На платформе было шумно и тесно. Джан провел хозяина сквозь толпу к голове поезда. Там они уселись на скамейке. Но, как всегда, когда собираешься чего-нибудь долго ждать, поезд появился неожиданно скоро.
Все засуетились. У переднего вагона столпилось много народа. Присутствие Джана сдерживало напор. Его старались обойти стороной.
Пес дал хозяину войти первым.
Поезд тронулся.
Семен Гаврилович, непривычно рассеянный весь этот день, вдруг почувствовал, что Джана с ним нет. Он стал искать, заметался. Натыкался везде на стоявших стеною людей… И, в смятении и ужасе, шаря руками и приседая, нащупал внизу на пороге голову Джана.
Пес, пропустив вперед хозяина, вскочил на ходу, но соскользнул и застрял между поездом и платформой, вися на передних лапах.
Грузное тело тянуло собаку вниз. Поезд набирал скорость. Внизу сверкали белые рельсы. Джан напрягал силы. Задние лапы его, поджимаясь, скользили, царапали когтями низ вагона. Сбруйка давила грудь, перетягивала мускулы на плечах, под мышками…
Джан уже падал, когда руки хозяина, случайно наткнувшись, обхватили его шею. Он успел все же лизнуть эти руки…
— По-мо-ги-и-те!!! — не своим голосом, отчаянно закричал Семен Гаврилович. Обеими руками он вцепился в густую шерсть собаки, упал возле порога на колени и потянул, что было мочи, Джана к себе…
Плотная толпа пассажиров теснилась, оглядывалась… Публика, видимо, опасалась разинутой, вспененной пасти собаки… Джан изнемогал…
— Да помогите же, помогите! — твердил, задыхаясь, Семен Гаврилович.
Поезд шел уже полным ходом. В вагоне заволновались. Множество голов повысовывалось из окон: «Поводырь! Собака-поводырь падает!» — вскрикивали испуганные пассажиры.
— Да помогите же вы, трусы несчастные!! — зазвенели вдруг по вагону детские голоса. — Не видите, что ли! Джан погибает!
Алеша, буравя руками и головой толпу, спешил на помощь. За ним пробиралось еще несколько ребят из детского дома.
— Держите его, дядя Сеня, покрепче!.. Тяните к себе!
Ручка тормоза сорвана. Но поезд и так уже замедлил ход. Снова платформа. Остановка. Но теперь Джана могло затереть между поездом и платформой…
К счастью, вместе с ребятами, спасать Джана кинулись люди с встречной платформы.
Собаку вытянули на асфальт. Семена Гавриловича тоже подняли с колен и вывели на платформу.
Это была не их остановка.
Но все равно.
Взволнованные ребята тоже высыпали за ними.
Джан весь трясся от перенапряжения. Он не мог стоять и сразу же лег. Из его левой задней лапы, на которой с мясом был вырван коготь, обильно струилась кровь.
Семен Гаврилович рассек себе лоб о косяк и, утираясь платком, размазывал, к ужасу ребят, кровь по всему лицу.
— Кровь! У дяди Сени! И у Джана…
Ребята сбегали в аптеку и, кружась, словно пчелы, вокруг пострадавших, двинулись с ними по улице.
В таком виде столкнулась эта печальная процессия с неунывающим инженером Силикатного завода.
Он выслушал рассказанную хором (как он выразился) «кровавую драму», похвалил ребят, пожурил Семена Гавриловича, погладил повеселевшего Джана и потащил всех в ближайший ларек с пивом и водами «зализывать раны».
* * *
Но не думайте, пожалуйста, что такие неудачи бывали с ними часто, наоборот, отпуск остался в их памяти как самое прекрасное и безоблачное время.
Однажды они сидели в цветнике на своей любимой скамейке и отдыхали.
С утра стояла удушливая жара, а после полудня начало парить.
