствования.

Политикой Марк Аврелий стал заниматься довольно рано – в 16 лет. По рекомендации императора Адриана, благоволившего к юноше, он уже в 138 г. занял должность квестора, которая давала возможность занимать высокие государственные посты.

В 139 г. умер отец Марка Анния, и юношу усыновил преемник Адриана на императорском престоле Антонин Пий. С этих пор приемный сын императора стал именоваться Марк Элий Аврелий Вер Цезарь (а впоследствии, когда сам стал императором, носил официальный титул Цезарь Марк Аврелий Антонин Август). Вскоре Антонин Пий сделал Марка Аврелия консулом, а затем дал ему власть народного трибуна.

В 145 г. молодой консул женился на Фаустине, дочери императора, что еще больше упрочило его общественное и политическое положение. Правда, Фаустина оказалась не слишком верной и благоразумной женой. О ее нескромном поведении говорили в Риме многие. Знал об этом и сам Марк Аврелий, но на советы развестись с легкомысленной супругой отвечал: «Если я разведусь с женой, то надо будет возвратить ей приданое». Под приданым Аврелий, конечно, имел в виду самое дорогое состояние – императорскую власть.

Несмотря на высокое положение и участие в государственных делах, Марк Аврелий не прерывал философских занятий. Философствовать любили и его предшественники – императоры Адриан и Пий, но только Марк Аврелий сделал философию своим главным творческим занятием. Его наставником был вызванный в Рим философ Квинт Юний Рустик, познакомивший Марка Аврелия с сочинениями Эпиктета.

В начале 161 г. Марк Аврелий вступил в свое третье консульство вместе с другим приемным сыном Антонина Пия – Луцием Вером. В том же году император умер, и власть перешла к Марку Аврелию и Веру, чье совместное правление продолжалось до кончины Вера в 169 г. Правда, в период «двоевластия» решающее слово всегда принадлежало Марку Аврелию, поскольку Вер предпочитал правлению разгульную жизнь, чем напоминал современникам Нерона, хотя и без его жестокости. Однажды Луций Вер устроил в Риме грандиозный пир, обошедшийся в немыслимую сумму в 6 млн. сестерциев. Когда об этом узнал Марк Аврелий, то, как свидетельствовали современники, «испустил стон и пожалел о судьбе государства». И тем не менее он ни разу не упрекнул брата в беспутном поведении, ибо по природе был человеком мягким, терпеливым, снисходительным к чужим слабостям и даже порокам.

Время начала правления Марка Аврелия было едва ли не самым благополучным в истории Римской империи. Провинции широко пользовались благами мирного времени, переживая экономический подъем и соперничая между собой в благоустройстве и строительстве храмов, порталов, водопроводов, ремесленных мастерских. Вскоре, однако, наступили иные, более суровые времена. Римлянам пришлось пережить несколько войн, стихийные бедствия и нашествие чумы.

Жизнь заставляла императора быть и отважным воином, и осмотрительным правителем. Его нравственный портрет к этому времени в представлении современников уже полностью сложился. Античный историк свидетельствует об этом так: «К народу Марк Аврелий обращался так, как это было принято в свободном государстве. Он проявлял исключительный такт во всех случаях, когда нужно было либо удержать людей от зла, либо побудить их к добру, богато наградить одних, оправдать, выказав снисходительность, других. Он делал дурных людей хорошими, а хороших – превосходными, спокойно перенося даже насмешки некоторых. Он никогда не проявлял пристрастия в пользу императорского казначейства, когда выступал судьей по таким делам, какие могли бы принести казначейству выгоду. Отличаясь твердостью, он в то же время был совестлив».

В 162 г. римляне вынуждены были начать военные действия против парфянских войск, вторгнувшихся в Армению и Сирию. Через два года Армения и Парфия были покорены, за что императоры-соправители Марк Аврелий и Луций Вер были удостоены титулов «Армянский» и «Парфянский». Но победа была в значительной степени обесценена тем обстоятельством, что в 165 г. в римских войсках, находившихся на Востоке, началась эпидемия чумы. Затем она распространилась на Малую Азию, Египет, Италию и наконец на сам Рим. В 169 г. началась новая война – с германцами и сарматами, в разгар которой произошли волнения в Северном Египте. После их подавления и окончания войны с варварами наместник Сирии Авидий Кассий провозгласил себя императором, что угрожало Марку Аврелию потерей власти. Самозванца вскоре убили собственные воины. Узнав о расправе, Марк Аврелий не применил никаких суровых мер к детям и родным Кассия, как это было принято в те времена. Более того, когда ранее заговорщиками были перехвачены письма Кассия, император приказал сжечь их нераспечатанными, «чтобы не узнать имен своих врагов и не возненавидеть их непроизвольно». А когда кто-то из римлян упрекнул его в снисходительности к возглавившему мятеж Кассию, Марк Аврелий на вопрос: «А что, если бы он победил?», ответил: «Не так плохо мы почитаем богов и не так плохо мы живем, чтобы он мог победить».

В 178 г. на римские владения двинулось войско германских и других племен, враждебных Риму. Марк Аврелий вместе со своим сыном Коммодом возглавил поход, и ему удалось вначале добиться немалых военных успехов. Но тут в войске вспыхнула эпидемия чумы, от которой Марк Аврелий скончался в г. Виндобоне (нынешняя Вена). За два дня до смерти он сказал друзьям, что огорчен не тем, что умирает, а тем, что оставляет после себя такого сына. (Уже тогда в Коммоде со всей очевидностью проявились и беспутный нрав, и жестокость, не свойственные отцу.)

После смерти Марка Аврелия друзья обнаружили написанное по-гречески философское сочинение, озаглавленное «К самому себе». Оно действительно не предназначалось для обнародования, а адресовалось самому автору, который размышлял о жизни, смерти, философии и мудрости.

«Время человеческой жизни, – писал Марк Аврелий, – миг; ее сущность – вечное течение; ощущение – смутно; строение всего тела – бренно; душа – неустойчива; судьба – загадочна; слава – недостоверна. Одним словом, все, относящееся к телу, – подобно потоку; относящееся к душе – подобно сновидению и дыму. Жизнь – борьба и странствие по чужбине; посмертная слава – забвение.

Но что же может вывести на путь? Ничто, кроме философии. Философствовать же значит оберегать внутреннего гения от поношения и изъяна, добиваться того, чтобы он стоял выше наслаждений и страданий, чтобы не было в его действиях ни безрассудства, ни обмана, ни лицемерия; чтобы не касалось его, делает или не делает чего-либо его ближний; чтобы на все происходящее и данное ему в удел он смотрел как на проистекающее оттуда, откуда изошел и он сам. А самое главное – чтобы он безропотно ждал смерти, как простого разложения тех элементов, из которых слагается каждое живое существо…

Никто не может помешать человеку жить согласно разуму его природы, и ничто не происходит вопреки разуму общей природы! Еще немного времени – и ты исчезнешь, равно как и все, что ты видишь, и все, что живет сейчас. Ибо все подлежит изменению, превращению и исчезновению – дабы, вслед за ним, возникло другое».

Во всем процитированном не было бы ничего особо нового, если бы не одно важное обстоятельство. Марк Аврелий, подытожив стоическую философию и подчеркнув необходимость «подчинить себя» мировому разуму, своим учением открывал дорогу для философии раннего христианства. Уже за одно это он достоин тех двух величественных монументов, которые сооружены в Риме. Первый представляет собой триумфальную колонну, сложенную из 30 мраморных блоков, украшенных рельефами с изображениями военных подвигов Марка Аврелия. Еще один памятник высится на Капитолийской площади. Это единственная уцелевшая бронзовая конная статуя эпохи античности, и сохранилась она только потому, что в средние века ее считали изображением императора Константина Великого, особо почитаемого христианами.

 

Cлужанка богословия?

 

Аврелий Августин (Блаженный)

(354 г. – 430 г.)

Христианский богослов и философ-мистик, один из «отцов церкви». Основные сочинения: «Против академиков»; «О блаженной жизни»; «О бессмертии души»; «Об учителе»; «О свободе воли»; «Исповедь»; «О граде Божьем».

Крупнейший христианский мыслитель раннего средневековья Аврелий Августин родился в 354 г. в г. Тагасте в Нумидии (Северная Африка). Его отец Патриций принадлежал к среднему слою поселения африканской провинции, исповедовавшего языческую религию. Мать Моника, напротив, была христианкой, женщиной доброй, отзывчивой и глубоко верующей. Впоследствии Августин в «Исповеди» посвятил матери немало страниц, пронизанных сыновней любовью. Но в раннем возрасте он скорее следовал образу жизни отца, любившего плотские радости и земные наслаждения.

Родители Августина приложили максимум усилий, чтобы дать сыну хорошее образование. Окончив начальный курс в Тагасте, он был отправлен в риторскую школу Карфагена, где провел три года, после чего продолжил учебу в Риме и Милане.

В Карфагене 15-летний Августин дал полную свободу чувствам, наслаждаясь любовными похождениями, яркими зрелищами и всевозможными мирскими развлечениями. Здесь он встретил женщину, которой оставался верен на протяжении 15 лет. Она родила ему сына, получившего имя Адеодат. Позже, когда Августин стал епископом североафриканского города Гиппо, он резко осудил свои легкомысленные плотские увлечения, поведав о серьезной внутренней борьбе: «И две мои воли, одна старая, другая новая, одна плотская, другая духовная, боролись во мне, и в этом раздоре разрывалась душа моя. Я понимал, что сам являюсь доказательством того, о чем читал, как тело замышляет против духа, а дух против тела. Я жил и тем, и другим».

Учеба в риторской школе давалась Августину легко. Он вспоминал позже: «Тянули меня те знания, которые считались почтительными; я мечтал о форуме с его тяжбами, где бы я блистал, а меня осыпали похвалами тем более, чем искуснее я лгал… Я был первым в риторской школе: был полон горделивой радости и надут спесью».

Первое серьезное знакомство с Библией укрепило у Аврелия давнюю неприязнь к христианству. Библейские притчи показались ему непонятными, а сам язык – примитивным. Он не шел ни в какое сравнение с образным языком Цицерона, которого в то время будущий ритор читал с упоением. Чтение трактатов этого римского оратора пробудило в нем интерес к философии и подтолкнуло к поискам истины в этом мире. Вначале эту истину Аврелий увидел в манихействе – религиозном учении о вечной борьбе тьмы и света, материального и духовного, добра и зла. Почти 10 лет Августин исповедовал это учение, ревностно защищая его от нападок противников.

В 375 г. началась преподавательская деятельность Августина. Несколько лет он читал риторику и грамматику в Карфагене и Тагасте, одновременно работая над первыми литературными трактатами. В 384 г. с помощью друзей-манихейцев он получил должность учителя красноречия в риторской школе Милана. К этому времени интерес к манихейскому учению начал угасать. Августин искал новые пути к истине, для чего заново перечитал труды неоплатоников. Их идеи перевернули все представления молодого ритора об устройстве мира и духовном познании. Уважение к деятельности сторонников неоплатонизма он сохранил и позже, когда уже стал одним из почитаемых «отцов церкви».

Приезд матери Августина в Милан и ее попытки направить сына на путь христианства ускорили его духовный рост. Он оставил службу и удалился с матерью и группой друзей в горную местность неподалеку от Милана. Коренному изменению мировоззрения Августина, побудившему его по-новому осмыслить христианское учение, помог случай, описанный в «Исповеди». Однажды во время молитвы ему послышался голос ребенка, который пел: «Возьми и читай». Августин открыл наугад книгу «Посланий апостола Павла» и прочел: «Будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекайтесь в Господа нашего Иисуса Христа и попечение о плоти не превращайте в похоть».

В апреле 387 г. под влиянием миланского епископа Амвросия Августин вместе со своим сыном Адеодатом принял крещение. Переход в христианство он понимал как удаление от житейской суеты ради философии и более насыщенной духовной жизни. После принятия крещения Августин решил вернуться в родные места. По приезде в Тагаст он продал все свое имущество и организовал общину в монастырском духе. В одежде и житейских привычках Августин был весьма скромен. Питался в основном овощами, вино потреблял понемногу, но регулярно, из чисто профилактических соображений. За трапезой предпочитал не столько есть и пить, сколько вести неспешные беседы с друзьями.

Три года, проведенные в Тагасте, были полностью посвящены молитвам, размышлениям о Боге и изучению христианской литературы. Проповеди Августина и его благочестивый образ жизни привлекли внимание многих христиан, и вскоре епископ г. Гиппона (второго после Карфагена города Африки) Валерий посвятил его в сан священника, а после смерти Валерия в 395 г. Августин занял епископскую кафедру и находился на этой должности более 30 лет вплоть до смерти.

Скончался Аврелий Августин (Блаженный) 28 августа 430 г. в Гиппоне, осажденном вандалами. Господь послал ему смерть раньше, чем варвары захватили город. Прах Августина Блаженного был перевезен в Павию, где он покоится и поныне в Соборе Св. Петра.

Большинство сочинений Августин написал в Гиппоне. А их немало – 113 трактатов, 500 проповедей и огромное количество посланий. Помимо «Исповеди», в которой он в форме молитвы рассказал о своей жизни, наиболее существенные догматы католической церкви были изложены в трактатах «О Троице», и «О граде Божьем». Последний трактат, состоящий из пяти книг, – классика богословской литературы. В нем представлены не только теологические, но и историко-философские взгляды Августина Блаженного.

Первый камень в основание «государства Божьего» заложил, как известно, Платон. Его дело продолжил Сенека, а достроил этот величественный град Аврелий Августин, прозванный за это Блаженным. Подобно Платону, Августин понял, что искать Бога, созерцать его необходимо духовным взором, за пределами материального, а постигать совершенство мира возможно через предметы, Им сотворенные. Для Августина, как и для Платона, эти совершенства определили идею Бога, отраженную в бытии. Так, благодаря великому афинскому мудрецу, а также философам Плотину и Сенеке, протягивались незримые нити от античной философии к христианскому вероучению.

В трактате «О граде Божьем» впервые было дано системное описание двух царств – земного и небесного, как двух начал человеческого рода. Граждане обоих царств живут вместе, но желают разного. И эта разница явственно обозначится в день Божьего Суда: «Земной град создан любовью человека к самому себе, доведенной до презрения к Богу. Небесный же град строится на любви к Богу, доведенной до презрения к самому себе. Основателем земного града был братоубийца Каин; ему соответствует и братоубийца Ромул – основатель Рима.

Небесный град вечен; там никто не рождается, потому что никто не умирает; там истинное и полное счастье, которое есть дар Божий. Оттуда мы получили залог веры на то время, пока, странствуя, вздыхаем о его красоте».

В этом трактате Августин развил христианское учение о всемирной истории, которое определяло созданный мир как Божий промысел. Упомянутые два града символизируют не только светское государство и духовное царство, чьим посредником на земле является церковь. Два града заключены и в каждой человеческой душе как тяга к земному и небесному.

Тема человека, его души и веры красной нитью проходит через большинство сочинений Августина. Иногда его высказывания нарочито декларативны. К примеру: «Будем же верить, если не можем уразуметь»; «Хочу познать Бога и душу. – И ничего, кроме того? – Совершенно ничего»; «Уразумей, чтобы уверовать».

Однако Августин не так прост, как может показаться. Его мысль чаще всего утонченна, оригинальна и глубока настолько же, насколько безмерно глубоко учение о познании, будь-то понятия души, счастья, Бога или Вселенной. Прозорливость христианского философа поражает даже искушенного в мудрости человека: «Мы не знаем, долго ли просуществуют земля и небо, но знаем, что всегда 3 и 7 будет 10»; «Лучше всего Бог познается через незнание»; «Люби – и делай что хочешь».

Идея единого Бога, воспринятая Августином через Платона и разработанная им как богословская доктрина, была главенствующей во всей теологической системе мыслителя. Упор, как уже говорилось, делался на духовное видение. Его Августин связывал с солнцем, светом, озаряющим затемненные места нашего сознания. По Августину, неизменность Бога – самое надежное свидетельство изменчивости мира и его временности: «Бог, не изменяясь, творит изменяющееся, вне времени он создает временное».

Не менее оригинальны рассуждения Августина о душе. Казалось бы, что нового можно сказать о субстанции, которая так досконально была исследована в античной философии. Августин не то чтобы открыл новые свойства души, он придал суждениям о ней непреходящую красоту, связав, разумеется, с божественным образом: «Образ Божий – эта неуничтожимая принадлежность человека – находится, собственно, не во внешнем, а во внутреннем человеке, не в теле, а в бестелесной, разумной бессмертной душе. В душе человека можно также усмотреть некоторое, хотя и очень отдаленное, подобие Святой Троицы: как Бог единый, по существу, троичен в лицах, так единая душа имеет три способности – ум, память и волю».

Человек, размышляющий о Боге, стоит в центре всей философии Августина. Он не пытался создавать сложные онтологические и теологические построения, его мысль проста, доходчива и универсальна, к какому бы понятию ни относилась: «Когда люди думают о Боге, которого не в состоянии постигнуть, то в действительности думают о самих себе, а не о Нем: они сравнивают не Его, а себя, и не с Ним, а с собой».

Разработка научных и богословских проблем не помешала Августину в рассуждениях о житейской морали. Его лаконичные и глубокомысленные высказывания известны гораздо менее, чем теологические изыскания. Однако мудрые афоризмы Августина ничуть не уступают афористической классике античности: «Все человеческие беды происходят оттого, что мы наслаждаемся тем, чем следует пользоваться, и пользуемся тем, чем следует наслаждаться»; «Само сокрытие истины есть или испытание нашего смирения, или уничижение гордости»; «Воля в нас всегда свободная, да не всегда добрая».

Несмотря на доступность и простоту Августиновой мудрости, его талант серьезного искателя вечных истин до сих пор остается уникальным. Да и разве можно повторить шедевр, не поддающийся никакому копированию? Трактаты Августина Блаженного отличает не только высокая художественная правда, но и почти математическая точность. И, словно заповедь, звучит сегодня величественный афоризм гиппонского мудреца: «Главное – в едином; второстепенное – во множестве; и все – в любви!»

 

Аниций Манлий Северин Боэций

(ок. 480 г. – 524 г.)

Полное имя – Аниций Манлий Торкват Северин Боэций. Позднеримский философ, государственный деятель. Основные сочинения: «О музыке»; «О святой Троице»; «О католической вере»; «Утешение философией».

В итальянском городе Павия в Соборе Святого Петра под тяжелыми могильными плитами покоятся два выдающихся мыслителя: рядом с прахом Аврелия Августина прах Боэция – философа, ученого, поэта, политика раннего средневековья.

Факт такой посмертной близости, несмотря на его случайность, весьма символичен. Среди философских авторитетов Средневековья Боэций считался вторым после Августина, в том числе и в области теологии. Вплоть до XIV в. знаменитый римлянин именовался в Европе не иначе, как «наш величайший философ». Да и в последующие столетия все выдающиеся мыслители чтили Боэция за его деятельность просветителя, переводчика, комментатора. Он сохранил для Запада высокие образцы греческой и римской образованности, без которой интеллектуальную жизнь Средневековья представить себе невозможно.

Говоря о Боэции, историки часто упоминают словосочетание «последний римлянин». Это действительно был последний великий мыслитель Западной Римской империи, которая пала при германском предводителе Одоакре и возникла уже как новое государство остготов при его преемнике короле Теодорихе.

Полное имя философа – Аниций Манлий Торкват Северин Боэций. По праву рождения он принадлежал к высшей римской знати и являлся наследником знаменитых родов Анициев и Манлиев, известных в Риме с республиканских времен. Богатейший род Анициев находился в родстве с византийскими императорами и со времен императора Диоклетиана выдвинулся в число самых влиятельных фамилий. Среди Анициев было много консулов, два императора и даже один папа. Христианство они приняли еще в IV в. При Одоакре Аниции сохранили свое влияние, о чем свидетельствует тот факт, что отец философа Флавий Манлий был консулом.

Еще в детстве Боэций остался сиротой. Его усыновил знатный патриций Аврелий Меммий Симмах, которого современники сравнивали с легендарным Катоном – олицетворением высочайших гражданских добродетелей в римской истории. Боэций очень любил приемного отца и питал к нему глубочайшее уважение.

Аврелий Меммий Симмах был прямым потомком того славного Симмаха, который требовал восстановления языческого алтаря Победы в Риме. Воспоминания о славном прадеде бережно хранились в семье. На примере этого стойкого защитника язычества юный Боэций познавал великую истину: человек должен отстаивать свои убеждения и духовную свободу даже ценой жизни. Уже на исходе жизни философ выступит поборником римской свободы и человеческого достоинства.

В детстве и ранней юности Боэций посещал лучшие школы Рима, где в одном из районов был префектом его отец и жила семья Симмаха. Кроме того, он, видимо, получил прекрасное домашнее образование под руководством столь просвещенного человека, как Симмах.

В 20-летнем возрасте Боэций уже написал цикл трактатов по арифметике, музыке, геометрии и астрономии. До нас дошли два – «Наставления к арифметике» и «Наставления к музыке», написанные классическим латинским языком, отмеченные точностью формулировок и четкой интерпретацией излагаемых положений. Уже эти первые работы свидетельствовали об огромной эрудиции и глубине познаний будущего философа.

В течение многих столетий бытовала легенда, что Боэций в 20-летнем возрасте страстно влюбился в уроженку Сицилии, некую добродетельную поэтессу Элпис, женился на ней и даже имел от нее двух сыновей. Достоверно же известно, что Боэций был женат на Рустициане, дочери своего приемного отца. У них было двое сыновей, названных в честь отца и деда Боэцием и Симмахом. Глубокое уважение и теплое отношение Боэция к жене, видимо, скорее исходили из чувсва признательности, чем диктовались пламенной любовью. Как показали события, последовавшие за трагической гибелью Боэция и Симмаха, Рустициана проявила себя женщиной сильного характера, большого мужества, недюжинного ума и благородства.

Еще при жизни Боэций достиг славы универсального ученого, проявившего себя во всех свободных, или, как тогда говорили, «благородных науках» – грамматике, риторике, диалектике, математике, астрономии и музыке. Он рано окунулся в политическую жизнь, став сначала сенатором, а в 510 г. – консулом. Новый взлет карьеры произошел в 522 г., когда император Теодорих назначил его на высший в королевстве пост «магистра всех служб» (официй), то есть, фактически, на пост первого министра. Это была вершина успеха Боэция как политика. Однако слава его оказалась призрачной, а судьба – трагической.

При своем прямодушии и чистосердечии истинного философа Боэций не вписывался в полную интриг и политических хитросплетений обстановку королевского двора. В таких условиях борьба за справедливость (конечно же по-римски, а не по-готски) должна была непременно обернуться против него самого. Так и произошло. Через год после высокого назначения Боэций был обвинен в причастности к заговору.

Все началось с доноса на его друга, влиятельного сенатора Альбина, которого заподозрили в тайной переписке с византийским императором Юстином. Такая переписка тогда рассматривалась как тягчайшее преступление ввиду смертельной вражды между Константинополем и Равенной. За доносом последовал суд, на котором в качестве защитника Альбина выступил Боэций, заявив о подложности писем. Тем не менее он сказал Теодориху: «Свидетельство против Альбина ложно, но если он так сделал, то это сделал и я, великий государь».

Такое заявление было равнозначно приговору. Над Боэцием состоялся суд, который обвинил его… в занятиях философией, а сенат вынес смертный приговор. Вскоре философ был арестован и после страшных пыток казнен, войдя в историю как мученик за правду. Казнь состоялась в конце 524 или начале 525 г. Через два года умер и сам Теодорих, раскаявшись перед смертью в содеянном против Боэция.

Боэцию мы обязаны целым рядом общеупотребительных терминов, которыми пользуются не только философы. Именно он ввел в оборот такие ныне понятные всем слова, как «субстанция», «эссенция», «персона», «интеллектуальный», «рациональный», «спекулятивный», «натуральный», «формальный», «атрибут» и многие другие латинизмы.

Перу Боэция принадлежат труды, ставшие классическими для всех последующих поколений ученых. Это более двадцати произведений, которые можно подразделить на несколько групп: учебное руководство по так называемым свободным наукам (квадривиум Боэция); сочинения по логике и теологические труды.

И, наконец, самый знаменитый его трактат – художественно-философская сатура «Утешение философией» – «золотая книга» всех времен, настоящая библия жизни, судьбы, мудрости и надежды для каждого, кто верит в неистребимую силу человеческого разума.

«Утешение» было написано Боэцием в тюрьме перед казнью. Трактат этот не богословский, а нравственно-философский, приближающийся к жанру «утешительной» прозы. В подобном жанре писали Аристотель, Цицерон, Ямвлих – авторы, которых Боэций, безусловно, читал и любил. Единственное, что отличает сатуру Боэция от творений его предшественников, – условия, в которых она писалась. Можно только представить себе, что испытывал философ, понимающий неизбежность смерти и тем не менее берущий в руки перо, чтобы поспорить с самой судьбой.

Античные мудрецы уделяли вопросу «что есть судьба» самое пристальное внимание. Но только Боэций представил подлинно энциклопедический, логически завершенный художественный трактат, разрешающий один из «вечных» вопросов бытия.

Трактат «Утешение философией» не является богословским. И это отличает мировоззрение автора от близкого ему по духу Августина.

У карфагенского мудреца все зло мира – это расплата за первородный грех.

У Боэция же зло вообще изъято из мирового бытия, а потому и нет злой судьбы. Все несовершенства – плод неразумия самого человека, не понимающего, в чем его истинное благо.

Августин считал, что спасение человека зависит лишь от божественной благодати.

Боэций в принципе отказывался считать человека греховным. Другое дело, что он, человек, несовершенен, подвержен порокам. Но это является следствием его происхождения. Каждый из смертных несет в себе божественное начало и потому восприимчив к благу. Важно только осознать свое предназначение и стремиться к достижению истины.

У человека, считал Боэций, нет никакой вины перед Богом. Его беда в забвении своей причастности к высшему разуму. Автор «Утешения» просто не представляет, чем может помочь человеку Бог, управляющий всем мирозданием. Потому человек отвечает за себя сам, он же и последняя инстанция, где произносится окончательный приговор относительно добра или зла в людских деяниях.

Строго говоря, Боэций ищет не Бога, а лишь пути, по которым к этому Богу возможно подняться. Скрытая или явная мудрость, воплощенная в героине трактата – Философии, – самый верный ориентир на обозначенном пути.

Таков смысл познания истины и мира у выдающегося мыслителя древности. Не случайно на первоначальном могильном камне были начертаны пророческие слова:

«Здесь покоится Боэций, толкователь и питомец Философии, стяжавший славу, достигшую звезд. Его превозносит Рим, о нем скорбит Греция. Но не погиб ты от чудовищного злодеяния тирана. Твое тело принадлежит земле, но имя переживет века!»

Потомки не забыли Боэция. «Последний римлянин» стал в один ряд с великими мыслителями всех эпох и народов. Он сумел понять суть двух высших начал в человеке, не разорвав их фанатизмом и практическим сознанием:

«Там, где это возможно, соединяй веру с разумом».

 

Шанкара

(788 г. – 820 г.)

Древнеиндийский религиозный философ, реформатор индуизма. Основные сочинения: «Упанишады»; «Венданта-сутру»; «Бхагавадгиту».

Среди крупнейших мыслителей древней Индии Шанкара является одним из самых ярких философов. Он сочетал в себе качества выдающегося религиозного деятеля и поэта-мистика, ортодоксального теолога и основателя монастырей, странствующего проповедника и блестящего полемиста. По сведениям историков, он умер очень рано, прожив всего 32 года, но и за этот сравнительно короткий срок успел создать более 400 произведений различных жанров, сумел обойти пешком всю Южную Индию и обзавестись множеством учеников. Помимо этого, Шанкара стал основателем религиозно-философской школы под названием веданта, что создало ему репутацию великого реформатора индийской духовной мысли.

Существует несколько жизнеописаний Шанкары, в которых реальность и легенды настолько тесно переплелись, что сейчас уже трудно воссоздать достоверную картину жизни великого индийского философа. Немало разночтений и в определении даты его рождения. Выдвинуто несколько версий, ни одну из которых нельзя считать документально подтвержденной. И все же исследователи более или менее определились с датой рождения Шанкары – 788 г. Ее указал профессор К. П. Тиле в «Очерках истории древних религий», опубликованных в 1877 г. Родился Шанкара в семье брамина Шивагуру и его жены Шиватараки. Долгое время супруги оставались бездетными, но, посетив шиваитское святилище Вришадринатха и испросив у богов благословение, они были награждены чудесным ребенком, которого нарекли Шанкарой, что означает «благодатный», «милостивый».

Когда мальчику исполнилось четыре года, неожиданно умер его отец. Мать, Шиватарака, оставшись вдовой, сделала все возможное, чтобы воспитать сына в лучших традициях индийской мудрости. Приступив к изучению четырех Вед, а также различных наук и искусств, Шанкара очень скоро обнаружил блестящие способности и превзошел в познаниях даже местных учителей-брахманов. Однако истинное свое призвание юный Шанкара ощутил по достижении восьми лет. У него возникло непреодолимое желание постичь высшую мудрость, которой не обладали местные наставники. Согласно легенде, решив покинуть родительский дом, сын пообещал матери, что непременно вернется, когда она почувствует приближение смерти, чтобы принести ей последнее утешение.

Юный Шанкара будто заранее знал, куда идет, ибо через несколько дней он добрался до шиваитских святилищ, где обитали отшельники. Мальчик приблизился к одному из старцев и, согласно преданию, представился учителю одним из воплощений бога Шивы, принявшим человеческий облик. Оказалось, что старец по имени Говинда давно уже поджидал Шанкару, чтобы стать его наставником. Так началось ученичество юного пилигрима. Под руководством Говинды он два года постигал основы учений адвайта-веданты, не упуская из виду и собственное творчество. В шиваитском святилище Шанкара создал многие гимны, ряд философских трактатов и комментарий к некоторым разделам древнего учения Упанишад. Кроме того, в последующие четыре года Шанкара, получивший благословение Говинды, написал комментарий ко всем произведениям так называемого «Тройственного канона» – «Брахма-сутрам» философа Бадараяны, «Бхагавадгите» и основным Упанишадам. Затем молодой комментатор веданты отправился на священную гору Кайласа, на которой, по преданию, ему явился сам Шива в образе наставника высшего знания, а также совершил паломничество в священный город Бенарес, где остановился в древнем святилище Бадаринатха. Здесь и застало его известие о тяжелой болезни матери. Он немедленно прибыл в родную деревню Кералы, где застал Шиватараку умирающей. Отбросив на время высокую философию, юный отшельник начал петь матери гимны, посвященные Шиве и Вишну, что помогло женщине с твердостью и спокойствием встретить свой смертный час.

Совершив необходимые погребальные обряды для матери, Шанкара вновь отправился в странствия по святым местам и наконец появился в городе Праяге. Там произошла его первая встреча с крупнейшими толкователями школы миманса Кумарилой и Прабхакарой. Эти ученые также занимались толкованием Вед, воспринимая их тексты как высший авторитет и сверхчувственную универсальную субстанцию, которая является абсолютной и вечной. Однако в публичном диспуте Шанкара смог доказать преимущество своего изложения Вед, в результате чего даже приобрел приверженцев из числа прежних учеников двух знаменитых философов.

Доказав преимущество учения адвайта-веданты, Шанкара возвратился в Бенарес, «город двух тысяч храмов», куда стремились паломники со всех концов Индии. Именно в этом священном городе он приобрел известность своей подвижнической деятельностью, при этом в числе его слушателей и противников в диспутах были не только ортодоксально мыслящие индусы, но и представители буддийских школ.

Местопребыванием Шанкары и его учеников в Бенаресе стало одно из самых почитаемых святилищ на берегу Ганга, известное как Маникарника, что означало «серьга Шивы». По преданию, святилище было первой частью суши, которое извлек в мир трезубец бога. Пребывая в этом священном месте, Шанкара наставлял индусов, остерегал еретиков и принимал подаяния. Именно в Бенаресе сложилась легенда о том, как Шанкара проявил глубокую мудрость по отношению к иным воззрениям на учение веданты. Однажды некий человек смешанной касты, почитавшийся жалким существом (гандалой), встретил философа на тесной улице города. Прославленный адвайтист, опасаясь «нечистого» прикосновения отверженного, отступил в сторону. Однако в ответ услышал от дерзкого гандалы неожиданное замечание о том, что сама адвайта настаивает на изначальном равенстве всех живых существ. И тогда Шанкара будто бы склонился к ногам своего обличителя и, признав свою ошибку, тут же сложил гимн о высшем Атмане, который одинаково силен и в брахмане, и в неприкасаемом. (Как тут не вспомнить о знаменитом изречении Христа, что для Бога «нет ни эллина, ни иудея», то есть перед Богом равны все!)

Веротерпимость была не единственной заслугой Шанкары в развитии философских систем древней Индии. Дело в том, что веданта (буквально «конец Вед») представляла собой систематическую обработку основ Упанишад, нередко на мистической основе. Самым древним источником при изучении веданты был трактат уже упоминавшегося философа Бадараяны (II в.). Он был оформлен в весьма сжатый, практически непонятный текст без всяких комментариев. Позже эти комментарии появились, но были очень противоречивы. Шанкаре удалось систематизировать их и четко изложить в относительно популярной форме. Согласно философу, мир явлений, который мы воспринимаем чувствами, вызван воздействием иллюзий (майя). Майя в древнеиндийской философии – это своего рода завеса или волшебная иллюзия – и вместе с тем – оборотная сторона Брахмана. Подобно тому, как веревка в руках факира кажется змеей, а раковина может издали выглядеть куском серебра, свойства вселенной в адвайта-веданте лишь временно и ошибочно накладываются на неизменную основу бытия. Освобождение от иллюзии происходит благодаря возвращению к Брахману как истинному знанию.

Мир явлений – только иллюзия, причина которой кроется в незнании. Само же незнание приводит к тому, что человеку мир представляется как настоящий, а Брахма (абсолютная неопределяемая сущность мира) – как персонифицированное наивысшее существо (Ишвара). Выход из круговорота рождений заключается в знании, то есть в рассмотрении всего с точки зрения высшей истины. На ее основе достигается понимание, что мир во всей его изменчивости – это иллюзия, обман. Неизменной реальностью является только Брахма, с которой сочетается индивидуальная душа (Атман). Путь к достижению знания состоит в соблюдении нравственного закона и, прежде всего, медитации, которая понимается как концентрированное размышление о скрытых проблемах Упанишад.

Как уже упоминалось, большинство исследователей описывают кончину Шанкары как уход из жизни перевоплощенного божества, хотя и с точным указанием возраста – 32 года. Он скончался в Канчи, и в память о его смерти там была воздвигнута статуя, которая и поныне хранится в храме Камакши. Однако некоторые источники повествуют о том, что на высшем плане Шанкара вообще не умирал, но поднявшись на гору Кайласа, обрел свой первоначальный божественный облик, проявив тем самым истинную сущность. Примерно в таком же духе изображает кончину адвайтиста «Шанкара-виджаявиласа», древний трактат, отличающийся особой склонностью к живописанию мистических событий. Впрочем, такое описание – вполне в духе Шанкары, чье учение насквозь пропитано мистической теорией познания.

Бесспорно одно: Шанкара был не только философом-теоретиком, но и крупнейшим религиозным деятелем, талантливым проповедником своего учения. Об этом свидетельствуют и факты его биографии, где учитель неизменно побеждает всех противников, а отголоски этих живых диспутов проступают в его произведениях. Главными оппонентами Шанкары были буддисты. Активная проповедь философа, обращенная против буддизма, несомненно, способствовала постепенному вытеснению «еретиков» из философии. При этом Шанкара не просто опровергал буддистов и ослаблял их влияние на народ; он сыграл важную роль в возрождении индуизма.

Помимо этого, Шанкара реформировал, а точнее сказать, заново создал монастырскую организацию индуизма, правда, взяв за образец именно буддийскую общину. В жизнеописаниях перечислены десять индуистских монастырей, основанных Шанкарой, и десять монашеских орденов аскетов. Некоторые из них сохранили свое значение и по сей день. В целом Шанкара ввел буддийские принципы организации и пожизненной аскезы в индуистскую монашескую жизнь и впервые обеспечил единство для установления и проповедей истинных, на его взгляд, основ философии и религии.

Как религиозный реформатор Шанкара был более последователен, чем, например, буддист Нагараджуна, в допущении мирского опыта, принимаемого на уровне обыденной жизни. Шанкара, скорее, выработал действенный компромисс между отречением от этого мира и исполнением обычных человеческих обязанностей. Жизнь Шанкары – пример беспрецедентной интеллектуальной и духовной смелости. Вдохновившись ортодоксальной идеей единства всего сущего, он ни разу не изменил себе, до конца проследив возможные последствия учения, ставшего классикой индийской философии.

 

Иоанн Скот Эриугена

(ок. 810 г. – ок. 877 г.)

Средневековый философ, по происхождению ирландец. Основные произведения: трактаты «О предопределении», «О разделении природы».

Эриугену часто называют «первым отцом схоластики», а в средние века именовали еще более почетным званием – «Карл Великий схоластической философии». Если Карл в начале средних веков объединил светскую монархию и церковную иерархию, то Эриугена создал всеобъемлющую, единую систематическую философскую систему, которая основательно разрабатывалась в последующие века. Необходимо заметить, что в IX в. в Западной Европе стали широко распространяться идеи неоплатонизма, а роль распространителей брали на себя ирландские монастырские школы, которым были известны тексты греческих «отцов церкви». Именно ирландские эмигранты, прибывающие на континент, и стали главными комментаторами и распространителями этих знаний. К их числу принадлежал и Эриугена.

По происхождению Иоанн Скот Эриугена был кельтом. Он родился ок. 810 г. в знатной ирландской семье, учился в монастырских школах, где преподавались так называемые «свободные искусства» (грамматика, геометрия, астрономия, риторика, арифметика, музыка) и теология, которая считалась в отличие от «искусств» отдельной наукой.

По-видимому, на континент Эриугена прибыл уже взрослым человеком, поскольку известно, что, переселившись в Галлию, он тут же нашел высокого покровителя в лице короля Карла Лысого. Произошло это примерно в 40-х годах IX в. При королевском дворе Эриугена имел официальный статус учителя, что само по себе знаменательно, поскольку Карл Лысый слыл большим почитателем «свободных искусств» и наук. Руководя придворной школой, Эриугена занимался и собственным творчеством, в частности писал стихи на греческом языке, хотя и не считал поэзию своим призванием.

Будучи человеком сугубо светским, Эриугена, тем не менее, постоянно общался с богословами, обращавшимися к ученому за разъяснениями по наиболее спорным теологическим проблемам. Особенно жаркие диспуты разгорались по одному из самых актуальных в IX в. вопросов – о предопределении, или, как говорили философы, «предистинации»: традиционно считалось, что судьбой человеку неизбежно предназначен либо ад, либо спасение в раю.

Эриугена посчитал необходимым изложить собственную точку зрения на дискуссионную тему, написав специально по этому поводу религиозно-этическую работу «О предопределении». В ней мыслитель утверждал, что человеку заранее не может быть предназначен рай или ад: ведь Бог наградил его высшей благодатью – свободой выбора. А поскольку Бог изначально добр, то Он и дает возможность каждому выбирать именно добро, а не зло.

Неординарность взглядов, отступление от традиционных представлений, выраженных, в частности, в трудах Августина Блаженного, вызвали недовольство церкви, и работа философа была признана еретической. Сначала последовали резкие опровержения со стороны богословов, а затем учение Эриугены осудили два церковных собора, с чем выразил согласие и папа Николай I.

Несмотря на такую реакцию, отношение к Эриугене со стороны светской власти не изменилось. Он по-прежнему пользовался расположением короля, продолжал свои философские занятия при дворе. Более того, по поручению Карла Лысого Эриугена сделал новый перевод произведений Св. Псевдо-Дионисия Ареопагита, значительно улучшив прежний и более чем сомнительный перевод аббата Гильдуина из г. Сен-Дени. Кстати, на протяжении многих лет все европейские схоласты пользовались только переводом Эриугены.

Изучив работы древнегреческих мыслителей, философ пришел к собственному пониманию религиозно-философского учения. Так появился его главный труд под названием «О разделении природы», который также, причем дважды, был осужден церковью. Трактат состоит из пяти книг, составленных в форме диалога между учеником и учителем. Систему взглядов Эриугены можно отнести к неоплатонизму – учению, разработанному философом Плотином, с трудами которого он познакомился благодаря христианским сочинениям неоплатоников, в частности греческих «отцов церкви» – Григория Нисского, Псевдо-Дионисия, Максима Исповедника. Кстати, обращение к работам этих авторов было типичным для всей ранней схоластики.

Эриугена одним из первых выдвинул тезис, относящийся ко всей схоластике: подлинная религия является и подлинной философией, и наоборот, сомнения, выдвигаемые против религии, опровергают и философию. Он отстаивал и тезис о том, что между откровением и разумом нет противоречия. Орудием разума является диалектика, которую Эриугена понимал, подобно Платону, как искусство сталкивать противоположные точки зрения в беседе, а затем преодолевать различия с целью выявить истину. Как считал мыслитель, решающую роль в познании имеют общие понятия. Он принимал реальность понятий по степени их общности: чем выше степень общности, тем больше проявляется их объективная реальность и независимость от познающего человеческого разума. Единичные понятия, наоборот, существуют лишь благодаря тому, что они относятся к видам, а виды – к роду. Это направление философской рефлексии в ходе дальнейшего развития было названо реализмом.

Неприятие церковью взглядов Эриугены имело две причины. Первая: мыслитель в целом придавал большое значение разуму; он стал одним из защитников рационализации теологии, провозглашая, что авторитет основывается на истинности разума, но ни в коем случае не наоборот. Второй причиной были пантеистические выводы Эриугены. Он отождествлял Бога с природой (в абстрактном смысле), причем исходил из платоновских формулировок, где Бог представляет начало, середину и конец всего сущего. Таким образом, Бог выше всех категорий, о нем нельзя говорить, что он субстанция или материя; тем самым, концепция Бога у Эриугены сильно отличалась от библейского учения.

О том, где и когда окончился жизненный путь Иоанна Скота Эриугены, точных сведений история не сохранила. Правда, есть несколько версий относительно последних лет его жизни. По одной из них, философ переехал в Англию, где был учителем в одном из аббатств и погиб от руки неизвестных лиц. За это он был признан мучеником, о чем свидетельствует эпитафия на гробнице одной из английских церквей. По другой версии, Эриугена под видом ученого и пресвитера Иоанна закончил свои дни в той же Англии при дворе короля Альфреда из Галлии.

Несмотря на то, что учение Эриугены несколько раз объявлялось еретическим, а трактат «О разделении природы» был даже приговорен к сожжению, его труды были хорошо известны в Европе в последующие столетия и оказали серьезное влияние на развитие философской и религиозной мысли Запада.

 

Абу-Али Хусейн ибн Сина

(980 г. – 1037 г.)

Латинская транскрипция – Авиценна. Иранский философ, врач, ученый-энциклопедист. Основные сочинения: «Книга собранного», «Книга итога и результата», «Книга благодеяния и греха», «Книга исцеления», «Книга спасения», «Книга споров», «Книга знания», «Трактат о судьбе и предопределении», «Трактат о буквах», «Логика», «Канон врачебной науки».

Иранскому ученому, философу, врачу Абу-Али Хусейну ибн Сине, прославившемуся во всем мире под латинизированным именем Авиценна, народная молва давала наивысшие определения – Мудрец, Правитель, Авторитет Истины, что на Востоке считалось признанием выдающихся заслуг мыслителя. Авиценна и был таким мыслителем, высоко поднявшим авторитет науки и философии в то время, когда раннесредневековый Запад испытывал застой в общекультурном и философском развитии.

Хусейн Ибн Сина родился в 980 г. в селении Афшана близ Бухары. Он был первенцем управляющего селением Абдаллаха ибн Сины и его юной красавицы-жены Ситарабану. Сам Абдаллах, живо интересовавшийся наукой и философией, состоял в мусульманской секте исмаилитов и о воззрениях этой религиозной секты, несомненно, говорил с сыном. Об этом свидетельствует признание самого Авиценны, сделанное в беседе с учеником: «Отец был среди тех, кто откликнулся на проповедь египтян и стал считаться исмаилитом. Он, а с ним и мой брат, слушал их рассуждения о душе и разуме. Заводили они разговоры также о философии, геометрии и индийском счете». Подобные разговоры продолжались и в Бухаре, куда семья переселилась в 986 г.

В то время Бухара, столица Саманидского государства, в состав которого входили Хорасан (часть нынешнего Ирана) и Хорезм (нынешняя Каракалпакия), была одним из наиболее крупных и блестящих городов азиатского Востока. И хотя там, как и везде в Средней Азии, царил ислам и власти всячески притесняли еретиков, тем не менее правители стремились поддерживать вышедших из народа поэтов, ученых, художников, собирали библиотеки, обсуждали отвлеченные научные вопросы. Абдаллах ибн Сина был довольно умен, толков и для своего времени достаточно образован, а потому сразу же по приезде в Бухару поступил на хорошую и прибыльную службу – в диван муставфи, который управлял финансовыми делами государства.

Уже в раннем возрасте Хусейн проявил исключительные способности к учению. К шести годам он знал по-арабски наизусть чуть ли не весь Коран, а в десятилетнем возрасте поражал окружающих великолепным знанием других восточных языков. Домашние учителя обучали Хусейна математике, грамматике, словесным дисциплинам, а в двенадцать лет он начал изучать юридические науки у факиха (законоведа-богослова) Исмаила аз-Заида. В большом доме аз-Заида одна из комнат была отведена под школу, где юноши, среди которых Хусейн был самым младшим, изучали тонкости мусульманской юриспруденции. К четырнадцати годам Хусейн уже мог заниматься самостоятельно. Мальчик с легкостью брался за многое, знакомясь, в том числе, с философией и, в частности, с «Метафизикой» Аристотеля. Впоследствии Хусейн в своем научном творчестве не раз возвращался к Аристотелю, став его комментатором и пропагандистом.

К 16 годам Хусейн уже был довольно образованным факихом и мог разрешить любое спорное дело. Досконально овладев естественными науками, он занялся более практичным делом – медициной, тем более что восточное врачевание уже имело свою историю и пользовалось заслуженной славой. Некоторое время юноша учился у известного в Бухаре медика Абдулы-Мансура Камари. Именно в этот период Хусейн стал тайно заниматься анатомированием человеческих трупов, нарушая тем самым строжайшие заповеди ислама. За этот грех оба врача могли либо поплатиться жизнью, либо, в лучшем случае, подвергнуться позорному изгнанию из отечества.

Благодаря успешной врачебной практике Хусейн вскоре стал популярным. Если его познания в области философии, логики, теологии, юриспруденции были известны лишь небольшому кругу наиболее образованных людей, то искусством врачевания он был известен, казалось, всем жителям Бухары. Причем лечил Ибн Сина не только богатых клиентов, но и бедняков. В 996 г. он вылечил от тяжелой болезни самого бухарского эмира Нуха ибн Мансура, за что удостоился чести именоваться придворным медиком. В качестве вознаграждения Ибн Сина попросил разрешения пользоваться книгами из дворцовой библиотеки, доступ к которым имели только эмиры и их родственники. Так молодой врач получил возможность работать в знаменитом книгохранилище Саманидов. Эта бесценная библиотека занимала целый дом, заполненный фолиантами и рукописями, которые собирались в течение почти двухсот лет.

Первой попыткой Ибн Сины изложить письменно собственные мысли стала его работа для известного бухарского законоведа Абу-Бекра ал-Барки, который поручил Хусейну составить для него комментарий к книгам, посвященным толкованию Корана, к шариату, адату и мусульманскому законоведению. Так был написан насчитывавший чуть ли не 20 томов труд «Итог и результат», а затем «Книга благодеяния и греха», посвященная вопросам этики.

Удачное лечение бухарского эмира, однако, не надолго продлило ему жизнь. В 997 г. эмир умер, и священный трон занял его сын, Мансур. Два года правления Мансура были последними беззаботными годами в жизни Ибн Сины. В 999 г. молодой властитель погиб в результате заговора, а Бухару захватил хан Наср. Через несколько дней после вторжения его войск сгорела библиотека.

Драматические события в Бухаре прервали работу молодого ученого над рукописями и книгами. Власть захватил Исмаил Саманид, прозванный Мунтасиром. Его приход к власти сопровождался грабежами и пожарами, к тому же тяжело заболел некогда жизнерадостный Абдаллах ибн Сина. Вскоре он скончался, и двадцатилетнему Хусейну, никогда ранее не занимавшемуся финансовыми делами, пришлось взять на себя заботы о содержании большой семьи. Ибн Сина пытался служить, но в такой беспокойной обстановке пользы от его службы было мало. Поэтому в 1000 г. было решено всей семьей отправиться в Хорезм, который оставался последним оплотом мирной жизни.

Свободолюбивая, богатая, покровительствующая наукам и искусствам Бухара, которую покидал Хусейн, вскоре стала совсем другим городом. С годами свободомыслие властей сменилось аскетическим мусульманством, при котором не нашлось места ни Хусейну ибн Сине, ни его трудам. Его сочинения правоверные мусульмане объявят еретическими, предадут их огню, и понадобится тысяча лет, чтобы имя Авиценны перестало пугать бухарских богословов.

Хорезм встретил Хусейна доброжелательно. Хорезмшах принял его в своей резиденции и предложил Хусейну являться во дворец на маджлиси улама (собрание ученых) в прославленной придворной «академии» хорезмшаха. В Хорезме Ибн Сина почувствовал себя полноценным ученым, равным чалмоносцам, заседавшим в маджлиси улама. Первое время он занимался составлением законов для объединенного Хорезма, затем вернулся к медицине и философии. Применение собственных методов лечения принесло Ибн Сине славу выдающегося целителя. Вскоре появились и ученики, стремившиеся под руководством учителя познать тайны восточной медицины. Окружала Хусейна и молодежь, которую интересовали философия, теология, история, математика, право и другие науки. Преподавательская деятельность и пытливость молодых последователей воодушевлял и самого Ибн Сину на более глубокую разработку философских и медицинских проблем.

В Хорезме Хусейн ибн Сина начал работать над философской энциклопедией «Книга исцеления», там же был задуман главный труд его жизни – «Канон врачебной науки». В Хорезме произошло событие, касающееся и личной жизни Хусейна. Здесь у него родился сын Али. О женитьбе Хусейна биографические источники не упоминают, но о том, что у него был наследник, можно предположить из начертания самого имени ученого, которое он принял согласно мусульманскому обычаю – Абу-Али али-Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина. В переводе это имя звучит как: «Отец Али Хусейн сын Абдаллаха сына Сины». Поскольку Ибн Сина сам назвал себя отцом, то вряд ли нужны другие подтверждения факта его отцовства.

В Хорезме Хусейн прожил двенадцать лет. В 1012 г. он был вынужден уехать, чтобы не попасть в «золотую клетку» султана Махмуда Газнийского. Кичившийся своим ортодоксальным правоверием, Махмуд был умен, жесток, хитер, жаден, честолюбив и предусмотрителен. Считая себя покровителем искусств и наук, он, тем не менее, походя казнил ученых, которые осмеливались делать выводы, не согласованные с мнением султана. Именно Махмуд чуть было не бросил под ноги слонов знаменитого поэта Фирдоуси за его поэму «Шахнаме». Конечно, присутствие ученых, философов и писателей придавало блеск двору султана. Но все они находились в полной зависимости от него. Тиран был уверен, что во дворце никто не посмеет выступить ни против ислама, ни против него самого. Потому-то он и желал видеть знаменитого ученого Ибн Сину при своем дворе и нигде больше.

Скрываясь от Махмуда, Хусейн поселился в небольшом городке Несе. Здесь для своих учеников он написал несколько трактатов, объясняющих геометрию Евклида. Те переписывали сочинения учителя в десятках экземпляров и рассылали их ученым Хорасана, Хорезма, Азербайджана. Несмотря на сравнительную молодость, 32-летнего Ибн Сину его последователи стали именовать аш-Шейхом, т. е. своим главой.

Однако спокойная жизнь в Несе была недолгой. Султан Махмуд разослал портрет ученого по городам и весям с повелением всякому, кто встретит знаменитого ученого, сообщить ему, что в столице Газне его ждут «пресветлые очи султана, жаждущего осыпать достославного врачевателя великими милостями». Хусейн вынужден был переехать в Нишапур, где снова занялся врачебной практикой.

Следующим местом проживания ученого стал Джурджанан, где он под именем Хусейна ибн Абдаллаха, врача из Несы, поселился в небольшом домике. Здесь, впрочем, как и везде, он много и плодотворно работал, исписывая по сорок-пятьдесят страниц в день. Как и в других городах, сразу появились ученики. Один из них Абдул-Вахид настолько привязался к Ибн Сине, что до конца жизни ученого оставался его верным и неизменным другом и спутником. Он прожил с Хусейном около двадцати пяти лет. Наблюдая жизнь учителя на протяжении этого времени, Абдул-Вахид продолжил начатую Ибн Синой автобиографию. Эти записи стали практически единственным документальным источником сведений о жизни великого ученого.

Добросовестный Абдул-Вахид в своих записях, помимо сведений о научной деятельности учителя, упоминал и о его личной жизни. Биограф отмечал, что мужественная красота Ибн Сины покорила не одно женское сердце. Да и сам он нередко отвечал взаимностью на искренние чувства. Он даже сохранил четверостишие Авиценны, адресованное одной из неведомых красавиц:

Душа, ты связана с желанием и страстью. Спеши: мгновенною обязана ты властью. Любви не покупай, богатств, чинов не требуй. Кто счастья не ценил, тот близится к несчастью.

Именно Абдул-Вахид сообщает и о том, что в Джурджанане один богатый торговец, любитель наук и почитатель Ибн Сины, Абу-Мухаммад аш-Ширази купил для ученого дом. В нем Хусейн, львиную долю своего времени отдававший ученикам и больным, работал и над «Каноном врачебной науки», стремясь создать универсальное руководство по медицине, которое обобщало опыт знаменитых врачей древности Гиппократа и Галена, восточную науку врачевания и личные наблюдения.

С 1017 по 1023 г. Хусейн жил в Хамадане. По приезде туда он излечил от тяжелой желудочной болезни эмира Шамс-уд-Давла. Приближенный ко двору, он испытал как восхищение почитателей, так и козни придворных. В результате интриг ученый был даже заточен в крепость Фардджан. Правда, благодаря общению с комендантом, который благосклонно отнесся к узнику, в крепости Авиценна чувствовал себя спокойно и даже мог писать. Здесь он создал свое первое художественное произведение – повесть «О Хайе, сыне Якзана». В ней Абу-Али рассказал о преображении души простого, близкого к природе человека, который благодаря природному уму и доброму нраву сумел познать сущность мира.

Этой книгой впоследствии зачитывались многие поколения. Достаточно сказать, что Данте в «Божественной Комедии» повторяет художественный прием Авиценны. Как старик Хай сопровождает Ибн Сину в его странствиях по Вселенной и показывает ему великое и низкое, так и Вергилий водит Данте по кругам ада, чистилища и рая.

В крепости Хусейн находился около четырех месяцев. Там он не только написал повесть «О Хайе, сыне Якзана», но и почти завершил «Канон врачебной науки». Этот огромный по объему труд, состоящий из пяти книг и насчитывающий около двухсот печатных листов, стал классическим на многие века и воспитал не одно поколение врачей не только на Востоке, но и на Западе.

Философские взгляды Авиценны изложены в «Книге исцеления», охватывающей все стороны философской науки – логику, математику, физику и метафизику. Вслед за Аристотелем он считал, что материальный мир вечен, что все тела природы состоят из материи. «Нет абстрактной телесной формы без материи, – писал Авиценна, – телесная форма содержится в самой материи, и тело образуется из форм этой материи».

Мир, по мнению Ибн Сины, возник в силу неизбежной необходимости и так же вечен, как и абсолютное начало – Бог. Если Бог как причина мира вечен, то и мир как результат Его действия тоже вечен.

Авиценна был одним из первых, если не первым из средневековых ученых, самостоятельно поставившим вопрос об отношении тела и духа. Он попытался установить некую промежуточную инстанцию – нафс (душу), которая, будучи по субстанции одинакова с духом, близка к телу и является якобы непосредственным двигателем тела. В связи с этим следует отметить, что идея Авиценны о ступенчатости в развитии сил разума оказала большое влияние на взгляды Бэкона, Декарта, Спинозы и других позднейших мыслителей. Его требование логической строгости построения мысли, доказательности выдвигаемых положений, признание значения чувственных восприятий в познании были необычайно смелы и прогрессивны для того времени.

Последние годы жизни ученый провел в Исфагане. Его слава росла с каждым годом. По миру расходились труды Авиценны, он имел почитателей и учеников в Багдаде, Дамаске, Египте; послушать мудрого шейха приезжали в Исфаган ученые со всего Среднего Востока. Благодаря настойчивым просьбам ученого здесь были построены медресе, больница «Дом болящих» и астрономическая лаборатория. Сын шаха Ала-уд Давлу, ученик Ибн Сины, участвовал во многих замыслах и работах учителя, помогал ему в астрономических наблюдениях.

И все же годы скитаний и напряженного труда сказались на здоровье Авиценны, все чаще его стали беспокоить боли в желудке, одышка. В 1037 г. в возрасте 57 лет Абу-Али Хусейн ибн Сина скончался. Своеобразный итог своей жизни он подвел в небольшом четверостишии, написанном незадолго до смерти.

От праха черного и до небесных тел Я тайны разгадал мудрейших слов и дел. Коварства я избег, распутал все узлы, Лишь узел смерти я распутать не сумел…

 

Пьер Абеляр

(1079 г. – 1142 г.)

Французский философ, теолог, поэт. Полное имя – Пьер Пале Абеляр. Основные сочинения: трактаты «Да и нет», «Познай самого себя», «Диалог между философом, иудеем и христианином»; богословские труды «Диалектика», «Введение в теологию».

Мыслитель раннего Средневековья Пьер Абеляр был личностью исключительной. Его жизнь и творчество были наполнены триумфами и трагедиями, славой и преследованием со стороны воинствующих фанатиков. Любителям романтических историй хорошо известна возвышенная любовь Абеляра к Элоизе, не уступающая по силе чувств и драматизму классической повести о Ромео и Джульетте. Но Пьер Абеляр был не только благородным и отважным рыцарем, а и замечательным философом, одним из самых знаменитых ученых XI–XII столетий.

Пьер Пале Абеляр родился в 1079 г. в семье феодала, рыцаря Беренгария, имевшего небольшое владение вблизи Нанта в Бретани. Как старшему сыну, Пьеру должны были перейти по наследству не только отцовские владения, но и часть его состояния. Но он выбрал иную судьбу, отказавшись от всех сыновних прав в пользу младших братьев. Увидев свое призвание в философии, Пьер покинул отчий дом и стал бродячим поэтом, которых в эпоху раннего Средневековья называли вагантами. Занятие это было не совсем безопасным, поскольку церковь относилась к вагантам крайне отрицательно, считая их «сектой», отошедшей от ортодоксального христианства.

После длительного путешествия Абеляр прибыл в Париж, чтобы познакомиться с католическим богословом Гийомом из Шампо. Известный во Франции учитель риторики, теологии кафедральной школы, представлял схоластический реализм – достаточно распространенное в XII в. учение. Гийом утверждал, что реальная субстанция соответствует лишь общим понятиям: например, понятие «белизна» как субстанция имелось бы даже тогда, когда бы не было ни одного белого предмета. То же самое относится к любой субстанции, включая человека.

Абеляр, обладая недюжинными способностями и склонностью к самостоятельным суждениям, стал любимым учеником Гийома. Правда, продолжалось это недолго: вскоре профессора стали раздражать пытливость Пьера и его постоянные возражения. Абеляр с такой убежденностью выступил против Гийома по поводу природы универсалий, что почтенному мэтру ничего не оставалось делать, как признать его правоту. В чем же Абеляр стремился переубедить своего учителя? Прежде всего в том, что во всей Вселенной существует лишь одна субстанция, а все разнообразие в мире – это лишь различные модификации единственной субстанции. Таким доводам дерзкого ученика его оппонент ничего не мог противопоставить.

Теоретический конфликт с Гийомом привел к тому, что Пьеру пришлось оставить кафедральную школу и основать собственную. Для жительства он выбрал уединенную местность во владениях графа Шампань, но затем все же перебрался ближе к столице, чтобы легче было вести дискуссии с оппонентами. Спустя некоторое время известность Абеляра настолько возросла, что преемник Гийома в кафедральной школе пригласил талантливого молодого философа для чтения лекций.

Надо отметить, что борьба представителей двух религиозно-философских направлений – схоластического реализма (архиепископ Кентерберийский и Гийом из Шампо) и номинализма (Росцелин и примкнувший к нему Абеляр с учениками) носила в то время острый и непримиримый характер. Отрицание номиналистами независимого существования общих понятий, по сути, готовило почву для научного познания мира. «Реалисты» же доказывали подлинную реальность существования веры, что непосредственно отвечало взглядам католической церкви. В учении номиналистов схоласты, как и церковь в целом, увидели для себя серьезную опасность, ибо доводы Абеляра подрывали основы веры. На одном из соборов церковники предали взгляды Росцелина анафеме, да и сам Абеляр становится в их глазах личностью весьма подозрительной.

Разочаровавшись в толковании Библии, которое предлагали ортодоксальные католики, Абеляр решил, что сам способен найти истину в Священном Писании и отделить ее от ложных представлений. Он объявил курс лекций по теологии, что немедленно вызвало гнев главного идеолога католического богословия Ансельма Ланского, чьей школой церковь гордилась и которую ставила в пример религиозным отступникам. Ансельм не замедлил запретить Абеляру чтение лекций. Таким образом, теологический конфликт привел к тем же последствиям, что и философские дискуссии Абеляра с Гийомом из Шампо.

В 1113 г. 34-летний Абеляр возвратился в Париж, где в очередной раз возобновил чтение лекций по философии, слегка смягчив прежнюю категоричность суждений по отношению к вере и разуму. В кафедральную школу снова начали прибывать ученики, стремившиеся постичь азы философии под руководством известного магистра «свободных искусств». Это были наиболее счастливые и спокойные годы в жизни Абеляра, тем более что в это время Пьер встретил свою первую и единственную любовь. Элоиза, племянница парижского каноника Фульбера, была совсем юной девушкой, однако отличалась не только красотой и умом, но и редкой образованностью. Чтобы быть ближе к любимой, Абеляр поселился в доме Фульбера, став ее учителем, а затем и возлюбленным. Вскоре Элоиза забеременела, и, спасаясь от гнева дяди, Абеляр вынужден был отвезти ее к своей сестре в Бретань, где и родился их сын. После возвращения в Париж Пьер и Элоиза обвенчались. Свой брак они держали в тайне, по-видимому, для того, чтобы Абеляр мог беспрепятственно читать лекции в кафедральной школе. Однако Фульбер, дабы восстановить доброе имя племянницы, рассказал о тайной женитьбе Элоизы и Абеляра соседям. Чтобы скрыть от горожан свои истинные отношения, влюбленным пришлось уехать из Парижа. Элоиза временно поселилась в женском монастыре Аржантейль, где она когда-то воспитывалась (позже она стала аббатисой этого монастыря). Сам же Абеляр принял монашеское звание в монастыре Сен-Деми.

Но на этом неприятности не закончились. Оппоненты и недруги обвинили его в том, что он продолжал читать лекции по философии, что, по их убеждениям, не подобало монаху. И снова церковный собор, созванный в 1121 г. в Суассоне, возбудил слушание по поводу еретических взглядов Абеляра. По решению собора философ вынужден был публично сжечь свои богословские трактаты и отправиться во временное заточение в монастырь Св. Медарда. От глубокого потрясения, испытанного во время публичного сожжения своих трудов, Абеляр уже не смог оправиться до конца жизни.

Проведя два года в уединении, впавший в отчаяние философ начал было обдумывать план бегства к мусульманам Испании, как вдруг совершенно неожиданно получил известие от бретонских почитателей, что избран аббатом монастыря Св. Гильдазия. Но и переехав в Бретань, Абеляр не обрел спокойствия. Свидетельство тому – автобиографическое сочинение «История моих бедствий», написанное во время пребывания в монастыре. В нем вечно гонимый скиталец подробно описал несчастья своей жизни, причиной которых стали завистливые и невежественные оппоненты, коварство монахов тех монастырей, где Абеляр был вынужден скрываться; радость тех дней, когда ему как магистру «свободных искусств» была дана возможность общаться с преданными учениками. Свою печальную исповедь Абеляр размножил и переслал друзьям, после чего она распространилась по всей Франции.

Своеобразным дополнением к «Истории моих бедствий» может служить переписка между Абеляром и Элоизой – одна из вершин любовной лирики, вошедшая в сокровищницу мировой литературы. Эти письма более всего могут свидетельствовать о духовной и нравственной высоте Абеляра и о чистоте помыслов влюбленных. История любви Абеляра и Элоизы была возвышенной и трагичной. Расставшись из-за самодура Фульбера, они так больше и не встретились, проведя остаток жизни в монастырях и уединении. И только их переписка может служить подтверждением высокой истины, что настоящая любовь вечна и ничто не может разлучить соединенные души.

В последующие века романтические отношения Абеляра и Элоизы в какой-то мере заслонили вклад философа в историю европейской мысли. А между тем Абеляр как мыслитель был совершенно не типичной для своего времени личностью. Его перу принадлежит немало ценных философских и теологических трудов – «Диалектика», «Введение в теологию», «Этика» (куда входят трактаты «Познай самого себя» и «Да и нет»).

В вопросах теологии Абеляр шел своим путем, оказавшись вне основополагающей линии развития схоластики. В труде «О божественном единстве и троичности» он попытался разрешить проблему того, как сделать веру понятной при помощи доводов разума, поскольку, несмотря на известное убеждение «Верю, а потому знаю», невозможно верить в то, что непонятно. Абеляр сформулировал принцип «Познаю то, во что верю». Философ определил основы такого рационализма, где допустил возможность обретения философией самостоятельности, то есть независимости от теологии. В «Этике», наряду с сократовским «Познай себя», он сделал упор на особой значимости внутренней жизни человека.

Оригинальной была позиция Абеляра по отношению к проблеме «универсалий» – одной из важнейших в диалектике. Как уже говорилось, реалисты-схоласты утверждали, что универсалии существуют до начала единичных вещей, а их оппоненты-номиналисты считали, что всеобщее – лишь следствие единичных вещей. Абеляр полагал, что универсалии существуют в самих вещах. Нельзя недооценивать общее в единичном, но важны также индивидуальные различия. Например, люди именуются людьми не только на основе общих признаков; в понятии «человек» также присутствует все, что присуще людям. Однако, по представлению Абеляра, общее существует лишь в мышлении, а не вне его, как о том говорили Ансельм и Гийом из Шампо. Таким образом, Абеляр явился первым представителем умеренного номинализма, который позже был назван концептуализмом. Ближе всего к нему стояли английские философы Оккам, Локк, а в Новое время его идеи развивали Беркли и Юм.

Церковники-ортодоксы, безусловно, не могли согласиться с тем, как Абеляр трактовал вопросы веры и разума, с его идеями о веротерпимости и сомнениями по поводу признанных авторитетов схоластики. Общий дух учения философа делал его в глазах церкви опаснейшим из еретиков.

Последний суд над Абеляром состоялся в Сансе в начале июня 1140 г. На церковный собор съехались виднейшие представители теократических партий, высшее духовенство, присутствовали также король Людовик VII и граф Шампань, аббаты и клирики из многих городов. Но ожидаемого диспута не произошло. Абеляр сразу же заявил, что будет обращаться за защитой к папе Иннокентию II, и вместе со своими учениками покинул собор. Он уже знал, какое решение примут богословы, и решил не тратить время попусту. Однако папа своим рескриптом подтвердил решение суда – запретить Абеляру преподавательскую деятельность и уничтожить все его сочинения, где бы они ни были найдены. Такой поворот событий окончательно сломил волю мужественного философа. Он отрекся от всех своих прежних убеждений и уединился в одном из дальних монастырей.

Больной и сломленный, Абеляр скончался 21 апреля 1142 г. Элоиза узнала об этом от аббата монастыря Петра Достопочтенного. Она перевезла прах своего возлюбленного в Параклет, где он и был захоронен. В 1163 г. Элоиза умерла и была похоронена в одной могиле с Абеляром, а позже их останки перевезли в Париж, на кладбище Пер-Лашез, где они покоятся и поныне.

 

Фома Аквинский (Аквинат)

(1225 г. – 1274 г.)

Настоящее имя – Томмазо д’Аквино. Средневековый теолог и философ-схоласт. Основные сочинения: «Сумма против язычников»; «Сумма теологии».

По признанию самих теологов, Фома Аквинский (другое имя Аквинат) был первым самостоятельным философом христианского Запада. Он положил начало традиции, которую продолжили философы Нового времени, в частности Декарт и Лейбниц. Проблема для Фомы, как и для всей церкви, заключалась в необходимости приспособить доминирующую в то время на Западе и Востоке философию Аристотеля к католической ортодоксии, чтобы исключить опасность ее искажения и отклонения от религиозных догматов. Эту задачу схоластик доминиканского ордена Фома Аквинский разрешил блестяще. Он стал основоположником ведущего направления в католической философии, получившего название «томизм». Это направление постепенно было признано официальной доктриной церкви.

Томмазо д’Аквино родился в начале 1225 г. в родовом замке Рокка Секка («Сухая скала») в богатой и влиятельной аристократической семье. Он был младшим из семи сыновей графа Ландульфа Аквинского, сеньора города Аквино близ Неаполя. Семья Фомы состояла в родстве со знатными европейскими фамилиями: германский император Барбаросса приходился будущему мыслителю двоюродным дедом, а император Священной Римской империи Фридрих II троюродным братом.

По семейной традиции Фома, с пяти до четырнадцати лет воспитывавшийся в бенедиктинском монастыре Монте-Кассино, должен был как младший сын местного сеньора посвятить себя духовной карьере и стать аббатом, затем, может быть, епископом и даже кардиналом. Для подготовки к этой карьере юный Фома проходил курс наук в Неаполе, где под руководством видного теолога Петра Ирландского штудировал Аристотеля. Однако после смерти отца в 1243 г. Аквинат совершенно неожиданно для родных вступил в только что созданный орден нищенствующих монахов-проповедников, основанный Св. Домиником.

Приняв постриг, Фома решил пешком идти из Неаполя в Париж, бывший тогда центром католицизма. Но по дороге случилось чрезвычайное происшествие: на молодого монаха напало несколько всадников, которые связали его и увезли с собой. Оказалось, что это были вовсе не разбойники, а родные братья Фомы, решившие вернуть «блудного сына» под отчий кров. Фому заточили в замке, всячески уговаривая его отказаться от принятого решения. Однажды к нему в келью привели даже красивую куртизанку с тем, чтобы новоиспеченный доминиканец, поддавшись плотскому искушению, скомпрометировал себя и свое духовное звание. Но не тут-то было. Впавший в ярость Фома, схватив тлеющую головешку, стал угрожать поджогом замка. После этого случая его оставили в покое, а мать, убедившись в непреклонности сына, подчинилась его воле. Предание повествует, что осенью 1245 г. Фома, выбравшись из башни по веревке, к которой любящие сестры привязали корзину, все-таки отправился в Париж учиться богословию.

Первым его учителем стал выдающийся теолог Альберт Великий. В 1248 г. он взял с собой ученика в Кельн-на-Рейне, где собирался организовать школу по изучению теологии. Четыре года Фома находился под попечительством Альберта, проявив немалые способности в изучении философии. Внешне это был очень медлительный, кроткий и великодушный юноша, огромного роста, невероятно тучный и неповоротливый, совершенно чуждый всяким любовным увлечениям. Человеческим страстям Фома предпочитал философские размышления и чтение книг, в основном, естественно, произведений Аристотеля.

В 1252 г. орден, по рекомендации Альберта, направил Фому уже как бакалавра свободных искусств в Париж преподавать на основанной доминиканцами кафедре. Четыре года Аквинат комментировал студентам Священное Писание и «Сентенции» теолога Петра Ломбардского. Последний комментарий составил первое большое сочинение Фомы. В 1256 г., пройдя все ступени, необходимые для получения степени магистра теологии, Фома получил право именоваться учителем с возможностью преподавать богословие, чем и был занят до 1259 г.

Общий курс, прочитанный Фомой Аквинским, получил название «Сумма против язычников». В этом произведении философ выступил как основатель томизма – главного направления ортодоксальной схоластики. Благодаря сочинению Фомы церковь обретала в лице толкователя произведений Аристотеля не противника, а сильного союзника. По мысли Аквинского, миру присущи величие и достоинство постольку, поскольку он сотворен всемогущим и всеблагим Богом. Не слепым случаем, не стихийной силой, не эволюцией, благодаря которой низшее создает более высокое, а всеведущим Умом, Любовью как таковой. Бог – наисовершеннейший Творец, а потому и все его создания должны быть совершенными. Мыслитель различал два пути познания. Богословский ведет вниз от Бога к твари, от причины к следствию. А путь рационального, естественного познания ведет вверх, от чувств к духовному миру, от следствий к причине, от твари к Богу. Таким образом, философия для Аквината – это восхождение. Именно Аристотель в глазах Фомы отталкивался от низшего и шел к высшему, как и подобает рациональной философии.

Для Фомы аристотелевская философия оказалась самым подходящим инструментом, чтобы выстроить рациональный фундамент богословия. Примечательна концовка первого тома «Суммы против язычников», как бы подводящая итог его исследованиям: «Ложное, земное счастье – лишь тень совершеннейшего счастья. Оно, согласно Боэцию, составляется из пяти элементов: наслаждения, богатства, власти, чинов и известности. А Бог получает несравненную радость от самого себя, от всего доброго, что есть во Вселенной. Вместо богатства у него – всяческое удовлетворение благами в самом себе. Вместо власти у него – бесконечная мощь. Вместо чинов – первенство и царство над всеми сущими. Вместо известности – восхищение всяким разумом, который хоть в какой-то мере мог познать его».

В 1259 г. папа Урбан IV пригласил Фому в Рим преподавать в папской курии. Имелся и более глубокий смысл в этом приглашении. Курия увидела в Аквинском мыслителя, который был способен истолковать философию Аристотеля в духе католицизма. Одиннадцать лет преподавательской деятельности увенчались еще одним главным трудом Фомы – «Сумма теологии», продолжившим разработку католической догматики и ставшим основным произведением всей схоластической теологии. В сумме философ ясно определил области науки и веры. Задача науки, по его мнению, сводится к объяснению закономерностей мира. Над царством познания стоит царство, которым занимается богословие и в которое нельзя проникнуть одной силой мышления. Эта область таинства христианской веры остается для Фомы вне философского разума и познания. И хотя христианская истина стоит выше разума, она ему не противоречит, ибо происходит от Бога. Бытие Бога возможно доказать разумом, что и сделал Фома Аквинский, выявив пять принципов такого доказательства. Все они основаны на постижении Бога по его творениям.

Первое доказательство состоит в том, что если все в мире движется, значит есть и Первооснова этого движения. Второе доказательство исходит из сущности причин. Невозможно, чтобы нечто происходящее было причиной самого себя, потому что тогда оно должно быть раньше себя, что нелепо. Стало быть, любая причина исходит от Бога. Третье доказательство вытекает из взаимоотношения случайного и необходимого. В итоге выясняется, что случайное зависит от необходимого, а самая первая необходимость, снова-таки, Бог. Четвертым доказательством служат степени качества, следующие друг за другом. Высшей степенью совершенства может быть только Бог. И, наконец, пятое доказательство – телеологическое. В его основе лежит полезность, присущая всей природе. Следовательно, во всем этом есть некоторая цель, которая и постигается через Бога.

Что касается добродетелей, то Фома к традиционным четырем древнегреческим (мудрость, отвага, умеренность, справедливость) добавил еще три христианские – веру, надежду и любовь. Смысл жизни философ видел в счастье, которое, в духе своего мировоззрения, понимал как познание и созерцание Бога.

Внешней заботой человека, по мысли Фомы, является достижение небесного блаженства. К нему каждого из живущих ведет не государство, но церковь, представленная священниками и наместником Бога на земле – Римским Папой. Светская власть, безусловно, должна подчиняться власти духовной, а всеобъемлющая власть принадлежит только церкви.

В 1268 г. по предложению римской курии Фома Аквинский снова вернулся в Парижский университет, где споры между крайними течениями католицизма достигли крайнего напряжения. Четыре года он работал в Париже, ведя дискуссии с теологами различного толка. В это же время он закончил вторую часть «Суммы теологии» и комментарии к трудам Аристотеля. В целом за 49 лет жизни Фома Аквинский написал фантастически много. Помимо трех систематических трудов, Фома написал множество комментариев к отдельным книгам и посланиям Ветхого и Нового Завета, к литургическим текстам, богословским и философским сочинениям. Важную часть его наследия составляют дискуссионные «Вопросы», объединенные в тематические сборники. Кроме этого, Фома Аквинский оставил множество специальных богословских и полемических трактатов, проповедей, писем и стихотворений.

Широта эрудиции Аквината была поразительной. Как богослов и философ он всю жизнь исследовал Священное Писание и Аристотеля, занимался логикой, физикой, естественными науками, математикой, астрономией, архитектурой, музыкой и зоологией. Как граф д’Аквино он всегда был в курсе европейской политики, а в политике религиозной и церковной сам активно участвовал. Единственное, чего не любил Фома, так это светских приемов, которыми уже тогда славился Париж. Предание повествует об одном забавном случае, произошедшем с Фомой в пору написания «Суммы против язычников». Доминиканский орден порекомендовал Фоме принять приглашение короля Людовика Святого ко двору, что считалось великой милостью по отношению к нищему монаху. На приеме Фома сидел молча, погрузившись в глубокую задумчивость и ни на кого не обращая внимания. Окружающие увидели в его поведении явные признаки невоспитанности. Как вдруг философ, ударив по столу кулаком, воскликнул: «Вот что образумит манихеев», и вновь умолк. Самое удивительное, что король не разгневался, а тихо велел придворным подсесть поближе к Фоме и записать то, что он имел в виду своим восклицанием. Даже для королей мысли Аквинского имели непреходящую ценность.

В 1274 г. Фома покинул Неаполь, где провел два года после пребывания в Парижском университете, и по приглашению папы Григория Х выехал в Лион для участия в Соборе. По дороге у Фомы случился сердечный приступ, и его перевезли в один из ближайших монастырей. Там философ исповедовался, причастился и 7 марта 1274 г. скончался. В 1323 г. в понтификате папы Иоанна XXII Фома Аквинский был причислен к лику святых, а в 1368 г. его останки перевезли в Тулузу.

4 августа 1879 г. папа Лев XIII в своей энциклике провозгласил учение Фомы Аквинского обязательным для всей католической церкви. Но и философские труды его не были забыты. В том же ХIX в. на основе доктрин Аквинского возникло философское направление, получившее название «неотомизм», что является не менее значительным фактом признания заслуг великого богослова и мыслителя.

 

Уильям Оккам

(ок. 1285 г. – 1349 г.)

Английский философ-схоласт, логик, монах-францисканец. Основные сочинения: «О таинстве»; «Диалог»; «Трактат о догматах папы Иоанна XXII»; «Против Бенедикта»; «Свод всей логики»; «Об императорской и папской власти»; «Философия природы».

В истории европейской мысли было немало ниспровергателей устоявшихся церковных догм. Но если кого и можно назвать настоящим «еретиком» традиционных богословских учений в XIV в., так это английского философа Уильяма Оккама, парадоксально сочетавшего в своих сочинениях схоластическое учения с безупречной, почти аристотелевской логикой.

Творчество Оккама относится к эпохе Средневековья, когда схоластика испытывала ощутимый кризис, а на интеллектуальном горизонте забрезжили первые лучи, предвещавшие возникновение математического естествознания и философии Нового времени.

О происхождении Уильяма Оккама историкам известно немного. Более или менее точно установлены дата и место рождения философа: ок. 1285 г., местечко Оккам в графстве Серрей к юго-западу от Лондона. Философию и теологию Уильям изучал в Оксфордском университете, уже тогда бывшем одним из европейских центров науки и образования. Там же получил и ученую степень магистра теологии, после чего принялся за разработку собственных философских и богословских идей. В период с 1317 по 1330 годы Оккам создал «Комментарии к четырем книгам «Сентенций» Петра Ломбардского, труд «О таинстве клятвы» и «Трактат божественных предопределений и предвидений». Правда, все эти сочинения были опубликованы уже после его смерти.

В первых трудах Оккама преобладала теологическая проблематика, касающаяся «Божьей кары», «ада» и «спасения души». Оккам решительно отверг так называемый схоластический реализм авторитетного философа Петра Ломбардского, примкнув, тем самым, к сторонникам номинализма, отстаивающего идею существования общих понятий о вещах с их индивидуальными качествами. Если для Петра и плоть, и душа Христа были всего лишь различными «одеяниями» божественного слова, а очеловечивание Иисуса – процедура, которую следует принимать только в символико-аллегорическом смысле, то для Оккама, напротив, Христос – соединение двух простых «природ» в одну сложную. Это соединение мыслилось им примерно так, как в древней мифологии представлялся синтез человека и лошади в образе кентавра Харона.

Наряду с теологией Оккам уделял внимание и анализу философских категорий. Так, рассматривая вопрос о субстанции, философ выдвигал тезис о ее реальной неотличимости от качества. По мысли Оккама, нет двух настолько отделенных друг от друга предметов, чтобы один мог быть только субстанцией, а другой – лишь качеством. Эти две категории в любой вещи соединены.

В Оксфорде Оккам приступил к написанию фундаментального труда «Свод всей логики», завершенного в 1340 г. уже в Мюнхене. Назначение своего основного логического трактата философ определил таким образом: «Без науки логики невозможно умело использовать ни природоведение, ни теорию морали, ни какую бы то ни было другую науку». Первое издание «Свода всей логики» вышло лишь в 1488 г. в Париже, спустя почти полтора столетия после смерти автора.

Построенная на принципах номинализма, логика Оккама привлекала не только глубиной трактовки проблем, но и цельностью замысла, наглядными примерами. В Оксфордском университете «Свод всей логики», состоявший из трех частей – «О терминах», «О предложениях» и «О силлогизмах», – пользовался популярностью вплоть до конца XVII в., распространяясь нередко в списках.

В 1313–1314 гг. Оккам вступил в ряды францисканцев-миноритов, именовавших себя спиритуалами в отличие от другого направления – конвентуалов, близко стоявших к ортодоксальной церкви. Через несколько лет такой поступок привел Оккама к открытому конфликту с канцлером Оксфордского университета Иоанном Люттереллом, обвинившим философа в теологическом скептицизме и ереси. Не удовлетворившись личными обвинениями, канцлер сообщил о поведении «еретика» папе Иоанну XXII. В конце 1324 г. Оккама препроводили в папскую резиденцию в Авиньоне, где он должен был дать объяснение по обвинениям Люттерелла. Без малого четыре года Оккам провел под стражей в монастырской тюрьме в ожидании суда. Наконец комиссия в составе шести магистров приступила к обследованию трудов обвиняемого. Итог был неутешителен для Оккама. Магистры выделили 51 «сомнительный» тезис из числа содержащихся в работе «Комментарии к «Сентенциям» Петра Ломбардского», 29 из которых были признаны откровенно еретическими. К ним относились комментарии Оккама по вопросам милосердия, греха, познания Бога, причастия, безупречности, поведения Христа, свойств божества и Св. Троицы. Размах процесса и участие в нем высокопоставленных лиц явно указывали на то, что речь шла не просто о преследовании провинциальных миноритов, а о попытке высшей духовной власти наказать оппозиционно настроенных францисканцев, теоретиком которых выступал Оккам.

Однако до логического конца дело довести не удалось. В конце мая 1328 г. Оккаму вместе с двумя друзьями-францисканцами – генералом ордена Михаилом Чезенским и известным юристом Бонаграцием – удалось бежать из папской тюрьмы. На лошадях беглецы добрались до побережья, где их уже ожидала галера. Конечной целью был город Пиза, где Оккам и его друзья намеревались присоединиться к армии немецкого короля Людвига Баварского, выступившего против папских войск в Италии. 9 июня беглецы прибыли в Геную, где узнали, что их отлучили от церкви, а в конце июня они добрались до Пизы.

В феврале 1330 г. Оккам переехал в Мюнхен, где тут же был принят королем Людвигом Баварским. При встрече с монархом философ произнес ставшую крылатой фразу: «Император, защищай меня мечом, а я буду защищать тебя словом». Найдя пристанище при монастыре францисканцев, Оккам без промедления развернул настоящую борьбу сначала против Иоанна XXII, затем против его преемника Бенедикта XII и наконец против Климента VI. Оккам призывал понтификов подчиняться в мирских делах государям, а в духовной жизни – собору. Он принял участие в работе францисканских соборов, вел переписку с коллегами по ордену, прямо провозглашал себя и «братьев-миноритов» истинно верующими мужами, не связанными никакими папскими указами. Особый гнев церковников вызвала защита права королей облагать налогом все принадлежащие церкви владения, когда это будет угодно светскому владыке.

Перечень политических трактатов открыл «Труд девяноста дней», написанный в защиту Михаила Чезенского, обвиненного Иоанном XXII в ереси. Затем последовали другие сочинения, в том числе и главный политический трактат «Диалог», сразу вошедший в широкое обращение. Философ подверг решительному осуждению главенство папы и всю структуру католической церкви. Согласно Оккаму, между церковью апостольских времен и римской католической церковью существует огромное различие. Первая создавалась из всех верующих во Христа, вторая же ограничилась рамками римской иерархии. Моральный и духовный диктат римской церкви вступил в явное противоречие со Священным Писанием. Духовенство не имеет права отпускать грехи, это дозволено только Богу, а отлучение от церкви может осуществлять только общий собор. Настоящий глава церкви – сам Христос. Ни один священник не может исполнять каких-либо светских функций.

В 1340–1342 гг. Оккам написал один из наиболее острых политических трактатов «Восемь вопросов о папской власти», особенно популярный в 1380–1440 гг. – в период, известный в истории церкви как «Великий раскол». В этом трактате философ снова осуждал диктат церкви, требовал ее подчинения светской власти и демократизации всех церковных институтов. Вместе с тем, Оккам не переставал работать и над философскими сочинениями. В Мюнхене были написаны окончательная редакция «Свода всей логики», «Философия природы», «Толкование “Физики” Аристотеля» и ряд более мелких философских работ.

Номинализм Оккама практически разделил теологию и философию, веру и науку, разорвал связь, которая столетиями укреплялась и развивалась схоластическим учением. Две области становятся самостоятельными, и общим для них является принцип двух истин. Наука и вера, теология и философия, по убеждению мыслителя, развиваются по своим собственным законам, что может служить фундаментом новой культуры.

