Своды пещеры давили, будто помогая чудовищу обрушиться на меня своей дикой массой. Когти твари пытались разорвать моё тело, но я оказался проворнее, и юрко прошмыгнул мимо увесистых лап. Зрение обманывало, не поспевая за мной. В ноздри бил нестерпимый запах плесени и гнили — так пахнут только твари. Слух, тонкий до боли: свист бьющего по воздуху хвоста, тяжелый вздох сожаления, хруст шейных позвонков чудища. Лишь эти звуки спасали меня.

Тварь размером с откормленного бычка: толстые лапы, витые из мышц, походили на человеческие руки; длинные, острые когти; хвост — гибкий, как хлыст, покрытый короткой черной шерстью с кисточкой на конце, — напоминал крысиный. Как и морда: гигантская крыса, да и только. «Ярость!» — первая мысль, приходившая в голову, при виде безумно вытаращенных глаз и пены вокруг зубастой пасти.

Вторая мысль обычно не поспевала, ведь голову тварь отрывала раньше. Вон и моя шапка лежала у ног чудовища — не ожидала тварюка коротышку. Чудище молотило воздух, а я все ближе подходил к своей жертве. Свист — прыжок — надо мной пролетел хвост. Пыхтит тварь — наклон — когти над головой пронеслись. А потом бегом, а то чудовище со всего маху налетело бы на меня.

Туша противника врезалась в стену и поутихла. Я думаю: такой массой, да об камень! Хоть и дом родной, а твердый. Мне тоже нужно отдышаться. Есть время на пару вдохов.

Первый, глубокий. Чтоб кровь собрать в голове. Так думается легче, а мне легкость, ой, как нужна! Выдыхаю медленно.

Второй, короткий. Схватить состояние. Ощущение. Концентрацию. Выдыхаю резко.

Третий, глубокий. Еще раз кровь к голове. Придется потрудиться, ой, крови много надо. Выдыхаю плавно, будто сам себя сдуваю, как воздух из рыбьего пузыря.

Тварь потихонечку очухалась, вынюхивала меня. В глазах безумие, по морде кровь после удара об камень. А моя кровушка пульсирует. Перед глазами прыгают разноцветные пятна, а в голове гул.

В этом шуме я различаю мелодию. Далекие барабаны бьют и бьют, и я не могу стоять в стороне. Мой третий выдох заканчивается Песней. Как из пустых кузнечных мехов, рождается низкий-низкий звук. Не каждый и услышит, а тварь притихла, уже не рвется ко мне, стоит настороженно.

Тут главное — ноту не упустить, держать, как бы дышать ни хотелось. И носом потихонечку воздух подсасывать. Вот где искусство! Я выводил мелодию сам, а не просто повторял ритм барабанов; теперь они подстраивались под меня. Чудовище разглядывало своды родной пещеры будто во хмелю. Чтобы не спугнуть страшилу громким звуком, я пробирался к туше со всей осторожностью. Такое создание с буйно размахивающим хвостом, я видел впервые.

Втянув носом побольше воздуха, я поднял Песню на тон. Угомонился хвост твари, подкосились мускулистые лапы. Чудовище повело к стене, в которую еще недавно оно влетело мордой, и, опершись об камень, невольно закуняло, сломленное дрёмой.

Когда мелодия поднялась до еле слышимого свиста, тварь сомлела: легла возле стены, накрывшись уродливым хвостом. Только тогда я достал из ножен длинный кинжал. Уже чувствуя, как угасает сознание чудища и открывается мир духов.

Осталось договориться с проводником твари, который еще больше походил на крысу, чем само чудовище, даже размером чуть крупнее собаки. Но, на удивление, проводник не привычно согласился с исходом схватки и смертью тела, а оскалил крысиную пасть, растянул в хитрой улыбке.

— Чего ждем? — вопрошал я несговорчивого проводника. — Надышаться перед смертью не получится.