Семен Гаврилович утирал мокрый лоб и прислушивался к быстрому, прерывистому дыханию собаки: Ах, ах! Ах-ах-ах!..
Джану в его шубе было мучительно жарко.
Он с писком раскрывал пасть, и с языка, которому решительно невозможно было поместиться во рту, падали на песок горячие капли.
Оба чувствовали себя, словно в бане.
Вдруг Джан встрепенулся и гавкнул. Но ни голос, ни последовавшее за ним рычание не выражали обычной свирепости.
— Дядя Сема! А, дядя Сема! — слышался за забором голос Алеши Силова. — Вы спите? А? Ничего тогда, ничего… Спите себе! Спите!
И Семен Гаврилович услышал громкий шепот: — Спит…
Все это были вполне дипломатические шаги, так как Джан, увидев над изгородью бритые головы детдомовцев, заговорил сам во всю силу своего могучего баса.
— Мы на речку бежим, купаться… Может, вы тоже хотели бы пойти? Или, может быть, он? — ребята, по-видимому, почтительно указали пальцем, так как Джан, не терпевший никакого «тыканья», разразился лаем.
Алеша и его три товарища никогда не забывали о Семене Гавриловиче, и хотя Джан заставил их как то посторониться, дружба их к дяде Семену нисколько не ослабела.
— Пустить его с вами, что ли?
— Пу-уу-устите, дядя Сема! Мы быстро покупаемся и сейчас же его приведем.
— Джан, хочешь на речку?
— Гав! Гав! А-аа-уаррр… — ответил пес, дрожа и зевая от волнения.
— Ну, вот что, ребята! Он пойдет сам. И купаться он будет сам по себе, где захочет. Не трогайте его, не мешайте ему. Понятно? Пусть он сам поступает, как хочет. Не вздумайте гладить его. Он этого очень не любит. Понравится ему ваша компания, он всегда будет ходить вместе с вами, — объяснил ребятам Семен Гаврилович.
Он подошел к изгороди и похлопал по ней ладонью:
— Прыгай, Джан! Купаться, на речку!
Джан птицей перелетел через ограду. И по восторженному воплю ребят Семен Гаврилович догадался, что он изволит следовать к месту купанья.
Все наставления Семена Гавриловича были немедленно забыты.
— Джанчик! Джанечка! Джан! — кричали ребята в полном восторге, суетясь вокруг пса. Собака выкаталась в песке и легла животом в воду. Охладивши низ тела, она пошла в глубину, поплыла. Вся свита лягушками попрыгала с берега.
— Сюда, Джанчик! Джан! — вопили на разные голоса веселые мокрые лица.
Джан сам не заметил, как очутился в самой гуще. Туг Алеша Силов подскочил, перевернулся и скрылся под водой. Джан немедленно пришел ему на помощь, поймав в пасть его локоть… Спасая его, Джан поплыл к берегу, и смелый мальчик послушно последовал за собакой.
Потом, отряхнувшись и кувыркнувшись на берегу, они вместе со всеми хохочущими ребятами снова плюхнулись в воду.
Потом опять пробежались по берегу в догонялки и повалились — «куча мала» — на песок.
Речка переплывалась несколько раз, и на другом берегу исполнялись пляски дикарей.
Джан плавал, бегал и прыгал вместе со всеми…
Семен Гаврилович между тем окончательно потерял надежду дождаться купальщиков. Он умолил Лидочку сбегать узнать, что случилось с детьми и с собакой.
— Успокойся, — сказала она, возвратившись. — Твой возлюбленный Джан жив-здоров, и если б ты знал, что он выделывает там вместе с ребятами! Я не могла докричаться…
В этот миг за оградой послышался лай, хохот, и в цветник пулей влетел мокрый счастливый пес.
После этого Джан повадился каждый день посещать речку. Если ребята не приходили за ним, он шел туда вместе с хозяином или, с его разрешения, отправлялся один.
