Уилл погрузился в глубокое отчаяние; он словно сидел в тюрьме, которую сам устроил, но хуже всего было то, что ему приходилось скрывать от всех вокруг терзавшую его боль. Рейвен был вынужден вести себя как ни в чем не бывало, а уйти и запереться в комнате не представлялось возможным, поскольку следующий день выдался до крайности насыщенным.

Утро началось с приема, как всегда, весьма хаотичного. Кабинет брали приступом невинные души, а врач постоянно испытывал потребность открыться им, что он – опасный мошенник, самозванец. Когда Уилл ставил диагноз, то нервничал и сомневался. Он совершенно лишился уверенности в себе. В результате – это уж точно – несколько пациентов ушли в сомнениях и, как следствие, не слишком склоняясь следовать его рекомендациям.

Рейвен подумал о гомеопатах и об их пациентах, которым становилось легче исключительно из-за того, что они верили в своих докторов. Если на свете существовал эффект противоположного свойства, то он, Уилл, мог быть его первооткрывателем.

Один случай, впрочем, не вызвал у него никаких сомнений, хотя его уверенность никак не повлияла на не слишком благополучный исход дела. Пациенткой была некая миссис Галлахер, которая пришла в приемную с жалобой на боли в животе. Рейвен пальпировал живот, не заметив никакой реакции, но стоило ему слегка надавить на ребра, как она вздрогнула от боли и отступила на шаг. Он почти сразу же понял, в чем дело, как понял и то, почему она с такой неохотой позволила ему поднять сорочку, чтобы взглянуть на ее бок.

– Мне необходимо проверить, нет ли у вас одной особенно заразной сыпи, – солгал он, чтобы ее уломать.

Синяк Уилл обнаружил именно там, где и ожидал, – крупный кровоподтек, но в таком месте, где его легко было скрыть под одеждой.

– Это сделал ваш муж, – сказал он.

У женщины сделался испуганный вид. Рейвену не стоило говорить это вслух.

– Я сама виновата. Сожгла сконы, а муки больше не было. У него был тяжелый день, а я так невнимательна…

– Где я могу поговорить с мистером Галлахером? – спросил Уилл, но она уже устремилась к выходу.

Ее поспешный уход навел врача на мысль, что он только ухудшил дело или, по крайней мере, напугал ее так, что она сбежала прежде, чем он успел хоть что-то для нее сделать.

Вслед за злосчастным утром последовала обычная череда лекций и визитов на дом. Его раны только разбередило то, что сегодня он в первый раз сопровождал Симпсона с визитом в один из богатых домов Нового города, где ему – вполне ожидаемо – пришлось давать пациентке эфир. Когда профессор дал указания, Рейвен в отчаянии огляделся, разыскивая взглядом одну из листовок преподобного Гриссома, но сегодня ему не везло.

У него так дрожали руки, когда он наливал на губку эфир, что Симпсон поинтересовался со смесью раздражения и тревоги, всё ли в порядке.

Последним испытанием стал ужин: Уиллу вновь пришлось прилагать все силы, чтобы скрыть свое состояние, боясь, как бы его снова не начали расспрашивать. Самое тяжелое в несчастии было то, что им нельзя было ни с кем поделиться.

Редко когда Рейвену доводилось чувствовать себя настолько одиноко, но, по крайней мере, его усилия увенчались успехом. В отличие от вчерашнего вечера, когда Мина постоянно обращалась к нему с озабоченными вопросами и предложениями порошков, ее внимание было поглощено чем-то другим. Ей не сиделось на месте, и она явно еле сдерживалась, поджидая удобного момента, чтобы рассказать о своих новостях.

Уилл заподозрил, что Симпсон проник в ее мысли: он читал молитву дольше обычного, точно задался целью вывести Гриндлей из себя.

В другой день Рейвен ощущал бы не меньшее нетерпение при виде поставленной перед ним тарелки, но сейчас есть ему совсем не хотелось.

Как и все, он преклонил голову; тарелка оказалась прямо у него перед глазами, и он не мог не заметить, что порция в этот раз побольше, чем у всех остальных. Он поднял взгляд и увидел, что Сара смотрит на него чуть ли не с сочувствием. Она не знала, что с ним произошло, но заметила, что ему плохо.

Он благодарно кивнул ей. Оставалось только надеяться, что девушка не поймет неправильно, если ему не удастся справиться с едой.

Когда с формальностями было наконец покончено, Мина, даже не приступив к еде, воскликнула:

– Сегодня я слышала ужасные новости. Совершенно ужасные и очень трагические!