Будто я обращаюсь не к нему, а к спящей туше, проводник все так же улыбался. Не хочешь по хорошему — не надо! Я и без разрешения проводника кончу тварь, не велик грех. Едва лезвие кинжала вошло в шею чудовища, проводник пронзительно запищал, словно насмехаясь надо мной. А после я услышал свист. Хвост твари рассекал воздух, чтобы в следующее мгновение разорвать пополам моё тело. Я не успевал уйти от удара.

Тьма…

— Твоё? — Тяжелая ладонь опустилась мне на плечо. Яшка, вернее его проводник.

Внизу подо мной в крестьянской избе на лавке лежало изрубленное напополам тело. Румянное от горячки, без ног. Как еще душа в нём держится, не сбежала?

— Моё, — ответил мой проводник Яшкиному.

— Ждешь?

— А что еще делать? — вздохнул я над нелегкой долей проводника.

Бог мир из духа делал, так как сам из одного духа соткан. А чтоб со скуки не запреть, творец множил сущности по образу собственного создателя. Так появились духи-проводники для развлечения творца, хотя сами они чахли со скуки. Чтобы хоть как-то облегчить страдания собственных детей, бог создал материю, разрешив духам наделять её своей частицей, вдыхать в неё жизнь. И вышли живые настолько занятными, что заигрались ими проводники, как дети куклами, да забыли, где тварь, а где дух. А творцу все одно: что за духами следить, что за людьми — всё лучше, чем от скуки сохнуть. И выходит, что мы игрушки проводников, не более.

Только мало кто об этом догадывается. Мало кто правду про проводников слышал. А уж видели их при жизни вообще единицы. Это я, айвен, всю жизнь с бестелыми общаюсь, потому что кроме убийства чудовищ да разговоров с духами ничему не обучен.

Стоящий рядом Яшка был одним из первых, с чьим проводником мне пришлось договариваться. И единственным, с кем у меня не сложилось. Я тогда еще зеленым сопляком землю топтал. Не айвен, а так, ломоть снега — лепить и лепить. Не успел толком носом дышать, а уже на подвиги тянуло. Тот экзамен казался простым — нужно лишь убить человека.

Мы с рождения учились ловкости, выносливости, скорости. Могли подолгу задерживать дыхание. А главное, умели петь Песни, усыпляющие живое тело. Во время пения мы видели разное, слышали странное и общались с проводниками. Договаривались с духами наших жертв. По рассказам старших, проводники, обычно молча, соглашались со смертью собственного тела и уходили за новой игрушкой. А перед тем, как вернуться к людям, духи хорошенько отдыхали в Мире Теней. А что может быть лучшим отдыхом для настоящего воина, как не битва с таким же ярым бойцом?

Общение с проводниками мне давалось легче, чем сверстникам. Бывало, за пару вдохов духа находил. «Ноздри широкие!» — шутил шаман.

Он же и учил, что человека усыпить легче, чем животное. Ритмы баюнной Песни-то одинаковые, поэтому их править не надо, не нужно ломать мелодию — просто подпевай. Пока сверстники выискивали себе жертв побеззащитнее, я вознамерился найти достойного противника.

Искал я в горах, где часто скрывались банды, грабившие близлежащие торговые тракты. Обычно несколько разбойников укрывали награбленное добро в глубоких пещерах, утепляли их, и там же зимовали. Иногда пещеры выглядели как легендарные сокровищницы драконов, а бывало там поселялись настоящие твари. Тогда разбойники оттуда уже не выходили.

В своих логовищах бандиты, запасшись вином и вяленым мясом, могли бытовать месяцами, до прихода весны, когда опять по торговым путям заспешат караваны.

У подножья гор, куда я вышел на третий день, обжился медведь, — его запах слышен издалека. Я понюхал зерна из мешочка на груди, потер нос, как учил шаман, и прислушался к окружающим запахам. Где-то выше в горе жила тварь. Большая. Наверное, спит не меньше века. Будить её не стоит. Вкупе с медведем они смердели настолько, что я не сразу приметил легкий человечий душок.

