Как только сажусь в машину Брэкстона, я достаю дневник, который засунула в свою сумочку. Я полночи сидела и перебирала остальное содержимое коробки. В конце для Кристин всё это стало слишком, так что она пошла в кровать и оставила меня одну.

— Что это? — спрашивает Брэкстон.

— Бабушкин дневник. Она писала во время войны.

— Ого.

— Я хочу прочитать тебе маленький отрывок. Это в тот день, когда она познакомилась с дедушкой — семнадцатое мая, 1941 года. Это просто доказывает, что я ничего не выдумываю.

«Прошло больше недели с тех пор, как у меня был шанс сесть и что-то написать. Я физически и морально истощена. Кажется, дни становятся длиннее, и потери растут тревожным темпом. Проведя время здесь, в Англии, я узнала, что война бессмысленна. Кровати стоят в коридорах из-за нехватки места в палатах, и если это продолжится, не пройдёт много времени, прежде чем у нас полностью закончится место. Я молюсь, чтобы этого никогда не произошло.

Я сделала своей миссией не привязываться к пациентам, но в одном конкретном случае, боюсь, я оплошала.

Рядовой Альберт Григгс был без сознания, когда его привезли три дня назад, и меня приставили помогать одному из докторов залатать его раны. Я давила на одну из больших ран на его лбу, когда он впервые открыл глаза.

— Вы ангел? — спросил он, сосредоточив на мне свои большие карие глаза. — Вы такая красивая, именно так я и представлял себе ангела.

— Я медсестра в госпитале.

— Значит, я не умер?

— Нет, вы более чем живой. Вы были ранены в миномётном обстреле, но вы в хороших руках. Доктор Адамс один из лучших.

Его лицо светится, когда он тянется за моей рукой, за мгновения до того, как снова теряет сознание.

Его рука не первая, чью я держала. Было много случаев, где я пыталась успокоить солдат, когда они боялись, или им было больно, или в те страшные моменты, когда я знаю, что они не переживут свои ранения. Держать кого-то за руку, когда он делает свои последние вдохи, это ощущение, от которого я никогда не восстановлюсь полностью.

В рядовом Григгсе есть что-то другое. В моём животе поселился лёгкий трепет, пока он сжимал мою руку. Такого со мной раньше никогда не случалось.

В последующие дни я чувствовала, как меня тянет к нему. Одни из самых тихих мгновений были проведены у его постели. Он всё ещё был без сознания, но я держала его за руку, прямо как в тот первый день, и пела ему; и когда он сжал мою руку, вернулся тот же трепет».

— Именно это она делала со мной, Брэкстон, — говорю я, поднимая взгляд от дневника. — Она держала меня за руку и пела мне. Ты ведь мне веришь?

Глаза Брэкстона слегка расширяются, прежде чем он говорит:

— Ты думаешь, есть шанс, что тебе это приснилось? Мне однажды снилась мама, через много лет после того, как умерла.

— Я не знаю. Может быть. Но всё казалось таким реальным, — сердцем я хочу верить, что это был больше, чем просто сон. Такое ощущение, что я узнала такую часть бабушки и дедушки, которую не знала даже прежняя я, и это приносит мне ощущение покоя. — Откуда мне было знать, что она пела дедушке?

— Этому у меня нет объяснения, Джем. Может, тебе рассказывали эту историю в детстве.

Я пожимаю плечами.

— Возможно.

— Если тебя это как-то утешит, мой сон о маме казался реалистичным. И меня это успокоило.

— Верить, что бабушка приходила ко мне, тоже меня успокаивает.

Он тянется через центральную консоль и кладёт руку мне на ногу, что придаёт мне уверенности.

— Тогда это всё, что имеет значение, Джем.

Его слова вызывают у меня улыбку, хотя всего через несколько мгновений моё настроение портится, когда звонит телефон Брэкстона, и я слушаю сообщение, оставленное на его голосовой почте.

«Привет, Брэкстон. Это Диана, — я сразу же задумываюсь, кто она такая. — Просто проверяю, как идут дела с Беллой-Роуз. Вы двое недавно, казалось, действительно сошлись. Если сможешь перезвонить мне, когда выдастся шанс, будет отлично».

— Белла-Роуз? — у меня так много вопросов, но это всё, что мне удаётся произнести.

Его глаза кратко переключаются на меня, прежде чем сосредоточиться обратно на дороге.

— Мне было одиноко без тебя, — тихо произносит он, и моё сердце падает.

Я знаю, что сама держу его на расстоянии вытянутой руки, но слышать его слова так больно. У меня тут же развивается неприязнь к Белле-Роуз, кем бы она ни была.

Я благодарна, когда мы останавливаемся на парковке реабилитационного центра через несколько минут, потому что я на грани слёз, что глупо. Я думала, чем он занимается в своё свободное время; теперь я знаю.

Моя логичная сторона знает, что с моей стороны не честно ожидать, что он будет ждать, когда я буду готова. Я даже не знаю, буду ли когда-нибудь готова, но сейчас я даже не могу разобрать все эмоции, которые испытываю: боль, грусть, ревность, разочарование и замешательство. За одно краткое мгновение весь мир рухнул вокруг меня.

— Тебе нет смысла оставаться, — говорю я, когда он заглушает двигатель и отстёгивает ремень безопасности. — У меня на сегодня всё равно есть планы.

Он хмурится от моего ответа.

— Всё в порядке. Я могу отвезти тебя куда нужно, когда мы закончим здесь.

— Не нужно, — я даже не могу смотреть ему в глаза, пока тянусь к дверной ручке. — Но спасибо, что подвёз. Хорошего дня.