Говоря о вкладе Оккама в европейскую философию, нельзя не упомянуть о разработанном им принципе, получившем название «Бритвы Оккама», или «Принципа бережливости». И хотя этому положению уже больше 600 лет, наука до сих пор использует его в качестве основополагающего при любых исследованиях. Суть принципа выражена одной лаконичной и точной фразой: «Сущности не должны быть умножаемы сверх необходимости», или «Бесполезно делать посредством многого то, что может быть сделано посредством меньшего». Это означает, что в любых исследованиях или умозаключениях следует обходиться минимумом того, чем располагает исследователь, и не привносить в исследуемый материал дополнительные (бесполезные) сущности.

История не сохранила ни одного достоверного свидетельства о личной жизни Оккама. Конечно, для него имел силу обет безбрачия и аскетического отношения к женскому полу. Однако этот философ-бунтарь столько раз за свою жизнь нарушал папские предписания, что мог свободно пренебречь и собственной аскезой. Во всяком случае, в теоретических изысканиях он не был согласен с мнением Фомы Аквинского, который не видел в семейной жизни ничего хорошего. Для более демократического образа мыслей Оккама скорее характерна настойчивость в пропаганде уравнивания прав женщины и мужчины, по крайней мере в выполнении культовых обрядов.

Точная дата смерти Уильяма Оккама тоже не установлена четко. Предположительно он умер от чумы в Мюнхене в апреле 1349 г. Он ушел из жизни, так и не примирившись ни с церковью, ни с верховенством папской власти, оставшись до конца верным своим взглядам, не допускавшим внесения иных «сущностей» в его разум и волю.

 

Соединяя веру с разумом

 

Николай Кузанский

(1401 г. – 1464 г.)

Настоящее имя – Николай Кребс или Крипфс; Кузанским зовется по месту рождения: Куза на Мозеле. Немецкий философ, ученый и богослов. Основные сочинения: «Об ученом незнании»; «О происхождении»; диалоги «Простец», «Охота за мудростью».

Среди выдающихся творческих личностей эпохи Возрождения Николай Кузанский занимает одно из почетных мест. Его духовное наследие настолько богато и всеобъемлюще, что философы до сих пор продолжают осмысливать и толковать многие положения немецкого мыслителя.

Священнослужитель, прошедший все ступени церковной карьеры; мыслитель, открывавший философские истины; религиозный проповедник; ученый, определивший пути естествознания; остроумный критик схоластики – таков далеко не полный перечень интересов и занятий Николая Кузанского.

Николай родился в селении Куза в Южной Германии в 1401 г. Точные сведения о его детстве не сохранились. Известно только, что отец философа, будучи простым рыбаком и виноградарем, не мог дать сыну хорошего образования, и поэтому Николаю пришлось с отроческих лет самому пробивать дорогу в жизни. В 14 лет он ушел из дома и вскоре нашел пристанище у графа Теодорика фон Мандершайда, который впоследствии покровительствовал Кузанцу и способствовал его церковной карьере. На первых порах граф отдал способного юношу в школу «братьев общей жизни» в голландском городе Девентере (позже эту же школу закончил другой великий гуманист Эразм Роттердамский). Это учебное заведение отличалось довольно высоким уровнем преподавания. В нем обучали «семи свободным искусствам», учащиеся изучали латынь и греческий язык, комментировали теологические и философские книги. Словом, по окончании школы Николай был достаточно подготовлен для продолжения образования и уже в Германии без особого труда поступил в Гейдельбергский университет. Основное внимание 16-летний студент сосредоточил на философии и богословии. С этой целью, оставив Гейдельберг, он приехал в Падую, крупнейший в XV в. центр образования и культуры, где поступил в школу церковного права. Именно в Падуе началось увлечение Николая естествознанием, математикой, медициной, географией, классической литературой и философией. В 1423 г. молодой выпускник получил звание доктора канонического права, а через год побывал в Риме, где познакомился с известным итальянским правоведом и гуманистом Поджо Браччолини, бывшим в то время канцлером Римской сеньории.

Вернувшись на родину, Кузанец решил целиком посвятить себя богословской деятельности. В течение года он изучал богословие в Кельне и, получив сан священника, в 1426 г. поступил секретарем к папскому легату в Германии кардиналу Орсини. А через некоторое время был назначен настоятелем церкви Св. Флорина в Кобленце. Благодаря содействию друзей Николай вскоре поступил на службу в папскую курию. Тут он проявил немалую энергию в деле объединения западной и восточной христианской церквей перед угрозой турецкого нашествия.

Познакомившись в Константинополе с греческими рукописями, близко сойдясь с неоплатониками Плифоном и Виссарионом, Кузанский пришел к мысли о необходимости изменить некоторые из своих философских взглядов. Тогда же у него родилась одна из наиболее плодотворных идей, определившая мировоззрение Кузанского как философа, – идея совпадения противоположностей. Толчком к ее возникновению послужило желание обосновать политику объединения всех верующих ради прекращения войн и раздоров. Но оказалось, что такая идея несла в себе более глубокий смысл. Так, в 1440 г. появилась первая философская книга Николая Кузанского «Об ученом незнании». В ней содержались основные положения учения мыслителя: идея взаимосвязи всех природных явлений, совпадение противоположностей, гипотеза о бесконечности Вселенной и о человеке как микрокосме.

В те же 40-е годы вышло еще несколько сочинений философа – трактаты «О сокрытом Боге», «Об искании Бога», «О даре Отца светов», «О происхождении». В этих трудах получила развитие пантеистическая идея, выраженная в форме мистического единения человека с Богом, обожествления человека в процессе познания Бога.

В 1448 г. Кузанский получил звание кардинала, что, впрочем, мало повлияло на философское мировоззрение ученого-богослова. Более того, Николай продолжал отстаивать свои смелые положения в споре с ортодоксами и схоластами. Один из них, гейдельбергский богослов Иоганн Венк, в своем сочинении «Невежественная ученость» прямо возмущался теорией Кузанца, восклицая с негодованием: «Не знаю, видел ли я в свои дни писателя более пагубного». В ответ Кузанец в 1449 г. опубликовал «Апологию ученого незнания», в которой, защищаясь от нападок ортодоксального католика, доказывал согласованность основных идей книги «Об ученом незнании» с положениями церковных авторитетов. И все же последующие работы мыслитель писал уже с большей осторожностью, хотя под благопристойной формой он в этих сочинениях проводил те же мысли, что и в первом философском труде.

В новых работах, написанных в 50-е и 60-е годы, Кузанский выступил провозвестником приближающейся эпохи господства науки. Его заслуги в этой области неоспоримы. Николай первым составил географическую карту Европы, предложил реформу юлианского календаря (была проведена полтора века спустя), исследовал проблемы квадратуры круга и исчисления бесконечно малых величин.

Кузанскому принадлежит огромная роль в развитии космологии – науки о Вселенной как о едином целом. Его знаменитое положение «Вселенная есть сфера, центр которой всюду, а окружность нигде» явно подрывало прежнее, казавшееся незыблемым учение о геоцентрической системе мира. Космология Николая стала той плодотворной частью его учения, в которой философ намного опередил современников.

По Кузанскому, вечно движущаяся Вселенная не имеет ни центра, ни окружности, ни верха, ни низа; она однородна, в разных частях ее господствуют одинаковые законы. Любой элемент равно близок и далек от Бога, любая часть Вселенной равноценна. И Земля с этой точки зрения оказывается не хуже «благородных» небесных светил: «Земля есть благородная звезда, она имеет такую же природу и даже светится так же, как Солнце». В сближении небесного и земного ученый заходит так далеко, что воскрешает идею античных материалистов о возможности жизни и жителей в других мирах; ни одна из звездных областей, по его мнению, не лишена обитателей. Признавая факт движения Солнца, а также бесконечность Вселенной, Кузанский обнаружил большее приближение к объективной истине, нежели Коперник, который, «сдвинув Землю, остановил Солнце», не сумев вырваться за пределы «неподвижной» небесной сферы. Большое влияние космологические идеи Кузанского оказали на Джордано Бруно, который соединил их с гелиоцентрической теорией Коперника.

Что же касается человека, по мнению философа, то он как микрокосм отражает Вселенную подобно зеркалу, являясь в то же время существом творческим и независимым. В трактате «Игра в шар» Николай назвал дух человека «царственным и властительным, обладающим свободной силой». С другой стороны, и Вселенная отражается в любой своей части, в том числе и в человеке. Именно в нем как в высшем звене природы мир достигает полного совершенства.

Как никто иной в XV в., Кузанский пытался проникнуть в суть бытия, найти истину, которая могла бы возвысить разум. Он считал, что познание глубинной основы видимого мира раскрыло бы сущность каждой вещи. «Бог есть точность любой данной вещи, – писал философ. – Поэтому если бы мы обладали точным знанием об одной вещи, то по необходимости обладали бы знанием обо всех вещах». Именно к познанию этой бесконечной сущности, согласно Кузанскому, должен стремиться человек.

В 1450 г. Николай получил новое назначение, став епископом г. Бриксена и одновременно папским легатом в Германии. Он инспектировал монастыри, путешествовал по Священной Римской империи, занимался научными и религиозными изысканиями. В 1453 г. он написал книгу «О согласии веры», в которой проводил смелую для своего времени мысль о том, что «религия всех разумных людей едина и она предполагается во всем различии обрядов». Исходя из этого положения, Кузанский предлагал всем верующим объединиться и прекратить религиозные войны. Вопреки догматизму многих тогдашних христианских теологов папский легат в одном из последних сочинений «Опровержение Корана» ясно указывал на связь ислама и христианства. На фоне драматических событий начала XXI в. эта мысль звучит особенно актуально. Можно только поражаться, как за 550 лет до нынешних событий немецкий богослов сумел предвосхитить проблему, которая сегодня грозит катастрофой всему человечеству.

В 1458 г. Кузанский возвратился в Рим, где уже в качестве викария продолжил реформы католической церкви. Умер философ в Италии, в г. Тоди в 1464 г.

На протяжении последующих трех веков Николай Кузанский был почти забыт. И только в XIX в. Гете, Шеллинг и Шлегель как бы заново открыли миру немецкого философа и богослова, представив читателю его творчество во всей философской глубине и провидческой ясности.

 

Никколо Макиавелли

(1469 г. – 1527 г.)

Итальянский мыслитель, писатель. Основные сочинения: «Рассуждения на первую декаду Тита Ливия»; «Государь».

Итальянский мыслитель Никколо Макиавелли был первым, кто осмыслил роль и значение политики, исходя из философского понимания этой деятельности. Современник Леонардо да Винчи, друг Микеланджело, государственный деятель, историк и поэт, Макиавелли аргументированно обосновал принципы сильного государства, способного политически объединить все соперничающие силы и группировки. Влияние его идей оказалось настолько сильным, что они до сих пор служат своеобразным «политическим барометром», по которому сверяют свою деятельность политики и общественные деятели самых различных стран.

Никколо Макиавелли родился 3 мая 1469 г. в обедневшей, но благородной семье практикующего юриста Бернардо Макиавелли и его жены донны Бартоломеа. Несмотря на скромный образ жизни, родители Никколо были людьми весьма образованными. У отца имелась неплохая библиотека, а набожная мать сочиняла гимны и канцоны, исполнявшиеся в церковном хоре.

В семилетнем возрасте Никколо поступил в грамматическую школу, а через год продолжил образование уже в городской школе, где его любимым предметом было изучение латинских писателей и поэтов. Кроме того, любознательный школьник увлекался переводными текстами древнегреческих авторов, в числе которых были Геродот, Плутарх, Ксенофонт, Аристотель и Фукидид. И, конечно же, с юных лет стали настольными книги Петрарки и Данте, многие отрывки из которых Никколо заучивал наизусть.

Небольшие доходы семьи не позволили юному гуманитарию получить университетское образование. Но, выросший в среде флорентийской интеллигенции, он достаточно много успел и прочитать, и осознать, чтобы научиться самостоятельному мышлению. Уже в юном возрасте мысли и положения древних историков Никколо воспринимал не только с точки зрения гуманитария-эрудита, но и как повод для политического анализа. Примечательно, что для молодого Макиавелли остались чуждыми как отвлеченные размышления флорентийских неоплатоников, так и схоластическая наука университетов. Зато он не только внимательно прочитал, но собственноручно тщательно переписал для себя выдающийся памятник античной философии – поэму Лукреция Кара «О природе вещей».

Свою официальную политическую деятельность Макиавелли начал в 1498 г., когда был избран на должность секретаря Второй канцелярии, а затем – секретаря Совета Десяти, являвшегося правительством молодой республики. Италия к тому времени вступила в некий переходный период. Уже был казнен монах-доминиканец Савонарола, поднявший восстание против католической церкви, изгнаны из Флоренции бывшие ее правители Медичи. Макиавелли пришелся как раз ко двору новым властям, поскольку был противником и Савонаролы, и Медичи. Конечно, в 29-летнем секретаре еще трудно было угадать крупного мыслителя и политика, но он уже успел завоевать авторитет как юрист и посланник с ответственной дипломатической миссией в Рим.

Получив высокий пост во флорентийской гражданской службе, Макиавелли в течение 14 лет выполнял множество важных политических и дипломатических поручений сеньории. Он принимал участие в посольствах в Риме, Франции, Германии, писал отчеты, докладные записки, рекомендации, в которых давал точную политическую оценку европейских событий. Доклады дипломата свидетельствовали о его незаурядной наблюдательности, аналитическом таланте в подходе к различным межгосударственным отношениям. Этот богатый опыт, наряду с изучением древних авторов, послужил хорошей основой позднейших трудов Макиавелли в области политической теории.

Вместе с тем ответственный государственный служащий отнюдь не стал чопорным чиновником и скучным моралистом. Макиавелли обладал живым, непосредственным характером, любил хорошую одежду, особенно заботился о наряде, когда представлял республику перед зарубежными королями, правительствами, Римским Папой и послами. Галантный и остроумный, Макиавелли был душой различных посольских приемов, и не только во время официальных встреч. Он сравнительно поздно женился – в 33 года, избрав супругой Мариетту Корсини, всегда был хорошим семьянином, уделял внимание шести родившимся у него детям, заботился об обеспечении своей, как он называл, «семейной команды».

В 1502 г. произошла встреча Макиавелли с человеком, который послужил затем прототипом его знаменитого «Государя», – герцогом Валентино Чезаре Борджиа. Жестокий, своевольный, не признающий никаких норм морали, Борджиа был, однако, воспринят Макиавелли как решительный и умный политик. Флорентийский секретарь отнюдь не идеализировал правителя, но внимательно присматривался к его методам подчинения и объединения разрозненных областей Италии. Не раз потом Макиавелли встречался с этим беспринципным, но смелым «рыцарем кинжала» и всякий раз пытался найти в нем черты государственного деятеля, которые могли бы дать материал для психологических обобщений.

Казалось, ничто не предвещало крах политической карьеры Макиавелли. Он был всегда на виду, его ценили, уважали, с ним считались высшие должностные лица Европы. Роковым для дипломата, как и для всей Флоренции, стал 1512 год. В результате падения республики к власти снова вернулись Медичи, и Макиавелли, как и многие другие государственные деятели, был арестован по подозрению в заговоре против семьи Медичи и заключен в тюрьму. Из нее Макиавелли освободился лишь благодаря закону об амнистии, объявленному в связи с избранием на папский престол Льва Х. Бывшему правительственному секретарю не разрешили жить во Флоренции, и он вынужден был уехать в свое имение. Попытки вернуться к активной политической деятельности не увенчались успехом; в итоге человек, вынашивающий планы спасения Италии от чужеземного владычества, вынужден был стать бессильным наблюдателем трагедии бывшей Флорентийской республики.

С другой стороны, появились время и возможность осмыслить происшедшие события и высказать собственные взгляды на государственное устройство, историю, политику и религию, человеческие судьбы. На протяжении 14 лет Макиавелли написал несколько книг, из которых наиболее известными стали «Рассуждения о первых десяти книгах Тита Ливия», «Искусство войны», «История Флоренции», талантливая пьеса «Мандрагора» и конечно же прославленный «Государь» – трактат, написанный ярким, образным языком.

Главное место в философии Макиавелли занимает идея постоянного «коловращения» как результат влияния «фортуны» (судьбы, счастья), имеющего божественный характер. Но люди могут использовать фортуну и достичь успеха, что зависит от многих обстоятельств, в том числе и от стремлений человека: «Фортуна распоряжается половиной наших поступков, но управлять другой половиной она предоставляет нам самим». Поскольку фортуна позволяет человеку достигать лишь немногого, а желания человека ненасытны, то следствием оказывается постоянная духовная неудовлетворенность людей тем, чем они владеют. Именно это заставляет их хулить современность, хвалить прошлое и жадно стремиться к будущему даже тогда, когда у них нет для этого разумного основания.

По Макиавелли, лучше быть смелым, чем осторожным, но при этом деятельность должна направляться трезвым умом и волей, ориентируя личность на определенную цель, которая, естественно, должна быть высокой и благородной. Все это Макиавелли называет «вирту» – доблестью.

В полном соответствии с идеалами гуманизма философ попытался дать развернутую концепцию жизни человека. Но при этом он трезво считал, что человеком движет личный интерес, проявления которого очень разнообразны, в том числе и стремление сохранить свое имущество, состояние, собственность. Один из его афоризмов в «Государе» так и звучит: «Люди скорее всего простят смерть отца, чем потерю имущества».

Сочинение «Государь» можно считать первым в истории практическим сборником советов главе государства. Главная его мысль заключается в том, что если правитель хочет добиться успеха, он должен полагаться прежде всего на силу, хитрость и изворотливость. Но этого мало: необходимо заручиться поддержкой народа, поскольку иначе в опасной ситуации можно лишиться сторонников. Возможны и непопулярные меры, но ими следует пользоваться сразу, решительно, жестко, «чтобы не возвращаться к этому каждый день». Для успешного правления, – пишет далее Макиавелли, – государь должен окружить себя способными и лояльными министрами, однако следует всячески остерегаться льстецов, стараясь любыми путями от них избавляться».

Рассмотрел автор и такую дилемму: что для правителя лучше – быть любимым или внушать страх: «Ответ таков: государь должен быть и любим, и внушать страх, но… гораздо безопаснее последнее, если надо предпочесть одно из двух, поскольку любовь тянет за собой цепь обязательств, которую эгоистичные люди обрывают, даже если она служит их целям; но страх определяется боязнью наказания, которая не проходит никогда».

К этому Макиавелли добавлял, что «никакие законные основания никогда не повредят государю, который захотел выразить сожаление по поводу своих невыполненных обещаний, поскольку люди так просты и так готовы подчиниться насущной необходимости, что тот, кто обманывает, всегда найдет тех, кто позволит себя обмануть». В качестве общего вывода Макиавелли советует своему государю быть подозрительным по отношению к чужим обещаниям.

Закончив свои литературные труды, Макиавелли снова попытался вернуться к политической деятельности. Но лишь в 1526 г., когда возникла угроза порабощения Италии испанцами, власти вспомнили о бывшем секретаре Десяти, призвав его для организации обороны Флоренции. В дальнейшем Макиавелли попытался объединить усилия итальянских государств, чтобы избавить их от раздробленности и смуты, но и тут пережил полное крушение надежд. Восстановленная после изгнания Медичи республика отказалась от его услуг. Этого он уже пережить не смог: 21 июня 1527 г. Никколо Макиавелли скончался. Его похоронили в церкви Санта-Кроче, флорентийском пантеоне, рядом с могилами Микеланджело и Галилея.

Политические доктрины Никколо Макиавелли оказались необычайно живучими, породив даже такое понятие, как «макиавеллизм». Согласно этому понятию, правитель как общественный деятель должен руководствоваться моралью силы, но не религиозной моралью. Исходя из такого определения, мораль силы принималась за образец «циничности» и аморальности в политике. Отсюда и общеизвестная сентенция «цель оправдывает средства», приписываемая флорентийскому философу. Она была своеобразно воспринята многими диктаторами, среди которых не только Чезаре Борджиа, послуживший прообразом «государя», но и авторитарные личности, такие, как Наполеон, Муссолини, Гитлер и Сталин.

Однако в последние десятилетия появились несколько иные трактовки доктрины Макиавелли, более объективно оценивающие значение его творчества. К примеру, итальянский философ ХХ в. Антонио Грамши отвергал так называемый «макиавеллизм», сведенный лишь к принципу «цель оправдывает средства». По его мнению, этот принцип имеет более позднее, иезуитское происхождение, а сам Макиавелли никогда его не формулировал. Понимать его творчество необходимо не абстрактно, но в связи с расстановкой политических сил в Италии XIV–XV вв., учитывая потребность в централизации государственной власти во главе с абсолютным правителем. Жизнь и творчество Макиавелли свидетельствуют о том, что сам он предпочитал диктатуре республиканское правление, но в силу военной слабости Италии хотел видеть во главе государства сильного лидера. Таким образом, перед нами предстает несколько иной образ мыслителя-идеалиста, патриота и выразителя гуманистических ценностей.

Очередное переосмысление идей Макиавелли свидетельствует о том, что его труд, вероятно, еще долго будет служить добротным учебным пособием для тех, кто стремится к власти или пытается осмыслить политику с философской точки зрения.

 

Дезидерий-Эразм из Роттердама (Эразм Роттердамский)

(1469 г. – 1536 г.)

Настоящее имя – Герхардт Герхардс. Философ-гуманист эпохи Возрождения. Основные сочинения: «Похвала Глупости»; «Разговоры запросто»; трактат «О свободе воли».

В развитии гуманистического движения в Европе на рубеже XV–XVI вв. главная роль принадлежала двум выдающимся мыслителям – Томасу Мору и Эразму Роттердамскому. Писатель огромного трудолюбия, Эразм, по свидетельству современников, откладывал перо только на время короткого сна. Писал исключительно по-латыни, обильно снабжая текст лаконичными выражениями и афоризмами, изложенными на греческом языке. До сих пор филологи считают Эразма непревзойденным латинистом эпохи Возрождения, ибо он не просто возвратился к языку римского «золотого века», а придал ему черты, сближавшие латынь с европейскими языками Нового времени.

Дезидерий-Эразм из Роттердама (настоящее имя Герхардт Герхардс), родившийся 28 ноября 1469 г., был незаконнорожденным сыном бедного приходского священника и его служанки. Детство Эразма трудно назвать счастливым: материальные лишения, сознание своей «неполноценности» накладывали гнетущий отпечаток на характер мальчика. Рос он застенчивым, нерешительным, крайне обидчивым и ранимым, что, возможно, и вынудило его по окончании школы при соборной церкви в Девентере вступить в монашеский орден. В монастыре не надо было заботиться о хлебе насущном, к тому же молодой Эразм, приобщившийся уже к античной культуре, видимо, надеялся, что в монастырской тиши он сможет продолжить занятия. В монастыре Стейн близ Гауды оказалась хорошая библиотека. Юный Эразм увлекся чтением классиков и древних христианских писателей, беседовал и переписывался с друзьями, сочинял стихи.

Однако, проведя в стенах монастыря около семи лет, молодой монах убедился, что в святой обители царят невежество и суеверие, а монашеские воззрения далеки от гуманистических идеалов. Благочестие сводилось к педантичному соблюдению церковных обрядов, а всевозможные строгие предписания никак не способствовали проявлению свободы духа. Поэтому когда в 1493 г. Эразму представилась возможность покинуть обитель, он с радостью ею воспользовался. Дело в том, что епископ соседней епархии Генрих Бергенский, готовясь к поездке в Рим, искал ученого секретаря, безупречно владевшего латынью. Выбор пал на Эразма, и он, получив разрешение от настоятеля монастыря и высшего церковного руководства епархии, отправился в поездку с епископом. Но и эта работа не привлекла молодого Эразма, поскольку у него не было времени предаваться любимому делу – чтению и филологическим изысканиям. Летом 1495 г. Эразм уговорил епископа отпустить его в Париж и уже осенью стал студентом богословия Парижской коллегии Монтегю – закрытого заведения монастырского типа.

Четыре года проучился Эразм в Париже, вынужденный существовать не столько на мизерную стипендию Генриха Бергенского, сколько на деньги, получаемые за частные уроки. Наконец нашелся меценат, увидевший в юноше талантливого литератора и эрудированного богослова, прекрасно владеющего латинской речью. Это был лорд Уильям Блаунт, который в мае 1499 г. взял Эразма с собой в Лондон. В столице Англии произошли две знаменательные встречи Эразма с гуманистами Джоном Колетом и будущим автором «Утопии» Томасом Мором. Джон Колет, испытавший большое влияние флорентийских платоников, создал в конце XV в. при Оксфордском университете кружок, где читались лекции по критическому толкованию евангельских текстов. В кружке сложилась программа так называемого христианского гуманизма, направленная против некоторых установлений католической церкви и даже рассчитанная на ее реформу. Лекции и сама программа оказали значительное воздействие и на Мора, и на Эразма. Томас Мор, в то время начинающий адвокат, стал самым близким другом Эразма, а Колет был подлинным кумиром обоих молодых писателей.

С конца 1490-х годов начались странствования Эразма по Европе. Помимо Англии и Франции, он побывал в Италии, Германии, Австрии и Швейцарии. И повсюду ему сопутствовала слава выдающегося ученого. С годами из трудолюбивого школяра он превратился в одного из самых культурных и образованных людей Европы. Классическая эрудиция Эразма была огромна. В течение многих лет он тщательно и любовно собирал драгоценные перлы античной мудрости, чтобы сделать их всеобщим достоянием. Так составился имевший огромную популярность сборник латинских и греческих пословиц, крылатых выражений, изречений и афоризмов «Адагии» («Пословицы»), снабженный остроумными комментариями. В 1500 г. этот сборник был опубликован в Париже, а при каждом последующем издании неизменно дополнялся новыми текстами. В последнем прижизненном издании 1536 г. их уже имелось более 4000.

В 1505–1506 гг. Эразм находился в Лондоне, где встречался со старыми друзьями и познакомился с архиепископом Кентерберийским Уильямом Уорхэмом. Затем последовало путешествие в Италию и снова возвращение в Лондон. По пути в Англию была задумана и, скорее всего, проработана в деталях знаменитая сатира «Похвала Глупости». Эразм был великим книжником, однако обширные знания о мире черпал не только из фолиантов, но и непосредственно из самой жизни. Многое дали ему странствия по Европе и беседы с выдающимися личностями. Эразм не желал оставаться бесстрастным наблюдателем человеческих заблуждений, посему его голос всегда звучал страстно и убедительно, а остроумие служило намеченной цели. Кстати, замысел знаменитой «Похвалы Глупости» созрел у Эразма во время переезда из Италии в Англию, а написана она была в гостеприимном доме Томаса Мора, причем всего за одну неделю.

Первопричину неустройства мира Эразм видел в человеческом неразумии, однако отверг зародившуюся в раннем Средневековье форму сатирико-дидактического поучения. Философ создал некий гротескный панегирик, следуя традиции Вергилия и Лукиана. Сама богиня Глупость по воле автора восходила на кафедру, чтобы прославить себя в диковинном панегирике. Обозрев обширное царство неразумия, она повсюду нашла своих почитателей. Тут и мнимые ученые, и неверные жены, лентяи и льстецы, астрологи и себялюбцы. Особенно резкой становится сатира Эразма, когда речь заходит о «сильных мира сего». С помощью богини Глупости он выводит на чистую воду высокомерных дворян, спесивых вельмож, жадных правителей, отнимающих у народа последние гроши. Достается от сатирика и священнослужителям. Пренебрегая простыми и понятными заветами Евангелия, князья католической церкви «соперничают с государями в пышности», а утопающие в роскоши римские папы ради защиты интересов церкви проливают христианскую кровь, благословляя мирян на религиозные войны. Не пощадил Эразм и официальное богословие, которое назвал «ядовитым растением». Высокопарные схоласты, цепляющиеся за теологические догмы, готовы любого, кто не согласен с их умозрением, объявить еретиком и поставить вне закона. Их проповеди – образец нелепости и безвкусицы; при помощи «вздорных выдумок» они стремятся подчинить смертных своей тирании.

Эразм хорошо знал, что с давних времен существовал разрыв между гуманистическим идеалом и реальной жизнью. Потому-то он так страстно желал, чтобы люди как можно меньше заблуждались, чтобы мудрость побеждала, а неразумие отступало. Однако философ вовсе не хотел, чтобы на смену старому религиозному фанатизму пришел фанатизм новый. Реформация, начавшаяся с 95 тезисов Мартина Лютера, не принесла человеку духовной свободы, а породила новый догматизм. Католическая церковь, используя неприятие Эразмом лютеровских тезисов, делала не одну попытку столкнуть двух великих мыслителей. Но Эразм остался верен своим христианским идеалам, предпочитая уклониться от травли, которой подвергся немецкий теолог и религиозный реформатор.

В 1521 г. Эразм переехал в Базель, где прожил в тишине и покое восемь лет. К этому времени он уже давно был признанным лидером европейского гуманизма, пользовался огромной известностью и влиянием. Император Священной Римской империи и испанский король Карл V, его соперник, французский король Франциск I, английский король Генрих VIII, некоторые из римских пап, не говоря уже о менее значительных политических деятелях, искали внимания и поддержки Эразма (а папа Павел III даже предлагал кардинальскую мантию).

По своему характеру Эразм был натурой тонкой, нежной, легко ранимой; испытывая постоянную потребность в дружбе и согласии, быстро сходился с самыми разными людьми. Он ненавидел самодовольство и самовлюбленность, считая этот порок источником всех бед. И хотя любил похвалу и одобрение в свой адрес, старался относиться к ним с присущей ему иронией. Тому пример – надпись Эразма над рисунком в одном из изданий «Похвалы Глупости», где он представлен сидящим за пюпитром над рукописью: «Ого, если Эразм сейчас еще так хорошо выглядит, он еще заведет себе жену!» Эразм от природы был слаб здоровьем, и потому он боялся болезней и всяческой заразы, считая, что бесстрашие в подобных случаях является признаком не мужественности, но тупости.

В апреле 1529 г. философ снова был вынужден отправиться в путешествие, на этот раз не по своей воле. После того как сторонники Реформации укрепили свое положение, ему стало небезопасно оставаться в «зоне влияния» своих религиозных оппонентов. Он поселился во Фрейбурге, находившемся в то время под влиянием католической церкви. И здесь, как, впрочем, и везде, Эразм много работал, завершив, в частности, знаменитый сборник «Разговоры запросто», предназначенный для молодежи. В нем писатель продолжил сатирическое описание нравов современного ему общества, стремясь в то же время наставить молодых читателей на верный жизненный путь. Далее последовали богословские сочинения, посвященные правильному, на взгляд Эразма, толкованию Евангелия, – «Изъяснения псалма XXII», «Истолкование Символа веры», «О возлюбленном согласии в Церкви», «Экклезиаст, или Евангельский проповедник».

В июне 1535 г. Эразм снова прибыл в Базель, чтобы содействовать скорейшей публикации «Евангельского проповедника» – сочинения, которому он придавал большое значение. Философ предполагал, что затем продолжит путешествие, планировал посетить и родные места, где не был с юности. Однако этим планам не суждено было осуществиться: в Базеле Эразм получил трагическое известие о казни Томаса Мора, состоявшейся 6 июля 1535 г. Когда он узнал об этом, то сказал: «Я почувствовал, что будто бы с Мором умер я сам». И действительно, мыслитель ненадолго пережил своего друга и духовного единомышленника: 17 июля 1536 г. Дезидерий-Эразм Роттердамский скончался в доме одного из друзей, а спустя шесть дней был похоронен в кафедральном соборе Базеля с почестями, достойными его заслуг и славы.

 

Томас Мор

(1478 г. – 1535 г.)

Английский мыслитель-гуманист, политический деятель. Основное сочинение: «Утопия».

Хроника жизни выдающегося английского просветителя и философа сэра Томаса Мора напоминает шекспировскую трагедию. Один из самых блестящих умов эпохи Возрождения, человек глубоко верующий, сэр Томас ни разу не изменил своим нравственным убеждениям, поплатившись за это жизнью. Наш современник, английский социолог Сирил Н. Паркинсон однажды заметил, что «рекорд Томаса Мора, сумевшего стать и сановником, и святым, скорее всего, останется непревзойденным». Мор был и дипломатом, и членом парламента, и шерифом Лондона, и, наконец, канцлером Англии. Но прежде всего он был гуманистом, воплощавшим самые светлые устремления искателей вечных истин.

Родился Томас Мор 7 февраля 1478 г. в Лондоне. Его отец, сэр Джон Мор, сын лавочника, благодаря природному уму и практичности стал преуспевающим юристом, королевским судьей и даже получил от короля рыцарское звание. Мать Томаса леди Агнес была дочерью Томаса Гренджера, будущего шерифа Лондона.

Начальное образование юный Мор получил в грамматической школе Св. Антония, где в основном обучали читать и говорить по-латыни. После окончания школы его как отпрыска благородной фамилии отец отдал на воспитание в дом к архиепископу и лорд-канцлеру королевства Мортону, который стал для Томаса первым воспитателем и добрым наставником. Одно время Мор жил в монастыре, где изучал сочинения отцов церкви и с удовольствием толковал перед многочисленными слушателями положения книги Августина Блаженного «О граде Божьем». Он даже думал принять духовный сан, для чего строго соблюдал посты и проводил время в молитвах и бдениях. Однако Томаса смущало то, что священники не имеют права жениться. И он, как писал позже его друг Эразм Роттердамский, «предпочел стать верным супругом, чем распутным священником».

В 1492 г. четырнадцатилетний Мор по рекомендации лорд-канцлера Мортона поступил в Оксфордский университет, где стал изучать греческую философию и литературу. Сэр Джон Мор, в целом человек разумный и почтенный, посчитал такие занятия для сына недостойными и отказал ему в материальной помощи. Своего первенца он, знаток британских законов, видел только юристом. Сын же питал отвращение к юриспруденции и с удовольствием занимался стихотворством и сочинением комедий.

Несмотря на отсутствие материальной помощи, в Оксфорде Мор проучился два года. И только угроза лишения наследства заставила его оставить университет и закончить две лондонские высшие юридические школы – Нью Инн и Линкольн Инн.

После успешного завершения курса юридических наук молодой адвокат, благодаря своей добросовестности, честности и профессионализму приобрел солидную практику и стал довольно популярен среди лондонских горожан. В 1504 г., во время правления короля Генриха VII, 26-летний Мор был избран в парламент. Однако пребывание там было недолгим. После резкого выступления против введения новых налогов Мор вынужден был надолго оставить политику, дабы не подвергнуться королевским репрессиям. Он вернулся к адвокатской деятельности, одновременно читая лекции в юридической школе Форнивал Инн. После смерти Генриха VII в 1509 г. Мор был назначен одним из помощников шерифа Лондона.

Адвокатскую практику Мор успешно сочетал с литературными занятиями. К этому времени он был уже известен среди ученых своими переводами с греческого на латынь сочинений сатирика Лукиана. Лукиана Мор переводил вместе с самым близким и любимым другом Эразмом Роттердамским, который в 1509 г. посетил Англию и жил у Мора. Результатом этого содружества явилась книга, напечатанная во Франции. В ней, кроме 28 диалогов Лукиана, Мор и Эразм опубликовали свои оригинальные ответы-декламации на диалог «Тираноубийца», каждый из которых был намного пространнее самого произведения Лукиана.

В 1513 г. Мор, пользуясь воспоминаниями своего наставника Мортона и своего отца сэра Джона, приступил к жизнеописанию короля Ричарда III, короткое царствование которого отличалось жестокостью и деспотизмом. Этот правитель завладел престолом, умертвив своих племянников, детей Эдуарда IV, а затем пал в битве с будущим королем Генрихом VII. Свой исторический труд Мор писал четыре года, но так и не завершил его. И хотя «Ричард III» был опубликован только в 1641 г., уже после смерти писателя, это сочинение оказало сильное влияние на английскую историографию. Достаточно сказать, что оно послужило основным источником для одноименной трагедии Шекспира, которая считается одной из лучших его пьес и до сих пор пользуется огромной популярностью.

Еще одна грань литературного таланта Мора – эпиграммы, небольшие стихотворения на самые различные темы (о краткости жизни, о мореплавании, фортуне, о врачах, об астрологах и т. п.). Их он, слывший мастером острословия, сочинял на протяжении десяти лет – с 1509 по 1519 г. Ему одинаково удавались и бытовые зарисовки, и остроумные, насмешливые стихи, и философские сентенции.

Что касается личной жизни сэра Томаса Мора, то, по свидетельству Эразма, это был добрый, отзывчивый, веселый человек. Он обладал крепким здоровьем, был непривередлив в еде, почти не пил вина и других крепких напитков, предпочитая чистую воду. Ему нравился простой образ жизни, без надобности он редко надевал нарядную одежду, считая, что заниматься гардеробом «дело женское и недостойно мужчин».

Сэр Томас никогда не был аскетом и женоненавистником. Как писал Эразм, «пока дозволял ему возраст, не отказывался он от девичьей любви, однако в пределах пристойности, и более наслаждался такими, которые шли ему навстречу, чем теми, которых надобно было домогаться: он прельщался скорее душевной взаимностью, чем плотской связью». Сохранились овеянные дымкой меланхолии «Стихи к Элизабет» о юношеской любви 16-летнего Томаса к некоей юной девушке. Их жизненные пути разошлись еще в юности, а спустя четверть века они встретились снова, чтобы расстаться уже навсегда. И хотя образ юной прелестницы сильно отличался от зрелой дородной женщины, которая предстала перед Мором, но в нем вновь вспыхнула былая любовь.

А женой сэра Томаса стала молодая скромная девушка благородного происхождения, жившая с родителями в провинции. От этого брака родилось четверо детей – три дочери (Маргарет, Элизабет и Цецилия) и сын Иоганн. Однако брак этот был хотя и счастливым, но недолгим. Первая жена Мора скоропостижно скончалась.

Долгого безбрачия сэр Томас не выдержал и, несмотря на советы друзей, которые отговаривали от повторного брака, через несколько месяцев после смерти жены вновь женился, теперь уже на вдове, женщине не очень молодой и не очень красивой, но доброй, деятельной. Она взяла на себя все тяготы по ведению огромного дома и воспитанию детей. Верный себе, Мор не преминул написать ироническое двустишье в связи с переменами в своей личной жизни:

Некто, жену потеряв, вторично спешит к Гименею – После крушенья моряк в море выходит опять.

Вообще, в семье Мора практически не бывало ссор или семейных трагедий. «Кажется, этому дому, – отмечал Эразм, – суждено счастье: каждый, кто в нем жил, поднялся до более высокого благополучия, никто никогда не опозорил своего имени».

Надо отметить еще одну страсть Мора – любовь к животным. В своем доме он, на радость многочисленным домочадцам и гостям, завел чуть ли не целый зверинец, где содержались различные экзотические птицы и животные.

Свои литературные занятия Мор называл «никаким трудом». Как он замечал в письме к своему нидерландскому другу Петру Эгидию, «для выполнения этого «никакого труда» прочие мои труды оставили мне времени едва ли не меньше никакого. Пока я прилежно веду одни судебные дела, другие – слушаю, третьи – заканчиваю как арбитр, четвертые – как судья прекращаю, пока одного посещаю из чувства долга, другого – по делу, пока почти весь день вне дома я отдаю другим, оставшееся – своим близким: себе, то есть занятиям науками, я ничего не оставляю. Воротившись домой, надобно, конечно, потолковать с женой, поболтать с детьми, поговорить со слугами. Все это я числю среди дел, потому что это надлежит делать (надлежит, если ты не хочешь быть чужим дому своему). Среди всего, что я назвал, проходит день, месяц, год. Когда же мы пишем? Я приберегаю для себя только то время, которое краду у сна и еды».

Должность помощника шерифа Лондона способствовала более тесному контакту Мора с влиятельными купеческими кругами Сити. В 1515 г. по предложению лондонских купцов он был включен в состав королевского посольства во Фландрию для улаживания торгового конфликта между Англией и Нидерландами. С миссией купеческого посредника и дипломата Мор справился блестяще. Но из Фландрии он привез не только разрешение английским купцам вывозить шерсть в Нидерланды, но и почти законченное новое произведение, принесшее ему впоследствии всемирную славу. Это была знаменитая «Утопия», которая при активном содействии Эразма впервые была напечатана в 1516 г. под названием «Весьма полезная, а также занимательная, поистине золотая книжечка о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия». Эта «Весьма полезная и занимательная книжечка», поразившая современников светлым и прекрасным идеалом будущего, к сожалению, была совершенно неверно истолкована позднейшей марксистской наукой и превратилась в символ чего-то совершенно несбыточного и невозможного.

Чтобы сразу развеять предвзятое мнение об этой книге, следует сказать, что это не политический трактат и не социологическое исследование. Прежде всего, это художественное произведение, в основе которого лежит вымысел, фантазия, сказка. Ставшее нарицательным слово «Утопия» лишь название страны, народ которой добился благоденствия благодаря трудолюбию, разумным законам, нравственному воспитанию и духовной устремленности. Название образовано из греческого отрицания ou и слова topos (место) и, следовательно, означает «нигде». Правда, в основе этой сказки лежат представления самого Томаса Мора о социальном устройстве общества. Но и здесь необходимо заметить, что Мор относился к своему творению, которое, по его же словам, «скорее соскользнуло с моего пера, чем я его написал», весьма критично и не раз подчеркивал, что не собирался давать какие-то идеальные рецепты обществу.

Важно подчеркнуть и другое: мысли о «наилучшем устройстве государства» высказывает не сам Томас Мор, а главный герой повествования путешественник Рафаэль Гитлодей. Сам же писатель по ходу рассказа Гитлодея то и дело выражает сомнения в некоторых его выводах. Конечно, это мало что меняет в современном представлении об «Утопии», но, по крайней мере, уточняет позицию великого гуманиста. А цель он ставил перед собой очень благородную: попытаться разрешить извечную проблему: «государство – общество – личность», иначе говоря, «тирания – либерализм – свобода».

«Утопию» невозможно пересказать, ее необходимо читать, с удовольствием следя за фантазией автора, считавшего, что практицизм и разум способны так возвысить и облагородить людей, что они при желании могут создать нечто гармоничное, справедливое, равноправное и при этом даже назвать его государством. И в этом сэру Томасу Мору вряд ли можно возразить.

«Утопия» сразу же поставила Мора в центр внимания всей просвещенной Европы. Его слава как ученого-гуманиста, одного из самых просвещенных европейских умов, возможно, сыграла немалую роль в дальнейшей политической карьере. С началом царствования Генриха VIII совпадает непрерывное восхождение Мора по ступеням власти. И это несмотря на то, что он старался быть подальше от двора, ибо всегда помнил слова Платона о том, что мудрецу следует воздерживаться от управления государством. В 1521 г. Томас Мор – заместитель государственного казначея; ему была пожалована золотая цепь рыцаря. Через два года король рекомендует Мора в спикеры парламента, вскоре он становится канцлером герцогства Ланкастерского. И наконец в 1529 г. Генрих VIII назначает сэра Томаса Мора лорд-канцлером королевства.

Блестящая политическая и государственная карьера Мора закончилась в 1533 г., после того, как папа Клемент VII отказал королю в разводе с Екатериной Арагонской. В ответ на этот отказ Генрих VIII объявил себя главой церкви и потребовал от духовенства присяги на верность. Практически все английские епископы поспешили присягнуть королю. Однако лорд-канцлер Мор отказался подписать новый закон о престолонаследии. Он не захотел признавать короля главой церкви, полагая, что последствия разрыва с Римом будут непредсказуемы и могут обернуться разгулом тирании в Англии. Кроме того, как юрист он считал, что законы нельзя нарушать никому, даже королю.

В апреле 1534 г. сэр Томас Мор, особа, бывшая вторым лицом в государстве и добровольно пожелавшая стать частным лицом, был арестован и заключен в Тауэр. Условия содержания в тюрьме были крайне тяжелыми, Мора буквально мучили унизительными допросами, но так и не смогли сломить его волю. Генрих VIII, понимая, какой вес и авторитет имел Мор не только в Англии, но и в Европе, несколько раз пытался склонить его на свою сторону. К узнику с разрешения короля даже стали пропускать его любимую старшую дочь Маргарет, надеясь, что она уговорит отца подписать новые законы. Но Мор остался непреклонным и своих взглядов не переменил.

По высочайшему приказу за несогласие с политикой абсолютизации религиозной власти бывший канцлер Англии сэр Томас Мор был казнен 6 июля 1535 г. во дворе Тауэра. Перед казнью узник держался с большим достоинством и даже шутил с тюремщиками и палачом. Первых он попросил: «Пожалуйста, помогите мне взойти на эшафот, а сойти вниз я постараюсь как-нибудь и сам». А второму сказал: «Шея у меня короткая, целься хорошенько, чтобы не осрамиться». И, уже положив голову на плаху, добавил: «Погоди немного, дай мне убрать бороду, ведь она не совершала никакой измены».

К великим идеалистам прошлого люди науки чаще всего относятся с легкой иронией. К сэру Томасу Мору отношение иное, ибо не идеализм и не безукоризненная служба при английском дворе создали ему репутацию «святого». Человечность, искренность, неподкупная честность и вера в высокое предназначение человека – вот те качества, за которые выдающимся гуманистам ставят памятники и вписывают их имена в золотые страницы истории. Томас Мор и был такой личностью, по отношению к которой с полным правом можно отнести известное выражение «человек на все времена».

 

Мишель де Монтень

(1533 г. – 1592 г.)

Французский философ, писатель-моралист. Основное сочинение: «Опыты».

Мишеля де Монтеня называют «отцом современной эссеистики». Он и термин «эссе» придумал, и сам писал практически только в этом жанре – свободную очерковую прозу на заданную тему. Однако в историю Монтень вошел как философ-моралист, причем с явным уклоном в скептическую философию, которая послужила основанием для его прозорливых размышлений о жизни. Гуманистическая направленность творчества Монтеня стала достоянием эпохи Возрождения со всеми вытекающими определениями – великий просветитель, заново открывавший туманные вершины античности; философ, воспевавший свободную личность. Это тем более примечательно, что эпоха, в которой творил Монтень, – одна из самых жестоких во французской истории. Страну потрясали религиозные войны, апогеем которых стала кровопролитная Варфоломеевская ночь – 23 августа 1572 г.; в народе сеялась смута, напоминавшая трагические годы Столетней войны; росла религиозная нетерпимость. И среди этого всеобщего хаоса и вражды возвысился голос человека, призывающего к национальному примирению, разуму и компромиссам.

Дворянская фамилия де Монтень стоила прадеду писателя торговцу Рамону всего 900 франков. Он принял ее по названию приобретенного им замка Монтень, расположенного в провинции Перигор недалеко от Бордо. До этого семья носила фамилию Эйкем. Отец Мишеля Пьер отстроил замок заново, в результате чего тот приобрел вид внушительного сооружения с мощными башнями и прочными стенами. Пьер был первым из семьи, кто окончательно порвал с торговлей, предпочтя ей военную карьеру. Участвуя в итальянских походах Франциска I, он познакомился с лучшими произведениями итальянского Возрождения, а когда возвратился на родину, собрал богатую библиотеку, завел знакомство с видными учеными и писателями Франции. В такой обстановке поклонения искусству и культуре и родился 28 февраля 1533 г. его сын Мишель. Когда мальчику исполнилось шесть лет, для его обучения были приглашены из Германии знаменитые в то время ученые-латинисты. Обучение было своеобразным: с Мишелем говорили только на языке Цицерона и Сенеки и даже домашние участвовали в этой своеобразной языковой игре. «Без всяких ухищрений, – вспоминал позже Монтень, – без книг, грамматики и каких-либо правил, без розог и слез я постиг латынь, такую же безупречно чистую, как и та, которой владел мой наставник». Таким образом, латинский язык стал родным для будущего писателя, и в течение многих лет он предпочитал книги, написанные не по-французски, а по-латыни. А его собственная книга «Опыты» стала классическим примером использования цитат и высказываний знаменитых римских философов.

Однако Пьер Монтень заботился не только об усвоении сыном высоких знаний. Мишелю были созданы все условия для полной реализации наклонностей и способностей. Ни родные, ни воспитатели не имели права даже на малейшие строгости, чтобы не подавлять волю и желания ребенка. Можно без преувеличения сказать, что подобного воспитания не получил ни один отпрыск самых могущественных монархов Европы того времени. В результате уже в юном возрасте у Монтеня выработались такие важные качества, как чувство собственного достоинства, свободное высказывание своего мнения и неприязнь ко всяким крайностям в суждениях и поведении.

В 1540 г. Мишель был отдан в бордоский коллеж, который он закончил досрочно. Некоторое время молодой Монтень изучал право, готовя себя к юридической карьере, обычной для дворянских детей. Однако в 21 год судьба его решительно изменилась. По воле отца Мишель оказался на правительственной службе, став советником парламента города Бордо. С ответственными поручениями он бывал и в королевском дворце в царствования Генриха II, Франциска II и Карла IX. Вскоре Монтень женился, но не столько по страстной любви, сколько для того, чтобы, как писал позже, «соблюсти нравы той страны, где ты живешь». Из пятерых детей, родившихся от этого брака, в живых осталась только одна дочь.

Монтень всегда был неудовлетворен свой парламентской службой, тяготила его и необходимость вращаться в правительственных кругах. В 1571 г. он отказался от своей должности и уединился в родовом замке в Перигоре. Там, в угловой комнате он устроил себе «обитель-библиотеку» и посвятил все свободное время «служению музам». Дату своего уединения Монтень обозначил на сводах своей библиотеки в одной из надписей, выгравированных рядом с изречениями древних мыслителей: «В год от Р. Х. 1571, на 38-м году жизни, в день своего рождения Мишель Монтень, давно утомленный рабским пребыванием при дворе и общественными обязанностями и находясь в расцвете сил, решил скрыться в объятия муз, покровительниц мудрости; здесь, в спокойствии и безопасности, он решил провести остаток жизни, большая часть которой уже прошла».

Плодом десятилетнего «служения музам», подкрепленным чтением множества книг, и стали «Опыты», книга в творчестве Монтеня практически единственная. Зато какая! Не одно поколение наслаждается этой превосходной прозой, с многочисленными цитатами великих мудрецов прошлого.

В этом уникальном трехтомнике упоминается более тысячи имен. И не просто в виде отвлеченных высказываний, а как иллюстрация жизненных наблюдений, свидетельствующая о проницательном взгляде на мир, историю, общественные отношения.

Книга эта необычна. Местами она написана в жанре исповедальной прозы, местами напоминает исторический трактат, а порой пересказывает любопытные истории, проводя назидательные параллели с минувшими событиями. Учитывая множество ссылок на высокие авторитеты, точное определение эссеистике Монтеня трудно подыскать. Размышление, основанное на анекдоте, вдруг может смениться тонкими наблюдениями романиста с использованием всех стилистических средств психологической прозы. А из такой темы, как, например, «О каннибализме», вырастает целый научный трактат, посвященный истории древних и современных народов.

Поначалу замысел автора был скромным. В обращении к читателям, предпосланном «Опытам», Монтень заявлял, что написал книгу не для славы и не для пользы, а предназначал ее для родных и близких, с тем, чтобы после его смерти они смогли восстановить его облик. Так рождался главный девиз сочинения: «Содержание моей книги – я сам».

Вряд ли писатель рассчитывал только на круг названных им читателей. Рукописи, предназначенные для родных и близких, не издают, и тем более не переиздают несколько раз с многочисленными правками и дополнениями. Объяснение здесь одно: замысел мог расширяться по мере работы над книгой, творческая история которой растянулась на добрых двадцать лет. Кроме того, в «Опытах» речь шла не только об авторе, хотя значительная часть произведения повествует о привычках, характере, наклонностях самого Монтеня. «Забавная причуда, – восклицал он в главе «О суетности», – многие вещи, которые я не хотел бы сказать ни одному человеку, я сообщаю всему честному народу. И за всеми моими самыми сокровенными тайнами и мыслями даже своих ближайших друзей отсылаю в книжную лавку».

В другом месте он писал о себе с поразительной откровенностью самоанализа: «Люди обычно разглядывают друг друга, я же устремляю мой взгляд внутрь себя: я его погружаю туда, там я всячески тешу его. Всякий всматривается в то, что пред ним: я же всматриваюсь в себя. Я имею дело только с собой: я беспрерывно созерцаю себя, проверяю, испытываю самого себя».

На такое беспристрастное исследование собственной жизни способен далеко не каждый, даже талантливый мастер. Во всяком случае, до Монтеня подобных произведений в истории литературы просто не было. Впервые французский философ-моралист попытался путем исследования собственной личности выйти на общечеловеческие ценности бытия, показать природу общества и человека, включив в орбиту внимания накопленную поколениями людей мудрость.

Вначале философские взгляды Монтеня формировались под влиянием стоицизма. Ему был близок духовный опыт Сенеки, Марка Аврелия, Эпиктета. Но по мере постижения жизни он все дальше отходил от стоиков. Монтень обратился к скептикам, затем к Эпикуру и Лукрецию, чья философия жизни оказалась созвучной его созерцательной натуре. Как некогда Эпикур, Монтень тоже пришел к убеждению, что человек должен пользоваться всеми радостями бытия, понимая при этом, что дух и душа составляют единое целое с телом. Вместе со смертью тела гибнет и его душа. Кстати, в этом пункте французский мыслитель расходился со многими греческими мудрецами и прежде всего с Платоном.

Тем не менее Монтень четко очерчивал границы своего скептицизма, точнее, тот предел, за которым пользоваться им опасно. В соответствии с этим он и рекомендовал довольно осторожно относиться к скептическим доводам: «Упражняйте ум и знания, ибо тем приемом борьбы, к которому я прибегаю, следует пользоваться только как крайним средством. Это тонкая уловка, которой следует пользоваться лишь изредка и осторожно. Большая смелость – рисковать собой ради уничтожения другого».

Позиция Монтеня в данном случае связана с его пониманием взаимоотношений разума и «откровения», знания и веры. Писатель мало верил в чудеса сверхъестественного, сомневался он и в доказуемости религиозных догматов. Человек, по мнению Монтеня, должен пользоваться свободой и независимостью, предоставленными для устройства земных дел. Предваряя Декарта, он призывал к раскрепощению философии, которая уже имела возможность обращаться к проблемам научного познания мира.

Этот жизнелюбивый и оптимистичный мыслитель предписывал жизнь «без всяких чудес и необычайностей», полагаясь только на естественные потребности: «Незачем вставать на ходули, ибо и на ходулях надо передвигаться с помощью собственных ног. И даже на самом высоком из земных престолов сидим мы на своем заду». Он считал, что человек должен сам выстраивать свое существование, пользуясь духовными и телесными наслаждениями, которые дарит природа. Тем самым Монтень открывал в себе и в других людях способность суждения, эту путеводную нить разума. Так укреплялась реалистическая, земная этика человека эпохи Возрождения.

Необычно и само построение «Опытов». Название книги определяет всю ее конструкцию, жанр, форму и в прямом смысле расшифровывает слово «эссе». Это опыт, поставленный на самом себе, на человеке, который наблюдает за окружающим миром и одновременно анализирует данный ему Богом разум. Он словно открывает в себе все человеческие свойства, проецируя их на бытие. Формула одного из семи греческих мудрецов Фалеса «Познай себя!» нашла в произведении Монтеня наиболее детальное воплощение. А грандиозность замысла и масштабность обобщений сплавились воедино со свободной и естественной прозой: «Я хочу, чтобы виден был естественный и обычный ход рассуждений во всех зигзагах. Мои мысли следуют одна за другой, – правда, иногда не в затылок друг другу, а на некотором расстоянии, но все же они всегда видят себя хотя бы краешком глаза».

Как ни прихотлив «поток сознания» Монтеня, в нем всегда можно разглядеть авторскую позицию, ее определенность даже в тех случаях, когда автор говорит о своих сомнениях. И этот факт делает чтение его эссе самым увлекательным занятием из всех, доступных интеллекту.

Первые две книги «Опытов» вышли в свет в 1580 г., после чего Монтень совершил несколько поездок, путешествуя по городам Италии, Германии и Швейцарии, но неизменно возвращаясь в Париж. В Перидоре бывал редко, так как сам признавался в том, что он не большой поклонник радостей сельской жизни. Его гораздо больше одолевала тяга к путешествиям, чем желание вести затворнический образ жизни. Другое дело, что Монтеню всегда претили бесконечные интриги, тщеславие и коварство, царившие в придворных кругах. Тем не менее именно после 1580 г. в судьбе философа наметился новый поворот, ознаменованный активным участием в общественной жизни. Правда, поводом к этому послужили сугубо внешние обстоятельства. Возвратившись после очередного путешествия, Монтень неожиданно для себя узнал, что по королевскому повелению он избран мэром города Бордо. Эта должность снова возлагала на писателя общественные обязательства, от которых Монтень отказался много лет назад, чтобы в уединении заниматься чтением книг и написанием «Опытов». В течение нескольких лет он честно служил своему городу, проявляя политическую осторожность и сдержанность. Однако в атмосфере гражданской смуты, царившей во Франции второй половины XVI в., это не всегда удавалось. Враждующие партии вели борьбу не на жизнь, а на смерть. Она не раз затрагивала и Монтеня, а в «дни баррикад» философ был даже заключен в Бастилию. Но несмотря ни на что царствующие особы всегда благосклонно относились к Монтеню, ценя его ум, талант, дар искреннего моралиста. «Опыты» читали и ценили короли, философы, ученые, писатели, художники и аристократы.

В 1587 г., будучи в Париже с целью ознакомления с ходом изданий третьей книги «Опытов», Монтень впервые встретился с поклонницей своего таланта мадемуазель Мари де Гурне, восторженное почитание которой сопровождало его все последние годы. Правда, сам мыслитель относился к этому почитанию с нескрываемой иронией, хотя и ценил преданность своей «духовной дочери», а в итоге даже завещал ей дальнейшее издание «Опытов».

К сожалению, Мишелю де Монтеню не суждено было увидеть Францию единой и умиротворенной, о чем он так мечтал на страницах своей великой книги. Писатель умер 13 сентября 1592 г. от почечнокаменной болезни, не дожив нескольких месяцев до своего 60-летия. О его значении для всего просвещенного мира наиболее емко сказал не очень щедрый на похвалы его соотечественник Вольтер: «Монтень! Провинциальный дворянин времен Генриха III, который является ученым среди невежд своего века, философом среди фанатиков и который под видом себя изображает наши слабости и прихоти, этот человек будет любим всегда».

 

Создатели новой философии

 

Фрэнсис Бэкон

(1561 г. – 1626 г.)

Английский философ, государственный деятель. Основные сочинения: «Опыты, или Наставления нравственные и политические»; трактат «Новый Органон»; утопия «Новая Атлантида».

Фрэнсис Бэкон жил и творил в тот период, который позже получил название «эпохи позднего Ренессанса». Это были годы, когда с развитием чувственного, опытного познания мира развивалось и точное, рациональное мышление. Все эти поиски были своеобразной реакцией на длительное господство схоластической философии. И Фрэнсис Бэкон одним из первых (а в Англии вообще первым) уловил дыхание Нового времени и нового способа философствования, как уловил более совершенные формы художественного творчества его современник Вильям Шекспир.

Будущий философ родился 22 января 1561 г. в Лондоне, в семье одного из высших сановников елизаветинского двора сэра Николаса Бэкона, занимавшего должность лорда-хранителя печати Англии. Мать Фрэнсиса происходила из семьи сэра Энтони Кука – воспитателя короля Эдуарда VII. Анна Кук была женщиной образованной, она переводила на английский язык теологические труды и проповеди, знала древнегреческий и латынь, дружила со многими высокопоставленными особами при дворе Елизаветы I. Кстати, юный Фрэнсис благодаря ее стараниям был представлен королеве, которая с удовольствием побеседовала со способным и любознательным мальчиком.

Весной 1573 г. Фрэнсиса определили в престижный Тринити-колледж в Кембридже, в котором доминировала схоластическая система образования. Учеба в этом колледже не удовлетворила Фрэнсиса, и он покинул его без особого сожаления. Желая подготовить сына к государственной службе, сэр Николас отправил шестнадцатилетнего юношу в Париж, где тот был зачислен в штат английского посольства. Дипломатическая работа позволила юному Бэкону ознакомиться с политической жизнью не только Франции, но и других европейских стран – Германии, Испании, Польши, Дании и Швеции.

Смерть отца в феврале 1579 г. заставила Бэкона возвратиться в Англию. Не получив богатого наследства, он был вынужден поступить в юридическую корпорацию, где на протяжении ряда лет изучал юриспруденцию и философию. В 1586 г. Бэкон был избран старейшиной юридической корпорации. Успешная практика позволила обзавестись собственным домом в Грейс-Инн и освободить часть времени для литературной деятельности. Современники отмечали, что как юрист и оратор Бэкон проявил немалое искусство. Его речи в судебных заседаниях отличались такой ясностью и сжатостью, что слушатели боялись пропустить хотя бы одно слово. Вскоре Елизавета назначила Бэкона экстраординарным советником, что давало ему право выступать в качестве адвоката на судебных процессах, касающихся финансовых дел государства. Однако молодого юриста такое положение не совсем устраивало, его привлекали более высокие государственные посты, где можно было бы рассчитывать и на солидное жалованье, и на значительное положение в свете. Наконец усилия Бэкона увенчались успехом: в 1593 г. он был избран в палату общин от Миддсекского графства.

Активно участвуя в политической жизни, Бэкон близко сошелся с фаворитом королевы Робертом Девере графом Эссексом, ставшим его покровителем. Граф не раз хлопотал перед высшими сановниками о предоставлении своему новому другу более почетных должностей, правда, без особого успеха. Чтобы как-то компенсировать свои неудачные попытки и материально поддержать Бэкона, Эссекс подарил ему свое поместье, расположенное невдалеке от Лондона.

В 1597 г. вышло в свет первое значительное произведение Бэкона – томик кратких эссе, первоначальный вариант будущей знаменитой книги «Опыты, или Наставления нравственные и политические». В сборнике содержалось около 60 небольших заметок, посвященных актуальным вопросам нравственности, эстетики, экономики, политики и философии. Критики не без основания сравнивали эту книгу с «Опытами» Монтеня, отмечая не меньшую, чем у французского моралиста, глубину мыслей, содержательность и разнообразие тем. «Опыты» Бэкона неоднократно переиздавались еще при жизни автора, став самым знаменитым его сочинением. В одних эссе этой книги чувствуется прежде всего политик, приобщающий к глубинам государственной мудрости, наставляющий в изощренной стратегии и опыте жизненной борьбы. В других к читателям обращается человек, умудренный житейским опытом, человек дела, подмечающий самые тонкие жизненные детали. В целом же в «Опытах» Бэкон проявил себя как глубокий психолог, знаток человеческих душ, придирчивый и объективный судья людских поступков.

Несмотря на относительно благополучную политическую карьеру и удачный творческий дебют, Бэкон по-прежнему считал, что для ощущения полноты жизни ему явно недостает материальных средств. Оставалось выправить это положение с помощью выгодной женитьбы. Фрэнсис сделал предложение своей кузине, известной в Лондоне леди Геттон, женщине умной, состоятельной, но крайне своенравной. Однако «дама сердца» отвергла предложение Бэкона, предпочтя ему пожилого, но богатого джентльмена по имени Кук, с которым обвенчалась тайно, поскольку не пожелала носить фамилию своего мужа. Честолюбие Фрэнсиса было, естественно, задето. Но только честолюбие, ибо в своей жизни он мало ценил любовь, считая карьеру и власть более существенными ценностями. Свидетельство тому – его отношения с графом Эссексом, который, опьяненный славой фаворита королевы, позабыл об осторожности. Не вняв благоразумным советам Фрэнсиса, граф имел смелость выступить против Ее Величества, после чего тотчас был объявлен государственным изменником и предан суду. Тут-то и проявилась предусмотрительность экстраординарного королевского адвоката Фрэнсиса Бэкона. Он выступил в суде с обвинениями против своего покровителя, после чего в феврале 1601 г. граф Эссекс был казнен.

Через два года Елизавета I скончалась и на престол вступил ее племянник Яков I, положивший начало царствованию династии Стюартов. Именно при Якове Шотландском политическая карьера Бэкона стала стремительно идти по восходящей. В день коронации Якова I ему было пожаловано рыцарское звание, затем он стал хранителем большой печати и наконец лорд-канцлером и пэром Англии, заняв вторую должность в государстве. Вскоре Бэкон женился и наконец-то разбогател, став после смерти брата единственным наследником отцовских владений.

22 января 1621 г. Фрэнсис Бэкон в кругу друзей и почитателей торжественно отпраздновал свое 60-летие, а через несколько дней к ранее полученному титулу барона Веруламского присоединил еще и титул виконта Сент-Альбанского. Однако в том же 1621 г. фортуна внезапно изменила высокое положение Бэкона: комитет нижней палаты, проверявший дела государственной канцелярии, предъявил лорд-канцлеру серьезные обвинения в интригах и взяточничестве. По решению специально созданной комиссии Бэкон предстал перед судом, на котором признал свою вину и отказался от защиты. И хотя впоследствии назначенное наказание в виде штрафа и заключения в Тауэр было смягчено и бывшего канцлера даже допустили ко двору, карьера государственного деятеля для него уже практически закончилась. Когда-то в своем эссе «О высокой должности» Бэкон писал: «На высоком месте нелегко устоять, но нет и пути назад, кроме падения или, по крайней мере, заката, – а это печальное зрелище». Слова оказались пророческими, в том числе и по отношению к судьбе их автора.

Впрочем, в этом «падении», как оказалось, был и положительный момент. Бэкон решил целиком посвятить жизнь творчеству. К этому времени большая часть работ мыслителя носила преимущественно тезисный характер.

В 1605 г. Бэкон опубликовал трактат «О значении и успехе знания, божественного и человеческого», в котором обосновал роль науки для жизни людей и предложил идею ее классификации. Этот трактат стал прообразом его труда «О достоинстве и приумножении наук» и началом воплощения плана «Великого восстановления наук».

В ряде работ, над которыми философ трудился в течение 1603–1612 гг., можно найти много идей и положений, получивших впоследствии развитие в «Новом Органоне». В 1609 г. вышел его сборник оригинальных истолкований античных мифов «О мудрости древних». А через три года Фрэнсис подготовил второе, значительно расширенное издание «Опытов, или Наставлений». Тогда же были закончены сочинения «Описание интеллектуального мира» и «Теория неба». В 1620 г. Бэкон опубликовал знаменитый «Новый Органон», содержащий его учение о методе и теорию индукции.

Уже после своей отставки Бэкон интенсивно работал над кодификацией английских законов и над историей Англии при Тюдорах; подготовил третье издание «Опытов, или Наставлений» на английском и латинском языках; цикл работ по «Естественной и экспериментальной истории». В 1623 г. он опубликовал свой самый объемистый и систематический труд «О достоинстве и приумножении наук», ставший первой частью «Великого восстановления наук». В эти же годы он работал над трактатом «О началах и истоках в соответствии с мифами о Купидоне и о небе».

Основное внимание в своих сочинениях Бэкон уделил проблемам науки, знания и познания. В мире науки он видел главное средство решения социальных задач общества. Доводы, которые вели философа к формулировке «Великого восстановления наук», четко выражены во введении к нему. Бэкон считал, что «человеческий разум сам по себе затрудняет работу и не использует должным образом необходимых вспомогательных средств (которыми располагают люди), отчего и происходят многие и разнообразные незнания вещей, а из этого незнания и вытекают неисчислимые потери». Исходя из этого, он заключил, что «следует изо всех сил стремиться к тому, чтобы обновилось или, по крайней мере, улучшилось соединение между мыслями и вещами». Основной метод, который должен был обеспечить выполнение этой задачи, изложен в «Новом Органоне». В нем дано изложение «новой логики» как главного пути к получению новых знаний и построению новой науки.

Выступив популяризатором своих научно-технических идей, Бэкон написал не совсем обычную книгу «Новая Атлантида», опубликованную, правда, уже после его смерти, в 1627 г. Это повествование об утопическом государстве, которое достигло благоденствия и справедливости благодаря науке и разумным законам. Если «Новая Атлантида» была утопией, устремленной в будущее, то история «Генриха VII» явилась идеализацией прошлого. В ней представлены те стороны правления короля, которые создали условия для процветания ремесел, торговли и предпринимательства.

В принципе, Бэкон отверг философию как предмет созерцания. Она, как считал философ, представляет собой науку о реальном мире, который постигается опытным познанием. И все же, как ни важна роль науки в развитии общества, главным источником всех существующих причин, утверждал Бэкон, является Бог.

Фрэнсис Бэкон скончался 9 апреля 1626 г. Он был похоронен в церкви Св. Михаила, где покоилась его мать. Детей у него не было, а вдова вскоре вышла замуж за состоятельного лондонца. Между прочим, свою жену Бэкон лишил большей части наследства, как было указано в его завещании, «вследствие уважительных и важных причин». А вот леди Геттон и ее двоим детям, напротив, завещал приличную сумму денег. Кроме того, он выделил немало средств для учреждения кафедр реальной философии в Оксфордском и Кембриджском университетах.

Фрэнсис Бэкон, преодолев схоластику и заложив основы научного мышления, оказал огромное влияние на последующее развитие философии. Уже в ХХ в. критики объявили его «предтечей современной интеллектуальной жизни», идеологом индустриальной эры и провозвестником культа науки. Такие определения, безусловно, сделали бы честь любому философу.

 

Томас Гоббс

(1588 г. – 1679 г.)

Английский философ. Основные сочинения: «Философские элементы учения о гражданстве»; трактат «Левиафан»; «О Человеке»; «О Теле».

При жизни английский философ Томас Гоббс не пользовался особо широким признанием. Его творчество заслонялось видными фигурами в философском мире того времени – Гассенди, Галилеем, Ф. Бэконом, – с которыми, кстати, английский мыслитель был хорошо знаком. Да и главные достижения Гоббса – развитие политической философии и концепция государственной власти – не особенно затронули фундаментальные основы западной мысли XVII в. Зато уже французские материалисты по достоинству оценили заслуги своего предшественника, не говоря о том, что спустя еще два столетия появились и «модернистские» толкования гоббсовских идей, что свидетельствует об их глубине и основательности.

Томас Гоббс родился 5 апреля 1588 г. в небольшом городке Вестпорте, расположенном на юго-востоке Англии. Сын сельского священника и крестьянки, по сообщению биографов, появился на свет преждевременно – мать была сильно напугана приближением испанских войск к Англии. Тем не менее Гоббс прожил более 90 лет, сохранив ясность ума до самой смерти: сказались крепкие крестьянские корни родителей.

Начальное образование Томас получил в приходской школе, которую начал посещать с четырехлетнего возраста. Поскольку мальчик обнаружил недюжинные способности и большой интерес к учебе, родители определили его в городскую школу, где он с успехом продолжал образование. К четырнадцати годам Гоббс уже настолько хорошо знал латынь и греческий язык, что даже перевел трагедию Еврипида «Медея».

В 15-летнем возрасте Гоббс благодаря материальной поддержке дяди, заменившего ему умершего отца, поступил в один из колледжей Оксфордского университета, где изучал традиционную аристотелевскую логику и физику. Увлекался студент и другими науками: по признанию Гоббса, он мог часами изучать географические карты, прослеживая пути известных путешественников и мореплавателей.

Получив ученую степень бакалавра искусств и право заниматься педагогической деятельностью (чтением логики), Томас, однако, не захотел остаться в университете, хотя и имел возможность сделать академическую карьеру. Его не удовлетворяла схоластическая система преподавания Оксфорда, кроме того, было предложение, которое показалось ему более интересным, чем чтение лекций. Известное английское семейство графов Кавендиш пригласило молодого выпускника стать наставником юного наследника семьи, будущего графа Девонширского. В 1608 г. Гоббс вошел в образованную аристократическую семью сначала на правах воспитателя, а затем – личного секретаря. Естественно, что у него появились связи среди правящей элиты, в том числе и придворных кругов.

В научно-философском развитии Гоббса огромную роль сыграли его четыре поездки на Европейский континент (его пребывание в Европе составило в общей сложности 20 лет). В первую заграничную поездку он отправился вместе со своим воспитанником в 1610 г. За три с лишним года учитель с учеником побывали во Франции, Италии, Швейцарии, где Гоббс не только знакомился с культурой Европы и достопримечательностями столиц, но и встречался с общественными деятелями, учеными и философами.

Результатом путешествия и многочисленных знакомств явилось его серьезное увлечение философией. Оно усилилось после выхода в 1620 г. знаменитой работы Ф. Бэкона «Новый Органон», которая, конечно же, не прошла мимо внимания Гоббса. Он тут же поспешил встретиться с известным мыслителем. Беседы с ним оказали заметное влияние на мировоззрение Гоббса, и одно время он даже работал у Бэкона секретарем, оказав существенную помощь в подготовке латинского издания «Опытов и наставлений».

После второго путешествия по Европе у Гоббса появилось достаточно свободного времени для собственного творчества, тем более что в этот период (1631–1637 гг.) он успел ознакомиться с трудами выдающихся ученых и философов, среди которых были Гассенди и Галилей (личное знакомство с Галилеем состоялось позже, во время путешествия в Италию в 1646 г.).

В первом опубликованном труде «Философские элементы» философ выступал как решительный сторонник монархии. Объясняется это тем, что Томас Гоббс, простолюдин по рождению, долгое время жил и общался в аристократических кругах Англии, среди высшей знати. И это не могло не отразиться на его политических взглядах, предполагавших безоговорочную защиту абсолютизма династии Стюартов. Но в конце 1630-х годов в Англии сложилась ситуация, которую можно назвать революционной. Предвестником приближающихся радикальных перемен стало восстание в Шотландии, направленное против стремления Карла I установить в этой стране режим единоличного правления. Король вынужден был созвать парламент, что лишь ускорило революционный процесс. Понятно, что идеи Гоббса, который защищал суверенные права верховной власти, построенные на принципах естественного права и договорного происхождения государства, никоим образом не могли быть восприняты парламентом. Трезво оценив ситуацию, Гоббс, опасавшийся, что его могут привлечь к ответственности как сторонника единовластия короля, в 1640 г. эмигрировал во Францию, где прожил 11 лет.

В Париже философ основательно занялся разработкой философской системы, которая охватывала бы три области бытия: мир неодушевленных предметов, мир человека, гражданское общество. В соответствии с этим трилогия получила названия «О Теле»; «О Человеке»; «О Гражданине». А общее название системы – «Основы философии».

Первой появилась книга «О Гражданине», опубликованная в Париже в 1642 г. на латинском языке. Сочинение вышло анонимно, малым тиражом, поскольку предназначалось для ограниченного круга читателей. Объясняя причины написания третьей книги трилогии прежде двух первых, Гоббс ссылался на события в Англии, связанные с началом революции и гражданской войной.

Второе, амстердамское издание «О Гражданине», вышедшее в 1647 г., открывалось посвящением графу Девонширскому, ученику и покровителю Гоббса, сыну его покойного друга графа Кавендиша. Затем следовало письмо за подписью философа Гассенди. В нем содержалась высокая оценка сочинения английского мыслителя и его личности. «Я не знаю среди философов никого, – писал Гассенди, – кто был бы более свободен от предрассудков и более основательно вникал в то, что он рассматривает». Произведение характеризовалось как «громадное литературное сокровище, обогащенное новыми мыслями, которые, разрешая отдельные трудности, прокладывают ровную и прямую дорогу». Совсем иного мнения, однако, придерживались богословы. Достаточно сказать, что книга «О Гражданине» была внесена в католический «Индекс запрещенных книг». Да и было за что: ведь одна из важнейших идей сочинения состояла в том, что церковь, неверно истолковывая свои прерогативы, становится одним из наиболее опасных источников гражданской смуты. Кстати, та же участь постигла немного позже и главное сочинение Гоббса «Левиафан».

В эмиграции Гоббс продолжил разработку «Основ философии», стремясь как можно быстрее завершить первые две части. Но работа продвигалась медленно, отчасти из-за ухудшившегося состояния здоровья философа. Он чувствовал себя настолько слабым и истощенным, что даже распорядился передать рукописи друзьям, чтобы те опубликовали их после его смерти. Через некоторое время болезнь все же отступила и Гоббс смог вернуться к работе. В связи с обстоятельствами внутриполитической жизни Англии (конец гражданской войны, победа парламента и свержение монархии) «Основы философии» были временно отложены в сторону, а вместо них появился труд «Левиафан» – важнейший в творчестве Гоббса.

Исходной точкой в рассуждениях философа об общественном устройстве и государстве является «естественное состояние людей, то есть склонность людей вредить себе взаимно, которую они выводят из своих страстей, но главное, из тщеславного самолюбия, права всех на все». Но в войне, согласно Гоббсу, не может быть победителей, она создает ситуацию, в которой каждому угрожают все. Выход – в повышении образованности общества. Но так как общество может покоиться лишь на согласии интересов в большинстве случаев искусственных, то необходимо, чтобы, «кроме договоров, было еще нечто иное, что усилило бы соглашение. Этим является общественная власть, держащая в узде и направляющая все действия людей к общественному благу». Единственным путем, ведущим к такой власти, Гоббс считал ее передачу одному человеку или группе людей. Такая власть должна опираться на добровольное отречение от права владеть самим собой, о чем философ писал: «Отрекаюсь от своего права владеть собой и отдаю это право такому-то мужу или такому-то собранию мужей, если ты также отдашь им свое право и так же, как я, уполномочишь их на все и признаешь их действия своими. Когда же так произойдет, называют множество, таким образом объединенное в одну особую общность, общину, государство, по латыни Civitas. Так родится этот великий Левиафан…»

Государство, по убеждению Гоббса, определяет законы общества. Гражданские права являются естественными правами, перенесенными на государство. Но если естественные права не ограничены, то не ограничены и права государства.

Гоббс всегда был сторонником сильной государственной власти, поскольку считал, что только она способна устранить все недостатки «естественного состояния». По отношению к носителю верховной власти (суверену) философ различал три вида власти: «Первый, когда власть у собрания и когда каждый гражданин имеет право голосовать, именуется демократией; второй, когда власть у собрания, где не все, но лишь некоторые имеют голос, – называем ее аристократией; третий, когда верховная власть остается только у одного, – именуется монархией». Из этих форм государства Гоббс считает наилучшей монархию. Единоличный правитель, опирающийся на разум, должен заботиться о духовном и материальном возвышении подданных, он должен следить за развитием экономики и высоким уровнем морали. В этом ему помогают законы, обязательность которых гарантируется государственной властью.

На первый взгляд, концентрация власти, по Гоббсу, может показаться не совсем демократичной. Но если присмотреться внимательнее, то окажется, что в ней присутствуют существенные элементы либерализма. Они заключаются в принципе общественного договора между государством и обществом в понимании естественного равенства всех людей, связанных договорными отношениями. Кроме того, отстаивается сам суверенитет гражданина, который на основе закона и права координирует свою деятельность с деятельностью власти.

1660 г. был переломным как для Англии, так и для самого Гоббса. После смерти Оливера Кромвеля философ получил возможность возвратиться на родину, где к тому времени уже был опубликован «Левиафан». Формально Гоббс вернулся в Англию благодаря оправданию всех, кто признавал свергнутую ранее монархию Стюартов. Появление в печати философского труда Гоббса облегчило его положение в послереволюционной Англии, однако церковники по-прежнему продолжали преследовать мыслителя. Ведь Гоббс утверждал, что государственная власть непременно должна подчинять себе церковную, что было совершенно неприемлемо для англиканского духовенства. Автор «Левиафана» был объявлен безбожником; к травле присоединились и сторонники королевской партии, находившиеся в эмиграции. Роялисты ставили Гоббсу в вину то, что он отрицал божественный характер власти монархов, и не могли ему простить призывов к повиновению республиканской власти.

Тем не менее возвращение опального философа в столицу общественность встретила с удовлетворением. Более того, король Карл II оказал Гоббсу необычайную милость, приняв его в своем дворце, и даже назначил пожизненную пенсию.

Специфика философских взглядов Гоббса, главным образом, заключалась в использовании метода, выводимого из физики его современника Галилея. Английский философ перенес геометрию и механику на исследования человеческой деятельности, посчитав, что если можно установить определенные факты о человеческой природе, то из них можно вывести и поведение людей в определенных обстоятельствах. Поэтому люди должны изучаться как один из аспектов физического мира. По Гоббсу, природа наша такова, что мы имеем ряд сил, способностей и свободу для их проявлений. Философ проводил четкое различие между случаями, когда человек свободен и когда нет, и утверждал, что все, человеком совершаемое, – необходимо. При этом мыслитель подчеркивал эгоистическую природу человека, который, как правило, действует ради пользы или славы, то есть ради любви к себе, а не к другим. Примечательно такое утверждение Гоббса из «Левиафана»: «Если бы истина, что три угла треугольника равны двум углам квадрата, противоречила чьему-либо праву на власть или интересам тех, кто уже обладает властью, то, поскольку это было бы во власти тех, чьи интересы задеты этой истиной, учение геометрии было бы если не оспариваемо, то вытеснено сожжением всех книг по геометрии».

Дружеское расположение Карла II создало своеобразную «моду на Гоббса». В лондонских салонах даже появлялись молодые люди, именовавшие себя «гоббистами». Но если в близких ко двору кругах к Гоббсу относились с уважением, то в кругах богословских его прямо провозглашали врагом морали и религии, выдвигая наиболее опасные в ту эпоху идеологические обвинения в атеизме и свободомыслии. Дело дошло до того, что ему запретили печатать книги, имеющие отношение к религии и политике. Это запрещение относилось прежде всего к произведению Гоббса «Бегемот», вышедшему в 1668 г. и посвященному истории гражданской войны в Англии.

Последние годы жизни философа прошли в интенсивной литературной деятельности. На 84 году жизни он пишет латинскими стихами автобиографию, переводит на английский и издает «Одиссею» и «Илиаду» Гомера, пишет публицистические статьи в свою защиту. До последних дней Гоббс практически не нуждался в посторонней помощи, вел умеренный образ жизни, ежедневно работал с полудня до вечера.

Умер Томас Гоббс 4 декабря 1679 г. на 92 году жизни. Его похоронили в г. Гардвиге, в семейном склепе графов Кавендишей. На могиле великого английского мыслителя была установлена мраморная плита с надписью: «Достойный муж, широко известный благодаря своей учености на родине и на чужбине».

 

Рене Декарт

(1596 г. – 1650 г.)

Французский философ, основоположник современной западной философии, математик и физик. Основные сочинения: «Рассуждение о методе»; «Метафизическое размышление»; «Начала философии»; «Правила для руководства ума».

Вот уже три с половиной века человечество живет под сенью знаменитого утверждения французского философа Рене Декарта: cogito ergo sum – «мыслю, следовательно, существую». Эти три коротких латинских слова надолго определили путь «новой философии». Выражение стало словно заклинанием, замкнувшим философскую мысль на факте субъективного сознания.

В трех простых словах было заложено решение сомневаться во всем до той поры, пока разум не представит нечто определенно доказуемое. Такой взгляд на познание означал разрыв с любым авторитетом. С Декартом (латинизированное имя Картезий) была завоевана свобода, лишиться которой философия уже не могла.

Открытие, положившее начало новому мышлению, было сделано 23-летним Декартом в 1619 г. на земле Баварии, куда молодой ученый приехал, чтобы стать свидетелем развернувшейся Тридцатилетней войны. Но прежде чем совершить этот и другие прорывы в области философских и физико-математических знаний, Декарт прошел хорошую школу овладения точными науками, такими, как математика, астрономия и физика. Потому вся последующая деятельность Декарта скорее напоминала научно-исследовательскую, чем чисто творческую.

Родился Рене Декарт 31 марта 1596 г. в туренском провинциальном Лайе в семье советника парламента Бретани Иоахима Декарта. Мать Рене умерла от болезни легких, когда мальчику исполнился всего один год. Болезнь оказалась наследственной, Декарт многие годы страдал слабыми легкими и, хотя постоянно оберегался от простуд, умер именно от воспаления легких.

В 1606 г. Рене отдали в коллеж Ла Флеш – одно из лучших учебных заведений тогдашней Франции, основанное иезуитами с согласия короля Генриха IV, предоставившего в распоряжение школы свой фамильный замок Шатонеф. Здесь юный Рене провел девять лет, усваивая латынь, древнегреческий, грамматику, риторику, богословие и схоластику. Последние три года учебы отводились философии, которая включала логику, этику, физику, математику и завершалась постижением идей аристотелевской метафизики. Объяснялось это тем, что в философской традиции католицизма господствовал аристотелизм в том виде, в каком он был преобразован крупнейшим из средневековых учителей католической церкви Фомой Аквинским. Его важнейшим элементом была теснейшая связь метафизики с теологией и даже подчинение ее теологии.

Впоследствии Декарт высоко оценивал качество образования в школе иезуитов. И тем не менее после ее окончания он, придя к мысли, что полученных знаний недостаточно, поступил в 1615 г. в университет города Пуатье с целью более углубленного изучения права и медицины. Став бакалавром права, 20-летний Декарт решил, что пора повидать мир и набраться жизненного опыта, тем более что состоятельная семья вполне обеспечивала ему подобное путешествие. Тринадцать лет длились странствия Декарта. Он успел за это время побывать в Италии, Польше, Дании, Германии, Чехии, Нидерландах, послужить в трех армиях – голландской, баварской и венгерской, – правда, так и не приняв участия ни в одном сражении. И где бы ни пребывал Декарт, он все эти годы неустанно размышлял над философскими проблемами, стремясь сформулировать собственный закон, способствующий постижению высоких истин.

В Германии Декарт серьезно заинтересовался наследием немецких мыслителей. Там же разработал основные идеи своей философии, обнародованной, правда, гораздо позже. Как же пришел Декарт к своему cogito ergo sum? Его главное сомнение заключалось в следующем: как можно убедиться на философском уровне в существовании чего-либо? По отношению к внешним вещам это препятствие казалось непреодолимым. Исходя из имеющейся философской базы, невозможно было доказать существование вещей, находящихся независимо от нас. Декарт хотел найти точку, в которой бы мышление и бытие совпадали. В формуле «мыслю, значит, существую» он и увидел такое тождество.

Понятно, что в этой максиме скрывалось немало «подводных камней». Ведь мы можем существовать, когда и не мыслим, например, во сне. Декарт же скорректировал свою формулировку утверждениями о том, что, мысля, я существую лишь определенным образом, то есть в качестве мыслящего.

Это положение Декарта комментировалось так часто и столь многими философами, что их рассуждения могли бы составить отдельный том. В них, разумеется, главенствует уже не мудрость, а чистая Философия, почувствовавшая себя царицей наук.