Пытаясь ухватить его наверняка, я бодро вскарабкался по скале. Но запах твари сильно мешал. Воняла зараза! Хозяин Горы все-таки! Если бы он проснулся — точно б не убаюкал, кишка тонка.

Повыше воздух разряженный, поэтому и запахи здесь слабее, но я сумел уловить вонь троих немытых мужиков. Не зря же мой учитель хвалил мои широкие ноздри. Пьяные разбойники крепко спали прямо над Хозяином Горы.

В вечерних сумерках зрение подводило. Еще раз понюхал зерна, потер нос — и опять на скалу. Лазить по камням с моим ростом неудобно, только айвены обычно выше не вытягиваются, поэтому надеются не на длину рук и ног, а на точность прыжков да ловкость тела. Раз уступ, там схватился, там за камень зацепился. Боязно, зато не холодно. Кровь по венам так гонит, аж пар от тела валит.

Пока нашел вход, уже окончательно стемнело, да и в пещере повисла чернота. Нюх нюхом, а вот рисковать во тьме не стоило. Делая три заветных вдоха, чтобы подхватить баюнную Песню, я бил на опережение.

Это я сейчас умный, знаю, что могло бы и дыхалки не хватить, когда действительно бы понадобилось бить Песней, а тогда молодой, дурной, самоуверенный. Думал, и на час смогу мелодию затянуть.

В голове привычно застучали барабаны, и я запел низким гулом. Своды пещеры тут же подхватили мелодию и понесли вглубь эхом. Больше всего я боялся разбудить Хозяина Горы, потому старался не шуметь.

На полу пещеры лежало что-то мягкое и теплое, наверняка, живое. Во тьме я слышал жужжание роя полоумных проводников. Летучие мыши. Моё пение зачаровало их, и они упали в собственный помет. Как я не почувствовал запах мышей, когда взбирался по скале? Для меня до сих пор загадка, почему, при нашем дивном нюхе, есть запахи для айвенов недоступные. А разбойники хитро придумали: если кто решит подкрасться втихаря, то обязательно мышей спугнет, а те предупредят о непрошенных гостях. Не запел бы я сдуру Песню, наткнулся бы на ловушку и рыскал бы потом за бандитами по подземельям, пока б не разбудил Хозяина. Наверное, разбойники летучих мышей подкармливали, иначе те давно бы нашли другую пещеру. Люди свет любят, поэтому мыши редко с ними уживаются.

Сами разбойники мирно дремали в одном из каменных карманов у еле тлеющего костерка. Как айвену, мне следовало бы разбудить жертв, предложить им честную схватку, и только потом петь Песню, но это был не бой, а экзамен. Да и толку от пьяных вояк? Проводники разбойников стояли в недоумении, то ли хмельные, то ли растерянные. Двое из них, завидев, как я перерезаю глотки их телам, спокойно поклонились, коротко поинтересовались о причинах смерти и удалились в Мир Теней, как и говорил учитель. Но проводник самого здорового бандита не унимался.

— Ты знаешь, кто я?! — орал дух спящего бугая, над которым я уже занёс кинжал. — Нет, ты знаешь, кто я?! Я же Яшка-Золотарь! На мне триста душ!

— Знаю, поэтому и выбрал для экзамена. — Я попытался объяснить Яшке, как до того его подельникам.

— Экзамен? Экзамен! — Проводник рассвирепел. — Ты скольких уже мочканул, сопляк?!

— Вы первые, — честно признался я, — потому и экзамен.

— Меня, Яшку-Золотаря, сопля вонючая зашибла! — Проводник совсем отчаялся. — Позор! Вот позор! На весь род позор!

Иногда духи так заигрывались в живых, что забывали, кто они на самом деле. Тогда вели себя проводники так же, как и жили. Это был именно тот редкий случай: проводник Яшки плюнул мне под ноги и ушёл. А ведь без моего разрешения духу в Мир Теней ходу нет.

