Только мы накрыли в номере столик, чтобы встретить Новый год, заверещал ее ноутбук.

– Петя по скайпу! – закричала она – В ванную, быстро!

И запихнула меня туда.

– Блокнот хоть с ручкой дай! На тумбочке лежат! – прохрипел я. Кинула! Ну, не ожидал! Еще и защелкнула снаружи меня. Странно – зачем на ванных задвижки снаружи ставят? Но нет времени думать об этом. Глянул на циферблат – две минуты до боя курантов! Успел наполнить из крана стакан, зубные щетки предварительно вынув, холодной водой – не горячей же! – и чокнуться со своим отражением в зеркале.

– Ну, за прошедший!

Был он неплохой, если честно. Но долго вспоминать некогда – стрелки сошлись! Еле успел наполнить второй стакан, чокнулся со своим отражением в зеркале:

– Ну, с Новым годом!

…Надеюсь, то, что ты встретил его, мягко говоря, в ванной, на годе не отразится… А если и отразится – то хорошо. И так оно, кстати, и вышло. Третий стакан – случайно горячей наполнил – но это не важно! – выпил за новые успехи. И что-то забрезжило! Вдруг сообразил: а ведь я не только в этом замкнутом помещении нахожусь – я еще в Будапеште, где почти полвека назад был сильно счастлив. Ура! До этого – три дня из восьми – нашу молодежную делегацию промурыжили во Львове (лихорадочно… а точнее, довольно лениво «накачивали» напоследок, водили на какие-то лекции). Но, ей-богу, не помню. Мне и во Львове уже сильно нравилось – в городе властвовал безусловный западный колорит, но главное – и зимой тут пригревало солнце! Помню, как мы с вновь обретенным другом Лешей, кстати, руководителем нашей делегации, утром, еще до завтрака, выскочили из гостиницы на соседний угол – «залить зенки», как он говорил. Явно западный, по нашим понятиям, сервис, большое стеклянное окно – шириной метров пять – и острое утреннее счастье… никогда прежде не пил с утра! Вот она – свобода!

И тут на солнечном углу появились наши девушки… И одна, на которую я запал еще в Питере, была среди них. И вдруг ее взгляд прямо в душу! Умирать буду – вспомню тот миг!

Следующий кадр – мы заходим с ней в бар, уже в Будапеште, и я вынимаю заначку. Строжайше запрещалось, но все знали, что рубли в Венгрии меняют. За давностью лет – скажу: я засунул рулончик сторублевок в пасту. И, как бы по причине крайней своей чистоплотности, постоянно носил пасту с собой вместо кошелька.

И вот, изумив Галю (имя можно уже называть), раскупорил пасту с тупого конца и вытащил рулон денег. О, как она смеялась, прислонив руку к стене и как бы обессиленно уткнувшись в нее головой… после выпрямилась, глаза счастливо блестели. Потом мы шли с ней по Будапешту. Будапешт сиял! Особенно после тусклого в те года Ленинграда. И вдруг мы столкнулись с мрачным Лехой.

– Я встречался сейчас с местными комсомольцами… – проговорил он.

– Ну? – уныло спросил я.

– Они мне сказали… где здесь стриптиз!

– Так пойдем же! – вскричал я. – Плачу!

Стриптиз меня восхитил! Хотя главная моя страсть была направлена в другую сторону.

– Что вы делаете? – шептал Леха. – Вас же исключат!

– Ты думаешь? – глянув на него, хрипло проговорила она. И мы опять обнялись!

…Когда мы приехали в Ленинград и вышли на платформу, она посмотрела, как только она умела, и, сделав решительное движение рукой, слева направо, сказала: «Сгинь!» Потом я очень страдал… Но зато написал первый в своей жизни крепкий рассказ. А потом – пошло. Сорок с лишним лет – сорок с лишним книг. Где-то она теперь – первая моя муза?

И вот теперь – последняя. Видимо. А еще ведь осенью мы катили с ней на велосипедах хохоча. О, как она танцевала – дурашливо закатив глаза, приоткрыв рот. Делала два очаровательно неуклюжих движения кистями – и прекращала эту глупость. И вот – прекратила! Появился вдруг Петя. Конец? Путевку мы в Будапешт еще до него взяли… к счастью! Или – к несчастью? Стал писать про нее… Договорились же – едем прощаться! Но чтоб так сурово? Другой бы повесился – и был бы, кстати, абсолютно прав, вызвал бы всеобщее восхищение: хотя бы закончил свою жизнь достойно… Кстати, может, мой герой так и поступит. Но моя задача другая! Хлопнул четвертый стакан – опять, по ошибке, горячей. И продолжил писать. Не помню, сколько писал – отвлекла защелка.

– Ты выходить, вообще, собираешься – или нет?

– А? Что? Да, да!

Выйти, конечно бы, надо… Но такой пишется финал!

– Сейчас… полчасика! – пробормотал я.

– Ну ладно! Пиши! – грозно проговорила она и хлопнула дверью.