Величие Декарта состояло в том, что он первым высказал общую идею, согласно которой в философии следует считать истинным только то, что отчетливо и ясно можно познать. Тем самым он установил в философской науке понятие «принципа», при котором истинным считается лишь то, что описано с помощью этого принципа и выведено из него.

По существу, Декарт, опередив свою эпоху, заложил метафизические основы Нового времени. Конечно, это не означает, что вся последующая европейская мысль оказалась картезианской, но он создал фундамент свободной философии. Человек должен удостовериться в самом себе, то есть обеспечить себя возможностями для реализации намерений и представлений. Причем основа свободной философии должна быть проявлена в самом человеке, что и пытался доказать Декарт, своеобразно истолковав давнее протагоровское изречение: «Человек – мера всех вещей».

В Германии Декарт сделал еще одно важное открытие, но уже касающееся математики. Осенью 1620 г. он записал: «11 ноября я начал понимать основание чудесной науки». Речь шла об открытии основ аналитической геометрии. Позже Декарт определил приоритеты и в других отраслях знаний: в механике он указал на относительность покоя и движения, сформулировал общий закон действия и противодействия; в космогонии развил новую для науки идею естественного развития солнечной системы; в физиологии им установлена схема двигательных реакций, которая явилась одним из первых научных описаний рефлекторного акта.

Научным изысканиям Декарта во многом способствовали его связи с французскими учеными и философами. Особо важную роль сыграла завязавшаяся в конце 20-х годов дружба с известным мыслителем и общественным деятелем Мареном Мерсенном. Окончив ту же коллегию Ла Флеш (на два года раньше Декарта), Мерсенн в дальнейшем стал монахом францисканского ордена. В то же время он был преподавателем философии и теологии и публиковал не только философские труды, но и работы по математике, механике, физике, музыке. Кружок ученых, образовавшийся вокруг него, впоследствии (уже после смерти его и Декарта) превратился во Французскую академию наук.

Наилучшие условия для дальнейшего развития и литературного оформления научной и философской мысли Декарт увидел в Нидерландах, куда и переселился осенью 1628 г. Средства позволяли ему снимать квартиры и дома в различных городах и сельских местностях этой страны. Поскольку своей семьи у Декарта не было, он с головой ушел в научную работу. Радость жизни для него всегда была радостью мысли в поисках истины. В одном из последних своих писем в марте 1649 г. философ, заметив, что здоровье тела – величайшее из человеческих благ, о котором забывают, когда оно есть, писал, что «познание истины – это как бы здоровье души: когда ею овладевают, о ней больше не думают».

В Нидерландах Декарт пробыл более двадцати лет (за это время он трижды наведывался на родину, где провел в общей сложности менее года). Сразу же после своего переезда туда он начал работать и над большим конкретно-научным и философским произведением, которое собирался назвать «Мир». На основе сложившихся у него принципов механики философ задумал отразить в нем картину всего мироздания. Летом 1633 г., когда работа была почти закончена, Декарт узнал о том, что папская инквизиция в Риме осудила опубликованный в 1632 г. труд Галилея «Диалог о двух главнейших системах мира – Птолемеевой и Коперниковой». Это известие произвело на Декарта тяжелое впечатление, ибо его «Мир» был написан на основе тех же принципов, что и произведение Галилея. Хотя на Нидерланды как на страну в основном протестантскую угрозы римской курии и инквизиции не распространялись, Декарт, будучи католиком, отказался от публикации почти готового труда. Здесь проявились присущие философу осторожность и сдержанность. Правда, он мог бы издать свой труд, устранив ряд принципиальных положений, сближавших его с трактатом Галилея, но такого рода изъятия исказили бы произведение, и Декарт предпочел его не публиковать.

Естественно, Декарт не стал бы великим новатором в области философской науки, если бы не подверг сомнению все, что было достигнуто античными мудрецами. «То, чему учили древние, так незначительно и по большей части так маловероятно, что я не надеюсь приблизиться к истине иначе, как удаляясь от путей, которым они следовали».

Декарт и удалялся. Порою так далеко, что переставал быть понятным не только современникам, но и самому себе. В новой философии не было ни одного мыслителя, который бы не «прошелся» критическим пером по картезианскому наследию. Спиноза, Лейбниц, Вольф, Кант, Шеллинг и другие выдающиеся умы подвергали суждения Декарта беспощадному анализу, указывая на их путанность и противоречия. Особенно доставалось французскому мыслителю за выведение идеи Бога.

Следует заметить, что еще со времен Платона каждый философ стремился по-своему определить неопределимое, внести собственное понятие о Боге как о важнейшей трансцендентной величине. Декарт подошел к этому вопросу не по-богословски, а по-философски. Сначала он определил материю как протяженность, в которой нет пустот. Бог является первичной причиной движения тел в протяженности. Он же и создатель всей этой материи. Движение также происходит благодаря божественной силе. Таким образом, Декарт был первым философом, допустившим существование движущегося первоначала, которое затем стало движущей силой материи.

Далее: все наши представления о мире человек получает непосредственно от Бога как творца движения и покоя, благодаря которым мы воспринимаем мир. В подобном духе Декарт выводил не менее известное доказательство бытия Бога, получившее впоследствии название «онтологического»: «Я мыслю о Боге, значит, он существует».

Следующее по важности понятие, рассмотренное Декартом, – соотношение души и тела. Душа, по Декарту, оказалась мыслящей, но не материальной. Сама по себе она недоступна материальным воздействиям, лишь при посредстве Бога в душе возникают представления о телесном.

По сути, Декарт ввел в философию идею абсолютной противоположности духа и тела, что затем было названо дуализмом. Как указывали критики, введя свое понятие Бога, Декарт отказался от его познания, видя в Боге нечто предполагаемое, но не понятое.

В 30-х и 40-х годах Декарт продолжал разработку своей методологии физики и философии. Итогом этой работы стал труд «Рассуждение о методе», опубликованный в 1637 г. Это произведение представляет собой программный документ, в котором автор сформулировал все основные вопросы своей философии, как и направление естественно-научных исследований. Заключая в себе автобиографические моменты, оно формулировало и правила морали, которых Декарт твердо решил придерживаться в жизни.

В 1645–1648 гг., кроме активной переписки, в которой уточнялись и развивались многие философские и научные идеи, Декарт работал над сочинением «Описание человеческого тела. Об образовании животного». В нем он сделал попытку применить принципы своей физики к объяснению животного и человеческого организмов. Антропологическая проблематика, в фокусе которой было исследование телесных качеств и духовных свойств человека, составила содержание трактата «Страсти души», напечатанного в Нидерландах в конце 1649 г.

В это время Декарт находился уже в Стокгольме, куда выехал по приглашению королевы Христины, которая с его помощью намеревалась учредить в Швеции Академию наук (и даже сама пыталась овладеть принципами картезианства). Но пребывание Декарта в Стокгольме продлилось лишь несколько месяцев. Он скончался 11 февраля 1650 г. от сильной простуды, перешедшей в воспаление легких.

У Декарта и сегодня есть чему поучиться. Он был магом теорий и гипотез, философом, избиравшим нехоженые дороги, больше похожие на запутанные тропинки. Его интуиция была поразительной, а мужество достойно не только уважения, но и подражания. Да и как можно не восхищаться человеком, сказавшим: «Дайте мне материю и движение, и я построю вам из этого Вселенную».

 

Блез Паскаль

(1623 г. – 1662 г.)

Французский философ, физик и математик. Основное философское сочинение: «Мысли».

Блез Паскаль принадлежал к тому редкому типу мыслителей, которые сочетали в своем творчестве гений ученого и изобретателя, глубину философских открытий и дарование великолепного писателя. Правда, сам он считал себя только ученым и к современной ему философии относился весьма скептически. Но в европейской истории немного найдется ученых, оставивших столь же глубокий след в философской мысли. Влияние идей Паскаля испытали Лейбниц и Руссо, Гельвеций и Якоби, Шопенгауэр и Фейербах, Ницше и Бергсон. На протяжении трех веков Паскаля возвеличивали и опровергали, чтили как мудреца и обвиняли в серьезных ошибках. Одно оставалось неизменным: об этом французском философе невозможно было умолчать, скрыть свое мнение о нем – так глубоко его идеи проникли в умы людей.

Блез Паскаль родился 19 июня 1623 г. во французском городе Клермон-Ферране, расположенном в живописной области Овернь. Его предки получили дворянское звание еще в XV в. Многие из них занимали высокие государственные должности и пользовались почетом и уважением. Отец будущего философа Этьен Паскаль был человеком образованным и даровитым. Он исполнял обязанности выборного королевского советника финансово-податного округа Овернь, а затем, будучи человеком состоятельным, купил еще и должность второго президента палаты сборов в соседнем городе Монферране. Мать Блеза, дочь судьи Антуанетта Бегонь, скончалась в 1625 г., оставив сиротами шестилетнюю Жильберту, двухлетнего Блеза и крошку Жаклин, которой исполнилось всего несколько месяцев.

После смерти Антуанетты 38-летний Этьен Паскаль решил больше не жениться, а полностью посвятить себя воспитанию детей. Обладая незаурядными педагогическими способностями, он сумел дать дочерям и сыну прекрасное образование. Этьен занимался с ними классическими языками, грамматикой, математикой, историей и географией, то есть теми науками, которым обучали детей из образованных дворянских семей того времени.

Биографы единодушно отмечают одаренность и даже гениальность, проявленные Паскалем в раннем детстве. Причем с возрастом эти качества личности не исчезли, как нередко бывает с маленькими вундеркиндами, а, наоборот, закрепились и развились необычайно. Обладая феноменальной памятью, юный Блез мог с легкостью производить в уме сложные математические вычисления, а в десять лет он написал «Трактат о звуках», в котором приходил к отнюдь не детским выводам, верно фиксируя природу колебаний частиц звучащего тела.

Научные наблюдения Блез продолжил и в Париже, куда Этьен Паскаль переехал, посчитав, что в столице у детей будет больше возможностей для основательного изучения наук. И действительно, там Блез значительно углубил свои знания, особенно в математике, приняв участие в научном кружке францисканского монаха Марено Марсенно, одного из самых образованных людей XVII в. Результаты не замедлили сказаться. В 16 лет Блез написал сочинение под названием «Опыт о конических сечениях», вошедшее в золотой фонд математической науки и названное впоследствии «Великой Паскалевой теоремой». Это открытие сделало Блеза Паскаля знаменитым среди французских ученых. Вместе со своей сестрой Жаклин он был даже представлен самому кардиналу Ришелье. Кстати, эта высокая аудиенция спасла Этьена Паскаля от разорения, которое ему грозило в связи с экономическими санкциями для Франции, вступившей в Тридцатилетнюю войну. А сам Этьен, благодаря своему гениальному сыну, был удостоен высокой должности в провинции – интенданта Руанского генеральства.

В Руане, куда семья перехала в 1640 г., гений Паскаля заблистал с новой силой. Пять последующих лет он отдал очередному увлечению – разработке счетной машины, которая могла бы облегчить математические расчеты. Усилия не пропали даром. Правда, прежде чем добиться успеха, молодому изобретателю пришлось создать более полусотни различных моделей. В итоге его машина хотя и медленно, но все же считала. Для XVII в. это было небывалым техническим достижением, по достоинству оцененным спустя несколько столетий самим «отцом кибернетики» Норбертом Винером. Сохранилось восемь экземпляров этой счетной машины, один из которых находится в Парижском музее искусств и ремесел.

К сожалению, изнурительный многолетний труд подорвал и без того слабое здоровье Паскаля. С этого времени он начал испытывать мучительную головную боль, от которой страдал в течение всей последующей жизни.

Счетная машина, так поразившая современников, оказалась весьма созвучна и некоторым философским идеям, в частности мысли Декарта об автоматизме определенных психических функций человека. Это звучало особенно непривычно, поскольку богословы всегда считали душевную деятельность «Божьим даром», тайной, недоступной для человеческого разумения. Декарт как раз и пытался с помощью идеи рефлекса объяснить физиологию высшей нервной деятельности, что чутко уловил Паскаль и по-своему, с чисто инженерной точки зрения, реализовал теоретическую мысль своего великого соотечественника.

В середине 1650-х гг. Блез, пережив легкое увлечение янсенизмом (учение голландского теолога XVII в. Корнелия Янсения), снова приступил к научным исследованиям, на сей раз к экспериментам с так называемой пустотой. Дело в том, что одна из догм средневековой схоластики гласила: «Природа боится пустоты». Паскаль, опираясь на собственные научные опыты, блестяще развеял это схоластическое заблуждение. В ходе своих опытов он открыл закон, носящий с тех пор его имя: жидкости передают оказываемое на них давление во все стороны одинаково. Попутно следует заметить, что Паскаль стал автором огромного количества изобретений, которые и по сей день не потеряли актуальности и продолжают совершенствоваться.

Кропотливая и напряженная работа сильно сказывалась на слабом здоровье Паскаля. Врачи не раз советовали переменить образ жизни, чаще бывать в свете, посещать модные салоны. Однако времени на развлечения катастрофически не хватало – научная деятельность поглощала все силы. К тому же вскоре в столице возникло антиабсолютистское движение, заявила о себе в полный голос парламентская Фронда. В такое тревожное время отец Блеза мечтал только об одном – вырваться с детьми из осажденного Парижа на родину. Это стало возможным в апреле 1649 г. после снятия осады, а через два с лишним года Этьен Паскаль скончался. Не успел Блез оправиться от этого горя, как случилось другое, поразившее его событие – младшая сестра Жаклин решила уйти в монастырь, чему всегда противился покойный отец.

Осенью 1652 г. Блез поселился у старшей сестры Жильберты близ Клермона. Тогда же он познакомился со своим соседом герцогом де Роанне, ставшим ему близким другом. И хотя герцог был ненамного моложе Паскаля, он сразу признал в нем наставника и сопровождал его в поездках до конца короткой и яркой жизни великого друга, которого пережил более чем на 30 лет. Внимание Блеза привлекла и сестра герцога Шарлотта, с которой у него сразу же установились дружеские отношения. Существует несколько версий относительно романа Паскаля и Шарлотты. По одной из них, это была возвышенно-романтическая и вместе с тем вполне земная любовь. Другие исследователи считают, что роман между ними так и не состоялся, более того, любовь Блеза оказалась безответной. К сожалению, письма Паскаля к Шарлотте не сохранились, и мы, возможно, уже никогда не узнаем, почему Шарлотта связала свою жизнь не с гениальным ученым и философом, а с неким герцогом де Ла Фейада, имя которого осталось в истории только благодаря дружбе Шарлотты с французским мыслителем. Правда, замуж она вышла лишь спустя пять лет после смерти Паскаля.

О чувствах Блеза к женщине, которая заслуживает большой любви, повествует его небольшое, но удивительно искреннее сочинение под названием «Рассуждение о любовной страсти» – настоящая исповедь великого ума и большого сердца. Эту работу без всякой натяжки можно отнести к любовно-философской лирике, обобщившей чувственный опыт самого автора. Написанное в духе процветавшего тогда классицизма, «Рассуждение» определяло гармонию между разумом и чувством, истиной и красотой, страстями и добродетелью. Светлая вера в обогащение разума и чувств любовью – вот основная тема Паскалевого трактата.

Вплоть до середины 1660-х годов Блез все свое время отдавал математическим исследованиям, заложив, в частности, основы теории вероятности в работе «Теория азартных игр» и написав не менее знаменитый «Трактат об арифметическом треугольнике». Но с конца 1654 г. в его жизни происходит решительный поворот. Поводом послужил несчастный случай во время прогулки в экипаже. Проезжая по мосту, лошади неожиданно упали за перила. Жизнь Паскалю спасла лишь чистая случайность: экипаж чудом удержался у самого края моста. В этом событии Блез увидел «знак Божий» обратиться к религии и вере, которой он, поглощенный науками, до тех пор не придавал особого значения. Вернуться к Богу призывала и сестра Жаклин, убеждая брата оставить суету светской жизни. Испытав глубокое религиозное чувство, Паскаль дрожащей рукой набросал текст, в котором осуждал свою прошлую жизнь и отрекался от мира с решимостью посвятить себя Богу. Приехав к Жаклин в монастырь Пор-Рояле, он уединился в монашеской келье. Правда, монашества, в отличие от сестры, не принял и время от времени посещал свою парижскую квартиру и дом сестры Жильберты. Прервав светские знакомства, Паскаль стал жить настоящим аскетом, отказывая себе во всем, что касалось материальных благ и житейских удобств. С этого времени его жизнь стала напоминать скорее житие святого, нежели ученого.

Но в творческом плане эти восемь лет, проведенные практически в затворничестве, были достаточно плодотворными. В уединении Паскаль создал «Письма к провинциалу», в которых резко критиковал ненавистный ему орден иезуитов, написал богословские произведения – «Сочинения о благодати», «Краткое описание жизни Иисуса Христа» и начал «Антологию христианской религии». С ее первым наброском друзья Паскаля познакомились осенью 1658 г. Здесь же, в монастыре Пор-Рояль, был задуман и осуществлен его главный философский труд – «Мысли», опубликованный друзьями в 1669 г., уже после смерти философа, и названный первоначально «Мысли г. Паскаля о религии и о некоторых других предметах».

«Мысли» – это, по сути, дневник идейных истин Паскаля, в котором он касался не только религиозных вопросов, но и философских. Они представляют собой оригинальное произведение в истории европейской философии и культуры, отмеченное изяществом формы, совершенством стиля, мастерством художественных средств, которые затем использовали многие выдающиеся писатели Франции – от Монтеня и Вольтера до Стендаля и Сент-Экзюпери.

В начале октября 1661 г. Паскаль испытал еще одно потрясение – в возрасте 26-ти лет умерла любимая сестра Жаклин, ставшая жертвой религиозного фанатизма. Она не смогла примириться с указом Людовика XIV о закрытии школ при монастыре Пор-Рояль. Нравственные страдания и смерть Жаклин тяжело отразились на душевном состоянии Паскаля. Он пережил сестру всего на десять месяцев. Предчувствуя близкий конец, Блез спешил оставить о себе добрую память. В январе 1662 г. он организовал в Париже движение карет «по пять су», положив тем самым начало общественному транспорту. Кроме того, он почти все свое состояние раздал голодающим беднякам, приютил в своем доме больных детей, а сам перебрался к Жильберте, где 19 августа 1662 г. скончался в возрасте 39 лет. Начав сознательную жизнь со служения научной истине, Блез Паскаль закончил ее в религиозном умиротворении. «Да не покинет меня Бог никогда!» – таковы были его последние слова.

О великом французском ученом и мыслителе выдающиеся философы и писатели оставили множество проникновенных высказываний. Но, пожалуй, всего искреннее и человечнее звучат сегодня слова Л. Толстого, сказавшего: «Паскаль – человек великого ума и великого сердца, один из тех людей, которые способны видеть через головы других людей и веков, один из тех, которых называют пророками».

 

Джон Локк

(1632 г. – 1704 г.)

Английский философ. Основные сочинения: «Опыт о человеческом разумении»; «Два трактата об управлении государством»; «Письма о веротерпимости»; «Некоторые мысли о воспитании».

Время жизни Джона Локка пришлось на период великих исторических событий в Англии. Революция, гражданская война, религиозные распри, казнь короля Карла I, провозглашение республики, диктаторство Оливера Кромвеля – вот тот исторический фон, на котором развивалась и утверждалась философия Нового времени. И первым ее провозвестником стал Джон Локк. Он раньше других английских мыслителей почувствовал необходимость внести в теорию познания человеческий опыт, сумел точно уловить проблему соотношения разума и веры, а в систему воспитания внес такие важные элементы, как психологизм и влияние окружающей среды.

Джон Локк родился 29 августа 1632 г. в небольшом городке Рингтоне графства Сомерсет на юго-западе Англии. Отец Джона, судейский чиновник, дал сыну традиционное для семьи пуританское воспитание, которое предполагало оппозицию и к королю, и к господствующей англиканской церкви. Во время гражданской войны Локк-старший решительно стал на сторону Кромвеля. В составе парламентской армии храбро сражался против короля Карла I Стюарта, а в качестве командира конного эскадрона принял непосредственное участие в боевых сражениях под Бристолем. Юному Джону в это время было 10 лет.

Политические и религиозные взгляды отца наложили глубокий отпечаток на личность Джона. Годы его юности совпали с утверждением в Англии парламентской республики, что, помимо прочего, открыло дорогу одаренным детям из небогатых семей.

Закончив в 1646 г. Вестминстерскую монастырскую школу, Джон как один из лучших ее учеников был рекомендован к поступлению в колледж Христовой церкви Оксфордского университета. В дальнейшем на протяжении более чем 30 лет судьба студента, затем бакалавра и магистра искусств Джона Локка была непосредственно связана с этим старинным учебным заведением.

Во времена студенчества Локка университет уже находился под попечительством пуритан. Тем не менее в его стенах все еще царила атмосфера догматической философии, схоластики, устаревших форм обучения. Очень скоро Локк почувствовал необходимость как-то определиться в научном плане. Поскольку он отказался принять духовный сан, путь к университетской карьере, согласно тогдашнему Оксфордскому уставу, был для него закрыт: молодого выпускника допустили только к преподаванию греческого языка, риторики и этики. Однако самого Локка гораздо больше привлекали естественные науки, в особенности медицина. Он с увлечением занялся физическими, химическими и метеорологическими опытами, что сблизило его с другим выпускником Оксфорда – Робертом Бойлем, будущим великим ученым, одним из авторов знаменитого физического закона. Бойль не только помогал Джону в научных экспериментах, но и пробудил в нем глубокий интерес к философии Декарта и Гассенди.

После непродолжительной дипломатической работы в Берлине Локк вернулся в Оксфорд, чтобы ходатайствовать о присуждении степени доктора медицины. Но университет ему отказал, и Локк вынужден был принять предложение лорда Антони Эшли Купера, будущего графа Шефстбери, занять место домашнего врача и воспитателя в его семье. В 1667 г. Локк приехал в Лондон и поселился у Эшли. Выполняя официальные обязанности доктора и наставника детей лорда, Локк в то же время получил возможность продолжить научные изыскания. Спустя год 36-летнего педагога и ученого избрали членом Королевского естественнонаучного общества и Британской академии наук. Этой чести Локк удостоился за успехи в медицине и естественных науках.

Впрочем, научные интересы Локка оказались в итоге гораздо более обширными и глубокими. Они диктовались потребностью в философском осмыслении проблем познания и, в частности, в исследовании познавательных способностей человеческого разума, т. е. того пути, который совершает ум в своем движении к знанию. В 1671 г. в кружке друзей Локк вел беседы по вопросам происхождения моральных норм, содержания естественного права и сущности религиозных догматов. По совету друзей он начал составлять заметки по этой тематике, из которых за два десятилетия сложился знаменитый трактат «Опыт о человеческом разумении». Книга писалась с большими перерывами, а заканчивалась уже в эмиграции.

В своем главном труде Локк поставил задачу исследовать происхождение, достоверность и объем человеческого познания. Философ доказывал, что все наши знания не являются врожденными, а исходят из опыта. Это означает, утверждал Локк, что «идеи и понятия не рождаются вместе с нами, так же, как искусства и науки». Человеческая душа – это своего рода чистый лист, на котором опыт записывает сведения о мире; именно на этих сведениях и строятся наши размышления обо всем сущем.

Пока писалась книга, Локк все более укреплял свое положение при лорде Эшли, ставшем к тому времени графом Шефстбери и лорд-канцлером Англии при короле Карле II. Будучи вовлеченным в большую политику, философ вскоре стал влиятельным советником своего покровителя. Отныне служебные взлеты и падения графа Шефстбери непосредственно влияли на судьбу Локка.

Вторую половину 70-х годов Локк провел во Франции, сначала в Монпелье, а затем в Париже. Там он принимал деятельное участие в философских дискуссиях с учениками Декарта и Гассенди, выполнял различные политические поручения, продолжал работу над трактатом «Опыт о человеческом разумении». В своих политических взглядах Локк исходил из естественного состояния общества, в котором вся власть и правомочность является взаимной. Один человек имеет не больше, чем другой. Он писал: «Это состояние свободы, но это не состояние произвола. Хотя человек в этом состоянии имеет неконтролируемую свободу делать с собой и своим имуществом все что угодно, он, однако, не имеет свободы погубить себя самого или какое-либо существо».

По мнению Локка, ограничивает человека естественный закон, который гласит, что «никто не имеет права ограничивать другого в его жизни, здоровье, свободе либо имуществе». Свобода человека, таким образом, не абсолютна. Поэтому власть правителя, полученная на основе договора, не может быть абсолютной. Она ограничена именно тем, что является содержанием естественного закона. Естественный закон Локка выражает основные интересы и потребности класса, от имени которого он выступал.

Значительной составной частью рассуждений Локка об упорядочении общества являются идеи о разделении власти. Они изложены в работе «Два трактата об управлении государством», где он различает власть «законодательную, исполнительную и федеративную». Его обоснование разделения законодательной и исполнительной власти во многом повлияло на идеологов французской предреволюционной буржуазии. Собственно, от теории Локка можно начинать отсчет истории юридического мировоззрения. «Естественное право» Локка формулировало новый политико-юридический идеал: идеал общества, в котором каждый человек с самого начала признается в качестве труженика-собственника.

Возвратившись в Лондон, Локк снова оказался в водовороте политических событий. Когда граф Шефстбери был в зените успеха, философ дважды, в 1672-м и в 1679 г., получал должности в высших административных учреждениях. А когда графа подвергали гонениям, Локк лишался своих постов, за ним даже устанавливался негласный надзор. В конце концов Шефстбери был заключен в Тауэр, и хотя вскоре его освободили, ему в 1682 г. пришлось все же скрываться в Амстердаме, где спустя два месяца лидер оппозиции и умер. Самому же Локку в сентябре 1683 г. также пришлось срочно покинуть Британию и бежать в Голландию, уничтожив перед этим часть личных бумаг, выдававших его как активного сторонника графа Шефстбери.

Политические последствия эмиграции не замедлили сказаться. Указом Карла II Локка навсегда уволили из Оксфордского университета, а новый король Яков II, после смерти брата окончательно разгромив оппозицию, потребовал от голландцев немедленной выдачи заговорщиков, в числе которых был и Локк. Так что и в Голландии философ не чувствовал себя в безопасности. Ему приходилось постоянно менять места проживания и даже скрываться под вымышленными именами.

Тем временем в Англии политическая ситуация приняла совершенно иной оборот. Представители крупной и средней буржуазии создали новую группировку, сделавшую ставку на Вильгельма Оранского, зятя короля Якова II Стюарта. Вильгельм со своей протестантской армией вступил в Лондон, не воспрепятствовав, правда, бегству тестя. Декларация нового короля давала свободу протестантской религии, собственности и утверждение прав парламента. Так был положен конец монархии Стюартов и провозглашена конституционная монархия, действующая в Англии и поныне.

11 февраля 1689 г. 56-летний Джон Локк вновь возвратился на родину. Он приехал на том же корабле, на котором следовала в Лондон супруга Вильгельма Оранского, будущая королева Мария II. Начинался последний и самый плодотворный период деятельности Локка как политика, публициста и философа. Он часто бывал в Королевском обществе, клубе сторонников религиозной веротерпимости, издал наконец свой трактат «Опыт о человеческом разумении», публицистические труды на религиозные темы, переписывался и встречался с физиком Исааком Ньютоном, хлопотал об издании трудов умершего в 1691 г. Роберта Бойля.

Выход в свет «Опыта…» вызвал в Англии шумный резонанс, упрочив авторитет Локка как мыслителя. Правительство предложило ему должность министра торговли и колоний, этот пост Локк занимал вплоть до ухудшения состояния здоровья. Приступы давней болезни – астмы – становились все чаще, и с лета 1692 г. он поселился в загородном доме, в усадьбе, принадлежавшей лорду Фрэнсису Мешэму, с женой которого философа связывали отношения близкой и сердечной дружбы. Локк занялся воспитанием их сына, продолжал работу над новыми трактатами. Особое место среди них занял труд, озаглавленный «Некоторые мысли о воспитании». Это сочинение, содержащее целостную педагогическую концепцию, сложилось из частных писем Локка и собственного педагогического опыта. Его отличают легкий непринужденный стиль, точность психологических наблюдений, отсутствие всякой назидательности.

Последние годы жизни Локка были наполнены покоем и безмятежностью. Он был окружен заботой близких людей, почетом и уважением современников, любовью учеников, самому способному из которых – внуку графа Шефстбери Энтони – суждено было стать выдающимся английским философом.

Джон Локк умер 28 октября 1704 г. на 73-м году жизни в загородном поместье своего друга лорда Френсиса Мешэма и был похоронен невдалеке от своего последнего жилища. Его памятник украсила эпитафия, в которой были такие слова: «Он был воспитан наукой и зашел так далеко, что мог служить одной только истине».

Джону Локку сопутствовала и посмертная слава, особенно в Англии. Его и ныне почитают как одного из великих просветителей XVII в., считавшего, что «разум, опираясь на факты, может руководить всеми начинаниями людей, победит слепую веру и произвол, искоренит невежество и утвердит науку в роли путеводителя человечества». Эти мысли великого английского философа спустя 300 лет служат самой надежной путеводной нитью для любой деятельности людей.

 

Бенедикт (Барух) Спиноза

(1632 г. – 1677 г.)

Нидерландский философ. Основные сочинения: «Трактат о Боге, человеке и его счастье»; «Трактат об усовершенствовании разума» (неоконченный); «Теолого-политический трактат»; «Этика».

В XVII в. Нидерланды как в экономическом, так и в культурном отношении были самой развитой страной в Европе. Именно тогда в Амстердаме образовалась крупная еврейская община из числа переселенцев, бежавших из Испании и Португалии от религиозных преследований. Среди тех, кто нашел пристанище в веротерпимых Нидерландах, был и дед Спинозы. Его сын Михоэл занялся торговлей и вскоре разбогател, заслужив почет и уважение сограждан. 24 ноября 1632 г. у Михоэла и его жены Деборы родился сын, которого назвали Барухом, что в переводе с еврейского означало «благословенный». Благословение действительно не обошло Спинозу, сумевшего стать одним из выдающихся философов своего времени.

Годы учебы Баруха прошли в еврейском амстердамском училище, во главе которого стояли раввины. Основными предметами в нем были изучение Священного Писания, Талмуда и толкований к ним. В старших классах еще прибавлялись богословие, схоластическая философия, риторика и политика. Все эти предметы Барух, как прилежный ученик, изучал старательно, но, кроме этого, интересовался и Каббалой – мистическим учением древности, противостоящим еврейской ортодоксии. Интерес этот сохранился вплоть до того времени, когда 20-летний Спиноза перенес свои увлечения на философию.

Критическая мысль, в том числе и по отношению к религиозным догмам, пробудилась у Спинозы довольно рано. Однако наставники видели в даровитом юноше другое – нравственную чистоту и серьезность натуры. Это давало им надежду, что в будущем их талантливый ученик станет «великим учителем», «надеждой Израиля», «знаменитым столпом синагоги».

Латынь, которая была в то время международным научным языком, Спиноза начал изучать, вероятно, еще в амстердамском училище. Для дальнейшего ее усовершенствования он обратился к Франциску ван ден Эндену, который как врач и учитель латыни пользовался большой популярностью среди почтенных граждан, охотно отдававших детей к нему в обучение. Но ван ден Энден, кроме обучения тонкостям латинской грамматики, знакомил учеников с лучшими образцами литературы Ренессанса и достижениями наук, которыми славились тогдашние Нидерланды. Занятия с ван ден Энденом оказали большое влияние на дальнейшую жизнь Спинозы. Свободомыслящий врач заронил в его душу, говоря словами богословов, «семена атеизма» и обратил внимание юноши на достижения современной научной мысли.

В философском плане на мировоззрение Спинозы наиболее заметное влияние оказали произведения Декарта. Как и знаменитый французский мыслитель, Спиноза тоже не стремился к книжной учености. Да и в античной философии не видел для себя ничего привлекательного, утверждая, что авторитет Сократа и Платона для него не имеет особого значения. Если таким было его отношение к великим умам древности, то тогда становится понятным полное отсутствие интереса у Спинозы к своим современникам. Научная литература еще только пробивала себе дорогу, а потому Спиноза предпочитал законы природы исследовать с помощью собственных опытов и наблюдений.

Но не только жажда научного познания мира одолевала юного Баруха. Он сам позже отмечал в «Трактате об усовершенствовании разума», что уже в раннюю пору жизни его интересовал вопрос, «в чем состоит истинное благо; где правда человеческой жизни». Отрицательный вывод дался Спинозе сравнительно легко: блага нет ни в славе, ни в почестях, ни в чувственных наслаждениях, ни в богатстве. А вот научному обоснованию положительного решения этих вопросов и было посвящено все творчество Спинозы. Решение для него состояло в том, что «истинное благо может быть найдено только в жизни общественной, в познании мирового порядка и общественного процесса, в сознательном и свободном слиянии с ними разумной личности».

Вместе с новым пониманием истины к Спинозе постепенно приходило осознание зыбкости и шаткости религиозных догм, которые так старательно внушали ему учителя-раввины. И если вплоть до 1652 г. Барух еще как-то следовал предписаниям Талмуда, то после своих «открытий» он уже не мог мириться с еврейскими ортодоксами. Однажды в беседе со своими товарищами 20-летний Спиноза открыто высказался против догматов о сотворении мира, вере в бессмертие души, скептически отозвался о загробной жизни и священном происхождении Библии. Подобные суждения не остались незамеченными. Барух был вызван в суд, который пригрозил «еретику» отлучением от синагоги, если он не откажется от «нечестивых убеждений». Но Спиноза, к негодованию богословов, упорно стоял на своем и ни от чего отказываться не собирался. Поскольку публичный разрыв с талантливым юношей еврейской общине был невыгоден, судьи-богословы предложили ему ежегодную пенсию в 1000 флоринов в обмен на молчание и непременное посещение синагоги. Спиноза отверг и это предложение. Тогда строптивого ученика предали так называемому малому отлучению, при котором никто из членов общины не имел права общаться с ним в течение нескольких месяцев.

Но на этом неприятности не закончились. В какой-то момент Спиноза почувствовал, что в Амстердаме ему находиться небезопасно, особенно после случая, когда один из фанатиков набросился с ножом на него, когда он выходил из театра. К счастью, Спиноза успел вовремя отстраниться от удара, отделавшись легким ранением. После этого происшествия он был вынужден переехать к своему другу из секты коллегиантов, проживавшему в пригороде. Секта коллегиантов (другими словами, общество единомышленников), отстаивавшая принципы свободы и гуманизма, выступала против ортодоксальных богословов, которые жестоко преследовали инакомыслящих. После этого поступка о примирении с общиной не могло быть и речи. И судьи ответили новым выпадом: 26 июня 1756 г. 24-летний Спиноза был отлучен от синагоги «ввиду чудовищной ереси, им исповедуемой, и ужасных поступков, им совершаемых». Не довольствуясь отлучением и желая оградить молодежь от вредного влияния Спинозы, раввины обратились к городским властям Амстердама с просьбой о высылке его из города.

Известие об отлучении Спиноза принял спокойно, но счел своим долгом протестовать против административной высылки. В записке, поданной городским властям, он доказывал, что пользовался неотъемлемым правом всякого гражданина обсуждать религиозные вопросы, даже если эти убеждения и противоречат общепринятым.

Из Амстердама Спинозу не выслали, но он сам предпочел уехать из города, после чего имя Барух в его сочинениях не упоминалось. Свои письма и труды он подписывал равнозначащим латинским именем Бенедикт.

Новая жизнь Спинозы требовал выбора занятия, которое давало бы ему средства к существованию. Еще в Амстердаме, следуя мудрому талмудическому правилу, предписывающему ученым изучить какое-нибудь ремесло, Спиноза освоил шлифовку стекол, руководствуясь при этом своим давним интересом к оптике. Переехав в небольшой деревенский домик в Римсбурге (пригороде Амстердама), где прожил более шести лет, он и занялся этим ремеслом. В шлифовке Спиноза достиг значительного мастерства и вскоре стал одним из лучших оптиков своего времени. Работал он и над философскими сочинениями, хотя и понимал, что издать их будет чрезвычайно трудно. И действительно, «трактатцы», как он их сам называл, а именно: «Трактат об усовершенствовании человеческого разума», оставшийся незавершенным, «Трактат о Боге, человеке и его счастье», как и знаменитая «Этика», были изданы друзьями уже после смерти философа. Зато совершенно неожиданно для друзей и даже для себя Спиноза в 1663 г. выступил перед публикой с «Основами философии Рене Декарта, изложенными в геометрическом порядке» – единственным прижизненным сочинением Спинозы с указанием имени автора.

В 1663 г. Спиноза переехал в г. Ворбург близ Гааги. Отношение к нему богословов и там было резко отрицательным. Дело доходило и до доносов. В одном из них говорилось, что здесь проживает «некий Спиноза, еврей по происхождению, атеист и враг всякой религии по убеждениям, и вообще, зловредная и опасная личность». И хотя отлучать Спинозу было уже не от чего, однако очернить его имя, сделать жизнь невыносимой, а произведения недоступными для читателя, – такие возможности у членов «господствующей церкви» были. И они ими пользовались в полной мере.

В течение 1665 г. Спиноза работал над «Теолого-политическим трактатом», в котором, по словам автора, «он часто смеется и еще чаще негодует». Написание этого сочинения Бенедикт объяснял, во-первых, тем, что предрассудки теологов препятствуют успехам философии; во-вторых, необходимостью выступить с защитой свободы слова и философского исследования; а в-третьих, желанием рассеять составившееся мнение, будто он является атеистом. Правда, последний пункт был довольно-таки спорным. Именно «Теолого-политический трактат» в гораздо большей степени, чем другие философские сочинения Спинозы, создал ему до конца жизни репутацию атеиста.

Значение «Трактата» не исчерпывалось проповедью в защиту свободы мысли и слова. В нем Спиноза предпринял попытку доказать, что Священное Писание ставит своей целью преподать не научные и философские истины, а нравственные; что единственная его цель – внушить людям справедливость, богобоязненность и любовь к ближним. Богословы, по мнению философа, постоянно подменяют слова Писания собственными воззрениями. Толкование Библии необходимо, но оно возможно только на основе историко-критического ее изучения. Спиноза определил и правила такого изучения, предвосхитив основные положения современного историко-критического метода. Используя обширный материал, собранный средневековыми еврейскими комментаторами, он внес в него научный метод и пришел к выводам, прямо противоположным каноническим, тем, которые толкователи не решались высказать открыто. Это сочинение Спиноза смог напечатать только в 1670 г., без имени автора и с неверным обозначением места публикации – Гамбург вместо Амстердама.

«Трактат» был воспринят резко отрицательно не только раввинами, но и протестантскими богословами. Вот лишь некоторые определения, которых удостоился философ и его сочинение: «Лжеучитель, рожденный на погибель религии и государства»; «Книга, полная рассуждений, которые могли быть почерпнуты только в аду» и т. д.

Критика «Трактата» произвела на Спинозу тягостное впечатление. Он понял, что издание «Этики», для которой он надеялся было «расчистить путь» «Теолого-политическим трактатом», встретит непреодолимые препятствия. На наиболее нелепые обвинения философ отвечал не без язвительности. В одном из писем он отмечал: «Из того, что написано в книге против меня профессором Мансфельдом, я убедился, что она не заслуживает даже прочтения, не говоря уже о возражении. Поэтому я оставляю в покое как книгу, так и ее автора, с улыбкой размышляя о том, что люди наиболее невежественные постоянно выказывают какую-то особенную смелость и готовность к писанию книг».

В обстановке травли, поднятой теологами, Спинозу крайне удивило письмо, полученное им в 1673 г. от профессора теологии Гейдельбергского университета Фабрициуса, который по поручению курфюрста пфальцского Карла-Людвига предлагал Спинозе «принять на себя должность ординарного профессора философии в знаменитом университете». Предложение представлялось заманчивым, но Спиноза решительно отказался, поскольку всегда был противником государственного университетского преподавания. Мотивы такого отношения он объяснял тем, что «государственные учебные заведения ставят перед собой задачу не столько воспитания умов, сколько дрессировку их. Науки и искусства могут процветать только в том случае, если всякому будет предоставлена свобода учить на свой страх и риск».

Письмо застало Спинозу в Гааге, где он, уступая настойчивым просьбам друзей, жил с 1669 г. Здесь, как, впрочем, и везде, философ вел уединенный образ жизни, почти не выходил из дома. Практически все дневное время он вынужден был отдавать изготовлению линз, что, вероятнее всего, ускорило его смерть, – вдыхание мелкой стекольной пыли вредно сказалось на больных легких. Большую часть своих произведений Спиноза писал ночью. Чтобы освежить ум, развлекался тем, что наблюдал под микроскопом борьбу мух и пауков, сравнивая их с человеческими страстями. Другим развлечением было рисование. Уже после его смерти было найдено немало портретов политических деятелей того времени, написанных Спинозой углем и пером.

Хотя в числе его друзей было немало состоятельных людей, считавших своей обязанностью облегчить материальное положение философа, предложения о помощи Спиноза решительно отвергал. А между тем бедность вынуждала его отказывать себе в самом необходимом. Пищу Бенедикт готовил себе сам, часто обходясь одним молочным супом и кружкой пива; одевался бедно; к женщинам испытывал полнейшее равнодушие, потому и никогда не был женат.

Бремя материальных лишений и нравственных переживаний Спиноза переносил как истинный стоик. «Никто не видел его ни сильно опечаленным, ни особенно веселым, – отмечал его современник Колерус. – Он умел удивительно господствовать над своими страстями, владеть собой в минуты досады и неприятностей, встречавшихся на его жизненном пути, и не допускать никаких внешних проявлений своего душевного настроения». Спиноза любил людей, в обращении с ними был прост и приветлив. Однако кроме простолюдинов, которые обращались к философу за советом по поводу личных неурядиц, были и люди, которые просили его разъяснить некоторые научные и философские вопросы. Так постепенно вокруг Спинозы сложился узкий кружок близких и верных друзей. Он посылал им не только законченные произведения, но и первые их наброски, отдельные главы, обстоятельные письма на философские темы.

Спиноза от природы имел слабое здоровье: более двадцати лет он страдал чахоткой, наследственной в его семье болезнью. Именно она и стала причиной смерти философа. Он скончался 21 февраля 1677 г. в 45-летнем возрасте. После смерти его ожидала незавидная участь многих бедняков. Тело покойного было арестовано аптекарем, заявившим, что пока ему не будет уплачено несколько гульденов за лекарства, взятые во время болезни, похороны не состоятся. Имущество Спинозы было описано и продано, вырученных денег едва хватило для похорон и покрытия мелких долгов.

Перед смертью Спиноза выслал ящик со своими рукописями друзьям в Амстердам. И уже в конце 1677 г. вышли в свет его «Посмертные произведения». Поскольку философ категорически запретил ставить на них свое имя, сочинения вышли в свет без имени автора, с одними его инициалами. В «Посмертные произведения» вошли «Этика», «Переписка» и три неоконченных произведения: «Трактат об усовершенствовании разума», «Политический трактат» и «Грамматика еврейского языка».

Долгое время имя Спинозы было практически неизвестно интеллектуальной публике, а знакомство с его произведениями даже считалось предосудительным. Интерес к идеям нидерландского философа возродился лишь в конце XVIII в. Достаточно было небольшого повода, чтобы равнодушие сменилось восторгом и поклонением. Этот повод дал Лессинг, заявивший, что для него «существует одна только философия – философия Спинозы», и если бы ему пришлось искать учителя, то он бы обратился именно к нему. И если столетняя годовщина со дня смерти Спинозы прошла незамеченной, то двухсотлетняя уже была торжественно отмечена в 1877 г. А еще через три года в Гааге, где философ провел большую часть своей жизни, на пожертвования, стекавшиеся из различных стран, был открыт памятник Бенедикту Спинозе, ставший, как отмечал один из его биографов Куно-Фишер, «поздней почестью, в которой из всех великих людей мира он менее всех нуждался, потому что он не дорожил славой!»

 

Готфрид Вильгельм Лейбниц

(1646 г. – 1716 г.)

Немецкий ученый, математик, философ. Основные сочинения: «Рассуждения о метафизике»; «Новые опыты о человеческом разуме»; «Теодицея»; «Монадология».

XVII век дал миру целую плеяду первооткрывателей механико-математических знаний и основателей метафизических систем. К числу «отцов» новой философии принадлежит и Готфрид Лейбниц, философские обобщения которого открыли впечатляющую картину мира как единого процесса, в котором, по словам философа, «все живое стремится к совершенству и никогда не останавливается в этом стремлении».

Готфрид Вильгельм Лейбниц родился 21 июня 1646 г. в Лейпциге в семье юриста, профессора морали Лейпцигского университета Фридриха Лейбница. Его третья жена Катерина Шмук, мать Готфрида, была дочерью видного профессора права. И ее сыну, в котором рано пробудился интерес к науке, также прочили карьеру в области юриспруденции.

К несчастью, Готфрид рано (в шесть лет) лишился отца, который возлагал большие надежды на талантливого сына. Воспитание мальчика перешло в руки матери и учителей. Не последнюю роль играло и самообразование. Удовлетворяя свою страсть к чтению, юный Лейбниц развивался не по годам и в школе Николаи, считавшейся лучшей в Лейпциге, всегда опережал класс, соответствующий его возрасту. Уже к 10 годам он самостоятельно одолел в оригинале латинскую историю Ливия. В 12 – принялся за греческий. К этому времени относится его серьезное увлечение логикой. Позже Лейбниц писал в одном из писем: «Логика, даже в том виде, как она проходится в школе, дала мне очень многое. Пока я еще не перешел в тот класс, где ее изучают, я был весь погружен в историю и поэзию, потому что историю начал читать с того времени, как выучился читать, а стихи доставляли мне большое удовольствие. Но когда я начал слушать логику, то был сильно поражен разделением и порядком мыслей, о чем узнал от нее… Поэтому, после чтения истории и стилистических упражнений в прозе и стихах, которыми я занимался с особым удовольствием, вызывая в учителях опасение, что не выйду из круга этих забав, я приступил к логике и философии, начал наконец кое-что понимать в этих вещах… Боже! Сколько зароилось тотчас же в моей голове химер, которые я переносил на бумагу, порой повергая ими в изумление учителей».

Осенью 1661 г. 15-летний Лейбниц поступил в Лейпцигский университет на юридический факультет, который успешно закончил через пять лет, получив степень доктора права. Занятия юриспруденцией он успешно сочетал с изучением логики и математики, а выпускную работу посвятил не совсем обычной для юриста теме, назвав сочинение «Диссертацией о комбинаторском искусстве». В нем будущий философ выводил идею логических исчислений – модель будущей математической логики.

От историков к поэтам, от поэтов к философам и схоластам, от философов к математикам, от математиков к юристам – так кратко можно охарактеризовать путь образования Лейбница. В конце 1666 г. он успешно защитил юридическую диссертацию. Правда, не в Лейпциге, где работа была отвергнута, а в г. Альторфе, расположенном невдалеке от Нюрнберга. Однако от предложенной должности в Альторфском университете Лейбниц все же отказался. Преподавательская карьера его не прельщала, и некоторое время он вел праздный образ жизни, обеспеченный небольшим доходом от наследства, доставшегося после смерти матери в 1664 г., мечтая о более широком поле деятельности в науке и политике. Правда, денежных средств для реализации честолюбивых замыслов оказалось недостаточно. Пришлось идти в услужение к «сильным мира сего». В течение четырех лет – с 1668-го по 1672-й – молодой ученый служил у министра Майнцкого курфюршества Иоанна Христиана фон Бойнебурга в Нюрнберге, где занимался вопросами упорядочения государственного права, публицистической и религиозно-политической деятельностью. Этот период был в целом плодотворным для Лейбница. Он много писал на различные темы, а в области философии наметил основы своей будущей системы.

В 1672 г. Лейбниц был послан с дипломатической миссией в Париж, где провел несколько лет. Это были годы насыщенной жизни, активного общения с научными авторитетами тогдашней Франции. Лейбница интересовало многое – и тайны бесконечности, которые исследовал Паскаль, и автоматическое регулирование машин, использованное в паровом котле Папена, и структура мира, о которой горячо спорили картезианцы. Знания в области логического мышления способствовали освоению достижений новейшей европейской математики. В 1675 г. Лейбниц открыл дифференциальное и интегральное исчисление, независимо от Ньютона, также сделавшего подобное открытие немного позже. А благодаря изобретению новой арифметической машины, извлекавшей корни, Лейбниц был избран иностранным членом Лондонской академии. Перед возвращением в Германию он посетил Лондон, Амстердам и Гаагу, где познакомился с Ньютоном, Бейлем, встречался со Спинозой, с которым несколько раз беседовал.

По прибытии в Ганновер в 1676 г. Лейбниц поступил на службу при Брауншвейг-Люнебургском дворе герцога Иоганна Фридриха, о котором позже говорил: «Я живу у монарха настолько добродетельного, что повиновение ему лучше всякой свободы». На службе при герцогском дворе Лейбниц провел сорок лет. Все эти годы он занимался юридическо-законодательной работой, вопросами экономики, инженерной деятельностью. Одновременно он стал и историком, сформировавшим новые идеи историографии, писал сочинения на богословские темы, обосновал необходимость воссоединения христианских церквей.

Но все же главное внимание было сосредоточено на разработке собственной философской системы. В философии Лейбница нашли отражение все главные веяния его времени. Он был хорошо знаком с трудами Декарта, Спинозы, Бейля, сочинениями представителей сенсуалистской и английской философии, в частности с работами Локка. Собственная система Лейбница изложена в двух основополагающих трудах «Новые опыты о человеческом разуме» и «Теодицея», написанных в последние годы жизни философа. К ним примыкают сочинения резюмирующего характера – «Критика основоположений отца Мальбранша» и «Монадология». Ядро философской системы Лейбница составляет учение о так называемых «монадах» – простых неделимых субстанциях, «истинных атомах природы», в каждой из которых он видел замкнутый, неповторимый мир. В отличие от атомов Декарта монада Лейбница – духовная частица бытия, «сияние божества». Монады не имеют физической характеристики, поскольку индивидуальны, самостоятельны и не влияют на внутреннюю жизнь друг друга. Разумеется, их невозможно воспринять органами чувств, доступны они только разуму. Все монады воспроизводят Вселенную благодаря «предустановленной» божественной гармонии. Как отмечал философ, «повсюду существует одна и та же вещь с различными степенями совершенства».

Человек также представляет собой совокупность монад, в которой организующую роль играют монады, наделенные сознанием: при этом в каждой из них заключена возможность развития. Это развитие универсально, оно отличается бесконечным процессом постепенных изменений, при которых не происходит возникновения или гибели монад: ведь каждая из них, по мысли философа, содержит в себе как все свое будущее, так и прошлое. Понятие «развитие» у Лейбница – это первая идея универсальности в философии Нового времени. Каждая монада – источник движения, она наделена «активной силой», утверждая тем самым через телеологию принцип универсального и абсолютного единства материи и движения. Знание истины, как считал Лейбниц, возможно только как «предустановленная» Богом гармония в движении мыслящих и телесных монад, подобно тому, как двое часов с одинаковым ходом независимо друг от друга показывают одно и то же время.

Философская система Лейбница – классический пример тесной связи теории познания с методологией наук, а философии в целом – с тайнами природы. Эта система отразила впечатляющую картину мира как единого восходящего живого процесса. В изложении Лейбница, мир бесконечен и неисчерпаем и в каждой своей точке наполнен динамизмом, смысл которого состоит в развитии познания. Он был убежден, что если одна частица мира отличается от другой, то значит, и все вещи Вселенной уникальны.

Что касается человеческого общества, то оно, в представлении философа, – гармоничный «хор» монад-людей, каждая из которых через развитие своей индивидуальности способствует развитию и благу всех. Возникает своего рода «демократическая монархия» монад, в которой каждый индивид участвует в процветании общества через науку, реализуя свое стремление к Высшему разуму.

Первые годы пребывания при герцогском дворе были счастливыми для Лейбница. Он мог полностью отдаваться творчеству и научным изысканиям. Минуты одиночества скрашивали философские беседы с 50-летней герцогиней Софией. Она поручила ученому воспитание своей 12-летней дочери Софии-Шарлотты. Через восемь лет София-Шарлотта вышла замуж за бранденбургского принца, впоследствии ставшего королем Фридрихом I. Однако мечтательную Софию-Шарлотту совсем не привлекала придворная жизнь, зато встречи со своим учителем она воспринимала как праздник. Лейбниц часто приезжал в Берлин, где пребывала прусская королева. Этот романтический союз, по сути, был самым серьезным во всей его жизни. Лейбниц так и не женился, сказав в 50-летнем возрасте: «До сих пор я воображал, что всегда успею жениться, а теперь вижу, что уже опоздал».

В 1700 г. Лейбницу исполнилось 54 года. Он находился в зените славы, его жизнь скрашивалась любовью благородной женщины, философ плодотворно работал над «Монадологией» и «Теодицеей». Литературная работа сопровождалась активной деятельностью по организации научного дела. По его инициативе было создано научное общество (академия) в Берлине, Лейбниц был избран его первым президентом, будучи к тому времени уже членом Лондонской и Парижской академий. В числе других проектов научно-исследовательских работ были и записки, поданные русскому царю Петру I, с которым ученый познакомился в 1697 г. и встречался в последующие годы. Подготовленный философом план организации Академии наук в Санкт-Петербурге был полностью реализован в 1725 г.

1705 г. для Лейбница начался с печальных событий. По дороге к матери королева София-Шарлотта простудилась и после непродолжительной болезни скончалась. Горе философа было безграничным. Романтическая связь Лейбница с прусской королевой была настолько общеизвестна, что послы иностранных государств сочли своим долгом нанести ему визиты и выразить соболезнование. Как писал Лейбниц одной из подруг скончавшейся королевы: «Все признают, что среди частных лиц я принадлежу к числу наиболее потерявших. Об этом свидетельствуют мне даже иностранные посланники».

Потеря любимой женщины и близкого друга была лишь началом дальнейших жизненных невзгод. В должности заведующего придворной библиотекой Лейбниц пребывал при трех сменявших друг друга ганноверских правителях. И каждый последующий относился к нему все сдержанней. В обстановке недоверия, недоброй славы безбожника великий философ нередко оказывался в положении человека, испытывавшего крайнюю нужду. Современники часто упрекали Лейбница в корысти и преклонении перед высочайшими особами, едко замечали, что он любил лесть, был раздражителен и упрям. Однако биограф и исследователь творчества Лейбница Куно Фишер, соглашаясь с тем, что «он искал материальных выгод и княжеских пенсий, быть может, больше, чем ему было нужно», все же замечал: «Однако необходимо добавить, что это были единственные источники, из которых он черпал средства к жизни. Ибо он имел мало, а за свои научные работы не получал ничего».

Здесь следует добавить, что Лейбниц прекрасно понимал, что без высоких покровителей нечего и думать о собственных философских и научных изысканиях. Но особенно тяжело ему пришлось при третьем правителе – курфюрсте Георге Людвиге. Лейбниц постоянно подвергался унижениям, получал выговоры «за нерадивость», подозревался в различных недобрых умыслах, ему постоянно сокращали денежное содержание. Такова была награда престарелому философу за его сорокалетнюю службу герцогскому дому.

После 50 лет Лейбница стали мучить подагра и ревматические боли. Насколько они были сильными, свидетельствует его секретарь Экгарт, первым опубликовавший биографические сведения о философе: «Он занимался постоянно и часто целыми днями не сходил со стула… На правой ноге у него открылась рана, она сильно мешала ему ходить… Для того чтобы утишить боли и сделать нервы нечувствительными, он велел изготовить деревянные тиски и приказывал завинчивать в них те места, в которых он чувствовал боли… В конце концов он почти лишился возможности ходить и лежал почти все время в постели».

Скончался Готфрид Лейбниц при странных обстоятельствах: прописанное ему якобы чудодейственное лекарство от подагрических приступов вместо облегчения лишь приблизило конец – 14 ноября 1716 г. последовала мучительная смерть.

Недоброжелательство властей Ганновера преследовало мыслителя и после кончины. В течение месяца гроб с телом Лейбница находился в подвале Нейштадской церкви. Лютеранские священники, открыто обвинившие его в безбожии, не допускали захоронения тела на христианском кладбище. Когда наконец 14 декабря немногочисленная процессия из случайных лиц направилась к могиле, оказалось, что среди тех, кто провожал Лейбница в последний путь, не было ни одного представителя от Ганноверского двора. Человека, являвшего собой славу Германии, хоронили, как никому не известную личность. И даже сегодня никто не может точно сказать, где покоятся его останки.

Слава пришла к Готфриду Лейбницу позже. Уже в XVIII в. видные философы признали огромное влияние идей Лейбница на развитие философской мысли в Европе. В XIX и ХХ вв. его учение было проанализировано во множестве монографий и исследований, крупнейшим из которых стал труд Л. Фейербаха, опубликованный в 1837 г. А в 1946 г. 300-летняя годовщина со дня рождения немецкого философа была ознаменована организацией международного лейбницевского сообщества.

 

Джордж Беркли

(1685 г. – 1753 г.)

Английский философ, епископ англиканской церкви. Основные сочинения: «Опыт новой теории зрения»; «Трактат о принципах человеческого знания»; «Три диалога между Гиласом и Филонусом»; «Алсифрон», «Аналитик»; «Сейрис».

В течение многих столетий идеалистическое учение претерпело множество трансформаций. В лице английского философа Джорджа Беркли оно нашло ревностного защитника своих основополагающих идей, приобретя дополнительное определение – субъективный идеализм, связывающий существование внешнего мира исключительно с человеческим восприятием. Чтобы прийти к такому поистине революционному выводу, Беркли потребовались не десятилетия, как это обычно бывает, а всего несколько лет. Трактат, в котором впервые был высказан упомянутый тезис, был написан Джорджем в 25-летнем возрасте, т. е. в то время, когда человек, избирающий жизненным поприщем философию, лишь начинает осмысливать контуры своей будущей системы. Хотя начинал английский студент вовсе не с философии.

Родился Джордж Беркли 12 марта 1685 г. на юге Ирландии в местечке Килкрени. Он был старшим в многодетной семье мелкопоместного дворянина Уильяма Беркли. В 1695 г. Джордж начал учиться в школе Килкрени, а через пять лет уже поступил на первый курс в известный колледж Св. Троицы Дублинского духовного университета. В колледже Беркли проявил себя талантливым и прилежным студентом. Его интересовала математика, он с увлечением изучал древние и новые языки, организовал философский кружок и завел дневник собственных заметок и рассуждений. Там Беркли подробно анализировал сочинения Декарта и Гассенди, Бэкона и Гоббса, и в особенности Локка и Мальбранша, что натолкнуло молодого исследователя на мысль о создании собственной системы.

В 1704 г. 19-летний студент получил первую ученую степень бакалавра искусств, а через три года – звание научного сотрудника с правом преподавания в колледже. Первые научные публикации Беркли, изданные анонимно, касались математических проблем. Но уже в 1709 г., в год рукоположения в сан дьякона англиканской церкви, он опубликовал «Опыт новой теории зрения» – своего рода психофизиологическое введение в свою, пока еще не вполне сформировавшуюся, теорию познания. Трактат касался в основном психологии восприятия и вплотную подводил к вопросам познания, намеченным ранее в философских дневниках. Полное изложение системы Беркли опубликовал уже через год в своем главном философском сочинении, полное название которого звучит так: «Трактат о принципах человеческого знания, в котором исследованы главные причины заблуждений и затруднений в науках, а также основания скептицизма, атеизма и безверия». Свет увидела только первая часть трактата, рукопись второй части была утеряна автором в 1717 г. во время поездки в Италию, а к написанию задуманной третьей части ему так и не удалось приступить. Но и первой части для просвещенного читателя было достаточно, чтобы получить ясное представление о взглядах молодого философа.

Именно в «Трактате о принципах человеческого знания» Беркли развил свою философскую систему субъективного идеализма. Она близка к сенсуализму Локка, но этот сенсуализм Беркли постарался последовательно очистить ото всех элементов материализма.

Все вещи, согласно Беркли, «лишь комплексы наших ощущений». Разумеется, философ не отрицал того, что реально существуют вещи, которые он видит и которых касается руками. Но он категорически отверг объективное существование материи, которое, по его мнению, приводит к атеизму. Вещи и идеи объективно не существуют, утверждал Беркли, они существуют только в нашей мысли. А это означает, что дух выше материи и древнее ее, а единственная причина бытия может быть только духовного свойства. В качестве доводов философ приводил примеры из множества известных тогда наук и отраслей знаний – математики, физики, медицины, экономики, политики и геологии. Главным источником всех бед на земле Беркли считал неверие и материалистическое представление о мире. Спасение же виделось ему в признании «души», сотворившего ее Бога и ощущений (идей), которые вкладываются в души Творцом.

Взгляды молодого ниспровергателя религиозных и схоластических догм были настолько радикальными, что не могли не вызвать у ортодоксов недоумения и даже раздражения. Один из друзей писал Беркли: «Знакомый врач, характеризуя вашу личность, уверял меня, что вы, наверное, сумасшедший и нуждаетесь в лечении. А один епископ жалеет вас из-за того, что тщеславное желание придумать что-нибудь новое побудило вас предпринять такую затею».

Ответом Беркли на критические высказывания был трактат «Три диалога между Гиласом и Филонусом», в котором философ попытался более сжато и ясно изложить суть своей идеалистической системы. В этом произведении он в популярной форме привел целый ряд аргументов, опровергающих необоснованную, по его убеждению, критику.

В 1713 г. Джордж Беркли отправился в длительную миссионерскую поездку по ряду городов Европы и Америки. Он побывал в Лондоне, на Сицилии, а по пути заехал в Париж, где встречался с философом Мальбраншем, придерживавшимся примерно тех же религиозных взглядов. После возвращения на родину неутомимый путешественник снова уехал в 1716 г. в Италию, на этот раз как гувернер сына Эша, епископа Клоферского. Все это время Беркли исподволь готовился к более дальнему путешествию за океан в Северную Америку, где Британия утверждала свое колониальное господство. Беркли мечтал о миссионерской деятельности на континенте, народ которого, по его представлению, нуждался в истинной христианской религии.

Накануне отъезда 43-летний Беркли женился на умной и начитанной девушке Анне Форстер. Это был счастливый брак. Успев испытать все блага одиночества, Беркли в то же время не отказывал себе в удовольствии насладиться семейным уютом. Как отец, Беркли вырастил семерых детей, к которым относился с большой любовью и уделял немало времени их воспитанию.

В сентябре 1725 г. Беркли с женой и друзьями, наняв корабль и запасшись огромным количеством книг, отправился в Северную Америку. Путешественники прибыли в городок Нью-Порт на острове Род-Айленд, расположенный в трехстах километрах от Нью-Йорка. Здесь Беркли намеревался основать колледж Св. Павла для обучения проповедников из числа местных жителей, а также приезжающих с континента индейцев. Около трех лет прожил английский миссионер в доме, построенном на купленной им ферме, в ожидании ассигнованных правительством средств на постройку колледжа. Обещанная денежная субсидия не поступила, и разочарованный Беркли в 1731 г. вернулся на родину.

Единственным утешением философа было осознание того, что в Нью-Порте начал свою деятельность его ученик и последователь Сэмюэль Джонсон, впоследствии президент королевского колледжа. Именно это учебное заведение, в котором занятия велись по плану, намеченному Беркли, стало прообразом будущего Колумбийского университета. Позже в память о неосуществленных мечтах английского философа-миссионера американцы назвали его именем приморский город, где расположен Калифорнийский университет.

После возвращения в Лондон Беркли опубликовал наиболее объемное свое сочинение под названием «Алсифрон, или Мелкий философ», в котором отстаивал христианское вероучение и религиозную мораль. За «Алсифроном» последовали политическая статья, направленная против критиков первой работы Беркли («Опыт новой теории зрения»), и философско-математический трактат «Аналитик». Уже в самом названии определялась главная мысль философа, выраженная фразой: «Рассуждение, адресованное неверующему математику, где исследуется, являются ли предмет, принципы и заключения современного анализа более отчетливо познаваемыми и с очевидностью выводимыми, чем религиозные таинства и положения веры». По сути же, эта работа, изложенная в безукоризненной математической форме, была направлена прежде всего против ньютоновского анализа бесконечно малых величин.

В мае 1734 г. в жизни Беркли произошел существенный поворот: он становится епископом Клойнским. 49-летний епископ вернулся в Ирландию и поселился в местечке Клойн, где провел 18 лет, практически всю оставшуюся жизнь. Лондонским друзьям он писал: «Я стал человеком, чуждым политических развлечений, визитов и всего того, что в свете называют наслаждениями. Вечер своей жизни я предпочел провести в спокойном уединении. Прежде меня забавляли честолюбивые проекты, интриги и политические столкновения. Теперь же они представляются мне пустым, мимолетным видением».

Последняя работа Беркли под названием «Сейрис» была написана и издана в 1744 г. Она посвящена необычной, на первый взгляд, для философа теме, о чем свидетельствовал подзаголовок – «Размышление и исследование, касающееся достоинств дегтярной настойки и разных других предметов, связанных друг с другом и возникающих один из другого». И тем не менее, в рекламу целебной дегтярной настойки, рецепт которой Беркли выведал у индейцев Род-Айленда, он сумел каким-то удивительным образом ввести и философское размышление. Книга была очень популярна во многих странах Европы. Правда, сами медики отнеслись к рекомендациям Беркли весьма критически. На что тот ответил шутливым стихотворением:

Пить или не пить? Вот в чем вопрос. Ученые мужи пусть мерят «за» и «против». А вы, британцы, пейте! Вас призываю, да! …Коль чувства нам гласят: настойка хороша! Желудку – как бальзам, свежа и голова. А кто разок хлебнет, запросит вновь питья.

Между тем, в «Сейрисе», помимо прочего, был дан и сжатый очерк истории философии, написанный с позиций теории познания и выдержанный в религиозном духе. Имелось там и рассуждение о том, что атеизм как таковой – редчайшее явление в истории мысли.

В августе 1752 г. Беркли покинул свою епархию и переехал в Оксфорд, где учился его сын Джордж. 14 января 1753 г., сидя за чайным столом в кругу семьи, 68-летний Джордж Беркли скоропостижно скончался от апоплексического удара.

Философия Джорджа Беркли оказала огромное влияние на последующие поколения философов, и, прежде всего, на Юма и Спенсера. А в XIX и ХХ вв. его идеи активно использовали так называемые «позитивисты» – философы Мах и Авенариус, известные у нас не столько своими сочинениями, сколько неумелой критикой их взглядов со стороны материалистов. Впрочем, даже такая критика свидетельствует о том, что идеи Беркли продолжают жить и развиваться.

 

Эмануэль Сведенборг

(1688 г. – 1772 г.)

Шведский ученый-натуралист, теософ-мистик. Основные сочинения: «Небесные тайны»; «Толкования Апокалипсиса»; «Подлинная христианская вера»; «О небесах, о мире духов и об аде» и др.

Творчество шведского ученого и философа-мистика Эмануэля Сведенборга долгое время было почти неизвестно русскому читателю, поскольку даже в дореволюционное время большинство его книг находилось под строгим запретом. А между тем этот человек, которого называли «королем провидцев», оставил глубокий след в истории европейской религиозной мысли. Учение Сведенборга в той или иной степени оказало влияние как на умы мыслителей, ученых, поэтов, так и на целые религиозные школы и философские направления. Среди читателей и ценителей шведского мыслителя такие имена, как Гете, Бальзак, Лермонтов, Тютчев, Достоевский, Вл. Соловьев, Даниил Андреев, Борхес. Последний, кстати, называл Сведенборга «самым необыкновенным человеком в истории». Жизнь и духовные прозрения шведского мистика подтверждают, что такое определение отнюдь не является преувеличением.

Родился Эмануэль Сведенборг 29 января 1688 г. в Стокгольме. Его отец, священник Йеспер Сведберг, был профессором теологии в Упсальском университете. Получив сан епископа, он приобрел таким образом дворянское звание, после чего именным королевским указом его простонародная фамилия Сведберг была изменена на благородную Сведенборг. До одиннадцати лет юный Эмануэль учился под присмотром домашних учителей, а затем поступил в Упсальский университет, где был одним из самых юных студентов. Он изучал естественные науки, философию, право, историю и древние языки. Наделенный от рождения исключительными способностями и неутомимым стремлением к знаниям, Эмануэль очень скоро в совершенстве овладел латынью, греческим и древнееврейским языками. Лучшим отдыхом для себя он считал сочинение стихов и изучение музыкальной грамоты, иногда даже заменяя штатного органиста в церкви. Кроме того, талантливый студент интересовался практической механикой, обучился ремеслам часовщика, столяра, гравера и преуспел в изготовлении музыкальных инструментов из меди.

Окончив университет, Сведенборг отправился за границу, где в течение пяти лет изучал математику, естественные науки, а также осваивал основы изобретательства. В 1715 г. он вернулся в Стокгольм, где начал издавать первый научно-популярный шведский журнал «Дедал Гиперборей». Тут-то он и был замечен королем Карлом XII и назначен чрезвычайным асессором – советником королевской Горной коллегии. Эту должность Сведенборг занимал более тридцати лет, занимаясь, помимо горного дела, психологией, анатомией, биологией, экономикой и математикой (в 1718 г. он издал первый шведский учебник алгебры).

Но и это еще не все заслуги выдающегося ученого. Своему покровителю Карлу XII он представил чертеж механизмов для передвижения судов по суше (машины были построены и с успехом применялись в Северной войне), приспособления для разработки соляных источников, новые технологии для прокладки каналов. Кроме того, Сведенборг способствовал открытию первой в Швеции обсерватории, изобрел планер, предложил новый способ выплавки металла. Увлекали его и фантастические по тем временам проекты: подобно Леонардо да Винчи ученый рисовал схемы летательных аппаратов, подводных лодок; его можно считать одним из изобретателей парового котла и пневматического ружья.

Всю свою жизнь Сведенборг следовал правилу – осваивать все доступные технологии и делать их достоянием научного мира. И этот мир по достоинству оценил заслуги шведского ученого. Стокгольмская академия и ряд других научных обществ Европы избрали его в число своих членов. Санкт-Петербургская академия наук прислала ему диплом на звание члена-корреспондента. Особо чествовали Сведенборга по поводу опубликования в 1734 г. трехтомника «Труды по философии и минералогии».

Казалось бы, для Сведенборга творческий и жизненный путь уже приобрел ясные и определенные очертания. Но тут случилось событие, в корне изменившее всю его судьбу: 56-летний ученый пережил глубокий духовный кризис, сопровождаемый видениями, откровениями и явлениями божественных образов. О борьбе, происходившей в его душе, красноречиво свидетельствует записная книжка, обнаруженная спустя сто лет после смерти философа. Она начинается записями видений и имеет подзаголовок «Дневник снов». В «Дневнике» описывается состояние ума, который отстраняется от телесных ощущений и постепенно все больше полагается на сознательное восприятие света в глубинах души.

Ясновидец отмечал перемены в своей личности, удивляясь тому, что половое влечение, которое ранее доставляло много беспокойств, неожиданно исчезает. Он поражался полному отсутствию желания работать ради славы, отмечая, что заниматься наукой становится все труднее. Пролог книги «Животное царство», написанный Сведенборгом в это время, отражал радикальные изменения взглядов, ибо отныне им двигало одно обстоятельство – открыть дорогу к вере.

Однако еще большее потрясение Сведенборг испытал в апреле 1745 г. Он как обычно обедал в таверне, где имел свой отдельный кабинет, и мысли его по-прежнему были устремлены к предметам, скрытым от обыкновенного человеческого внимания. Затем, по словам самого Сведенборга, произошло следующее: «К концу обеда у меня потемнело в глазах… и я увидел, что в углу комнаты сидит человек. Затем видение пропало, и я поспешил домой. Ночью мне снова явился тот же человек. На этот раз я не почувствовал страха. Он сказал, что он – Господь Бог, Творец и Спаситель мира и избрал меня для того, чтобы возвестить людям духовный смысл Писания, и что он сам объявит мне, что я должен написать. Той же ночью мне были открыты со всей ясностью мир духов, небеса и ад. И с тех пор я оставил всякое писание о земных предметах и посвятил труды духовным вещам».

После еще нескольких видений в том же религиозно-мистическом духе чувства одиночества, смятения и потерянности у Сведенборга сменились ощущением уверенности и спокойствия. Ему открылся совершенно иной мир, о котором никто не догадывался. Больше не надо было думать о взглядах ученых мужей, видевших не дальше того, что показывали им их микроскопы. Сведенборг почувствовал, что ему открылось доступное немногим предназначение. Вместо беспокойных снов он теперь общался с духами и ангелами, и в видениях его вел сам Бог.

Прежде всего Сведенборг начал скрупулезно читать Библию, чтобы понять скрытый от других подлинный смысл Ветхого и Нового Заветов. Так появились несколько работ, посвященных подлинному, по мнению религиозного мыслителя, истолкованию Священного Писания. Но чтобы полностью посвятить себя новому творчеству, Сведенборгу надлежало освободиться от прежних обязанностей. Весной 1747 г. он подал королю прошение об отставке и летом того же года покинул здание Горного ведомства. С этого времени многосторонняя деятельность Сведенборга приняла исключительно религиозное направление. За оставшуюся жизнь из-под его пера вышло около 30 томов теологических сочинений, написанных по-латыни.

На протяжении шести лет главным занятием Сведенборга были комментарии к Библии и разъяснение тайны сверхчувственных восприятий. Итогом этих усилий стала книга, смысл которой давался уже в самом названии: «Небесные тайны, которые содержатся в Священном Писании или в Слове Господа, разъясненные: здесь сказано о тех, что заключены в Книге Бытия; вместе с удивительными вещами, виденными в мире духов и на небесах Ангелов».

Хотя «Небесные тайны» не произвели сенсацию, некоторые критики и читатели все же приняли новое послание с воодушевлением. Один из таких критиков по имени Стивен Пенни писал издателю: «Я давно страстно желал, чтобы Ветхий Завет был разъяснен так же блестяще и полезно для христиан, как Новый… Но просвещенный автор должен ожидать целого войска людей, которые обратят против него свои перья. Счастье, что их могущество не безгранично». Сам же писатель в анонсе первого тома «Небесных тайн» заявлял, что «автор посредством анализа Священного Писания открыл новый путь, который прежде никому не был известен. И все его мысли принадлежат ему самому».

Сведенборга не однажды называли искателем приключений в духовном мире, и эти поиски философ в конце концов решил продолжить в тихом уединении. Он приобрел участок в южном Стокгольме, разбил на нем великолепный сад и поставил в саду домик в стиле французского барокко, скрывавшийся за высоким забором с массивными резными воротами. Углубленные занятия, по замыслу ученого, требовали тишины и покоя. Но он не стал отшельником-мизантропом, отгородившимся от внешнего мира. Друзья и посетители Сведенборга описывают хозяина как приятного и веселого человека, любимца любого общества. Один из них отмечал, что «в часы досуга Сведенборг любил беседовать с умными людьми, которые всегда оказывали ему теплый прием и глубоко чтили его. Наш Сведенборг остался до конца жизни непонятым. Но ему отнюдь не было свойственно равнодушие к другому полу, ибо он ценил общество умных и приятных женщин как один из самых чистых источников наслаждения».

Последний из восьми томов «Небесных тайн» вышел из печати в 1756 г. Он был опубликован, как и почти все сочинения Сведенборга, анонимно, хотя многие уже давно знали имя автора. В нем, в частности, шла речь и о Страшном суде, который, по мысли философа, свершается не на земле, а в духовном мире, куда попадают все, кто жил в этой реальности со дня ее сотворения.

С 1749 по 1771 гг. Сведенборг написал десятки книг, среди которых, помимо «Небесных тайн», «Толкования Апокалипсиса», «Подлинной христианской веры», и нашумевшее сочинение «О небесах, о мире духов и об аде». Последнее читается почти как утопический роман и интересно настолько, насколько каждому человеку хочется знать, что его ждет после смерти. Руководствуясь собственным опытом общения с потусторонним миром, Сведенборг изложил систему необычную и в то же время простую. Она основана на предположении, что человек со смертью не теряет свободу воли, но сохраняет ее в загробном царстве. Некоторое время душа знакомится с устройством потустороннего хозяйства, затем выбирает вечность по вкусу. Характерны сами названия глав (всего их 63): «О небесном управлении», «О времени на небесах», «О богатых и бедных на небесах», «О виде, местоположении множества адов» и т. д.

Все эти представления явно расходились с трактовкой потустороннего мира, которую, да и то весьма туманно, излагали христианские богословы. Они утверждали, что пропащие души вечно мучаются в огне. Сведенборг писал о том, что нет никакого огня, кроме наших обжигающих вожделений. Бог никого не наказывает. Мучения грешников заключаются единственно в том, что они связаны своей привязанностью к злу. Им не свойственны «угрызения совести», ибо у зла совесть полностью отсутствует. Самим себе они кажутся такими же, какими были на Земле, но в глазах обитателей неба выглядят чудовищами.

Священники традиционных церквей считали, что некрещеные младенцы и язычники относятся к пропащим душам, посему торопились окрестить младенцев (особенно тех, кто слаб здоровьем и может умереть), дабы дьяволу не досталась легкая добыча. По Сведенборгу, язычники бывают даже лучше христиан и при примерном поведении легко попадают на небеса. А что касается младенцев, то они попадают на небо сразу после смерти, и там ангелы их растят и дают наставления, когда они достигают духовной зрелости.

Сведенборг также утверждал, что смерть есть просто переход с одного уровня сознания на другой; телесная оболочка сбрасывается, как изношенная одежда. Его духовный мир – это действительный мир, населенный не привидениями, а мужчинами и женщинами, которые прежде жили на земле. Уже на первых страницах книги «О небесах, о мире духов и об аде» Сведенборг рассказывает, что из себя представляет этот мир: «В другом мире духовное притяжение устраивает все в особом порядке. Все живущие там сообщаются по внутреннему подобию, а не по общности времени и пространства, как здесь. Те, кто пребывают в самой тесной гармонии с Богом, пребывают в глубочайшем, или небесном небе. Менее совершенные и более отдаленные от Бога пребывают в духовном небе. Те, кто еще менее совершенны, принадлежат природному небу. Таким образом, есть три неба, против них располагаются три уровня ада. Господь никого не отправляет в ад, а души сами тянутся к тем, с кем они хотят быть».

В Стокгольме слухи о прозрениях и визионерских способностях ясновидца вызвали огромный интерес. Новая книга лишь подогрела этот интерес, в том числе и со стороны высокопоставленных особ и ученых. Один из видных людей того времени, бывший премьер-министр Швеции Карл Густав Тессин оставил в дневнике такую запись: «Только из любопытства, желая познакомиться с необычным человеком, я навестил асессора Сведенборга 5 марта 1760 г. Я встретил старого человека лет семидесяти от роду, чрезвычайно похожего на своего покойного отца епископа Сведберга, но не такого высокого. У него были словно бы выцветшие глаза, большой рот и бледный цвет лица, но он был весел, радушен и разговорчив… Не желая тратить много времени на прелюдии, я тут же стал расспрашивать его о книге, которая озаглавлена «О небесах и об аде»… Он сказал, что ему было запрещено повторять то, что говорили ангелы и умершие, однако сообщил, что Бог дарует ему эти откровения уже в течение шестнадцати лет, чтобы он мог вывести мир из мрака невежества и заблуждений, которые в последнее время усилились настолько, что самое существование Бога уже подвергается сомнению…»

О том, насколько серьезно восприняли стокгольмцы слухи об общении Сведенборга с духами, свидетельствует и письмо известного минералога Даниэля Тиласа одному из друзей: «Весь город взбудоражен тем, что Сведенборг общается с умершими, когда того захочет, и расспрашивает их о разных вещах – находятся ли они на небесах или в аду, или же витают в каком-то третьем мире… Он сообщил, например, что у королевы Ульрики Элеоноры все в порядке. Она теперь замужем за другим благородным господином и пребывает в блаженстве. Я весь дрожу в преддверии разговора с ним, ведь он может и мне открыть, за кого вышла замуж моя покойная жена. Мне бы не хотелось, признаюсь, чтобы она стала султаншей».

Что касается Страшного суда, то Сведенборг в памфлете «Страшный суд» утверждал, что он свершается не на земле, а в духовном мире, куда попадают все, кто жил на земле со времени ее творения. Великая перемена, произведенная в духовном мире Господом, никак не скажется на внешней стороне земной жизни. Государства и войны будут существовать, как и прежде. Будет затронут умственный мир, ибо этот Суд вершится в мире человеческого духа.

В целом годы, отданные Сведенборгом осуществлению духовного призвания, были прожиты в затворничестве, за редким исключением, когда он выезжал в Голландию или в Лондон для печатания своих книг. Сведенборг рассылал их экземпляры известным людям, в том числе датскому королю, королю и королеве Швеции, дарил библиотекам и известным епископам.

Духовные труды принесли Сведенборгу как громкую славу, так и ожесточенные нападки и осуждения, особенно со стороны немецких критиков. В частности, известный ученый Йоханн Эрнести в журнале «Новая теологическая библиотека» писал: «Нетрудно видеть, что автор в столь фантастической форме пытается представить свои философские и естественнонаучные понятия, что не есть безобидной выдумкой. Извращая Священное Писание своим притязанием на некий внутренний смысл, он тем самым заслуживает самого сурового наказания».

Правда, Сведенборг на такие выпады почти никогда не обращал внимания. Он, имевший положение в обществе, талант ученого и блестящую карьеру, сознательно предпочел жизнь, которая принесла ему и скепсис многих современников, которые не понимали, зачем он тратит время и деньги на печатание никому не нужных книг, и гонения официального духовенства, и презрение некоторых друзей, называвших его «сумасшедшим». Но Сведенборг сознательно выбрал такую жизнь: он прекрасно понимал, что немедленного признания не получит, и даже написал, кто и как понимает его труды: «Существуют пять способов восприятия моих писаний. Первый – полностью опровергнуть их; таковы враги веры. Второй – принять их из любви к чему-то новому и занятному. Третий – принять умом, но ничего не изменить в своей жизни. Четвертый – принять их для того, чтобы сделать жизнь лучше. Пятый – принять их с радостью и найти в них подтверждение для себя».

В сентябре 1771 г. Сведенборг в очередной раз приехал в Лондон. Эта поездка оказалась для него последней. Великий мистик и ясновидец скончался 29 марта 1772 г., предсказав за три месяца до своей кончины ее точную дату.

Тело Эмануэля Сведенборга при большом стечении народа было захоронено 5 апреля 1772 г. в нише под алтарем в шведской церкви Ульрики Элеоноры в Лондоне. И все же не Англия стала местом его последнего упокоения. По просьбе шведского правительства в 1908 г. прах Сведенборга был перенесен в Стокгольм и ныне покоится в соборе Упсалы рядом с могилой его великого современника натуралиста Карла Линнея.

 

Шарль-Луи де Монтескье

(1689 г. – 1755 г.)

Французский философ-просветитель, политический деятель. Основные сочинения: «Персидские письма»; «О духе законов»; «Рассуждения о причинах величия и падения римлян».

Просветительская мысль во Франции XVIII в. уже имела богатые традиции. Их продолжил Шарль-Луи де Монтескье, по-новому взглянувший на сущность общества. В своем творчестве мыслитель попытался, как сказали бы сегодня, «смоделировать» такие принципы устройства человеческой жизни, которые гарантировали бы определенную социальную стабильность на основе высоких гражданских добродетелей. Да и сам Монтескье обладал такими добродетелями, в частности достоинством и мудростью, которыми всегда гордились его знатные предки.

Шарль-Луи Секонда барон де Ла-Бред родился 18 января 1689 г. в Бордо в аристократической семье. Его отец, гордившийся своим происхождением, был известен как просвещенный человек, имевший собственные взгляды и мнения, не зависящие от взглядов королевского двора. Как младший сын, он не наследовал родовых земель, но благодаря выгодному браку получил в приданое за женой замок Ла-Бред. Со стороны матери, урожденной Пенель, умной, очень религиозной женщины, Шарль-Луи имел английские корни: ее предки остались во Франции после окончания Столетней войны.

Фамилию Монтескье, под которой ныне Шарль-Луи Секонда барон де Ла-Бред известен всему миру, он добавил к своему имени в 1716 г., когда скончался бездетный дядя, завещавший племяннику все свое состояние, включающее обширные земли, дома, а кроме того, еще и должность президента Бордоского парламента.

Мать Шарль-Луи потерял рано, она скоропостижно скончалась, когда ему исполнилось всего семь лет. Отец, на которого легли все заботы о воспитании шестерых детей, определил Шарля-Луи в коллеж при монастыре в Жюльи. В этом учебном заведении, наряду с богословием, большое внимание уделялось изучению литературы, особенно классической. Как впоследствии заявлял Монтескье, хотя он и не познал в коллеже сущности религии, но классическую литературу изучил досконально, так же, как и стоическую философию, которая привила ему уважение к республиканским учреждениям и политической свободе.

Окончив коллеж, Шарль-Луи вернулся в замок отца, где начал самостоятельно изучать юриспруденцию, поскольку предполагал после смерти дяди принять должность президента парламента в Бордо. И хотя изучение права в то время было достаточно сложным делом, поскольку в действующем тогда судопроизводстве Франции наряду с указами королей действовали римское и каноническое право, а также учитывались разнообразные местные обычаи, Монтескье с этим справился достойно. И, возможно, уже в это время у него возник замысел знаменитого трактата «О духе законов».

В 1713 г. скончался барон де Ла-Бред. Дядя де Монтескье, ставший опекуном 24-летнего Шарля-Луи, решил выгодно женить племянника, подыскав ему невесту с солидным приданым. Это была Жанна Лартинг, некрасивая, хромая девушка. Правда, физические изъяны с лихвой окупались 100 тысячами ливров приданого и наследственными правами на поместье ее отца – Клерак.

К браку Монтескье относился довольно своеобразно. Позже в трактате «О духе законов» он писал, что «так как роскошь монархии делает брак дорогим и обременительным, то побуждением к нему должно служить богатство, которое могут принести с собою жены, и надежды на потомство». И поскольку богатство Жанны Лартинг удовлетворяло Монтескье, он обвенчался с ней в апреле 1715 г. Жанна оправдала и «надежды на потомство», родив троих детей – сына и двух дочерей. Как отец Монтескье был весьма суров по отношению к детям, придерживаясь патриархальных нравов, царивших в его семье с давних пор. А как муж был весьма заботлив и уважителен, что, впрочем, не мешало ему время от времени заводить любовные романы. Биографы отмечают, что Монтескье пользовался успехом у прекрасного пола, хотя всегда относился к женщинам довольно скептически, и, по-видимому, в своей жизни никого по-настоящему не любил. Практически всю жизнь Жанна де Монтескье провела в замке Ла-Бред, воспитывая детей. Она почти не бывала с мужем в свете, никогда не сопровождала его в поездках в другие города.