Добив бандита, я принялся за трофеи. У айвенов принято забирать оружие противника, поэтому я отрезал у разбойников правые кисти. И только тут понял, что общение с проводниками не окончено. На меня смотрел дух Хозяина Горы. С укором: очень ему не понравилось, что над его головой баюнные песни поют да людей режут. Но тварь не разбудил, отпустил.

Так мы с Яшкой и познакомились. Чувствую, заждался он меня здесь, ох заждался!

— Как ты тут? — теперь я спросил Яшку.

— Скучно, — с тоской вздохнул былой разбойник. — А ты как там?

— Половинчато, — уклончиво ответил я, глядя на покалеченное тело.

— Тут еще тварь одна бегала, — заметил Золотарь. — Твоих рук дело?

— Яша, дай мне время осмотреться, а потом расспросы. — Кажется, я покидал мир проводников.

Со скуки бог создал духов, со скуки духи создали живых тварей, а потом и людей. Когда стало невмоготу от тоски, духи попросили творца разрешить общаться людям и их проводникам. Иногда настолько своенравно буянили куклы, что даже духи не понимали, что движет их игрушками. Да и мучили себя люди вопросами, на которые только духи и знали ответы. На просьбу проводников творец создал Грибы.

Грибы творца отличались от остальных шапок на ножках яркой окраской: не бледные или коричневые, а с безумными переливами и радужными пятнами на серой кожице. Шляпка маленькая, ножка тоненькая, а внутри сок мироздания течет. Съешь Гриб — и в голове рождается Вселенная. Натянется новый мир струнами да польется мелодия. Так проводники с людьми и воркуют.

Но не со всяким дух захочет говорить. Может напугать так, что и речь забудешь. Может заплутать так, что тело без хозяина останется. А может и заветное сказать, с удачей помочь, будущее приоткрыть. Те, к кому духи были благосклонны, держались вместе. Остальные их боялись, потому что не понимали дивных грибных видений. А у людей Гриба все мысли о мелодиях Вселенной, которую исполняют проводники.

Разнося знания и споры среди народов творца, люди Гриба расселялись по миру всё дальше и дальше, Не везде были рады их приходу. Не везде приживались Грибы. Там, где люди были против общения с духами, люди Гриба попросту уходили. А вот там, где хотели, да Гриб не рос, пришлось изворачиваться.

Великий шаман Айвен ушёл на север, куда послал проводник. Как бы люди не жаждали услыхать мелодию Вселенной, но Гриб там не рос. Глотая последнюю горсть Грибов, Айвен попросил духа о помощи. Ничего не сказал проводник, лишь застучал в далёкие барабаны. От того бума так шаману грудь сдавило, что из неё лишь сиплый воздух выходил. Так и вторил песней Айвен барабанам проводника.

С первого раза выучил шаман Песню, да так, что и других учить мог. Тот, кто исполняли Её, общался не только со своим проводником, но и с чужими.

За Песню люди еще больше невзлюбили шамана и его учеников, поэтому Айвен со своими духовными братьями скрылся в горах. Подальше от недоверчивых крестьян, поближе к диким духам. Там обитали свои хозяева, не слишком жаловавшие новых соседей: волки, рыси, медведи и твари, которым люди еще не успели дать имен. Все хотели полакомиться сладкой человечиной, но все они были бессильны перед Песней айвенов, последователей шамана.

В благодарность за помощь проводников, айвены клялись быть достойными противниками и дарить радость битвы настоящим воинам как на земле, так и в Мире Теней. Ведь ничто не может так развеять посмертную скуку, как бой с дюжим соперником. С рождения айвены готовились к судьбе воина. Шаман учил Песне, а Песня учила их убивать.