Рейвен ощутил, как внутренности его обращаются в лед; он решил, что Гриндлей собирается рассказать о смерти Грейсби – прямо здесь, в присутствии Симпсона.

– Помните горничную Шилдрейков, ту, которая сбежала?

– Шилдрейков? – кислым тоном спросил Дункан, намекая, что он не участвовал в разговоре, на который ссылалась Мина.

– Мистер Шилдрейк – дантист, – ответила ему миссис Симпсон. – И очень успешный. Одна из его горничных недавно оставила дом без предупреждения.

– Роуз Кэмпбелл, – сказала Гриндлей. – Ее нашли мертвой, и ходят слухи, что это убийство. Ее выловили из воды у доков в Лите. Говорят, что это сделал с ней тот человек, с которым она сбежала.

– Как это, наверное, ужасно для Шилдрейков, – сказала миссис Симпсон. – И для прислуги – ведь все они ее знали…

– Говорят, несчастье стало следствием ее собственного поведения, – продолжила Мина. – Говорят, она была чересчур благосклонна к мужчинам.

И покачала головой, будто это последнее утверждение все объясняло.

Рейвен задумался, почему люди вообще находят справедливыми подобные суждения: излишняя осведомленность в вопросах чувственности якобы обязательно должна приводить к самым печальным последствиям. Может, они просто ищут подтверждения, что им самим – благодаря высокоморальному поведению – подобные неприятности не грозят?

Ему иногда бывало жаль Гриндлей, которая явно не имела в жизни иной цели, кроме как выйти замуж, и не добилась на этом поприще никакого успеха. Видимо, поэтому чужие радости и скандалы занимали непропорционально большое место в ее жизни, и она жадно охотилась за самого разного рода слухами. О судьбе несчастной девушки Мина рассказывала с плохо скрываемым возбуждением, будто читала грошовый романчик ужасов.

Уилл взглянул на Сару. Та выглядела расстроенной, явно пыталась это скрыть и преуспела в этом ровно столько же, сколько он сам: никто ничего не заметил, кроме одного человека.

Сара знала эту девушку.

Восторженные рассуждения Гриндлей были прерваны профессором, который явно слышал уже достаточно.

– Подобные разговоры не слишком подходят для ужина, Мина, – сказал он твердо. – И все это полная чепуха. Я сегодня случайно встретил детектива Маклеви из полиции, и он ровным счетом ничего не сказал насчет убийства.

– Что же он сказал? – спросила Гриндлей.

– Подробности таковы, что их невозможно обсуждать в приличном обществе, – ответил Симпсон, и больше эту тему за ужином никто не затрагивал.

После ужина Рейвен перехватил профессора на лестнице, пока тот не успел исчезнуть в кабинете, чтобы расспросить его с глазу на глаз.

– Что сказал вам Маклеви, сэр?

Симпсон сначала посмотрел на него с удивлением, но потом явно вспомнил, что Уилл был с ним тогда на набережной.

– Он ждет результатов экспертизы, которую должен произвести полицейский хирург, – тихо ответил хозяин дома. Поблизости никого не было, но он, судя по всему, беспокоился, что в любой момент кто-то может выйти на лестницу. – Конечно, я намекнул Мине, что это не убийство, но правда в том, что детектив не собирается отказываться ни от одной версии, пока не узнает побольше.

– Так, значит, у него есть причины подозревать, что дело нечисто?

– Он был исключительно сдержан. Между нами, Маклеви иногда любит поговорить. Ему нравится преувеличивать трудности, с которыми ему приходится сталкиваться, чтобы потом его достижения ценились еще больше. Но, как мне кажется, не в этом случае. Он просил не разглашать подробности, и, как вы понимаете, от вас я буду ожидать того же.

– Не сомневайтесь, сэр.

– Он опасается, что в ситуации, когда молодая женщина была найдена вот так, мертвой, могут поползти панические слухи.

Рейвен вспомнил несуразный разговор, услышанный в таверне, – о дьяволах и сатанистах. Он прекрасно понимал, что эта история грозит массовой истерией, не говоря уж о распространении предрассудков. Еще вспомнил о кабатчике, который, узнав об изысканиях Рейвена, принялся за ним следить. Тот с легкостью мог бы разузнать, где он живет, если б не удалось его провести.

– А у Маклеви есть подозрения, как это могло случиться?

– Мина права – Роуз Кэмпбелл, по слухам, встречалась с разными мужчинами и, вероятно, сбежала с одним из них.