Солнце, купанье, прогулки укрепили здоровье обоих «отдыхающих». К концу отпуска Джан стал еще более выхоленным и мощным, а от бледности и слабости Семена Гавриловича осталось одно только воспоминание.
* * *
Во время отпуска Джан с хозяином часто ездили в город.
Семен Гаврилович хотел купить себе костюм, но, так как он был высокого роста, ему нелегко было подобрать готовую одежду.
Джан отлично разбирался, когда ему говорили: «В город, Джан! В магазин!» или когда требовалось идти в город «К заведующему магазином!»
Заведующий заметил как-то их частые и безрезультатные посещения и предложил Семену Гавриловичу заходить прямо к нему в кабинет как только большие размеры костюмов будут получены, он узнает об этом раньше всех и тотчас же распорядится, чтобы продавец отложил для Семена Гавриловича, что ему требуется.
— Зайдем, Джан, к заведующему! — говорил Семен Гаврилович, подходя к универмагу.
Й Джан обводил его вокруг огромного многоэтажного здания, проводил, искусно лавируя, по заваленному ящиками, бочками, стружкой и разной упаковкой двору и вводил через заднюю дверь в коридор. Там были двери в бухгалтерию и в контору, но Джан выбирал дверь с надписью: «Заведующий» и смело толкал ее лапой.
Тут он чутко прислушивался к разговору. Он, по-видимому, различал интонацию и отдельные слова. Услыхав слово «нет», он немедленно поворачивался и шел к двери.
Бывало, не заставали заведующего. Тогда они проходили в главный подъезд, путешествовали по всем этажам и отыскивали за прилавком продавца готового платья.
Если Джан замечал, что продавца где-то нет или он непростительно развлекается разговорами, — он клал передние лапы на прилавок и строго призывал его к исполнению прямых обязанностей. А услышав знакомое «нет», весьма неучтиво поворачивался к прилавку своим пышным хвостом.
Несколько раз приезжали и уезжали они, ничего не добившись.
Чуткий пес, видимо, переживал с хозяином его разочарование.
Но в последний день перед концом отпуска Джан услыхал в ответе заведующего очень приветливые и обнадеживающие нотки. Выходя из-за письменного стола, чтобы проводить Семена Гавриловича к продавцу, заведующий даже собирался потрепать Джана по спине. Это Джан счел излишним, но, огрызнувшись, сейчас же примирительно помахал хвостом и посторонился, чтобы дать заведующему дорогу.
Прошли в магазин, и Джану не пришлось вызывать продавца. Он как будто подстерегал хозяина, набросился на него сразу, и Джан с тревогой увидал, как хозяина повели за какую-то занавеску.
Джан, конечно, не побоялся бы отбить хозяина и у десятерых таких хватов, но хозяин велел лечь и лежать.
И он лежал и грозно рычал, чтобы его беспечный друг слышал, что он нисколько не боится и в любой миг готов ринуться на помощь.
Наконец, все они вышли из-под занавески веселые и довольные. Продавец и заведующий улыбались собаке, как будто они и не думали уводить у Джана его «сокровище».
Потом на прилавке появились два плотных, обернутых в бумагу, пакета.
По приказу хозяина Джан схватил в зубы один сверток, а хозяин завладел вторым.
Высоко поднимая голову, чтобы покупка не доставала до пола, с победным и торжествующим видом Джан потащил свой пакет через все этажи.
Хозяин едва поспевал за собакой. У него сверток был в той же руке, где и палка, а другой рукой он должен был крепко держаться за ручку от сбруйки.
— Смотрите! Смотрите! Несет сам покупку, да еще на хозяйский сверток оглядывается… А торопится как!.. Боится, наверное, чтобы не отобрали. Что за умница! Какой славный, прекрасный пес!.. — раздавались вокруг голоса.
А Джан гордо тащил «добычу».
Всякий на его месте был бы доволен такой удачной «охотой».