Дети уходили по зову Песни и не возвращались в собственные тела. Дети умирали, задохнувшись во время Песни. Дети захлебывались в кадке с водой, где тренировались задерживать дыхание. Срывались с отвесных скал. Сжирались зверьми, не успев пропеть Песню, и разрывались когтями страшных тварей. Замерзали в снегу.

Те, кто доживал до возраста зрелого воина, становились почти непобедимыми. Потому слава об айвенах пошла в мир, и хоть недолюбливали людей Песни, всем были нужны заклинатели тварей.

Айвены уходили кто куда и возвращались на родину, только чтобы отдать сына на воспитание учителю. А я, как самый «носатый», остался в Гнезде — в деревне, где воспитывали людей Песни еще со времен ухода от людей Айвена. Думал, других учить, когда мой учитель уйдет в Мир Теней, но, видимо, я там окажусь раньше, коль наблюдаю за телом со стороны без Песни или Грибов. Но я был всё еще ценен для отторгающего меня мира живых.

— Может, убить его, чтоб пацан не мучился? — Из-за мелкого роста нас часто принимали за подростков. Видимо, длинный селюк, стоящий у лавки, встречал айвена впервые. — Всё одно помрет.

Селюк говорил с каким-то состраданием, наверное, воевал и добивал боевых товарищей. А может, уже не одному односельчанину помог отправиться в Мир Теней после встречи с крысоподобной тварью. Понятно, что за мной послали только после неудачных попыток самим справиться с чудовищем. Уж больно дороги услуги айвена.

— В своем уме?! — запричитала женщина, судя по одежде, лекарша. — Убить айвена! Проводник тут же братьям нашепчет: они и село спалят, и пять соседних, и родичей наших по одному переловят, шкуру сдерут да живыми на столбах повесят, чтоб другим неповадно было заклинателей чудовищ убивать.

Селюк аж вздрогнул, представив описанную лекаршей месть.

— И что делать? — Он еще раз посмотрел на искалеченное тело. — Тварь-то еще хвостом машет, тоже умирать не хочет. Платить — не платить?

Помощь айвена не оплачивалась единожды. Если люди нанимали нас, то обязывались каждый год привозить в Гнездо одежду, продукты и деньги. Из поколения в поколение. Тем айвены и жили. А взамен мы исправно разбирались с любой нечистью, шастающей по окрестностям подзащитных селений, будь то разбойники, волки-людоеды или безымянные твари. Что-что, а свою работу люди Песни выполняли на совесть.

— Я уже послала за шаманом, приедет — рассудит, — обреченно проронила лекарша. — Четыре дня пути, как-никак.

— А выдюжит? Протянет? — С сомнением вздохнул селюк, недавно предлагавший меня добить.

Ответ я так и не услышал, поскольку меня потянуло в междумирье.

— Заждался я тебя, — улыбался Яшка. Только теперь я понял, почему его называли Золотарем — весь его рот был усеян золотыми зубами. — Думал, прошмыгнешь в Мир Теней мимо меня?

— Куда ж без вас?! — раздраженно бросил я. Мне Яшка не понравился ещё с первой встречи. Хотя подозреваю, что он тоже не обрадовался нашему знакомству.

— У меня ж разговор к тебе есть, — осторожно начал разбойник. — Помнишь, дело незаконченное у нас было?

— Что было — то сплыло! — Я прекрасно понимал, к чему клонит Яша, ведь без моего разрешения ему оставалась лишь вечная скука, а не Мир Теней. Но я был не тем зеленым юнцом, чтобы поддаваться напускному благородству. Междумирье казалось мне более чем странным, и я не хотел лишаться хоть какого-то попутчика. — Ты мне лучше скажи, что за тварь ты встретил?

Понимая, что настаивать на своем нет смысла, Яшка тяжело вздохнул. Сам, когда по-хорошему предлагали, вспылил, теперь выбирать не приходилось. Надо быть паинькой.

— Как крыса, может, чуть больше, — вспоминал Яшка. — Не, как свинья, только с рожей крысы. Точно!