В 1716 г. после смерти опекуна Монтескье занял должность президента парламента Бордо, должность, связанную, в частности, и с выполнением судебных функций. И хотя из-за беспокойного характера он так и не смог стать настоящим чиновником, работа в парламенте давала ему немало юридических примеров для теоретических обобщений. Тем более, что особо трудные дела парламент поручал разбирать именно Монтескье.

Но если, по собственным признаниям Монтескье, бесконечные и бесцельные формальности парламентской службы его удручали, то участие в работе Бордоской академии, членом которой он являлся, доставляло большое удовольствие. Для академии он написал множество рефератов (практически по всем естественными наукам), которые не только поражали обилием гипотез, но и блистали остроумием и смелыми парадоксами.

Первое крупное художественное произведение Монтескье «Персидские письма» относится к 1721 г. И хотя оно было напечатано анонимно и с неверным обозначением места издания (Голландия), подлинное имя автора вскоре стало известно. Книга произвела настоящую сенсацию и вызвала самые противоречивые толки. Она сразу же разошлась в небывалом для того времени количестве экземпляров и, несмотря на последовавший вскоре цензурный запрет, выдержала за год восемь переизданий. Такой небывалый интерес объяснялся тем, что в «Персидских письмах» от Монтескье досталось всем – и королю, и министрам, да и французскому обществу в целом. В остроумных и ироничных замечаниях главных героев книги – мудрых и проницательных персов Узбека и Рики, которые покинули родину, чтобы поближе узнать французскую действительность, – вся Франция как бы предстала перед судом автора в своем подлинном, неприкрашенном виде.

В 1725 г. Монтескье, с большим трудом уговорив членов Бордоского парламента принять его отставку, переехал в Париж. Там благодаря поддержке многих влиятельных лиц он стал членом Парижской академии. Правда, заседаний академии он почти не посещал, поскольку там господствовали серость и скука. Напомнив читателям о себе двумя новыми книгами «Книдский храм» и «Путешествие в Пафос», героями которых являлись древнегреческие боги, сильно смахивавшие на кавалеров и дам французского двора, Монтескье отправился путешествовать. К тому времени он начал собирать материал для трактата «О духе законов» и хотел лично познакомиться с правовыми системами других стран. Путешествие длилось три года. Монтескье объездил всю Европу, посетил, в частности, Австрию, Венгрию, более полутора лет прожил в Англии. Как члена Парижской академии и известного писателя, его охотно принимали при дворах европейских государств. А в Англии он часто бывал на заседаниях парламента, с интересом наблюдая за бесконечными спорами правительства с оппозицией.

В апреле 1731 г. Монтескье вернулся во Францию. Попеременно живя то в Париже, то в своем родовом замке, он полностью отдался литературному труду. Через три года была издана его крупная работа «Рассуждения о причинах величия и падения римлян». В ней отмечалось: «Миром управляет не фортуна. Доказательством этому служат римляне, дела которых все время кончались благополучно, пока они управлялись по известному плану, но которые стали непрерывно терпеть поражения, когда начали поступать другим образом. Существуют общие причины как морального, так и физического порядка, которые действуют в каждой монархии, возвышают ее, поддерживают или низвергают; все случайности подчинены этим причинам».

Свой главный труд «О духе законов» Монтескье писал более пятнадцати лет. Впервые он был издан в 1748 г. небольшим тиражом в Женеве, без указания фамилия автора. Почти сразу после выхода книга появилась в Париже и долгое время была предметом яростных обсуждений в светских салонах. Едва появившись во Франции, трактат сразу же попал в «Индекс запрещенных книг».

Трактат «О духе законов» представляет собой капитальное исследование об основных условиях и гарантиях политической свободы. Лучшей гарантией политической свободы Монтескье считал разделение и уравновешение властей: законодательной, исполнительной и судебной. Он доказывал, что подобное разделение явится не только гарантией полного осуществления политической свободы, но и решающим условием успешного устранения всевозможных государственных злоупотреблений.

Кроме того, Монтескье подверг глубокой критике деспотизм, суть которого, по мнению автора, заключалась в деструктивном характере и разгуле страстей. В легкой и остроумной форме он дал такое сравнение этому «чудовищному строю»: «Когда дикари Луизианы хотят сорвать плод с дерева, они срубают дерево под корень и срывают плод. Таково деспотическое правление».

После 1750 г. Монтескье уединился в замке Ла-Бред, полностью посвящая свободное время любимым литературным занятиям. Он дополнял некоторые фрагменты в трактате «О духе законов», готовил для печати многочисленные заметки о путешествии по Европе, планировал написать историю Теодориха Остготского. Кроме того, барон много времени отдавал хозяйству, занимаясь благоустройством замка, огромного парка и цветниками. Не чурался и работы на виноградниках, которые были основным источником его доходов.

По свидетельствам современников, Монтескье имел нрав «типичного гасконца; любознательный, независимый, самолюбивый, но неизменно умеющий владеть собой. Холодный – из боязни показаться тщеславным, но при желании галантный. Иногда немного смешной – своей скупостью или небрежностью в одежде». Как истинный француз, Монтескье был чрезвычайно приятным и остроумным собеседником. Чего стоит хотя бы его знаменитая фраза: «Буря в стакане». Так он охарактеризовал политическую сумятицу в крохотной республике Сан-Марино.

И при этом Монтескье довольно часто оказывал самые различные услуги многим людям, будь то просьбы о пенсиях или ходатайства о смягчении наказания. Последним, кому он оказывал подобные услуги, был профессор Ла-Бомель, который публично одобрил «О духе законов» и встал на защиту трактата. В 1754 г. Ла-Бомель был арестован в Пруссии и выдан Франции, где его заключили в Бастилию, обвинив в политической неблагонадежности. Узнав об этом, Монтескье специально приехал в Париж и благодаря своим связям добился его освобождения.

10 февраля 1755 г. Шарль-Луи де Монтескье, находясь в Париже, скончался от воспаления легких. Он был похоронен у церкви Св. Женевьевы. Ныне точное место захоронения философа уже неизвестно. Зато сохранились мысли и чувства одного из самых образованных и умных собеседников XVIII в., чьи мысли изложены в его лучших трудах. Монтескье всегда почитали и в России, особенно в среде русских писателей, ценивших французского мыслителя за остроумие, подлинно французский юмор и афористичность высказываний, которые всегда были близки чувствительной русской душе.

 

Бенджамин Франклин

(1706 г. – 1790 г.)

Американский ученый, мыслитель, политик. Основные сочинения: «Рассуждения о свободе и необходимости, наслаждении и страдании»; «Необходимые советы тем, кто хочет стать богатым»; «Путь к изобилию…»; «Автобиография».

Один из «отцов-основателей» Соединенных Штатов Америки как государства и образованнейший человек своего времени, Бенджамин Франклин прожил жизнь, насыщенную бурными событиями. Начав жизненный путь с простого рабочего, он закончил его одним из самых уважаемых политических и общественных деятелей молодой Американской республики. Уникальность личности Франклина состоит еще и в том, что он сумел добиться выдающихся успехов, по меньшей мере, в четырех сферах человеческой деятельности – в бизнесе, науке, литературе и политике.

Бенджамин Франклин родился 17 января 1706 г. в г. Бостоне. Его отец Джозайа Франклин содержал многочисленную семью и занимался не очень приятным, но зато прибыльным ремеслом: его небольшая мыловаренная мастерская поставляла на бостонский рынок мыло и сальные свечи. Мать Бенджамина Абиа Фолгер была второй женой Джозайа, а всего в семье было семнадцать детей. Подрастая, дети обучались какому-нибудь делу, затем обзаводились собственными семьями.

Даже при самых скромных потребностях прокормить такое семейство было нелегко. Поэтому Франклин-отец трудился не покладая рук и приобщал к профессии старших сыновей. А девочки с семи лет становились помощницами матери. Все домочадцы носили самую простую одежду и были приучены к умеренности в еде и экономии на всем, на чем только можно сэкономить. Видимо, такой образ жизни и вдохновил уже зрелого Бенджамина на целый ряд блестящих афоризмов о бережливости, типа: «Прежде, чем советоваться с прихотью, посоветуйся со своим кошельком», или «Легче подавить в себе первое желание, чем удовлетворить все последующие».

Дети росли физически крепкими, жизнерадостными. Бен, как называли юного Франклина, еще в раннем детстве научился прекрасно плавать, был отличным гребцом. Отменное здоровье, унаследованное от родителей, он сохранил до глубокой старости.

Из-за скудных средств отец не мог дать Бену хорошее образование, хотя мальчик отличался незаурядными способностями и тягой к знаниям. Учеба ограничилась двумя годами грамматической школы, после чего Бен вынужден был стать помощником отца в свечном и мыловаренном деле. Но Джозайа видел, что эта работа не по душе сыну, а потому познакомил его с бостонскими ремесленниками, которые научили подростка работе в кузнице и на токарном станке, а также обжигу кирпича. Впоследствии владение этими ремеслами очень пригодилось Франклину при научных исследованиях, когда все оборудование он изготавливал собственными руками.

Читать Бенджамин научился еще в пять лет. Чуть позже он зачитывался «Жизнеописаниями» Плутарха, любил книги, популярно рассказывающие о различных изобретениях и научных опытах. Страсть к чтению определила и дальнейшую судьбу Бена. В конце концов отец пришел к выводу, что есть единственная профессия, которая понравится сыну-книголюбу, – печатание книг. Так 12-летний Франклин стал учеником своего старшего брата Джеймса, который, изучив типографское дело в Англии, оборудовал в Бостоне собственную типографию.

Целеустремленность Бена, его готовность пожертвовать всем ради знаний были поистине поразительными. Круг его интересов быстро расширялся: теперь юноша читал книги по геометрии, арифметике, риторике, логике, увлекся диалогами Сократа в изложении Платона. Особенно его привлек сократовский метод ведения полемики. Подражая древнегреческому мудрецу, Бен научился так формулировать свои вопросы, что ставил своих собеседников в тупик. Однако, приобретя опыт в споре, юный полемист вскоре почувствовал что-то неладное в своих победах. Перелом произошел после того, как к нему подошел один из друзей и сказал: «Бен, ты невозможен. Твои мнения носят оскорбительный характер для каждого, кто с тобой не согласен. Они стали обходиться так дорого, что ими уже никто не интересуется». Бенджамин проанализировал свое поведение и сделал правильный вывод. Позже в «Автобиографии» он вспоминал: «Теперь я предпочитал говорить «мне кажется» или «мне думается», «я бы сказал, что…», «если я не ошибаюсь». Вполне возможно, что именно из этих воспоминаний сложился у Франклина другой, не менее точный афоризм: «Опыт – это дорогая школа, но что делать, если для дураков нет другой школы».

Тем временем подходил к концу и срок контракта, заключенного между Бенджамином и Джеймсом, а заодно и окончание ученичества. 17-летний Франклин стал одним из лучших специалистов в типографском деле. К тому же он имел и опыт литературной работы: несколько его статей на актуальные социально-политические темы имели большой успех у жителей Бостона. К этому времени относится и начало самостоятельного изучения языков: Франклин прекрасно владел французским, испанским, итальянским, хорошо знал латынь.

Получив возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой, Бенджамин покинул родительский дом и уехал в Филадельфию – один из быстро развивающихся городов Северной Америки. Устроившись в местную типографию, молодой бостонец вскоре стал хорошо зарабатывать, что позволило ему безбедно существовать в новых условиях. В 1730 г. определенным образом упорядочилась и личная жизнь 24-летнего Франклина. Полутора годами раньше, уезжая в Лондон для закупки оборудования, он оставил в Америке невесту, девушку по имени Дебора Рид. Вернувшись на родину, Бенджамин узнал, что его невеста вышла замуж, но крайне неудачно. Почувствовав себя в какой-то мере ответственным за неудавшийся брачный союз, он решил жить с Деборой в гражданском браке. Избранница Бена оказалась хорошей женой, трудолюбивой и бережливой, как он сам. Она охотно помогала мужу в его делах, складывая и сшивая брошюры, скупая льняные полотнища для изготовления бумаги и присматривая за домом. Супруги не держали слуг, их стол был простым, а обстановка – самой скромной. «Дебора, – писал один из биографов Франклина, – была статной, яркой женщиной, правда, не очень образованной, а иногда резкой. Она мало интересовалась занятиями мужа и его размышлениями, но была преданна ему, бережлива и благоразумна». Преданность и благоразумие Деборы оказали благотворное влияние на Франклина, который весьма критически отзывался о своих увлечениях женщинами до женитьбы. «Неукротимые страсти юношеского возраста, – вспоминал прагматичный Франклин, – часто толкали меня на связи с женщинами легкого поведения, что влекло за собой известные расходы, большие неудобства, а также постоянные угрозы моему здоровью, хотя, к величайшему счастью, я избежал этой опасности».

Даже в старости он проявлял необычайное пристрастие к любовным приключениям. Так, в Париже предметом ухаживания 70-летнего Бенджамина стала 30-летняя Брийон де Жуи. Впрочем, флирт и плотские утехи в обществе куртизанок вполне соответствовали тогдашним нравам. Ходили слухи о том, что последней интимной связью великого американца была вдова философа Гельвеция. Франклин даже сделал ей предложение в 1779 г., но получил отказ.

Дебора Рид родила впоследствии дочь Сару и сына, умершего в четырехлетнем возрасте. Она также воспитывала незаконнорожденного сына Франклина, родившегося от связи с женщиной, имя которой осталось неизвестным.

Накопив достаточно средств, Бенджамин основал собственное издательство, которое печатало популярную в Филадельфии «Пенсильванскую газету». Газетное дело для молодого издателя оказалось прибыльным, но популярность ему принесли небольшие подборки анекдотов и афоризмов, которые публиковались под названием «Альманах бедного Ричарда». Кстати, до сих пор американцы используют устоявшиеся выражения из этого сочинения: «Лень движется так медленно, что бедность догоняет ее»; «У работающей пряхи всегда есть рубашка»; «Три переезда равны одному пожару».

Преуспев в бизнесе, Франклин в конце 1730-х годов принял активное участие в общественной деятельности. Будучи страстным проповедником взглядов французских просветителей, отстаивавших право людей на свободу и справедливость, Бенджамин призвал горожан строить жизнь «на началах разума». В результате по его инициативе в Филадельфии были вымощены дороги, построена больница, организована пожарная команда и местная милиция, проведена подписка на создание городской библиотеки.

Другая сторона деятельности Франклина в эти годы – научные исследования, которыми он занялся по примеру тех же французских энциклопедистов. Самые важные его открытия были сделаны в области электричества. Проведя ряд экспериментов, ученый доказал, что молния представляет собой разновидность электрического разряда. Люди науки восторженно приветствовали это открытие, свидетельствовавшее о настоящем научном подвиге (достаточно вспомнить, что в России при аналогичном эксперименте погиб известный ученый Рихман). Помимо этого, Франклин прославился и как талантливый изобретатель. Среди его многочисленных новшеств – громоотвод, очки с двумя линзами, кресло-качалка и, конечно же, знаменитая «франклиновская печка», известная в России под названием «буржуйка». Этот перечень мог бы быть значительно длиннее, если бы Франклин не оставил научные изыскания ради политической карьеры. Она началась с работы клерком в законодательном собрании Пенсильвании и почтмейстером Филадельфии. А знаменитым он стал как один из авторов четырех важнейших для истории Америки документов: Декларации независимости, Конституции и двух мирных договоров.

На дипломатическом поприще Франклин попробовал свои силы в 1757 г., защищая в Лондоне интересы Пенсильвании. Появление при королевском дворе посланца этой английской колонии вызвало среди придворных шквал насмешек. Действительно, новоиспеченный дипломат с его длинными неопрятными волосами и неуклюжими манерами выглядел среди чопорных англичан очень непристойно. Однако самого Франклина подобное отношение нисколько не смутило. Более того, он вскоре приобрел множество поклонников среди европейских «вольнолюбцев» и высокородных представителей науки, создавших ему репутацию одного из «корифеев» философии и естествознания.

В 1767 г. Франклин как частное лицо первый раз посетил Францию. К этому времени он уже сменил скромный костюм на модное платье и даже надел напудренный парик. «Подумайте только, – с иронией писал он, – какой у меня вид с маленькой косичкой и открытыми ушами». Правда, прибыв во Францию в 1776 г. уже в качестве посла, Франклин полностью отверг французскую моду: теперь он ходил в скромном коричневом кафтане, длинные волосы его были гладко причесаны, а парик заменила шапка из куньего меха. Но популярность Франклина во Франции была так велика, что ему не только простили «эксцентричность» в одежде, но даже сделали образцом моды. Парижские франты снимали парики и заказывали у парикмахеров прически «а-ля Франклин». Его бюсты и портреты украшали витрины модных магазинов и кафе, а его барельеф изображали на кольцах, медальонах, тросточках и табакерках.

Во Франции Франклин и другие члены американской делегации были удостоены аудиенции у Людовика XVI, который заверил заокеанских республиканцев в нерушимости заключенного договора, по которому Франция первой официально признала независимость Североамериканских колоний и установила с ними союзнические отношения.

В 1785 г. Франклин возвратился на родину, восторженно встреченный соотечественниками, а два года спустя, несмотря на преклонный возраст (Франклину в то время уже было 82 года), принял участие в подготовке Конституционного конвента, собравшегося в мае 1787 г. Ему было поручено выдвинуть предложение о принятии американской Конституции. Большинство делегатов сомневалось в необходимости такого политического решения, и лишь благодаря высокому авторитету Франклина Конституция была принята.

В основе политических воззрений Франклина лежит концепция естественных и неотъемлемых прав человека, к которым он относил жизнь, свободу, собственность. Полагая, что основой государства является общественный договор, Франклин утверждал право народа (в случае нарушения правительством этого договора) на восстание. В период выработки Конституции он отстаивал принцип федерации всех штатов с сохранением широкого местного самоуправления, выступал за установление всеобщего избирательного права, не ограниченного имущественным цензом. Кроме того, Франклин был решительным противником рабства, о чем свидетельствует памятная записка Конгрессу, в которой содержался призыв к отмене рабства.

Что касается философских взглядов Франклина, то он примыкал к деизму. Ортодоксальной церковной догме он противопоставлял идею «естественной религии», в которой роль Бога сводилась к акту сотворения мира. Его этические взгляды основывались на представлении о естественном, унитарном характере нравственности, которая должна быть освобождена от религиозного давления. Еще в 1728 г. Франклин основал Филадельфийский дискуссионный кружок ремесленников и торговцев «Клуб кожаных фартуков», который в 1743 г. превратился в Американское философское общество.

Последний год своей жизни Франклин был прикован к постели, страдая от почечнокаменной болезни. Когда боль становилась нестерпимой, он принимал значительные дозы опиума, но в перерывах между приступами был бодр и до последних дней сохранил ясность мысли: он много читал, принимал посетителей по общественным и частным вопросам. За шесть дней до смерти началась горячка, во время которой боли были настолько сильными, что Франклин терял контроль над собой. 17 апреля 1790 г. Бенджамин Франклин скончался.

Никого и никогда до этого в Америке не хоронили так торжественно и при такой всенародной скорби, как Франклина. В последний путь его провожали тысячи людей, в гавани Филадельфии в знак траура все суда приспустили флаги, а артиллерийская батарея пенсильванской милиции во время погребения отсалютовала своему создателю.

Таким был итог земного бытия великого американского философа-просветителя. И хотя его изображения нет среди гордых барельефов четырех самых знаменитых американских деятелей, увековеченных на скале Рашмор, портрет Франклина хорошо известен народам всех стран: он украшает самую престижную стодолларовую купюру. Зная беспримерное преклонение американцев перед долларом, трудно представить себе более достойное увековечение памяти их великого соотечественника. Разумеется, портрет на банкноте – лишь малая толика того уважения и почитания, которыми окружено имя Бенджамина Франклина не только в Америке, но и во всем мире. Его считают великим писатели-моралисты и изобретатели, «отцы городов» и философы, ученые и политики, но в первую очередь – все цивилизованные люди, которые признают истинную демократию и свободу высшими ценностями человеческого общества.

 

Давид Юм

(1711 г. – 1776 г.)

Английский философ, психолог, историк. Основные сочинения: «Трактат о человеческой природе» в 3-х томах; «Исследование о человеческом познании»; «Диалоги о естественной религии».

В британской истории Нового времени Давид Юм был последним из творческих философских умов. Эту историю можно разделить на два больших периода – до Юма и после него. Первый период – подъем и развитие философии, венцом которого стали труды великого британца. Во втором же периоде философская мысль в Англии испытала спад и постепенное угасание на долгие годы. Именно поэтому так ценно творческое наследие Давида Юма, повлиявшее на взгляды мыслителей Германии, Франции и других стран Европы.

Давид Юм родился 26 апреля 1711 г. в г. Эдинбурге в семье небогатого шотландского дворянина Джозефа Юма, владевшего небольшой фермой в Бервикширском графстве. Вскоре Джозеф Юм скончался, оставив на руках жены двух малолетних сыновей и дочь. Мать Давида, дочь президента юридической коллегии сэра Фолкнера, характеризовалась своими детьми и знавшими ее современниками как лучшая из матерей. Госпожа Юм была женщиной красивой, прекрасно воспитанной, обладавшей проницательным умом. Оставшись вдовой, она полностью посвятила жизнь воспитанию детей.

Когда Давиду исполнилось двенадцать лет, его отдали в греческий класс Эдинбургского университета, где он проучился около трех лет. В одном из писем Юм точно описал университетское образование в Шотландии: «Наше классическое образование в Шотландии – не идущее, впрочем, далее изучения языков – обыкновенно оканчивается на четырнадцати– или пятнадцатилетнем возрасте, а по окончании курса предоставляется полная свобода». Как бы там ни было, но Юм, по его словам, «с успехом прошел обычный курс обучения и очень рано почувствовал влечение к наукам, которое было главной страстью моей жизни и высшим источником моих удовольствий».

После окончания университетского курса Давид прожил в уединении 6 лет, проводя зимы в Эдинбурге, а летние месяцы в своем поместье. Он принялся за чтение, остановив свой выбор на древних классиках и на тех представителях философии и поэзии, какие только нашлись в домашней библиотеке Юмов. Наибольшее впечатление на него произвели римские стоики, и в частности то, как ими решались вопросы о нравственности и познании. И если исследователи считают философию Юма развившейся из учения Д. Локка, то несомненно и другое – в первоначальном виде философские взгляды Юма возникали и развивались главным образом благодаря изучению греческих и римских писателей. Влияние Цицерона, Сенеки и Плутарха сказывается не только в постановке различных философских проблем, но и в самом стиле многих произведений Юма.

Уже в юношестве Давид во всем проявлял трезвый, холодный ум. Трудно представить себе более бесстрастный темперамент и менее увлекающуюся натуру в юности. Скульптура, живопись и музыка для него почти не существовали, он редко испытывал наслаждение от истинной красоты. А в суждениях о крупнейших литературных произведениях Юм обнаруживал такое отсутствие художественного чутья и вкуса, давал такую пристрастную и несправедливую оценку, какие очень трудно понять и допустить в человеке, способном к самым остроумным и метким суждениям, когда дело касалось социальной и политической философии. Но именно эта односторонность и кажущееся несовершенство дарований Юма и составляли силу философа; именно они придали цельность и законченность его взглядам.

Занятия молодого Юма не ограничивались одним только чтением знаменитых мыслителей. Тщательно проштудировав их, он с юношеским пылом начал развенчивать все авторитеты, совершенно не считаясь ни с их славой, ни с общепризнанной высокой оценкой их сочинений. Найдя все высказанное прежними философами недостаточно определенным и плохо обоснованным, Юм сам начал писать статьи на самые разнообразные темы и даже пытался создать нечто законченное в виде «Очерков», «Опытов» и т. д. Уже в этих юношеских творениях видны зачатки тех мыслей и даже того метода, которые впоследствии составили славу Юма.

Мирные занятия юного философа, мечтавшего о создании великого литературного творения, которое произведет переворот в области философии и принесет автору мировую известность, дважды нарушались неудачными попытками родных направить энергию Давида в практичное русло. Семнадцатилетнего Юма задумали сделать законоведом, заставив его изучать юридические науки. Почти год Юм добросовестно пытался штудировать право, но настолько неудачно, что на семейном совете решили оставить его в покое и предоставить самому себе. Но в восемнадцать лет здоровье Давида, ведшего затворническую жизнь, не свойственную молодым людям, резко ухудшилось, и он решил переменить образ жизни. С этой целью Юм в 1734 г. отправился в Бристоль, надеясь устроиться на службу в конторе одного из знакомых ему коммерсантов. Как и следовало ожидать, через несколько месяцев юный коммерсант окончательно понял, что этот род деятельности ему совершенно не подходит. Юм резко порвал отношения с чуждой ему торговой средой и уехал во Францию, надеясь там без помех посвятить себя научным занятиям.

Во Франции Юм провел три года, два из которых прожил в небольшом городке Ла-Флеш. Там он вел такой образ жизни, о котором мог только мечтать. «Я стремился только к тому, чтобы сохранить свою независимость, и не обращал внимания ни на что, кроме усовершенствования моих литературных способностей», – писал он позже в своих «Воспоминаниях».

В 25 лет Давид закончил свое первое большое сочинение «Трактат о человеческой природе», над которым трудился около пяти лет. Следует отметить, что редко кому в столь раннем возрасте удавалось создать философское сочинение, поражающее зрелостью, простотой и ясностью определений. Два первых тома «Трактата» были изданы в январе 1739 г., а уже через несколько месяцев начинающему автору пришлось констатировать печальный факт – его философский труд читающая публика встретила с полным равнодушием. Лишь в издании «История трудов ученых» в ноябре 1739 г. появилась критическая статья о «Трактате о человеческой природе», в которой говорилось, «что произведение это отмечено несомненным и большим талантом; оно обнаруживает вдохновение гения, но гения еще молодого и недостаточно опытного». Кстати, Юм был очень недоволен такой оценкой своего труда и счел его оскорбительным.

Равнодушие читателей «Трактата» настолько огорчило самолюбивого Давида, что он даже решил на время переменить темы своих философских изысканий. Шесть лет (с 1739 по 1745 гг.) он прожил в уединении в родовом поместье, где занимался разработкой этических и нравственных проблем. Плодом этих исследований стал третий том «Трактата», изданный в 1740 г. В нем наиболее интересна глава, в которой Юм рассуждает о справедливости и несправедливости, выясняя при этом происхождение понятий закона и собственности.

Едва закончив издание трехтомного трактата, Юм снова выступил перед читающей публикой, теперь уже в качестве автора первого тома «Опытов нравственных и политических», изданного в 1741 г. А через год увидел свет и второй том «Опытов». На этот раз настойчивость автора была вознаграждена: «Опыты» имели большой успех, пользовались большим спросом и даже выдержали переиздание. В 1748 г. Юм дополнил их несколькими новыми главами и назвал это сочинение «Опыты нравственные, политические и литературные».

Став известным и даже модным писателем, доброжелательный и общительный Юм приобрел много друзей, среди которых было немало людей, имевших влияние в политической и литературной среде. Но в материальном плане, несмотря на успех «Опытов», положение мыслителя было весьма незавидным. Не имея постоянного дохода, о независимой жизни и свободе творчества можно было только мечтать. Хлопоты друзей о предоставлении ему вакантной кафедры нравственной философии в Эдинбургском университете закончились неудачей. Около года Юм был наставником и преподавателем юного маркиза Аннэндэля, но и здесь тоже потерпел неудачу. Ему не заплатили обещанного жалованья, и Юму пришлось вести длительный судебный процесс, чтобы получить свои деньги.

В 1746 г. Давид Юм в должности личного секретаря начальника военной экспедиции генерала Сен-Клера отправился во французскую Канаду, а через два года в составе военных миссий, уже как адъютант Сен-Клера, побывал в Голландии, Франкфурте, Вене, Турине. Во время пребывания в Италии в 1748 г. был издан его трактат, получивший название «Исследование о человеческом разуме» и ставший важнейшим философским трудом английского мыслителя. Как и большинство работ Юма, он посвящен проблемам познания. Юм размышлял примерно так: существует ли внешний мир как источник наших ощущений – этого доказать мы не можем. Наш разум оперирует лишь содержанием ощущения, а не той реальностью, что их вызывает. Наши ощущения так же мало говорят о существовании объективного мира, как и о его несуществовании. Стало быть, вопрос, поставленный таким образом, нельзя решить вообще. Основа нашего познания – впечатления, и все, что мы познаем, – содержание этих впечатлений.

По возвращении из заграничной поездки в 1749 г. в Эдинбурге Юма ожидало печальное известие о смерти матери. Друг Юма философ Карлейль вспоминал, что ее кончина привела Давида в такое угнетенное состояние, что он «проливал потоки слез». Похоронив мать, Юм два года прожил в родовом имении. Живя в деревне, он написал три значительных произведения: «Исследование о принципах нравственности», «Политические речи» и «Диалоги о естественной религии». Два первых сочинения увидели свет в 1751 г., а последнее было издано уже после смерти философа.

«Исследование о принципах нравственности» автор считал «самым лучшим из всех своих произведений исторических, философских или литературных». Труд этот не был оценен современниками Юма, они не разделяли взгляды философа на пользу как на мерило общественных занятий, а именно этому вопросу и было посвящено «Исследование…». Зато сочинение «Политические речи», напротив, получило широкую известность; было сделано несколько переводов его на французский язык, которые издавались в Амстердаме, Берлине и Париже. В Европе «Политические речи» произвели настоящую сенсацию. Критики оценивали их как «колыбель политической экономии, сочинение, содержащее первое, самое простое и самое краткое изложение принципов этой науки».

В 1751 г. Юм переехал в Эдинбург, а в следующем году общество эдинбургских адвокатов избрало его своим библиотекарем. Эту должность он занимал в течение семи лет. Особых доходов она не приносила, но зато Юм, решивший написать историю Англии, мог свободно пользоваться фондами обширной библиотеки, содержащей около 30 тыс. томов.

Окончательно обосновавшись в Эдинбурге и разделяя свои труды между занятиями, связанными с новой должностью, чтением и обработкой истории Великобритании, Юм находил время и для общения с друзьями, одним из которых был Адам Смит, ставший впоследствии знаменитым политиком и экономистом. Свою личную жизнь Юм в одном из писем к своему другу доктору Клефэну характеризовал так: «Я завел собственный очаг и организовал семью, состоящую из ее главы, то есть меня, и двух подчиненных членов – служанки и кошки. Ко мне присоединилась сестра, и теперь мы живем вместе. Будучи умеренным, я могу пользоваться чистотой, теплом и светом, достатком и удовольствиями. Чего еще желать? Независимости? Я обладаю ей в высшей степени. Славы? Но она совсем нежелательна. Жены? Это не есть необходимая жизненная потребность… Говоря короче, нет такого существенного блага, которым я не обладал бы в большей или меньшей степени…» Фундаментальный труд «История Англии» Юм писал в течение пятнадцати лет. Первый том вышел в 1754 г., через два года – второй, а всего философом было написано шесть томов, два из которых были переизданы. И если первый том «Истории Англии» читатели встретили прохладно, то по мере выхода в свет следующих томов популярность их возрастала. Тираж книг разошелся полностью, «История Англии» была переиздана во Франции.

В 1763 г. маркиз Гёртфорд, английский посланник во Франции, предложил Юму занять должность секретаря посольства. Сначала он отклонил это почетное предложение, но затем решил его принять. Это объяснялось тем, что для Юма, философа с нелестной репутацией «безбожника и вольнодумца», служба под покровительством маркиза Гёртфорда, слывшего человеком благочестивым и добродетельным, могла стать своеобразной «охранной грамотой» от нападок церковников и критиков.

В Париже Юма, которого соотечественники постоянно донимали беспощадной и несправедливой критикой, ожидал самый блестящий прием. Литераторы, аристократы, придворные буквально соперничали друг с другом в чествовании британского философа. Самые знатные дамы наперебой приглашали Юма на приемы. Однако все ухаживания парижан и парижанок оказались напрасными. Юму, с его холодным темпераментом и никогда не оставлявшей его рассудительностью, ничто не могло вскружить голову. Он писал родным: «Роскошь и развлечения, окружающие меня, доставляют мне больше неприятностей, чем удовольствия».

В 1766 г. Юму предложили занять видный административный пост в Лондоне – место помощника государственного секретаря. В этой необременительной для себя должности Юм прослужил около 2 лет. В 1769 г. он снова вернулся в Эдинбург, намереваясь провести остаток жизни в покое и умиротворении, благо, к тому времени уже обладал значительным состоянием. Юм выстроил дом, который вскоре стал центром общения самого изысканного и блестящего эдинбургского общества.

Последние годы жизни философа были счастливыми. Но в 1775 г. Юм впервые почувствовал признаки серьезного заболевания печени, которое позже стало причиной его смерти. С присущим ему самообладанием философ, составив завещание, принялся за «Автобиографию», замысел которой вынашивал уже давно. В этом сочинении сквозит такая объективность, какую редко можно встретить у автора, рассказывающего о себе. Практически Юм ограничился строгой и очень сжатой передачей фактов своей биографии, изредка лаконично объясняя их смысл, ибо, как он писал: «Почти вся моя жизнь прошла в научных трудах и занятиях».

По свидетельству А. Смита и лечащего врача Кёлена, Юм, зная о приближении смерти, говорил о ней спокойно и даже весело, не обнаружил ни малейшего страха или ропота. Скончался Давид Юм 25 августа 1776 г., а несколько дней спустя при большом стечении народа его похоронили на старом эдинбургском кладбище.

На своей могильной плите философ желал видеть, кроме имени, только надпись с датами рождения и смерти. «Предоставляю потомству, – говорилось в завещании, – прибавить остальное». Все остальное прибавили история и потомки, сохранившие на века благодарную память о великом шотландце.

 

Жан-Жак Руссо

(1712 г. – 1778 г.)

Французский мыслитель, просветитель. Основные сочинения: «Рассуждения о науках и искусствах»; «Рассуждения о происхождении и основаниях неравенства между людьми»; «Об общественном договоре»; «Эмиль, или О воспитании»; автобиографическая книга «Исповедь»; роман «Юлия, или Новая Элоиза».

Век Просвещения дал миру блестящую плеяду замечательных умов, проницательных мудрецов, величайших остроумцев. Среди них почетное место занимает и французский мыслитель Жан-Жак Руссо – признанный властитель дум большинства французов второй половины XVIII в. Он был истинным сыном своего времени; но и эпоха, в которой жил знаменитый просветитель, во многом обязана ему невиданным взлетом творческой мысли и существенными переменами в общественно-политическом устройстве Франции.

Жан-Жак Руссо родился 28 июня 1712 г. в Женеве в бедной семье часовых дел мастера Исаака Руссо и его жены Сюзанны Бернар, дочери пастора. Девяти дней от роду Жан-Жак потерял мать, жизнерадостную и веселую женщину, – роды стали причиной ее смерти. Исаак Руссо, едва сводивший концы с концами, слыл человеком гордым, самолюбивым и в то же время неуживчивым и раздражительным. В 1722 г. во время очередной ссоры дело даже дошло до дуэли, на которой Руссо ранил своего соперника, французского офицера Готье. Не желая подчиняться решению суда, приговорившего его к трехмесячному тюремному заключению и внушительному штрафу, Исаак вынужден был покинуть Женеву, а 10-летний Жан-Жак остался на попечении своего дяди, брата покойной матери. Мягкий и впечатлительный от природы Жан-Жак, несмотря на доброе к нему отношение со стороны родственников, оказался в положении сироты, которого, как правило, больше жалеют, чем любят. Мсье Бернар, пытаясь дать надежное ремесло своему племяннику, определил его в обучение к нотариусу, но там непоседливый Жан-Жак долго не задержался. Тогда дядя пристроил его в граверную мастерскую Дюкомена, который не слишком церемонился с подмастерьями, постоянно браня их и награждая тумаками. Такая жизнь юному Руссо не нравилась. К тому времени он уже ясно осознал, что принадлежит не «верхнему кварталу города», а является всего лишь «жалким подмастерьем из квартала бедняков Сен-Жерве», и посему у него не раз возникали мысли о побеге.

Помог случай: 14 марта 1728 г., возвращаясь с воскресной загородной прогулки, Жан-Жак нашел городские ворота запертыми. Вначале он растерялся, а затем решил, что пришла пора начать новую жизнь. Не имея определенного плана, подросток добрался до г. Шамбери, расположенного в Савойе, католической области Швейцарии. Там он познакомился с кюре Понвером, а через него – с пансионеркой сардинского короля 28-летней Луизой-Элеонорой де Варанс, сыгравшей в его жизни значительную роль. По их настоянию Жан-Жак поселился в туринском приюте для новообращенных, где изменил своему вероисповеданию, превратившись из кальвиниста в католика. Истратив полученные при выходе из этого богоугодного заведения деньги, Руссо некоторое время служил лакеем в доме графини де Версилес, был домашним секретарем в одном аристократическом семействе, однако подолгу нигде не задерживался. В конце концов он снова вернулся в Шамбери к мадам де Варанс, которая предложила статному, пригожему юноше остаться у нее. В 1736 г. Жан-Жак поселился с ней на даче в Шарметтах близ Шамбери, где прожил (с перерывами) около семи лет. Луиза де Варанс более чем свободно толковала догматы религии и проявляла интерес ко всему на свете – от фармакологии до беллетристики. В ее доме была неплохая библиотека, где Руссо познакомился с сочинениями Монтеня, Вольтера, Ларошфуко, Лейбница, Декарта и Локка.

Считая Жан-Жака тугодумом, друзья мадам де Варанс посоветовали ей направить своего подопечного в семинарию, откуда бы он вышел сельским кюре. Но в семинарии Руссо учился плохо, его больше привлекала игра на кларнете и церковное пение, чем изучение богословия. Семинарию Руссо оставил, некоторое время он давал уроки музыки местным девицам в Лозанне, затем снова вернулся к мадам де Варанс. Но к тому времени Луиза полностью охладела к своему протеже, и почти год несостоявшийся кюре учительствовал в доме Мабли в Лионе.

Не найдя себе применения в Швейцарии, Руссо решил завоевать Париж. Он намеревался произвести «революцию в музыке», подготовив проект упрощения нотной системы: цифры вместо пяти линий и всяких значков. Музыке, как сам философ признавался позже, он «незаметно выучился, преподавая ее». А биограф Руссо Ж. Тьерсо даже считал, что, «продолжай он систематически заниматься сочинением музыки, быть может, дал бы в ней равноценное тому, что дал в литературе». Осенью 1741 г. Жан-Жак приехал в столицу Франции, однако изобретенная им нотная система не встретила понимания, и ему вновь пришлось рассчитывать только на случайные заработки. В течение двух лет он перебивался перепиской нот, уроками музыки, мелким литературным трудом.

Сочувствующие Руссо братья Мабли и Кондильяк, чьи имена вошли в историю философии, снабдили его рекомендательными письмами к известным людям Парижа. Благодаря их рекомендациям, Жан-Жак получил доступ в столичные салоны, а кроме того, французский посол в Венеции граф Монтегю предложил ему работу секретаря. С августа 1743 г. Руссо в течение года находился на дипломатической службе в Венеции. Но и дипломатическая карьера не состоялась из-за строптивого характера Жан-Жака и критического отношения к посольским интригам.

Вернувшись в Париж, Руссо поселился в гостинице, где познакомился с Терезой Левассер, которая была служанкой и белошвейкой. Жан-Жак, отнюдь не преувеличивая достоинств Терезы, увидел, тем не менее, в ней воплощение непосредственности и доброты. Вскоре она стала его любовницей, а затем и женой. Правда, непосредственность и доброта Терезы граничили с умственным убожеством. Грамоту она так и не смогла одолеть, как не сумела научиться считать до ста и определять время по часам. В придачу Тереза «навязала» Руссо свою семью: брата, весьма склонного к воровству, и мать, доставлявшую Жан-Жаку немало неприятностей сплетнями и вымогательством денег и подарков у его друзей. И все же Тереза оставалась верной спутницей Руссо в течение 34 лет, до самой его смерти.

Знакомство с политической и культурной жизнью Женевы, Франции и Венеции дали Руссо обильный материал для литературного творчества. Поэтому он с удовольствием принял в 1748 г. предложение Дидро писать для «Энциклопедии» статьи и редактировать в ней отдел музыки. Так Руссо стал одним из тех просветителей, которых позже называли энциклопедистами.

Летом 1749 г. печатание Энциклопедии было прервано арестом Дени Дидро, отправленного в Венсенскую башню, куда обычно заключали за политическую крамолу. Позже его перевели в замок, где Дидро мог встречаться с друзьями. Как-то раз, идя по лесу на свидание к своему другу, Руссо, присевший отдохнуть, случайно прочитал в газете «Меркюр де Франс» объявление о том, что ученое общество в городе Дижоне, именуемое себя, как тогда было принято, академией, выдвинуло тему для сочинения – «Способствовало ли развитие наук и искусств порче нравов или улучшению их?» Идея настолько увлекла Руссо, что он тут же, под деревом, набросал краткие тезисы к этому трактату.

Трактат «Рассуждения о науках и искусствах», в котором Руссо подверг полному осуждению ученость как таковую (при этом не утруждая себя какими-либо доказательствами, а преподнося свои суждения в виде откровения свыше), поразил современников убежденностью и страстностью тона. Результат оказался неожиданным даже для самого Руссо – он получил «Премию морали» и золотую медаль.

С другой стороны, трактат вызвал бурю негодования: против него выступили практически все члены ученых обществ Франции, им возмущались и некоторые просветители. В частности, Вольтер, называя идеи Руссо «философией бродяги», едко замечал, что «теперь остается только одно: стать на четвереньки, то есть вернуться к дикому состоянию, и убежать в лес».

Как уже отмечалось, Руссо был довольно талантливым музыкантом. Еще в юности вместе с романсами, предназначенными для исполнения в домашней обстановке, он сочинял арии, дуэты, хоры, мечтая блеснуть когда-нибудь в парижской опере. Увы, в полном объеме оценить музыкальное творчество Руссо сегодня невозможно, поскольку не сохранилось практически ни одного его сочинения в области музыки. В порыве самокритики Руссо беспощадно уничтожил все свои оперы, пощадив лишь одну – «Деревенского колдуна». На премьере этой оперы в марте 1752 г. присутствовал весь двор во главе с королем и его фавориткой мадам де Помпадур.

Публика, пресыщенная громоздкими оперными спектаклями, была очарована «непринужденной крестьянской пасторалью», где доминировали задушевные арии. Опера понравилась и Людовику, причем настолько, что впоследствии придворные не раз слышали, как он распевал арии из этой оперы. Высоко оценили ее и просвещенные умы Франции. Дидро, к примеру, говорил: «Чего только нельзя простить Жан-Жаку благодаря его «Деревенскому колдуну».

И все же не музыка составила основу творчества Руссо. Через несколько лет после написания трактата «Рассуждения о науках и искусствах» он, прочитав очередное объявление Дижонской академии, предложившей конкурсную тему «О происхождении неравенства между людьми», вскоре написал книгу на эту тему, которая, кстати, очень понравилась Дидро. Новый труд Руссо закончил в Шамбери и издал в 1755 г. в Голландии с посвящением Женевской республике. И если в «Рассуждении о науках и искусствах» мыслитель ставил прежде всего философско-моральные вопросы, то трактат «Рассуждения о происхождении и основаниях неравенства между людьми» посвящен социальным проблемам. В нем Руссо представил все виды неравенства, а именно правовое, экономическое и политическое, основной причиной бед и несовершенств современного ему общества.

В 1761 г. увидел свет и ставший впоследствии знаменитым роман «Юлия, или Новая Элоиза» имевший подзаголовок «Письма двух любовников, живущих в маленьком городке у подножья Альп». Уже немолодой, робкий и мечтательный Руссо, к тому же не слишком счастливый в любви (в то время он был влюблен в Софи д’Удето, но та хранила верность, причем не мужу, а любовнику), создал в своем воображении утопическую картину счастливого мира, где царят любовь, самопожертвование, милосердие. Пожалуй, немного найдется романов, которые бы наложили такой заметный отпечаток не только на литературу, но и на реальную жизнь, на привычки и пристрастия, чувства и ощущения читателей. Его главные герои – дочь надменного швейцарского барона Юлия д’Этанж и пылкий Сен-Пре, ее наставник и возлюбленный, сразу же стали любимцами читающей публики. Само место действия романа – «райские уголки» на берегах Женевского озера – как бы возродилось для европейского читателя благодаря Руссо и стало восприниматься через призму «Новой Элоизы». Более того, путешественники осуждены были искать в Веве и Кларане «следы» Юлии и Сен-Пре, хотя Руссо не без лукавства предупредил в первом предисловии, что, будучи в этих местах, ни разу не слыхал таких фамилий.

В 1762 г. Руссо опубликовал книгу «Эмиль, или О воспитании», в которой изложил целую педагогическую систему. В соответствии с предлагаемой схемой воспитания Руссо разделил жизнь детей на четыре периода. В первый период – от рождения до двух лет – он предлагал уделять внимание главным образом физическому воспитанию; во второй – от двух до двенадцати лет – воспитанию чувств; в третий – от двенадцати до пятнадцати лет – умственному воспитанию; в четвертый период – от пятнадцати до восемнадцати лет – нравственному воспитанию. Этот последний отрезок времени он называл периодом «бурь и страстей». Таким образом, считал Руссо, сознание ребенка и отрока превращается в самосознание юноши – уже полноценного человека.

Литературная слава, однако, не принесла Руссо ни особого материального достатка, ни душевного покоя. За свободолюбие и независимые взгляды его преследовали не только французские, но и нидерландские богословы и королевские чиновники, а в 1762 г. роман «Эмиль, или О воспитании» и трактат «Об общественном договоре» (в нем Руссо развивал идеи об учреждении такого государства, которое бы обеспечивало общественную безопасность и гарантировало свободу гражданам) по решению Французского парламента были сожжены. В том же году Королевский суд издал указ об аресте Руссо. Тайно покинув Монморанси, где он жил под покровительством герцога Люксембургского, Руссо бежал в Швейцарию и поселился в Ивердоне у своего друга Рогена. Но и на родине книга об Эмиле подверглась сожжению, а власти издали постановление об аресте ее автора. Пришлось Руссо обратиться к Фридриху II за разрешением поселиться в Мотье-Травер в Невшательском графстве, входившем в его владения. Но и здесь недоброжелатели не оставили его в покое. Руссо отлучили от церкви, поскольку на церковном совете он заявил, что «отчет» о своих убеждениях «обязан давать только Богу».

В 1766 г. Руссо познакомился с шотландским философом Юмом и отправился с ним в Англию, где поселился в Чезвике, в окрестностях Лондона. Первое время Юм был буквально очарован французским мыслителем, сравнивал его с Сократом, находя при этом, что Руссо еще более гениален, чем древнегреческий мыслитель.

Но вскоре Юм понял, что Руссо, при всей его несомненной талантливости, не обладал такими качествами, как скромность, благовоспитанность и великодушие. Странным образом в нем сочетались оригинальные способности и мелочное тщеславие, тонкая проницательность и напыщенное высокомерие. Через некоторое время Руссо заявил, что близость к английской столице не удовлетворяет его. Влиятельные друзья Юма предоставили в его распоряжение замок в Дербишире. Однако и в английском замке ни Руссо, ни Тереза, переехавшая к нему, не могли найти душевного равновесия: их угнетала и подавляла необычная обстановка. Закончилось все тем, что подозрительный Руссо возложил на Юма вину за свое неудачное переселение в Англию и обвинил его не только во враждебном к себе отношении, но и в заговоре с другими лицами, будто бы составленном с целью разорения беззащитного эмигранта. Добродушный и рассудительный Юм с удивительным терпением переносил все выходки тщеславного француза, считая его скорее ненормальным, чем скверным человеком.

Вернувшись во Францию в 1767 г., Руссо под вымышленным именем скрывался вдали от Парижа у приютивших его состоятельных знакомых. Спустя четыре года он вернулся в столицу, поселившись на улице Плятриер (ныне эта улица носит его имя). Передовых людей века – энциклопедистов – он давно уже объявил своими недоброжелателями. По подсчетам Дидро («самого старого друга, почти единственного оставшегося у него»), Руссо потерял двадцать друзей только из числа философов. Одним словом, он как будто намеренно стремился представить свою жизнь в мрачном виде, изобразить ее предельно невыносимой. Это наглядно видно в «Исповеди», большой автобиографической книге, которую Руссо писал в течение пяти лет – с 1765 по 1770 г., но так и не опубликовал ее при жизни. В ней он не пощадил не только своих современников, но и самого себя. С поразительной откровенностью Руссо повествует о своей жизни, не умалчивая о самых неприглядных ее сторонах. Примером может служить эпизод, случившейся в пору его молодости, когда, будучи лакеем, он украл ленту, а вину свалили на горничную, которую из-за этого уволили.

Трудно понять и объяснить и другой факт из биографии Руссо. Оказывается, пятерых своих детей он еще младенцами отдал в дом для сирот и никогда в дальнейшем не интересовался их судьбами. Он предпочел, чтобы из его детей вышли «рабочие и крестьяне, а не авантюристы и ловцы счастья».

Правда, многие критики считали, что «Исповедь» следует рассматривать как роман – необычайно искренний, с тонким проникновением в психологию героя и не уступающий в этом смысле «Новой Элоизе». Существует даже версия, будто вся история с детьми – вымысел автора, и детей у них с Терезой не было вообще. Словом, загадок в этой истории еще немало.

Как бы там ни было, но Руссо предпочел отвечать перед Богом, а не перед людьми, предварив «Исповедь» такими словами: «…Я предстану пред Верховным Судией с этой книгой в руках… Я обнажил свою душу и показал ее такою, какою ты видел ее сам, Всемогущий. Собери вокруг меня неисчислимую толпу подобных мне: пусть они слушают мою исповедь, пусть краснеют за мою низость, пусть сокрушаются о моих злополучиях. Пусть каждый из них у подножия Твоего престола в свою очередь с такой же искренностью раскроет сердце свое, и пусть потом хоть один из них, если осмелится, скажет тебе: «Я был лучше этого человека».

Последние годы жизни Руссо занимался в основном самоанализом и оправданием своих прошлых поступков. В 1776 г. он написал книгу с интригующим названием «Диалоги: Руссо судит Жан-Жака», а в следующем году – «Прогулки одинокого мечтателя», ставшее последним его сочинением.

В конце мая 1778 г. Руссо покинул Париж и поселился в Эрменонвиле, находящемся в 30 верстах от Парижа, в парковом домике маркиза Рене Луи де Жирардена. В Эрменонвиле он ничего не писал, почти все свободное время проводил в беседах с земледельцами и играх с детьми. Еще за день до своей смерти он ходил собирать травы.

Скончался Жан-Жак Руссо 3 июля 1778 г. от сердечного приступа. Его похоронили на маленьком «Острове тополей» посреди красивого озера. И хотя в годы Французской революции прах Руссо торжественно перевезли в Пантеон, а в дни Термидора контрреволюционеры развеяли его по ветру, этот островок вот уже более трех столетий остается местом паломничества почитателей «Человека истины и природы» – такие слова высечены на могильном камне Руссо.

 

Григорий Саввич Сковорода

(1722 г. – 1794 г.)

Украинский философ, поэт, педагог. Основные сочинения: философские диалоги «Наркисс», «Асхань», «Беседа, нареченная двое», «Разлагол о древнем мире», «Разговор пяти путников о истинном щастии в жизни», «Кольцо», «Алфавит», «Жена Лотова»; сборники «Сад Божественных песен», «Басни Харьковские».

«Мир ловил меня, но не поймал». Такую эпитафию оставил по себе украинский философ Григорий Сковорода, чем поверг мир в недоумение и почти мистический транс. Как понимать эту фразу? Что это за мир, желавший поймать мудреца, и почему тот не дался ему в руки?

Чтобы ответить на эти вопросы, надо сначала разобраться в том, кем был Сковорода и в чем состоял смысл философии великого украинца. А представлял он тот редкостный случай, когда образ мыслей философа, как сейчас говорят, адекватен его образу жизни. Разве что в Древней Греции можно найти подобный тип мыслителя, совершенно равнодушного к своим материальным и телесным потребностям.

Сковорода был бродячим философом, не имевшим ни крыши над головой, ни семьи, ни имущества. В его облике было что-то от Диогена или Сократа, только Афинами ему стала вся Земля.

Философ поистине народный, Григорий Саввич Сковорода стремился облечь древнюю мудрость и христианскую мораль в общепонятную форму. Отсюда в его произведениях множество сказочных образов – птиц, животных, рыб, насекомых, растений, – обилие притч в христианском духе.

Вместе с тем это был человек образованный, эрудированный, в совершенстве владевший латынью, древнегреческим, немецким, русским и, разумеется, украинским языками, досконально изучивший сочинения Платона, Плутарха, всех стоиков, а из новых философов – Лейбница, Декарта, Прокоповича, Ломоносова.

Мыслитель глубоко христианский, Сковорода исповедовал веру в том виде, в каком ее отстаивали «отцы церкви» Тертуллиан, Климент Александрийский, Ориген, Аврелий Августин.

И, наконец, еще одна особенность философии Сковороды, о которой исследователи его творчества редко вспоминают, – склонность к мистическому созерцанию, что особенно проявилось в религиозно-философских трудах.

Родился Григорий Саввич Сковорода 3 декабря 1722 г. в с. Чернухи Лубенского округа Киевского наместничества в семье малоземельного казака. Отец и мать его были людьми набожными, отличавшимися гостеприимством, добротой и милосердием. К чтению божественных книг был приучен с детства и сам Григорий. Кроме того, он увлекался музыкой, естественными науками, языками. Эти способности проявились и в Киево-Могилянской академии, куда отец отдал Григория по его собственному желанию. Природные дарования и прекрасный голос студента не остались незамеченными. В августе 1742 г. в соответствии с царским указом «О наборе певчих в придворную капеллу» он вместе с другими музыкально одаренными студентами был отправлен в Санкт-Петербург для участия в хоре императрицы Елизаветы. Правда, в Санкт-Петербурге пробыл недолго и, возвратившись в академию, продолжил учебу. Вскоре, однако, Сковорода понял, что науки, преподаваемые в Киеве, никак не отвечают его потребностям в знаниях. В 1750 г., накануне завершения курса обучения он оставил стены академии, приняв предложение русского генерала Вишневского сопровождать его по европейским странам.

Три года длились странствия Сковороды. Он побывал сначала в Венгрии, затем в Вене и других культурных европейских центрах. Вернулся Сковорода, как писал его первый биограф М. Ковалинский, «наполнен ученостью, сведениями, знаниями, но с пустым карманом, поэтому проживал у приятелей и знакомых». С этого момента и начались скитания Сковороды по Украине и России. Исходил он немало славянских городов и деревень, останавливался же у тех, кто приглашал его просто пожить либо в качестве домашнего учителя.

Преподавательской деятельностью Сковорода занимался и в различных духовных заведениях, но без особого успеха. Один переяславский епископ, к примеру, предложил ему место учителя поэзии. Григорий Саввич добросовестно составил руководство к поэтическому искусству, познакомившись с которым епископ пришел в негодование: он нашел учебную программу Сковороды странной и полностью противоречащей общепринятым поэтическим канонам. Дело дошло даже до суда в Консистории, где Сковорода заявил, что составил свои рассуждения по всем правилам поэтики, прибавив к своей речи латинскую пословицу «Alia res sceptrum, alia plectrum», то есть «Одно дело пастырский жезл, а другое дело – пастушья свирель».

После таких слов разгневанный епископ повелел Сковороде убираться из училища. В докладе Консистории служитель церкви сделал приписку: «Да не живет среди моего дома творящий гордыню».

Это было далеко не последнее испытание твердости духа украинского мыслителя. Знал он и наветы, и клевету, и обвинения в богохульстве. Одно из самых странных обвинений касалось ересей. Духовные отцы утверждали, что Сковорода осуждает употребление мяса и вина, с презрением отзывается о золоте, серебре, драгоценностях, дорогих вещах. «Бог, – уверяли пастыри, – ничего вредного не сотворил, а потому Сковорода – самый что ни на есть последовательный манихейский ученик». Кроме того, по словам священников, «он удаляется в пустынные местности, чуждается людей, не имея любви к ближнему. А это верный признак человека мизантропического, то есть человеконенавистнического склада».

На это Сковорода с достоинством отвечал: «Несправедливо почтили меня за манихея, как и недостойно за человеконенавистника и ругателя даров Божиих. Когда Бог определил мне в низком лице быть на театре света сего, то должно уже мне и в наряде, в одеянии, в поступках и в обращении со степенными сановными, знаменитыми и почтенными людьми наблюдать благопристойность, уважение и всегда помнить мою ничтожность перед ними. Клеветники мои если бы приписывали обыкновенные слабости или пороки, то сносно было бы мне; но сии языковредные, представляя меня развращающим нравы, делают меня еще душегубителем, то есть еретиком».

Как же похожи бывают иные осуждения! Не в том ли самом, а именно в развращении молодежи, небрежении к богам обвиняли афиняне Сократа и Протагора. И все же неизмеримо больше было людей, ценивших философа за простоту обхождения, благородство души и мудрое слово. Среди почитателей его дарований были богатые помещики и монахи-схимники, ученые и хуторянские пасечники. Они охотно давали приют скитальцу, называя его не философом, не поэтом, а по-народному – учителем жизни. Последним земным пристанищем неутомимого странника стало поместье харьковского помещика Ковалевского, где философ не раз жил прежде и куда прибыл, почувствовав приближение смерти. Здесь в слободе Ивановка (ныне село Сковородиновка на Харьковщине) Григорий Саввич скончался 9 ноября 1794 г. Перед кончиной Сковорода завещал предать его тело погребению на возвышенном месте, а на могиле сделать ставшую знаменитой надпись: «Мир ловил меня, но не поймал».

Сковорода считал себя «пришельцем на земле», сегодня его назвали бы «гражданином мира», первым славянским космополитом. Смысл своего существования он разъяснил в письме к другу: «Не пашу, не сею, не торгую и не воинствую. Отвергаю же всякую житейскую печаль. Учусь, друг мой, благодарности: вот мое дело! Учусь быть довольным тем, что дано мне в жизни от промысла Божия. Ах, друг мой! Приемли и обращай все во благо, радуйся сущему и обо всем, что с тобой приключилось, не воздавай безумия Богу».

Трудно сказать, когда Сковорода определил свой жизненный путь, сделавший его судьбу такой, а не иной. Он учился в Киево-Могилянской духовной академии, очень престижном по тем временам учебном заведении, и мог сделать карьеру в своей «альма-матер», ректором которой долгое время был почитаемый им Феофан Прокопович. Была у Сковороды возможность остаться в Петербурге, где у него были влиятельные знакомые. Он мог, наконец, найти применение своей учености в швейцарском городе Лозанне, куда звали странника друзья. Или занять место преподавателя Троице-Сергиевой лавры, куда его приглашали в начале 1770-х годов.

Сковорода нашел свое призвание не на поприще богословской или общественной деятельности, а в литературе и философии. Его перу принадлежат: трактат по христианской этике «Начальная дверь ко христианскому добронравию», несколько философских диалогов («Наркисс», «Асхань», «Беседа, нареченная двое», «Разлагол о древнем мире», «Разговор пяти путников о истинном щастии в жизни», «Кольцо», «Алфавит», «Жена Лотова»), притчи, разножанровая лирика (сборник «Сад Божественных песен», басни в прозе («Басни Харьковские»), переводы с греческого, латыни, многочисленные эпистолы, написанные латынью и книжным украинским языком. Следует заметить, что сочинения Сковороды при жизни не публиковались, а распространялись среди друзей и почитателей в рукописных копиях.

В Сковороде – писателе и философе – всегда чувствуется некоторая отстраненность от мира. Мыслитель как будто наблюдает за миром из своего уединения, фиксируя то, чем занимается суетное людское сообщество. Он не ставит себя в пример и не поучает грешный мир, но лишь со скорбью отмечает все его противоречия и заблуждения. Самому же Сковороде было достаточно той малости, которую он имел от судьбы, и того несравненного счастья, которое человек испытывает благодаря общению с природой. И если в «Божественных песнях» – поэтическом переложении некоторых заповедей Священного Писания – он смотрел на мир сквозь призму собственных ощущений, своего понимания Священного Письма, то в нравственных трактатах попытался осмыслить бытие с точки зрения философа-просветителя.

Во всем, что окружает людей, Сковорода видел три мира: природа (макрокосм), человек (микрокосм) и мир символов (слово Библии, слово Бога). Каждый из трех миров, по мысли философа, состоит из двух «натур» – внешней (материальной) и внутренней (духовной). Обе они принадлежат силе божественной и неуничтожимой. В самопознании человек открывает, что сущность его не исчерпывается разумом. Существо человека в его сердце и его воле. Отвлеченное познание, считал философ, не имеет смысла: человек познает для того, чтобы истинно жить и возрастать в истине. «Если хотим измерить небо, землю и моря, должны, во-первых, измерить самих себя с Павлом собственною нашею мерою. А если наше, внутри нас, меры не сыщем, то чем измерить можем? А не измерив себя прежде, что пользы знать меру в прочих тварях?»

Чтобы как-то снять противоречия между материей и духом, Сковорода обратился к древним пантеистическим теориям о единстве Бога и природы: «Натура, которая сама собою рождает и рождается, называется и отцом и началом, ни начала, ни конца не имеющая, ни от места, ни от времени не зависящая. Ее изображают кольцом, перстнем или змеем, который держит в зубах свой хвост. Эти всемогущие и премудрые силы называются тайным законом, правлением или царством, разлитым по всему материалу бесконечно и безвременно. О натуре нельзя спросить, когда она началась, – она всегда была, всегда будет и всегда везде есть».

Понять тайны природы и натуры возможно только путем мудрости. Саму же мудрость Сковорода связывал со светом, тем самым светом, который описал Платон в притче о темной пещере, куда вдруг проник солнечный луч. Он-то и олицетворяет истину. Но в отличие от греческого мудреца, Сковорода как бы приземляет символы, делает их доступными народному сознанию. Напоминая читателю древнее изречение «Познай себя», мыслитель отмечал, что само слово «познание» почитали и египтяне, и эллины, и евреи: «Знать – это от познания себя самого. Это познание входит в душу светом ведения Божия, а с ним и путь счастья. Как компас в корабле, так Бог в человеке».

«Быть в согласии с собой» означало для философа быть всегда осмотрительным, больше доверять разуму, чем потребностям внешней натуры: «Осмотрись, зачем торопишься, куда забежит твоя необузданность? Зачем хватаешься за должность, не ведая, будешь ли в ней счастливым? Кто может подписаться, что эта пища будет в пользу твоего желудка? Справься ж сам с собою. Узнай себя. Есть в тебе царь твой, отец и наставник. Не начинай ничего без сего царя в жизни твоей».

Из трактата в трактат, из притчи в притчу Сковорода не уставал повторять о необходимости внутреннего духовного зрения, которым только и можно отличить добро от зла: «Не думай, что невидное и бессильное это одно и то же. Народ же только то почитает, что может кулак схватить. Боится там, где нет страха. И наоборот».

Обозначив главные мотивы мудрости Сковороды, можно снова вернуться к его непростой судьбе и непростым отношениям с окружающим миром. Безусловно, Сковорода был человеком цели. Ему не требовалось преодолевать «соблазны мира сего», борясь с собой и с людьми. Как истинный созерцатель философ видел только то, что ему подсказывали духовный опыт и таинственная сила космоса. Он шел по своей Малороссии, как будто она была лишь одной из многочисленных планет звездной системы, случайно попавшейся на пути. Те же ощущения он испытывал, наверное, на земле Курской и Белгородской. С подобным же чувством наверняка шел бы мимо иерусалимских святынь, греческих виноградников и египетских храмов. Он был философ на все времена и для каждого народа. Но, увы, остался невостребованным даже на своей исторической родине!

Крылатая фраза «мир ловил меня, но не поймал» многое объясняет в мироощущении Сковороды, хотя так до конца и не разгадана. Даже его лучший друг Михаил Ковалинский, которого философ называл «наилюбимейшим», в примечании к этой фразе лишь опроверг домыслы о том, будто Сковорода произнес ее из чистой гордыни.

А между тем мысль философа так же проста, как и величественна. Ее первое толкование можно встретить в его же трактате «Благородный Еродий», в притче о птице. Итак, Еродий рассказывает своему другу Пишеку притчу:

«Некий монах тысячу лет ловил прекраснейшую из птиц, хотя и знал, что поймать ее невозможно.

– Зачем же тогда попусту тратил время? – спросил Еродия Пишек.

– Просто забавлялся. Люди считают, что забавы лечат и оживляют сердце.

– Чудно! – воскликнул Пишек.

– Это верно, – согласился Еродий, – воистину чудна, дивна и прекрасна та птица, которую зовут Вечность».

Мир изменчив, словно говорил Сковорода, но более всего изменчив мир лживый, суетный, ничтожный. Истина же равнозначна вечности, прекрасной птице, парящей в небесах. Где уж суетящемуся миру угнаться за вечностью, ему бы себя не потерять!

Так, может быть, вовсе и не о себе говорил мудрый украинский философ? Как знать! Только не гордыней веет от его слов, а великой печалью, ибо не может изменчивый мир понять, что есть истинное слово, именуемое вечностью.

Как ни удивительно, но Украина так и не «поймала» своего гениального сына, что, впрочем, он и предвидел. Вот лишь два высказывания классиков украинской словесности:

Т. Шевченко: «Языковая смесь не позволила Сковороде стать действительно великим и народным поэтом».

И. Франко: «Сковорода писал довольно неуклюжим, книжным языком, чрезвычайно кудрявым и баламутным стилем».

Ну, это как читать! Если видеть мысль, энергию разума, то язык, во всяком случае, для классиков, не будет преградой. Тредиаковский и Державин тоже писали архаичным для XIX в. языком, но это не помешало Пушкину называть их своими великими учителями.

Зато другой мудрец, правда, уже русский, Л. Толстой сказал о Сковороде: «Многое в его мировоззрении есть удивительно близкое мне. Я недавно еще раз его перечитал. Мне хочется написать о нем. Его биография, наверное, лучше его произведений, но как хороши и произведения».

У Григория Сковороды всегда был свой путь, который не закончился с его незримой для мира кончиной в безвестной слободе Ивановке. И думается, что философ еще не раз напомнит о себе хотя бы предсмертными словами: «Будем помнить во всех своих приключениях, что есть свет и тьма, голова и хвост, добро и зло, вечность и время. Дух мой признал способным принять эту истину и полюбить ее».

 

Иммануил Кант

(1724 г. – 1804 г.)

Немецкий философ и ученый, родоначальник немецкой классической философии. Основные произведения: «Критика чистого разума»; «Общая естественная история и теория неба»; «Логика»; «Критика практического разума»; «Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане»; «Критика способности суждения»; «Антропология».

В истории мировой философской мысли Иммануила Канта принято считать «родоначальником немецкой классической философии». Действительно, почти все виды классического и современного философствования так или иначе восходят к творчеству этого мыслителя. Его труды положили начало знаменательной традиции в европейском духовном развитии, суть которой состоит в том, что каждый дальнейший шаг вперед рассматривается как переосмысление накопленного теоретического богатства, которое бережно хранится, но не превращается в предмет безоговорочного поклонения.

Для Канта проблема человека всегда стояла на первом месте. О законах бытия и сознания он размышлял только с одной целью – чтобы человек стал человечнее; и сегодня, в период гуманизации всех отраслей знания, в том числе и философии, этот кантовский «императив» звучит особенно актуально.

В истории философии есть множество примеров несовпадения проповеди и поведения. Однако Кант-моралист и Кант-человек – понятия равнозначные. В целом его поведение полностью соответствовало тому идеалу внутренне свободной личности, который Кант изобразил в своих произведениях. Ему всегда были присущи такие качества, как осознанный долг, способность управлять своими желаниями и страстями. Как известно, природа наделяет человека темпераментом, характер же он вырабатывает сам. Иммануил Кант сделал себя сам, и в этом отношении его жизнь и творчество уникальны.

Родился Иммануил Кант 22 апреля 1724 г. в городе Кенигсберге в семье шорника Иоганна Георга Канта. В семье было пятеро детей. Детство будущего философа прошло на окраине города среди мелких торговцев и ремесленного люда. Маленького Иммануила воспитывали в обстановке уважения к труду, честности и пуританской строгости. Мать, Анна Регина, старалась укрепить слабое здоровье сына, не забывая при этом и о правилах нравственного поведения.

В 1730 г. шестилетний Иммануил поступил в начальную школу, а в 1732 г. его отдали в государственную церковную гимназию – «коллегию Фридриха», на латинское отделение. Основными предметами в гимназии были латынь и богословие. Обязательно было также изучение греческого и древнееврейского языков. Проводились факультативные занятия по математике, музыке, изучались французский и польский языки. Благодаря природным способностям и прилежанию Иммануил считался одним из лучших учеников гимназии.

Родители Канта мечтали видеть сына священником. Но под влиянием преподавателя латыни Генденрейха Иммануил увлекся античной поэзией и филологией и осенью 1740 г. в 16 лет поступил в Кенигсбергский университет. Гимназическое увлечение филологией сменилось интересом к физике и философии. Первую свою работу «Мысли об истинной оценке живых сил» Кант писал три года – с 1743-го по 1746 г. В ней он попытался выступить арбитром в споре картезианцев и лейбницианцев об измерении кинетической энергии. И хотя это сочинение не принесло Канту известности и уступает, естественно, по масштабу более поздним трудам, в нем уже проявилась характерная черта всей философии Канта – стремление к истине со склонностью к разумным компромиссам, если имеются две крайние точки зрения.

В 1747 г., не защитив магистерской диссертации, Кант впервые уехал из Кенигсберга. В провинции он служил домашним учителем последовательно в трех семьях: пастора деревни Юдшен в Литве, богатого помещика под Остероде и графа Кайзерлинга. В прусском захолустье Кант приобрел педагогические навыки, прошел школу житейского опыта. К этому периоду относится статья по астрономии «Космогония, или Попытка объяснить происхождение мироздания, образование небесных тел и причины их движения общими законами развития материи в соответствии с теорией Ньютона». Статья была написана на конкурсную тему, предложенную Прусской академией наук, но молодой ученый не решился принять участие в конкурсе, и она увидела свет только в 1754 г. после возвращения Канта в Кенигсберг. Несколько позднее, в конце лета 1754 г., Кант опубликовал вторую статью, посвященную тем же вопросам космогонии, – «Вопрос о том, стареет ли Земля с физической точки зрения». Эти две статьи стали своего рода прелюдией к космогоническому трактату «Всеобщая естественная история и теория неба, или Попытка истолковать строение и механистическое происхождение всего мироздания, исходя из принципов Ньютона». Трактат вышел анонимно в 1755 г., и вскоре в одном из гамбургских изданий появилась одобрительная рецензия на него.

К концу 1755 г. Кант, уже имея в своем активе две научные статьи, два серьезных трактата по вопросам космогонии и некоторую известность в ученых кругах Пруссии, все еще числился студентом, или, точнее, кандидатом (так в Германии именовались лица, прослушавшие курс лекций в высшем учебном заведении, но не завершившие должным образом свое образование). За годы работы домашним учителем он скопил небольшую сумму, необходимую для начала академической карьеры. 17 апреля 1755 г. Кант подал на философский факультет магистерскую диссертацию «Об огне», через месяц сдал устный магистерский экзамен, и 12 июня в Кенигсбергском университете состоялся торжественный акт возведения молодого философа в ученую степень. Но для того чтобы получить право читать лекции, Канту предстояло пройти габилитацию (так именовалась защита специальной диссертации в публичном диспуте). Очередная диссертация Канта называлась «Новое освещение первых принципов метафизического познания». Защитив ее, он получил звание приват-доцента, т. е. внештатного преподавателя, труд которого оплачивался самими студентами. В первую свою университетскую зиму Кант читал логику, математику, метафизику, естествознание. Затем к ним прибавились физическая география, этика и механика. Преподавание поглощало все время и силы философа, но безбедное существование было обеспечено.

В этот период естественнонаучные материи по-прежнему занимали доминирующее положение в духовных исканиях Канта, но наряду с этим усиливался и интерес к философии. Первой собственно философской работой была вышеупомянутая диссертация. В ней впервые возникает проблема свободы, которая в будущем станет лейтмотивом всего творчества философа.

Значительное влияние на жизнь и творчество Канта оказала война Пруссии с Францией, Австрией и Россией. В этой войне Пруссия потерпела поражение, а Кенигсберг был захвачен русскими войсками. В составе Российской империи появилась новая административная единица, и 24 января 1758 г. город присягнул на верность императрице Елизавете Петровне. Вместе с преподавателями университета принес присягу и Кант. Войны в XVIII в. почти не затрагивали мирное население, и занятия в университете не прерывались. Просто к обычным лекциям прибавились еще и занятия с русскими офицерами. Кант читал для русских слушателей фортификацию и пиротехнику. Некоторые биографы философа считают, что его слушателями в это время могли быть такие известные в российской истории лица, как будущий екатерининский вельможа Г. Орлов и А. Суворов, тогда подполковник.

1762 г. стал переломным для философа. Принято считать, что важнейшую роль в новых исканиях Канта, которые в дальнейшем привели к созданию его критической философии, сыграло знакомство с творчеством Жан-Жака Руссо. Французский мыслитель стал для Канта, по признанию последнего, «вторым Ньютоном». Помимо Руссо, Кант впоследствии называл еще и Д. Юма в качестве мыслителя, который «помог ему пробудиться от догматического сна». Руссо повлиял на Канта как человека и моралиста, Юм подтолкнул его к новым теоретико-познавательным поискам, пересмотру метафизических догм, формированию новой теории познания.

В 1764 г. Канту исполнилось сорок лет. Он уже приобрел известность, уважение коллег и студентов. Хорошо расходились и его книги, а написанные в 1762 г. «Наблюдения над чувством возвышенного и прекрасного» принесли Канту славу модного автора. Но он все еще был приват-доцентом, не получая ни гроша от университета. В Берлине понимали неестественность подобной ситуации, и наконец 31 марта 1770 г. сбылась главная мечта философа: специальным указом короля он был назначен ординарным профессором логики и метафизики. Философу предстояло выполнить еще одну формальность, без которой назначение было недействительно, а именно, защитить профессорскую диссертацию. Новая диссертация называлась «О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира».

После защиты этой диссертации Кант почти ничего не печатал, посвящая все свободное время книге «Критика чистого разума». Этот фундаментальный труд вышел в 1781 г. и обозначил вершину не только немецкой, но и мировой философии. В основе трактата лежала самая общая идея: прежде чем пытаться что-то познать, необходимо исследовать саму нашу способность к познанию. Как строитель тщательно высчитывает количество и качество необходимого материала, так и философ, прежде чем выстроить свою систему, проверяет надежные источники духовного материала. Иными словами, прежде чем рассчитывать на какое-то познание, необходимо исследовать, обладаем ли мы способностью познавать идеи и предметы.

На первый взгляд заявление кажется непривычным: если мы познаем, значит, способны к познанию. Но в том-то и дело, чтомы познаем и насколько наше познание соответствует объективной реальности.

Согласно теории Канта, ни один из источников познания – чувственность, рассудок, разум – не может быть свидетельством достоверного знания вещей. Рассудочные понятия, или категории, не применимы к сверхчувственным вещам. А если это так, то их невозможно не только познать, но и помыслить. Так возникла «вещь в себе», недоступная нашему познанию.

В таком случае, как же все-таки воспринимается вещь? А суть в том, объяснял Кант, что между вещью в себе и разумом стоит понятие об этой вещи, или явление. Оно-то и помогает связать воедино наши представления о мире. Знание ограничено, но зато имеется вера. Вещь непознаваема, но есть ее явление. Отсюда следуют далеко идущие выводы: человек одновременно и свободен (как субъект непознаваемого мира), и несвободен (как существо в мире явлений, от них зависящее). Бог недоказуем (для знания) и в то же время существует (как источник морального закона).

Так великий диалектик создавал свою «философскую вселенную» со своими же законами. И с этих пор никто из философов не мог обойти эти законы, неважно, соглашаясь с ними или отрицая их.

Весной 1784 г. Кант отметил шестидесятилетие. Юбилей застал его в расцвете духовных сил. Одна за другой появлялись книги, статьи, рецензии. К нему наконец пришла настоящая слава. Что касается внешней жизни философа, то она протекала крайне однообразно. В своих заметках о Канте немецкий поэт Генрих Гейне отмечал: «Он жил механически размеренной, почти абстрактной жизнью холостяка в тихой, отдаленной улочке Кенигсберга… Не думаю, чтобы большие часы на тамошнем соборе бесстрастнее и равномернее исполняли свои ежедневные внешние обязанности, чем их земляк Иммануил Кант. Вставание, утренний кофе, писание, чтение лекций, обед, гуляние – все совершалось в определенный час, и соседи знали совершенно точно, что на часах половина четвертого, когда Иммануил Кант в своем сером сюртуке с камышовой тросточкой в руке выходил из дому и направлялся к маленькой липовой аллее, которая в память о нем до сих пор называется философской дорожкой».

И все же друзья философа отмечали, что это был общительный, отзывчивый человек. Он умел не только работать, но и развлекаться, отдыхать, сочетая глубокомысленную ученость со светским лоском. Кант вовсе не был затворником, отшельником, человеком «не от мира сего». По природе он был общителен, по воспитанию и образу жизни – галантен. При этом он не искал славы, не добивался власти, не знал любовных треволнений.

В 1787 г. «Критика чистого разума» была издана повторно. Тем временем Кант был избран ректором университета, а Берлинская академия наук пожизненно включила его в число своих членов. В эти годы философ уже не мог жаловаться на невнимание к своему труду, разве что на такое же, как и прежде, непонимание его идей. Одна за другой появлялись уже не статьи, а целые книги, направленные против него. Его обвиняли в скептицизме и субъективном идеализме. Сам Кант лишь в редких случаях отвечал оппонентам. Научный спор, по его мнению, интересен только тогда, когда можешь сказать что-то новое. Уличать противника в недобросовестности или глупости – занятие неблагодарное, тем более что перед Кантом открылся наконец неизведанный континент мысли, вокруг которого давно спорили великие философы и к которому он сам стремился много лет. Речь идет об этике. В этой области заслуги Канта не менее велики, чем в гносеологии.

Первое систематическое изложение этики Кант предпринял в книге «Основы метафизики нравов», которая увидела свет в 1785 г. В ней философ стремился показать единство практического и теоретического разума (т. е. нравственности и науки). В 1788 г. вышла «Критика практического разума». В этих двух трудах были изложены лишь начала кантовского учения о нравственности. Только в преклонном возрасте философу удалось создать труд, где его этика предстала в завершенном виде, – «Метафизику нравов». Кант утверждал принципиальную самостоятельность и самоценность нравственных принципов: добро есть добро, даже если никто не добр. Философский анализ нравственных понятий свидетельствовал о том, что они не выводятся из опыта, они изначально заложены в разуме человека.

Еще одно важнейшее понятие кантовской философии, которым мы пользуемся и поныне, – категорический императив, закон, можно сказать, на все времена. Слово «императив» (imperativus) с латинского переводится как «повеление». Следовательно, «категорический императив» повелевает каждому человеку действовать по правилу, которое он бы хотел сделать всеобщим, то есть обязательным для всех.

Это означает следующее: если я так поступаю, то хочу, чтобы мой поступок был правилом не только для меня, но и для всех, кто желает поступать по отношению ко мне. Еще проще: если я честен, то пусть будут честны ко мне и другие; но если я не честен, то не должен возмущаться нечестностью других, ибо таково общее правило.

В апреле 1794 г. Канту исполнилось семьдесят. Юбилейных торжеств не было, поскольку в этот период философ вступил на путь конфронтации с прусскими властями. Причиной послужило написание и опубликование ряда статей, в которых автор иронизировал по поводу догматов церкви. Новый король Фридрих Вильгельм II не терпел вольнодумства. Прежний девиз «Рассуждайте, но повинуйтесь» уступил место более привычному «Повинуйтесь, не рассуждая». Тем не менее накануне юбилея Кант опубликовал статью «Конец всего сущего», которая стала последней каплей, переполнившей чашу терпения властей. Поползли слухи о готовящейся над философом расправе. Несмотря на это, в июле 1794 г. Российская Академия наук избрала Канта своим членом.

В 1795 г. между Францией и Пруссией был заключен Базельский мир. Кант откликнулся на это событие трактатом «К вечному миру», ставшим вскоре знаменитым благодаря теоретической основательности и политической злободневности, замешанной на иронии. Этот трактат стал последней работой философа. Достигнув 75-летнего возраста, он почувствовал упадок сил, значительно сократил количество лекций, последнюю из которых прочитал 23 июня 1796 г. В ноябре 1801 г. Кант окончательно расстался с университетом. Его отпустили на покой, сохранив полностью жалованье. С этого времени философ почти не выходил на улицу и не принимал посетителей.

К августу 1801 г. относится и последнее письмо, написанное рукой Канта. Теперь ему было трудно ходить без посторонней помощи. В октябре 1803 г. состояние философа резко ухудшилось, он практически полностью потерял слух. Умер Иммануил Кант 12 февраля 1804 г.

Еще в 1799 г. Кант распорядился относительно собственных похорон. Просил, чтобы состоялись они на третий день после кончины и были по возможности скромными: пусть присутствуют только близкие и друзья, а тело предадут земле на обычном кладбище. Получилось иначе. С мыслителем прощался весь город. Доступ к покойному продолжался шестнадцать дней. Гроб несли 24 студента, за гробом шел строем весь офицерский корпус гарнизона и тысячи сограждан. Похоронили Канта в профессорском склепе, примыкавшем к кафедральному собору Кенигсберга с северной стороны.

Иммануил Кант в жизни и творчестве являет собой редкий пример счастливого человека. Обладая абсолютной свободой духа, он подчинил свое физическое существование одной цели, одному идеалу – поискам бессмертной истины бытия. Да и разве мог Кант считать себя несчастливым, мог ли пожаловаться на какие-то немилости судьбы, он, вдохновенно открывший чудо небесного и земного мира: «Вечно новым и постоянно возрастающим удивлением и благоговением две вещи наполняют душу, чем чаще и постояннее ими занимается размышление: звездное небо надо мною и нравственный закон в человеке».

 

Иоганн Готлиб Фихте

(1762 г. – 1814 г.)

Немецкий философ. Основные сочинения: «Основы общего наукоучения»; «Очерк особенностей наукоучения по отношению к теоретической способности»; «Первое введение в наукоучение»; «Второе введение в наукоучение»; «Опыт нового наукоучения»; «Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии»; «Замкнутое торговое государство».

В истории философии Иоганн Готлиб Фихте занимает более чем заметное место: его идеи, изложенные нарочито усложненным языком в субъективно-идеалистическом духе, тем не менее были необычайно популярны и в XVIII, и в XIX веках. Уже в первых трактатах Гегеля можно обнаружить влияние Фихте. Еще большее воздействие он оказал на Шеллинга, который не отошел от идей Фихте и после того, как создал свою знаменитую «Систему трансцендентального идеализма». Да и в дальнейшем мыслители, исповедующие субъективный идеализм, так или иначе отталкивались от философии Фихте. Отвергнув кантовскую непознаваемую «вещь в себе», утвердив моральную и познавательную автономию человеческой личности, Фихте открыл дальнейший этап развития классической философии.

Иоганн Готлиб Фихте родился 19 мая 1762 г. в селении Рамменау, в Саксонском Лаузице. Он был первенцем в многодетной семье Христиана Фихте, потомственного сельского ткача. Мать будущего философа, дочь торговца полотнами, считала свой брак неравным. Чрезмерное самомнение этой женщины, по-видимому, часто омрачало супружескую жизнь. По крайней мере, из писем Фихте видно, что она была упрямой, сварливой и вспыльчивой женщиной, отравлявшей жизнь добродушному и терпеливому, но слабохарактерному супругу. Иоганн удивительно походил на мать не только фигурой и чертами лица, но и упрямством, обостренным чувством собственного достоинства, что, кстати, и привело его в дальнейшем к серьезному разладу с матерью.

Детство Иоганна было характерным для детей из бедных деревенских семей. Читать и писать он учился где придется, с юных лет помогал отцу у ткацкого станка, пас гусей. Трудно было бы рассчитывать ему на хорошее образование, если бы не помог случай: деревенский пастор заметил мальчика, отличавшегося прекрасной памятью и любовью к чтению, и стал регулярно с ним заниматься. Последовавшие за этим события похожи на сказочный сюжет. Богатый помещик из соседней деревни барон фон Мильтиц, гостя у своего друга в Рамменау, решил послушать проповедь пастора, но опоздал к службе. Тогда ему посоветовали позвать Иоганна, который на память знал все проповеди своего наставника. Прослушав юного проповедника, изумленный барон решил, что такому таланту нельзя пропасть в глуши. В 1774 г. он устроил 12-летнего Иоганна в училище в г. Шульпфорте – закрытое учебное заведение для дворянских детей. А спустя шесть лет Фихте стал студентом теологического факультета Йенского университета. К этому времени его покровитель умер, и хотя юноша и получал материальную поддержку от семейства Мильтицев, этой помощи было явно недостаточно. Нужда заставила его отказаться от карьеры сельского пастора, и с 1784 г. Фихте стал учительствовать в богатых семействах Саксонии.

К этому времени относится и серьезный конфликт Фихте с матерью, которая страстно желала видеть своего сына на церковной кафедре. Ее незаслуженные упреки и обвинения, а также постоянная нужда сделали жизнь молодого Фихте сущим адом. Спасение пришло в 1788 г.: один из друзей нашел Иоганну место домашнего учителя в Швейцарии. В сентябре молодой учитель прибыл в Цюрих, где стал воспитателем двоих детей владельца гостиницы.

Это время было для Фихте периодом интенсивного изучения языков и напряженной переводческой деятельности. Он переводил Горация, Руссо, Монтескье, писал статьи и зарисовки на литературные темы. Занявшись переводом немецкого поэта Фридриха Клопштока на французский язык, Иоганн стал частым гостем в его доме, где познакомился с племянницей поэта Иоганной Марией Ран. Иоганна завидной невестой не считалась: она была на четыре года старше Фихте, не отличалась ни красотой, ни блестящим умом, а приличное состояние, унаследованное от отца, было частично растрачено человеком, который вел финансовые дела семьи. И все же Фихте искренне полюбил эту молодую женщину, пленившись ее кротостью, мягкостью суждений, добротой и готовностью принести себя в жертву ради любимого человека. Молодые люди решили пожениться, но по разным причинам (в основном материального плана) свадьба несколько раз откладывалась, и лишь в 1793 г. Фихте и Иоганна наконец обвенчались. Этот брак был счастливым. Фихте обрел преданную и духовно близкую ему женщину, поддержка и помощь которой позволили ему до конца своих дней полностью отдаться любимому делу – философии.