– Когда мы видели ее на набережной, ее тело как будто было сведено судорогой. Что вы об этом думаете?

– Детектив ничего об этом не говорил. Но мы не знаем, сколько она пробыла в воде, так что это может быть результатом rigor mortis. А почему вы спрашиваете?

Что Рейвен мог ответить? «Потому что одна моя знакомая шлюха, которую я имел обыкновение навещать, умерла и я нашел ее в похожей позе. После чего потихоньку удалился, как последний трус, дрожа за свою репутацию».

– Мне просто любопытно, что могло послужить причиной.

Доктор тихо удалился к себе в кабинет. Вряд ли он мог сообщить что-то еще, но в доме был еще один человек, который явно кое-что знал.

Уилл подождал часа, когда, как он знал, ее работа горничной будет окончена и она поднимется к себе. Он взошел на верхний этаж и тихо постучал в дверь ее комнаты.

– Да, войдите!

Несмотря на приглашение, Рейвен, приоткрыв дверь, остался на пороге: войти в спальню без разрешения ему не позволила деликатность. Сара сидела на кровати, а на коленях у нее была раскрытая книга; было ясно, что меньше всего она ожидала увидеть у себя на пороге его. На лице у нее было уже знакомое ему выражение – вызывающее и неодобрительное одновременно, хотя в этот раз во взгляде не было обычной усмешки. Она явно была удивлена.

Девушка захлопнула книгу и встала.

Комната пахла свежевыглаженным бельем: свежестью и чистотой. От самой Сары немного пахло вареным мясом – запах, должно быть, пристал к одежде, когда она работала на кухне.

– Чем я могу вам помочь, мистер Рейвен?

Значит, сегодня обойдемся без «Уильберфорса». Он застал ее врасплох, и она отгородилась от него формальностями. Уилл заметил, что глаза у нее были немного красные – должно быть, она плакала.

Рейвена поразило, какой маленькой и голой была ее комнатушка. Он почему-то думал, что ее спальня будет по крайней мере размером с его комнату – ведь Уилл приехал сюда только на время, а Сара была постоянным обитателем этого дома. И тут он не без смущения осознал, насколько глупы и безосновательны были его предположения. Ее комната казалась до крайности тесной и унылой – и все же она здесь жила.

Меблировка состояла из узенькой кровати, складного столика и комода, где находилась корзинка с шитьем и тазик для умывания. Ни картин, ни полок с книгами. Он-то воображал, что у нее будет хотя бы несколько романов, но, конечно, она все их одалживала – должно быть, из библиотеки Симпсона. Рядом с ней на кровати лежала отложенная книга – иллюстрированное руководство по выращиванию лекарственных трав и других растений. Уилл вспомнил, что видел, как она ухаживала за парой грядок на заднем дворе. На складном столике лежали «Принципы химии, изложенные для студентов» профессора Уильяма Грегори, одного из университетских преподавателей. Рейвену стало страшно интересно, зачем ей вообще эта книга. Если ему самому она показалась достаточно сложной, то как Сара вообще могла что-либо понять?

– Что вы читаете? – спросил он.

– Мне интересны целебные свойства растений, – ответила горничная с нетерпением, которое ясно указывало на то, что продолжать разговор она не намерена.

– А как насчет Грегори?

Она покосилась на томик, который когда-то служил для него источником пыток.

– Химия – ключ к пониманию отдельных свойств разных растений, имеющих воздействие на организм. Но, поскольку вы никак не могли знать, что эти книги находятся здесь, я делаю вывод, что пришли вы сюда не за этим.

– Нет, не за этим, – признал Уилл. – Можно я зайду?

Сара кивнула и, отступив на шаг, сложила на груди руки – не то чтобы в ее тесной комнатке было куда отступать.

– Роуз Кэмпбелл, та девушка, которую нашли… Вы ведь были с ней знакомы, верно?

Сара опустила глаза; лицо ее помрачнело.

– Немного. В основном я знала ее через нашу общую подругу, Милли Конвилл. Иногда встречались, когда нас посылали за чем-нибудь в город.

– Они с Милли были горничными в одном и том же доме?

– Да. Думаю, у мистера Шилдрейка самая богатая зуболечебная практика в Эдинбурге, и клиенты в основном из Нового города. И дом у него соответствующий. А что?

– Ходят слухи, что Роуз с кем-то сбежала. Вы что-нибудь об этом слышали?

Глаза Сары сузились.

– Почему вам хочется это узнать?

– Мне просто любопытно.