— И куда побежала?

— А тут все равно, куда бежать — вокруг туман. — И действительно, мы тонули в молочном дыму, словно сидели на облаке: только снизу и видна комната, где покоилась моя верхняя половина.

— А ты все время за мной ходил? — полюбопытствовал я.

— Не знаю. Я как тогда в пещере ушёл, так в тумане и остался. Пока ты не появился.

— Понятно, — как-то обреченно согласился я.

— Ты тогда Хозяина Горы разозлил. — Рассмеялся Яшка, вспоминая свою гибель. — Он лет сто заваленный камнями спал, сил набирался. Думал, повесне нами полакомиться да выбраться из скалы. Уж очень спина у него затекла…

Вспомнив взгляд недовольного Хозяина, мне стало жутко. Надеюсь, этот сюда не припрется, что я его на голодную смерть покинул.

— …а тут ты с экзаменом, а падаль Хозяин не любил. И ты тощий, что щепка. Да и зима — не весна, можно и околеть, и с голодухи пухнуть не хочется. Наверно, до сих пор ждет новых бедолаг. А мне, честно, без разницы, от чего помереть: от твоего кинжала или от клыков чудовища. Так что я не в обиде.

— Раньше ты так не думал! — осадил я разговорчивого Яшку. Своей болтовней он меня уже раздражал.

Ноги ещё могли лежать возле туши твари, потому я решил попытать счастья, отыскав пещеру в тумане.

— Бесполезно, сколько не блуждай, только твою избу и увидим, — не унимался Яшка. Не понимаю, как его терпели подельники, наверное, боялись очень. Теперь ясно, почему они так быстро смирились со своей смертью. Если бы они знали про Хозяина Горы, думаю, к весне и того бы разбудили, лишь бы заткнуть Золотаря. К его удивлению, мы вышли не в хату с обеспокоенной лекаршей, а в логово чудовища.

Потерянные в схватке ноги так и лежали у стены, возле умирающей туши. Видимо, селяне побоялись оставить умирающего айвена, чтобы, не дай создатель, их потом не обвинили в убийстве человека Песни. Настоящая месть заклинателей не слишком отличалась от той, о которой говорила лекарша. Только страшнее.

Меня, наверняка, оттащили от чудовища вилами, ведь было чего бояться. Истекающая кровью туша всё никак не умирала и неустанно молотила хвостом воздух. Откуда только силы брала? В тёмном углу я заметил проводника твари. Не решаясь выйти из тени, крыса скалила зубы. Не успел я придумать, что делать с проводником, как меня окликнул Яшка:

— Эй, там к тебе пришли. Пора возвращаться. — Он дернул меня за руку, и ладонь пронзила боль.

Жаля кожу, горячий воск капал с черной свечи. Лекарша с испугом смотрела на склоненную над лежанкой айвена старуху. Не дай создатель, ожоги на руке останутся, что об этом подумает шаман?

— А он нас услышит? — осторожно спросила сиделка.

— Другой, может, и не услышит, а айвен и из Мира Теней достанет, — объяснила ведьма. — Я просто позвала его, мало ли, где проводника носит.

— А он очнется?

— Да откуда мне знать, — покачала головой старуха в черном, — потому и пришла.

Опять меня убивать будут или залечат по-тихому? Были подозрения, что это последнее возвращение в тело.

— Мой умирать не хочет, пока его убийца перед создателем не объявится. Мучается, бедный, никак не угомонится.

Я даже не сразу сообразил, что ведьма говорит о твари. Мне рассказывали много легенд про Пастухов Чудовищ, но живьем я их видел впервые. Даже айвены, говорящие с проводниками, не могут общаться с тварями в понятном людям смысле. В мире духов нет места никчемным деталям, поэтому и тем для разговора немного: жизнь да смерть тела-куклы. До этого я считал Пастухов досужим вымыслом суеверных селян. Люди всё пытаются очеловечить, сделать для себя понятным. Зачем чудовище детей ворует, а взрослых не трогает? Кто-то ему нашептывает? Жертву злому богу возносит? А может потому, что взрослого тварь остерегается, чтоб рогатиной не получить, а дите беззащитно? Тут мнение айвена с местными крестьянами расходится. Не знаю, как может человек договориться с полуразумной тварью, рожденной, как и я, только чтобы убивать. Ведьма, разумеется, не хвасталась, как приручила чудовище и общается с ним.