В 1790 г. Фихте впервые познакомился с трактатами Канта, которые произвели настоящий переворот в мировоззрении молодого учителя. Он писал: «Я посвящу этой философии, по меньшей мере, несколько лет – и все, что я отныне буду писать, будет только о ней. Она невероятно трудна, и ее непременно надо сделать более легкой». Чтобы встретиться с Кантом, Фихте пешком отправился в Кенигсберг, где и представил великому философу свое первое сочинение «Опыт критики всяческого откровения». Тот помог изданию труда начинающего философа, а благоприятная рецензия Канта и его публичное подтверждение авторства Фихте сделали его известным. Дело в том, что на заглавном листе этого религиозно-философского сочинения в типографии случайно забыли указать имя автора, и читающая публика, ожидавшая издания кантовского учения о религии, случайную анонимность приняла за намеренную. А поскольку содержание сочинения явно носило печать кантовского духа, возникло мнение, что автором мог быть только Кант. Тогда маститый философ поместил в печати опровержение, указав настоящее имя автора. Так Фихте сразу попал в число знаменитостей. Его первый публичный труд привлек такое внимание в философских кругах, что неоднократно становился предметом словесных и письменных диспутов, а в конце 1793 г. Фихте получил приглашение занять кафедру философии в Йене.

Новый преподаватель вызвал огромный интерес у студенческой аудитории. Студенты ждали его с нетерпением, приняли с восторгом и даже устроили овацию. Публичные лекции Фихте на тему «Назначение ученого» собирали так много слушателей, что их не вмещала огромная аудитория университета. Студентов увлекали энергия и пафос Фихте, резко отзывавшегося о старых порядках и призывавшего идти дорогой разума и свободы, проложенной Великой Французской революцией. Да и как могли не взволновать свободолюбивую молодежь речи преподавателя, в которых были такие слова: «Всякий, считающий себя господином других, сам раб. Если он и не всегда является таковым, то у него все же рабская душа, и перед первым попавшимся более сильным, который его поработит, он будет гнусно ползать… Только тот свободен, кто хочет все вокруг себя сделать свободным».

Помимо публичных выступлений, Фихте читал и курс частных лекций, в которых излагал основы своей философской системы. Позднее они составили содержание его важнейшего сочинения этого периода под названием «Основа общего наукоучения». И хотя лекции были трудны для восприятия, ораторское искусство Фихте помогало лучше понять сложный материал.

Главной задачей практической философии, которая проповедовалась в «наукоучении», Фихте считал выяснение условий, при которых возможна человеческая свобода в процессе познания. По его мнению, свободная воля осуществляется лишь тогда, когда деятельность каждого опирается на строгую научную систему. Каждая наука имеет в своем основании положения, которые не являются безусловными и обосновываются другими источниками. А вот философия – это «наука о науке», она рассматривает такие положения, которые едины для всех наук.

Началом так называемой «критической философии», или «наукоучения», Фихте считал мыслящее «Я», из которого можно вывести все содержание мышления и чувственности. «В том-то и состоит сущность критической философии, – писал он, – что в ней устанавливается некоторое абсолютное «Я» как нечто совершенно безусловное и ничем высшим не определимое».

Фихте подхватил идею Канта об активности сознания. По словам Гегеля, он освободил кантовское учение от «досадной непоследовательности» – вещи самой по себе. Перед человеком всегда только процесс и результаты его деятельности. Следовательно, рассуждал Фихте, основа сущего – субъект, «Я». Для Фихте противоречие – творческое начало, источник действия и развития. «Я» с неизбежностью переходит в свою противоположность – «не-я»; затем они сливаются воедино.

Очень образно объяснил некоторые термины философа Гейне. Он писал: «Толпа полагала, что фихтевское «Я» есть «Я» Иоганна Готлиба Фихте и что это индивидуальное «Я» отрицает все прочие существования. «Какое бесстыдство! – восклицали добрые люди. – Этот человек не верит, что мы существуем, мы, которые гораздо толще его и в качестве бургомистров и судейских делопроизводителей даже приходимся ему начальством». Дамы спрашивали: «Верит ли он хотя бы в существование своей жены? Нет? И это спокойно терпит мадам Фихте!»

Но фихтевское «Я» совсем не есть индивидуальное «Я», а возвысившееся до сознания всеобщее, мировое «Я». Фихтевское мышление не есть мышление какого-то индивида, какого-то определенного человека, носящего имя Иоганн Готлиб Фихте; это, напротив, всеобщее мышление, проявляющееся в отдельной личности. Как говорят: «темнеет», «расцветает», так и Фихте должен был говорить не «я мыслю», но «мыслится», и «всеобщее мировое учение мыслит во мне».

Итак, исходное начало – не единичный человек, строго говоря, не «Я», а «Мы». Фихте недвусмысленно обращает внимание на это обстоятельство: «Речь идет не обо мне, если бы вообще дело было в моей личности, я мог бы заняться ею, не говоря об этом ни одному человеку. И вообще, для мира не имеет значения и не составляет события вопрос о том, что мыслит и чего не мыслит отдельная личность. «Мы» как всецело ушедшая в понятие и в абсолютном забвении наших индивидуальностей слившаяся в единое мышление община… вот кто желал мыслить и исследовать, и именно об этом «Мы», а отнюдь не о своем «Я» думаю я».

Иными словами, согласно Фихте, мир – это комплекс моих ощущений, и если нет ощущений, то нет и мира. Такая идея поставила философа в ряд крайних субъективных идеалистов, хотя с исторической точки зрения Фихте давал новое развитие всей классической немецкой философии. В то же время субъективный идеализм Фихте отличался от идеализма Беркли в том, что касается активного проявления «Я» (вместо пассивного у Беркли). А подобная позиция в какой-то мере сближала Фихте с объективным идеализмом.

Этика Фихте основывается на понятии свободы. Нравственный долг человека – стать свободным благодаря своей активности, уважая при этом свободу других. Свобода же состоит в добровольном следовании нравственным законам.

Йенский период творчества оказался для философа весьма насыщенным. Он издавал «Философский журнал общества немецких ученых», написал ряд исследований, в том числе «Основы естественного права» и «Систему учения о нравственности», вел активную преподавательскую работу. «Наукоучение» Фихте привлекло многих выдающихся ученых, поэтов, в числе которых Гете, Якоби, Гумбольдт, братья Шлегели, Шиллер. Значительно улучшилось и его материальное положение. Жалованье и гонорары за опубликованные работы составляли 3000 талеров в год, часть из которых он исправно отсылал родственникам в Рамменау.

Но не только друзья и единомышленники окружали Фихте: были и недоброжелатели, недовольные его бескомпромиссной позицией в некоторых философских вопросах, в частности отходом от идей Канта. Да и сам Кант замечал, что Фихте слишком далеко ушел от его основных положений, якобы их утверждая. К примеру, отказался от «вещи в себе», а разумом признал отвергнутую им способность к интуиции. Так в конце 1790-х годов возник теоретический спор «об атеизме», приведший к общественному скандалу. Фихте обвинили в ограничении религии одной лишь моральной сферой, хотя его мораль в целом имела все же религиозный характер. Кроме того, обвинения строились и на мнении некоторых противников Фихте о том, что он «демократ» и даже «якобинец». Легенда была пущена в оборот из-за статей о Французской революции, которые философ публиковал еще в 1793 г.

Попытки друзей и покровителей, в том числе и Гете, защитить философа успеха не имели, и в 1799 г. Фихте вынужден быть подать в отставку. В том же году он уехал в Берлин, где начался новый этап его жизни и творческой деятельности. Примечательно, что когда в столице Пруссии возник вопрос о благонадежности философа, король отреагировал на это таким образом: «Если Фихте такой спокойный гражданин, каким кажется по всему… то ему можно спокойно разрешить проживание в моем государстве; если правда, что он находится во враждебных отношениях с Господом Богом, то пусть это дело улаживает с ним Господь Бог, меня это не касается».

В Берлине в начале 1800-х годов были написаны сочинение «Замкнутое торговое государство», которое Фихте считал своим лучшим трудом; трактат «Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии». Кроме того, продолжалась и преподавательская деятельность: Фихте начал читать в Берлинском университете цикл лекций «Основные черты современной эпохи», в котором намечал разработку концепции философии истории, после чего последовали лекции по философии религии, опубликованные затем под заглавием «Наставления к блаженной жизни, или Учение о религии».

Поражение немцев в войне с Наполеоном, оккупация Берлина стали драматическими моментами в жизни философа, как и для многих его соотечественников. Не желая жить, как говорил сам Фихте, «под чужеземным владычеством», он переехал в Кенигсберг, но затем снова вернулся в Берлин, где оставалась семья. Зимой 1807–1808 г. Фихте в поверженном Берлине читал курс лекций «Речи к немецкой нации». В них он говорил о преодолении эгоизма и нравственном воспитании, о патриотизме и немецкой самобытности, но слушатели (а послушать Фихте приходили практически все образованные берлинцы) понимали: речь идет о необходимости осознать причины краха и найти силы для борьбы за национальное единство и освобождение. Естественно, Фихте понимал, какой опасности подвергается: в Берлине стоял французский гарнизон, четко отслеживая антифранцузскую деятельность и применяя карательные меры. Анализируя сложившуюся ситуацию, философ, по свойственной ему привычке, изложил свои мысли на бумаге: «То, что мне лично угрожает опасность, вовсе не идет в счет, а скорее может произвести весьма выгодное впечатление. Моя же семья и мой сын не останутся без помощи нации, а последний обретет преимущество в том, что его отец был мучеником. Это был бы самый лучший жребий».

Нервное напряжение, связанное с дальнейшей творческой работой, сказалось на физическом самочувствии Фихте. Весной 1808 г. он тяжело заболел и только через два года смог возобновить преподавательскую деятельность. Весной 1810 г. он принял приглашение занять должность декана философского факультета Берлинского университета, а вскоре был избран ректором. Для Фихте это была нелегкая ноша, если учесть его темперамент, прямой характер, неумение и нежелание идти на компромиссы. Не смирившись с порядками, царившими в университетской среде, он уже через полгода подал в отставку, которая была принята весной 1812 г.

Тем временем наполеоновские войска потерпели сокрушительное поражение в России. Это означало, что и перед Пруссией открывалась возможность освободиться от французской оккупации. Патриотический подъем, царивший в стране, благотворно повлиял и на Фихте. Он занялся переработкой наукоучения, закончил новые сочинения – «Об отношении логики и философии, или О трансцендентальной логике», «Факты сознания», «Вводные лекции в наукоучение». Но болезнь настигла философа там, где ее меньше всего ожидали. В 1814 г. после окончательного поражения Наполеона Фихте записался в ополчение, а его жена стала ухаживать за ранеными солдатами в госпитале, где заболела тифом. Болезнь приняла настолько острую форму, что врачи уже и не надеялись на спасение. Однако кризис прошел, Иоганна выздоровела, а вот Фихте, трепетно за ней ухаживавшего и заразившегося от нее тифом, спасти не удалось. Он скончался 27 января 1814 г. На могильной плите его ученики начертали библейские слова: «Учители будут сиять подобно небесному свету, а те, кто указывает путь к добродетели, – подобно звездам всегда и навеки».

 

Георг Гегель

(1770 г. – 1831 г.)

Полное имя – Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Немецкий философ. Основные сочинения: «Феноменология духа»; «Наука логики»; «Энциклопедия философских наук»; «Основы философии права»; лекции по философии истории, эстетике, философии религии, истории философии (опубликованы посмертно).

Сравнительно короткий период возникновения и развития немецкой классической философии – с 80-х годов XVIII в. по 30-е годы XIX в. – явил миру целую плеяду оригинальных мыслителей, впитавших, в то же время, идеи многих своих предшественников – от мудрецов античности до философов эпохи Возрождения. Это философское наследие по-новому осмыслил и дополнил Георг Гегель, чье творчество стало вершиной в развитии философской мысли Нового времени.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель родился 27 августа 1770 г. в столице Вюртембергского княжества г. Штутгарте, в семье высокопоставленного чиновника, секретаря казначейства Георга Людвига Гегеля и его жены Марии Магдалины. В семь лет Георга отдали в латинскую школу, затем он поступил в лучшую в городе гимназию. Кроме того, мальчик занимался с домашними учителями, поскольку отец считал, что школьного образования для его сына недостаточно. Любимым занятием Георга в школьные годы было чтение, все свои карманные деньги он тратил на книги, а свободное время проводил в герцогской библиотеке, которая была открыта для посторонних по субботам и воскресеньям. Книги он любил серьезные, с увлечением читал трагедии Софокла и Еврипида и даже переводил Эпиктета и Лонгина. Из прочитанного делал обширные выписки, которые с чисто немецкой педантичностью раскладывал по различным отраслям знаний – филология, эстетика, арифметика, геометрия, психология и т. д. Для каждого раздела была заведена специальная папка. Этими папками, постоянно пополняемыми, Гегель пользовался всю жизнь.

По существующим в гимназии правилам ее выпускникам при окончании надлежало произнести речь. Выступление Гегеля на тему «О жалком состоянии искусств и наук у турок» произвело большое впечатление на руководство гимназии и даже обеспечило ему герцогскую стипендию, которой он воспользовался при поступлении в 1788 г. на богословское отделение теологического факультета университета в Тюбингене. Будущий пастор учился прилежно, отдавая в то же время дань традиционным студенческим шалостям. Он любил выпить в веселой компании, поиграть в карты и фанты, приударял за хорошенькими девушками. Правда, неловкий, неряшливо одетый Георг у женщин успехом не пользовался. Первый университетский год Гегель закончил с блестящей аттестацией – «способности отличные, старательный, поведение отличное». Однако в последующие курсы при тех же отличных оценках его поведение будет желать лучшего.

Французская революция 1789 г. и, в частности, «Декларация прав человека и гражданина», принятая Национальным собранием, довольно быстро превратила благонравного студента и любителя студенческих застолий в человека, живо интересующегося политикой. В Тюбингене, как и в других городах Германии, возник политический клуб, где активно обсуждались революционные события во Франции и кипели страсти по поводу дальнейшей судьбы Германии. Гегель, как и его ближайшие друзья Шеллинг и Гельдерлин, стали активными членами клуба и даже, по примеру коммунаров, торжественно посадили символическое дерево свободы.

Здесь следует отметить, что именно политика связала двух великих немцев – Шеллинга и Гегеля – узами дружбы на всю жизнь, тогда как общность теоретических философских интересов возникла намного позднее. Поскольку философией Гегель в то бурное время интересовался сравнительно мало, идеям Канта он предпочитал революционные идеи Руссо. И тем не менее уже в двадцатилетнем возрасте он стал магистром философии, представив в качестве магистерской диссертации два сочинения – «О суждении обыденного человеческого рассудка по поводу объективности и субъективности представлений» и «Об изучении истории философии».

В 1793 г. Гегель закончил университет. Выпускное свидетельство гласило: «здоровье слабое; рост средний; красноречием не отличается; жестикуляция несдержанная; способности отличные; суждения здравые; физическое развитие достаточное; по теологии успевал; церковным красноречием занимался не без усердия; в филологии сведущ; в философии никаких стараний не проявил». Увы, экзаменаторы не могли распознать в своем воспитаннике будущего великого мыслителя!

После окончания университета Гегель не стал стремиться к духовной карьере. Свою роль в этом решении сыграло его увлечение идеями Руссо. В конце 1793 г. Георг отправился на родину своего кумира, в Швейцарию, правда, не в Женеву, а в Берн, где стал воспитателем троих детей патриция Карла Фридриха Штейгера. И поскольку занятия с детьми отнимали не так уж много времени, Гегель увлеченно занимался литературными занятиями, изучал философию Канта, благо, под рукой была обширная библиотека хозяина. Привлек начинающего философа и образ Христа. Летом 1795 г. была написана «Жизнь Иисуса», а через несколько месяцев Гегель завершил еще одно сочинение, которое впоследствии получило название «Позитивность христианской религии».

В начале 1797 г. Гегель переехал во Франкфурт. Здесь у него начался бурный роман со скромной модисткой Нанеттой Эндель, «маленькой черноокой голубкой», как он ее называл. Однако вскоре страсть угасла. Как позже писал Гегель, «никакая любовь не бывает столь сильна, чтобы заставить удалиться в пустыню, отказаться от удобств и жить только одной любовью». Нанетта так до самой смерти и не вышла замуж, сохранив как святыню те несколько писем, которые Гегель прислал ей из Франкфурта.

В 1800 г. скончался отец Гегеля, и хотя доля наследства была невелика, ее все же хватило для начала академической карьеры. С этой целью Гегель в следующем году переехал в Йену, поскольку Йенский университет считался лучшим в Германии. Там он поселился у Шеллинга, ему же посвятил свою первую опубликованную работу «Различие между системами Фихте и Шеллинга», в которой Гегель полностью поддерживал субъективный идеализм своего друга.

В августе 1801 г. 31-летний магистр философии Гегель получил право читать лекции на философском факультете Йенского университета. В октябре он представил к защите диссертацию «Об орбитах планет». Как лектор приват-доцент Гегель успехом не пользовался. Говорил он негромко, с трудом подыскивая слова, и совершенно не заботился о гладкости и доступности изложения. В первый семестр к нему записалось всего одиннадцать человек. Да и в дальнейшем число его студентов было невелико. Однако это была своеобразная каста. Студенты Гегеля держались особняком и свысока поглядывали на остальную публику. Гегель для них был высшим существом, оракулом, изрекавшим подчас непонятную, но всегда непреложную истину.

Один из учеников оставил описание внешности Гегеля: «Суровые черты лица и сверкающий взгляд больших глаз, выдававший мыслителя, погруженного внутрь, внушали робость и если не отпугивали, то, во всяком случае, действовали сдерживающе, но с другой стороны, покоряла и приближала мягкая и дружелюбная манера говорить. У Гегеля была необычная улыбка… Я бы сравнил эту улыбку с лучом солнца, пробивающимся сквозь тяжелые тучи и освещающим часть ландшафта, в целом покрытого мрачной тенью».

Университетское начальство Гегеля недолюбливало. Правда, у него при Веймарском дворе был могущественный покровитель – министр Гете. Великий поэт симпатизировал молодому философу и даже видел в нем наследника Шеллинга. Именно Гете выхлопотал для Гегеля профессорское звание и, хотя и мизерное, но все-таки жалованье – 100 талеров ежегодно. Кстати, уже в ХХ в. немецкие исследователи выяснили, что между Гегелем и Гете существовало отдаленное родство: бургомистр Франкенберга Иоганн Лаук, живший в XVI в., был их общим предком. Правда, они сами об этом даже не подозревали.

В январе 1802 г. Гегель совместно с Шеллингом приступил к изданию «Критического журнала философии», в котором друзья намеревались «положить конец псевдофилософскому безобразию». Гегель и Шеллинг являлись не только редакторами, но фактически и авторами всех шести увидевших свет номеров. Статьи публиковались без подписи, поэтому до сегодняшнего дня нет ясности относительно доли участия обоих философов в той или иной работе. В мае 1803 г. Шеллинг уехал в Баварию, и «Критический журнал философии» прекратил свое существование. Первые годы Гегель поддерживал с Шеллингом приятельские отношения, они активно обменивались письмами, и все же дело шло к разрыву, который наступил после появления «Феноменологии духа».

После закрытия журнала Гегель ничего не публиковал, хотя уже были готовы чистовые рукописи «Конституция Германии», «Система нравственности», записи лекционных курсов. Первое упоминание о работе над «Феноменологией духа» относится к 1805 г. В следующем году в Бамберге издатель Гебхарт начал печатать этот, еще не завершенный, труд. Однако дальнейшей публикации помешала война между Пруссией и Францией. В октябре 1806 г. французские войска заняли Йену, и Гегелю, с рукописью в кармане, пришлось укрываться в доме проректора университета. Впоследствии Гегель будет гордиться тем, что «Феноменология духа» была завершена в ночь накануне битвы под Йеной.

«Феноменология духа», с подзаголовком «Наука об опыте сознания», увидела свет в 1807 г. Грандиозен замысел этого произведения – показать сознание человека и человечества в историческом развитии. Этот труд часто сравнивают с гетевским «Фаустом». И, действительно, определенное сходство налицо. Метания Фауста в поисках смысла жизни как бы соответствуют блужданиям «главного героя» «Феноменологии» Мирового Духа, прокладывающего путь к истине. Различие только в том, что «Фауст» написан великолепным поэтическим слогом, а «Феноменология» – труднодоступной прозой. Уже на склоне лет Гегель назвал «Феноменологию духа» «путешествием за открытиями». Следует отметить, что этот фундаментальный труд и поныне является одним из краеугольных камней мировой философии.

В марте 1807 г. Гегель навсегда покинул Йену. Он уехал в Бамберг, где ему предложили занять пост редактора ежедневной «Бамбергской газеты». Главную роль в отказе от академической карьеры сыграл материальный фактор. Наследство отца было потрачено, имущество разграблено французами, на мизерное профессорское жалованье прожить не удавалось. Кроме того, было еще одно скандальное обстоятельство, заставлявшее Гегеля покинуть Йену. В феврале 1807 г. у него родился внебрачный сын, окрещенный Людвигом. Матерью ребенка была Христиана Буркхард, жена хозяина дома, в котором проживал философ. Гегель не отказывался от сына, но о преподавательской карьере в Йене, известной пуританскими нравами, можно было забыть. Христина без скандала отпустила Гегеля, взяв с него обещание жениться, если она станет вдовой.

Два года, проведенные Гегелем в Бамберге, не ознаменовались ни одной теоретической публикацией. Почти весь рабочий день отбирала у него газета. Однако именно в Бамберге был написан небольшой очерк «Кто мыслит абстрактно?», показывающий Гегеля как блестящего популяризатора собственного учения. Как правило, к абстрактному мышлению люди относятся с почтением, как к чему-то возвышенному. А между тем, Гегель показал, что и необразованный человек может мыслить так называемым абстрактно примитивным мышлением. В доказательство он приводит множество остроумных примеров, в частности, рассказывает об одной доброй старухе, говорившей: «Ну и что ж, что дурная погода, все лучше, чтоб была дурная, чем если б совсем погоды не было!»

В 1808 г. Гегель переехал в Нюрнберг, где в течение восьми лет занимал место ректора гимназии. И хотя Нюрнбергская гимназия считалась образцовой, это никак не сказывалось на жалованье ректора. Средств для достойного существования явно не хватало. Тем более, что, подходя к сорокалетнему рубежу, философ решил обзавестись собственной семьей. Его избранницей стала юная девушка Мария фон Тухер, происходившая из знатной семьи. Она была почти вдвое моложе Гегеля и благоговела перед женихом, восхищаясь его умом и знаниями. Бракосочетание состоялось в сентябре 1811 г. Гегель был несказанно рад изменениям в своей личной жизни. В письме к одному из друзей он писал: «Я достиг своей земной цели – служба и любимая жена – это все, что нужно на этом свете». Для него наступили будни супружества, с житейскими радостями и горестями. Родившаяся первой дочка умерла вскоре после рождения. Затем появились на свет сыновья Карл и Иммануил.

Гегель лично занимался домашним хозяйством, по швабскому обычаю, вел домашний календарь ежедневных трат, а жена обходилась одной служанкой. И тем не менее семья и хозяйство не отвлекали его от философских занятий. Уже через год после свадьбы, в 1812 г., увидел свет первый том «Науки логики», а еще через год появляется фундаментальный свод «Энциклопедия философских наук», в который вошли «Наука логики», «Философия природы», «Философия духа». Гегель первым пересмотрел традиционную логику, идущую от Аристотеля, и выдвинул немало смелых тезисов. Его диалектику по праву называют «гегелевской». Гегель создал не только собственную философскую систему, но и придумал для нее новый язык. «Абсолютная идея», «абсолютный дух», «отчуждение» – все это термины из словаря великого немецкого мыслителя, который возвел философию в сан высочайшей религии.

В августе 1816 г. Гегель наконец получил приглашение из Гейдельберского университета занять вакантное место ординарного профессора и уже 28 октября читал свою первую лекцию. На его курс логики летом 1817 г. записалось семьдесят человек; впечатляющая цифра, если учесть, что в университете обучалось только 35 философов и филологов. А уже в следующем году 12 марта король Пруссии подписал указ о назначении Гегеля ординарным профессором философии Берлинского университета. В конце сентября Гегель с семейством перебрался в Берлин, где и прожил до конца своих дней.

В Берлине, бывшем в то время центром немецкого Просвещения, Гегель акклиматизировался быстро. У него расширился круг знакомств, причем среди знакомых были министры, тайные советники, знаменитости из мира искусства и науки. Из воспоминаний современников известно, что Гегель любил развлекаться, охотно выслушивал городские сплетни, живо обсуждал политические новости. Ему было приятно общество женщин, в том числе и юных девушек, чьей красотой и свежестью он не уставал восхищаться. Гегель был щеголем, значительное место в бюджете занимали наряды философа и его жены, ибо, как он говорил, «борьба против моды – мальчишество».

В начале 1810-х годов Гегель интенсивно работал над «Основами философии права». Книга была закончена только в 1819 г., но понадобился еще год, чтобы добиться у цензуры разрешения на публикацию. В предисловии к «Основам философии права», датированном 25 июня 1820 г., Гегель отмечал, что непосредственным побуждением к изданию книги является потребность дать в руки слушателей пособие к лекциям. Вместе с тем, он хочет вызволить философию из позорного упадка, в котором она находится.

В октябре 1829 г. Гегель стал ректором Берлинского университета (ректор избирался из числа профессоров сроком на один год), а в январе 1831 г. был удостоен ордена Красного орла 3-й степени. 14 ноября того же 1831 г. Георг Гегель скоропостижно скончался. Врачебное заключение гласило, что причиной смерти стала холера в интенсивной форме (в Берлине в то время была эпидемия этой страшной болезни). Правда, этот диагноз сразу же поставила под сомнение жена покойного Мария. И многие исследователи творчества философа с ней согласны, считая, что скорее всего причиной смерти было желудочное заболевание, которым философ страдал последние годы. Да и хоронили Гегеля не как жертв эпидемии, тела которых немедленно закапывали на особом кладбище. Торжественное погребение философа состоялось 16 ноября. Длинная процессия студентов сопровождала гроб на кладбище, где ректор университета произнес траурную речь. Могила Гегеля находится в центре Берлина, на кладбище близ Ораниенбургских ворот. Рядом покоятся не менее знаменитые немцы – философ Иоганн Фихте и драматург Бертольд Брехт.

 

Фридрих Шеллинг

(1775 г. – 1854 г.)

Полное имя – Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг. Немецкий философ. Основные сочинения: «Идеи к философии природы»; «О мировой душе»; «Первый набросок философии природы»; «Общая дедукция динамического процесса».

В лице Фридриха Шеллинга немецкая философия получила не только достойного продолжателя идей Канта, Лейбница и Фихте, но и закрепила славу целого направления философии, получившего название «идеализм». Притягательна и личность философа. Рано обнаруживший огромные мыслительные способности, он в зрелом возрасте практически перестал печататься, а потому большинство его работ появилось в печати уже посмертно. Философы-современники относились к нему по-разному. Одни боготворили, другие недолюбливали за, как им казалось, излишнюю смелость, а третьи просто негодовали. Известен, например, отзыв математика К. Гаусса, у которого, по его словам, при чтении Шеллинга «волосы вставали дыбом». А биолог М. Шлейден даже назвал Шеллинга «философским Калиостро». Но равнодушным этот великий мыслитель не оставил никого, а со временем все отрицательные характеристики сменились чувством изумления и восхищения.

Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг родился 27 января 1775 г. в Леонберге (близ Штутгарта). У Фрица, так называли мальчика в семье, были еще младшая сестра и три брата.

Первые впечатления будущего философа были связаны с г. Бебенхаузеном, куда семья переехала в 1777 г. Переезд был связан с тем, что его отец, магистр богословия и знаток древних языков, получил там место преподавателя в монастырском училище. Это учебное заведение готовило молодых людей к поступлению на богословский факультет в Тюбингене.

Таланты юного Шеллинга проявились очень рано. В шесть лет он был отдан в начальную школу, а в восемь, с одобрения и под покровительством отца, уже начал изучение древних языков. Свободно овладев латынью, греческим, древнееврейским, арабским языками, Фриц уже в 15 лет, т. е. на три года раньше положенного срока, стал студентом Тюбингенского богословского технологического университета. В университетском интернате он близко сошелся с Гегелем и Гельдерлином, дружба с которыми стала определяющей для развития интересов юноши. Объединяла молодых людей не только совместная учеба, но и увлечение французской революцией. По преданию, Гегель и Шеллинг посадили на лугу «дерево свободы». Кроме того, Шеллинг, согласно той же молве, будучи участником революционного студенческого клуба, перевел на немецкий язык «Марсельезу».

Интерес к политике развивался параллельно с увлечением философией. Студент Шеллинг самостоятельно штудировал Канта, осваивал историю мифологии. Свою первую диссертацию, принесшую магистерскую степень в 17 лет, посвятил проблемам критического и философского истолкования некоторых положений Книги Бытия. А вот первая публикация касалась уже иной темы, статья называлась: «О мифах, исторических сказаниях и философемах древности».

После окончания университета в 1795 г. Шеллинг, отказавшись от духовной карьеры, стал домашним учителем. Вместе с двумя своими воспитанниками, выходцами из богатой семьи, он переехал в Лейпциг, где занялся естествознанием. Две его работы – «Идеи к философии природы» и «О мировой душе» – принесли молодому философу известность в научных кругах. По рекомендации Гете Йенский университет пригласил Шеллинга на должность экстраординарного профессора.

Конец XVIII и начало XIX в. ознаменовались для Шеллинга целым рядом философских трудов. Среди них трактаты «Система трансцендентального идеализма», «Изложение моей философской системы» и диалог «Бруно». Йенский период для Шеллинга вообще был богат событиями. В этом городе он сблизился с кружком немецких романтиков – Фридрихом и Августом Шлегелями, Людвигом Тиком, Новалисом. Участие в кружке пробудило интерес к искусству и заметно повлияло на становление художественных вкусов 29-летнего Шеллинга. Правда, он все же предпочел оставаться несколько в стороне от дружественного круга, по крайней мере, в плане философских воззрений на религию и мифологию.

На окончательный разрыв с романтиками повлияло увлечение Шеллинга женой поэта-романтика Фридриха Шлегеля Каролиной, женщиной интеллигентной, находившей общий язык и с философами, и с поэтами. Обаятельная и талантливая, Каролина и сама была не чужда писательства, публикуя и редактируя статьи о романтизме. В мае 1803 г. она разошлась со Шлегелем и вышла замуж за Шеллинга. Теперь Фридриха ничто не удерживало в Йене: в том же 1803 г., посетив Веймар и попрощавшись с Гете и Шиллером, супруги переехали в Вюрцбург, где Шеллингу было предоставлено место ординарного профессора. Здесь он работал над курсами «Философия искусства» и «Система всей философии». Эти публикации появились в печати уже посмертно.

С 1806 г. Шеллинг на долгие годы обосновался в Мюнхене, где был назначен штатным членом Баварской академии наук. Речь «Об отношении изобразительных искусств к природе», произнесенная по случаю именин короля, принесла ему монаршую милость, а вскоре и пост генерального секретаря Академии художеств. Отныне и до конца своей жизни Шеллинг был избавлен от материальных забот, что позволило ему полностью отдаться научно-философской деятельности.

Но судьба нанесла ему жестокий удар: в сентябре 1809 г. в расцвете сил скоропостижно скончалась от дизентерии Каролина, любимая жена, друг и помощник в работе. Через три года Шеллинг женился на юной Паулине Готтер, дочери подруги Каролины, которую девушка очень любила и даже называла второй матерью. И хотя этот союз тоже оказался счастливым, что-то как бы «сломалось» в жизни Фридриха. Как и прежде, он много работал, однако ни одного значительного произведения не опубликовал.

Потеря первой жены усилила религиозность философа. И если в 1804 г. в работе «Философия и религия» он отрицал личное бессмертие, то теперь готов был поверить, что Каролина ушла не навсегда, что живут не только воспоминания о ней, но и часть ее самой. Бессмертию души Шеллинг посвятил диалог «Клара», также опубликованный посмертно, как и написанные в то же время «Штутгартские беседы», содержавшие популярное изложение всей шеллинговской философской системы.

В 1827 г. Шеллинг был избран президентом Академии наук. Его лекции по истории новейшей философии пользовались огромным успехом. А к 1832 г. он окончательно оформил идеи новой «позитивной» философии, получив в этот же год признание французской общественности – орден Почетного легиона и членство во Французской академии наук.

В 1841 г. философ по просьбе прусского короля возглавил кафедру философии в Берлине. Его курс «Философия откровения» пользовался огромным успехом. Достаточно сказать, что среди многочисленных слушателей были студенты, сами ставшие впоследствии знаменитостями, – С. Кьеркегор, М. Бакунин, А. Гумбольдт, Ф. Энгельс.

И все же королевскую миссию Шеллинг до конца не выполнил. Причиной тому послужило опубликование лекции по студенческой записи без согласия автора. Шеллинг был раздражен и обижен этим противоречащим его воле поступком и в 1846 г. прекратил чтение лекций. Все усилия он направил на завершение своих трудов и приведение их в стройную систему. Но силы были уже на исходе. Болезни окончательно сломили философа. 20 августа 1854 г. на восьмидесятом году жизни Фридрих Шеллинг скончался в швейцарском городе Регац, где и был похоронен. На его могиле был установлен памятник с надписью «Первому мыслителю Германии». Через два года его сын Фридрих начал выпуск собрания сочинений отца в 14 томах, более половины которых составляли неопубликованные произведения.

Если определить одной фразой идеи Шеллинга, то их можно выразить древней формулой «всеединое». Впервые он процитировал ее 19-летним молодым человеком в своем первом философском опусе. А спустя 60 лет, за несколько месяцев до смерти повторил в письме к сыну: «Всеединое. Я и сейчас не знаю ничего лучшего». В творческой эволюции Шеллинга не раз менялись авторитеты и подходы к философии, но пантеизм – учение о всеединстве природы и Бога – никогда не уходил из его поля зрения, даже когда он писал о «чистом искусстве».

«Унитарная идея» (от лат. unitas – единый, всеобщий) легла в основу первого принципа философской системы Шеллинга. Развивая эту идею, немецкий мыслитель отмечал, что в природе нет разобщенных субстанций, какими с древних времен считались воздух, вода, огонь, а в начале XIX в. даже такой первоэлемент, как теплород – особое вещество теплоты.

Следующий принцип натурфилософии Шеллинга – изменение и развитие природы. Всей материи присуще изначальное движение. Она в принципе не может находиться в состоянии покоя, а любое устойчивое состояние всегда относительно. Из такого заключения естественно вытекает следующее важное положение системы Шеллинга – единство противоположного. Все в мире двойственно, а значит, в каждом явлении можно увидеть противоположную силу. Не исключение и сама жизнь, которая представляет собой единство двух процессов – распада и восстановления.

Что касается самой материи, то по отношению к ней Шеллинг довольно скоро пришел к откровенному идеализму, чего и следовало ожидать при его пантеистических увлечениях. В работе «Описание природного процесса» им была изложена именно идеалистическая система натурфилософии. Шеллинг утверждал ясно и четко: «Материю нельзя, как у Аристотеля, полагать в качестве начала. Она сама есть нечто ставшее».

Знаменательно здесь как само признание Шеллинга о вторичности материального, так и ссылка на Аристотеля. По сути, им опровергалась знаменитая, классическая формула древнегреческого мыслителя. Как известно, Аристотель выразил ее одной фразой: «Не потому предмет бел, что мы правильно считаем его белым, а потому, что он бел, мы, утверждающие это, правы».

Создав предварительный эскиз своей будущей системы, Шеллинг обратился к неизбежно следовавшему за первыми выводами вопросу: как соотнести философию природы с философией духа? И здесь мыслитель впервые в истории познания ввел такое понятие, как историзм, сказав: «Философия является историей самосознания, проходящего различные эпохи».

Путь познания представлялся Шеллингу в неизменном развитии, переходе от низшего к высшему. Вначале образуются ощущения. От них сознание переходит к созерцанию. От созерцания – к рефлексии. От рефлексии – к акту воли.

Такова теория. А вот «практическая» философия проходит все ступени морали, права, религии, искусства. Последнее возвращает нас к природе, где и смыкается изначальное единство объекта и субъекта. Рассудив таким образом, Шеллинг посчитал, что контуры его системы намечены: всеединое охватывало теперь не только природу (объект), но и человека (субъект).

Попутно Шеллинг разрешал и проблему идеала. Кант ввел это понятие для обозначения недосягаемого образца (истины, добра, красоты). Поэт Шиллер говорил об осуществленном идеале в искусстве. Продолжая эту тему, Шеллинг заговорил об идеале в истории. В создании идеала должен, по мысли философа, участвовать весь человеческий род. Воображение Шеллинга рисовало социальный идеал в виде всеобщего правопорядка, союза народов и мирового государства. Любопытно, что вечный оппонент Шеллинга философ Гегель, видимо, не без причин, тут же подверг сомнению реализацию подобного идеала, хотя саму концепцию принял безоговорочно.

Скептицизм Гегеля понятен: это был философ чистой логики. Логикой начиналась гегелевская система и ею же она и заканчивалась. Иное дело Шеллинг! Для него интуиция, созерцание, которое одновременно и познает предмет, и создает его, – главный инструмент познания. Поэтому искусство для Шеллинга – высшая духовная форма существования человека.

Еще в 26-летнем возрасте Шеллинг заявил о создании собственной системы философии, в которой натурфилософия и трансцендентальный идеализм составили одно целое. Трактат так и назывался «Изложение моей системы философии».

Название выглядело многообещающим. Но, как выяснилось, до системы как таковой было еще далеко. Была идея – тождество реального и идеального. Идея требовала более тщательной разработки. И философ, не жалея усилий, принялся за этот труд. В 1804 г. он обобщил свои рассуждения в лекционном курсе. В нем три части – «всеобщая философия», «натурфилософия», «конструкция идеального мира». О темах первых двух частей было уже сказано. А вот к «идеальному миру» стоит присмотреться внимательнее. Для его реализации Шеллинг наметил три «потенции». Первая – знание; вторая – поведение человека; третья – искусство. Религию вместе с моралью он отнес в раздел «поведение». А искусство выступило в качестве синтеза знания и поступков. Венчало это триединство нечто выходящее за пределы «потенции» – «философия как гармоническое наслаждение и участие в полноте добра и красоты общественной жизни».

В чем можно увидеть торжество философизма? Шеллинг, верный своим идеалистическим взглядам, полагал, что объективно эту идею может реализовать не что иное, как государство.

В полном соответствии со своей системой немецкий философ рассматривал и проблему Бога (трактат «Штутгартские беседы»). Бог для него – «единство противоположностей», т. е. единство личности и всего мира: в Боге слиты воедино две «первосилы» – эгоизм и любовь. Эгоизм является реальным началом, а любовь – идеальным. Любовь есть преодоление эгоизма, а божественная любовь, преодолевая божественный эгоизм, создает мир: «Материя есть не что иное, как бессознательная часть Бога».

Бог Шеллинга изначально бессознателен. Сознание существует в нем лишь как возможность, которая проявляется в процессе саморазвития, восхождения к самопознанию. Познавая себя, человек должен реализовать три духовные потенции: нрав, дух и душу.

Далее Шеллинг приходит к совершенно немыслимому для прежней философии выводу – к бессмертию души и тела: «Смерть не приводит к полному отрыву духовного от физического. Последнее уходит вместе с первым, поскольку оно сформировано самим человеком. Следовательно, бессмертен весь человек».

Если Бог был для Шеллинга лишь возможностью для реализации человеческих потенций, то искусство в его учении выступило главной движущей силой сознания.

В искусстве Шеллинг увидел того самого непостижимого Бога, за тенью которого безуспешно гонялись философы прошлого. Наверное, к философским истинам такие представления отнести трудно. Но ведь и сама истина принадлежит не только философии, особенно тогда, когда она рассматривается сквозь призму древнейшего вида познания – искусства.

Одно из самых замечательных прозрений Шеллинга – его идея о «сотворенности мифа», то есть принадлежности мира к тому же искусству. Философ пришел к выводу, что материалом греческой мифологии была природа, а христианская мифология обратилась к истории и духовности. Первая была реалистической, вторая – идеалистической. Новая мифология должна осуществить синтез того и другого.

Шеллинг первый посмотрел на мифологию как на всемирно историческое явление и увидел в ней необходимую ступень развития сознания. Его основная идея – совпадение идеального и реального – нашла применение в теории мифа, который представляет собой всеобщую изначальную форму мысли, целиком погруженную в бытие.

Трудно переоценить важность этого тезиса. Сколько мифов бродит в человеческих головах со дня сотворения мира! Увлечение одними приводит к открытиям. Фанатичная вера в другие – к трагедиям. Среди последних – миф о якобы легко достижимом счастье и благоденствии при изменении некоторых политических и социальных схем. Искренне верующим в такое счастье стоит перечитать великого Шеллинга, чтобы осознать всю драму мифологизированного сознания. Впрочем, даже не всего Шеллинга, а лишь одну его фразу: «Человек, живущий во власти мифа, не способен выделить себя из окружающего мира. Свои мысли и чувства он принимает за подлинную, единственно возможную реальность».

Со всей определенностью можно говорить и о неверии Шеллинга в так называемый «прогресс»: «Бесконечный прогресс невозможен. Он ведет в тупик. Нужна остановка, вернее «перестановка», переориентация. Ибо наступит конец того мира, в котором живет человек».

Каким образом осуществить эту перестановку, Шеллинг не знал, но он был уверен, что первое слово в ней будет принадлежать философии. Именно она должна воспитать человека, наделив его не только разумом, но и высокой нравственной ответственностью, чтобы актом свободной воли он смог преобразовать мир для истинного добра и красоты.

Фридрих Шеллинг верил в свою философию, не связанную ни с «прогрессом», ни с наукой, ни с природой, но, несомненно, связанную с человеческим сознанием: «Невидимо парящий над всем дух в должное время и в надлежащий час, при каждом препятствии вызовет убеждения, которые усилят способность к преодолению и сделают наши души открытыми для всего мира».

 

Артур Шопенгауэр

(1788 г. – 1860 г.)

Немецкий философ. Основные сочинения: «Мир как воля и представление»; «О свободе воли»; «Об основе морали»; «О религии»; «Метафизика любви»; «Афоризмы житейской мудрости».

Купеческому сыну Артуру Шопенгауэру, казалось, самой судьбой была уготована стезя коммерсанта. А он стал философом, к тому же великим. Трудно сказать, что потеряла экономика Германии в особе Шопенгауэра-коммерсанта, но вот мировая наука обогатилась высочайшим разумом, по которому и сегодня философы сверяют свои суждения.

Правда, и учился Шопенгауэр далеко не в худшем заведении – в самом Геттингене, где овладевал знаниями по медицине, физике, естественной истории, логике, в совершенстве изучил английский, французский, итальянский, испанский языки. Слушал лекции по философии Фихте, а преподавал в Берлинском университете вместе с самим Гегелем. После таких университетов да с такими способностями сам Бог позволил Шопенгауэру быть накоротке с «царицей всех наук» философией. Собственно, и сама судьба постоянно вела Шопенгауэра по одной-единственной дороге, не позволявшей отклоняться ни на шаг в сторону от избранной цели. И о том, что эта цель достижима, сам философ узнал довольно скоро.

Шопенгауэр всегда считался «певцом пессимизма» (кстати, сам термин «пессимизм» им же и придуман). «Жизнь, – писал он, – весьма сомнительная вещь. И я решил посвятить свое творчество размышлениям о ней». Однако философия Шопенгауэра оказалась выше его собственных определений, включая и термин «пессимизм».

По отцовской линии Шопенгауэр был наследником известного данцигского семейства. Его прадед Андрей Шопенгауэр как самый зажиточный и уважаемый гражданин Данцига (ныне польский город Гданьск) даже принимал у себя в доме русского царя Петра I с супругой Екатериной во время их путешествия по Германии. Дед Артура приумножил благосостояние семейства, передав сыну Генриху-Флорису (отцу будущего философа) большую часть накопленных средств. Наследство, как оказалось, попало в надежные руки. Однако Генрих-Флорис унаследовал от предков не только коммерческий талант, но и стремление к просвещенности. Во время деловых поездок в Англию и Францию он основательно знакомился с европейской литературой, а его любимым писателем был Вольтер.

В 38 лет Генрих-Флорис женился на 18-летней Анне-Генриетте Трозинер, дочери хотя и уважаемого, но не очень состоятельного торговца. 22 февраля 1788 г. у супругов родился первенец, которому при крещении дали имя Артур. Отец страстно желал, чтобы сын согласно семейной традиции стал купцом. Но, к его великому огорчению, Артур уже в ранние годы не обнаружил ни малейшей склонности к торговому делу, зато проявил огромный интерес к отвлеченным наукам. Генрих-Флорис, как только мог, стремился занять сына серьезным, по его мнению, делом. С этой целью он несколько раз путешествовал с женой и Артуром по Европе, стремясь приобщить наследника к коммерции. Впоследствии Шопенгауэр не раз высказывал сожаление о напрасно потерянном времени в этих интересных, но чуждых его наклонностям поездках.

В конце концов отцу все же пришлось уступить желанию сына получить классическое образование. Правда, учился Артур не в Германии, а в Англии, где его принял под покровительство уимблдонский пастор Рунге, руководивший гимназией. В этой школе, наряду с общеобразовательными предметами, преподавались рисование, верховая езда, фехтование, танцы и музыка.

В январе 1805 г. Артур, окончив гимназию, по желанию отца поступил в торговую контору гамбургского коммерсанта и сенатора Иениша. Но через несколько месяцев Генрих-Флорис неожиданно умер в результате несчастного случая. Смерть отца была воспринята семнадцатилетним Артуром как личная трагедия. Через много лет во втором издании знаменитого труда «Мир как воля и представление» появилось посвящение отцу, в котором были такие строки: «Пусть же всякий, кто в моем творении найдет для себя радость, утешение и поучение, услышит твое имя и узнает, что если бы Генрих-Флорис Шопенгауэр был не тем человеком, каким он был в действительности, то Артур Шопенгауэр успел бы сто раз погибнуть. Итак, да сделает моя благодарность то единственное, что в состоянии сделать для тебя я, которого ты создал: да разнесется имя твое так далеко, как только в состоянии будет разнестись мое имя».

Потрясенный кончиной отца, Артур из уважения к памяти покойного родителя некоторое время еще продолжал работать в торговой конторе. Но рядом с бухгалтерскими книгами на его столе всегда лежала и философская литература. Наконец мать сжалилась над сыном, предоставив ему полную свободу действий в выборе жизненного пути. Артур переселился в Веймар, чтобы подготовиться к поступлению в университет. Тем временем фрау Шопенгауэр, ставшая к тому времени довольно известной писательницей, открыла литературный салон. В ее доме часто бывали такие знаменитости, как Гете, Виланд Гримм, братья Шеллинги.

В 1809 г. Шопенгауэр поступил в Геттингенский университет. Сначала он записался на медицинский факультет, но затем, увлекшись Кантом и Платоном, перешел на философский. Будучи по характеру человеком замкнутым, Артур никогда не принимал участия в шумной студенческой жизни, и круг его знакомств ограничивался лишь несколькими близкими по духу студентами. Его кумиром стал отнюдь не Наполеон, бывший тогда в зените славы, а великий Гете, который при знакомстве с Артуром в салоне матери благосклонно отнесся к молодому философу. С тех пор благоговение перед поэтом сохранялось у Шопенгауэра до конца жизни.

В 1811 г. Шопенгауэр переехал в Берлин, куда его привлекла высокая философская репутация Фихте. Помимо философии, Артур продолжал усердно изучать естественные науки – физику, химию, астрономию, физиологию, анатомию, уделяя в то же время серьезное внимание классическим языкам. Правда, смутные времена не особенно способствовали научным занятиям. Чтобы быть подальше от шумных военно-политических кампаний, Шопенгауэр переехал в Саксонию, где невдалеке от городка Рудольштадта начал составлять план сочинения «О четверояком корне закона достаточного основания». В начале октября 1812 г. Йенский университет на основании присланной Шопенгауэром диссертации заочно объявил соискателя доктором философии.

Зиму 24-летний Шопенгауэр провел в Веймаре, где окончательно обозначились его разногласия с матерью. Надо отметить, что еще в юности в характере Артура развились задатки пессимизма, которые наложили отпечаток на его жизнь и философские взгляды. Кроме того, ему были свойственны и другие черты, не встречавшие понимания у родных, – вера в свою непогрешимость, угрюмость, замкнутость, мания величия. Не последнюю роль здесь сыграли врожденные расстройства нервной системы. Однако можно лишь сожалеть, что рядом с Шопенгауэром не оказалось ни одного близкого человека, который бы понял особенности его душевного состояния и поддержал его. Не стала ему другом и сестра Адель, которая по характеру и поведению была полной противоположностью брату.

В те же 1810-е годы могла решиться и личная жизнь Артура. Он познакомился с известной в то время актрисой Ягеман и серьезно ею увлекся. Были даже определенные виды на женитьбу. Но этим намерениям не суждено было сбыться. По-видимому, в силу своего характера Шопенгауэр так и не решился связать свою судьбу пусть даже и с понравившейся ему женщиной. Как не решился и в дальнейшем обзавестись семьей, оставшись до конца жизни холостяком.

Весной 1814 г. Шопенгауэр переехал из Веймара в Дрезден. Здесь он написал свое главное сочинение «Мир как воля и представление», появившееся на книжных прилавках города в 1818 г. К сожалению, судьба первого издания этой книги оказалась плачевной. Из восьмисот экземпляров за полтора года было продано всего сто. Оставив в книжных лавках еще несколько десятков экземпляров, издатели вынуждены были оставшиеся превратить в макулатуру. Собственно, с книгой Шопенгауэра произошло то же, что и с некоторыми другими великими сочинениями: они обретали славу с годами, а становились бессмертными чаще всего после кончины их создателя.

Чем же удивлял философ своих современников и что актуального можно найти в его творениях сегодня?

Главное положение в философии Шопенгауэра о том, что воля представляет собой образ абсолютного, родилось под влиянием Канта и Фихте. Теорией идей, или «ступенями волевого феномена», Шопенгауэр обязан Платону, а общим, трезво-пессимистическим взглядом на мир – буддизму. Так родился жизненный идеал философа – буддийский отшельник, ищущий истину в созерцании.

По мнению Шопенгауэра, мир является таким, каким мы его себе представляем. Следует только различать «мир в себе», независимый от чувств (о нем судить невозможно), и тот, который мы видим и познаем, то есть феноменальный.

Следовательно, существует два мира. Один – как представление, другой отделен от него непреодолимой границей. Это мир реальностей, мир-воля. В первом царит причинность, то есть все, что относится к пространству и времени. Второй мир не связан с этими категориями, он свободен от пределов и никем не создан. По Шопенгауэру, провести различия между этими двумя мирами – первая задача философа.

Труд немецкого мыслителя так и начинается: «Мир – мое представление». Как считал Шопенгауэр, все, что мы видим, – нам только кажется реальным. Если бы человек был устроен по-другому, ему все представлялось бы совершенно иным. И вот то, чего мы не видим, не постигаем и не относим к представлению, – и есть воля. Но не та житейская воля, присущая каждой личности, а сущность скрытого бытия. Воля – это «абсолютное хотение, не имеющее ни причины, ни основания».

Казалось бы, из такого туманного определения трудно извлечь какое-нибудь конкретное следствие. Но Шопенгауэр так не считал. Он уверенно заявлял, что его философские положения способны изменить сам способ мышления и привести человека к переосмыслению жизненной позиции. И далее философ приводил в пример музыку как образец чистой гармонии. Она не связана с реальностью, а имеет отношение к интуиции и мистике. В качестве абсолютных элементов у Шопенгауэра выступали интуиция, созерцание, рефлекс. Они, по его мнению, являются духовно-художественным опытом человечества, именуемым «воплощенной музыкой». Тот, кто способен дать музыке полное определение, в состоянии выразить и суть философии. Это означало, что рационализм следовало заменить другими компонентами культуры.

Способность различать понятия воли и познания составляет важнейшую особенность философии Шопенгауэра. Он двигался не от бытия к человеку, а от человека к бытию. По мнению философа, воля многолика и вездесуща, она проявляется во всяком стремлении и желании. Верхушка дерева тянется к свету, а корень ищет влагу. Гриб выталкивает камень, а цветок пробивается сквозь асфальт. Животное ищет пищу, а человек стремится к прекрасному или самореализации. Все это проявления воли.

Люди говорят: «вода кипит» или «костер не хочет разгораться». По утверждению философа, подобные выражения – не образы, а реальные побуждения стихий или материи: «Воля – это неизменное вожделение бытия. Пока она существует, сохраняется и Вселенная».

Волю Шопенгауэр наделил тремя главными свойствами: тождественностью, неизменностью и свободой. Обнаруживается она и в человеке, и в его сознании.

Несмотря на то, что философский трактат «Мир как воля и представление» не привлек читательского внимания, среди ученых и философов он приобрел некоторую известность. В частности, немецкий писатель Ж.-П. Рихтер писал по поводу труда Шопенгауэра: «Это гениально философское, смелое, многостороннее произведение, полное остроумия и глубокомыслия, но часто безнадежно и бездонно-глубокое, напоминающее собою те обрамленные высокими отвесными скалами норвежские озера, в которых никогда не отражается солнце, над которыми никогда не пронесется птица и которые никогда не подернутся игривой рябью».

Но все же философия Шопенгауэра оказалась чуждой тогдашним философским взглядам, которые царили в Германии. В этом философ убедился довольно скоро, после года неудачной преподавательской деятельности в Берлинском университете. Весной 1822 г. он, прекратив работу в университете, отправился в путешествие по излюбленным южным странам. По возвращении, разочарованный полным невниманием к своей философии, Шопенгауэр задумал перевести творения замечательных, но малоизвестных мыслителей прошлого, надеясь тем самым подготовить читателей к усвоению собственных идей. Начал он с популярного изложения философских сочинений Юма, написав к нему обширное предисловие. Но этот перевод так и не был закончен.

В 1831 г. Шопенгауэр из-за эпидемии холеры окончательно покинул Берлин и переселился в Южную Германию, избрав своим местожительством Франкфурт-на-Майне. В этом городе он прожил около 30 лет, почти никуда не выезжая. Здесь философ вел размеренный образ жизни, напоминая этим Канта, сторонился участия в местной жизни и основное время проводил за чтением или за письменным столом.

В эти же годы из-под его пера вышла одна из самых умных и светлых философских книг – «Афоризмы житейской мудрости». Это сочинение не является сборником крылатых выражений, а представляет собой изложение именно этической системы, позволяющей, по замыслу автора, свободно ориентироваться в мире материальном и духовном. Тем более что в «Афоризмах» философ постоянно возвращался к своему основному труду «Мир как воля и представление», разъясняя те или иные идеи.

В «Афоризмах житейской мудрости» нет и намека на безысходность человеческого существования. Наоборот, трактат проникнут глубоким интересом к жизни, стремлением дать верное ее понимание и соответствующим образом строить свое поведение. Опираясь на этику Аристотеля, который разделил блага человека на три группы: внешние, духовные и телесные, Шопенгауэр предложил собственную концепцию, ставшую основой для всех последующих, в том числе и современных истолкований нашего бытия:

«1) Что такое человек: то есть его личность в самом широком смысле слова. Сюда следует отнести здоровье, силу, красоту, темперамент, ум и степень его развития.

2) Что человек имеет: то есть каким имуществом он владеет.

3) Что представляет собой человек: здесь подразумевается то, каким человек является в представлении других людей, каким он окружен почетом, славой, каково его общественное положение».

Если бы нашелся человек, в точности придерживающийся описанных Шопенгауэром правил, то он обладал бы, по-видимому, почти идеальной цельностью. И все же кое-что из сказанного можно взять на вооружение и нам, простым смертным, особенно в условиях нынешних социальных отношений. Это – самокритичность, терпение, сдержанность, осторожность. Во всяком случае, они еще никому и никогда не навредили.

Вообще, следует заметить, что мудрость Шопенгауэра настолько же обширна, насколько и щадяща, так сказать, «интеллигентна». Для нормального, то есть разумного, человека в ней нет ничего сверхъестественного, невыполнимого. Хотя если точно соблюдать все житейские правила, описанные философом, то, пожалуй, не останется времени для «милых сумасбродств», которые оживляют наше скудное существование.

С детства и до старости Шопенгауэр обладал завидным здоровьем и почти никогда не болел. Но весной 1860 г. у него участились сердечные приступы, а к осени философ уже почти не вставал с постели. 21 сентября лечащий врач, зайдя в его кабинет, обнаружил Шопенгауэра без признаков жизни и констатировал смерть от паралича легких.

Согласно завещанию тело Артура Шопенгауэра не вскрывали. Он был похоронен на франкфуртском кладбище, а позже на его могиле была установлена плита, на которой высечено лишь имя философа – Артур Шопенгауэр, безо всяких дат и указаний на личность покойного.

Спустя десятилетия наследие великого философа получило-таки должное признание. Его произведения, не оцененные по достоинству современниками, в ХХ в. превзошли по популярности труды многих известных мыслителей. Впрочем, признание своей философии предсказал и сам Шопенгауэр: «Когда наконец наступит время, что меня станут читать, тогда увидят, что моя философия подобна стовратным Фивам: в нее можно проникнуть со всех сторон и через каждые ворота дойти до центра».

 

Людвиг Фейербах

(1804 г. – 1872 г.)

Немецкий философ. Основные сочинения: «Основные положения философии будущего»; «К критике философии Гегеля»; «Сущность христианства»; «Предварительные тезисы к реформе философии».

По воле истории и судьбы Людвиг Фейербах оказался последним представителем немецкой классической философии и в то же время решительным реформатором идей своих предшественников. Начинал он как философ-идеалист, приверженец и ученик Гегеля, но в итоге пришел к материализму и атеизму, правда, своеобразно им понятому и истолкованному. Маркс всемерно восхищался последним классиком немецкой философии, некоторые современники иначе оценивали направленность его мысли. К примеру, философ Виндельбанд считал Фейербаха не столько материалистом, сколько «заблудшим сыном немецкого идеализма». А Гейне обобщал: «Германия искони проявляла нерасположенность к материализму».

Разумеется, противоречивость оценок творчества Фейербаха нисколько не умаляет его достижений и вклада в немецкую классическую философию.

Людвиг Андреас Фейербах родился в г. Ландсгуте (Бавария) 28 мая 1804 г. в семье видного юриста Ансельма Фейербаха; он всегда чтил память отца и увековечил его имя посмертным изданием его писем и неопубликованных рукописей. Братья Людвига избрали различные сферы деятельности: один стал математиком, другой, как и отец, юристом, третий – известным археологом и искусствоведом. И тем не менее, судьбы их оказались весьма схожими. Как впоследствии писала жена одного из братьев Генриетта: «Удивительное явление представляла эта семья, такая необыкновенно одаренная, и все-все несчастливы… Во всяком случае, к Людвигу такое определение подошло вполне».

Окончив Ландсгутскую гимназию в 1822 г., Людвиг решил изучать богословие, для чего поступил в Гейдельбергский университет. На первом курсе он с огромным интересом прослушал лекции профессора Карла Дауба, чье изложение философии было явно навеяно учением Гегеля. Увлекшись гегельянством, Людвиг решил, что лучше всего продолжить обучение у самого Гегеля, который в те годы, находясь на вершине славы, преподавал в Берлине. В 1824 г. Фейербах переехал в столицу Пруссии и сразу же очутился в непривычной обстановке. Он писал отцу: «Студенческие пакости, дуэли, пикники здесь абсолютно немыслимы». Действительно, отношение берлинских студентов к учебе, стремление к совершенствованию знаний резко контрастировали с вольной атмосферой Гейдельберга. Но более всего Людвига восхищали лекции Гегеля. За два года он прослушал все курсы своего кумира, среди которых были логика, метафизика и философия религии. Поражали студента ясность изложения, точность оценок и доступность многих положений, которые в книгах великого философа выглядели гораздо менее понятными. Кроме того, Гегель учил слушателей мыслить самостоятельно, развивая у них способность к теоретическим построениям.

Окончив университет в декабре 1828 г. и защитив диссертацию на тему «О едином, всеобщем и бесконечном разуме», Фейербах в качестве доцента философии приступил к чтению лекций в Эрлангенском университете. К этому времени он попытался определить свои взгляды на гегельянство. Фейербах писал: «Я бесконечно рад гегелевским лекциям, из чего, однако, еще совсем не следует, что я решил сделаться гегельянцем… Гегеля можно слушать, притом с усердием, вниманием и сосредоточенностью… не становясь приверженцем его школы».

Преподавательская деятельность Фейербаха длилась три года. Он читал лекции по логике и метафизике, придерживаясь в основном гегелевских воззрений, однако постоянно подчеркивал, что не рассматривает философию своего учителя как истину в последней инстанции, поскольку существует немало других возможностей для дальнейшего развития философской мысли.

Карьера молодого ученого прервалась неожиданно. В начале 1830-х годов в Нюрнберге вышло анонимное сочинение под названием «Мысли о смерти и бессмертии», в котором содержались острые выпады против церковного богословия. Автор, опровергая одну из основных догм христианства – веру в бессмертие и существование загробной жизни, делал вывод, что такая вера обесценивает земную жизнь, делает бессмысленными все человеческие заботы и устремления.

Реакция на книгу со стороны церковников была негодующей. Тайна авторства вскоре раскрылась, и сочинение подверглось конфискации. После такого поворота событий путь к профессуре для Фейербаха был закрыт. Его, как человека с репутацией безбожника и критика христианских догм, лишили права преподавания не только в Эрлангенском университете, но и в других учебных заведениях Германии. Впрочем, Фейербах ни разу не пожалел о своем поступке. Уже на склоне лет он писал одному из своих учеников: «Я и теперь не жалею о том шаге, который предопределил мой жизненный путь, хотя этот шаг отнюдь не способствовал блестящей карьере».

Жизненная драма усугубилась еще и смертью отца в 1833 г., после чего перед Фейербахом встала нелегкая проблема выбора жизненного пути. Оставался один выход – писательство, которое хотя и сулило неясные перспективы, но зато обеспечивало полную свободу творчества. Размышления по поводу своего призвания Фейербах изложил в 1834 г. в небольшом сочинении «Абеляр и Элоиза, или Писатель и человек», в котором писал о единстве писателя и личности, ее слиянии с собственным творчеством. Результатом напряженного и интенсивного труда в эти годы стали второй и третий тома «Истории новой философии», увидевшие свет в 1837–1838 гг. (первый том был издан в 1833 г.).

Произошли изменения и в личной жизни Фейербаха. Он женился на Берте Лев, ставшей ему преданным другом и верной спутницей жизни, которая делила с мужем все радости и трудности. После женитьбы 33-летний Фейербах поселился в поместье жены во франконской деревушке Брукберг, где находилась небольшая фарфоровая фабрика, совладелицей которой была Берта. Фабрика давала хотя и скромный, но все же стабильный доход, позволявший Фейербаху полностью отдаться творчеству. В Брукберге философ прожил почти 25 лет, посвятив себя созданию учения, которое он называл «новой» реалистической философией.

Об образе жизни философа в те годы Генриетта Фейербах писала: «Этот Людвиг годами сидит в своем гнезде, удалившись от Бога и всего света, так как жизнь там очень дешевая, а на фабрике у него бесплатная квартира. Он никуда не выезжает, никаких развлечений…»

В Брукберге Фейербах чувствовал себя счастливым, ибо никто не мешал ему заниматься любимым делом. Рабочий день философа начинался с раннего утра и заканчивался в 8 часов вечера. Он ничего не делал наспех, тщательно изучал первоисточники, делая бесчисленные выписки. Литературная работа была для него не только трудом, требующим знаний и воли, но и творческим порывом, озаряемым художническим вдохновением. Говоря о своей манере писать, Фейербах замечал, что авторы бывают двух видов: одни создают свои работы сразу, как Бог свои творения; другие, к которым он сам принадлежит, свои духовные детища рождают в муках и долгих трудах, потому «мысли созревают, как растения в поле или дети во чреве матери». При этом он и читателя рассматривал как соучастника творчества, утверждая, что остроумная манера писать состоит в том, что предполагает ум также и у читателя.

Начав с пересмотра своих прежних взглядов, «франконский отшельник» пришел к переоценке всех ценностей философской мысли, и, в первую очередь, учения Гегеля. Результатом этого стала большая статья «К критике философии Гегеля». Фейербаху импонировала идея «реального чувствующего человека». В человеке он видел высший продукт природы, неразрывно связанный с ней. Природа – основа духа; она же должна стать основой новой философии, призванной раскрыть земную сущность человека, которого природа наделила чувствами и разумом и психика которого зависит от его телесной организации, обладая, вместе с тем, качественной спецификой, не сводимой к физиологическим процессам.

Из всех человеческих чувств Фейербах выделял чувство любви, имея в виду любовь нравственную. Не вникая в тонкости теории познания, он сосредоточился на проблеме нравственной сути религии, что нашло выражение в его основном труде «Сущность христианства».

Исходным пунктом воззрений Фейербаха является идея, выраженная в концептуальном афоризме: «Не Бог создал человека, а человек создал Бога». По Фейербаху, религия не есть продукт человеческого невежества, как полагали некоторые авторы. Она обладает множеством достоинств: в религии нельзя не увидеть благоговейного отношения человека к человеку, и, в первую очередь, к идеальному, возвышенному чувству взаимной любви.

А идеализм, с точки зрения Фейербаха, есть не что иное, как рационализированная религия; поэтому философия и религия по самому их существу противоположны друг другу. В основе религии лежит вера в догматы, в основе философии – знание, стремление раскрыть действительную природу вещей. Следовательно, первейшая задача философии – критика религии, разоблачение тех иллюзий, которые составляют сущность религиозного сознания. Религия и близкая к ней по духу идеалистическая философия возникают, как считал мыслитель, из отчуждения человеческой сущности посредством приписывания Богу тех атрибутов, которые в действительности принадлежат самому человеку. Так возникла иллюзия: подлинный творец Бога – человек – рассматривается как творение Бога, но ставится в зависимость от последнего и таким образом лишается свободы. По Фейербаху, для освобождения от религиозных заблуждений необходимо понять, что человек – не творение Бога, а часть – и притом наиболее совершенная – вечной природы. В центре внимания философа – не отвлеченное понятие материи, как, например, у большинства французских материалистов, а человек как психофизическое единство души и тела.

Критикуя идеалистическую трактовку познания, Фейербах апеллировал к чувственному созерцанию, полагая, что ощущение составляет единственный источник познания. Только то, что дано нам через органы чувств – зрение, слух, осязание, обоняние, – обладает подлинной реальностью. Только с помощью органов чувств мы познаем как физические объекты, так и психические состояния других людей. Не признавая никакой сверхчувственной реальности, Фейербах отвергал и возможность чисто отвлеченного познания с помощью разума. Антропологический принцип Фейербаха в теории познания выражается в том, что по-новому интерпретируется само понятие «объект». По Фейербаху, понятие объекта первоначально формируется в опыте человеческого общения, поэтому первый объект для человека – это другой человек. Любовь к другому человеку есть путь к признанию его объективного существования, а тем самым, к признанию существования вообще внешних вещей. Из внутренней связи людей, основанной на чувстве любви, возникает альтруистическая мораль, которая, по Фейербаху, должна занять место иллюзорной связи с Богом. Природа, реальность дают лишь материал для идеи Бога, но форма, преобразующая этот материал в божественную сущность, порождается фантазией. Потому фантазия есть источник и теоретическая причина религии.

Свою философию Фейербах именовал философией будущего. Одну из работ он так и озаглавил: «Основные положения философии будущего».

Революционные события 1848–1849 гг. на некоторое время прервали отшельничество Фейербаха. Он с огромным успехом прочитал перед многочисленной аудиторией в Гейдельбергской ратуше трехмесячный курс публичных лекций «Чтения о религии». В 1849 г. философ принял участие в демократическом конгрессе во Франкфурте. Затем наступили годы реакции, и Фейербах снова вернулся к кабинетной работе, но это была уже полоса упадка творческой энергии. Потеряв интерес к дальнейшему развитию своего учения, он почти всецело отдался популяризации и снабжению обильным фактическим материалом философии религии.

Последние годы Фейербаха были омрачены невзгодами и лишениями. В 1859 г. его зять обанкротился, и фабрику пришлось продать на аукционе буквально за гроши. Семья лишилась основных средств к существованию и вынуждена была переселиться в городок Рехенберг невдалеке от Нюрнберга. «Меня выгнали из храма моих муз, – с горечью писал философ, – моя разлука с Брукбергом подобна разлуке души с телом».

Немногочисленные друзья, зная о тяжелом положении Фейербаха, хлопотали перед Шиллеровским фондом в Веймаре о назначении ему хотя бы минимальной пенсии. После долгих дебатов фонд все-таки предоставил денежное содержание в 300 талеров, которые позволили Фейербаху с женой и дочерью хоть как-то существовать. Правда, имя почти забытого на родине философа стало известным за границей, где появились переводы его главных сочинений. В Австрии почитатели творчества Фейербаха организовали сбор денег для него; в Лондоне такую же подписку провел комитет Карла Бинда.

Последний объемный труд Фейербаха под заглавием «Теогония» вышел в 1857 г. В 1860-е годы творческая деятельность мыслителя ограничивалась лишь отрывочными набросками по вопросам этики и частной перепиской с небольшой группой давних друзей и почитателей. После нескольких апоплексических ударов Людвиг Фейербах скончался 13 сентября 1872 г.

Похороны были более чем скромными: прах великого мыслителя сопровождала лишь немногочисленная процессия нюрнбергских рабочих. Только через 60 лет немецкая общественность вспомнила о своем выдающемся соотечественнике. На могиле Фейербаха был воздвигнут памятник с двумя эпитафиями: «Человек создал Бога по своему образу и подобию» и «Твори добро из любви к человеку».

 

Сёрен Кьеркегор

(1813 г. – 1855 г.)

Датский философ, теолог, писатель. Основные сочинения: «Либо – либо»; «Страх и трепет»; «Понятие страха»; «Болезнь к смерти»; «Повторение»; «Дневник обольстителя»; «Виновен? Не виновен».

«…Не только мои сочинения, но также и моя жизнь, причудливая интимность всего ее механизма, станет предметом бесчисленных исследований». Эти слова принадлежат датскому теологу и философу Сёрену Кьеркегору. В них он словно предвидел судьбу своего творчества и поразительный интерес к его жизни, возникший у потомков. Это и не удивительно, поскольку все воззрения датского мыслителя настолько сопряжены с его духовной внутренней жизнью, что, кажется, нет ни одного момента жизненных переживаний, который бы не отразился в его сочинениях. Да и сам философ признавался: «Во всем, что я написал, речь идет единственно и исключительно обо мне самом». Такого о себе наверняка не могли бы сказать ни Платон, ни Аристотель, тем более Кант или Гегель. Причина столь откровенного эгоцентризма лежит прежде всего в одиночестве Кьеркегора, для которого весь мир действительно сосредоточивался исключительно на собственных ощущениях и беспокойствах. Для мыслителя это было естественным состоянием, которое не мешало писать глубоко, искренне и необычайно тонко.

В отличие от философов-рационалистов Кьеркегор никогда не стремился к созданию определенных философских систем. В предисловии к своему первому крупному произведению «Страх и трепет» он с некоторой долей иронии писал: «Создатель данного произведения никоим образом не является философом, он не понял настоящей философской системы, он не знает, есть ли тут какая-нибудь система и завершена ли она; для его слабой головы уже достаточно одной самой этой мысли, а такую несчастную голову должен в наше время иметь всякий, поскольку у всякого есть эти несчастные мысли». Именно таким «несчастным мыслям» и посвящено творчество знаменитого датского философа.

Родился Сёрен Аби Кьеркегор 5 мая 1813 г. в Копенгагене. Он был седьмым и последним ребенком в семье состоятельного торговца Микаэля Кьеркегора, который жил на доходы от своего солидного капитала. Даже когда в Дании произошел финансовый кризис, это никак не отразилось на делах главы семейства, хранившего деньги в устойчивых акциях.

Воспитание юного Сёрена находилось под жестким контролем отца, человека мрачного, сурового, отличавшегося религиозным фанатизмом. В шесть лет Сёрен пошел учиться в школу, где хилому болезненному мальчику, к тому же с искривленным позвоночником, на первых порах пришлось нелегко. Правда, очень скоро он научился давать словесную отповедь насмешникам и обидчикам, за что получил от отца прозвище Вилка.

Окончив школу, 17-летний Сёрен по настоянию отца поступил на теологический факультет Копенгагенского университета. По правилам этого учебного заведения, его, как студента, должны были сразу же зачислить и в королевскую лейб-гвардию, но состояние здоровья юноши так и не позволило послужить королю в качестве офицера. Да и теология не очень-то интересовала студента. Возможно, потому он и проучился в университете целых десять лет, так и не сумев пробудить в себе «искру вдохновения» к теологии.

Нрав этого «вечного студента» совершенно не соответствовал его суровому воспитанию и будущей профессии. Сёрен вел довольно беспорядочный, разгульный образ жизни, более свойственный молодежной богеме, чем теологу. Попойки в ресторанах сменялись посещениями оперного театра, дружеские вечеринки чередовались с бесплодным ничегонеделанием. Но, видимо, отец все же надеялся, что беспутный сын-повеса все-таки образумится и примется наконец за серьезное дело, потому и оплачивал все его долги.

И перемена действительно произошла. После непродолжительного периода депрессии Сёрена вдруг посетило настоящее любовное вдохновение. Объектом его внимания стала 14-летняя Регина Ольсен, с которой 24-летний Кьеркегор познакомился в мае 1837 г. Как ни странно, они были по характеру совершенными антиподами: Регина – жизнерадостная, непосредственная оптимистка; Сёрен – нервно-ироничный, претенциозный и самовлюбленный. Однако крайности, хотя и редко, но сходятся: молодые люди испытали подлинное влечение друг к другу. Как писал Кьеркегор в дневнике: «Я пережил в самом себе за полтора года больше поэзии, чем во всех романах, вместе взятых». Увы, это была первая и последняя любовь философа. Через три года после знакомства Сёрен и Регина наконец объявили о своей помолвке. Но спустя день после обручения жених уже сожалел об этом, а еще через год Регина получила обратно обручальное кольцо с прощальным письмом, в котором была и такая фраза: «Прости человека, который если и способен на что-нибудь, не способен, однако, сделать девушку счастливой». С какой стороны ни смотреть на этот шаг Кьеркегора, он должен выглядеть в глазах обывателя странным. Исследователи жизни мыслителя высказали множество гипотез и домыслов, вплоть до того, что он был импотентом или (по другой версии) принес любовь в жертву, как библейский Авраам своего единственного сына. Объяснение самого Кьеркегора, пожалуй, самое искреннее и точное: «Если бы я женился на Регине, я никогда не стал бы самим собой».

Несмотря на разрыв, Кьеркегор до конца жизни сохранил любовь к женщине, так и не ставшей ему женой. Он встречался с ней и позже, писал письма, посвящал свои философские труды. А когда Регина спустя шесть лет вышла замуж, Кьеркегор записал в «Дневнике»: «Она вышла замуж. Когда я прочел об этом в газете, меня словно хватил удар». Сама же Регина, в замужестве Шлегель, пережила своего первого возлюбленного почти на полвека. «Он пожертвовал мною во имя Бога», – написала она перед смертью.

Разлука с Региной произошла незадолго до того, как Кьеркегор защитил магистерскую диссертацию «О понятии иронии с особым вниманием к Сократу» (впоследствии он назвал себя «магистром иронии»). Уже в этом, первом его серьезном труде обнаружилось глубокое знание диалогов Платона, философии Гегеля, европейских антигегельянцев.

В 1838 г. умер отец Кьеркегора. Еще раньше Сёрен лишился матери, сестры и двух братьев. По наследству он получил крупную сумму денег, размещенную в ценных бумагах. Это позволило начинающему философу жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. Он поселился в просторном доме, нанял слугу и секретаря. Отныне и до конца своих дней Кьеркегор жил настоящим отшельником, для которого существовала одна страсть – писательство. «Я живу, – отмечал философ в «Дневнике», – как в осаде, не желая никого видеть и постоянно опасаясь нашествия противника, то есть какого-нибудь визита, и не желая выходить». Правда, Кьеркегор все же изредка выходил из своего добровольного заточения, медленно прогуливался по улицам Копенгагена в широкополом цилиндре, с зонтом в руках и неизменной сигарой. Вернувшись в свою «крепость», он принимался за работу. За исключением нескольких месяцев преподавания латинского языка и кратковременных занятий в пасторской семинарии, Кьеркегор никогда не занимал какой-либо должности. Зато работоспособностью он отличался поразительной: писал днем и ночью, при свечах до рассвета, ценя больше всего на свете «тишину духовного часа», когда никакой человеческий голос не нарушает «бесконечность раздумья и мыслей».

Через четыре года после «самозаточения» увидел свет крупнейший труд философа – двухтомная этико-эстетическая работа «Либо – либо». А в последующие 12 лет (вплоть до смерти) были напечатаны 15 томов Собрания сочинений, куда вошли этические, эстетические, философские и религиозные сочинения, составившие основу мировоззрения Кьеркегора.

Работа «Либо – либо», опубликованная под псевдонимом Виктор Эремита, имела большой успех у читательской публики: в 1849 г. даже вышло второе издание. Кьеркегор стал копенгагенской знаменитостью, ибо ни для кого не было секретом, кто скрывался под псевдонимом автора этой книги, как и других книг, тоже изданных под разными псевдонимами. Однако вскоре слава Сёрена начала приобретать скандальный оттенок. Произошло это после опубликования его литературных произведений «Повторение», «Дневник обольстителя» и «Виновен? Не виновен», в которых описывались отношения Кьеркегора с Региной Ольсен, приведшие к разрыву влюбленных. Эти признания вызвали небывалое возмущение датских обывателей, а местную прессу «украсили» язвительные карикатуры на Кьеркегора, который вдруг стал предметом насмешек и издевательств. На улицах его появление сопровождалось бранью прохожих и толпами мальчишек, которые с возгласами «либо – либо» дразнили опрометчивого автора и бросали в него камни. Все это еще более усилило в Кьеркегоре чувство одиночества и горечи: «Если Копенгаген вообще когда-нибудь был единого мнения о ком-нибудь, то я должен сказать, что он единодушен обо мне: я – тунеядец, праздношатающийся бездельник, легковесная птичка… Для целого слоя населения я действительно существую как полупомешанный».

В эти годы, казалось бы, полностью заполненные любимым делом, Кьеркегор чувствовал себя беспомощным и несчастным. Его постоянно одолевали меланхолия, депрессии, всевозможные страхи. В дальнейшем исследователи исписали горы книг о психопатологии философа, обнаружив у него немыслимое число аномалий. Среди них и шизофрения, и эпилепсия, и «эдипов комплекс», и мазохизм, и маниакально-депрессивный психоз, и даже бессознательный гомосексуализм. Вероятно, какие-то из этих отклонений Кьеркегору были действительно присущи. Но с тем же успехом определенные психические расстройства можно обнаружить у любой гениальной личности, да еще испытавшей в детстве всю суровость отцовской опеки. Важно другое: Кьеркегор был философом огромной одаренности, обладавшим высочайшим литературным мастерством и изобретательностью. Этого не понимали современники, и Сёрен не без основания замечал: «Казалось бы, я пишу такие вещи, от которых должны рыдать камни, но читатели лишь слышат моих современников». Пренебрежение и даже презрение были его жизненным уделом. Главное философское произведение – «Заключительное ненаучное послесловие» не вызвало ни малейшего интереса и разошлось тиражом всего в 50 экземпляров. Не замеченными в течение десятилетий оставались и многие другие его сочинения.

Между тем Кьеркегор исследовал важнейшие вопросы человеческого существования, касающиеся жизни, смерти, тревог, взлетов духа и упадка разума. Он первым выдвинул идею «экзистенциального мышления», связанного с внутренней духовной жизнью личности, ее самыми интимными переживаниями. Чрезвычайно сложная и полная противоречий человеческая жизнь не поддается усилиям рассудка понять ее, результатом чего является «бессилие мысли», настоящий «скандал для рассудка».

Относясь к человеку как к смыслу и цели мировой эволюции, Кьеркегор критиковал предшествующих философов, и прежде всего Гегеля, за слишком абстрактный подход к человеку. Мыслители, утверждал Кьеркегор, превыше всего ставят всеобщее, дух, материю, Бога, прогресс, истину, тем самым умаляя значение индивидуума. Они ищут в человеке только его сущность, теряя из виду живое, уникальное своеобразие.

Не приняв общение как форму выхода из одиночества, Кьеркегор обратился к христианской религии, в которой у него Бог обрел личностные качества. Философ противопоставил понятия веры и разума, восприняв веру как иррациональное начало, в глубине которого первенствует воля – корень жизни. Он одним из первых подверг философскому анализу такое чувство, как страх. Философ проводил парадоксальную мысль: самое большое несчастье человека – безусловное доверие разуму. Во всех произведениях он не уставал повторять, что задача философии – вырваться из сетей разумного мышления и найти в себе смелость искать истину в том, что считается абсурдом, бессмыслицей, парадоксом. Видимо, не случайно много лет спустя Кьеркегором так восхищались экзистенциалисты Гуссерль, Сартр, Камю, Ясперс, Хайдеггер, считавшие своего великого предшественника «Коперником философии», положившим начало новой эре в истории философии.

Последние годы жизни Кьеркегора отмечены неудержимым бунтом против протестантской церкви и царящих в ней нравов и обычаев, лицемерия и декоративной обрядности. На страницах разоблачительного листка «Мгновение», издававшегося на последние оставшиеся от отцовского наследства деньги, Кьеркегор с негодованием восставал против клерикалов, предавших заветы Христа.

Последний номер этого издания так и не вышел из печати. Переживания и нервное потрясение привели к роковому исходу: во время очередной прогулки Кьеркегор потерял сознание прямо на улице, а через несколько дней, отказавшись от причастия, скончался в возрасте 42 лет. Смерть наступила 11 ноября 1855 г.

На надгробном памятнике Сёрена Кьеркегора высечена странная эпитафия, избранная им задолго до смерти, – «Тот Единичный». От этих двух слов веет какой-то необъяснимой загадочностью и мистикой. Впрочем, эпитафия вполне согласуется с жизнью и творчеством великого датчанина, считавшего, что именно в человеке заключены все земные и небесные тайны Бытия.

 

Рамакришна

(1836 г. – 1886 г.)

Настоящее имя – Гададхар Чаттерджи. Индийский мыслитель и религиозный реформатор. Основные сочинения: учение Рамакришны известно в изложении его последователей, в том числе его ближайшего ученика Вивеканды.

Жизнь Рамакришны пришлась на сложный период индийской истории. В эти годы ломались феодальные отношения, пробуждалось национальное самосознание, в колониальной стране росло освободительное движение. И все это сопровождалось религиозной революцией, горячим проповедником которой и был Рамакришна. Его роль в обновлении философии индуизма необычайно велика, а само учение имело огромную популярность. Правда, оно не было систематизировано Рамакришной – это сделали его ученики. Что касается жизни мыслителя, то внешне она мало отличалась от жизни типичного средневекового проповедника. А вот его интересы и мысли уже далеко выходили за рамки тех религиозных проблем, которые разрабатывались в Индии множеством философов, йогов и гуру.

Рамакришна родился 18 февраля 1836 г. в Бенгалии, в деревне Камарпукур, в семье правоверных браминов. 60-летний Кудирам и его жена Чандрамани нарекли своего четвертого ребенка Гедадхаром. Кудирам был человеком редкой честности и в молодости обрек себя на полное разорение, отказавшись дать ложное показание в пользу крупного помещика. Он умер, когда Гедадхару исполнилось семь лет. Семья, оставшаяся без средств, пережила тяжелые годы. Старший сын Рамкумар переселился в Калькутту и, открыв там школу, пригласил к себе младшего брата. Однако Гедадхар, который в детстве был впечатлительным, эмоциональным, тонко чувствующим природу ребенком, став подростком, предпочитал жить исключительно своей внутренней жизнью и учиться не захотел. В это время одна из женщин низшей касты Рани Расмани основала невдалеке от Калькутты храм, посвященный богине Матери Кали, пригласив исполнять обязанности жреца Рамкумара. Тот согласился, хотя и понимал, что для брамина его уровня служить в храме, основанном женщиной низшей касты, было не совсем к лицу. Гедадхар с неодобрением относился к выбору брата, однако со временем его неприязнь ослабла; более того, когда брат скончался, Гедадхар согласился его заменить, приняв имя Рамакришна.

Молодому жрецу Кали исполнилось всего 20 лет, но он уже пытался проникнуть в таинства высших начал духовного мира, рискуя потерять всякое ощущение реальности. Не раз он входил в транс, его посещали странные видения, а однажды, пытаясь постичь Абсолют, Рамакришна чуть не покончил жизнь самоубийством. В 1865 г. с ним произошел еще один, не менее драматичный случай. В течение шести месяцев Рамакришна, по его же утверждению, находился в каталептическом состоянии экстаза, в каком пребывали, судя по описаниям, древние индийские факиры. Тело, покинутое духом, словно заброшенный дом, было предоставлено разрушительным силам. Если бы не племянник, постоянно бодрствовавший над этим телом и насильно его кормивший, Рамакришна умер бы. Впоследствии мыслитель признавался, что он искушал бога и чудом вернулся обратно. Он также утверждал, что никоим образом не предложил бы ни одному из своих учеников, даже самому преданному Вивекананде, проделать подобный опыт.

«Странности» молодого жреца не на шутку встревожили его родственников. Они обратились к врачам, но те, осмотрев Рамакришну, признали его совершенно здоровым. Тогда было решено женить Гедадхара, чтобы он вновь ощутил смысл реальной жизни. В соответствии с индуистской традицией невеста была определена ему давно, когда девочке по имени Сарададеви исполнилось всего пять лет. В мае 1867 г. Рамакришна, ослабленный физически и духовно, приехал в родной Камарпукур, чтобы отдохнуть и встретиться с 14-летней Сарададеви. Она жила у родителей, но в селение явилась как законная супруга жреца. Девушка с чистой душой и развитым не по годам умом сразу же поняла, в чем состоит настоящее призвание ее мужа. Она оказалась достаточно великодушной и согласилась на чисто платонические отношения, поощряя Гедадхара идти по избранному им пути. И тот, тронутый невинностью и самоотверженностью, строго исполнял по отношению к Сарададеви долг старшего брата. В те моменты, когда они были вместе, Рамакришна терпеливо обучал ее обязанностям заботливой хозяйки. Здесь следует отметить, что у него был достаточно практичный ум, впрочем, каким-то образом органично сочетавшийся с его мистической натурой.