– Достаточно любопытно, чтобы проникнуть на незнакомую вам территорию, на верхний этаж, и постучать в дверь?.. Это не пустое любопытство, мистер Рейвен. За ним что-то стоит – так будьте любезны рассказать мне, что именно.

Уилл ничего подобного делать не намеревался, но понимал, что нужно проявить осторожность. Если б она ничего не знала, так бы ему и сказала.

– Когда миссис Гриндлей сообщила, что Роуз умерла, я заметил, что вас огорчили эти новости. Я беспокоился о том, что вы, наверное, сильно расстроены.

Сара посмотрела ему прямо в глаза и кивнула, словно соглашаясь с собственными мыслями.

– Это было бы чрезвычайно мило с вашей стороны, мистер Рейвен, будь это правдой.

– Это правда, – настаивал он. – Я знаю, вам не с кем поговорить, так что решил зайти.

– Быть может, и правда, но не вся. Это лишь предлог. Что на самом деле стоит за вашим интересом?

Рейвен обежал глазами комнату, но взгляду совершенно не за что было зацепиться – даже за маленьким окошком уже наступила непроглядная темнота.

– Это касается вещей, которые вам, в силу вашего положения, знать не положено.

В глазах у Сары вспыхнул гнев.

– Моего положения? Женщины или служанки? Какого же вы обо мне ничтожного мнения, если пришли ко мне с вопросами, но на мои отвечать не намереваетесь – пусть даже так я смогу лучше понять, что вы хотите узнать…

Уилла эта тирада не смутила, поскольку она лишь подтвердила его подозрения.

– Так вы что-то знаете?

– Я не собираюсь больше отвечать ни на один вопрос, пока вы не ответите на мои. Например, почему у вас был такой мрачный вид в последние два дня. Это как-то связано с вашим интересом к несчастной Роуз?

– Нет. Это всего лишь сложности нового положения. Некоторые обязанности даются мне с трудом.

Сара фыркнула и посмотрела на него тем самым насмешливым взглядом.

– Я вам не верю. Будь дело в ваших обязанностях, это затронуло бы и доктора, и я поняла бы это по его поведению. Вас грызет что-то менее тривиальное. Это имеет отношение к Иви, о которой вы написали у себя в дневнике? Кто она?

Рейвен почувствовал, как внутри что-то сжалось, и тоже инстинктивно сложил руки на груди.

– Это совершенно не ваше дело.

– Так и есть, не мое, – ответила Сара. – И поскольку у меня совершенно нет никакого интереса к вашим делам, позвольте пожелать вам доброй ночи. – Тут она, протиснувшись мимо него, открыла дверь. – Хотя прежде чем вы уйдете, мистер Рейвен, я бы посоветовала вам разыскать мою подругу Милли в доме Шилдрейков. Кто знает, может, она захочет поговорить с вами честно и откровенно о недавней потере, из-за которой наверняка очень переживает… Не представляю себе, какие к тому могут быть препятствия. В конце концов, со мной вам удалось установить такие чудесные, доверительные отношения, и я не вижу причин, чтобы вам отказал в ответе совершенно посторонний для вас человек.

Уилл понял, что она пытается ему сказать. Он вполне представлял, к чему может привести подобный подход.

– Что ж, хорошо, – сказал он. – Иви была моим другом. Она жила в Кэнонгейте, неподалеку от моей прежней квартиры.

– Была? Жила? Ее что, больше нет?

Рейвен помолчал несколько мгновений, взвешивая, что стоит ей рассказывать, а что – нет, пытаясь вычислить возможные последствия и последствия этих последствий. Невозможно. Он не мог рассказать ей ничего, не рассказав при этом всего. Если он и в самом деле хотел что-то узнать, ему придется довериться ей и ничего не скрывать.

– Если все вам расскажу, я должен быть уверен, что это останется между нами. Мне нужно знать, что я могу вам доверять.

Его слова, казалось, застали Сару врасплох.

– Я никому не скажу. То, что вы расскажете, не выйдет за пределы этой комнаты.

– Быть может, ему и не понадобится выходить. Вдруг, когда вы все услышите, вы больше не захотите иметь со мною дела, мисс Фишер. Пожалуй, я стану нравиться вам еще меньше, чем сейчас.

Сара посмотрела на него чуть ли не с жалостью.

– Нельзя сказать, что вы мне не нравитесь, мистер Рейвен. Вы всё неверно поняли. Видите ли, я нахожусь в этом доме для того, чтобы служить, но это не значит, что мое уважение или привязанность – это нечто само собой разумеющееся. И притворяться я тоже не собираюсь, хотя это устроило бы многих. Но доверие – дело другое. Оно у вас есть.