— Третий день страдает, а ведь им еще с айвеном спор закончить надобно. — Откуда ведьма знала такие подробности про обычаи проводников, я мог только догадываться. — Они спокойно в Мир Теней не уйдут, им нужно доплясать битву!

— А если айвен проиграет? — испугалась лекарша.

— Значит айвен уйдет в Мир Теней побежденным, а если выиграет, то победителем. — Ведьма преподнесла очевидное, как сакральную истину. — Им обоим недолго осталось: не тела — куски мяса! Извини, айвен, сам всё видишь.

Мне оставалось лишь молча согласиться.

— Я знаю, ты гордый, — теперь ведьма обращалась ко мне, — и побежденным в Мир Теней по своей воле не уйдешь. Но видя ваши мучения, я страдаю вместе с вами. Мой от дикой мяты успокоится, толком и не разозлиться. Я траву разложу в пещере, а ты тихо закончишь начатое.

Ведьма прекратила пытать воском мою руку, поднялась со стула и поспешила из комнаты. Выходя, она уже не могла скрыть рыданий. Видно, больно привязалась к помирающей твари. Наверное, никого ближе чудовища у неё не было.

Как теперь у меня никого ближе Яшки. Он появился в самом конце разговора, очень возбужденный и немного растрепанный.

— Ты где был? — Я еще не видел проводников в столь очеловеченном виде. Видно, Яшка своё тело, ой, как любил, до сих пор не наигрался.

— Так я чтоб разговоры твои не слушать. Сразу же видно — важные. И черной свечки из человеческого воска не пожалели, — ушел от ответа хитрец. — Я вот что думаю, тебе ту тварь убить надобно, чтобы мы все в Мир Теней отправились. Я тебе в том помогу, а ты мне дальше дорогу откроешь. Договор?

— Договор! — Пожал я руку Яше. Мне разбойника всё равно отпустить следовало, и так в Мире Теней его соперники заждались. Триста душ как-никак, коль не врет. Да и долг передо мной отработает, что тогда глупость отчебучил.

По углам пещеры, как и обещала ведьма, зеленели пучки мяты. Хвост умиротворенно лежал на туше, как и когда я подошел к твари с к ней с кинжалом. Казалось, чудовище или спит, или уже встретилось с создателем. В углу сидел проводник, его движения были медленными, неуклюжими. Крыса улыбалась то ли от мятного дурмана, то ли от нашего вида.

— У неё хвост странный, — учил я Золотаря на собственной ошибке. — Я когда крысе башку крутить буду, ты за хвост её держи. Только осторожно, она им что угодно выкинуть может. Понял?

— Понял, — согласился Яшка, а сам тихо пробурчал: «Что ж ты мне тогда башку не скрутил, герой?» Я сделал вид, что не услышал.

Крыса заулыбалась еще шире, видя, как я подхожу к ней мимо агонизирующей туши и собственных, уже почерневших, ног. Когда я оказался совсем близко, крыса не выдержала и издала писк, который запомнился мне еще с прошлой встречи. Сейчас Яшка пропустит юркий хвост, и под дикий свист я уйду в Мир Теней побежденным, что для айвена вечный позор.

Но вместо свиста послышалась ругань помощника.