В конце 1867 г. Рамакришна предпринял ряд паломничеств вместе со своим покровителем, впоследствии хозяином храма Матуром Бабу. Он побывал в городе бога Шивы Бенаресе, посетил священное место слияния рек Ганга и Джамны, города Аллахабад и Брандабан. При переправе через Ганг открывшийся его взору Бенарес показался жрецу не городом, построенным из камней, а подобно небесному Иерусалиму, «сгустком божественного духа». Но не только пейзажи священных мест потрясли Рамакришну. В Деогаре он увидел и другое – крайнюю нищету простых людей, их изможденный и измученный вид. Узнав, что в этой местности свирепствует голод, Рамакришна сказал своему богатому спутнику, что несчастных надо накормить и одеть. Матур Бабу возразил, что никаких богатств не хватит, чтобы облегчить участь всех нуждающихся. Тогда Рамакришна сел среди голодающих, заплакал и заявил, что никуда не двинется с места и разделит участь бедствующих людей. Пришлось Матуру исполнить желание друга и дать деньги голодающим. Такие поступки были весьма характерными для Рамакришны, всегда остро воспринимавшего чужую беду.

Общение с людьми находило выражение в символах, полных благочестия и высокой страсти. Когда в 1872 г. жена Рамакришны в первый раз приехала к нему в г. Дакшинесвар, он, проникнувшись к ней уважением и нежностью, признал в Сарададеви божество и оказал подобающие почести. Усадив ее на трон Кали и совершив ритуальный обряд поклонения женщине, Рамакришна впал в экстатическое, сверхсознательное состояние, а придя в себя, приветствовал в лице своей супруги святую Мать, которая, по его убеждению, воплотилась в живой символ непорочной человечности. Впоследствии Сарададеви не раз приезжала навещать Рамакришну, а с 1884 г. уже больше не покидала его.

Постепенно все возвышеннее становилось понимание Рамакришной бога: от идеи бога, который пребывает во всех, до ощущения всех, пребывающих в боге. Закончив цикл своих религиозных опытов, Рамакришна, по его выражению, обрел «три благодатных плода познания – Сострадание, Благочестие и Самоотречение». Тогда же он осознал, что, не прекращая учиться у всех учителей Индии, должен и сам передать свои знания другим. Вскоре к нему стали приходить как ученики, так и свободные слушатели. Большинство молодых и уже зрелых посетителей Рамакришны принадлежало к браминской аристократии или к богатой бенгальской буржуазии. Люди всех классов и каст осаждали получившего известность мыслителя. Они смешивались вместе – махараджи и нищие, журналисты и учителя, артисты и брамины, христиане и магометане, старики, женщины и дети. Приходили издалека, чтобы нередко задать Рамакришне всего несколько вопросов. Он отвечал всем по двадцать часов в сутки, несмотря на слабое здоровье, относясь с уважением ко всем искренне верующим людям.

Рамакришна в отличие от других учителей говорил языком разговорным, даже простонародным, в котором проявилась неожиданная черта его характера – народный юмор. Часто высказывания были шутливыми или саркастичными и почти всегда облачались в афористичную форму.

Полуграмотный индийский йог острым умом, неиссякаемой фантазией, глубиной мысли, живостью, образностью своих сказок, притч и поучений поражал даже умудренных знаниями западных философов. Устами этого индуса говорила сама древняя мудрость, одинаково доступная и ученому, и простому крестьянину.

Темы притч Рамакришны были самыми разнообразными. К примеру, глубокая мысль о бесплодных трудах выражена в такой сказке:

Мудрец встретил отшельника и спросил, чему он научился за долгие годы уединения. Йог сказал: «Я умею ходить по воде». Мудрец вздохнул: «Ты потратил годы на то, чего достигнет каждый, заплатив один грош перевозчику».

Еще одна притча – о ветре и деревьях. В саду хозяйничал ветер, но лишь одно дерево сильно раскачивалось и шумело: его ветви не были отягощены плодами. Такова логика жизни, – говорит Рамакришна, – тяжелее стоишь – легче выстоять.

А удивительная интуиция, сочетавшаяся с присущим только ему одному тайным поворотом мысли, помогла Рамакришне ободрить актера-пьяницу: «Возможно, бог тоже иногда пьет – иначе б он не создал столько несуразного в этом мире».

Вообще, у Рамакришны сложились странные отношения с богом. У него было особое миропонимание. Есть нечто, охватывающее весь мир, – гармония Вселенной, как бы ее ни называли: божественным порядком или всеобщим законом природы. Но временами в этой гармонии местами появляются диссонансы, врывается хаос. Оказывается, «бог тоже бывает пьян!»

Рамакришна считал, что бог – един, но люди называют его разными именами: и Магомет, и Иисус, и Будда, и Кришна воплощают одно и то же божественное начало. Как воду, которую черпают из колодца, индусы, мусульмане и христиане называют по-разному, так и бог почитается одними как Аллах, другими как Рама, третьими как Брахман, а в действительности он один. Бог разлит во всем. Он скрыт от глаз человека, хотя и пребывает в его сердце. Между человеком и богом – майя, которая искажает восприятие мира и бога, смешивает понятия реального и нереального. Майя (иллюзия) – это соблазны внешнего мира и личного «я», или, по выражению Рамакришны, «женщины и золото с одной стороны, и человеческое «эго» – с другой». Проповедник часто говорил о своем пренебрежении к богатству; легенда гласит, что даже от прикосновения к деньгам Рамакришна получал ожоги и терял сознание.

«Эго» в представлении философа является причиной тщеславия и самодовольства, оно заставляет человека думать, будто он является субъектом действия, хотя на самом деле каждый из нас лишь выполняет божью волю.

Помимо майи, Рамакришна ввел понятие «дайя». И то, и другое дано богом, но майя скрывает его, а дайя приводит к богу; первое – избирательность в любви, второе – любовь ко всем людям. В этом случае любить, например, только индусов – майя, а всех людей – дайя.

В теоретическом плане Рамакришна считал истинными все «пути к богу», но в советах и наставлениях отдавал предпочтение «бхакти» (путь любви), считая его универсальным. «Бхакти-йога, – учил мыслитель, – религия нашего века. Бог, любя верующего, может даровать ему любые знания, надо только прийти к нему. Так, человек, добравшийся до Калькутты, может увидеть и музеи, и красивые площади, и святые места, – дело только в том, чтобы добраться до Калькутты. Знание бога и любовь к нему – одно и то же. Между чистым знанием и чистой любовью разницы нет».

Свое учение Рамакришна старался облечь в форму практических советов. Многочисленные его наставления обращены к «домохозяевам», мирянам. По мнению мыслителя, нет ничего особенно греховного в мирской жизни, надо только отречься от соблазнов. Вовсе не обязательно при этом становиться аскетом и отрекаться от мира, достаточно просто вести благочестивый образ жизни. В целом идея равенства людей перед богом или возможность познания его всеми без исключения была выдвинута Рамакришной с целью стереть глубоко укоренившиеся грани между индийскими кастами. Многие черты его учения можно считать традиционными, другие – реформаторскими. Он допускал компромисс между новым и старым, причем без необходимости отказа от тех или иных черт индуизма. Достаточно сказать, что философ стремился примирить между собой не только веданту, культ Кали и учение об аватарах, но и объявил не противоречащими друг другу различные школы внутри самой веданты.

Начиная с 1881 г., Рамакришна жил в Дакшинесваре, постоянно окруженный многочисленными учениками. Его беседы с ними не напоминали назидания, но являлись практикой, приспособленной к каждому уму и каждому случаю жизни, чтобы полностью раскрепостился дух. Учитель, сидя на маленькой кровати, слушал признания учеников, принимал участие в личных заботах, напоминал о практической жизни и скромных деталях быта. Он не переносил безделья, нечистоплотности и беспорядка; показывая пример сыновьям крупнейших буржуа, сам готовил еду, подметал пол, работал в саду.

В 1884 г. здоровье Рамакришны серьезно ухудшилось: немощное тело уступало в силе высокому духу. В апреле 1885 г. началось воспаление горла, после чего врачи запретили ему входить в экстаз. Рамакришна не обращал на советы врачей внимания, тратя силы на религиозных праздниках сверх своих физических возможностей. Из города учителя пришлось перевезти в деревню, где он провел последние восемь месяцев жизни.

15 августа 1886 г., несмотря на мучительную боль в горле, у Рамакришны хватило сил проговорить два часа с учениками, давая им последние наставления. К ночи его не стало. Согласно словам его веры, он «перешел из одной комнаты в другую».

Тотчас после смерти Рамакришны возникла община его учеников – новый орден, соединивший изучение научных дисциплин и религиозную медитацию, связавший созерцание с идеалом служения человечеству. Ближайший ученик Рамакришны Вивекананда в своем обращении к единомышленникам так сказал об учителе: «Он жил без всякой книжной науки. Этот гениальный ум едва мог написать свое имя, но самые известные ученые признали его гигантом ума. Это был мыслитель, завершивший тысячелетнее дело индусских мудрецов».

 

Свами Вивекананда

(1863 г. – 1902 г.)

Настоящее имя – Нарендранатх Датт. Индийский мыслитель-гуманист, религиозный реформатор и общественный деятель. Основные сочинения: трактаты «Раджа-йога» «Кхарма-йога» «Бхатхи-йога», «Джняна-йога».

Индийского мыслителя-гуманиста Свами Вивекананду последователи Рамакришны называли самым умным, самым властным и самым гордым из великих религиозных умов XIX в. Он был «Святым Павлом» Бенгалии, основавшим церковь и ее доктрину; он обошел весь мир, распространяя учение из Индии в Европу и Америку, соединяя научный разум с верой веданты, прошлое с будущим.

Вивекананда принадлежал к знатной аристократической семье из касты так называемых кшатриев. Согласно индийской традиции кастовая принадлежность накладывает отпечаток на всю жизнь человека. Не стал исключением и Вивекананда, настоящее имя которого было Нарендранатх Датт . Он родился 12 января 1863 г. в Калькутте. Его мать была образованной, царственно-величавой женщиной, воспитанной на героических сказаниях индусского эпоса. Отец, калькуттский адвокат Вишванатха Датт, вел жизнь бурную, роскошную, напоминавшую жизнь французского вельможи XVIII в. Он открыто проявлял свободомыслие, в частности равнодушие к кастам, основанное как на развитом чувстве гуманности, так и на осознании собственного превосходства.

При рождении мальчик получил имя Нарендранатх, но дома его все называли просто Нарен. Природа щедро одарила его и телесно, и духовно: он был высок, красив собой, сложен как атлет. Проучившись семь лет в школе, основанной известным учителем Ишвар Чандра Видьясачарой, 16-летний Нарен поступил в Калькуттский колледж, где очень быстро завоевал авторитет среди молодежи. Он обладал хорошим вкусом и благородными манерами, ценил искусство и литературу, кроме того, у Нарена был прекрасный голос, и на протяжении нескольких лет юноша изучал вокальную и инструментальную музыку и даже написал серьезное «Исследование» о науке и философии индусской музыки.

Первые признаки душевного смятения посетили Нарена в 17-летнем возрасте. Они становились все острее и мучительнее, пока не нашли свое разрешение и успокоение в религии. Но прежде чем примкнуть к радикальному брахмаистскому движению, Нарен основательно проштудировал европейскую философию. Вначале его потрясло сочинение английского мыслителя XIX в. Стюарта Милля «Исследование о религии». Первоначальный теизм Нарена был основательно подорван, и обличье мирового зла предстало во всей своей объемности. Вскоре пришел черед и других философов: между первым экзаменом в 1881 г. и дипломным в 1884 г. Нарен штудировал Декарта, Спинозу, Юма, Канта, Фихте, Гегеля, Шопенгауэра и Дарвина. Кроме того, он прослушал курс медицины, физиологии мозга и нервной системы. Аналитический и научный метод Запада покорил пытливого студента, у которого возникло непреодолимое желание применить его к изучению религиозной индусской мысли. В эти же годы Нарен сблизился со своим учителем Рамакришной, которому оставался предан до конца жизни. Именно Рамакришна первым указал талантливому ученику на обязанности духовного служения, которому тот должен был посвятить свою жизнь, и распознал его роль между «провидцами» Индии.

Впоследствии сам Рамакришна о встречах и беседах с Нареном так рассказывал другим ученикам: «Когда он впал в состояние экстаза, я задал ему несколько вопросов о его предках, его происхождении, о его назначении в мире, о продолжительности его земной жизни. Он погрузился в глубины самого себя и принес мне ответ, который только подтвердил то, что я видел в нем. Это останется тайной. Но таким образом я узнал, что он мудрец, опытный в медитации, достигший в ней наибольших высот, и что в день, когда он придет к познанию своей настоящей природы, он сбросит с себя свое тело действием силы воли».

Нарен, однако, не торопился принять звание ученика. Ему не хотелось быть чьим бы то ни было учеником. И хотя он был поражен притягательной, но в то же время непонятной силой Рамакришны, его разум не признавал этой власти.

В начале 1884 г. смерть беззаботного и расточительного Вишванатхи Датта от сердечного приступа привела семью к разорению. В поисках заработка Нарен тщетно стремился найти хоть какое-то место, испытав и нищету, и равнодушие чиновников, и отступничество бывших друзей. Позже он поведал о своих горестях в мучительной исповеди, где есть такие строки: «Я умирал с голоду. Босой, я ходил из конторы в контору, и повсюду мне отказывали… Это было мое первое соприкосновение с действительной жизнью. Я открыл, что в ней нет места слабым, бедным, покинутым. Те, кто несколько дней тому назад гордились бы возможностью помочь мне, отворачивались, хотя вполне могли прийти на помощь. Мир казался мне порождением дьявола».

Испытав все горести и лишения, которые переживает нуждающийся человек, Нарен пришел к убеждению: то, что казалось ранее такими важными ценностями – диплом юриста, карьера, положение в обществе, теряет всякий смысл в свете учения, которое проповедовал Рамакришна. Для его души и тела наступило время успокоения. После недолгих размышлений Нарен решил отказаться от сомнительных благ светского общества, приняв традиционный в таких случаях обет воздержания. С этого времени его союз с учителем, духовная связь с ним были нерасторжимы даже тогда, когда Рамакришны не стало. Да и потом никто не мог представить его на вторых ролях: где бы он ни был, Вивекананда всюду был первым – и в суждениях, и в действиях.

Вместе с другими учениками Рамакришны Нарен поселился в ветхом доме в г. Баранагора. Все свое время он посвящал беседам и бесконечным спорам, причем не только о религии, но и об искусстве, литературе, истории и философии. Это был период монастырского сосредоточения мысли, высшая школа духа. Он стал завершением обета – выполнить миссию любви, завещанную Рамакришной, который всегда незримо присутствовал при диспутах.

Затем пришло время странствий. Два года Нарен готовился к путешествию. Наконец стремление к скитаниям пересилило прежнюю тягу к уединенной жизни. Он покинул Баранагору и, побывав в Калькутте, в 1891 г. один, без спутников, под вымышленным именем, с посохом в руках, как неведомый нищий, словно растворился на целые годы в безбрежной Индии.

В том, что на него будет возложена миссия свыше, Нарен нисколько не сомневался. Порукой тому были сила его дарования и благословение Учителя. Правда, Рамакришна умер, не определив этой миссии, а это означало, что теперь следует положиться только на собственный разум и божественную волю.

Уже первое путешествие возродило перед взором Нарена древнюю Индию, живую страну Вед с ее богами и героями, легендами и мифами. Из второго путешествия в Гхазипур он вынес идею вселенского Евангелия, которое писали молодые демократы Запада. Он рассказывал своим баранагорским братьям, как «на Западе древний идеал божественного права стал признаваться собственностью всех людей, приводя человеческий ум к пониманию божественности Природы и Единства». Вивекананда говорил о необходимости перенесения в Индию этих идей, успешно распространившихся в Европе и Америке. Так мыслитель приближался к синтезу индийской религии и науки, идеалов Веданты и социальных завоеваний Запада. В нем бушевал такой избыток сил, который позволял без всяких философских тонкостей сказать: «Я уйду, но я не вернусь прежде, чем не разорвусь над обществом, как бомба, а оно последует за мной, как пес».

Двухлетнее странствие по Индии, а затем трехлетнее путешествие вокруг света явились откликом инстинкта на двоякую потребность натуры Вивекананды: потребность в независимости и в служении. Он шел не связанный с каким-либо орденом или кастой, один на один с богом, как вечный пилигрим. Странник прошел всю Индию от Гималаев до мыса Коморин, сменяя имена и приобретая познания в этнографии, лингвистике, фольклоре, истории древней культуры. В какие-то дни он был нищим без куска хлеба, а назавтра гостил у князей, беседуя с министрами и магараджами как равный.

В начале осени 1893 г. Вивекананда узнал о том, что вскоре в Чикаго открывается Всемирный Парламент религий, имевший целью привлечь внимание общественности к бедствиям миллионов индийцев. Он решает принять участие в мировом форуме. Местные набобы и банкиры предложили ему деньги для поездки, но Вивекананда отказался, предпочтя организовать подписку на сбор средств. Испросив благословения у «Святой Матери», вдовы Рамакришны, путешественник отправился в Новый Свет. 11 сентября 1893 г. Вивекананда выступил на открытии Парламента с речью, посвященной социальным проблемам своей страны – положению женщин, массовому голоду, нищете индийцев. Речь сделала его имя известным всей стране. Вивекананду называли «раджей», «буддистским жрецом» и даже «теософом», к чему последователь Рамакришны не имел никакого отношения. Газеты именовали его не иначе как «оратором божьей милостью» и «индийским профессором».

Но были и другие отклики. Католическим богословам не понравились некоторые критические высказывания по поводу догм христианского вероучения, в частности касающихся сотворения мира, первородного греха и т. д. Как позже отмечал Вивекананда, «падре были взбешены», а он сам получил десятки писем с угрозами и требованиями «немедленно прекратить проповедь индуизма».

После окончания форума Вивекананда совершил ряд поездок по США, выступая с лекциями в Нью-Йорке, Бостоне, Детройте, Вашингтоне. И хотя популярность проповедника была огромной, он вскоре понял, что ему не удастся собрать денежный фонд для индийцев. Его разочарованию не было предела.

Современники так описывали состояние Вивекананды в те дни: «О мать, – стонал он у себя в комнате, – что мне делать с моей славой, когда мой народ пребывает в нищете!» Чтобы избавиться от опеки богатых покровителей, он принял предложение одного лекционного бюро снова совершить поездку по крупнейшим городам Америки. Но в этом турне его лекции приобрели совсем иную тональность: Вивекананда выступал не как культурный миссионер, но как обличитель пороков западной цивилизации и ложного понимания христианства. К чести Америки, его нравственная неподкупность, мужественный идеализм и бесстрашная честность привлекли избранный круг почитателей, из которых образовалась община первых западных учеников, ставящих целью возрождение Индии.

Вивекананда всегда подчеркивал, что исходной точкой его учения являются рассуждения Рамакришны. В этом смысле религиозное реформаторство калькуттского проповедника во многом подготовлено идеями его учителя. Но между ними было гораздо больше различий, чем сходства. Рамакришна был прежде всего религиозным деятелем, тогда как его любимый ученик – деятелем общественным. Рамакришна практиковал индивидуальные беседы и поучения в форме притч, Вивекананда – участие в тысячных митингах, ежедневных лекциях, интервью, в том числе и на религиозные темы. Для рационалиста Вивекананды религия была сходна с наукой, он предпочитал не принцип спасения верой, а веру в разум: «Верить во что-то потому, что организованный класс священников призывает верить, потому что так написано в каких-то книгах, для современного человека неприемлемо. Неправильно верить слепо, вы должны упражнять свой разум и развивать способности к рассуждению».

И все же не случайно в сознании индийцев имена Рамакришны и Вивекананды стоят рядом. Большинство положений в проповедях последнего берут свое начало в притчах и беседах учителя. Их соединяет глубокая внутренняя и духовная связь, сформировавшаяся в годы ученичества Вивекананды.

В июне 1895 г. индийский миссионер закончил свой знаменитый трактат о Раджа-йоге, продиктовав его одной из учениц. Этот труд привлек внимание американских физиологов, а позднее восхитил Л. Толстого, внимательно изучившего не только этот трактат, но и другое сочинение Вивекананды, посвященное Рамакришне.

Особенно восторженный прием мыслитель встретил в Лондоне, куда направился после трехлетнего пребывания в Америке. Здесь он познакомился с виднейшими учеными и философами, встретился с многочисленными почитателями. Среди них была и 28-летняя Маргарет Нобль. В дальнейшем история навсегда соединит имя, которое она приняла при посвящении (Sister Niveadita), с именем ее возлюбленного учителя. Она была начальницей школы в Лондоне, где читал свои лекции Вивекананда, и представляла собой одну из тех английских девушек, которых трудно покорить, но если уж они покорены, то навсегда. Маргарет вручила свою судьбу в руки Свами, и он послал ее в Индию, чтобы преданная ученица посвятила себя воспитанию индийских женщин, причем поставил условие: «Завоевать их доверие, самой стать индусской, забыть даже память о своем прошлом». Маргарет приняла обет и стала первой европейской женщиной, допущенной в монашеский орден Индии.

Возвращение Вивекананды в Индию в январе 1897 г. было поистине триумфальным. На Цейлонской пристани, куда прибывал корабль, собралось множество народа. Когда Вивекананда ступил на землю, толпы людей бросились к его ногам, образовалась процессия во главе со знаменосцами, под ноги кумиру бросали цветы, его кропили розовой водой, у порогов домов курился ладан, сотни бедняков и богачей несли свои дары. Вивекананда был человеком, который никогда не уклонялся ни от боя, ни от триумфа. Он приписал всю честь не себе, человеку, лишенному титулов и состояния, а той идее, которую он исповедовал. И как человек действия сразу принялся за работу: основал миссию Рамакришны, обитель в Белуре, выпустил ряд газет, создал общество «Миссия Рамакришны».

В декабре 1900 г. после очередного путешествия по Европе и США Вивекананда окончательно обосновался в Белуре, вернувшись в монастырь, который освятил два года назад. Здоровье его стремительно ухудшалось, он переживал сильнейшие приступы и как провидец предвидел приближение смерти, дату которой, кстати, сам предсказал еще несколько лет назад. Но в последний день своей жизни, 4 июля 1902 г., Вивекананда был бодр и весел, полон жизни и энергии. Вечером учитель призвал всех монахов монастыря, попросил открыть все окна, спокойно лег на пол и после глубокого вздоха тихо отошел в иной мир. Ему было всего лишь 39 лет. На другой день Свами Вивекананду, как и некогда Рамакришну, ученики отнесли на погребальный костер, провозглашая победную песнь учителю, приобщавшемуся отныне к бессмертию и славе Индии.

 

Мыслители Новейшей истории

 

Герберт Спенсер

(1820 г. – 1903 г.)

Английский философ, социолог. Основные сочинения: «Принципы психологии»; «Синтетическая философия» в 10-ти томах.

В философских идеалах Герберта Спенсера нашли отражение наиболее характерные черты XIX в. – трезвый реализм и понимание эволюционного развития мира, склонность к социологическому осмыслению движения природы и общества. Но если в своей философской системе Спенсер достиг высочайшего универсализма, обобщив опыт предшественников Локка и Милля, то в личной жизни и в творческой деятельности он предстал перед современниками личностью весьма своеобразной. Крайний индивидуалист, Спенсер никогда не имел определенного академического статуса, не учил студентов, не возглавлял какую-либо школу, не выступал перед публикой и лично не был знаком ни с одним из социологов. В то же время широта его интересов в философии, биологии, социологии, умение преодолевать дисциплинарные границы во времена научной специализации казались необычайными.

Герберт Спенсер родился 27 апреля 1820 г. в Средней Англии. В семье он был старшим ребенком и единственным выжившим из девяти родившихся детей. Дед, отец и дядя Герберта, учительствовавшие в г. Дерби, всегда интересовались наукой и политикой и эту заинтересованность сумели передать будущему философу. Слабый, болезненный Герберт до 13 лет учился дома с отцом, затем у своего дяди Томаса, у которого позаимствовал некоторые идеи философского радикализма и протестантизма. Дядя, человек «университетский», естественно, желал, чтобы племянник продолжил учебу в Кембриджском университете, и Герберт действительно записался на подготовительные курсы, но, так их и не закончив, уехал домой, чтобы заняться самообразованием. Впоследствии он нисколько не жалел об отсутствии академического образования, зато всегда гордился тем, что прошел хорошую школу жизни, которая помогла ему в преодолении житейских трудностей.

Отказавшись от университетского образования, молодой Спенсер пошел служить инженером на строительстве железной дороги Лондон – Бирмингем, благо, имел уже достаточные знания по физике, математике, естественным наукам, неплохо разбирался в картографии. Работа не отнимала много времени, и Герберт посвящал его самообразованию, поискам собственного пути в жизни. Более всего его увлекла журналистика, и следующие годы были посвящены сотрудничеству с такими изданиями, как «Нонконформист» и «Экономист», где начинающий публицист развивал радикальные идеи свободного предпринимательства, защищал самопроявление личности от ограничительного контроля со стороны государства. Работая в «Экономисте», Спенсер издал свою первую книгу «Социальная статистика» (1851 г.), в которой впервые применил теорию эволюции к социальной жизни. Она была одобрена сторонниками принципов «свободного рынка» и частной собственности.

Успех «Социальной статистики» окрылил автора. В период с 1851 по 1858 годы он опубликовал ряд новых работ и наметил общий план исследований, которым посвятил затем всю жизнь.

Получив приличное наследство после смерти отца, Спенсер оставил работу в «Экономисте» и уже до конца своих дней оставался независимым исследователем. Кстати, и в личной жизни он не был связан ни с кем узами особой благосклонности, жил самостоятельно и экономно в наемных квартирах Лондона, хотя наследство и немалые гонорары предоставляли другие возможности. Многие считали Спенсера чудаковатым отшельником, но те, кто знал более близко, говорили о привлекательности и даже загадочности его личности. Начиная с 35-летнего возраста, он страдал нервными расстройствами и депрессиями, бессонницей, от которой спасался опиумом, что, как правило, не способствует здоровью и трудоспособности. У Спенсера было наоборот, все изумлялись его плодовитости. Из-под его пера выходили тысячи страниц. Казалось, слабая нервная система лишь ускоряла интеллектуальный процесс: более 100 тысяч экземпляров книг Спенсера, распроданные на переломе двух столетий, – чрезвычайно большая цифра для того времени, тем более, что это была не публицистика, а научные исследования.

В 1854 г. Спенсер издает вторую работу – «Принципы психологии», в которой приложил гипотезу естественного происхождения видов к психологии, указав, что необъяснимое в индивидуальном опыте может найти объяснение в опыте рода и вида. Постепенно у него начала складываться собственная система, хотя и не без влияния других философских школ. Здесь можно отметить воздействие идей английских мыслителей Юма и Милля, критицизм Канта, натурфилософию Шеллинга и позитивизм Конта. Но основным философским стержнем для Спенсера стала всеобщая идея развития.

Свой главный труд под названием «Синтетическая философия» мыслитель писал на протяжении более 30 лет. Эта работа сделала Спенсера настоящим «властителем дум» интеллигенции второй половины XIX в., и он даже был объявлен «самым гениальным философом своего времени». Историк Льюис в своей «Истории философии» утверждал, что «Англия не производила когда-либо мыслителя более высокого порядка, чем Спенсер», а Дарвин называл его «величайшим из живущих теперь философов Англии».

Еще при жизни Спенсера большинство его работ было переведено на европейские языки, в том числе и на русский, их использовали как учебники в американских университетах. Широта интересов и отступление от традиций академической науки способствовали популярности научных взглядов философа. Характерно, что Спенсер, как свидетельствовали биографы, не был «кабинетным» ученым: он не просиживал многие часы за книгами в библиотеках, а вместо этого любил неформальное общение, часто посещая лондонские клубы и общаясь с известными учеными и литераторами того времени, со многими из которых поддерживал дружеские отношения, – таким образом впитывая свежие идеи и неординарные взгляды.

В 1858 г. Спенсер решил объявить подписку на издание многотомной «Синтетической философии». В течение 1860–1863 гг. вышли первые выпуски под заглавием «Начальные принципы». Но из-за материальных трудностей издание продвигалось медленно. Спенсер терпел убытки и одно время даже находился на грани нищеты. Выход из положения был найден благодаря американскому издателю Юмансу, который опубликовал многие труды философа в США, где английский мыслитель сразу же завоевал широкое признание. Он получил щедрую материальную поддержку от американских поклонников, после чего стало возможным возобновить выпуск серии. В 1875 г. Спенсер покрыл все материальные убытки и получил первую прибыль.

Эта огромная работа состоит из десяти томов и включает «Основные начала», «Основания биологии», «Основания психологии», «Основания социологии». Спенсер считал, что в основе развития мира, включая и общество, лежит закон эволюции: «Материя переходит из состояния неопределенной бессвязной однородности в состояние определенной связной разнородности» – другими словами, дифференцируется. Этот закон он считал универсальным и на конкретном материале прослеживал его действие в различных сферах, в том числе и в истории общества. По Спенсеру, в основе эволюции лежит закон равновесия: при всяком нарушении его природа стремится вернуться к прежнему состоянию.

В 1880-е годы философа привлекла серьезная политическая проблема отношений государства и личности. Им была создана целая серия очерков, которые вошли в сборник под названием «Личность против государства». Объясняя замысел создания очерков, Спенсер писал: «Мы вышли на прямую дорогу к коммунизму, и я не вижу возможности задержать движение в этом направлении… Я, вероятно, сяду за серию политических статей, так как все больше раздражен тем, что мы движемся по направлению к коммунизму со все увеличивающейся скоростью. И хотя я боюсь, что мало что можно будет сделать – все же я вынужден выступать с категорическим протестом и в довольно резкой форме».

Надо отметить, что Спенсер всегда был непримиримым противником социализма. Он отрицал его как с точки зрения справедливости, так и с точки зрения пользы. В работе «От свободы к рабству» философ писал: «Мое отрицание социализма основывается на убеждении, что он остановит развитие высокоразвитого государства и повернет вспять развитие менее развитого. Ничто, кроме медленного совершенствования человеческой природы посредством организации социальной жизни, не может произвести благоприятные перемены». Спенсер был убежден, что социализм в любой форме подразумевает рабство. По его мнению, характерной чертой раба является то, что он работает по принуждению. Если человек должен отдавать обществу весь свой труд и получать из общего достояния лишь ту часть, которую общество ему назначит, – он раб общества.

В итоге Спенсер и здесь оказался прав, утверждая, что «настанет день, когда все увидят, что, питаясь ложными представлениями о правах и функциях государства, мы быстрыми шагами идем к социальной революции, которая может закончиться возвратом к варварству». И все же такой взгляд не поколебал веры философа в социальный прогресс, который предпочитает закон свободы, равной для всех, в общество, где будет достигнуто полное приспособление человеческой природы к условиям жизни.

Герберт Спенсер, несмотря на слабое здоровье, прожил долгую жизнь. Он скончался в возрасте 83 лет в Брайтоне 8 декабря 1903 г., доверив признание своих великих идей наступившему ХХ веку.

 

Фридрих Вильгельм Ницше

(1844 г. – 1900 г.)

Немецкий философ, один из основоположников современного иррационализма в форме «философии жизни». Основные сочинения: «Рождение трагедии из духа музыки»; «Несвоевременные размышления»; «Человеческое, слишком человеческое»; «Веселая наука»; «Так говорил Заратустра»; «По ту сторону добра и зла»; «Антихрист»; «Воля к власти».

Тот, кто знаком с портретом зрелого Ницше, не может не поразиться его вдохновенному лицу, неистовому взгляду, излучающему почти фанатическую твердость духа и силу воли. Таким и был автор «Антихриста» и творец «Заратустры» – непоколебимым, страстным, парадоксальным, вплоть до низвержения всех святынь. Но вместе с тем Ницше умел быть и тонким лириком, оставившим нам неподражаемые поэтические образы.

Уже с детских лет Фридрих Ницше ощущал избранность своей судьбы. Он словно заглянул в бездну и увидел там нечто такое, отчего был «ранен стрелой познания». Он казался не человеком, а «полем сражения» за свои истины. Трудно представить, чтобы такой накал страстей остался без последствий для психики. Но даже сошедший с ума, Ницше оставался тем же мучеником познания, каким был всю жизнь.

Его философское наследие дало богатейшую пищу для ума и воображения. Читатель, впервые прикоснувшийся к мыслям Ницше, будто к оголенным проводам, будет вначале шокирован, затем изумлен и, в конце концов, окажется отравленным этой фантастической прозой, где смелая мысль, новое слово идут почти рядом с безумием.

Ницше досталось и после смерти. В чем его только не обвиняли, как только не использовали его имя в неблаговидных целях. Но все это ушло в прошлое. В памяти человечества остался мужественный мыслитель, как никто другой, выстрадавший свои идеи.

Фридрих Вильгельм Ницше, первый сын священника Карла Людвига Ницше и Франциски Ницше, урожденной Эллер, родился 15 октября 1844 г. в местечке Рекен у Лютцена. В 6-летнем возрасте он поступил в городскую школу для мальчиков в городе Наумбурге, куда до этого переехала семья. Через год Фридрих был отдан в подготовительную школу при кафедральной гимназии, а после ее окончания стал гимназистом пятого класса. К этому времени относятся первые стихотворные и музыкальные опыты десятилетнего Фридриха.

В октябре 1856 г. юный Ницше поступил в знаменитую школу Пфорта под Наумбургом, где, сочетая учебные занятия с литературой и музыкой, написал небольшое сочинение о музыке. Уже в юношеском возрасте у Ницше возникли серьезные проблемы со здоровьем, выразившиеся в постоянных головных болях. Впрочем, это не мешало ему заниматься литературным и музыкальным творчеством. Кроме фортепианных импровизаций и стихов, Фридрих писал статьи на религиозные и культурологические темы, отражавшие круг его интересов: «Фатум и история», «Свобода воли и фатум», «О христианстве». Даже названия этих ранних работ обнаруживают склонность юного автора к философскому осмыслению жизни, искусства и истории.

После экзаменов на аттестат зрелости Ницше совершил путешествие по Рейну, а осенью того же 1864 г. приступил к изучению теологии и филологии в Боннском университете. Вступив в студенческую корпорацию «Франкония» и городское певческое общество, Фридрих всерьез занялся музыкальным образованием и даже принимал участие в Кельнских музыкальных празднествах.

Несмотря на основательное изучение теологии, молодой студент вскоре оставил мысль о теологической карьере и целиком посвятил себя филологии. В начале 1866 г. в филологическом кружке он сделал научный доклад «Последняя редакция элегии Феогнида», который в переработанном виде был опубликован в «Рейнском научном журнале». В следующих номерах журнала появились другие работы Ницше, посвященные, в частности, античному философу Диогену Лаэртскому.

В октябре 1867 г. научную деятельность Ницше ненадолго прервал призыв на военную службу в конное подразделение полевой артиллерии в Наумбурге. Но уже в марте следующего года он был освобожден от воинской службы из-за серьезной травмы, полученной при падении с лошади. Возвращение к филологии ознаменовалось важным для Фридриха знакомством и сближением с композитором Рихардом Вагнером, живо интересовавшимся философией Шопенгауэра. Эта дружба наложила заметный отпечаток на все творчество Ницше, особенно на работы, посвященные философскому осмыслению музыки.

Научная карьера Ницше была стремительной. В марте 1869 г. Лейпцигский университет без защиты диссертации, лишь на основании статей 24-летнего студента, утвердил Ницше в должности экстраординарного профессора классической филологии. А чуть позже присудил молодому профессору докторскую степень.

Летом 1870 г. с началом франко-прусской войны Ницше, живший в то время в Базеле, подал властям заявление с просьбой о предоставлении ему возможности отправиться на фронт «в качестве солдата или санитара». И вскоре он, как военнослужащий санитарной части, оказался в центре боевых действий. Однако и эта служба была недолгой. В начале сентября, сопровождая транспорт с ранеными в Карлсруэ, Ницше заразился дизентерией и дифтеритом, пережив в Эрлангенском госпитале тяжелейший кризис, во время которого его жизнь буквально висела на волоске.

Оправившись от болезни и возвратившись в Базель, Фридрих Ницше снова приступил к преподавательской деятельности. Одновременно он работал над своим первым крупным философским сочинением «Рождение трагедии из духа музыки». Прочитав опубликованный труд, Вагнер писал другу: «Я не читал еще ничего более прекрасного, чем Ваша книга! Она великолепна! Пишу Вам наспех, так как чтение перевозбудило меня и я должен еще прийти в себя, чтобы прочесть ее как следует». Такой же восторженный отзыв Ницше получил и от другого выдающегося композитора Ференца Листа.

С 1874 г. у Ницше резко ухудшилось общее состояние здоровья. Его постоянно преследовали головные боли, депрессии, из-за чего пришлось оставить преподавательскую деятельность. В то же время Ницше под влиянием врачей и родных строил различные планы женитьбы. В апреле 1876 г. он сделал предложение Матильде Трампедах, знакомой своего друга фон Зенгера, но в последний момент отказался от своего решения. Спустя год возникла новая идея устроить личную жизнь. Ницше писал своему другу фон Мейзенбургу: «Меня убеждают здесь в отношении Наталии Герцен… Но и ей 30 лет, было бы лучше, будь она на 12 лет моложе. Вообще-то, мне вполне подходит ее характер и ум». Однако и из этого намерения ничего не вышло. Ницше трудно было представить себя главой семейства, к тому же постоянные болезни отвращали его от решительного шага – связать свою судьбу с женщиной.

Окончательно отойдя от преподавательской деятельности, весной 1879 г. Фридрих Ницше распрощался с Базелем, и с этого времени началась его скитальческая жизнь, подчиненная только философии. Своим друзьям он писал: «Теперь мое сочинительство полностью нацелено на то, чтобы добиться идеального одиночества, в котором все необходимые простейшие требования моей натуры, воспитанные во мне множеством страданий, получат свои права». Переезжая из Германии в Италию, из Венеции в Швейцарию, Ницше тем не менее напряженно работал. Одна за другой выходили его значительные философские работы «Человеческое, слишком человеческое», «Утренняя заря», «Веселая наука», «Смешанные мнения и изречения».

Весной 1882 г., приехав по приглашению друзей в Рим, Ницше познакомился с дочерью русского генерала 28-летней Лу фон Саломэ, почительницей книг философа. Вскоре Фридрих и Лу в сопровождении Пьера Рэ, друга Ницше, тоже влюбленного в нее, отправились в путешествие по Швейцарии. Ницше дважды делал предложение Лу фон Саломэ, но оба раза получал отказ. А после того, как сестра философа Элизабет познакомилась с Лу, началось мучительное плетение интриг с целью не допустить женитьбы Фридриха на женщине, отличавшейся, по словам Элизабет, «совершенной аморальностью». Постоянные выяснения отношений, сопровождавшиеся бурными скандалами, чуть было не довели Ницше до самоубийства, и, в конце концов, привели к разрыву с Лу.

В 1883 г. Ницше начал работу над важнейшим из своих сочинений «Так говорил Заратустра», параллельно занимаясь изданием другого основополагающего труда «По ту сторону добра и зла». 80-е годы были вообще наиболее плодотворными для Ницше. Вышли в свет «Генеалогия морали», «Ессе Homo», «Сумерки идолов». В то же время врачи, лечившие философа, с тревогой отмечали явные признаки душевного расстройства: в наброске письма к издателю П. Гасту Ницше представляет себя монархом Турина, царящим на французском троне при собственном дворе. Тем не менее, по рассказам его туринских знакомых, Ницше в эти дни, как и всегда, совершал свои одинокие прогулки, часто бывал в библиотеке, где читал новые книги, купить которые ему не хватало средств, покупал фрукты. Его домовладелец сообщал о многочасовых фортепианных импровизациях постояльца по вечерам.

3 января 1899 г. Фридриха Ницше поразил апоплексический удар, который привел к окончательному помрачению рассудка. Последующие десять лет, вплоть до своей смерти философ провел в различных психиатрических клиниках. Время от времени к нему возвращалось ясное сознание, но к творчеству он больше не вернулся. Фридрих Ницше скончался 25 августа 1900 г. в психиатрической клинике.

В одном из писем к друзьям философ писал: «В неописуемой странности и рискованности моих мыслей лежит причина того, что лишь по истечении долгого срока – и наверняка не ранее 1901 г. – мысли эти начнут вообще доходить до ушей». Пророчество одинокого «охотника до загадок», испившего до дна чашу непризнанности коллегами-философами, вынужденного печатать за собственный счет жалкие тиражи своих произведений, оказалось необыкновенно точным. ХХ век открылся оглушительным взрывом ницшепоклонства. Это было похоже на мистику. Философ, сказавший о себе: «я не человек, я динамит», бывший индивидуалистом, аристократом духа, добровольно наказавший себя абсолютным одиночеством, вдруг стал властителем дум человечества. Принимая или не принимая немецкого мыслителя, поверим его собственному определению своего творчества: «По сути дела, это музыка, случайно записанная не нотами, а словами».

 

Эдмунд Гуссерль

(1859 г. – 1938 г.)

Немецкий философ, родоначальник одного из основных направлений современной философии – феноменологии. Основные сочинения: «Логические исследования» в 2-х томах; «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология»; «Первая философия».

Эдмунд Гуссерль принадлежит к числу самых оригинальных философов ХХ в. Он умел, как никто другой, соединить несоединимое, «вплести» в свои рассуждения мнения разных философов, в том числе и тех, которые стояли на совершенно противоположных философских позициях. В глазах многочисленных учеников и почитателей Гуссерль предстает как мыслитель, сумевший преодолеть так называемый «негативизм», который столетиями мешал развитию позитивной мысли.

Однако не только это ставится в заслугу Гуссерлю. Он является основателем «феноменологии» – учения, оказавшего огромное влияние на всю философскую мысль ХХ в., включая экзистенциализм и философскую антропологию.

Эдмунд Гуссерль родился 8 апреля 1859 г. в небольшом моравском городке Проснитце. Изучал математику в Берлине, затем психологию в Вене, где был учеником знаменитого в то время австрийского психолога и философа Франца Брентано, чье сочинение «Психология в эмпирической точке зрения» стало значительным событием в 70-е годы XIX в. В теориях Брентано уже содержались зародыши феноменологических идей, но Гуссерль, прежде чем начал развивать их, некоторое время занимался психологией. Свое первое сочинение он назвал «Философия арифметики», посвятив ее объяснению математических законов с помощью психологии.

В дальнейшем философ считал свою первую творческую работу ложной по самой своей идее, совершив решительный поворот в сторону антипсихологизма. Духовными отцами ученого стали Аристотель и ныне полузабытый чешский теолог и философ Б. Больцано. Последний был автором нескольких довольно оригинальных работ, в частности 4-томного «Наукоучения». Цель Больцано состояла в обосновании «чистой» логики, независимо от каких-либо данных и конкретного содержания сознания.

Другим вдохновителем Гуссерля стал Аристотель. Представление об «органичном» характере философии полностью почерпнуты Гуссерлем из сочинений древнегреческого мыслителя. Правда, связь с ним была опосредованной, поскольку шла через средневековую схоластику.

Исходная точка в рассуждениях Гуссерля – полный хаос в современной ему западноевропейской философии. Этот хаос проявился не только в огромном количестве философских систем, «вавилонском столпотворении» теорий, течений, идей и направлений. Главное – в неустойчивости, невыразительности принципиальной постановки вопроса: что такое философия и каков ее предмет? Или же наоборот: есть слишком много определений, которые мало согласуются между собой.

По убеждению Гуссерля, история философии знает несколько периодов своей «научности» – сократовско-платоновский и декартовский, которые дали толчок великой философии XVII и XVIII вв., найдя свое завершение в критической мысли Канта. В эти периоды философия была наиболее отдалена от других наук и вплотную приближалась к созданию собственного предмета исследования.

Гегельянство вызвало реакцию, благодаря которой возникла натуралистическая философия, породившая историцизм и философию «мировоззрения». Все это привело к созданию психологизма, ставшего основной чертой европейской культуры, поскольку он был тесно связан с теорией мышления. Натуралистический психологизм (или психологический натурализм), согласно Гуссерлю, не выдерживает никакой критики. Но как преодолеть психологизм, не отрицая психологии как одной из вспомогательных наук философии? Именно эти размышления и привели Гуссерля к идее феноменологии, которая в буквальном смысле означает науку о феноменах, понимаемых им как возникающие в сознании смыслы предметов и событий. Это «строго научная философия» о феноменах сознания как о чистых «сущностях, образующих мир идеального бытия», о «самоочевидных логических принципах», дающих возможность очистить сознание от эмпирического содержания во всей его частной конкретике, что осуществляется с помощью многоступенчатого метода «феноменологической редукции», то есть сведения сложного к простому и единичному.

Собственно, термин «феноменология» в XIX в. имел различные значения. С тех пор, как его в начале ХХ в. стал использовать Гуссерль, под ним стал подразумеваться и феноменологический метод создания философии, и любой описательный метод изучения данной темы. В своих трудах Гуссерль постоянно подчеркивал, что посвятил себя обоснованию человеческого знания, называя это «ахиллесовой точкой». Он утверждал, что философ никогда не должен принимать все как само собой разумеющееся и всегда должен быть готов к тому, чтобы отбросить то, что он делает, и начать все заново. Он развил «чистую феноменологию» – процедуру, основанную на исследовании содержания собственного сознания субъекта. Его метод требовал исключения всех предположений о внешних причинах и результатах их содержания. Цель этого метода – прояснение существенной природы ментальных актов и, тем самым, истин, которые являются источниками человеческого знания.

Критику психологизма Гуссерль повел, главным образом, в первом томе своих «Логических исследований». В 1905 г. он встретился с известным философом Вильгельмом Дильтеем, который вскоре объявил, что это произведение является «новым, плодотворнейшим направлением в философии». Такая высокая оценка вдохновила Гуссерля, и в дальнейшем появилось продолжение его фундаментального труда.

В «Логических исследованиях» Гуссерль так определил цели и метод философии: ее основной объект – это научное знание и познание. Ее цель – построить науку о науке, то есть «наукоучение». Решающая проблема теории познания – проблема объективности познания. Философу, считал Гуссерль, недостаточно того, что мы ориентируемся в мире, что мы имеем законы как формулы, по которым можем предсказывать будущее течение вещей и восстанавливать прошедшее. Он стремился сделать ясными такие понятия, как «вещи», «события», «законы природы» и т. п. И если наука строит теории для систематического решения своих проблем, то философ задавал вопрос: «В чем сущность теории, что вообще делает возможным теорию?» И отвечал: «Лишь философское исследование дополняет научные работы естествоиспытателя и математика и завершает чисто и подлинно теоретическое познание».

Довольно долгая творческая жизнь Гуссерля протекала в основном в университетских аудиториях и за письменным столом. Он был профессором философии в Геттингене и во Франкфурте, где преподавал до 1929 г., постоянно страдая от беспокойств и ограничений, связанных с еврейским происхождением. В одном из последних докладов в Вене 76-летний мыслитель выступил как борец за возрождение Европы на основе духа философии и героизма разума. Умер Эдмунд Гуссерль во Франкфурте 17 апреля 1938 г.

Гуссерль оказал влияние, по меньшей мере, на двух выдающихся философов ХХ в.: Николая Гартмана – в том, что касается онтологии (системы всеобщих определений бытия); и Мартина Хайдеггера – в решительном обращении к субъекту, к «существованию». Правда, сам Гуссерль из «Логических рассуждений» никогда не выводил экзистенциальных идей, в отличие от последователей и учеников, по-своему истолковавших идеи своего учителя.

 

Владимир Сергеевич Соловьев

(1853 г. – 1900 г.)

Русский религиозный философ, поэт, публицист. Основные сочинения: «Кризис западной философии (против позитивистов)»; «Философские начала цельного знания»; «Критика отвлеченных начал»; «Чтения о Богочеловечестве»; «История и будущность теократии»; «Россия и вселенская церковь»; «Смысл любви»; «Оправдание добра»; «Первое начало теоретической философии».

У истоков русской религиозной мысли XIX в. стояла целая плеяда блестящих философов, ставивших своей целью исследовать пути человеческие в земной жизни и их связь с духовным миром. И первым в этой плеяде был Владимир Соловьев – мыслитель, поэт, публицист и критик. Знаменательно, что по материнской линии род Соловьевых восходит к великому мыслителю XVII в. Григорию Сковороде. Далеким предком Соловьев всегда гордился, считая, что своей духовностью в немалой степени обязан украинскому мудрецу и учителю жизни.

Как мыслитель и утопист Соловьев оказался на пересечении разных идейно-художественных течений. Задумывая свое философское дело как оправдание «веры отцов на новой ступени разумного знания», он встал перед сложнейшей задачей – совместить научно-позитивный и рационалистический «дух времени» с откровением христианства.

Владимир Сергеевич Соловьев родился 28 января 1853 г. в Москве, в многодетной семье (всего было 12 детей) известного русского историка Сергея Михайловича Соловьева. Мать Поликсена Владимировна происходила из древнего украинско-польского рода. Большая и дружная семья Соловьевых, как отмечал А. Ф. Лосев, исследователь жизни и творчества В. С. Соловьева, «отличалась весьма большой культурой, весьма благородным и тонким отношением к жизни и глубочайшей преданностью высоким идеалам искусства и религии».

В 11 лет Владимир поступил в 3-й класс 5-й Московской гимназии, которую через пять лет окончил с золотой медалью и занесением на гимназическую золотую доску. В 1869 г. Соловьев стал студентом Московского университета, где учился на физико-математическом, а затем на историко-филологическом факультете.

Знаний академической науки Соловьеву все же показалось недостаточно, и после окончания университета он около года проучился в Московской духовной академии вольным слушателем, блестяще защитив перед этим в ноябре 1874 г. магистерскую диссертацию «Кризис западной философии (против позитивистов)». В этом сочинении молодой философ впервые высказал идею всеединства западной и восточной культур. Он писал о том, что «новейшая философия с логическим совершенством западной формы стремится соединить полноту созерцаний Востока. Опираясь, с одной стороны, на политические науки, эта философия, с другой стороны, подает руку религии. Осуществление этого универсального синтеза науки, философии и религии – должно быть высшей целью и последним результатом умственного развития».

Воспитанный с детских лет в строго религиозном духе, Соловьев на протяжении всей жизни переживал духовную эволюцию. Еще в 13-летнем возрасте он испытал серьезный религиозный кризис, длившийся до 1871 г. Разочарованный в религии, юный атеист выбросил в сад иконы, увлекся вульгарным материализмом. Но постепенно под влиянием произведений различных философов отошел от атеистических воззрений и стал глубоко верующим человеком, создав свою религиозную философскую систему.

Долгие духовные искания привели Соловьева к твердому убеждению, что лишь благодаря вере в Христа человечество способно возродиться. Он писал: «Ввести вечное содержание христианства в новую, соответствующую ему, то есть разумную форму… Но до этого практического осуществления христианства в жизни пока еще далеко. Теперь нужно еще сильно поработать над теоретической стороной, над богословским вероучением. Это мое настоящее дело». Все свои теоретические исследования Соловьев направил на решение практических задач: на совершенствование мира, борьбу с себялюбием, претворение в жизнь христианских идеалов любви, обладание абсолютными ценностями.

В январе 1875 г. 22-летний Соловьев был неожиданно приглашен на кафедру Московского университета с предложением читать лекции по курсу истории новейшей философии. Такое решение руководства учебного заведения объяснялось тем, что скончавшийся учитель Соловьева профессор П. Юшкевич, высоко ценивший способности ученика, выразил в завещании волю назначить его на должность доцента. Одновременно Соловьев читал лекции по греческой философии на Высших женских курсах. Там он познакомился с курсисткой Елизаветой Поливановой, влюбленной в молодого доцента, который не только блистал умом, но и обладал впечатляющей внешностью: статная фигура, необыкновенно одухотворенное лицо с сине-серыми глазами, красивая форма лба, носа и длинные вьющиеся волосы. Девушка тоже произвела на Соловьева сильное впечатление. Под влиянием вспыхнувших чувств он сделал ей предложение и… получил отказ, поскольку Лиза уже была связана обязательствами с другим человеком.

В июне 1875 г. Соловьев отправился в первое заграничное путешествие: он был командирован Ученым советом университета в Британский музей памятников индийской, гностической и средневековой философии. Следующей страной посещения после Англии стал Египет. И эта поездка была связана с мистическими видениями Соловьева.

Первое видение Владимир Сергеевич испытал еще в детстве, когда ему, девятилетнему мальчику, явилась Божественная Премудрость София. Второй раз подобное видение посетило молодого философа в Лондоне, что и предопределило его поездку в Египет. Под Каиром в ноябре 1875 г. Соловьев в третий раз испытал новое духовное откровение.

Образ Софии виделся философу-мистику в виде космической лазури с женским лицом. Этот образ он запечатлел в стихотворных строчках:

Вся в лазури сегодня явилась Предо мною царица моя, Сердце сладким восторгом забилось, И в лучах восходящего дня Тихим светом душа засветилась…

В дальнейшем София как Божья Премудрость заняла значительное место в творчестве Соловьева. Он видел в ней символ вечной женственности: «Для Бога другое (то есть вселенная) имеет от века образ совершенной женственности, но Он хочет, чтобы этот образ был не только для Него, но чтобы он реализовался и воплотился для каждого индивидуального существа, способного с ним соединиться. К такой же реализации и воплощению стремится и сама вечная Женственность, которая не есть только бездейственный образ в уме Божием, а живое духовное существо, обладающее всею полнотою сил и действий».

У Соловьева София подобна душе мира, она – единственный центр воплощения божественной идеи мира. София представляет собой тело Христово по отношению к Логосу. В то же время тело Христово – это церковь. Значит, София – это церковь, невеста Божественного Логоса. Воплощением ее является образ Девы Марии.

Этим размышлениям Соловьев посвятил всю зиму 1876 г., проведенную в Каире. Их результатом стал диалог «София», где философ вел беседу с самой Премудростью.

Соловьев также разработал учение о Богочеловечестве, в котором попытался дать истолкование истории человечества и общественной жизни. Для Соловьева Богочеловек – это одновременно и индивидуум, и универсальное существо, охватывающее все человечество посредством Бога. В нем выражается единство блага, истины и красоты. Преследуя цель совершенствования человека, Бог проявился в земном историческом процессе в виде Богочеловека – Иисуса Христа. Богочеловек – это индивидуальное проявление Царства Божьего. Но человечество в целом тоже стремится к универсальному проявлению Царства Божьего, которое представляет собой собственное испытание человечества. В мире все стремится к единству, что является непременным условием абсолютного совершенства.

На основе этого учения Соловьев составил цикл «Лекций о Богочеловечестве». Лекции пользовались у слушателей большим успехом. Вся интеллигенция столицы съезжалась «на Соловьева». По свидетельству Ф. Достоевского, «чтения посещались чуть ли не тысячною толпою».

После возвращения из Египта Соловьев поселился в Петербурге, где поступил на службу в Ученый совет Министерства народного просвещения. В 1880 г. он защитил докторскую диссертацию под названием «Критика отвлеченных начал». Однако служебная и преподавательская деятельность была недолгой. 28 марта 1881 г. Соловьев прочитал публичную лекцию, в которой призвал царя Александра III помиловать убийц Александра II, так как, по его мнению, казнь народовольцев противоречила христианскому понятию о нравственности. Это вызвало отрицательное отношение к Соловьеву со стороны официальных кругов, и ему пришлось уйти в отставку, после чего он окончательно прекратил преподавательскую деятельность.

В 80-е годы Соловьев по приглашению хорватского епископа Штроссмайера посетил Загреб, где опубликовал книгу «История и будущность теократии». В этом сочинении, как и в книге «Россия и вселенская церковь», опубликованной в Париже на французском языке, Соловьев положительно отзывался о римско-католической церкви. Появлением этих книг и объясняется тот факт, что русская общественность посчитала Соловьева человеком, отошедшим от православия и принявшим католицизм. Однако это не соответствовало действительности. Просто Соловьев живо заинтересовался в этот период проблемой воссоединения церквей и пришел к выводу о нерушимости мистических уз западной и восточной церквей, несмотря на их внешнее разделение. Православной церкви он остался верен, что и подтвердил по возвращении из Загреба в 1888 г. Впоследствии Владимир Соловьев проявлял гораздо меньше интереса к церковно-политическим вопросам. Об этом свидетельствует его письмо к Л. П. Никифорову, где он прямо выражает полное равнодушие к этим проблемам: «О французских своих книгах не могу вам ничего сообщить. Их судьба меня мало интересует. Хотя в них нет ничего противного объективной истине, но то субъективное настроение, те чувства и чаяния, с которыми я их писал, мною уже пережиты».

В 1877 г. 24-летний Соловьев познакомился с Софьей Петровной Хитрово, племянницей жены поэта графа А. К. Толстого. В ту пору Софье Петровне было 29 лет. Философ испытал самые серьезные чувства и не один раз предлагал ей руку и сердце. Но Хитрово была замужней женщиной, матерью троих детей, и, хотя не была счастлива в браке, разводиться с мужем не собиралась. Любовь Соловьева и Хитрово длилась более 10 лет, но так и не привела к бракосочетанию даже после того, как умер муж Софьи Петровны. Правда, Владимир Сергеевич еще долго надеялся на брак с этой женщиной: в полном соответствии со своими мистическими представлениями он видел одно из отдаленных подобий той Софии, которую использовал как основное природно-философское понятие, и расстался с этой мечтой лишь в конце своей жизни.

Возможно, причиной не очень счастливых личных отношений с женщинами был совершенно беспорядочный образ жизни Соловьева. Он никогда не придерживался определенного распорядка в работе и отдыхе, всегда был всецело погружен в свои мысли, был равнодушен к одежде, однажды даже, задумавшись, вышел на улицу, завернувшись в красное одеяло, которым укрывался ночью; в питании был неразборчив; практически не имея собственного угла, жил то в гостинице, то у друзей или знакомых. В материальных и денежных вопросах Владимир Сергеевич был крайне нетребователен, давал деньги всем, кто бы ни просил, сам же часто оставался без гроша в кармане. Как вспоминал его друг кн. Е. Н. Трубецкой: «Он был бессребреником в буквальном смысле слова, потому что серебро решительно не удерживалось в его кармане; и это – не только вследствие редкой своей доброты, но также вследствие решительной неспособности ценить и считать деньги». В силу своего ума, широты интересов, эрудиции, общительности, остроумия Владимир Сергеевич был душой любой компании и имел много друзей. Ему нравились дружеские встречи, сопровождавшиеся не только философскими разговорами, но и обильными возлияниями. Причем Соловьев всем остальным напиткам предпочитал красное вино, о котором говорил тому же Е. Трубецкому: «Вино – прекрасный реактив. В нем обнаруживается весь человек: кто скот, тот в вине станет совершенной скотиной, а кто человек, тот станет выше человека».

1891 г. ознаменовался для Соловьева двумя важными событиями. Одно из них касалось личной жизни: в очередной раз он увлекся светской дамой. По иронии судьбы она тоже была замужем, тоже имела детей и носила то же мистическое имя София. С Софьей Михайловной Мартыновой его связали не только чувства, но и общие взгляды на жизнь и творчество. Ей же было посвящено и лучшее стихотворение Соловьева «Зачем слова?» Любовь была страстной, но недолгой, и Владимиру Сергеевичу вновь пришлось довольствоваться ролью друга, оставив надежды на создание собственной семьи.

Другое событие относилось к возрастанию общественной роли признанного философа. Он стал редактором философского раздела энциклопедии Брокгауза – Эфрона. Среди множества написанных для этого издания статей есть и статья под названием «Любовь», которую автор определял как «влечение одушевленного существа к другому, для соединения с ним и взаимного воспроизведения жизни». Смысл любви, по Соловьеву, состоит в создании нового человека не только в прямом, но и в переносном смысле, – рождении нового духовного мира, который становится для двоих одним целым.

Теме любви Соловьев посвятил и отдельную работу «Смысл любви», вышедшую в 1894 г. Здесь любовь предстает как одно из высших состояний, которое объединяет людей и роднит их с «матерью-землей». На почве платоновского мифа об эротическом восхождении в учении о «смысле любви» Соловьев пытался «досказать речь Диотимы» из платоновского «Пира» в том духе, что совершенная половая любовь способна восстановить целостность человека и мира и ввести их в бессмертие.

Еще раз к теме любви Соловьев вернулся уже в конце творческого пути, написав работу «Жизненная драма Платона», в которой высшим началом любого чувства определил божественную любовь, когда важен не пол, а целостная личность, соединяющая мужское и женское в человеке, что и позволяет ему стать «богочеловеком».

В 1893 г. Соловьев отправился в новое зарубежное путешествие. Он побывал в Финляндии, Швеции, Шотландии, некоторое время жил во Франции, а вернувшись на родину, приступил к созданию своего основополагающего трактата «Оправдание добра». Он должен был составить часть монументального труда, объединенного общим заглавием «Теоретическая философия» и включающего разделы «Оправдание истины» и «Оправдание красоты». Но удалось осуществить только часть задуманного.

С середины 1890-х годов, живя в Москве, Соловьев много работал, планировал перевести всего Платона, продолжить трактат «Теоретическая философия», сделать комментарий к Библии и написать работу об эстетике Пушкина. Увы, этим планам не суждено было осуществиться. В конце 1898 г. Соловьев почувствовал резкое ухудшение здоровья. Сказались слишком интенсивная творческая деятельность, беспорядочный образ жизни, хроническая бессонница, обострение давних болезней (он страдал нефритом, сердечной слабостью и артериосклерозом). Летом 1900 г. Соловьев, уже тяжело больной, приехал погостить в подмосковное имение своих друзей – князей Сергея и Евгения Трубецких, где и скончался 13 августа в возрасте 47 лет. Его похоронили на Новодевичьем кладбище рядом с могилой отца.

Своим философским, поэтическим и публицистическим творчеством Владимир Соловьев оказал огромное влияние на русскую интеллигенцию XIX и начала ХХ вв. Поэты и мыслители, художники и критики увидели в нем философа, сумевшего соединить и примирить христианско-платоническое мировоззрение, немецкую классическую философию и науку, придав тем самым русской мысли высшее духовное начало, ведущее земного человека по пути совершенства.

 

Зигмунд Фрейд

(1856 г. – 1939 г.)

Австрийский врач-психиатр, психолог, основатель психоанализа. Основные сочинения: «Толкование сновидений»; «Я и Оно»; «Лекции по введению в психоанализ»; «Психология масс и анализ Я»; «По ту сторону удовольствий».

Зигмунд Фрейд – одно из самых громких имен ХХ в. Австрийский врач-психиатр, ставший создателем глубинной психологии и психоанализа, был человеком бесстрашным, ибо смелость, с которой он выдвинул свои революционные идеи, – качество, более свойственное философам и мыслителям, чем практическим врачам и медикам академического толка. Сам Фрейд говорил, что «принадлежит к тому сорту людей, которые нарушили покой мира». И действительно, одно то, что в историю мировой мысли вошло само понятие «фрейдизм», свидетельствует об огромном влиянии отца психоанализа на умы людей в самых различных странах мира. Да и в самой жизни Фрейда было немало моментов, которые никак не назовешь ординарными, характерными для благопристойного ученого буржуа.

Зигмунд Фрейд родился 6 мая 1856 г. в небольшом моравском городке Фрейнбург (ныне Пршибор, Чехия) в еврейской семье торговца шерстью. Якоб Фрейд, женатый третьим браком на Амалии Натансон, ко времени рождения сына уже мало придерживался религиозных обычаев и слыл, по утверждению домочадцев, «законченным свободомыслящим», то есть человеком с либерально-просветительскими взглядами. Еще до рождения Зигмунда он перестал посещать синагогу и соблюдать иные предписания иудаизма. В большой семье Фрейдов росли восьмеро детей, но только Зигмунд уже с детства отличался исключительными способностями – острым умом и страстью к чтению. Видя это, родители старались создать все условия для развития дарований сына. Забавная деталь: если другие дети учили уроки при свечах, то Зигмунд занимался при единственной в доме керосиновой лампе. При этом его братьям и сестрам не позволялось даже музицировать, чтобы не нарушать тишину.

Лучшим учеником Фрейд был и в гимназии. Закончив ее с отличием в семнадцать лет, он поступил в знаменитый университет Вены, бывшей тогда столицей Австро-Венгерской империи, культурным и интеллектуальным центром Европы. Наиболее притягательными для Зигмунда казались естественные науки, открытия в которых произвели настоящий переворот в умах. Именно в середине XIX в. закладывался фундамент современных знаний об организме, живой природе, эволюции человека, и пытливого юношу не могли не волновать эти открытия. Испытывая «непреодолимую потребность разобраться в загадках окружающего мира и по возможности сделать что-либо для их решения», Фрейд решил посвятить себя науке. Но осуществлению честолюбивых замыслов юноши препятствовала государственная политика Австро-Венгрии, ограничивавшая сферу деятельности евреев коммерцией, юриспруденцией и медициной. Путь в фундаментальную науку был закрыт, и Зигмунд был вынужден выбрать медицину как область, более близкую к естествознанию.

Проучившись на медицинском факультете восемь лет, Фрейд получил степень доктора медицины. Учебные занятия он совмещал с работой в Институте физиологии при Венском университете, который возглавлял Эрнст Брюкке. Сотрудничество с выдающимся австрийским ученым укрепило научный, рационалистический склад мышления Фрейда. Под руководством Брюкке он осуществил несколько оригинальных исследований, способствовавших оформлению материалистической теории нейронов.

В 1881 г. Фрейд приступил к самостоятельной научной деятельности. Он открыл врачебный кабинет и занялся лечением психоневрозов. В то время наука о человеческой психике стояла на пороге великих открытий, но Зигмунд не хотел ждать. О страстном желании как можно скорее найти новое терапевтическое средство, энтузиазме и даже отчаянии Фрейда можно судить по такому факту: в 1883 г. он начал изучать на себе и своих близких действие кокаина. Однако оказалось, что эти эксперименты наносят серьезный ущерб здоровью некоторых пациентов, что создало Фрейду в медицинских кругах Вены репутацию авантюриста.

В эти годы произошли серьезные изменения и в личной жизни Фрейда. Он влюблялся и ранее, пережив бурный роман в шестнадцатилетнем возрасте. Тогда его возлюбленная Гизела Флюсс отвергла его любовь, после чего до 26 лет Зигмунд не проявлял никакого интереса к женщинам. В 1882 г. он познакомился с двадцатилетней Мартой Берней, очаровательной девушкой из бедной еврейской семьи. В течение четырех лет Марта и Зигмунд были помолвлены, регулярно обменивались письмами, но встречались очень редко, хотя Фрейд и жил неподалеку от невесты. Судя по этим письмам, Фрейд был страстным и ревнивым женихом. Наконец Зигмунд и Марта сумели накопить достаточную сумму денег на свадьбу и в 1886 г. поженились. Они поселились в Вене, где и прожили до 1938 г. У четы Фрейдов было шестеро детей – три сына и три дочери.

В 1885 г., пройдя по конкурсу на место приват-доцента неврологии, Фрейд получил возможность стажироваться в Париже во всемирно известной клинике Жана Мартена Шарко, который считал, что причины функциональных психических расстройств следует искать не в анатомии, а в психологии. Эта теория показалась молодому врачу весьма привлекательной. Через несколько лет, продолжая без особого успеха применять для лечения пациентов различные фармакологические и физиотерапевтические средства, он познакомился с книгой ученика Ж. Шарко, доктора И. Бернгейма «Внушение и его применение в качестве терапии», где описывались результаты лечения невротиков методом гипнотического внушения. В книге приводились случаи, когда гипнотическое внушение вело к полному исчезновению у больных истерических симптомов.

Фрейд побывал в клинике доктора Бернгейма в г. Нанси, где на него произвел большое впечатление метод гипноза. Однако, применив гипноз для лечения своих больных, он вскоре убедился, что такое лечение дает нестойкий эффект и лишь затрудняет понимание природы нервно-психических заболеваний.

Совершение действий, об истинной причине которых человек не подозревает, натолкнуло ученого на мысль, что работа мозга не всегда осознается и что в основе поведения людей могут лежать бессознательные мотивы, которые с помощью ряда врачебных приемов можно обнаружить. Пытаясь раскрыть механизмы возникновения неврозов, он обратил внимание на патогенные последствия неудовлетворенных влечений и неотреагированных конфликтных эмоций у больных. Эти чужеродные, разрывающие единство сознания аффекты были восприняты Фрейдом как первое и главное свидетельство существования бессознательного. Поскольку их содержание в большинстве случаев оказывалось для больного постыдным, а с точки зрения социальных и нравственных норм неприемлемым, он предположил, что бессознательный характер этих активно конфликтующих психических сил обусловлен особым защитным механизмом, получившим позже название «вытеснение».

По мере развития психоанализа представления Фрейда о бессознательном уточнялись и усложнялись. Он начал выстраивать теорию о бессознательной психической деятельности, согласно которой невроз является защитной реакцией психики на травмирующую идею, изгоняемую из сознания. Дальнейшее развитие состояло в выдвижении Фрейдом гипотезы об исключительной роли сексуальности в развитии неврозов, затем последовал отказ от гипноза и замена его научным толкованием сновидений. По мере того, как психоанализ из метода объяснения и лечения неврозов превращался в науку о бессознательных психических процессах, в нем все большее место стали занимать проблемы личности больного. Фрейд исследовал всю гамму «наклонностей, увлечений, мотивов и намерений индивида» и предложил новую структурную модель психики.

Итак, бессознательное представляет собой ту часть психики, где сосредоточены неосознанные желания. Согласно концепции бессознательного идеи могут вступать между собой в конфликт. Причем более слабые вытесняются из сознания, но продолжают на него воздействовать, не теряя динамических свойств. От сознания (а область сознания Фрейд связывал в основном с восприятием внешнего мира) бессознательное отгорожено областью предсознательного. Предсознательное – это разумное Я человека, память, мышление.

Позднее Фрейд уточнил, что психическая деятельность бессознательного подчиняется принципу удовольствия, а психическая деятельность предсознательного подчиняется принципу реальности. Соединяясь с реальностью внешнего мира, предсознательное вытесняет обратно в бессознательное неприемлемые желания и идеи (сексуальные, эгоистические, асоциальные) и сопротивляется их попыткам проникнуть в сознание.

Сохраняющие активность нереализованные желания находят «окольные пути» проникновения в сознание. К числу таких путей относятся сновидения (Фрейд назвал их «королевской дорогой» в бессознательное), грезы, случайные ошибочные действия, шутки и обмолвки, а также симптомы психической патологии. Природа этих феноменов одинакова; они выступают в качестве компромисса, служащего удовлетворению желаний и требований предсознательного.

Концептуальное ядро теории Фрейда, сложившееся в ранний период, стало основой первой психоаналитической системы. Другим ее элементом явилось учение о либидо и детской сексуальности. Фрейд заявлял, что либидо закладывается с детства, а эротические желания испытывают даже младенцы. Дети получают удовольствие, которые дает на первых порах мать, что влечет за собой стойкую ревность к отцу. Психолог назвал этот комплекс «Эдиповым» по имени древнегреческого царя, по неведению убившего своего отца и женившегося на собственной матери.

В связи с учением о либидо получил дальнейшее развитие и подход к психике. Уже с 90-х годов Фрейд определял психическую энергию как энергию либидо. С точки зрения учения о либидо процесс психического развития человека есть в сущности процессом видоизменений его сексуального инстинкта.

В конце 1899 г. Фрейд опубликовал труд «Толкование сновидений», ошеломивший не только простых читателей, но и ученых-коллег. На австрийского врача обрушился град насмешек, словно подтверждая библейское изречение «Нет пророка в своем отечестве» (пока австрийцы насмехались, книгу перевели в России, Америке, Франции и Англии). Все большую популярность завоевывал и психоанализ как особый подход к душевным процессам, как метод лечения невротических заболеваний и как теоретическое направление психологии.

В 1902 г. Фрейду была предоставлена должность профессора невропатологии в Венском университете, а через несколько лет он стал одним из организаторов Первого международного психоаналитического конгресса. Множилось и число его последователей и учеников, среди которых был Карл Юнг, будущий философ и теоретик «коллективного бессознательного». Впрочем, союз Фрейда с молодыми единомышленниками был недолгим. В дальнейшем каждый из них возглавил собственное направление и школу.

Внешняя жизнь профессора Фрейда со стороны казалась неприметной, хотя и вызывала немало толков. Например, ходили слухи, что Зигмунда и сестру его жены Минну, которая была красивее и умней жены, связывают любовные отношения и будто бы об этом даже знает жена Марта. Другая легенда касалась «нетрадиционной» дружбы между Фрейдом и берлинским врачом Вильгельмом Флиссом. Распространители таких слухов ссылались на некоторые письма Зигмунда к другу, где были такие строчки: «Я с огромным нетерпением ожидаю нашу следующую встречу… Жизнь моя тосклива… Только встреча с тобой может заставить меня вновь почувствовать себя лучше».

И все же гораздо больше доверия вызывают слова немецкого писателя С. Цвейга, знавшего Фрейда много лет: «70 лет в том же городе, более 40 лет в том же доме. А дома прием больных в том же самом кабинете, чтение в том же самом кресле, литературная работа за тем же письменным столом. Отец семейства из шести человек детей, лично без всяких потребностей, не знающий иных увлечений, кроме увлечения своим призванием и своей привязанностью… Каждый день – как двойник другого дня: раз в неделю лекции в университете, раз в неделю, по средам, духовное пиршество в кругу учеников, по примеру Сократа, раз, по субботам, карты».

Официальное признание заслуг пришло к Фрейду поздно: лишь в 1930 г. он был удостоен премии Гете от города Франкфурта-на-Майне, а к своему 80-летию получил звание члена Королевской академии.

Тем временем ситуация в Европе становилась все более тревожной. В 1933 г. в Германии к власти пришли нацисты. Гонениям подверглись не только многие выдающиеся ученые, философы и писатели, но и их произведения, публично сжигавшиеся на площадях. Среди сожженных книг оказались и труды Фрейда. Ученый с горестным сарказмом восклицал: «Какого прогресса мы достигли! В Средние века они сожгли бы меня, в наши дни они удовлетворились тем, что сожгли мои книги». Реальность оказалась еще трагичнее: в годы нацистского режима родные сестры Фрейда погибли в концлагере. Его самого, известного ученого, скорее всего, ожидала бы та же участь, если бы при посредничестве американского посла во Франции не удалось добиться выезда Фрейда и его семьи в Англию.

В Лондоне знаменитого психиатра ожидал восторженный прием, но жизнь его уже завершалась. Долгое время он мучился от сильных болей, которые с каждым днем становились все невыносимее. По просьбе Фрейда лечащий врач 21 сентября 1939 г. сделал ему два смертельных укола, прекративших страдания ученого.

В процессе напряженной работы по восстановлению психологического здоровья людей Фрейд создал теорию, объясняющую поведение не только больного, но и здорового человека. Эта теория приобрела на Западе, да и в России, столь широкое распространение, что многие люди до сих пор убеждены, что «психология – это и есть Фрейд». Войдя во все учебники по психологии, психотерапии и психиатрии, теории Фрейда оказали огромное воздействие не только на науки о человеке, его мышлении, но и на философию, социологию, литературу и искусство. Тем значимее наследие великого австрийца, объединившего сумму знаний, в которых синтезируется весь внутренний и внешний опыт человечества.

 

Анри Бергсон

(1859 г. – 1941 г.)

Французский философ, лауреат Нобелевской премии по литературе (1927 г.). Основные сочинения: «Непосредственные данные сознания»; «Материя и память»; «Творческая эволюция»; «Два источника морали и религии».

Пик популярности Анри Бергсона как философа приходится на начало ХХ в., когда среди европейской интеллигенции наиболее широко распространились два течения – интуитивизм и так называемая «философия жизни». Бергсон выступил в качестве наиболее убедительного оппонента материалистов и позитивистов, что вызвало восторг у идеалистов и крайнее раздражение у сторонников материалистического направления философской мысли. Само литературное творчество Бергсона отличается удивительной порывистостью, полемическим задором, совсем не свойственным его холодному аналитическому уму. Некоторые критики приветствовали его философию как революционную, а американский мыслитель У. Джеймс даже назвал ее «благой вестью, бегством из темной каморки на свежий воздух», не говоря уже об учениках Бергсона, видевших в своем учителе великого пророка нового столетия.

Родился Анри Бергсон 18 октября 1859 г. в Париже в еврейской семье, члены которой считали себя «гражданами мира», то есть космополитами. Отец философа Мишель Бергсон, родившийся в Варшаве, был талантливым музыкантом, уроки которому, согласно семейной легенде, давал некогда сам Шопен. После долгих скитаний по Европе Мишель избрал местожительством Англию, принял британское гражданство и женился на Кэтрин Левинсон, девушке из ирландско-еврейской семьи. В Лондоне прошло и детство будущего философа. В 1867 г. Бергсоны переехали в Париж, где Анри поступил в лицей Кондорсе. Здесь в полной мере проявились таланты юного Бергсона, блиставшего успехами как в литературе, так и в точных науках. Но в итоге своим жизненным призванием Анри все же выбрал не математику и не естественные науки, в которых всегда был первым, а философию. В Высшей нормальной школе, куда он поступил после окончания лицея, Бергсон всерьез занялся изучением сочинений Милля и Спенсера.

В 1881 г. молодой выпускник начал преподавать сначала в лицее д’Анжер, а затем в лицее Блеза Паскаля в Клермон-Ферране. Тогда же Бергсон приступил к написанию первой философской работы «Непосредственные данные сознания», опубликованной в 1889 г. Это сочинение, а также диссертация об Аристотеле принесли молодому философу успех, за которым последовало присвоение степени доктора философии Парижского университета.

В своей работе Бергсон обратил внимание на жизнь нашего сознания. Она свидетельствует о том, что тончайшая ткань психической жизни есть «длительность», то есть непрерывная изменчивость сознания. Вообще, идея длительности – излюбленная категория в философии Бергсона. Это атрибут времени, который понимается как «живое» время, обладающее особой энергией порыва, и воспринимается интуитивно. Идеи времени как «целостного потока» созвучны теории относительности, они стали грандиозным прорывом вперед по сравнению с «ньютоновским временем». Бергсон одним из первых проанализировал не просто специфику времени, а именно переживаемого человеком времени.

1891 г. стал поворотным, прежде всего, в личной жизни 38-летнего Бергсона. Он женился на Луизе Нойбергер, обретя наконец семейный покой и радость. Вскоре у супругов родилась дочь. Семейная жизнь, вероятно, способствовала и более интенсивной творческой деятельности Бергсона. В течение последующих восьми лет он, активно занимаясь преподавательской работой в лицее Генриха IV, не прерывает литературную деятельность. В 1896 г. было опубликовано важнейшее сочинение под названием «Материя и память», в котором философ пришел к выводу, что мозг функционирует не только как фиксирующий инструмент, но и как своеобразное просеивающее средство. Цель такого процесса – концентрация внимания, обращенного на жизнь.

Несмотря на важность поставленных в «Материи и памяти» проблем, главное произведение Бергсона было впереди. Ему он посвятил несколько лет напряженной работы, и в 1907 г. книга «Творческая эволюция» вышла из печати. Иначе как эпохальной, основополагающей для всей философии ее назвать трудно. В работе систематично и последовательно изложено учение, получившее название «интуитивизм» (от лат. созерцание). Таким образом, бергсоновская «интуиция» – тот непосредственный, мгновенный, освобожденный от интеллектуальных форм и понятий акт, благодаря которому постигается абсолютная истина. «Абсолютное, – писал философ, – может быть дано только в интуиции, тогда как все остальное открывается в анализе. Интуицией называется род интеллектуальной симпатии, которая переносится внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что есть в нем единственного и, следовательно, невыразимого».

Корень этой интуиции Бергсон видел в инстинкте, который является врожденным знанием, получаемым не извне, а изнутри. Разница состоит в том, что инстинкт – это бессознательное знание, имеющее исключительно практическое назначение, а интуиция – это созерцание, это «инстинкт, сделавшийся бескорыстным, сознающим самого себя, способным размышлять о своем предмете и расширять его бесконечно».

Идеи, изложенные в работе «Творческая эволюция», оказались созвучными времени и быстро распространились в среде творческой интеллигенции как во Франции, так и в других странах. Внимание к Бергсону было огромным: его сочинениями буквально зачитывались, восхищались, их комментировали и переводили. Его философию называли удивительной, оригинальной, равной которой еще не было. Бергсон был провозглашен великим мыслителем, совершившим небывалый переворот в истории философии, а само течение интуитивизма приобрело огромную популярность. Его идеи увлекли композитора Дебюсси, писателей Пруста, Валери, Моруа и даже математика Уайтхеда. Бергсоновское понимание времени нашло отражение в романах Вулфа и Томаса Манна.

И все же именно во Франции, на родине Бергсона, его учение стало своеобразной религией, породив течение, которое сегодня хорошо известно как экзистенциализм. У его истоков стоял еще Сёрен Кьеркегор, но наиболее убедительное звучание идеи «экзистенции» приобрели благодаря Бергсону.

Бергсон стал знаменитостью: он получал приглашение читать лекции от учебных заведений многих стран, в том числе и Америки. В 1914 г. Бергсон стал членом Французской академии, а также был избран президентом Академии нравственных и политических наук. Весной того же года он в качестве профессора начал читать в Эдинбургском университете курс лекций «Проблема личности». Однако осенью лекции возобновить не удалось – началась Первая мировая война. На это трагическое событие философ откликнулся двумя открытыми полемическими статьями, в которых высказывал выстраданные мысли о разрушительности войн. Он писал, что, по сути, война – это конфликт между жизненной силой, представленной теми, кто защищает духовную свободу, и саморазрушающей энергией, которую пытаются воплотить те, кто, подобно немцам, обожествляет массы. Питая надежду на то, что война сможет привести Европу к нравственному возрождению, Бергсон принял участие в дипломатических миссиях в Испании и США. Он также активно сотрудничал в Лиге Наций в качестве президента Комиссии по интеллектуальному развитию.

В начале 1920-х годов Бергсон перенес тяжелую операцию, связанную с артритом, но сумел восстановить силы и вернуться к работе. Между тем его литературное творчество все больше завоевывало мировое признание. В 1927 г. Нобелевский комитет присудил Анри Бергсону премию по литературе. «В знак признания его ярких и жизнеутверждающих идей, а также за то исключительное мастерство, с которым эти идеи были воплощены». А член Шведской академии П. Хальстрам в приветственной речи так определил вклад Бергсона в философию: «Проделав брешь в стене рационализма, он высвободил колоссальный творческий импульс, открыл доступ к живой воде времени, к той атмосфере, в которой человек сможет снова обрести свободу, а значит – родиться вновь».

По состоянию здоровья Бергсон не смог участвовать в церемонии вручения премии. В письме, адресованном Шведской академии, он отмечал: «Исторический опыт доказал, что технологическое развитие общества не обеспечивает нравственного совершенства живущих в нем людей. Увеличение материальных благ может даже оказаться опасным, если оно не будет сопровождаться соответствующими духовными усилиями».

В последние годы жизни Бергсон много времени уделял вопросам христианской морали и этики, мистическому толкованию некоторых религиозных откровений, в связи с чем даже принял католичество. Отвергая рационализм немецкой философии, он доказывал, что в основе морали, как и религии, лежит не логика, а эмоциональное состояние. Активное религиозное сознание, по убеждению Бергсона, отличает тех, кто верит в жизненные силы и посвящает себя разрушению барьеров как между отдельными личностями, так и между народами.

В годы Второй мировой войны Бергсону, как и многим евреям, пришлось пройти унизительную регистрацию, хотя ему и была предоставлена возможность избежать этой процедуры. Однако философ остался верен себе и своему национальному достоинству. И все же преклонный возраст, болезни, смятение духа предрешили его конец. 24 января 1941 г. 88-летний Анри Бергсон скончался. Надгробную речь на похоронах произнес его друг, поэт Поль Валери.

Влияние Бергсона на интеллектуальную мысль Европы оказалось огромным. И если экзистенциальные идеи смогли воплотиться в творениях выдающихся художников, писателей, мыслителей ХХ в., то этим они обязаны прежде всего французскому философу, литератору и психологу Анри Бергсону.

 

Владимир Иванович Вернадский

(1863 г. – 1945 г.)

Русский ученый-естествоиспытатель, мыслитель. Основные философские сочинения: «Философские мысли натуралиста»; «Труды по всеобщей истории науки»; «Труды по истории науки в России».

Внешние события личной жизни Владимира Ивановича Вернадского, как и биография каждого человека, укладываются в определенные временные рамки – от рождения до смерти. Здесь ничего не изменить: есть лишь простая последовательность событий. Иная судьба у научного и философского творчества Вернадского. Последствия его духовной и умственной деятельности, идеи мыслителя сегодня более чем актуальны, а значит, устремлены в будущее. Каждое поколение по-своему осмысливает наследие этого ученого и философа, занимавшегося широчайшим спектром наук – физикой, геологией, биологией, историей, изучением природных почв, метеоритов, радиоактивных элементов. Он многое осмыслил и открыл, сумев выработать новые подходы в исследовании природы и человека.

Род Вернадских не был знаменит. По некоторым данным, литовский шляхтич Верна сражался в войске гетмана Хмельницкого, после чего его потомки обосновались в Запорожской Сечи. Отец будущего мыслителя Иван Васильевич Вернадский родился и долго жил в Киеве, где был профессором политической экономии и статистики местного университета. Он женился вторым браком на дочери малороссийского помещика Анне Петровне Константинович, которая 12 марта 1863 г. родила сына Владимира. К тому времени Вернадские жили в Петербурге, где Иван Васильевич преподавал в университете.

Через пять лет семья Вернадских переехала в Харьков, там и прошло детство Володи. Рано научившись читать, он много времени проводил за книгами из библиотеки отца, особенно интересовался древнегреческой историей, описаниями путешествий и явлениями природы. «Жизнь в Харькове, – вспоминал Владимир Иванович, – представлялась мне одной из самых лучших жизней, какие возможно делать. Самыми светлыми минутами были книги и мысли, какие ими вызывались, и разговоры с отцом и моим двоюродным дядей Е. М. Короленко».