Сказано это было очень искренне, что было в новинку для Уилла, который привык видеть у нее на лице равнодушие, нарочитое безразличие или вполне откровенную враждебность.

– Иви была продажной женщиной, – тихо сказал он.

Сара немного помолчала, размышляя над услышанным.

– Которую ты использовал?

Он вздохнул, борясь с самим собой.

– Я… Был с ней, да. Но это была ее работа, она жила на эти деньги. Я не собираюсь судить ее за…

– Ты ее использовал, – повторила она. В голосе не было осуждения, только беспощадная констатация факта.

Рейвен ощутил жгучий стыд за то, что он сделал, за больное место, выставленное напоказ. Ложь, которой он когда-то себя утешал, рушилась на глазах.

– Да, – признал он. – Я тогда был младше, мне было любопытно. Не мог устоять перед искушением. Она казалась настолько выше, опытнее меня… Казалась чем-то непознанным и запретным – и все же доступным. Те времена были для меня… непростыми, и я иногда… терял голову. Но да, я ее использовал. Сначала. Потом мы стали друзьями.

– Настоящими друзьями? Или просто как проститука и ее бывший клиент, который вновь может им стать?

– Я думал, мы дружим по-настоящему, но сейчас понимаю, что мне уже никогда не узнать, было ли так на самом деле. При том образе жизни, который вела Иви, трудно позволить себе роскошь кому-то доверять или сблизиться с кем-то по-настоящему. Но можно научиться неплохо изображать эти чувства.

Рейвен помолчал, представив себе Иви такой, какой она была когда-то, пытаясь понять, была ли ее дружба столь же иллюзорна, как и ласки.

– Она попросила у меня денег, – сказал он. – Зачем, так и не сказала, – только что деньги нужны срочно. И я дал. Потом решил навестить ее – накануне того дня, как переехал сюда, надеясь услышать, что трудности уже позади. Вместо этого я нашел ее… уже мертвой. Ее тело все было сведено судорогой. Когда я увидел Роуз Кэмпбелл там, на набережной, она была в очень похожем состоянии.

– Ты кому-то сказал о том, что обнаружил? Об этом сходстве?

– Я не мог. В тот вечер, когда я нашел Иви, мне пришлось… Я постарался уйти незамеченным, а то кто-нибудь мог бы подумать, что ответственность за случившееся лежит на мне.

У Сары на лице отразилось все то, что он думал о себе сам.

– О, думаю, можно спокойно сказать, что ответственностью тут и не пахнет.

– Я не горжусь тем, что сделал, но я испугался. Что, если бы меня заподозрили в убийстве?

– Так ты веришь, что ее убили.

– Подозреваю, что ее отравили, да. И, возможно, с Роуз произошло то же самое – метод, по крайней мере, мог быть таким же.

– А после смерти Иви было начато раследование?

– Нет. Просто решили, что причина смерти – алкоголь.

– Несмотря на то, что ее тело было найдено в таком виде?

– Никто не станет копаться в причинах смерти «еще одной мертвой шлюшки», как отозвался о ней полицейский.

– Роуз не была шлюхой. Конечно, ее смерть будут расследовать. Нужно рассказать Маклеви о том, что тебе известно.

Не успели эти слова вылететь у нее изо рта, как Сара сообразила, что это невозможно.

– Вот только ты не можешь: они подумают, что ты каким-то образом замешан.

– Говорят, Маклеви всегда находит преступника, но там, где я жил, в Старом городе, я слыхал другое. Там говорят, что он всегда находит… кого-то и его не слишком заботит, кого именно, только б детали совпадали, чтобы убедить присяжных. – Нервно сглотнув, Рейвен посмотрел девушке прямо в глаза. – Я хочу понять, что случилось с Иви, и поэтому мне нужно побольше узнать о Роуз. Ты мне поможешь?

Сара молча смотрела на него в ответ. Она явно взвешивала предложение. Приняв наконец решение, заговорила:

– Моя помощь имеет свою цену.

– Как ты верно угадала, у меня практически нет денег.

– Я имею в виду не такую цену. Я прошу у тебя того же, что и ты у меня: доверия. Ты не будешь ничего от меня скрывать и во всем, что касается этого предприятия, станешь относиться ко мне как к равной.

– Даю слово. Так мы договорились?

– Еще нет. Это пока только условия. Насчет цены я скажу, как только буду готова.