— Опять ты, бесовский глист! Сейчас ты узнаешь силу Яшки — Золотаря! — Обернувшись, я увидел, как разбойник держал в руках незваного проводника, походившего на змею или на хвост. Тот был почти бездумным, поэтому его присутствие я и не ощутил. Я даже не знаю, как проводник передвигался, — ползал или летал, — ведь Яшка в здоровенном кулаке зажал хвост и молотил кисточкой об землю, принимая её за голову. — Чего сюда припёрся, змий?! Паразит проклятый!

И действительно, выходило, что хвост — это чудище-паразит, присосавшиеся к крысоподобной твари. Настолько безмозглое, что ни дикая мята, ни баюнная Песня его не усыпляли. Может одним умом на двоих жили, а может и без него «змий» обходился, творец силен и не на такие выдумки. Наверняка ведьма об этом знала, только не учла напарника-Яшу. А тот, любопытный, отыскал гада, пока меня Пастушка путала, и даже успел с ним поцапаться. Яшка бил хвост с такой яростью, что и у туши в пещере взбесился отросток, буквально кроша каменные стены. Еле успокоили.

Прощально задрожав в руках Яшки, проводник хвоста обмяк. Гордый, что не растерял прижизненную прыть, разбойник перекинул духа через плечо, словно хлыст.

Не ожидавшая такого выступления крыса, испуганно забилась в угол и ждала страшной участи. Конечно, сейчас не дам пуску в Мир Теней, и загнивай со скуки посреди тумана!

Вежливо поклонившись крысе, я отошел, открывая путь из ловушки. Проводник бросился прочь, пища от благодарности и страха, что я передумаю.

Яшка смотрел то на радостно улепетывающую крысу, то на странно улыбающегося меня. Хвост на его плече чуть оклемался и тихонько подрагивал.

— А ты чего стоишь? Бегом за ней! Договор! — Махнул я в сторону растворившегося в тумане духа.

— Давай! Мы тебя ждем в Мире Теней! — Просияв на прощанье золотой улыбкой, Яшка утонул в пелене, поглаживая хвост. — Мы еще повоюем!

А ведь прав разбойник: ничто так не разгонит посмертную скуку, как добрый бой с былым противником! Сегодня я приобрел ещё троих, хороша компания! Но сам я не спешил за проводниками, а меня несло в сторону света.

В глаза било бледное зимнее солнце. Снег скрипел под нашими санями. Возле меня сидел шаман из Гнезда и пел. Не баюнную Песню, а просто сказ про воина, плывущего на лодке в Мир Теней. Мне казалось, что я лежу не в утепленных соломой санях, а качаюсь на волнах великой реки междумирья, откуда я только что вернулся. Ведь ясно, что пел учитель для меня и про меня. Про умирающего айвена:

…Черный неба холст, лютая метель,

Дух мой, проводник, дай не сесть на мель.

Проводи меня к мудрому творцу,

В ноги упаду к своему отцу.

Тело не моё, отдавать пора,

Забирай, отец, нагулялся я!

По темн̀ой воде я к тебе спешу,

Песнею лихой душу отпущу.

— Чего ты хочешь, ведьма? — неожиданно прервал песню учитель. — Совсем, черная, страх растеряла, что путь айвенам преграждаешь?

— Извини, мудрейший! — По голосу я узнал Пастушку. — Вот! Они просили передать!

— Ладно, давай, — нехотя согласился шаман.

Я услышал, как засеменила по снегу старуха, опасаясь мести за подлость. А наши сани поскребли дальше.

— Тебе, айвен, — обрадовался шаман моему пробуждению. Рядом со мной легли мохнатый хвост и острый коготь. Их оружие — мои трофеи. А учитель продолжил древнюю песню про уходящего воина:

…Песни путь лежит — между гор река,

Пусть душа летит вдаль за облака,

Пусть она махнет над землей крылом,

Я ей подсоблю по воде веслом.

Лодочку качнет, словно колыбель —

Мой последний сон, мягкая постель.

Под землей течет давняя река,

Вот и мой черед пасть у ног творца…

Закрыв глаза, я под скрип снега уплывал то ли в Гнездо, то ли в Мир Теней.