Евграф Максимович Короленко (родственник писателя В. Г. Короленко) был личностью незаурядной. В свое время он служил офицером на Кавказе, а после отставки увлекся научно-философскими изысканиями. При этом Евграф Максимович не признавал никаких авторитетов, ни религиозных, ни научных, пытаясь во всем разобраться самостоятельно. Его рассуждения о разуме звезд, жизнедеятельности Земли и происхождении человеческого рода производили огромное впечатление на юного Владимира. Под влиянием дяди и отца он уже в детстве начал постигать важность и необходимость систематического образования и углубленных знаний.

Петербургская классическая гимназия, где с 3-го класса учился Вернадский, была одной из лучших в России. Здесь на высоком уровне преподавались иностранные языки, история и философия. Сам же Вернадский самостоятельно изучил несколько европейских языков: он мог читать необходимую ему литературу на пятнадцати языках, писал статьи на французском, немецком и английском языках.

Восемнадцатилетним юношей Вернадский поступил на физико-математический факультет Петербургского университета. Для него открылась возможность проявить все свои способности в изучении естественных и точных наук, тем более что преподавали их светила русской науки – Д. Менделеев, Н. Бекетов, В. Докучаев, И. Сеченов, А. Бутлеров. Они сами занимались научными исследованиями и всячески стремились заинтересовать ими студентов. Под влиянием Д. Менделеева интерес Вернадского вскоре сосредоточился на проблемах Земли и космоса. Тогда и появились первые идеи об особенностях химии планеты и ее отличиях от лабораторной и космической химии. Эти направления были новыми для науки того времени и прямо указывали на будущее развитие геохимии и космохимии.

В университете Вернадский стал членом студенческого братства, куда входили ставшие позже известными учеными востоковед Ф. Ольденбург, историки А. Корнилов, И. Гревс, общественный деятель Д. Шаховской. Главными принципами этого своеобразного содружества единомышленников были честность, дружба, взаимопомощь. Различие профессиональных интересов не разъединяло, а наоборот, обогащало его участников, на долгие годы сохранивших верность своему братству.

Кстати, к этому студенческому сообществу присоединилась и группа девушек, среди которых была Наталья Старицкая, ставшая вскоре женой Вернадского. Знакомство с Натальей Егоровной оказалось судьбоносным. Владимир Иванович отмечал позже: «Эта встреча изменила мои, казалось, прочные планы». (Надо отметить, что в то время Вернадский обдумывал возможность покинуть Россию надолго, возможно, навсегда. Его возмущали самодержавное устройство и наследие крепостничества.) Дочь именитого и высокопоставленного государственного деятеля Е. П. Старицкого привлекла Вернадского недюжинным умом, благородством, образованностью, а главное, искренностью и добротой. Сначала Владимиру доставляло удовольствие просто беседовать с ней, но затем он понял, что его собеседница – тот самый близкий человек, который более всего подходит для семейной жизни. Вернадский сделал предложение и неожиданно для себя получил решительный отказ. Старицкая была на два года старше и сомневалась в прочности чувств своего поклонника. Но Владимир оказался настойчив, как никто из прежних женихов. Находясь в экспедиции, он писал Наталье Егоровне письма, в которых делился своими самыми сокровенными мыслями и чувствами. Это покорило молодую женщину, и в 1885 г. Вернадский и Старицкая поженились. Через два года у них родился сын Георгий, ставший впоследствии профессором русской истории Йельского университета в США.

После рождения сына Владимир Иванович уехал на два года в заграничную командировку, побывав в Италии, Германии, Франции и Швейцарии. Он проводил исследования в химических и кристаллографических лабораториях, принимал участие в геологических экспедициях, знакомился с новейшей научной и философской литературой. В Англии молодой ученый был избран членом-корреспондентом Британской ассоциации наук.

Вернувшись в Россию, Вернадский занял должность приват-доцента на кафедре минералогии Московского университета. В 1897 г., после защиты докторской диссертации по кристаллографии, он стал профессором. Через год у Вернадских родилась дочь Нина, впоследствии избравшая специальность психиатра.

В начале ХХ в. в печати появились первые публикации ученого по философии и истории науки. Оказалось, что вроде бы частные исследования о кристаллах можно связать с общими представлениями о мире и проблемами пространства-времени. Минералы для Вернадского были отражением и продуктом геологической истории, а живое вещество – частью Земли и космоса. За главным ему виделось общее; за фактами – выводы; за обобщениями – живая природа и познающий ее человек. Не случайно сам ученый говорил: «Философская мысль играет огромную, часто плодотворную роль в создании научных гипотез, дает много ценного для роста знаний и теории».

Слияние естественных наук и философии определялось для Вернадского тем, что он, по сути, практически никогда не ограничивал пределы своих исследований. И не только умело использовал научные факты, но еще и фантазировал, выдвигая оригинальные концепции и находя в них общие закономерности. Например, именно в наши дни ученые и философы стали глубже осознавать и ценить учение Вернадского о биосфере как целостной системе, о роли живого вещества и разума на планете, о симметрии и диссимметрии в природе, о геологическом и биологическом пространстве-времени.

В 1906 г. Вернадский был избран членом Государственного Совета от Московского университета. Два года спустя он становится экстраординарным академиком. С этого времени стали публиковаться отдельные части его фундаментального труда «Опыт описательной минералогии», во многом актуального и сегодня. И все же полностью посвятить себя научной и преподавательской деятельности Владимиру Ивановичу не удалось. Тому помешали внешние причины. В 1911 г. университетское руководство издало приказ о запрещении студенческих демонстраций. Аресты студентов вызвали резкий протест в научной общественности. Более 120 педагогов университета в знак протеста подали в отставку, в их числе были крупнейшие ученые – П. Лебедев, К. Тимирязев, В. Вернадский, Н. Зелинский.

Следствием этих событий стал переезд Вернадского в 1911 г. в Петербург. Здесь он занялся реорганизацией Минералогического музея Академии наук, продолжив в то же время радиологические исследования, а также изучение закономерностей газового дыхания Земли.

В 1917 г. здоровье Вернадского резко ухудшилось. Врачи обнаружили у него туберкулез, что заставило ученого уехать на Украину. В годы пребывания в Киеве, а затем в Полтаве, Харькове, Симферополе Вернадский разрабатывал основы учения о геохимической деятельности живого вещества. Он участвовал в создании Украинской академии наук и даже был избран ее первым президентом. Несмотря на приглашение английских коллег эмигрировать в Британию, он принял решение остаться на родине. По возвращении в Петроград Вернадский исполнял обязанности директора Геологического и Минералогического музеев, организовывал и возглавлял Радиевый институт.

С 1923 по 1926 г. Владимир Иванович жил в Париже, где по приглашению ректора Сорбонны читал курс геохимии и вел большую научную работу. Возвратившись из Франции, Вернадский опубликовал свою знаменитую монографию «Биосфера». До этого о биосфере писалось мало и лишь в специальной литературе. Вернадский стал основоположником учения о ней. Для расширения работ в области жизни геохимического вещества под его руководством при Академии наук была создана Биогеохимическая лаборатория. По мысли ученого, в науке еще не закрепилось положение об особой геологической эпохе (психозойской или технозойской эре), хотя очень важно знать ее черты, периоды и будущее. Безусловно, наука о техносфере (ноосфере) или психозойской эре выходила за рамки наук о Земле. Вернадский ставил вопрос шире – все перечисленные проблемы неизбежно должны были включать в себя науки о человеке, технике и космосе. Для истинного торжества ноосферы необходимы предварительные условия, выполнения которых человечество еще не достигло. «Два момента, – замечал ученый, – являются предпосылками замены антропосферы ноосферой: господство человека над внешней природой и господство в самом человеке сил разума над низшими инстинктами».

В 1935 г. Вернадский переехал из Ленинграда в Москву. Здесь он работал над книгой «Химическое строение биосферы Земли и ее окружение», которая включала обширное предисловие под названием «Философские мысли натуралиста». Через четыре года этот труд логично продолжили работы «Мысли об истории знаний» и «Научная мысль как планетарное явление».

Научный путь Вернадского сопровождался личным общением со многими учеными мира. В Англии, Германии, Италии, Норвегии, Индии, Польше, США, Франции, Чехословакии, Японии и других странах у него было немало единомышленников и последователей. В 1937 г. Владимир Иванович в последний раз выступил на Международном геологическом конгрессе с докладом «О значении радиоактивности для современной геологии», в результате чего добился создания международной комиссии по определению геологического времени.

В годы войны Вернадский вместе с группой ученых был эвакуирован в пос. Боровое (Казахстан). В эвакуации он пережил большое личное горе. В 1943 г. умерла жена, друг и помощник в работе, Наталья Егоровна, с которой он прожил 56 лет. Ученый ненамного пережил свою верную спутницу жизни. В конце 1944 г. по возвращении в Москву у него произошло кровоизлияние в мозг, и 6 января 1945 г. на 82-м году жизни Владимир Иванович Вернадский скончался.

Узнав о смерти Вернадского, выдающий русский ученый А. Ферсман сказал: «Еще стоит передо мною его прекрасный образ – простой, спокойный: облик человека редкой внутренней чистоты и красоты, которые сквозили в каждом его слове, в каждом поступке… Десятилетиями, целыми столетиями будут изучаться и углубляться его гениальные идеи… многим исследователям придется учиться его острой, упорной и отчеканенной, всегда гениальной творческой мысли».

 

Лев Шестов

(1866 г. – 1938 г.)

Настоящее имя – Шварцман Лев Исаакович. Русский религиозный философ. Основные сочинения: «Шекспир и его критик Брандес»; «Достоевский и Ницше. Философия трагедии»; «Великие кануны»; «Апофеоз беспочвенности»; «Умозрение и откровение».

В истории русской философии, пожалуй, не найти личности более противоречивой, чем Лев Шестов. Известность, пришедшая к нему уже с первыми статьями и книгами, сопровождалась равно как восхищением, так и скандальным непониманием. Шестова называли скептиком и декадентом, нигилистом и проповедником жестокости, певцом наслаждений и пессимистом. Одни критики видели в его отрицании очевидных истин бунт мистика, а других приводили в восторг литературное дарование и изящная стилистика.

Сам Шестов всегда возражал против какого-либо определения его творчества, не раз говоря о невозможности «краткого изложения своих идей, неразделимости в них литературы и жизни». Хотя если иметь в виду именно литературу, то трудно не заметить в ней шестовских пристрастий к эпатажу, крайностям, парадоксам, провоцирующей недосказанности, едкой иронии и даже, по его собственным словам, «духовному хулиганству».

Впрочем, и в самой жизни философа найдется немало моментов «неадекватного» отношения к реальным житейским обстоятельствам. Хотя в итоге, если внимательно вчитаться в сочинения Шестова, можно обнаружить, что «все духовные странствия» вдруг оказываются стройным мировоззрением, похожим на «полет вертикали», – любимое философское движение Шестова.

Лев Исаакович Шварцман родился 12 февраля 1866 г. в Киеве в зажиточной семье коммерсанта-мануфактурщика, купца 1-й гильдии Исаака Моисеевича Шварцмана, которому удалось из мелкой лавочки создать громадное дело с миллионным оборотом.

Еще в детстве Лев обнаружил полное равнодушие к коммерческим делам, хотя позже, уже став известным писателем, ему пришлось не единожды разбираться с денежными претензиями семейного клана на отцовское наследство. Так или иначе, по стопам отца-миллионера Лев не пошел. После окончания гимназии в 1884 г. он поступил в Московский университет, где учился вначале на физико-математическом, а годом позже на юридическом факультете. Из университета был исключен по делу о студенческих беспорядках и получил высшее образование уже в Киеве, закончив юридический факультет в 1889 г. По окончании учебы Лев Исаакович некоторое время состоял в гильдии адвокатов, хотя адвокатской практикой практически не занимался. Он вел финансовые дела отцовской фирмы, всерьез подумывал о сценической карьере певца, много читал, пробовал силы в литературе: писал статьи, рассказы, повести, печатался в киевских газетах. Именно в этот период он стал подписывать свои сочинения псевдонимом «Шестов». Под этой фамилией он и вошел в историю русской философии.

В 1896 г. Шестов уехал на лечение за границу, где через год в Риме втайне от родителей женился на Анне Елеазаровне Березовской, православной студентке-медичке, впоследствии ставшей врачом. В течение десяти лет Шестов с семьей жил в различных городах Италии и Швейцарии, сохраняя в глубокой тайне от родных и сам брак, и рождение детей, поскольку, хотя его отец и не был ортодоксальным иудеем, но вряд ли бы допустил женитьбу сына на православной. Кроме того, по русским законам того времени этот брак считался недействительным. Следовательно, и дети, родившиеся в таком браке, считались незаконнорожденными. А их у четы Шестовых было двое – дочери Татьяна и Наталья. С согласия Льва Исааковича обе они приняли обряд крещения.

В 1897 г. Шестов закончил свою первую книгу «Шекспир и его критик Брандес». До этого в киевских журналах и газетах появлялись лишь статьи и очерки на философско-литературные темы. Путь книги о великом английском драматурге к читателю был непростым. Всякие попытки напечатать ее успеха не имели – ни один издатель не хотел иметь дело с малоизвестным автором. Оставался один выход – печатать за свой счет. Лишь через два года это сочинение увидело свет. За это время Шестов успел написать еще одну книгу «Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше. Философия и проповедь». Но и с этой работой автору не повезло. Рукопись побывала у известных критиков и философов Михайловского, Соловьева, Спасевича, в журналах «Жизнь», «Вопросы философии и психологии» и других, и везде автор получил отказ. Чего стоит, например, отзыв Вл. Соловьева: «Совесть не позволяет содействовать напечатанию в «Вестнике Европы» такой работы. Передайте от меня автору, что я вообще не советую ему ее печатать, – он наверное впоследствии раскается, если напечатает». Тем не менее, именно по рекомендации Вл. Соловьева книга была издана М. Стасюлевичем в 1899 г.

В обеих книгах молодой философ заявлял о себе, по словам В. Розанова, «новыми вкусами в философии, преодолением позитивизма идеализмом и возвышенной моралью и в конце концов разрывом с самим идеализмом ради экзистенциалистски понятой правды жизни». Но Лев Шестов, в отличие от своих современников П. Струве, С. Булгакова, Н. Бердяева, С. Франка, рассматривал прежде всего этические и метафизические проблемы творчества. А во второй книге он вообще отказывался от всякого морализма, приходя к мысли, что необходимо «искать того, что выше добра и сострадания, необходимо искать Бога».

Несмотря на новый взгляд на проблемы морали, критика обошла вниманием оба сочинения Шестова, что повергло автора в состояние некоторой депрессии. Он уехал за границу и вернулся в Россию уже в начале ХХ в. Здесь, по предложению знаменитого мецената С. Дягилева, Лев Исаакович активно сотрудничал в журнале русских модернистов «Мир искусства», сблизился с петербургскими и киевскими литераторами и философами, проповедниками «нового религиозного сознания». Несмотря на дружеские отношения с Д. Мережковским, Н. Бердяевым, В. Розановым, Шестов так и не примкнул ни к одному литературному или философскому направлению, предпочитая идти собственным творческим путем. Одна за другой вышли его книги ««Достоевский и Ницше: Философия трагедии», «Апофеоз беспочвенности. Опыт адогматического мышления», «Великие кануны». В этих сочинениях Шестов соединил критическое и философское начало, отметив, что призвание писателя и мыслителя составляет единое целое. Так он подходил и к творческому наследию самых разных художников – Шекспира и Достоевского, Ницше и Толстого, Ибсена и Бодлера, Чехова и Лютера.

С 1910 г. Шестов с семьей живет преимущественно в Швейцарии, в городке Коппе, на берегу Женевского озера, лишь временами наезжая в Россию. Здесь он начинает углубленные занятия классической европейской философией и богословием. Классическая западногерманская философия, метафизика, теология стали отныне главным предметом размышлений Шестова.

Весть об Октябрьском перевороте Шестов встретил в Москве. После гибели на фронте внебрачного сына Сергея философ некоторое время жил в Киеве, где читал в Народном университете курс лекций «История древней философии». Не приняв ни идеи, ни цели пролетарской революции, Шестов при первой же возможности постарался эмигрировать из России. Сначала он уехал в Ялту, оттуда в Севастополь, затем через Константинополь и Италию прибыл в 1921 г. в Париж, где провел остаток жизни. Парижский период оказался для Шестова самым плодотворным. Он читал курс лекций в Сорбонне, публиковался в периодической печати, его сочинения начали переводить на европейские языки. Расширился и круг знакомых, среди которых были известные в литературном, философском и научном мире имена: Т. Манн, А. Жид, А. Эйнштейн, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, А. Мальро.

После публикации своих главных сочинений Шестов занял заметное место в философской культуре «серебряного века». Философ разделял общее устремление эпохи к радикальному пересмотру традиций путем «припоминания» начал, возвращения к истокам слова, мысли, веры. Вместе с тем весь пафос его «беспочвенной» мысли не только не согласовался с «генеральной» линией русской религиозной философии, связанной с именем Вл. Соловьева, но и сознательно противостоял ей. По мнению Шестова, русская религиозная мысль получила свое выражение в художественной литературе. Он был твердо убежден, что «никто в России так свободно не думал, как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Толстой и даже Чехов».

Именно в мире русской литературы Шестов прежде всего видел возможность «новых начал» философии – философии, развиваемой на каторжных нарах, в монастырских кельях, в трактирах и подпольях, перед лицом жизни и смерти. Позже философ расширил этот мир, дополнив его взглядами на мир философов Ницше, Кьеркегора, Паскаля, то есть тех, кто вольно или невольно пробудился от добротного, разумно оправданного, морально благоустроенного мира и оказался вне законов, один на один с реальностью.

По-новому, в контексте Толстого, Достоевского и Ницше, он прочитал и само Священное Писание – не глазами правоверного иудея или ортодоксального христианина, а как мыслитель, предвидевший катастрофические откровения ХХ в., распознавший в воплях Иова, плаче Иеремии, воздыханиях псалмопевца голос будущего.

Последние восемь лет жизни Лев Исаакович, стремясь уйти от шумной столичной суеты, прожил в парижском предместье. В декабре 1937 г. его настигла тяжелая болезнь – кишечное кровотечение, из-за которой пришлось прекратить чтение лекций. В октябре 1938 г. Лев Исаакович заболел бронхитом, перешедшим в тяжелую форму туберкулеза. Умер Лев Шестов 20 ноября 1938 г. в клинике Буало и похоронен на городском кладбище Булони.

При жизни творчество Льва Шестова воспринималось неоднозначно, в том числе и в среде русских религиозных философов. В их рецензиях и отзывах он оставался «оригинальным, но крайне субъективным мыслителем». Все хвалили литературное достоинство его трудов, но отклоняли поставленные в них проблемы. Эта оценка до сих пор не преодолена отечественной критической мыслью. Иное дело зарубежная, в частности, французская критика. 100-летие со дня рождения Льва Шестова было широко отмечено за рубежом газетными и журнальными статьями, лекциями, радиопередачами, переизданием его книг. Шестова назвали «пророком мировой мысли ХХ века» и мыслителем, оказавшим влияние на А. Камю, А. Мальро, Э. Ионеско, одним из первых, обративших внимание общественности Франции на С. Кьеркегора.

«Может быть, – писал по поводу переиздания книг Льва Шестова Эжен Ионеско, – он нам поможет найти вновь центр, который мы потеряли, стать вновь перед трагическими откровениями, перед проблемой наших конечных целей, перед проблемой нашего метафизического положения».

 

Николай Онуфриевич Лосский

(1870 г. – 1965 г.)

Русский философ. Основные сочинения: «Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма»; «Обоснование интуитивизма»; «Мир как органическое целое»; «Свобода воли»; «Чувственная интеллектуальная и мистическая интуиция»; «Бог и мировое зло»; «Условия абсолютного добра. Основы этики»; «История русской философии»; «Достоевский и его христианское миропонимание».

Русская религиозная философия как явление самобытное всегда шла своими нехожеными путями. Но только в последние десятилетия ХХ в. стало очевидным, какой это был огромный пласт культуры, точно отвечавший национальному самосознанию. Жизнь и творчество Николая Онуфриевича Лосского – яркое тому свидетельство. В своей книге «Характер русского народа» он так обозначил черты русского человека: религиозность, сила воли и страстность. Эти качества, по мнению философа, проявляются и в быту, и в религиозной сфере, и в политической деятельности. Будучи сам осознанно русским человеком, Лосский, проживший большую, интересную жизнь и многое испытавший за свои 94 года, в полной мере проявил все отмеченные свойства личности, характерные для православного христианина, родившегося в России и понявшего склад ума своих соотечественников. И все же Николай Онуфриевич пошел дальше: обладая и религиозностью, и волей, и страстью, он создал свое направление в философии, близкое к понятию, которое обозначил как «интуитивизм», то есть интуитивное проникновение в глубь религиозной традиции.

Родился Николай Онуфриевич Лосский 6 декабря 1870 г. в местечке Креславка Двинского уезда Витебской губернии в многодетной семье. Его отец, Онуфрий Иванович, обрусевший поляк православного исповедания, работал сначала лесничим, а после переезда в г. Дагда определился на государственную службу становым приставом. Мать Аделаида Антоновна, урожденная Пржилянцкая, была полькой, воспитанной в католичестве.

В 11-летнем возрасте Лосский потерял отца: тот скоропостижно скончался от разрыва аорты, оставив сиротами девятерых детей. Аделаида Антоновна переехала с детьми в Витебск, где Коля, не без участия матери, которая сама готовила его к экзамену, поступил в первый класс Витебской классической гимназии. Учеба, по воспоминаниям Николая Онуфриевича, была ему не очень интересна. Латынь и математика, которые превалировали в этом учебном заведении, особо его не интересовали, а древняя литература почти не преподавалась. С одноклассниками Николай не особенно дружил и утешение находил в религии, охотно посещая гимназическую церковь. Но по мере взросления интересы у него существенно изменились. В 7-м классе Лосский увлекся идеями социализма и даже создал тайный кружок, в котором несколько гимназистов читали и обсуждали сочинения Писарева, Добролюбова, Михайловского. Очень скоро об этом стало известно начальству, и после нескольких допросов Николай Лосский и его товарищ Иосиф Лиознер были исключены из гимназии «за пропаганду социализма и атеизма», причем без права поступления в другое учебное заведение и с запретом быть допущенными к педагогической службе.

Пришлось уезжать за границу, хотя средств для этого почти не было. Контрабандным путем Лосскому и Лиознеру удалось через Вену попасть в Цюрих. Обосновавшись в Цюрихе, бывшие гимназисты под влиянием русских эмигрантов познакомились с трудами социалистов. Правда, увлечение социализмом у Лосского длилось недолго. Не имея возможности поступить в высшее учебное заведение в Цюрихе, поскольку ему еще не было семнадцати лет, Лосский переехал в Берн, где возраст не служил препятствием, и поступил в университет на философский факультет с целью заниматься естествознанием. Однако вскоре по материальным соображениям он прервал учебу и отправился в Алжир, где некоторое время даже служил в Иностранном легионе.

Летом 1889 г. Лосский вернулся в Россию и направился в Петербург с целью обучиться бухгалтерскому делу. Но благодаря влиятельным родственникам ему удалось закончить экстерном 8-й класс гимназии и в 1891 г. поступить на физико-математический факультет Петербургского университета. Серьезно заинтересовавшись ботаникой, Николай в то же время усердно изучал историю философии. Это пристрастие оказалось решающим в его дальнейшей жизни. В 1894 г. Лосский поступил на первый курс историко-филологического факультета с посещением лекций главы русской школы неокантианства профессора А. Введенского. Под влиянием этого видного ученого проблемы теории познания выдвинулись для Лосского на первый план. Он все больше убеждался, что «познанию доступно лишь то, что внутренне присуще сознанию. Стало быть, необходимо было преодолеть идеи Юма и Канта и развить теорию знания, которая бы сумела объяснить, как возможно знание о вещах в себе, и оправдать тем самым занятия метафизикой». Успешно закончив в 1898 г. университетский курс, Лосский уже имел достаточное представление о контурах будущей философской системы, которая стала главным делом его жизни и главной темой его творчества.

В 1895 г. Лосский познакомился с Людмилой Владимировной Стоюниной, дочерью видного русского педагога В. Я. Стоюнина. В то время Людмила Владимировна училась на историко-литературном факультете Бестужевских Высших женских курсов, и ее мать, директриса знаменитой в то время Петербургской частной женской гимназии Мария Николаевна Стоюнина организовала в своем доме своеобразный философский кружок, где собирались студенты университета и слушательницы курсов для обсуждения волновавших их философских и гуманитарных вопросов. Будучи постоянным участником собраний этого кружка, Лосский сблизился с Людмилой Владимировной и в 1902 г. сделал ей предложение. Оно было принято, и летом того же года молодые люди обвенчались в православной церкви в живописном швейцарском городке Веве, расположенном на берегу Женевского озера. Этот брак был на редкость счастливым, Николай Онуфриевич и Людмила Владимировна прожили в любви и согласии сорок один год, воспитали троих прекрасных сыновей. Их первенец Владимир впоследствии стал известным православным богословом; средний сын Борис занимал пост директора Музея искусств во французском городе Туре; младший Андрей был профессором истории и преподавал в Калифорнийском университете.

После окончания университета началась преподавательская деятельность Лосского. Он читал лекции в Петербургском университете, Женском педагогическом институте и на Бестужевских курсах. В 1901 г. ему было присвоено звание приват-доцента, через два года – степень магистра философии. В магистерской диссертации «Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма» ученый ставил перед собой задачу доказать, что жизнь человеческого «я» состоит из волюнтаризма, волевого акта, из ощущения активности, которые приводят к каким-либо переменам.

Докторская диссертация «Обоснование интуитивизма», которую Николай Онуфриевич защитил в Московском университете в 1907 г., принесла ему не только академическую известность, но и славу мыслителя, разработавшего оригинальную философскую концепцию. Благодаря Лосскому интуитивизм как направление в теории познаний приобрел зримые черты и более четкие формулировки и обоснования. Философу удалось органически соединить идеи Платона, персонализм Лейбница и русского философа А. Козлова с мистицизмом Вл. Соловьева.

Над своей теорией познания Лосский продолжал работать и в дальнейшем, уточняя ее понятия, сопоставляя их с популярными в то время идеями Бергсона, Гуссерля и даже с положениями материалистической теории, критике которой он посвятил несколько обстоятельных статей.

Октябрьский переворот 1917 г., как и ранее революция 1905 г. и Февральская революция, вызвал у Лосского «чувство ужаса». Позже в «Воспоминаниях», анализируя восприятие происшедшего, он писал: «У меня было мистическое восприятие исчезновения государственной организующей силы, социальной пустоты на ее месте». С самого начала революции Николай Онуфриевич был деятельно-непримиримым и неутомимым противником марксистской идеологии, некоторое время активно пропагандировал идеи конституционно-демократической партии (партии кадетов), в которой состоял более 10 лет, и даже вместе с женой принимал участие в демонстрации в защиту Учредительного собрания. Но, как он позже писал: «Собрание это было без труда разогнано большевистским правительством. Началась беспросветная жизнь под давлением большевистского деспотизма».

В те тяжелые годы Николай Онуфриевич, как, впрочем, и другие русские мыслители, возвратился к религиозным основам философии, видя в них единственный способ постижения реального мира и осмысления трагедии, постигшей Россию. Этому «пробуждению» способствовала и личная трагедия. В «голодном и холодном» 1918 г. умерла от дифтерита десятилетняя дочь Мария. Лосский воспринял смерть любимой дочери как религиозный мистик, посчитав, что на его судьбе таинственным образом сказался юношеский атеизм. С этих пор его все больше стали волновать духовные и нравственные проблемы. Он возвратился в лоно церкви, от которой отошел еще будучи гимназистом.

Но находиться вне философской работы Лосский не мог. Еще в 1917 г. он издал один из основных своих трудов «Мир как органическое целое», над которым работал не один год. В нем философ пришел к выводу, что обоснование мира Абсолютом правильнее всего выражено в христианском учении, согласно которому мир сотворен Богом из ничего, поскольку творя этот мир, Бог не нуждался ни в каком материале вне Себя и не заимствовал никакого содержания. Таким образом, обоснование Мира носит характер абсолютного творчества, когда создается нечто совершенно новое.

Свою метафизическую систему Лосский назвал идеал-реализмом. Этот термин означал следующее: реальное бытие возникает и существует не иначе как на основе идеального. Ввиду такого строения мира теория знания Лосского, которую он обозначал как интуитивизм, есть органический синтез опыта и рационализма. С другой стороны, по Лосскому, все сущее состоит из активных деятелей, действительных или потенциальных личностей, при этом действительная личность опирается в своем поведении прежде всего на нравственные ценности.

После октября 1917 г. Николай Онуфриевич продолжал работать в Петербургском университете, читая лекции по логике и теории познания. Но осенью 1920 г. он вместе с некоторыми другими преподавателями был уволен за распространение религиозных взглядов. Сильное нервное расстройство привело к тяжелой желчнокаменной болезни, и врачи посоветовали Николаю Онуфриевичу уехать на лечение за границу. Но вскоре он вместе со всей семьей оказался за границей вовсе не из-за необходимости поправить здоровье. В ноябре 1922 г. Лосского вместе с группой известных ученых, философов и общественных деятелей выслали из Советской России.

Обосновавшись в Праге, Лосский работал в Русском университете, где вел преподавательскую деятельность и научную работу: читал лекции, выезжал с докладами в Варшаву, Париж, Лондон, Белград, США и Швецию. В эмигрантский период он продолжал развивать свою философскую систему, активно занимаясь в то же время историей русской философии. Его сочинения на эту тему преисполнены глубокой религиозности и направлены на поиски добра и красоты. Главной задачей, которую ставил перед собой философ, был переход от теоретической философии к практической. В 30-е годы одна за другой вышли его книги «Свобода воли», «Ценность и бытие. Бог и Царство Небесное как основа ценностей», «Бог и мировое зло», «Достоевский и его христианское миропонимание».

В 1940 г. Лосский переехал в Братиславу, поскольку был избран профессором философии Братиславского университета. В Братиславе он прожил всю войну, там он похоронил жену Людмилу Владимировну, которая скончалась в 1943 г. После вступления в Братиславу советских войск Лосский добился разрешения переехать во Францию, где жили его сыновья Владимир и Борис, а с 1946 г. поселился в США и через пять лет получил американское гражданство. При сдаче экзамена на получение гражданства 80-летний профессор, отвечая на стереотипный вопрос, будет ли он в случае войны помогать Соединенным Штатам, даже пошутил: «Если будут военнопленные, я охотно буду разъяснять им преимущества такой демократии, как США».

В Америке Лосский продолжил преподавательскую деятельность. Несмотря на преклонный возраст, он читал лекции в Русской духовной академии в Нью-Йорке, вел курсы по философии в Калифорнийском университете, публиковал статьи на философские и нравственные темы в различных журналах. Перелом наступил в 1960 г., когда, как писал его сын Борис: «отцу минуло девяносто лет, и это была грань, за которой богатая восприятием впечатлений и внутренне осмысленная жизнь очень скоро превратилась в тусклое и тягостное существование. Главным толчком к этому была неудачная, хотя и сделанная в дорогой клинике, операция простаты, от следствий которой отец так и не оправился. Дела сложились так, что лучшим выходом для него было переселение во Францию».

Переехав во Францию в конце 1960 г., Николай Онуфриевич объявил родным, что его организм разрушен и единственное о чем он молится, есть скорейшее ниспослание ему смерти. Однако он прожил еще четыре года, находясь все это время в клиническом помещении Русского дома в качестве платного пациента. Вместе с жизненными силами постепенно угасал его рассудок, и 24 января 1965 г. Николай Онуфриевич Лосский «безболезненно и мирно» скончался, как будто заснул. Похоронили его на русском кладбище Сен-Женевьев рядом с могилой сына Владимира.

Среди соболезнований, которые получили сыновья Лосского, характерно письмо русского публициста Федора Степуна. Выражая сочувствие по поводу смерти Николая Онуфриевича, он между тем писал: «Рассуждая рационально, не приходится протестовать, что Ваш отец покинул здешний мир. Он осуществил все, для чего был призван, и навсегда вошел в историю русской философской мысли».

 

Сергей Николаевич Булгаков

(1871 г. – 1944 г.)

Русский философ, религиозный и общественный деятель. Основные сочинения: «От марксизма к идеализму»; «Два града» в 2-х томах; монография «Философия хозяйства»; «Свет Невечерний»; «Философии имени»; трилогия «Агнец Божий», «Утешитель», «Невеста Агнца».

Сергей Николаевич Булгаков принадлежал к исконному священническому роду. Он родился 28 июня 1871 г. в г. Ливны Орловской губернии в семье провинциального кладбищенского священника. В скромном родительском доме царила атмосфера благочестия и устроенности церковного быта. В детские впечатления мальчика вошли и возвышенная красота литургии, и естественная гармония природы родных мест. Позже Сергей Николаевич вспоминал о том периоде своей жизни: «То, что я любил и чтил больше всего в жизни своей, – настоящую благородность и правду, высшую красоту целомудрия, все это было мне дано в восприятии родины».

В 1884 г. после окончания духовной школы Булгаков поступил в Орловскую духовную семинарию. Однако казенный дух этого учебного заведения, его формальная религиозность разочаровали Сергея, и в 1888 г. он оставил семинарию, надолго отдалившись от религии. Пережив настоящий кризис веры, Булгаков избрал, как ему казалось, наиболее верный путь: он решил посвятить жизнь гуманитарным и экономическим наукам, основательно заняться политической экономией, а точнее марксистским направлением в ней. После двухлетнего пребывания в Елецкой гимназии он поступил на юридический факультет Московского университета. Окончив университет в 1894 г., Булгаков остался на кафедре политической экономии и статистики, чтобы заняться научной работой. В это время он начал публиковать первые научные работы на темы социологии и политэкономии. Большинство из них, в частности книга «О рынках при капиталистическом производстве», были пронизаны марксистскими идеями. В целом же марксизм на семнадцать лет (с 1890 по 1907 гг.) определил мировоззрение Булгакова, хотя, по существу, это было насилие над его душой, поскольку по-настоящему Сергея Николаевича влекли философия и литература. Но молодой ум не сумел отойти на первых порах от модной в ту пору «интеллигентской религии». Марксизм в то же время представлялся русской молодежи научно обоснованным социальным идеализмом, залогом равенства, свободы и прогресса.

В 1898 г. Булгаков женился на Елене Ивановне Токмаковой. Получив стипендию для продолжения научной работы и подготовки к профессорскому званию, чета Булгаковых уехала на два года в Германию, родину социал-демократии и марксизма. Там Сергей Николаевич написал магистерскую диссертацию – двухтомный труд «Капитализм и земледелие», который увидел свет в 1900 г. и сделал автора одним из наиболее авторитетных теоретиков марксизма.

Как ни парадоксально, но именно желание «верой и правдой служить марксизму» привело к обратному – разочарованию во всех его идеях и постепенному переходу к религии, к вере. Ее Булгаков начал сначала робко, а затем все смелее пропагандировать к великому негодованию своих вчерашних единомышленников. Об этом драматическом периоде во внутренней идейной жизни Булгаков писал в «Автобиографических заметках»: «В сущности, даже в состоянии духовного одичания в марксизме, я всегда религиозно тосковал, никогда не был равнодушен к вере. Сперва я верил в земной рай, но трепетно, иногда со слезами. Потом же, начиная с известного момента, когда я сам себе это позволил и решился исповедовать, я быстро, резко, решительно пошел прямо на родину духовную из страны далекой: вернувшись к вере в «личного Бога» (вместо безличного «идола прогресса»), я поверил в Христа, Которого в детстве возлюбил и носил в сердце, а затем и в Православие». С этого времени у Булгакова начался второй период духовной биографии, который можно назвать «религиозно-философским».

В 1901–1906 гг. чета Булгаковых жила в Киеве, где Сергей Николаевич преподавал в политехническом институте и университете, будучи профессором политэкономии. Преподавательская деятельность сопровождалась активной творческой работой. В это время вышли его книга «Два града» и сборник статей «От марксизма к идеализму», обозначивший переход от ставшего чуждым течения к идеалистической философии. Все большее влияние на Булгакова оказывают русские религиозные философы, особенно Вл. Соловьев, которому Сергей Николаевич посвятил ряд статей, сравнив основоположника русской религиозной мысли с великим немецким философом Шеллингом.

В 1906 г. Булгаков переехал в Москву, где преподавал политэкономию в Коммерческом институте в качестве приват-доцента. В этот период заметна и его роль в общественной жизни: Сергей Николаевич – активный участник религиозно-философского общества, депутат Второй Государственной Думы, автор многих публикаций на общественно-политические темы в журналах «Новый путь», «Вопросы жизни», сборнике «Вопросы религии», активный сотрудник в книгоиздательстве «Путь», где в 1911–1917 гг. выходили серьезнейшие произведения русской религиозной мысли.

К важнейшим событиям в жизни Булгакова тех лет следует отнести и дружбу с П. Флоренским, чье религиозно-философское мировоззрение бывшему теоретику марксизма становилось с каждым годом все более близким. Не случайно в знаменитых «Вехах» появилась статья Булгакова «Героизм и подвижничество», в которой он призвал интеллигенцию к отрезвлению, отходу от стадной морали и утопизма ради духовного осмысления и конструктивной социальной позиции.

Параллельно с лекциями и статьями на религиозные темы у Булгакова появились и другие мотивы в творчестве, свидетельствующие о серьезном подходе к научным и философским проблемам. В докторской диссертации «Философия хозяйства», написанной в 1912 г., и монографии «Свет Невечерний» (1917 г.) уже проявились основы собственного учения, идущего в русле взглядов Вл. Соловьева и П. Флоренского, и ряд собственных идей, питаемых православной религиозностью.

Книгу «Свет Невечерний», которую сам Булгаков в предисловии назвал «собраньем пестрых глав», можно считать основополагающим трудом русской религиозной философии. В ней он попытался воспроизвести религиозные созерцания, связанные с жизнью в православии. Одно только предисловие, занимающее 119 страниц и посвященное проблемам религиозной гносеологии и методологии, является само по себе трактатом о предпосылках богословского мышления.

Книга «Свет Невечерний» определила начало третьего, собственно богословского периода творчества Булгакова. В 1917 г. он принял участие в работе Всероссийского Поместного Собора, восстановившего в стране патриаршество. А спустя год принял важное для себя решение – стать священником. Мысль о принятии сана зрела у Сергея Николаевича давно. Но, как он позже писал в «Автобиографических заметках»: «на этом пути стояли разные препятствия. Первое из них – это привычки и предубеждения среды и даже самых близких. В среде интеллигентской, где безбожие столь же естественно подразумевалось, принятие священства, по крайней мере в состоянии профессора Московского университета, доктора политической экономии и проч., являлось скандалом, сумасшествием или юродством, во всяком случае самоисключением из просвещенной среды… Но существовало для меня еще препятствие, силами человеческими непреодолимое: то была связь православия с самодержавием, приводившая к унизительной вредоносной зависимости церкви от государства. Чрез это я не мог перешагнуть, не хотел и не должен был. Это препятствие внезапно отпало в 1917 г. с революцией: церковь оказалась свободна, из государственной она стала гонимой».

В Троицын день 1917 г. о. Сергий, с благословения патриарха Тихона, был посвящен епископом Феодором Волоколамским в диакона, а в Духов день – в сан пресвитера. С этого времени о. Сергий начал играть видную роль в церковных кругах, активно участвуя в работе Всероссийского Поместного Собора Православной церкви и близко сотрудничая с патриархом Тихоном.

Октябрьскую революцию о. Сергий воспринял отрицательно, откликнувшись на нее диалогами «На пиру богов». В этой работе судьба России была им представлена в ключе тревожной непредсказуемости и апокалиптических видений. В написанных в тревожный 1920 год сочинениях «Философия имени» и «Трагедия философии» о. Сергий подверг пересмотру свой взгляд на философию и христианство, придя к выводу о том, что христианское умозрение способно выразиться без искажений исключительно в форме догматического богословия. Последнее и стало с тех пор основной сферой его деятельности.

В годы гражданской войны о. Сергий уехал из Москвы, поскольку семья его находилась в Крыму, а из университета он был исключен за принятие священства. Ему удалось добраться до Крыма, где он и оставался до конца декабря 1922 г., когда вместе с группой видных русских ученых и философов был выслан за границу. После недолгого пребывания в Константинополе, в мае 1923 г. о. Сергий занял должность профессора церковного права и богословия на юридическом факультете Русского научного института в Праге. Вскоре при его активном участии был успешно осуществлен проект создания в Париже Богословской академии (Православного богословского института). С его открытия в 1925 г. и до самой своей кончины Булгаков был его бессменным деканом, а также профессором кафедры догматического богословия. Под его руководством Сергиево Подворье, как называли комплекс институтских строений с храмом во имя преподобного Сергия Радонежского, выросло в крупнейший центр православной духовности и богословской науки в зарубежье.

Помимо дел, связанных с институтом, и помимо богословского творчества, о. Сергий уделял большое внимание еще двум сферам: духовному руководству русской молодежью и участию в экуменическом движении. Центральным руслом религиозной активности русской молодежи за рубежом стало Русское христианское движение, о. Сергий был одним из главных его отцов-основателей. В работу экуменического движения о. Сергий включился в 1927 г. на Всемирной христианской конференции «Вера и церковное устройство» в Лозанне. До конца 30-х годов он принимал участие во многих экуменических начинаниях, став одним из влиятельных деятелей и идеологов движения.

В Париже о. Сергий приступил к созданию целостной богословской системы под названием «О Богочеловечестве». На этой волне богословского вдохновения им была создана уникальная трилогия о Христе – первый том «Агнец Божий», второй том о Св. Духе «Утешитель» и третий том под названием «Невеста Агнца», увидевший свет уже после смерти о. Сергия в 1945 г. По словам современного немецкого исследователя богословия Р. Шленски, «трехтомный труд С. Н. Булгакова является единственной современной догматикой восточной церкви, в которой все вероучение продумано и изложено с огромной систематической силой и своеобразием».

Однако в 30-е и 40-е годы ХХ в. далеко не все критики и богословы восприняли труд о. Сергия однозначно. В частности, Московская патриархия осудила многие его положения и обвинила Булгакова в ереси. Отвечая на критику, он заявил, что его богословские труды затрагивают лишь богословское истолкование догматов Православной церкви, но не противоречат их действительному содержанию.

В защиту о. Булгакова горячо выступил Н. Бердяев, который опубликовал в журнале «Путь» статью «Дух Великого Инквизитора (по поводу указа митрополита Сергия, осуждающего богословские взгляды о. С. Булгакова)». Бердяев писал о том, что указ имеет гораздо более широкое значение, чем спор о Софии, в нем затрагиваются судьбы русской религиозной мысли, ставится вопрос о свободе совести и о самой возможности мысли в православии.

В 1939 г. у о. Сергия был обнаружен рак горла. Он перенес тяжелые операции, побывал на пороге смерти и в значительной степени утратил способность речи. Начавшаяся мировая война ограничила сферу деятельности Булгакова. Но до последних дней жизни в оккупированном Париже он не прекращал служить литургию и читать лекции, а кроме того, работать над новыми сочинениями. Умер Сергей Николаевич Булгаков 13 июля 1944 г.

О. Сергию судьбой было дано довести до конца свой богословский подвиг. Как и все представители русской религиозной философской мысли, он был устремлен к новому, к царству Духа, в котором самой большой правдой остается вера в божественное человеческое начало.

 

Бертран Рассел

(1872 г. – 1970 г.)

Английский философ, математик, социолог, общественный деятель, лауреат Нобелевской премии по литературе (1950 г.). Основные сочинения: «Проблемы философии»; «Наше познание внешнего мира»; «Исследование значения и истины»; «Человеческое познание, его сфера и границы» и др.

Диапазон творчества, интересов и общественной деятельности Бертрана Рассела – явление необычайное в современной культуре. Он был выдающимся логиком, математиком, социологом, публицистом, лауреатом Нобелевской премии по литературе; за свою почти столетнюю жизнь написал более 60 книг на самые разнообразные темы – от узкоспециальных «Принципов математики» до сугубо художественной прозы. По свидетельству современников, Рассел знал наизусть все сонеты Шекспира и в то же время «казался магическим человеком чисел, способным в уме за две секунды умножить пятизначные числа». Как философ Рассел всегда искал истину, стремясь использовать в философии достижения различных наук. Огромным уважением и признанием пользовалась общественная деятельность мыслителя, направленная против гонки ядерных вооружений.

Бертран Артур Уильям Рассел родился 18 мая 1872 г. в старинной аристократической семье. Его отец, лорд Эмберли, был третьим сыном британского премьер-министра и лидера партии вигов Джона Рассела, которого отличали не только высокое положение в обществе, но и глубокая образованность: ученик и друг философа Д. Милля сам был автором философского труда «Анализ религиозной веры».

Расселы во все времена славились как поборники либеральных взглядов. Радикальным либералом был и отец Бертрана, особенно в вопросах войны и мира, предмете, который стал основным в политической деятельности будущего философа. Лорд Эмберли ближе, чем кто-либо другой в XIX в., подошел к позиции, которую в ХХ в. назвали пацифизмом. Он раньше других выдвинул идею о мировом правительстве, которую его сын проповедовал более 70 лет спустя. Впрочем, наиболее страстной «либералкой» в семье была мать, леди Кэтрин, отстаивающая права женщин столь активно, что навлекла на себя гнев королевы Виктории.

Родителей Бертран лишился рано. Его и старшего брата воспитывала бабушка, графиня Рассел, нанявшая для внуков швейцарских и немецких гувернеров. Братья учились в атмосфере, сочетавшей аристократическое уединение и свободомыслие. Опытные учителя, тщательно подобранная библиотека способствовали прекрасному образованию и обеспечивали досуг, необходимый для чтения и для размышлений.

В конце 1889 г. 18-летний Рассел был принят в Тринити-колледж при Кембриджском университете, где проучился по июнь 1894 г. Его главные интересы в это время сосредоточились на основательном изучении математики и философии. Результатом стала докторская диссертация «Об основах геометрии», которую молодой выпускник защитил в 1897 г. Математика и философия были в те годы не единственными предметами внимания Бертрана. Во время путешествия по Европе и, в частности, пребывания в Берлине молодой ученый познакомился с идеями социал-демократии и социалистического движения, которые в обобщенном виде представил в книге «Германская социал-демократия», вышедшей в 1896 г. Анализируя деятельность немецких социалистов, Рассел впервые обратился к проблеме переустройства мира на принципах реформизма и демократического движения.

В годы, предшествовавшие Первой мировой войне, известность Рассела как ученого и общественного деятеля вышла далеко за пределы Англии. Он побывал с лекциями в США, принял участие в крупном философском конгрессе в Париже, совместно с математиком и философом Уайтхедом создал произведение, ставшее классическим, – «Основание математики». Кстати, публикация книги потребовала таких затрат от Кембриджского университета, что авторам пришлось вкладывать в это предприятие собственные деньги.

В те же годы Рассел попытался заявить о себе и на политическом поприще, решив в 1910 г. баллотироваться в парламент. Однако и тогда, и позже (1922 г. и 1923 г.) поддержки на выборах молодой политик так и не получил, в основном из-за своих атеистических взглядов и либеральных позиций. Впрочем, до 1914 г. политика играла второстепенную роль в жизни Рассела, всецело посвятившего себя науке и философии. Его раннее философское творчество сложилось под влиянием идеализма Гегеля. Однако Рассел сделал из гегелевской системы свои выводы, полагая, что доктрина немецкого мыслителя рассматривает все во взаимосвязи и делает невозможной математику, поскольку та требует отвлеченности. Рассел предложил более реалистическую точку зрения, признающую множественность веществ, не зависящих от мышления и не связанных внутренне, как в гегелевской системе.

Свою следующую книгу «Проблемы философии», написанную в 1913 г., мыслитель начал с вопроса: «Существует ли в мире какое-либо знание, которое так несомненно, что ни один разумный человек не мог бы сомневаться в нем?» Чтобы найти ответ, он исследовал и описал путь, благодаря которому человек постигает мир. Рассел ввел термин «чувственные данные», которым обозначил «такие вещи, как цвета, запахи, твердость, шероховатость», и назвал знание чувственных данных ощущением. Он отличал то, что сам назвал «знанием посредством ознакомления», от «знания посредством описания». По его словам, непосредственным образом мы можем воспринимать только чувственные данные, наше «я» и наши умственные состояния. Физические же объекты мы воспринимаем не непосредственным образом – чувственные данные отсылают нас к таким объектам, как стол, дерево, собака, лошадь, люди, которые являются их причинами. Трудность здесь состоит в том, чтобы увидеть, как из чувственных данных делаются выводы о явлениях, которые удовлетворяют описанию физического объекта с точки зрения здравого смысла.

Свою позицию в философии Рассел называл логическим атомизмом, который исходит из того, что все сложные явления сводимы путем анализа к простым качествам, обозначаемым своими логическими именами. В лекции по логическому атомизму Рассел заявлял, что «мир содержит факты, которые являются тем, чем они являются, независимо от того, что бы мы о них ни думали». Хотя в последующем ученый несколько трансформировал свою концепцию, она оставалась основой его понимания реальности и в остальных работах.

Первая мировая война стала для Рассела огромным нравственным потрясением. Испытывая чувство ответственности перед современниками, он занял активную пацифистскую позицию, примкнув к Союзу демократического контроля. Члены этой организации ратовали за учреждение международного совета для гарантии соглашений по спорным вопросам, призывали к сокращению вооружений и отказу от призыва на военную службу. За выступления на многочисленных митингах власти в 1916 г. оштрафовали Рассела на 100 фунтов стерлингов, он был лишен права преподавать в Тринити-колледже, а вскоре подвергнут на полгода домашнему аресту.

Примечателен и такой факт: в годы войны Рассел пожертвовал все деньги, полученные в наследство, на различные просветительские и научные цели, решив жить только на гонорары за книги и лекции.

Благодаря участию в антивоенных кампаниях Рассел неожиданно для всех стал героем левого движения. В 1920 г. он в составе делегации лейбористской партии приехал в Россию, где встречался с Лениным, Троцким, Горьким и Блоком. Однако итог поездки – книга «Практика и теория большевизма» – в целом был весьма критичным по отношению к советскому режиму: Рассел не мог принять и оправдать насилие большевиков, подавление в стране свободы, нетерпимость к инакомыслию и тотальную централизацию власти. Такими методами, отмечал ученый, невозможно построить общество справедливости.

Война и те ужасы, которые она принесла людям, заставили Рассела усомниться в человеческой добродетели и навели на мысль о необходимости изменить психологию человека с помощью правильного воспитания и образования. Как и всегда, он с энтузиазмом занялся написанием статей по этим проблемам.

Собственно, свои дети у Рассела появились поздно, когда ему уже исполнилось 50 лет. (Первый раз он женился еще в 1894 г., но детей от этого брака не было.) В 1921 г. Рассел женился во второй раз на Доре Блэк, которая была его секретарем во время поездки в Россию. У них родились двое детей – сын Джон и дочь Кэйт. Когда пришла пора отдавать детей в школу, Бертран и Дора решились на своеобразный эксперимент: изучив программы всех школ, они создали в 1927 г. собственную школу. Здесь сказался расселовский идеализм: он свято верил в чудодейственную силу просвещения, возводя в абсолют роль воспитания в формировании личности. Все эти проблемы послужили поводом к написанию целого ряда работ, посвященных вопросам семьи и брака, главная из которых – книга «Брак и мораль». Рассел развивал в ней мысль о том, что самое главное в жизни – это любовь: лишь она способна разрушить преграды между людьми.

Здесь уместно заметить, что любовь к женщине играла огромную роль в судьбе самого Рассела. Официально он был женат четыре раза, но любовных привязанностей было у него намного больше. Так же страстно, как отдавался занятиям наукой, философией, политикой, Рассел увлекался и женщинами. Во время бурных, но чаще всего непродолжительных романов он зачастую оставлял все свои дела. Подобно другому великому мыслителю Гете, он искал вдохновения в любви, но так же быстро и охладевал к предмету страсти. Свободные взгляды на семью и брак, между прочим, нередко портили репутацию ученого. Позже публика задавалась каверзным вопросом: как может рассуждать о морали человек, женатый в четвертый раз?

В 1936 г. 64-летний Рассел развелся с Дорой и женился на Патриции Спенсер, которая была на 40 лет моложе своего знаменитого мужа. Вскоре у них родился сын Конрад, а в 1938 г. семья уехала в США, где прожила до 1944 г. В эти трагические годы Рассел много писал о тоталитаризме и войне. Именно тогда он пришел к мысли, что наука, всегда выступавшая врагом власти и консерватизма, впервые стала на службу авторитарным обществам. Философ отмечал, что ни один тиран в прошлом не сосредоточивал в своих руках столь мощных технических средств по управлению массами, какие возникли в последние годы.

Живя в США, Рассел читал лекции в различных университетах, и там же были написаны две фундаментальные работы – «Исследование значения и истины» и «История западной философии». В последнем труде философ выступил как мастер научно-популярного жанра: легкость и доступность «Истории западной философии» дали повод известному американскому философу У. Куайну сказать, обращаясь к студенческой аудитории: «Я думаю, что многие из нас выбрали свою профессию философа под воздействием книг Рассела».

Вернувшись на родину, Рассел с удивлением обнаружил, что отношение к нему резко изменилось к лучшему. Его либерализм оказался созвучным общественному мнению англичан, которые в 1945 г. проголосовали за партию лейбористов. Ученого ожидало и широкое признание в научных кругах. Его вновь пригласили читать лекции в Тринити-колледже, он много выступал по радио, читал лекции радиослушателям Би-Би-Си, писал статьи и эссе.

Очередной нравственный поворот произошел в августе 1945 г., когда разразилась трагедия Хиросимы и Нагасаки. Рассела потрясла реальность всемирной ядерной катастрофы, о чем он посчитал необходимым заявить во всеуслышание в радиообращении «Угроза человечеству». Ученый также обратился с письмом к Эйнштейну с предложением составить текст заявления с призывом остановить гонку вооружений. Документ, получивший название «Манифест Эйнштейна – Рассела», был обнародован 9 июля 1955 г. Выступая на пресс-конференции по этому поводу, Рассел говорил: «Ни одна из сторон не может рассчитывать на победу в такой войне… существует реальная угроза гибели человечества от пыли и осадков из радиоактивных облаков. Однако ни общественность, ни правительства государств мира этой опасности в полной мере не осознают. В нашем документе подчеркивается, что один лишь согласованный запрет на ядерное оружие… не станет окончательным решением проблемы, поскольку данные виды оружия все равно будут производиться и использоваться в случае масштабной войны, несмотря на предыдущие соглашения. Призыв к этому и составлял главную цель манифеста. Единственная надежда для человечества – это покончить с войнами”.

В последующие годы Рассела не оставляла энергия активного борца с ядерной угрозой. Он состоял в переписке с лидерами СССР и США в период острейшего Карибского кризиса, был инициатором проведения Кампании за ядерное разоружение, участником Движения за мир, протестовал против войны во Вьетнаме, написал множество статей и книг по проблемам войны и мира, одна из которых называлась «Здравый смысл и ядерная угроза».

Единственным светлым моментом на фоне мрачных событий тех лет, за которыми Рассел следил с неослабевающим вниманием, стали его любовь и брак с Эдит Финг, преподавательницей университета из США. Если считать, что Рассел всю жизнь искал женщину, которая стала бы его единомышленницей, то можно утверждать, что на склоне лет ему действительно повезло. Эдит не меньше мужа была увлечена общественно-политическими проблемами, оказывала ему поддержку во всех начинаниях. Позже она вместе с мужем участвовала в демонстрациях и митингах, супруги часто путешествовали по Европе.

Последние годы жизни Рассел вместе с женой и внуками провел в Северном Уэльсе. Почти до самой смерти, которая наступила 2 февраля 1970 г., 98-летний ученый оставался энергичным и деятельным. Одним из последних его политических выступлений стало обращение к правительству СССР летом 1968 г. с требованием вывести войска с территории Чехословакии.

Человек огромной внутренней силы, Бертран Рассел принадлежал к тем деятелям человечества, благодаря которым понятия «человек» и «личность» обретают самый высокий смысл. Нередко оставаясь непонятым современниками, Рассел всегда руководствовался тем, что подсказывала ему совесть, и в конце концов сам стал совестью британской нации.

 

Николай Александрович Бердяев

(1874 г. – 1948 г.)

Русский философ, публицист. Основные сочинения: «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н. К. Михайловском»; «Философия свободы»; «Смысл творчества. Опыт оправдания человека»; «Философия неравенства»; «Смысл истории»; «Новое средневековье»; «Философия свободного духа»; «О назначении человека»; «Русская идея: основные проблемы русской мысли в XIX и начале ХХ веков»; «Опыт эсхатологической метафизики»; «Самопознание».

И как философ, и как человек Николай Бердяев был удивительно цельной личностью, натурой истинно творческой. Движение его души было постоянно направлено на новое понимание свободного духа в каждом мыслящем существе. В России он был менее известен, чем на Западе. Там его лучше прочитали и поняли просвещенные интеллектуалы, назвавшие Бердяева «русским Гегелем ХХ века», «одним из универсальных людей нашей эпохи». Это был мыслитель, сумевший связать воедино дух культуры, историю двух цивилизационных систем – Востока и Запада, – и сказавший о необходимости человеческой свободы больше, чем кто-либо из русских или зарубежных философов.

Николай Александрович Бердяев происходил из древнего русского рода. Имена Бердяевых встречаются и в летописях об осаде Смоленска в XVII в., и в придворных табель-календарях, и в списках героев 1812 г. Отец будущего философа, штаб-ротмистр в отставке, предводитель дворянства, председатель Киевского земельного банка Александр Михайлович Бердяев был женат на княжне Алине Сергеевне, урожденной Кудашевой, наполовину француженке по матери – графини Шуазель-Гуфье. Их первенец Сергей впоследствии стал известным поэтом-сатириком. А вот второй ребенок Николай родился на пятнадцать лет позже, 18 марта 1874 г.

Детство Николая было размеренным и счастливым. Безмятежная жизнь в богатой дворянской усадьбе при любящей няне Анне Ивановне, забота родителей, поездки с ними на заграничные курорты создавали ту особую атмосферу, которая присутствовала в большинстве русских дворянских семей. Получив домашнее образование, включавшее, кроме изучения естественных наук и изящных искусств, еще и иностранные языки, 14-летний Николай был отдан в привилегированное закрытое учебное заведение. Из уважения к ратным заслугам предков мальчика записали в пажи, но поступил он в киевский Кадетский корпус (с правом в любой момент перейти в петербургский Пажеский). После шестого класса Бердяев сдал экзамены на аттестат зрелости и поступил одновременно на естественный и юридический факультеты Киевского университета им. Св. Владимира.

Начало учебы совпало с возникновением в России марксистских кружков. Членом одного из них – Центрального кружка саморазвития – стал в 1895 г. и Бердяев. Его наставником был сам Г. Плеханов, а будущий большевистский комиссар А. Луначарский – товарищем по борьбе. Вскоре последовал первый арест за участие в студенческих демонстрациях. Вторично Бердяева арестовали 12 марта 1898 г. – за принадлежность к киевскому Союзу борьбы за освобождение рабочего класса. Исключенный из университета и выпущенный из тюрьмы под залог 5000 рублей, Бердяев в ожидании приговора основное время посвящал публицистике. В 1899 г. он написал серьезную философскую статью о немецком социалисте Ф. А. Ланге и критической философии и опубликовал ее в журнале «Die Neue Zeit», издававшемся К. Каутским.

В основание своей оригинальной философской системы Бердяев положил свободу – свободу как первичное, ни из чего не выводимое бытие, из которого Бог творил Космос. Он считал, что «весь мировой процесс есть здание темы о свободе, есть трагедия, связанная с выполнением этой темы». Трагедия происходит оттого, что бремя свободы не каждому по силам.

Эти мысли прозвучали в первой книге Бердяева «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии» (1901 г.), представлявшей собой критический этюд о народнике Н. К. Михайловском. Книга вышла из печати, когда ее автор уже находился в ссылке, и сразу же принесла доселе неизвестному литератору почти всероссийскую славу.

В марте 1900 г., через два с лишним года после ареста, был оглашен приговор, согласно которому Бердяев высылался под гласный надзор полиции в Вологодскую губернию сроком на три года.

Как отмечали филеры местного охранного отделения, летом 1901 г. они видели Бердяева катающимся на велосипеде по Парадной площади, читающим книги в городском саду или в Публичной библиотеке, провожающим «барыньку лет 19, шикарно одетую, с которой Бердяев все время ходил под руку». Кстати, врожденный аристократизм и барственность Николая Александровича отмечали многие его современники. Е. Герцык, с которой Бердяев был очень дружен в дореволюционные годы, в своей книге «Портреты философов» писала: «Всегда элегантный, в ладно сидящем костюме, гордая посадка головы, пышная черная шевелюра…»

По окончании ссылки Бердяев поселился в Петербурге и в 1904 г. женился на Лидии Трушевой, дочери известного петербургского адвоката, прожившей с ним долгие годы в любви и согласии. Как писал Бердяев в «Самопознании»: «Лидия была человеком необыкновенной духовности, перед смертью она приблизилась к святости».

В целом, 1900-е годы были бурными в жизни Николая Александровича: редактирование журнала «Новое время», работа в Союзе освобождения (основе будущей Конституционно-демократической партии); петербургские религиозно-философские собрания, литературные «среды» у Вяч. Иванова на «башне» (квартира на седьмом этаже против Таврического сада), где Бердяев был бессменным председателем. На этих «средах» собирался весь цвет русской литературы и философии Серебряного века – Ф. Сологуб, А. Блок, В. Брюсов, А. Белый, Л. Шестов, С. Франк.

1909 г. ознаменовался выходом в свет сборника статей о русской интеллигенции «Вехи» – книги, так или иначе взбудоражившей всех мыслящих людей в России. Статья Бердяева в этом сборнике была посвящена частной, на первый взгляд, проблеме – взаимоотношениям интеллигенции и философии. Но значение этой работы шире обозначенной темы. Речь шла о падении интереса интеллигенции к поискам истины, которые заменяла внешняя борьба, ведущая к порабощению духа.

Среди интеллигенции России «Вехи» пользовались необычайной популярностью. Достаточно сказать, что в результате четырех переизданий тираж сборника достиг 16 тысяч экземпляров. Огромному по тем временам тиражу соответствовало беспрецедентное количество откликов в периодической печати (250 заметок в 1909–1910 гг.). В опровержение основных мыслей сборника публиковались заметки, статьи и даже целые книги, в том числе и далеких от философии авторов, которые нещадно критиковали Бердяева, Булгакова, Франка.

Кстати, Бердяев был знаком с С. Булгаковым еще по Киевскому университету. Именно ему он был обязан и знакомством с Лидией Трушевой. Благодаря тому же С. Булгакову Бердяев вошел и в московскую православную среду, в частности – в кружок М. А. Новоселова, где происходили жаркие дебаты на религиозные темы.

Вместе с Новоселовым и Булгаковым Бердяев побывал в Зосимовой пустыни, у почитаемых старцев Германа и Алексея. Эта поездка оказалась в какой-то мере решающей для философа. Он вспоминал позже: «Во всяком случае мне было ясно, что я не принадлежу к людям, которые отдают свою волю духовному руководству старцев. Мой путь был иной и, может быть, более трудный… я не мог смирить своего свободолюбия».

Кроме кружка Новоселова, Бердяев в эти годы был тесно связан с Религиозно-философским обществом в Москве, где делал доклады и выступал оппонентом других философов. В 1911 г. вышла его книга «Философия свободы», ставшая впоследствии знаменитой. В ней Бердяев утверждал, что истинное познание возможно только в истинном бытии. Оно остается неосмысленным в его «падшести» и «зле», заставляя искать смысл истории на путях дуализма. Поэтому подлежит «исправлению» само бытие – как личностное, так и вселенское.

В начале 1910 гг. Бердяев на некоторое время отошел от дел, связанных с религиозной и издательской деятельностью, всецело посвятив себя книге, которая по праву считается одной из вершин философской мысли России. Вышедший в 1916 г. труд назывался «Смысл творчества. Опыт оправдания человека». В нем Бердяев утверждал, что человек является творением, созданным по образу и подобию Творца. И оправданием человеческой жизни, основным содержанием ее и путем к спасению является творчество. «Творчество… есть обнаружение избыточной любви человека к Богу, ответ человека на Божий зов, на Божье ожидание». Бердяев сравнивает творчество с пророческим служением. Более того: творчество есть путь к осуществлению христианства в истории. Оно обращено к «Третьему Завету», призванному сделать человечество совершенным.

Занимаясь философскими размышлениями, Николай Александрович не оставался в стороне и от событий современности. За газетную статью в защиту монахов Свято-Пантелеймонова монастыря на Афоне, обвиненных в имяславческой «ереси», его отдали под суд, и угроза вечного поселения в Сибири оставалась реальной вплоть до отменившей все политические процессы революции.

Февраль и Октябрь 1917 г. Бердяев встретил в Москве. «Я пережил русскую революцию как момент моей собственной судьбы, а не как что-то извне мне навязанное, – писал он в «Самопознании». – Эта революция произошла со мной, хотя бы я относился к ней очень критически и негодовал против ее злых проявлений». В первые пореволюционные годы Бердяев вернулся к общественной деятельности. Осенью 1918 г. он организовал в Москве Вольную академию духовной культуры, где читали свои курсы А. Белый, Вяч. Иванов, С. Франк, устраивались семинары, публичные собрания с прениями. Сам Бердяев вел семинар по Достоевскому, читал курсы по «Философской религии» и «Философии истории». На основе последнего курса издал книгу «Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы», которую наряду со «Смыслом творчества» ценил больше всего из написанного им в доэмигрантский период.

Как позже писал Бердяев в «Самопознании»: «Значение Вольной академии духовной культуры было в том, что в эти тяжелые годы она была, кажется, единственным местом, в котором мысль протекала свободно и ставились проблемы, стоявшие на высоте качественной культуры». Вольная академия просуществовала три года и была закрыта в 1922 г.

Деятельность Бердяева, ставшего заметной фигурой в пореволюционной Москве, начала привлекать внимание новой власти. В 1920 г. он был арестован в связи с делом «Тактического центра», допрошен лично Ф. Дзержинским и освобожден без каких-либо последствий. В 1922 г. последовал второй арест, а в сентябре – высылка за пределы РСФСР по идеологическим причинам в составе 160 представителей интеллигенции, оппозиционно настроенных к новому строю. Вместе с Бердяевым уехали два самых дорогих ему человека – жена Лидия и свояченица Евгения Юдифовна Рапп. Первым местом жительства стал Берлин. Здесь философ написал фундаментальный труд «Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы». Книга, опубликованная в 1924 г. в берлинском издательстве «Обелиск», была переведена на основные европейские языки и принесла автору всемирную известность.

Констатируя «конец новой истории», которая, по его мнению, не удалась, Бердяев вновь увидел мессианскую задачу для теперь уже пореволюционной России. «Мы вступаем в Европу, – утверждал он, – во многом аналогичную эпохе эллинистической… Культура перестает быть европейской, она становится всемирной. Европа вынуждена будет отказаться от того, чтобы быть монополистом культуры. Россия, стоящая в центре Востока и Запада, хотя страшным и катастрофическим путем, получает все более ощутительное мировое значение, становится в центре мирового внимания».

С лета 1924 г. Бердяевы обосновались во Франции, ставшей для них второй родиной. Супруги поселились в рабочем предместье Парижа – Кламаре, – где сначала снимали квартиру, а в 1938 г. переехали в собственный дом, полученный в наследство от друга семьи англичанки Флоранс Вест. Жили Бердяевы скромно, по выражению Николая Александровича, «как в монастыре, никаких развлечений, визитов, поездок (кроме необходимого лечения)». По воспоминаниям Л. Ю. Бердяевой, «единственный человек, с которым он сохранял дружеские отношения еще с киевского периода жизни, был Лев Шестов. С остальными же – знакомство или полная отчужденность».

В Париже Бердяев возобновил деятельность основанной им еще в Берлине религиозно-философской академии, которая открылась в ноябре 1924 г. при содействии Американского христианского союза молодых людей. С 1925 г. он издает «орган русской религиозной мысли» – журнал «Путь». Постоянный участник международных конгрессов, конференций, симпозиумов, Бердяев и сам организует встречи представителей католической, протестантской и православной религиозно-философской мысли.

Вынужденная эмиграция стала для философа экзистенциальным опытом внеиерархического существования, находящего опору лишь в «царствии Духа» – в личности. Первичность «свободы» по отношению к «бытию» стала четко осознанным и определяющим принципом его философии, о чем свидетельствует книга «О назначении человека. Опыт парадоксальной этики», изданная в Париже в 1931 г.

1940-е годы оказались для семьи Бердяевых чрезвычайно тяжелыми: война, немецкая оккупация, нехватка топлива и продуктов, болезни, серьезная операция, перенесенная Бердяевым в 1942 г. Во время Второй мировой войны обострилось и его патриотическое чувство по отношению к России, заставившее однажды признать: «Я не националист, но русский патриот». Такая позиция грозила арестом, но, как выяснилось после войны, кто-то из высшего германского командования считал себя знатоком и покровителем философии, и это спасло Бердяева от преследований гестапо.

Через несколько месяцев после Победы Бердяев пережил большое горе – в сентябре 1945 г. похоронил жену, которая на протяжении почти сорока лет была для него единственной любимой женщиной. Ее памяти посвящена одна из последних книг философа – «Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого».

Первой послевоенной книгой Бердяева стала «Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX и начала ХХ веков», написанная в 1946 г. и посвященная концептуальному осмыслению русской мысли и культуры. Он продолжал работать и над книгой «Самопознание. Опыт философской биографии», начатой еще в 1940 г. и опубликованной уже посмертно в 1949 г. благодаря Евгении Рапп.

В конце жизни Бердяев получил ученую степень доктора Кембриджского университета, был даже представлен к Нобелевской премии, но получить ее не успел. 23 марта 1948 г. Николай Александрович скончался.

Философское и литературное творчество Бердяева обширно. Его перу принадлежит более 450 работ. Но о чем бы ни писал философ, он всегда был верен главному направлению, которое определил для себя еще в юности: «Меня называют философом свободы… Свобода для меня первичное бытие. Своеобразие моего философского типа прежде всего в том, что я положил в основание философии не бытие, а свободу. В такой радикальной форме этого, кажется, не делал ни один философ. В сущности, я всю жизнь пишу философию свободы, стараясь ее усовершенствовать и дополнить».

 

Карл Густав Юнг

(1875 г. – 1961 г.)

Швейцарский психиатр, психолог, основатель аналитической психологии. Основные сочинения: «Метаморфозы и символы либидо»; «Психологические типы»; «Отношения между Я и бессознательным»; «Психология бессознательного», автобиографическая книга «Воспоминания, сновидения, размышления»; «Человек и его символы».

Образ мудреца принято наделять чертами доброты, проницательности, способности к постижению человеческой души. В определенном смысле Карл Юнг и был таким мудрецом, за исключением одного качества – глубинной ясности и последовательности. В нем каким-то загадочным образом уравновешивались и созерцательно-невозмутимое понимание человеческой психики, и страсть, более отвечающая художнику, чем мудрецу. Объяснить это можно и философски (жизнь есть единство противоположностей), и чисто психологически (Юнг рано ощутил в себе все признаки раздвоения личности).

Карл Густав Юнг родился 26 июля 1875 г. в швейцарском местечке Кессвиль близ Базеля в семье протестантского священника Иоганна Пауля Юнга и Эмилии Прейсверк-Юнг. Дед Карла по отцовской линии Карл Густав Юнг, профессор, ректор университета, друг Гете, был в свое время в Базеле личностью знаменитой. Внук считал, что унаследовал многие черты характера своего деда, и нередко говорил о том, что, будучи юношей, он постоянно соразмерял свою жизнь с легендой о деде, а отнюдь не с живым примером отца.

Что касается Самуила Прейсверка, деда Юнга со стороны матери, то он был главой протестантской общины в Базеле, профессором в евангелистском институте в Женеве, признанным специалистом по ивриту и сочинителем религиозных гимнов. Эмилия была младшей из двенадцати детей второй жены Самуила Прейсверка, Аугусты Фабер – прорицательницы и ясновидицы. Карл Юнг считал, что его мать и его дочь Агата унаследовали экстрасенсорные способности от бабушки Аугусты.

В 1880 г. семья Юнгов переехала в Базель, где Иоганн Пауль получил место капеллана в психиатрическом госпитале Фридматт. А в следующем году Карл поступил в Базельский университет на медицинский факультет. С одной стороны, его интересовали естественные науки – зоология, антропология, палеонтология, с другой – гуманитарные, и в частности теология и археология. Но окончательный выбор был сделан в пользу естествознания, а точнее, медицины. Уже учась в университете и принимая активное участие в студенческом обществе «Зофингияферайн», Карл решил, что его истинное призвание – психиатрия. Не ограничиваясь основными дисциплинами, он начал серьезно изучать труды, посвященные теологии, мистицизму, сочинения Платона, Плотина, Канта, Шопенгауэра, Ницше. В те же годы он увлекся Гете, в частности, его «Фаустом». Уже будучи известным психоаналитиком, Юнг считал, что гетевский Фауст является новым заветом, плодом откровения и вкладом в мировой религиозный опыт.

В 1882 г. умер Иоганн Пауль Юнг, оставив жену и двоих детей (у Карла была младшая сестра) практически без средств к существованию. И только материальная поддержка дяди Эдуарда Прейсверка помогла Юнгу в 1884 г. окончить университет.

Карьеру врача-психиатра Юнг начал в декабре 1900 г. в клинике психических расстройств в г. Бургхольцли, где проработал девять лет. На протяжении этого времени Юнг, как и остальные врачи клиники, среди которых был знаменитый Ойген Блейдер (в 1908 г. он впервые ввел в медицинскую практику термин «шизофрения»), жил в помещении на территории клиники. Руководство требовало от врачей полного воздержания от алкоголя и постоянного сосредоточения на научной деятельности. Такие условия жизни и работы Юнг называл «постригом в миру», но именно такое беспримерное «служение науке» способствовало всемирной известности клиники Бургхольцли.

Еще в конце XIX в. психиатры начали изучать действия спиритических медиумов, и такие термины, как «истерия», «гипноз», «раздвоение личности», использовались ими для объяснения патологической основы личностей медиумов. Этой теме Юнг посвятил докторскую диссертацию под названием «К психологии и патологии так называемых оккультных феноменов», защита которой состоялась в июле 1902 г.

После защиты диссертации Карл начал эксперименты со знаменитым словесно-ассоциативным тестом, который применял затем в лечении пациентов на протяжении всей жизни. Суть теста состояла в том, что испытуемому предлагалось дать немедленную ассоциацию на слово-стимул. С помощью хронометра фиксировалось время реагирования на него. Дополнительные данные получали посредством подсоединения испытуемых к устройствам, измерявшим кожно-гальванический эффект, частоту дыхания и сердцебиения, которые, как считал Юнг, являются физиологическими параметрами тревоги и возбуждения. В результате обнаружилось, что даже незначительные задержки в ответах на отдельные слова дают проявление «комплекса». Юнг был первым, кто начал использовать данный термин в его современной интерпретации. Он продолжал развивать ассоциативный тест до 1909 г. и применял его в лечении пациентов в течение всей своей жизни. Кроме того, Юнг был инициатором проведения ряда исследований для применения этого теста в судебной практике. Результатом этого явились современные детекторы лжи, созданные на основе технологии, блестяще наработанной в Бургхольцли.

В 1903 г. Юнг женился на Мэри Эмме Раушенбах, дочери крупного промышленника. У них родилось пятеро детей – четыре дочери и сын.

1906 г. стал для Юнга в определенном смысле знаменательным. Заинтересовавшись терапевтическими возможностями психоаналитического метода, разработанного Фрейдом, молодой врач послал знаменитому коллеге свою первую работу об оккультных феноменах. Между двумя психоаналитиками завязалась дружеская переписка. Надо сказать, что к тому времени Фрейд уже был автором многих известных научных работ. Его психоанализ представлял собой метод лечения пациентов, при котором они рассказывали о своих проблемах и комментировали их в свете аналитических наблюдений. Вопрос, возникший у Юнга после прочтения фрейдовской «Интерпретации сновидений», звучал так: можно ли использовать психоанализ в лечении больных, которых он наблюдал в Бургхольцли?

Фрейд живо откликнулся на письма молодого коллеги, назвав его «способнейшим помощником, до сих пор дающим мне только радость». 3 марта 1907 г. Юнг впервые встретился с Фрейдом в Вене и их отношения быстро перешли в тесную профессиональную дружбу. Связь эта вскоре упрочилась настолько, что Фрейд уже видел в Карле своего последователя и преемника. Однако, признавая авторитет знаменитого психоаналитика и даже называя его своим учителем, Юнг далеко не во всем с ним соглашался, а в 1912 г. дружественные отношения прервались из-за взаимных разногласий. Тем не менее в течение всей жизни Юнг, хотя и постоянно полемизировал с Фрейдом в печати, неизменно подчеркивал значимость его идей.

В 1909 г. Юнг приобрел участок в г. Кюснахте на побережье Цюрихского озера, построив большой трехэтажный дом. Это позволило ему отказаться от должности в психиатрической клинике Бурхольцли и заняться частной практикой. Здесь он прожил всю дальнейшую жизнь.

Примерно к этому времени относится и знакомство с Тони Вольф, которую мать, представительница одной из старейших цюрихских семей, привела к Юнгу на лечение по поводу депрессии. Эта встреча оказалась для обоих знаменательной во всех отношениях. Как пациентка, любовница, товарищ и сотрудник (с 1911 г. Тони Вольф стала ассистенткой Юнга), она поддерживала с ним отношения в течение сорока лет, до самой своей смерти в 1953 г.

В 1912 г. Юнг опубликовал книгу «Метаморфозы и символы либидо», которая обозначила его окончательный разрыв с идеями Фрейда. Теоретические расхождения с фрейдизмом касались, прежде всего, трактовки либидо – Юнг был противником исключительно сексуального объяснения причин возникновения психической энергии. По-иному он подходил и к теории бессознательного, проводя четкое разграничение между «личностным бессознательным», в которое входят преимущественно вытесненные из сознания представления, и «коллективным бессознательным», которое присуще всем людям, передается по наследству и является корнем индивидуальной психики.

Другим расхождением с теориями Фрейда была интерпретация сновидений. Юнг рассматривал жизнь как осмысленное переживание, корни которого уходят в душевную сферу. Интерес ученого к алхимии, мифам и легендам обогатил идеи, заложенные им в концепцию коллективного подсознания. Юнга всегда интересовала тема символов, он посвятил ей больше трудов, чем любой другой психолог. В символах сна он видел не попытку скрыть внутреннее содержание, а средство его разъяснения и выражения, рассматривая сновидения как способ трансформирования, при котором бывшее бесформенным, бессловесным и подсознательным приобретает формы и становится познаваемым. Таким образом, «сны показывают нам неприкрашенную голую правду». Проявляя внимание к своим снам, мы познаем, кто мы и что мы есть в действительности – не просто как личности вообще, а как некие феномены, возникшие в результате космических взаимодействий.

Однако наиболее революционным прорывом Юнга в область неизведанного стало исследование мифологического и религиозного сознания. Опираясь на учение Фрейда о бессознательном, он ввел такое емкое понятие как архетип, а если сказать точнее, обновил два позднеантичных термина arhe (начало) и typos (образ), которые в целом выражали идею первообраза, или прообраза.

По Юнгу, архетип – это изначальные и врожденные психические структуры, лежащие в основе коллективного бессознательного. Подобные феномены выплескиваются в виде наших снов, фантазий, видений, а в творчестве реализуются в форме мифов, легенд, сказок, преданий. Архетип всегда присутствует в глубине человеческого духа, отражая то самое коллективное бессознательное. Он является и потаенным плодом внутренней жизни, и универсальным символом человечества, который можно обнаружить на всех планах реального и духовного.

Можно сказать и проще: архетип – это коллективная память человечества, которая заложена в каждой индивидуальности изначально. Механизм архетипа пока неизведан, но влияние его на психику человека ученые уже исследовали основательно. По Юнгу, человек подсознательно осознает свое отдаление от природы, растущую пропасть между его естественным и нынешним состоянием. Он ищет выход в магии, заклинаниях, но чем интенсивнее человек развивается, тем сильнее растет психическое напряжение, внутренний дисбаланс как личности, так и общества в целом. При этом бессознательное стремится компенсировать односторонность и безрассудство сознания. Вторжение «коллективного бессознательного» ведет не только к индивидуальным, но и к массовым психозам, появлению лжепророков (в истории XX в. это ярко проявилось в появлении таких одиозных фигур как Гитлер, Сталин, Муссолини), а в итоге приводит к массовым беспорядкам, насилию, войнам, тоталитаризму.

В жизни и творчестве Юнга часто бывали моменты, которые иначе как судьбоносными не назовешь. Такой оказалась и встреча с Эдит Рокфеллер-Маккормик, дочерью американского миллиардера Джона Рокфеллера. Эдит принадлежала к тому типу женщин, которые, обладая высоким интеллектом, тем не менее, не могут реализовать свои способности. У нее почти нет друзей, она редко принимала участие в семейных делах, даже тогда, когда ее присутствие было необходимо. К 30-ти годам страх перед внешней реальностью перерос в жуткую агорафобию (боязнь пространства). Разочаровавшись в американских врачах, Эдит решила обратиться к Юнгу, для чего прибыла в Цюрих в 1913 г.

Надо отметить, что знаменитая пациентка не только проходила курс лечения (кстати, оно было весьма экстравагантным: Юнг заставлял ее мыть полы в своих роскошных апартаментах – по его замыслу это должно было помочь ей научиться скромности). Она настолько прониклась новаторскими идеями швейцарского психиатра, что вскоре стала сама обучать психоанализу и юнговской философии, у нее даже были собственные пациенты.

Немало усилий Эдит Рокфеллер-Маккормик приложила и для распространения юнговских сочинений в Америке. Благодаря крупным денежным средствам, выделенным специально для этой цели, в 1916 г. в Нью-Йорке вышел в свет переведенный на английский язык труд «Психология бессознательного»; а в Лондоне были напечатаны «Избранные статьи по аналитической психологии». В 1918 г. вышел солидный том на английском языке, в котором содержались работы Юнга по словесно-ассоциативному тесту.

Благодаря финансовой помощи Эдит в Цюрихе был создан в 1916 г. Психологический Клуб, который, по ее замыслу, должен был стать «центром для людей, проходящих анализ, центром, в котором я и мне подобные смогут получать пансион, обедать или приходить по вечерам на лекции, обсуждения или занятия по психоанализу». В марте 1920 г. Эдит приобрела для Психологического Клуба здание на одной из улиц Цюриха, в котором он функционирует и по сей день.

В 1920-е годы Юнг много путешествовал, побывал в Америке, Северной Индии, результатом чего стало своеобразное культурно-психологическое эссе, вошедшее в автобиографическую книгу «Воспоминания, сновидения, размышления». Познакомившись с иными культурами, ученый сделал вывод о том, что сама история носит универсальный характер.

Начало 1930-х годов ознаменовалось высоким признанием заслуг Юнга немецкой и швейцарской общественностью. Философ был удостоен титула почетного президента Психотерапевтического общества Германии, а Цюрихский городской совет присудил ему премию по литературе, включавшую солидное денежное вознаграждение.

В 1935 г. Юнг был назначен профессором психологии политехнической школы в Цюрихе и в том же году основал швейцарское Общество практической психологии. Политическая ситуация в Европе и, в частности, в Германии, заставили ученого задуматься над причинами происходящих событий, подвергнуть анализу психологию диктаторов. С этого времени проблемы массовых психозов все больше интересовали Юнга. Немало внимания он уделял и общественным проблемам – ученого беспокоила не только угроза атомной войны, но и такие проблемы, как перенаселенность Земли, варварское отношение к природным ресурсам, загрязнение окружающей среды.

В ноябре 1955 г. Юнг пережил большую личную трагедию – смерть жены Эммы. На протяжении пятидесяти лет она была бессменной спутницей его жизни, преданным другом и последовательницей юнговского учения, успешно применявшей на практике психотерапевтический метод своего знаменитого мужа.

Незадолго до смерти Юнг завершил работу над автобиографической книгой, которая сразу же приобрела большую популярность не только среди ученых, но и у рядовых читателей. Кроме того, вышел еще один, не менее увлекательный труд «Человек и его символы», в котором доходчиво и последовательно излагались основы аналитической психологии.

Карл Юнг скончался 6 июня 1961 г. в своем доме в Кюснахте. Местный пастор в прощальной речи назвал Юнга «пророком, сумевшим сдержать всеохватывающий натиск рационализма и давшим человеку мужество вновь обрести свою душу».

 

Семен Людвигович Франк

(1877 г. – 1950 г.)

Русский философ. Основные сочинения: «Предмет знания. Об основах и пределах отвлеченного знания»; «Душа человека (опыт введения в философскую психологию)»; «Очерк методологии общественных наук»; «Духовные основы общества»; «Непостижимое. Онтологическое введение в философию и религию»; «С нами Бог».

Семен Франк принадлежал к тем философам, которые умели удивительно живо чувствовать современность и в то же время по-новому освещать «вечные проблемы бытия». Эту постоянную погруженность русского философа «в вечное» и зоркость ко всему преходящему, сиюминутному отмечали многие современники. Франк, как и некоторые другие представители русского религиозно-философского ренессанса, прошел в духовных исканиях путь от марксизма к идеализму и наконец к «христианскому реализму», в котором видел божественную основу и религиозную ценность всего сущего.

Семен Людвигович Франк родился в Москве 28 января 1877 г. в интеллигентной семье врача-еврея, переселившегося в Россию во время польского восстания 1863 г. За безупречную службу во время русско-турецкой войны его отец, Людвиг Семенович, был награжден орденом св. Станислава и удостоен дворянского звания. Однако умер он рано, когда Семену едва исполнилось пять лет. После его смерти мать, Розалия Моисеевна, переехала к своему отцу, М. М. Россиянскому, одному из основателей еврейской общины в Москве 60-х годов. Он обучил внука древнееврейскому языку, читал с ним Библию, много рассказывал об истории еврейского народа и истории Европы. «Мое христианство, – как вспоминал позже Франк, – я всегда сознавал как наслоение на ветхозаветной основе, как естественное развитие религиозной жизни моего детства».

Вторым воспитателем, оказавшим влияние на Франка, был его отчим В. И. Зак, за которого мать Франка вышла замуж в 1891 г. Это был человек, проведший молодость в революционно-народнической среде. Он ввел Франка в идейный мир народнического социализма и политического радикализма. Первой «серьезной» книгой, которую по совету Зака прочел Франк, была «Что такое прогресс» Михайловского. За ней последовали сочинения Добролюбова, Писарева, Лаврова.

В 1892 г. семья переехала в Нижний Новгород. В старших классах нижегородской гимназии Франк примкнул к марксистскому кружку и сблизился с группой радикальной интеллигенции. Идеи марксизма оказались настолько заразительными, что под их влиянием Франк оставался и первые два года после поступления в 1894 г. на юридический факультет Московского университета. В этот период он почти не посещал лекций, зато развил активную «революционную деятельность» и даже занимался агитацией среди рабочих. Вскоре, однако, молодой сторонник социал-демократии разочаровался в марксистских идеях, поскольку, по его словам, «чувствовал раздражение от скороспелых категорических суждений и от скрывавшегося за ними невежества».

В 1898 г. Франк получил свидетельство об окончании восьми семестров, а государственные экзамены решил отложить на год, с тем чтобы лучше к ним подготовиться. В 1899 г. после студенческих волнений в университете он был выслан на два года без права проживания в университетских городах. Франк вначале уехал к родным в Нижний Новгород, а осенью в Берлин, где слушал лекции по политической экономии и философии. В Берлине он написал и первую книгу «Теория ценности Маркса и ее значение. Критический этюд», направленную против марксовой теории стоимости. Позже эта книга была опубликована в Москве.

Весной 1901 г. 24-летний Франк вернулся в Россию и, сдав в Казани государственный экзамен, получил степень кандидата. С этого времени в его жизни наступили «годы странствий». Зарабатывая на жизнь главным образом переводами, Семен часто бывал за границей, преимущественно в Штутгарте и Париже, где известный русский публицист и философ П. Струве издавал журнал «Освобождение». В качестве делегата Франк также принимал участие в первом съезде конституционно-демократической партии, после переезда в Петербург вместе со Струве редактировал политический еженедельник «Полярная звезда», сотрудничая наравне с Н. Бердяевым и С. Булгаковым в журналах «Новый путь» и «Вопросы жизни». Немаловажное значение для молодого философа имела и работа в журнале «Русская мысль», одном из лучших в предреволюционной России. Здесь Франк печатал статьи, изданные впоследствии в виде сборников «Философия и жизнь» и «Живое знание».

Сотрудничая с видными русскими религиозными философами, размышляя о своем пути в религию, Франк постепенно начал ощущать в себе корни христианской веры, что предопределило его крещение. После Манифеста 1905 г., в котором Николай II объявлял о «гражданских свободах», Франк уже не видел моральных препятствий к тому, чтобы он, еврей, принял православие. Своим духовником он избрал К. Агеева, магистра Киевской духовной академии, известного своим либерализмом и веротерпимостью.

Педагогическую деятельность Франк начал сравнительно поздно, уже за тридцать. К перемене внешнего образа жизни его побудила необходимость искать более устойчивые средства к существованию. В июле 1908 г. Семен Людвигович женился на Татьяне Сергеевне Барцевой, слушательнице Высших вечерних курсов при женской гимназии М. Стаюновой, где 33-летний преподаватель читал лекции по социальной психологии. Как он замечал впоследствии, «в моей жизни кончилась эпоха молодости, учения, идейного брожения и искания своего внутреннего и внешнего пути. Я окончательно избрал своим призванием научно-философское творчество».

В 1912 г. Франк стал приват-доцентом Петербургского университета, а через год был командирован в Германию для завершения работы над первым серьезным сочинением «Предмет знания», которое принесло автору широкую известность. Книга была представлена в качестве магистерской диссертации, которую Франк успешно защитил в мае 1916 г. Продолжением этой работы должен был стать труд «Душа человека», который автор предполагал представить как докторскую диссертацию. Но революционные события 1917 г. помешали осуществлению этого замысла. В связи с возникшими трудностями в плане продолжения научных занятий Франку пришлось принять предложение Министерства народного просвещения стать деканом и ординарным профессором Саратовского историко-философского факультета. Однако и в этом губернском городе условия для работы оказались неблагоприятными из-за гражданской войны, что вынудило Франка снова возвратиться в Москву. В городе своего детства и юности он в начале 1921 г. был избран членом «Философского университета» и вместе с Н. Бердяевым принял активное участие в создании Академии духовной культуры, где на правах декана читал публичные лекции на философские, культурные и религиозные темы, имевшие у слушателей большой успех. В тот же период Франк издал книги «Очерк методологии общественных наук» и «Введение в философию».

Между тем, политическая обстановка в России накалялась. Летом 1922 г. были арестованы, а затем высланы из страны видные ученые и писатели из нескольких крупных университетских городов, в том числе и Франк. До 1937 г. он вместе с семьей жил в Германии, принимал активное участие в Русском научном институте и Религиозно-философской академии, основанной Н. Бердяевым. В 1924 г. академия переехала в Париж, но Франк продолжал еще несколько лет читать лекции в Берлинском университете, которые позже легли в основу двух книг «Крушение кумиров» и «Смысл жизни». Они стали, по словам Франка, «итогом многолетнего, начатого еще в первой молодости изучения обществоведения… И того поучительного своей трагичностью опыта, который все мы имели за последние десятилетия».

С конца 20-х годов интерес Семена Людвиговича к общественным проблемам заметно ослабел, а на первый план вышли вопросы онтологии и метафизики человеческого существования. С 1931 по 1932 г. он прочел в Берлинском университете при кафедре славянской филологии цикл лекций по истории русской мысли и литературы, часто выезжая в то же время с публичными чтениями в Чехословакию, Голландию, Италию, Швейцарию, Прибалтику. В 1934 г. он был участником Всемирного философского конгресса в Праге.

После прихода к власти нацистов Франк был отстранен от преподавания, над ним даже нависла угроза ареста. Эти причины и побудили его эмигрировать из Германии. Однако и во Франции, куда Семен Людвигович переехал с женой, жизнь оказалась нелегкой. Это был, пожалуй, самый трудный период для творчества и просто физического существования. Лишь глубокая вера поддерживала философа, помогая перебороть все тяготы военных лет, о чем он писал в 1941 г.: «В ужасающей бойне, в хаосе и бесчеловечности, царящих ныне в мире, победит в конечном счете тот, кто первый начнет прощать. Это значит: победит Бог».

Несмотря на лишения, Франку удается в эти годы закончить свой самый фундаментальный труд «Непостижимое. Онтологическое введение в философию и религию», признанный критиками наиболее глубоким философским исследованием ХХ в.

В октябре 1945 г., получив разрешение на въезд в Великобританию, Семен Людвигович вместе с женой приехал в Лондон, где вплоть до своей кончины жил в доме дочери Натальи в одном из предместий британской столицы. Муж Натальи Семеновны погиб во время войны, и она одна воспитывала двоих детей. В этой же семье жил и сын Семена Людвиговича Алексей, получивший на фронте тяжелое ранение.

В эти годы Франк завершил свои последние философские работы «Реальность и человек», «Метафизика человеческого бытия», «Свет во тьме. Опыт христианской этики и социологии», опубликованные уже посмертно.

В августе 1950 г. Семен Людвигович тяжело заболел, врачи поставили диагноз: рак легкого. Четыре месяца длились физические страдания философа. И именно в это время он испытал серьезные религиозные переживания, которые воспринял как единение с Богом. 10 декабря 1950 г. Франк скончался.

Несмотря на тяжелые жизненные испытания, выпавшие на долю Семена Людвиговича Франка, он всегда был оптимистом и полагал, что рано или поздно наступит новая эпоха, в приближение которой и он внес лепту своей философией: «Эпоха, все творчество которой было основано на отрицании высших духовных ценностей, питавших человеческий дух, должна смениться эпохой, свободное творчество которой всецело укреплено укорененностью человеческого духа в высшем духовном начале».

 

Освальд Шпенглер

(1880 г. – 1936 г.)

Немецкий философ, историк. Основные сочинения: «Закат Европы»; «Годы решений».

Освальд Шпенглер приобрел на Западе, да и в Новом Свете прочную репутацию пессимиста, который пророчествовал о закате не только европейской, но и мировой цивилизации. Однако пока еще никто не упрекнул философа в том, что его взгляды – плод несамостоятельного мышления. Наоборот, даже придирчивые критики всячески подчеркивают ценность его оригинального подхода к историческим судьбам и событиям наиболее развитого в культурном отношении континента, имеющего, к тому же, древнейшие традиции. Действительно, автор сенсационного труда ХХ в. под названием «Закат Европы» был первым, кто противопоставил культуру цивилизации и развенчал, тем самым, глобальную идею европеизма, доминировавшую до него во всех культурологических и философских обобщениях. Таким был этот мыслитель, и европейским интеллектуалам волей-неволей приходилось, да и до сих пор приходится считаться с его парадоксальными и убедительными суждениями.

Полное имя философа – Освальд Арнольд Готфрид Шпенглер. Он родился 29 мая 1880 г. в г. Бланкенбурге в семье почтового чиновника Бернхарда Шпенглера и его супруги Паулины.

Атмосфера в семье была далека от идиллической. Шпенглер-старший особым честолюбием не отличался, к высоким идеалам не стремился, что не встречало понимания со стороны жены. Паулина Шпенглер была человеком совсем иного склада и по характеру, и по образу жизни, поскольку воспитывалась в артистической среде и, вероятно, мечтала о более высоком положении в обществе.

Детьми родители практически не занимались (у Освальда были еще три сестры). Как старший брат он с вниманием опекал сестер, часами рассказывая им разные истории, полные романтических приключений.

Осенью 1891 г. семья переехала в старинный университетский город Галле, где Освальд поступил в гимназию Латина, дававшую основательную гуманитарную подготовку с углубленным изучением древних и современных языков. Юный гуманитарий вскоре научился читать по-английски, по-французски, по-итальянски и немного понимал русский язык.

Кроме языков, Освальд увлекался историей, географией, но особенно математикой. В гимназии он впервые прочел сочинения Шопенгауэра и Ницше. В 1899 г. 19-летний выпускник гимназии стал студентом Галльского университета, избрав математический факультет. Но вскоре Освальд понял, что ни математика, ни естественные науки не могут удовлетворить его страсть к знаниям. Его все больше интересовали классики мировой литературы и философия, которой студент посвящал все свободное время. В итоге им была подготовлена работа о древнегреческом мыслителе Гераклите, которую начинающий автор опубликовал в 1904 г.

Защитив докторскую диссертацию и пройдя годичную стажировку в Дюссельдорфе, Шпенглер получил звание старшего учителя с правом преподавать историю и математику в гимназических классах. Но преподавательской работой он занимался недолго. В 1910 г., после внезапной кончины матери (отец скончался в 1901 г.), 30-летний Шпенглер стал обладателем части семейного состояния, что позволило ему переехать в Мюнхен. Поселившись в одном из самых богемных мюнхенских районов, он тем не менее предпочел уединенный образ жизни. Шпенглера не привлекли ни художники-модернисты, ни мистики, ни эстетствующие литераторы и музыканты. Уже в то время его характер во многом определялся скептическим складом ума, холодным презрением к людям, пессимистическими настроениями и антипатией ко всем происходившим событиям. Освальд и сам страдал от нелюбви к людям, от отсутствия сострадания к ним и не раз сокрушался о том, что его душу не затрагивают ничьи переживания.

В таком нервном и нередко болезненном состоянии Шпенглер начал работу над первым томом книги «Закат Европы». Шесть лет писал философ произведение, ставшее главным трудом его жизни. Книга вышла в апреле 1917 г. и сразу же стала сенсацией в литературном мире. Первый тираж был раскуплен мгновенно, а сам Шпенглер из безвестного учителя превратился в философа и пророка, имя которого приобрело чуть ли не мистическое звучание. Только в Германии с 1921 по 1925 годы вышло более трех десятков работ о Шпенглере и его сочинении.

В успехе «Заката Европы» действительно было что-то магическое: ведь книга изначально предназначалась для весьма узкого круга читателей-интеллектуалов. Оказалось, однако, что взгляд автора на мировую историю и ее проблемы был настолько необычным и даже шокирующим, что книга вызвала повышенный интерес не только у специалистов, но и у всех, кто мало-мальски интересовался историей и культурой различных эпох и путями европейской цивилизации. Популярности издания способствовали и драматические события века, превратившие Европу в арену невиданных сражений во время Первой мировой войны. Катастрофа Европы породила болезненные вопросы об истоках мировых катаклизмов и чувство страха перед грядущими переменами.

В целом книга «Закат Европы» содержит биологическую философию истории: всемирная история не является постоянно движущимся процессом, а представляет собой соседство и чередование различных культур, из которых каждая имеет свою «душу». По Шпенглеру, культура – это организм. Она живет под знаком роста и увядания, юности и старости, подъема и упадка. Носительницами подлинной всемирной истории являются восемь великих культур – египетская, вавилонская, индийская, китайская, мексиканская, античная, магическая (арабская) и европейская «фаустовская». Все они имеют одинаковое строение, однородное развитие и одинаковую длительность, свою эпоху расцвета, и все впадают в эпоху окостенения цивилизации, в которую невозможны какие-либо великие творения искусства, науки, религии, а происходит только лишь выработка техники и организации. Но за периодом подъема цивилизации следует ее спад.

Созданное Шпенглером учение о всемирной истории (он пользуется термином Гете «морфология») прослеживает по биологическим законам смены культуры и создает науку, распространяющуюся не только на прошлые эпохи и исчезнувшие культуры, но и на то, что предстоит в будущем. Эта наука дает прогноз и для европейской культуры, вступившей уже в период цивилизации. Преобладание рационализма, перенасыщенность техникой, рост больших городов, демократия, космополитизм и пацифизм – первые признаки упадка этой культуры.

Как и Ницше, Шпенглер отказывался от «…концепции единого (всемирного) исторического процесса, единой линии эволюции человечества, как проходящего… последовательные этапы развития, оказывающегося при всех отклонениях, периодах застоя или упадка в целом поступательным движением, которое… мы определяем как прогресс».

Однако, отрицая одну концепцию истории, необходимо построить другую, лишенную противоречий и недостатков той, от которой пришлось отказаться. И Шпенглер находит такую концепцию. Он выдвигает идею неких сообществ людей, наделенных общей ментальностью. Каждое из таких сообществ обладает определенным набором характерных черт, который немецкий философ называет стилем. «Вместо монотонной картины линейнообразной всемирной истории, держаться за которую можно только закрывая глаза на подавляющее количество противоречащих ей фактов, я вижу феномен множества мощных культур, с первобытной силой вырастающих из недр породившей их страны…»

По Шпенглеру, цивилизация – исход и завершение этих поисков, последняя стадия развития. Она характеризуется ослаблением влияния традиций, упадком религиозности, ростом городов, распространением причинно-следственных (природных) взглядов на мир. Путем ряда аналогий с культурами прошлого мыслитель доказывал неизбежную гибель Западной культуры. «…Падение Западного мира, – писал он, – представляет собой не более не менее как проблему цивилизации». Европа давно уже перешла в цивилизационную стадию, и ее окончательная гибель – только вопрос времени. Этим Шпенглер объяснял все кризисные явления, охватившие современное общество.

Когда схлынула первая волна восторгов по поводу столь необычного философского произведения, дали о себе знать и критики. Противники Шпенглера, оскорбленные его пренебрежением к высшим философским авторитетам, вдруг заговорили о некомпетентности автора «Заката Европы», его претенциозности и дилетантизме. Но все это лишь способствовало популярности произведения.

Учтя критические замечания как поклонников, так и недоброжелателей, Шпенглер в 1919 г. приступил к работе над вторым томом «Заката Европы», в котором дополнялся и развивался комментарий к первому тому, исследовались тайны культуры, затрагивались политические темы. Однако намеченный метафизический труд так и не появился в печати. Шпенглер начал работу над другой книгой, под названием «История человека со времени его происхождения». Правда, и она осталась незавершенной.

Пессимистические настроения философа усилились в начале 1930-х годов, когда в политической жизни Германии наметились тревожные перемены. Поначалу Шпенглер не был противником национал-социализма и даже на президентских выборах в марте 1932 г. голосовал за Гитлера. Но при этом философ ни разу не высказывался публично в поддержку нового режима, а в ответ на предложение министра пропаганды Геббельса выступить по радио с речью о великом «Дне Потсдама» ответил вежливым отказом. Спустя год Шпенглер уже нашел слова для характеристики новых правителей. В книге «Годы решения», посвященной политической судьбе Германии, он писал: «К власти пришли люди, упивающиеся властью и стремящиеся увековечить то состояние, которое пригодно для мгновения. Правильные идеи доводятся фактически до самоуничтожения. То, что вначале обещало величие, заканчивается трагедией или фарсом».

Волновали Шпенглера и другие проблемы. С горечью писал он о современном обществе с его коррумпированными парламентами, грязными финансовыми сделками, падением нравственных основ, проникшим во все слои населения. Для приверженца «старой культуры», каковым считал себя Шпенглер, все это было категорически неприемлемо.

Книга «Годы решений» имела большой читательский успех, однако национал-социалисты увидели в ней угрозу для власти. 5 декабря 1933 г. прессе было дано официальное указание: «Нежелательно вести дальнейшую дискуссию о Шпенглере. Правительство просит больше не упоминать имени этого человека в печати».

После серии политических убийств философ пришел к окончательному выводу о криминальной сущности новой власти. Родственники и друзья настоятельно советовали ему покинуть Германию, но Шпенглер отказался, сказав, что «бежать теперь было бы трусостью». Он продолжал работать над вторым томом книги «Годы решения», написав множество фрагментов, посвященных идеологии национал-социализма, не стесняясь таких определений, как «расовый идиотизм», чьи методы – «пытки, грабеж, убийства и беззаконие». Собственно, книга «Годы решения» стала духовным завещанием Шпенглера, содержавшим в себе грозное пророчество о надвигающейся опасности для европейской цивилизации.

В последние годы жизни о Шпенглере почти не вспоминали. «Я чувствую себя более одиноким, чем когда-либо прежде, – писал он в 1932 г., за четыре года до смерти, в предисловии к своим политическим работам (трактату «Пруссачество и социализм» и небольшой книге «Человек и техника»), – захотят ли меня наконец понимать, а не только читать? Я этого жду». Одинокий человек, живший в заполненной книгами и картами мюнхенской мансарде, он ждал напрасно. Подлинное признание философских идей Освальда Шпенглера наступило уже после его смерти. Книга «Закат Европы» стала классической работой в истории новейшей философии, а ее кардинальные положения – поводом для многочисленных комментариев и толкований, которые до сих пор регулярно публикуются в современной философской литературе.

 

Павел Александрович Флоренский

(1882 г. – 1937 г.)

Русский религиозный мыслитель, ученый. Основные философские сочинения: «Столп и утверждение Истины. Опыт православной Теодицеи»; «Смысл идеализма»; «Первые шаги в философии»; «Иконостас»; «Мнимости и геометрии».

Павел Флоренский – священник, православный богослов, философ, математик и физик – всю свою жизнь посвятил поискам вечных истин, одна из которых утверждала: будущее мира в чистоте духа и бытия, в единстве природы и человека. Уже в двадцатые годы священник Флоренский видел причину краха цивилизации в ее бездуховности. И то, что философы в поисках вечных истин сегодня обращаются к истокам русской культуры и духовности, еще раз подтверждает правоту Флоренского, видевшего намного дальше и глубже своих современников.

Павел Александрович Флоренский родился 9 января 1882 г. близ местечка Евлах Елисафетпольской губернии (ныне Азербайджан), где его отец, Александр Иванович Флоренский, в то время инженер путей сообщения, руководил строительством участка Закавказской железной дороги. Он дослужился до помощника начальника Кавказского округа путей сообщения, получив чин действительного статского советника, дающий право на потомственное дворянство. Мать – Ольга Павловна, урожденная Сапарова, – армянка, происходила из древнего и культурного рода карабахских беков, поселившихся в Грузии.

Детство Павел провел в Тифлисе и Батуми, где отец строил военную Батумо-Ахалцихскую дорогу. Как он писал позже в своей «Автобиографии»: «Отчасти по недостаточной обеспеченности, отчасти по убеждению родителей, семья жила очень замкнуто и серьезно, развлечения и гости были редким исключением, но зато в доме было много журналов и книг. Уровень семьи был повышенно культурный с разносторонними интересами».

Учился Флоренский во 2-й Тифлисской классической гимназии вместе с будущим поэтом-футуристом Давидом Бурлюком. В это время он почти не интересовался религией, так как семья была сугубо атеистической и религиозное отношение к жизни не поощрялось. Но летом 1899 г., уже заканчивая гимназический курс, Павел пережил серьезный духовный кризис. Открывшаяся ему ограниченность и относительность физического знания впервые заставила задуматься об истине абсолютной и целостной. Результатом этих размышлений стал пробудившийся интерес к религии. В контексте этого интереса Флоренский воспринял и нравственное учение Л. Толстого.

Первым порывом после духовного переворота было решение юноши уйти в народ. Однако родители настояли на продолжении образования, и в 1900 г. Павел поступил на физико-математический факультет Московского университета. В годы учебы в университете оформился «математический идеализм» Флоренского. Как писал иеродиакон Андроник в статье «К 100-летию со дня рождения священника Павла Флоренского»: «В годы юности выросло и утвердилось коренное убеждение Флоренского, что все возможные закономерности бытия уже содержатся в чистой математике как первом конкретном, а потому доступном использованию, самообнаружении принципов мышления… В связи с этим убеждением явилась потребность построить себе философское миропонимание, опирающееся на углубленные основы математического познания».

Помимо основных занятий математикой, будущий философ и ученый посещал лекции на историко-филологическом факультете, самостоятельно изучал историю искусства, активно участвовал в Студенческом историко-философском обществе, созданном по инициативе князя С. Н. Трубецкого. Под его руководством Флоренский написал трактат «Идея Бога в платоновском государстве».

В марте 1904 г. Павел Александрович познакомился с епископом-старцем Антонием, жившим на покое в Донском монастыре и ставшим позже его духовным наставником. Епископ Антоний не согласился благословить Флоренского на принятие монашества, к которому тот стремился, но благословил его на учебу в Московской духовной академии. В годы второго студенчества, в 1904–1908 гг., Флоренский сблизился со старцем Гефсиманского скита иеромонахом Исидором. По окончании курса академии он представил сочинение «О религиозной истине», которое легло в основу его магистерской диссертации.

В сентябре 1908 г. после прочтения двух пробных лекций «Космологические антиномии Канта» и «Общечеловеческие корни идеализма» Флоренский был утвержден доцентом академии по кафедре истории и философии. За одиннадцать лет преподавательской деятельности Павел Александрович создал ряд оригинальных курсов по истории античной философии, философии культуры и культа, кантовской философии, некоторые разделы которых были опубликованы.

Оценивая вклад Флоренского в изучение платонизма, известный русский философ А. Лосев отмечал: «Он дал концепцию платонизма, по глубине и тонкости превосходящую все, что я читал о Платоне… Новое, что вносит Флоренский в понимание платонизма, это – учение о лике и магическом имени».

В августе 1910 г. Флоренский вступил в брак с Анной Михайловной, урожденной Гиацинтовой, пережившей своего мужа почти на сорок лет.

В мае 1914 г. состоялась защита магистерской диссертации «О Духовной Истине. Опыт православной теодицеи», а в августе Флоренский был утвержден в ученой степени магистра богословия и в звании экстраординарного профессора Московской духовной академии по кафедре истории философии. В том же году вышел его самый известный труд «Столп и утверждение Истины. Опыт православной Теодицеи». Одной из основных характеристик бытия в его нынешнем состоянии Флоренский считал антиномичность. Мир надтреснут, и причина этого – грех и зло. Путь теодицеи, по Флоренскому, возможен не иначе как благодатной силой Божией, антиномичность преодолевается подвигом веры и любви. В живом церковном опыте человек разумом своим испытует Бога и находит, что Он – воистину Бог, Сущая Правда, Спаситель.

Антроподицея Флоренского была развита им в трудах «Философия культа» и «У водоразделов мысли», написанных в середине 20-х годов. Антроподицея (оправдание человека) решает вопрос, как согласовать веру в то, что человек создан по образу и подобию Божию, совершенным и разумным, с наличием в нем несовершенства и греховности. Флоренский считал, что путь антроподицеи возможен не иначе как Силой Божией и совершается, во-первых, в строении человека, когда он из грешного становится освященным, святым, и, во-вторых, в деятельности человека, когда религиозно-культовая деятельность становится первичной и освящает мировоззрение, хозяйство и творчество человека.

Преподавательскую деятельность Павел Александрович успешно совмещал со священническими обязанностями. В апреле 1911 г. он был рукоположен ректором МДА епископом Волоколамским Феодором в сан диакона, а на следующий день в сан священника Благовещенской церкви села Благовещения, недалеко от Троице-Сергиевой лавры. С сентября 1912 по май 1917 г. о. Павел Флоренский служил в Сергиево-Посадской церкви убежища (приюта) сестер милосердия Красного Креста. Кроме того, более пяти лет он возглавлял журнал Московской духовной академии «Богословский Вестник», в котором при сохранении церковности и традиционной академичности публиковались многочисленные статьи философского, литературного и даже математического характера.

Революция не явилась неожиданностью для Флоренского. Он много писал о духовном кризисе цивилизации, предвидя крушение России из-за потери духовных и национальных устоев. Но в то время, когда вся страна бредила революцией, а в церковных кругах возникали одна за другой церковно-политические организации, о. Павлу были чужды все внешние влияния. Как он замечал в «Автобиографии»: «По складу моего характера, роду занятий и вынесенному из истории убеждению, что исторические события поворачиваются совсем не так, как их направляют участники… я всегда чуждался политики и считал, кроме того, вредным для организации общества, когда люди науки, призванные быть беспристрастными экспертами, вмешиваются в политическую борьбу».

Флоренский не был удивлен и тем изменением отношений между церковью и государством, которое наступило после революции. Он всегда оставался внутренне свободным от государства, от которого никогда ничего не ждал, одинаково равнодушный ко всякому почитанию и раболепству. Павел Александрович одним из первых среди лиц духовного звания стал работать в советских учреждениях, не изменив при этом ни своим убеждениям, ни священническому сану. Вплоть до 1929 г. Флоренский на службе всегда появлялся в подряснике, напоминая тем самым о своем сане священника. Госслужба о. Павла началась в октябре 1918 г., когда он был приглашен в Комиссию по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры. Затем он работал в Московском институте историко-художественных изысканий и музееведения, принимал участие в организации исторического музея, в 1921 г. был избран профессором Высших художественно-технических мастерских по кафедре «Анализа пространственности в художественных произведениях» на печатно-графическом факультете. И хотя это был период расцвета новых художественных течений, священник-ученый горячо отстаивал духовную ценность и значимость общечеловеческих форм искусства.

Наряду с деятельностью по сохранению культурного наследия Флоренский не менее активно участвовал и в научно-практической работе. Областью применения своих знаний он избрал прикладную физику. Отчасти потому, что это диктовалось нуждами государства, и в первую очередь разработкой плана ГОЭЛРО, отчасти и потому, что заниматься теоретической физикой, как он ее понимал, «ученому попу» не дадут. В 1925 г. Флоренский приступил к работе в Московском объединенном комитете электротехнических норм и правил. Тогда же Павел Александрович создал в Государственном экспериментальном электротехническом институте (ГЭЭИ) первую в СССР лабораторию по испытанию материалов, ставшую впоследствии отделом материаловедения по изучению диэлектриков. С 1927 г. П. А. Флоренский – соредактор «Технической энциклопедии», для которой написал 127 статей. Позже он избирается в президиум бюро по электроизолирующим материалам Всесоюзного энергетического комитета и включается в комиссию по стандартизации научно-технических обозначений терминов и символов при Совете Труда и Обороны СССР. Его книги «Диэлектрики и их техническое применение», «Карболит. Его производство и свойства», «Курс электротехнического материаловедения», написанные в те годы, стали весомым вкладом в науку.

Конечно, о. Павел Флоренский понимал, какие испытания ему и церкви предстоит претерпеть в условиях нового общественного порядка. Фигура известного священника, профессора Московской духовной академии и редактора крупнейшего в России богословского журнала не могла не вызвать самых различных, в том числе и злобных, оценок при социалистическом строе, который только формально провозгласил отделение церкви от государства. На деле же было начато одно из самых жестоких и планомерных гонений на верующих, вплоть до их физического уничтожения. В «Автобиографии» в 1927 г. накануне своей первой ссылки Флоренский писал: «Хотя в порядке личного сочувствия мне не может быть не жаль людей, попадающих в связи с вопросами религии в тяжелые условия, но в порядке историческом считаю, что для религии выгодным и даже необходимым пройти через трудную полосу истории, и не сомневаюсь, что эта полоса послужит религии к очищению и укреплению».

Проводившаяся в конце 20-х годов политика жестокого преследования верующих затронула и Павла Александровича. Летом 1928 г. ОГПУ взяло его под стражу. Флоренский был сослан в Нижний Новгород с запретом жить в больших городах и научных центрах. Примечательно, что при этом ему даже не было выдвинуто обвинения. В Нижнем Новгороде Флоренский год проработал в радиолаборатории и благодаря ходатайству видных государственных деятелей того времени, высоко ценивших его талант, вернулся в Москву, где продолжил работать в ГЭЭИ.

В феврале 1933 г. Флоренский был снова арестован и осужден по ложному обвинению за участие в контрреволюционной организации, состоявшей из монархиствующих и кадетских элементов, которые вроде бы пытались создать республиканское правительство, опирающееся на Православную церковь. Приговор суда – ссылка в Сибирь на 10 лет.

В восточно-сибирском лагере «Свободный» о. Павел работал в научно-исследовательском отделе управления БАМЛАГа, затем его перевели в г. Сковородино на опытную мерзлотную станцию. В конце июня 1934 г. к Павлу Александровичу приезжала жена Анна Михайловна с младшими детьми – Ольгой, Михаилом и Марией (в это время старшие сыновья Василий и Кирилл были в геологических экспедициях). Это свидание с семьей стало для него последним. В сентябре того же года Флоренский был переведен в Соловецкий монастырь особого назначения, реорганизованный впоследствии в тюрьму. Здесь Павел Александрович работал на заводе йодной промышленности, где занимался проблемой добычи йода и агар-агара из морских водорослей. За этот период он сделал более десяти запатентованных научных открытий и изобретений.

25 ноября 1937 г. состоялось «заседание» тройки УНКВД, на котором Флоренский был приговорен к расстрелу. 12 декабря приговор был приведен в исполнение. Трагическое окончание жизни Павел Александрович сознавал как проявление всеобщего духовного закона. В письме от 13 февраля 1937 г., незадолго до своей гибели, он писал: «Ясно, что свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за это страданиями и гонениями».

П. А. Флоренский реабилитирован дважды – в 1958 и в 1959 г. – ввиду отсутствия доказательств виновности в антисоветской деятельности и за отсутствием состава преступления.

Как бы подводя итоги благородной и в то же время трагической жизни Павла Флоренского, другой религиозный философ С. Булгаков отмечал: «Не умею передать словами то чувство родины, России, великой и могучей в судьбах своих, при всех грехах и падениях и как испытания своей избранности, как оно жило в отце Павле. И, разумеется, это было не случайно, что он не выехал за границу, где могла, конечно, ожидать его блестящая научная будущность и, вероятно, мировая слава, которая для него и вообще, кажется, не существовала. Конечно, он знал, что может его ожидать, не мог не знать, слишком неумолимо говорили об этом судьбы родины, сверху донизу… Можно сказать, что жизнь ему как бы предлагала выбор между Соловками и Парижем, но он избрал… родину, хотя то были и Соловки, он восхотел до конца разделить судьбу со своим народом. Отец Павел органически не мог и не хотел стать эмигрантом в смысле вольного или невольного отрыва от родины, и сам он и судьба его есть слава и величие России».

 

Карл Ясперс

(1883 г. – 1969 г.)

Немецкий философ-экзистенциалист. Основные сочинения: «Общая психопатология»; «Философия» в 3-х томах; «Духовная ситуация эпохи»; «Экзистенциальная философия»; «О происхождении и цели истории»; «Философия и мир»; «Философская вера»; «Великие философы».

Современники сохранили для потомков выразительный облик Карла Ясперса: непомерно высокая, узкоплечая фигура, всегда отчетливая речь, иногда прерывающаяся, как у человека, разговаривающего с самим собой; устремленные поверх слушателей глаза. Но, тем не менее, во время публичных выступлений Ясперса каждый чувствовал, что оратор обращается именно к нему.

Такая манера говорить обнаруживала в Ясперсе философа с открытым способом мышления, призывавшего и слушателей, и читателей к сотворчеству. По его мнению, всякая теория половинчата, и чтобы она стала истиной, каждый мыслящий человек должен включить ее в свое существование. Жизненный и творческий путь немецкого экзистенциалиста может служить лучшим пояснением к его учению.

Карл Ясперс родился 23 февраля 1883 г. в Ольденбурге. Его отец был юристом и занимал солидную должность директора местного банка. Родители Карла были людьми верующими, однако для семьи не был характерен религиозный фанатизм: скорее, это была традиционная вера в духе «просвещенного христианства». Будущий философ воспитывался в атмосфере преклонения перед гуманистическими идеалами немецкого Просвещения, любви к Гете и восхищении греко-римской античностью. Лишенный «радостей юности» (раннее заболевание бронхов и сердечная недостаточность), Карл еще подростком приобщился к философии, испытав влияние Гегеля, Кьеркегора, Ницше. И все же окончательный выбор он сделал в пользу медицины и психопатологии. По окончании классической гимназии Карл стал студентом Гейдельберского университета и, проучившись три семестра на юридическом факультете, перешел на медицинский. Свой выбор Ясперс объяснял позже тем, что и медицина, и психопатология являются науками, которые связаны с изучением природы человека, а не занимаются абстрактными теориями.

Слабое здоровье освободило Ясперса от воинской службы, но оно же и мешало полноценной жизни. Карл не мог участвовать в обычных развлечениях молодежи – плавать, танцевать, заниматься верховой ездой, путешествовать, – зато имел больше возможностей заниматься самообразованием, изучать философию и медицину. Был у него небольшой, но надежный круг друзей, среди которых самым близким стал талантливый студент Эрнст Майер, брат будущей жены философа Гертруды Майер, также увлекавшейся философией. В 1910 г. Карл и Гертруда поженились. Женитьба помогла Ясперсу укрепить веру в свои силы и избавила от чувства одиночества. В своей избраннице он нашел не только любящую женщину, но и духовно близкого человека, единомышленника во всех философских и медицинских исследованиях.

Окончив университет, Ясперс несколько лет работал ассистентом в психиатрической клинике. В 1913 г. он опубликовал книгу «Общая психопатология», которая вызвала интерес у читателей и была высоко оценена критиками. Как отмечал философ Ф. Хайнеман (кстати, он ввел в философский обиход термин «экзистенциализм»), на Ясперса «психопатологическое отношение к человеку оказывало влияние и тогда, когда он переходил в более широкие области психологии и философии».

Опубликовав свой первый труд, Ясперс защитил докторскую диссертацию и приступил к чтению лекций по социальной психологии, религии и морали на философском факультете Гейдельберского университета. В эти годы он сближается с немецкими философами Гуссерлем, Риккертом, Вебером, Шеллером. По свидетельству Ясперса, именно дискуссии, порой очень резкие, с Гуссерлем и Риккертом привели его к убеждению, что «философия не может быть наукой, следовательно, надо установить критерий, который отделяет их друг от друга и превращает в своеобразный род мышления». Между прочим, еще раньше работа Гуссерля «Философия как строгая наука» стала для Ясперса «олицетворением того, что не является философией».

Оппоненты в долгу не остались. После опубликования Ясперсом в 1919 г. книги «Психология мировоззрений», в которой он первым среди философов-экзистенциалистов сделал попытку осмыслить такие понятия, как экзистенция, нигилизм, свобода, любовь, Риккерт напечатал в журнале «Логос» статью «Психология мировоззрений и философии ценностей», в которой подверг резкой критике взгляды новоявленного экзистенциалиста. Он сопоставил их с «философией жизни», назвав Ясперса «эпигоном Ницше и Кьеркегора» и «эпигоном романтической философии». По мнению Риккерта, сведение философии только к «вненаучной, пророческой, ценностной», как это полагал Ясперс, является «ничем не оправданным произволом».

В одном Риккерт был прав: Ясперс действительно испытывал огромное воздействие Кьеркегора и Ницше (у Кьеркегора, «подлинного основоположника экзистенциального философствования», он даже позаимствовал само понятие «экзистенция», вложив в него, правда, свой специфический смысл). «Философия без Кьеркегора кажется мне в настоящее время невозможной», – писал Ясперс о датском философе; а значение Ницше видел в том, что тот «возвратил философии стимул к решению первоначальных проблем».

Кроме этих мыслителей, Ясперс испытывал серьезный интерес к идеям социолога М. Вебера, в котором ценил универсальную образованность и глубину познаний. Благодаря этим качествам Вебер был для него в течение всей жизни «образцом для ориентации».

Книга «Психология мировоззрений» сделала имя Ясперса широко известным в среде немецких интеллектуалов. Отныне он отказывается от психологии как от обобщающего научного построения своей системы и полностью посвящает себя созданию философии нового типа, связанной с экзистенциональным направлением. Деятельность Ясперса получает признание и в научных кругах: в 1921 г. он был назначен профессором философии Гейдельберского университета.

В дальнейших научных трудах Ясперса появилась новая тема: человек и история как изначальное измерение человеческого бытия, идея общения и коммуникаций. А поскольку экзистенциализм не существует без коммуникации, то именно в ней обретается подлинная свобода, ибо экзистенция и свобода являются понятиями тождественными.

Наряду с коммуникацией большое значение для «просветления экзистенции» имеет историчность. Этим понятием Ясперс обозначал незаменимость, неповторимость человеческой личности. Подчеркивание самоценности каждого человека очень важно для экзистенциализма, выступавшего против обезличенности, нивелирования, «затерянности в толпе». Историчность, в понимании Ясперса, не имеет ничего общего со связью человека с историей, так как речь идет о существовании «самобытия» в «исторической однократности, в данное время и в данном месте». В результате такого рассмотрения существование предстает изолированным ото всех отношений реальной действительности и всех общественных связей.

Историчность экзистенции означает также, что всякий человек конечен, то есть «он обязан самим собой не самому себе», а чему-то другому. Конечность человека вынуждает его обращаться к иному бытию, к абсолютному, к трансценденции. По Ясперсу, возможная экзистенция становится действительной лишь в соотнесенности с трансценденцией, в неразрывной связи с ней.

30—40-е годы были периодом расцвета творческой деятельности Ясперса. Однако он, как и все гуманисты Германии, остро чувствовал трагизм положения, в котором оказалась страна. Пережитый опыт нацистской диктатуры, возникновение тоталитарных режимов в России, Италии, Испании порождали размышления о кризисе культуры и духовности. Подобные политические убеждения, а также брак с еврейкой привели в 1933 г. к отстранению Ясперса от административных обязанностей, а в 1937 г. – и от преподавательской должности. Через год публикация книг философа была запрещена. В эти годы Ясперс, находясь на пенсии, писал в основном о религии, не надеясь, впрочем, на скорое разрешение публиковать свои работы.

Это стало возможным лишь с разгромом нацизма и возобновлением преподавательской деятельности. Ясперс всегда был противником тоталитаризма в любых формах. Он писал, что национал-социализм лишил людей правовой гарантии в собственном государстве, и считал, что тоталитаризм не может быть преодолен изнутри, так как индивид бессилен перед реальной грубой силой. Поэтому свободные государства не должны занимать позиции невмешательства во внутренние дела тоталитарных государств.

В книге «Вопрос о вине», написанной в 1946 г., Ясперс исследовал вопрос о виновности человека в мире, указывая, что нацизм несет ответственность за все вызванные им злодеяния. В то же время вопрос о вине он рассматривал и с философской точки зрения, полагая, что, кроме политической вины, существует и метафизическая, возникшая в силу наличия солидарности людей и совместной их ответственности за несправедливость. Поэтому ответственность за зло лежит на всех.

Значительное место в творчестве Ясперса занимала и проблема веры, в том числе философская. Об этом – его книга «Философия веры и откровения», изданная в 1962 г. В ней философ отмечал: «Вера есть то, что наполняет сокровенные глубины человека, что движет им, в чем человек выходит, возвышается над самим собой, соединяясь с истоками бытия». Признаком философской веры мыслящего человека служит всегда то, что доступно знанию и способно понять самое себя. Философскую веру, согласно Ясперсу, надо определять негативно, так как она не имеет прочной опоры в виде объективного конечного в мире. «Философская вера должна в исторической ситуации все время обращаться к истокам… Она должна явить себя в мышлении и обосновании».

Вполне определенно, то есть в том же экзистенциальном духе Ясперс высказывался о такой животрепещущей проблеме, как бессмертие, опираясь при этом на христианское учение. Его особую ценность Ясперс видел в том, что именно «библейской религии» человечество обязано «великой истиной», моментами которой являются мысль о едином Боге, встреча человека с Богом, осознание безусловности в выборе между добром и злом, любовь как основная действительность вечного в человеке, страдание как путь к бессмертию. А мысли о бессмертии для Ясперса приобретают подлинный смысл в суждении: «Достаточно, что есть Бог. Если есть Бог, то человек в мире не потерян».

В последние годы жизни (Карл Ясперс скончался 26 февраля 1969 г.) философ опубликовал множество работ, написанных в годы вынужденного молчания. В них на первый план выходили проблемы исторические и мировоззренческие – как преодолеть кризис цивилизации, как обрести духовные ориентиры в постиндустриальном обществе и т. п.

Ясперс оказал решающее влияние на самое распространенное учение ХХ в. – экзистенциализм. Он страстно желал соединить идеи Кьеркегора и Ницше с традицией академической философии, не принимая, однако, ни «фанатизма» Кьеркегора, ни «исступления» Ницше, ни «индифферентного мышления» университетских профессоров. А в своих поздних работах Ясперс все же предпочитал говорить о «философии разума» и «мировой философии», а не о «философии существования».

 

Хосе Ортега-и-Гассет

(1883 г. – 1955 г.)

Испанский философ, публицист, эссеист. Основные сочинения: «Современная тема»; «История как система»; «Дегуманизация искусства»; «Восстание масс».

По разнообразию творческой деятельности Хосе Ортегу-и-Гассета можно сравнить с французскими энциклопедистами XVIII в. Он был политиком и преподавателем высшей школы, издателем и комментатором, эссеистом и философом. Но ни одну из сторон его деятельности нельзя рассматривать обособленно, поскольку все они неразрывно связаны. В годы потери Испанией колониального владычества Ортега стал одним из вождей нового поколения.

Семья Хосе Ортеги-и-Гассета принадлежала к культурной буржуазии времен Реставрации и правления короля Альфонса XII. Отец, Хосе Ортега Мунилья, был писателем и журналистом, а мать, Долорес Гассет Гинчилья, – дочерью основателя и владельца влиятельной газеты «Импарсиаль», в прошлом видного дипломата. 6 мая 1883 г. у супругов родился сын Хосе, которому первая фамилия досталась от отца, а вторая от матери. Сам же Хосе просил друзей называть его сокращенно – Ортега.

Будущий философ рос в обеспеченной семье. Его детство было счастливым, а учеба в иезуитском колледже не слишком обременительной, хотя, по признанию самого Ортеги, он там «ничему не научился по-испански: ни искусству, ни уму, ни добродетели».

В 15 лет Хосе стал студентом отделения права, философии и литературы университета в г. Бильбао, после чего учился в Мадридском университете. Учеба мало что дала любознательному юноше, за исключением, возможно, знания древних языков. Пробелы в школьном и университетском образовании пришлось восполнять самостоятельно, благо, в домашней библиотеке наряду с испанской классикой было множество книг французских писателей XIX в., европейских поэтов и философов. Серьезное влияние оказали и французские историки, особенно Э. Ренан, привлекший стилем и склонностью к соединению метафизики с литературой. Из немецких классиков Ортега еще с юности прекрасно знал Гете, Гейне, Ницше и Шопенгауэра.

В 1905 г., защитив диссертацию под названием «Ужасы тысячного года. Критика одной легенды», Ортега решил продолжить учебу в Германии. Проучившись в Лейпциге один семестр, он ненадолго вернулся в Испанию, чтобы выхлопотать государственную стипендию, и снова вернулся в Германию, теперь уже в Марбург.

Годы, проведенные в Марбургском университете, оказались плодотворными в плане изучения философии – Ортега проштудировал Канта и Дильтея, глубже ознакомился с учениями Ницше и Бергсона, попытался найти принципиальную основу жизни в биологии. Постепенно он пришел к отрицанию всякой исключительности, чего бы она ни касалась – оценки сиюминутной ситуации или перспективы будущего.

Мышление Ортеги критики называли «перспективным» и «либеральным» – либеральным в смысле отказа от исключительных оценок и обязательных суждений. Согласно Ортеге, неизменной общезначимости не существует. Подобно тому, как глаз делает свой выбор в колебаниях эфира, так душа каждого отдельного человека, каждого народа, каждой эпохи полностью причастна к истине. Перспектива, возводящая себя в достоинство единственной, ложна. Даже великие философские системы всегда охватывают только горизонт их создателя, и лишь тот, кто мог бы действительно составить все различные перспективы, обладал бы абсолютной истиной, – он был бы подобен Богу, кому открыты вся полнота и многоразличие индивидуальной жизни. В этом, по мнению философа, и состоит задача эпохи – в преодолении противоположности между культурой и жизнью посредством перспективизма.

Сущность концепции Ортеги состоит в критике рационализма, который он считал своеобразным интеллектуальным стилем «массового общества». В работах «Современная тема» (1923 г.), «История как система» (1935 г.) философ призывал вернуться к донаучным формам ориентации в мире, к древней, еще нерасчлененной «любви к мудрости». Мы должны, писал он, научиться рассуждать «исторически», то есть определять нашу умственную деятельность в границах, созданных временем и пространством, в котором мы живем: «Необходимо искать наши собственные обстоятельства… в их пределах и особенностях… Заново освоить обстоятельства есть реальная судьба человека… Я есть сам и мои обстоятельства». Такое утверждение можно считать испанским вариантом экзистенциализма.

По мнению Ортеги, мир и сознание развиваются с одной скоростью, и рационализм не должен пытаться изменить результат. Однако философ отстраняется от консервативных и ультраправых движений современности, считая себя либералом, а нацизм, милитаризм и социализм – «заслуживающими осуждения, как любые агрессивные проявления деятельности масс».

В 1908 г., вернувшись в Испанию, Ортега начал преподавательскую деятельность и спустя два года возглавил кафедру метафизики в Мадридском университете, где читал курсы лекций вплоть до 1936 г. В то время в испанских университетах философию как предмет практически не преподавали. Поэтому Ортеге пришлось заниматься в основном пропагандой философии как науки, выступая в качестве журналиста, переводчика и издателя. Многие его работы в этот период представляли собой либо собранные воедино газетные статьи («Восстание масс»), либо записи курсов лекций («Тема нашего времени», «Что такое философия?», «Человек и люди» и др.).

Понимая, что эссеистика не даст возможности достаточно убедительно изложить философское учение, Ортега в 1932 г. приступил к фундаментальным исследованиям в разделе логики и метафизики. Однако изданию собрания сочинений помешали политические события в Испании 1929–1930 гг. С началом франкистского мятежа Ортега, несмотря на неприязнь к правительству, все же высказался в защиту законной власти. Но когда философ стал свидетелем правого и левого террора, то принял твердое решение покинуть Испанию. С 1936 г. он жил во Франции, Голландии, Португалии, Аргентине и вернулся на родину лишь в 1945 г. Приехав в Мадрид, Ортега основал собственное учебное и научно-исследовательское заведение. Его Гуманитарный институт должен был заниматься всеми проблемами, относящимися к человеку. Но дискуссионные вечера, которыми учебное заведение начало свою деятельность, вскоре превратились в лекции одного Ортеги – слушатели были восхищены его уверенностью, юношеским напором, способностью связывать воедино многие, даже разноречивые мысли и идеи, зачарованы потоком импровизированных, изящных и наглядных метафор.

Большое впечатление производил и внешний облик Ортеги. По свидетельству современников, это был коренастый и сильный человек; свою могучую голову он, скандируя впечатляющую речь, иногда запрокидывал назад; внимательные, немного лукавые глаза любезно и критически смотрели на слушателей. Обладая блестящим и властным умом мыслителя, он в то же время не чуждался общества и светских развлечений.

В Испании Ортега жил как бы во внутренней эмиграции, не поддерживая режим, но и воздерживаясь от его критики. Он полностью посвящал себя философским исследованиям, которые в 1950-е годы приобрели широкую популярность, особенно у молодых интеллектуалов. Собственно, книги Ортеги на тот период были чуть ли не единственным источником философского инакомыслия.

До последних дней мыслитель не уставал твердить, что во всяком человеческом начинании есть что-то утопическое. Человек стремится к знанию, но ему никогда не удастся вплотную приблизиться к истине. Он желает справедливости, но сам чаще всего поступает несправедливо; он хочет любить, но убеждается, что и это чувство не достижимо в полной мере. Таким образом, согласно Ортеге, человеческие намерения никогда не осуществляются в той мере, в какой они были задуманы, ибо судьба человека – быть лишь обещанием, живой утопией.

Хосе Ортега-и-Гассет умер 19 октября 1955 г. Перед смертью он исповедовался и причастился, хотя и не был истинным христианином. Возможно, он боялся за судьбу своих книг, которые тотчас попали бы в индекс запрещенных церковью, а значит, были бы недоступны для читателей. Но, несмотря на все предосторожности, такая попытка католическими богословами все же была предпринята. Сразу после смерти философа развернулась кампания осуждения его идей. Ортегу объявляли и «вульгаризатором-европеистом», и «космополитом», и «развратителем юношества». Особенно постарался католический философ Сантьяго Рамирес, написавший за короткое время несколько томов, направленных против Ортеги и его учения. Однако, как это часто бывает, подобная критика лишь добавила популярности великому испанскому мыслителю, чье творческое наследие стало классикой ХХ в.

 

Мартин Хайдеггер

(1889 г. – 1976 г.)

Немецкий философ, один из основоположников немецкого экзистенциализма. Основные сочинения: «Бытие и время»; «Кант и проблема метафизики»; «Что такое метафизика?»; «Введение в метафизику»; «Учение Платона об истине»; «Ложные тропы».

Выдающийся немецкий мыслитель, крупнейший философ ХХ в. Мартин Хайдеггер оставил после себя огромное философское наследие. Полное собрание сочинений, вышедшее в Германии, составило почти 100 томов. Но, как было при жизни Хайдеггера, так и по сей день не прекращаются споры по поводу его философии. Полемику вокруг трудов философа можно объяснить тем, что в истории философии не было мыслителя более противоречивого и парадоксального, чем Хайдеггер, писавший, к тому же, на абстрактнейшем в мире языке – языке, в котором многие философские термины и понятия впервые были введены им самим.

В философской среде отношение к нему было двойственным. Одни благоговейно замирали перед каждым словом мыслителя, другие с легкой иронией взирали на «доморощенного философа», решившего поразить мир своей заумью. Что ж, в поляризованном пространстве лучше всего видны победы и противоречия, неизбежно сопутствующие яркой личности.

Пифагор как-то сказал: «Одни люди охочи до славы, другие до наживы, я же – до одной истины». Мартин Хайдеггер по-своему трансформировал определение древнего мудреца. Он сплел целую сеть понятий и концепций, дабы поймать ту самую истину, которая только и видится философу настоящей удачей. Подобный способ постижения истины выглядит завораживающе: все существа стремятся к своему благу, а человек – еще и к объективной истине. Достоверному знанию, позволяющему отделить от сути вещей случайное и кажущееся, и посвятил жизнь Мартин Хайдеггер.

Родился Хайдеггер 26 сентября 1889 г. на юге нынешней федеральной земли Баден-Вюртемберг, в небольшом городке Месскирхе. Здесь, на краю Шварцвальда, с давних времен жили алеманны-католики, с годами смешавшиеся со швабами-протестантами. Отец Мартина, по профессии бочар, был звонарем католического храма Св. Мартина, мать имела крестьянские корни и была родом из Верхней Швабии. К слову сказать, немецкие философы Гегель, Шеллинг, поэты Шиллер, Гельдерлин, писатель Гессе тоже происходили из швабов. К этой же народности принадлежали и философы Альберт Великий и его ученик Фома Аквинский. Так что швабские корни Хайдеггера вполне могут объяснить и склад ума, характер и особенности его личности.

Всю свою жизнь, кроме кратких поездок за границу, Хайдеггер провел в родных местах, хранил им преданность и постоянно стремился очистить язык своих произведений от местного диалекта. Недоброжелательные критики часто подчеркивали «варварский провинциализм» Хайдеггера – и напрасно. В философию Мартин входил отнюдь не новичком или провинциальным дилетантом. Окончив гимназию иезуитов в г. Констанце, он поступил во Фрейбургский университет, один из старейших в Европе, где прослушал четыре семестра теологии, математики и естественных наук. Затем учился у авторитетных философов Г. Риккерта и Э. Гуссерля, будучи при последнем ассистентом. Будущие знаменитые немецкие мыслители Р. Бультман, Г. Гадамер, К. Ясперс, Н. Гартман – таков был круг знакомств Хайдеггера в 1910–1920 гг.

Годы ученичества Хайдеггера пришлись на время, наполненное многими значительными событиями в интеллектуальной и художественной сферах. Вышло полное издание сочинений Ницше, обострилось внимание к Гегелю и Шеллингу, были переведены на немецкий Кьеркегор и Достоевский, читатели заново открывали поэта-романтика Гельдерлина. Интерес у Хайдеггера ко всему происходившему был огромный, но в итоге он выбрал то единственное, к чему располагала его воля и вера, – философию, чистые поиски истины.

В ранних работах, опубликованных до 1917 г., Хайдеггер, безусловно, опирался на научное познание мира, которое, как виделось философу, наиболее отвечало достоверности бытия и определялось надежностью метода. Прошло несколько лет, и он заговорил об этой надежности уже не восторженно, а с большим сомнением. Хайдеггер увидел, что раскрытие мира с помощью наук начиналось как раз с уже установленных истин, а значит, подлинная цель познания всякий раз ускользала из рук исследователя.

Но прежде чем установить для себя «высшую планку» исследований, Хайдеггер пережил внутренний духовный перелом. По окончании университета он пришел к убеждению, что разрыв с католическим окружением неизбежен. Тем не менее ученый отдавал должное своим воспитателям, сказав: «Без этого начального теологического воспитания я бы никогда не вступил на путь мышления». К этому времени Хайдеггер упорядочил и свою личную жизнь. В 1917 г. он женился на Эльфриде Петри, дочери высокопоставленного прусского офицера. Лютеранка Эльфрида без всяких сомнений поверила в гениальность молодого философа и на долгие годы стала ему верным помощником, секретарем и самым близким по духу человеком. Не без ее влияния Хайдеггер окончательно отошел от католицизма. Через два года после женитьбы у супругов родился сын Георг, а еще через год – сын Герман.

Появились более серьезные перспективы и в преподавательской карьере. По рекомендации Гуссерля Хайдеггер был назначен его ассистентом по философскому семинару, вводящему в проблемы феноменологии – идеалистического учения Гуссерля, ставящего во главу угла «чистый», то есть субъективный опыт. Хайдеггер блестяще справился с разъяснением основ феноменологии, проявив при этом самостоятельность и оригинальность в суждениях, что дало повод Гуссерлю рекомендовать его на должность экстраординарного профессора Марбургского университета. Однако пребывание в Марбурге 33-летнему профессору не понравилось, да и работа не приносила удовлетворения, поскольку отношения с коллегами на протяжении нескольких лет были натянутыми. Так продолжалось до 1927 г., когда освободившееся во Фрейбургском университете место Гуссерля было предложено Хайдеггеру.

Здесь надо отметить, что после защиты докторской диссертации в 1914 г. Хайдеггер более 10 лет ничего не публиковал. И только в 1927 г. вышла в свет книга «Бытие и время», изменившая путь европейской мысли и до сих пор еще не вполне осмысленная. В ней философ, которого после выхода этой книги стали именовать «тайным королем философии», сумел взглянуть на мир, самого человека и время, в котором он живет, так, как никто до него. Этот труд продемонстрировал не просто отход от старых норм, а совершенно «другое мышление», другую его методологию.

Субъект, объект, сознание, познание, историзм, культурология, антропология и прочие «атрибуты» современного разума были отставлены в сторону. Хайдеггер попытался дать непознанному человеческому существу такое определение, которое не нанесло бы ему вреда и не упустило бы из виду его цельность. Он подошел к бытию с той стороны, какая со времен античности была уже почти забыта. Бытие, по Хайдеггеру, следовало искать не где-то в отдалении, а в самом человеке, в его скрытой сущности. Человек заброшен в мир предметов и составлен из различных начал: материального и духовного, социального и физиологического, животного и разумного. Трудно предположить, что человек как целое является лишь результатом сложения этих начал. Понятно, что он неизмеримо сложнее суммы своих качеств и определений. Понятно и то, что он пока не реализовал себя в полной мере. Но самое главное то, что у человека есть опыт цельности, не зависящей от успехов самопознания. Чем тщательней мы разбираем себя на составные части, тем больше теряем в собственной цельности. А собрать себя, как считал Хайдеггер, мы просто обязаны. Если этого не сделать, то сам Бог не найдет потерянного человека. Трагедия состоит в том, что, обещая выход из неопределенности, «сильные натуры» навязывают человеку свои волевые решения. В результате человек представляется то «винтиком», то «сверхчеловеком», то «социальным животным», а то и просто элементарным звеном в биологической эволюции.

Хайдеггер искал новые подходы к человеку. Человек – сущее, существо которого в так называемом присутствии. Человек не «состоит из», но присутствуя, «может». Присутствие весомее всех вещей и предметов. О нем можно лишь сказать, что оно «есть». Это наша возможность и великая бездна. Все остальное, кроме этой возможности человеческого «есть», – лишь причинно-следственные связи. Присутствие в полной мере определяет человеческую свободу. В нем скрыта неограниченность самореализации.

Таким образом, говорил философ, призвание человека не в том, чтобы реализовать одну из своих возможностей, а в том, чтобы осуществиться в целостности, в качестве «понимающего в бытии». О необходимости стать и быть собой постоянно напоминает наша совесть, не давая останавливаться на полпути. Мерой подлинного присутствия отмеривается время человека и вмещаемый им мир. То есть оно (время) не рассматривается с точки зрения физических изменений (взросления, старения, умирания), а определяется только числом «моментов истины», пробуждаемых цельной и осуществленной личностью.

Книга «Бытие и время», благодаря которой Хайдеггер менял пути философской мысли, содержала в себе и драматизм времени, и новизну философских откровений. Но то, о чем думал философ, расходилось с реальностью: бытие ускользало из сознания, а его место занимала иная ситуация с ее ужасающими последствиями. Здесь следует обратить внимание на еще одно важнейшее понятие, введенное Хайдеггером в новейшую философию. Это так называемый постав– величайшее предприятие человеческой истории. Производя слово постав от глагола «поставлять», философ подразумевал под ним технический прогресс, всепланетную машинизацию, подчинившую мировую данность предвидению и расчету. Но постав не есть сам по себе чем-то техническим, машинообразным. Он только способ, при помощи которого действительность выходит из области потаенного и становится «наличностью». Какова же здесь роль человека? Хайдеггер объяснял: «Захваченный поставляющим производством, человек стоит внутри постава. Он ничего не может изменить в своей принадлежности к технической эпохе. Поэтому вопрос, какое занять отношение к существу техники, уже запоздал. Зато никогда не поздно спросить, знаем ли мы самих себя, понимаем ли мы, что наше действие и наше бездействие втянуто в постав. Никогда не поздно спросить о главном: задеты ли мы и как, собственно, задеты основой самого постава?»

Что ж, постав обуздал сам ход истории, изображая картину прошлого, управляя настоящим, планируя будущее. Из века в век планетарная техническая цивилизация наращивала свою мощь, чтобы всемерно обеспечивать человеческие потребности. Наконец в бытие начали вторгаться неуправляемые события, и этот мир обнаружил все признаки опасного крена.

Хайдеггера и его сподвижников больше беспокоил не вопрос «что такое бытие», а «как принять и сохранить истину»; не «что делать», а «как начать думать». Ответ на эти вопросы имел решающее значение для того, чтобы не уступить реализации ложных возможностей, чтобы в человеческом присутствии пребывал мир. Кроме того, Хайдеггера всерьез заботила идея простой сохранности мысли, осуществленного присутствия, в котором остается истина, упущенная поставом.

Тем временем наступили 1930-е годы. Европа жила ощущением исторических переломов. И слово Хайдеггера звучало уже в атмосфере тревожного ожидания и в предчувствии прихода к власти новых вождей и кумиров. Дважды, в 1930 и 1933 гг., философа приглашали в Берлинский университет. В мае 1933 г. он был избран ректором своего Фрейбургского университета и получил возможность обращаться к стране от имени науки. Но в Германии уже все решала партия, желавшая не слушать философов, а поучать их. В феврале 1934 г., за полгода до того, как Гитлер сосредоточил в своих руках всю полноту власти, Хайдеггер подал в отставку, хотя к тому времени пусть и формально, но все-таки состоял членом национал-социалистической партии.

Начиная с 1935 г. и до окончания войны Хайдеггер ничего не писал, уйдя в тень, чтобы как можно меньше соприкасаться с властью. Но избежать подозрения в пособничестве нацистам ему все же не удалось. С приходом в 1945 г. во Фрейбург французских войск его имя снова всплыло в печати. Специальная комиссия из профессоров, некогда осужденных за «политические преступления перед Германией», рассмотрела «дело Хайдеггера» и пришла к следующему заключению: «Несмотря на более позднее отчуждение, нет никакого сомнения в том, что Хайдеггер в судьбоносном 1933 г. сознательно поставил на службу национал-социалистической революции великий блеск своего имени и свое специфическое ораторское искусство – и тем самым способствовал оправданию этой революции в глазах немецкой образованной публики». Решением комиссии философ был отстранен от преподавательской деятельности. Такой вердикт Хайдеггер назвал «инквизиторским».

Но у него нашлись и защитники. Среди них была известная журналистка Ханна Аренд, автор многочисленных резких статей о губительности тоталитаризма. Она была возлюбленной Хайдеггера и большой почитательницей его таланта. Ханна выступила в печати против несправедливого, как ей представлялось, осуждения знаменитого немецкого философа.

Тем не менее Мартин Хайдеггер пережил несколько тяжелых для него лет. В эти годы духовным убежищем для него стала история философии и культуры. К началу 1950-х годов круг отчуждения постепенно разорвался. Бывшие коллеги и друзья посчитали, что философ достаточно наказан отлучением от университета, и один за другим стали восстанавливать с ним контакты. В конце 1950-х годов популярность Хайдеггера возродилась настолько, что к его 60-летию в 1949 г. общественность уже была готова к тому, чтобы забыть прошлое и вернуть Хайдеггеру статус великого философа. Он снова читает лекции, пользующиеся огромной популярностью, посещает ряд зарубежных стран, участвует в семинарах, выступает со своими знаменитыми докладами. В эти же годы публикуются его работы «Европейский нигилизм», «Преодоление метафизики», «Путь к языку», «Тезис Канта о бытии».

Умер философ 26 мая 1976 г. в возрасте 86 лет и похоронен в родном городе Месскирхе, почетным гражданином которого являлся долгие годы.

Мартин Хайдеггер за свою долгую жизнь пережил много – славу и забвение, лишение прав и их восстановление, осмеяние и снова прославление. И наконец дошел до читателей XXI в. как философ-классик, мистик и проповедник классических философских учений на Западе.

 

Эрих Фромм

(1900 г. – 1980 г.)

Немецко-американский философ, социолог. Основные сочинения: «Бегство от свободы»; «Человек как он есть»; «Концепция Маркса о человеке»; «Революция надежды. О гуманистической технике»; «Анатомия человеческой деструктивности»; «Кризис психоанализа».

Ученик Зигмунда Фрейда, немецко-американский философ Эрих Фромм – один из классиков направления, получившего название «неофрейдизм». Новое в его взглядах, по сравнению со взглядами Фрейда, состояло в проявлении большего внимания к социальным вопросам. Фромм, опираясь на достижения современной науки, предложил собственный путь к переустройству общества. Главное подспорье на этом пути – человеческий разум, самостоятельно ищущий выход из всех неразрешимых ситуаций. Ибо, как говорил Фромм: «Как нельзя создать подводную лодку, только читая Жюля Верна, так невозможно создать гуманистическое общество, лишь читая книги пророков». Эту формулу мыслитель наиболее успешно воплотил в собственном творчестве, сумев преодолеть различные влияния и стать самобытным философом ХХ в.

Родился Эрих Фромм 23 марта 1900 г. во Франкфурте-на-Майне в ортодоксальной еврейской семье. Дед и прадед Эриха в свое время были раввинами, но отец уже отошел от чисто религиозной деятельности, избрав ремесло торговца вином. А вот мать, Роза Краузе, имела русские корни: некогда ее родители переселились из России в Финляндию, где и приняли иудаизм.

Обучению сына родители уделяли самое серьезное внимание. Эриха отдали в лучшую гимназию, где изучались латынь, английский и французский языки, Ветхий Завет. Ветхозаветные картины универсального мира, где овца и лев мирно соседствуют рядом, очень рано привлекли внимание мальчика, а позднее дали толчок к размышлениям о жизни человеческого общества и к идеалам интернационализма.

В 1914 г. 14-летний Эрих испытал настоящее потрясение от начавшейся Первой мировой войны, встретив известие о ее необычайных масштабах с болью и недоумением. Возможно, именно ужасающий характер войны повлиял впоследствии на формирование гуманистических принципов, отраженных во всем его философском и публицистическом творчестве. Одновременно подросток пережил и первое личное потрясение. Большой друг семьи Фроммов, красивая молодая женщина, художница, покончила с собой после смерти горячо любимого отца, выразив последнюю волю – быть похороненной рядом с ним. Это породило у юноши мучительные раздумья над вопросами любви и жизни, а главное – стремление понять, насколько сильна была любовь красавицы к своему отцу, что посмертное единение с ним она предпочла всем земным радостям. Эти размышления, попытки понять мотивы человеческого поведения послужили поводом для серьезного увлечения психоанализом, который в то время благодаря Фрейду получил широко распространение.

Психологию, философию и социологию Фромм изучал во Франкфуртском и Гейдельбергском университетах. Среди его учителей были выдающиеся мыслители ХХ в., такие, как Макс Вебер, Карл Ясперс, Генрих Риккерт. В 22 года Фромм защитил докторскую диссертацию, а затем продолжил учебу в Мюнхене и закончил в знаменитом Институте психоанализа в Берлине. Еще в юности Фромм познакомился с ранними философскими работами Карла Маркса, которые привлекли его идеями гуманизма, понимаемого как «полное освобождение человека, а также создание возможностей для его самовыражения». Кстати, интерес к марксистским идеям не исчез у Фромма и в последующие годы, о чем свидетельствуют его работы «Концепция Маркса о человеке», «Применение психоанализа к марксистской теории» и «Проблемы интерпретации К. Маркса», написанные уже в 1960-е годы.

Однако молодой ученый заинтересовался не только Марксом, но и психоанализом Фрейда, трудам и биографии которого посвятил ряд сочинений. Особенно привлекла его фрейдовская теория влечения, которая побудила заняться клинической практикой психоанализа. Верным помощником в этом для Фромма стала психолог Фрида Райхман, на которой Эрих вскоре женился. Правда, прожили они вместе всего четыре года, но и после развода сохранили дружеские отношения и взаимное желание творческого сотрудничества.

Другим источником профессиональных интересов Фромма было учение дзен-буддизма: он воспринимал его как озарение и в течение всей жизни исповедовал принципы древней восточной мудрости.

1927–1930 гг. – время первых публикаций и публичных выступлений Фромма. Известность ему принесли доклад «Психоанализ и социология» и публикация статьи «О методе и задачах аналитической социальной психологии: замечания о психоанализе и историческом материализме». Основное внимание в этих и других работах философ уделил теоретическим проблемам и, прежде всего, соотношению социального и биологического в человеке. Но, начав как ортодоксальный фрейдист, он уже в конце 20-х годов был склонен к пересмотру некоторых положений своего учителя, что сказалось и на последующих сочинениях.

Значительную роль в формировании взглядов Фромма сыграло и то, что с 1929 по 1932 гг. он сотрудничал с Институтом социальных исследований во Франкфурте-на-Майне, где в то время сложилась так называемая Франкфуртская школа. В нее входили виднейшие европейские ученые, а сам Фромм руководил отделом социальной психологии, проводя серию исследований среди рабочих и служащих города. В результате огромного количества опросов он уже в 1932 г. пришел к выводу, что германские рабочие не окажут сопротивления нацистскому режиму Гитлера.

Худшие опасения Фромма оправдались, и в 1933 г. он покинул страну, эмигрировав в США, где жил сначала в Чикаго, а затем в Нью-Йорке. Туда же вскоре переехали и многие сотрудники Института социальных исследований, возобновившие в Новом Свете деятельность своего научного учреждения. В США Фромм наряду с другими учеными, поддерживающими уже сложившееся направление в психоанализе, возобновил научную работу в качестве ведущего теоретика неофрейдизма.

В 1941 г. вышла первая книга Фромма под названием «Бегство от свободы». В ней он изложил основные положения социальной философии, которые развил и модернизировал в других сочинениях, среди которых «Человек как он есть», «Здоровое общество», «Сердце человека».

Книга «Бегство от свободы» принесла Фромму широкую известность в Америке: он работает во многих учебных заведениях, принимает активное участие в различных союзах и ассоциациях американских психоаналитиков, а когда в 1946 г. был создан Институт психологии, психиатрии и психоанализа, Фромм активно включился в подготовку специалистов по психоаналитическим проблемам. В то же время он никогда не был ординарным (штатным) профессором какой-либо одной кафедры, но читал лекции на всеобщем, междисциплинарном уровне, используя данные по многим отраслям знаний, включая антропологию, социальную психологию и даже факты из собственной клинической практики. Эти лекции пользовались огромным успехом у студенческой молодежи, поскольку Фромм был не только человеком огромной эрудиции, но и блестящим оратором. Его научная и политическая деятельность охватывала обширные отрасли науки и человеческих знаний. Но в каждом своем исследовании – будь то дзен-буддизм, фрейдизм, анализ фигур современных тиранов или рассмотрение различных психотипов – Фромм всегда придерживался гуманистической направленности. Постепенно он отошел от теории Фрейда и уже в 50-е годы сформулировал собственную концепцию личности, которую назвал «радикальным гуманизмом». Эта концепция диалектична в самом точном значении этого слова: она рассматривает самые противоречивые черты общества и человека – биологическое и социальное, эгоизм и альтруизм, технократизм и гуманизм, тиранию и свободу.

Фромм полагал, что именно социальные факторы определяют содержание человеческой жизни. Общество, основанное на накоплении богатства, как и общество с тоталитарным режимом, не могут быть истинной моделью развития. Общество должно связывать человека с человеком любовью, узами братства и солидарности, а не кровью и грязью, быть обществом, «которое дает человеку возможность преодолеть свою природу посредством творчества, а не разрушения, где нет принуждения человека к разрушению реальности и поклонению идолам».

В соответствии с этими тезисами философ выдвигал принципиальные положения существования любого сообщества: производство должно служить человеку, а не экономике; отношения между человеком и природой должны строиться не на эксплуатации, а на кооперации; антагонизмы повсюду должны быть заменены отношениями солидарности; высшей целью всех социальных мероприятий должно быть человеческое благо и предотвращение страданий. Фромм доказывал, что построение справедливого общества – извечная мечта человечества, которая пока является утопией, но в конечном итоге будет воплощена в действительность. Он писал: «Технические утопии, например, воздухоплавание, были реализованы благодаря новой науке о природе. Человеческая утопия мессианского времени – утопия нового объединенного человечества, живущего в братстве и мире, свободного от экономической детерминации, от войн и классовой борьбы, может быть достигнута, если мы приложим столько же энергии, интеллекта и энтузиазма, сколько мы затратили на реализацию технических утопий».

После окончания Второй мировой войны Фромм принял решение не возвращаться в Германию. Он поселился в Мексике, где получил профессуру в Национальном университете Мехико. Авторитет Фромма был настолько велик, что в маленьком городке Куэрно-Вако его последователь философ Иван Вилич разместил свой институт – центр информации по проблемам Латинской Америки. В Куэрно-Вако Фромм обрел и личное счастье, женившись на молодой женщине по имени Аннис. По ее проекту супруги построили дом на берегу океана и жили в нем вплоть до отъезда из Мексики.

В 50-е годы Фромм продолжил научные изыскания в области социально-теоретических проблем. Итогом их стали лекции «Психоанализ и религия», анализ эпоса «Сказки, мифы и сновидения», многочисленные доклады, статьи и публичные выступления. Его политическая и научная активность привлекли внимание многих гуманистически настроенных людей, для которых философ устраивал симпозиумы с участием виднейших представителей науки из стран Европы и Америки.

В 1969 г. Фромм, посчитав свою американскую миссию выполненной, переехал в Швейцарию, в г. Локарно, где прожил до конца своих дней. И в Швейцарии он, несмотря на возраст, активно работал. В эти годы были написаны «интеллектуальная биография» под названием «По ту сторону иллюзий», два важнейших для него сочинения «Психоанализ и дзен-буддизм» и «Душа человека», которые он считал «трудами моей души», и, наконец, здесь Фромм завершил работу над книгой «Анатомия человеческой деструктивности». В этом сочинении автор на основе анализа характеров Гитлера, Гиммлера, Сталина дал всестороннее исследование различных личностных и социальных предпосылок, которые воспитывают в людях садистские и деструктивные наклонности.

«Анатомия человеческой деструктивности» еще более усилила интерес к работам Фромма, и, в частности, к религиозным воззрениям, которые в его творчестве занимают особое место. Им посвящены книги «Психоанализ и религия», «Иметь или быть», «Религия, характер и общество».

Фромм рассматривал религию через призму человеческой психики. Он считал, что фактически не было такой культуры (и, видимо, никогда не будет), в которой не существовало бы религии в широком смысле этого слова, потому что потребность в смысле и служении коренится глубоко в условиях человеческого существования. Разум – благословение человека и его несчастье, поскольку человек – единственное животное, для которого его собственное существование является проблемой. Эта дисгармония человеческого существования порождает настоятельную необходимость в восстановлении единства и равновесия между ним и остальной природой.

Что касается критики религии, то Фромм больше затрагивал институт церкви, чем религию как таковую. Он осуждал церковь за то, что она вступает в компромиссы со светской властью, заботится больше о догмах, чем о повседневной практике любви и смирения. Трагедия всех религий, по мнению философа, заключается в том, что они нарушают и извращают принципы свободы, как только становятся массовыми организациями, управляемыми религиозной бюрократией. Религиозная организация связывает человека вместо того, чтобы оставить его свободным.

Эрих Фромм скончался 18 марта 1980 г., не дожив пяти дней до своего 80-летия. После его смерти ученики философа подготовили к изданию в Германии Полное собрание сочинений в 10 томах, а швейцарский журналист Ханс Юрген, неоднократно бравший у Фромма интервью, издал книгу под названием «От любви к жизни», посвященную его памяти. В ней дана высочайшая оценка разностороннему творчеству выдающегося мыслителя ХХ в.

 

Жан Поль Сартр

(1905 г. – 1980 г.)

Французский философ-экзистенциалист, писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе (1964 г.). Основные философские сочинения: «Воображение»; «Эскиз теории эмоций»; «Воображаемое»; «Бытие и ничто»; «Экзистенциализм – это гуманизм»; «Ситуации»; «Проблемы метода»; «Критика диалектического разума».

Жана Поля Сартра во Франции, да и в других странах Европы нередко называли «самым скандальным философом ХХ века». Он действительно поражал публику нетрадиционным поведением и шокирующими высказываниями, но более всего крайними экзистенциалистскими идеями, которые каким-то причудливым образом сочетались в его сочинениях с радикальными марксистскими убеждениями. Возможно, потому жизнь и творчество Сартра всегда привлекали внимание парижских интеллектуалов, видевших в своем кумире чуть ли не пророка современного общества.

В значительной степени миф об экзистенциализме как смеси философии, стиля жизни и религии породила вездесущая пресса. Экзистенциализм вошел в моду, а сам Сартр превратился в культовую фигуру, став легендой уже при жизни. Путь к такому мифотворчеству философ проложил благодаря воле, богатому художественному воображению и доскональному знанию идей своих предшественников – Гуссерля, Кьеркегора и Хайдеггера.

Жан Поль Эмар Сартр родился в Париже 21 июня 1905 г. Он всегда считал себя представителем мелкой буржуазии, что не раз подчеркивал в статьях и воспоминаниях. Его отец, Жан Батист Сартр, морской офицер, умер от тропической лихорадки, подхваченной в Индокитае, когда сыну исполнилось всего два года. Мать, Анн-Мари Швейцер, происходившая из семьи известных ученых-эльзасцев, оставшись вдовой, нашла приют у родителей.

Дед по материнской линии Шарль Швейцер, профессор, филолог-германист и литератор, в чьем доме прошло детство Жана Поля, обожал внука, непомерно баловал и исподволь готовил к преподавательской деятельности. Он же привил мальчику и любовь к чтению, о чем позже Сартр писал: «Я начал свою жизнь, как, по всей вероятности, и закончу ее, – среди книг». Важное признание, свидетельствующее о том, что будущий писатель постигал мир, главным образом, посредством книжных знаний, в том числе почерпнутых из 17-томного Большого всеобщего словаря XIX в.

Шарль Швейцер мечтал видеть внука преподавателем, но сам Пулу, как домашние называли юного Сартра, мечтал о большем. В какой-то момент ему даже показалось, что на него возложена некая важная миссия. Правда, реальность давала не так уж много поводов для подобных мечтаний. При общении со сверстниками Жан Поль вдруг обнаружил, что он мал ростом, физически намного слабее своих друзей и не всегда готов за себя постоять. Это открытие его потрясло. Однако рядом были все же не только обидчики, но и любящий дед. «Он спас меня, сам того не желая, – писал позже Сартр, – и тем самым подтолкнул к стезе нового самообмана, который перевернул мою жизнь».

Этим «самообманом», а вернее, бегством от реальности, стало писательство. Жан Поль принялся сочинять романы в рыцарском духе, пользуясь душеспасительными сюжетами из ранее прочитанных книг и кинофильмов. В мечтах он видел себя храбрецом, авантюристом, воином и теперь эти мечтания воплощал в собственном творчестве. Восьмилетний романист становился подлинным господином своих героев и хозяином всех авантюрных ситуаций. «Я был избран, отмечен, но бездарен, – вспоминал философ. – Все, чего я добьюсь позже, будет плодом моего терпения и невзгод».

Учеба Пулу началась с лицея Генриха IV и продолжилась в привилегированном высшем учебном заведении Эколь Нормаль, где он изучал философию. В 1929 г. он первым среди выпускников прошел по конкурсу, получив ученую степень и право преподавания философии в высших учебных заведениях. В это же время молодой преподаватель собрал вокруг себя группу друзей из интеллигентской среды. Среди них была и преподавательница философии Симона де Бовуар, ставшая вскоре верной подругой и возлюбленной Сартра. Через десять лет она сама приобретет известность как писательница экзистенциального направления, исследовательница сложных отношений между мужчиной и женщиной. Симона и Жан Поль нашли друг в друге идеальных партнеров. Принципы их взаимоотношений с точки зрения буржуазной морали были шокирующими – никаких брачных уз, никаких детей. Каждый живет сам по себе, заводит романы, вступает в связи, с кем хочет. Единственное условие – ничего друг от друга не скрывать и никогда друг другу не лгать. Как намного позже, уже в 60-х годах, объясняла Симона в книге «В расцвете лет», «Сартр любил женское общество… он вовсе не собирался в свои двадцать три года навсегда отказаться от его чарующего многообразия. Если любовь между нами относилась к явлениям закономерным, то почему бы нам не иметь также и случайных связей».

В 1931 г. Сартр получил должность преподавателя философии в Гавре, а после шести лет преподавательской работы перешел в лицей Пастера возле Парижа. Таким образом, мечта деда о преподавательской карьере внука была исполнена. Пришла пора удовлетворять собственное честолюбие, связанное с творчеством.

С началом Второй мировой войны Сартр был призван в армию в качестве работника метеослужбы. В 1942 г. в оккупированной немцами Франции он начал сотрудничать в журнале «Леттр франсез», подпольном издании французского Сопротивления. А уже в следующем году после опубликования пьесы «Мухи» пришла наконец долгожданная слава. В этой пьесе Сартр символически выразил чувства соотечественников, переживающих трагические события военных лет. В основу сюжета был положен известный миф о возвращении древнегреческого героя Ореста в Аргос после убийства отца Ореста Агамемнона любовником матери. Это преступление повлекло за собой настоящее бедствие – на город обрушились целые тучи мух, терзавших горожан. В пьесе Сартра мухи – символ угрызений совести, которые испытывает народ. Главная тема произведения – экзистенциальное понятие о свободе, тема, к которой писатель потом возвращался не раз.

К концу Второй мировой войны Сартр уже был признанным вождем экзистенциалистов, собиравшихся в «Кафе де Флер», ставшем после войны местом паломничества французских и иностранных туристов.

Популярность экзистенциализма объяснялась тем, что это философское течение придавало большое значение человеческой свободе, а кроме того, многие его представители принимали активное участие в движении французского Сопротивления. Сотрудничество людей разных взглядов, их противодействие общему врагу вселяли надежды на то, что экзистенциализм способен объединить интеллектуалов, создать новую французскую культуру.

Уже первые философские работы Сартра, написанные в конце 30-х годов («Трансцендентность Эго», «Воображение», «Эскиз теории эмоций»), показывали, в каком направлении молодой писатель собирался развивать учение о феноменологии. Он подверг критике трансцендентальный идеализм, сделав акцент на спонтанном творчестве экзистенции. А в романе «Тошнота» и сборнике рассказов «Стена» уже присутствовали отдельные тезисы экзистенциализма.

В главном философском труде «Бытие и ничто», опубликованном в 1943 г. и ставшем своеобразной библией для молодых французских интеллектуалов, Сартр проводил мысль о том, что «чистого сознания» как такового не существует, есть лишь осознание внешнего мира, вещей вокруг нас. Люди отвечают за свои действия только перед самими собой, поскольку каждое действие обладает определенной ценностью – вне зависимости от того, понимают это люди или нет. По утверждению Сартра, человек не имеет никакой определенной заранее судьбы и «приговорен» к свободе. После опубликования этого труда экзистенциализм буквально ворвался в культурную жизнь Франции и Европы. Послевоенное поколение увидело в Сартре «философа свободы», взгляды которого наиболее привлекали внимание молодежи, стремившейся начать жить «с нуля».

Последующие десять лет писатель работал особенно плодотворно. Помимо рецензий и критических статей, он написал шесть пьес, в том числе лучшую, по мнению многих критиков, пьесу «Грязные руки» – драматическое исследование мучительного компромисса, необходимого в политической деятельности. Тогда же были написаны исследования жизни и творчества Шарля Бодлера и Жана Жене, в которых Сартр приложил опыт философии экзистенциализма к биографическому жанру.

В 1964 г. Сартр был удостоен Нобелевской премии по литературе «за богатое идеями, пронизанное духом свободы и поисками истины творчество, оказавшее огромное влияние на наше время». Сославшись на то, что он «не желает, чтобы его превращали в общественный институт», и заявив, что при ее присуждении организаторы «игнорируют заслуги революционных писателей ХХ века», Жан Поль Сартр от премии отказался.

В эти годы философ больше занимался политикой, чем литературой или философией. С усердием религиозного реформатора он стремился восстановить «доброе имя социализма». Писатель много путешествовал, активно выступал против классового и национального угнетения, отстаивал права ультралевых групп, участвовал в студенческих бунтах в Париже в 1968 г. Решительно осуждая американское военное вмешательство во Вьетнаме, Сартр принял активное участие в организованной Бертраном Расселом антивоенной комиссии, обвинившей США в военных преступлениях. Он горячо поддержал китайские преобразования, кубинскую революцию.

Однако в дальнейшем политическая деятельность Сартра принесла ему глубокое разочарование и привела к попытке радикально пересмотреть свои убеждения. Он задумал написать фундаментальный двухтомный труд под названием «Критика диалектического разума» – первый том как теоретическое и абстрактное исследование, второй – как трактовку истории. Однако «Критика…» так и не была завершена. Сартр так и не закончил второй том, написав для него лишь несколько глав.

В последние годы жизни Сартр почти ослеп из-за глаукомы. Писать он больше не мог, но от активной жизни не отошел: давал многочисленные интервью, интересовался политическими событиями, любил слушать музыку. Все заботы о слепом и немощном семидесятилетнем Сартре взяла на себя Арлетт Элкаим, которую он удочерил в 1965 г. и к которой был очень привязан. Симона де Бовуар, бывшая в течение пятидесяти лет спутницей жизни Сартра, ежедневно читала ему вслух.

Жан Поль Сартр скончался 15 апреля 1980 г. в возрасте 75 лет от сердечного приступа. Его похоронили на Монпарнасском кладбище, где рядом через шесть лет нашла последний приют его верная спутница Симона де Бовуар.

Но и после смерти этот парадоксальный философ остался в центре внимания культурной и общественно-политической жизни Франции. О Сартре до сих пор говорят и спорят как его многочисленные критики, так и не менее многочисленные последователи и поклонники. В конце концов автор знаменитого произведения «Бытие и ничто» был возвращен в тот мир знаний, в котором считался первопроходцем, – в мир философии, где занял принадлежащее ему по праву достойное место.

Ссылки

[1] Рождение древнегреческой философии можно сравнить с взрывом, последствия которого трудно переоценить. За два века самая отвлеченная область познания стала величайшей наукой. А сама наука превратилась в тот самый Архимедов рычаг, который перевернул мир. В общем-то, они шли рядом – мудрость и научное, рациональное познание, иногда пересекаясь, а иногда и уходя друг от друга, чтобы снова встретиться на страницах какого-нибудь трактата о душе.

[1] История оставила человечеству первую веху научного познания мира, обозначенную в понятии «семь греческих мудрецов». Сколько их было на самом деле, самых первых и самых знаменитых, сказать точно сейчас не может никто. Однако выражение закрепилось в истории, и в его канон действительно вошли семь мудрецов: Фалес, Солон, Хилон, Питтак, Биант, Клеобул и Периандр. Все они жили примерно в одно время, в середине VII – начале VI вв. до н. э.

[2] Имя Вивекананда Нарендранатх Датт принял в момент отъезда в Америку в 1893 г. Он взял его как временное, но так и не смог заменить другим (даже если бы пожелал) – за несколько месяцев оно стало знаменитым и в Индии, и в Америке.

Содержание