— Эй, — он тянется и обхватывает ладонью мой локоть. — Всё нормально, Джемма?

Я бросаю на него взгляд через плечо и вижу на его лице замешательство.

— Всё в порядке, — вру я, выдавливая улыбку. — Увидимся позже, ладно?

— Ладно. Я заеду за тобой в пятницу утром, но надеюсь, что увижу тебя до этого, — моя первая мысль: «Я сомневаюсь в этом». — Если тебе что-нибудь понадобится, только позвони.

Я киваю, а затем быстро выхожу из машины и спешу к зданию. Я напишу ему сегодня и дам знать, что отныне буду ездить на приёмы на автобусе.

* * *

Проходит два дня, и я никак не связываюсь с Брэкстоном. Ну, он звонил и писал мне несколько раз — вчера даже приходил домой, но я притворилась, что сплю, когда Кристин поднялась в мою комнату — но я игнорировала его на всех фронтах. Я ужасно себя чувствовала из-за этого, но так было легче.

Он перевыполнил свою роль, помогая мне на пути восстановления. Пора его освободить и дать жить жизнью, которую он заслуживает. «Жизнью без меня». Почему от этой мысли мне хочется плакать?

Я слышу шаги по лестнице, так что быстро ложусь и поворачиваюсь к двери спиной. Кристин заметила перемены во мне, и я могу сказать, что она переживает. Я вернулась к своему прежнему способу справляться со всем… спрятавшись от остального мира. Полагаю, всё просто шло слишком быстро. Меня подхватил водоворот событий, прежде чем бросить обратно в реальность, и в процессе этого я пострадала от сильного удара по сердцу.

— Джемма, это я, — слышу я голос Рэйчел с другой стороны двери. — Ты не спишь?

Я переворачиваюсь на спину, прежде чем, наконец, сесть. Её я тоже избегала, но не могу так продолжать. Мне нужно с кем-нибудь поговорить, а она всё, что у меня есть. Обременять Кристин своими проблемами не вариант. В данный момент она сама проходит через слишком многое.

— Нет, я не сплю. Проходи.

— Привет, — говорит она, открывая дверь и просовывая в комнату голову. — Я начинала думать, что ты меня избегаешь.

Я пожимаю плечами, скрещивая ноги перед собой.

— Я всех избегала.

Она садится на край кровати.

— Всё нормально? — когда она кладёт руку на мою ногу, я поднимаю взгляд на неё. — Боже, — произносит она, когда видит в моих глазах слёзы. Не колеблясь, она притягивает меня в объятия. — Что происходит? Расскажи мне.

Я не собираюсь признаваться, что опустошена мыслью о Брэкстоне и как там её… Белле-Роуз. Что это вообще за имя? Отстраняясь, я вытираю глаза.

— Наверное, всё становится немного слишком. Я думала, что всё в порядке, но очевидно, что это не так.

— Я понимаю, как тебе тяжело, но ты действительно начинала делать прогресс. Не делай шаг назад… тебе нужно продолжать двигаться вперёд.

— Легче сказать, чем сделать, — вздыхаю я, прежде чем продолжить. — Я даже больше не знаю, кто я.

— И никогда не узнаешь это, пока запираешься в этой комнате, — её слова иногда резкие, но она говорит прямо и по делу, и это мне в ней нравится, и прямо сейчас мне это нужно. — Джемма, которую я знаю, борец. Она боец. Она никогда не позволяет ничему её сразить.

— Ты говоришь так, будто дело не велико. Как бы ты себя чувствовала, если бы всё потеряла? Не только свою память, но и всю жизнь. Своего мужа, своих родителей, своих друзей, свой дом, свою карьеру… всё. Я потеряла всё это.

— В этом и дело. Ничего из этого ты не потеряла. Свою память, да… и свою работу, но это не большая потеря, твой начальник был придурком. Но что касается остального, мы все по-прежнему здесь. И мы никуда не денемся. Я знаю, что эта ситуация огромная. Знаю. Просто дай немного времени, и в итоге всё само разрулится.

— Я надеюсь на это.

Рэйчел отклоняется назад и смотрит на меня с растущей улыбкой.

— Знаешь, что тебе нужно?

— Что?

— Девичник. Только мы вдвоём. Будет как в прежние времена. Мы можем поужинать и, может быть, потом сходить потанцевать. Ты любишь танцевать.

— Правда? — кажется странным, что я этого не знаю.

— Да. У тебя получается отстойно, но ты всё равно это любишь.

— Я танцую не отстойно, — говорю я, шлёпая её по ноге, и она смеётся. — Правда отстойно?

— Ну, скажем так: в первый раз, когда мы вместе пошли танцевать, я действительно думала, что у тебя припадок.

— Что? — пищу я.

— Я шучу, — отвечает она, хватаясь за свой живот и падая спиной на кровать. Когда из глубины её горла вырывается громкий неистовый смех, я тянусь и снова шлёпаю её.

— Ты стерва.

Мой комментарий только вызывает у неё больший смех, и как бы я ни старалась не присоединяться к ней, это заразно.

Когда мы, наконец, берём свои эмоции под контроль, она заверяет меня, что мои танцы не так уж плохи, как она выставила — хотя тот факт, что она подавляет улыбку, когда говорит это, вызывает у меня недоверие.

— Значит, в субботу вечером… это свидание, верно? Ужин, танцы и много веселья.

— По поводу танцев ещё посмотрим, но да, я хотела бы пойти.

— Я чуть не забыла, Кристин просила меня передать тебе это, — она достаёт из заднего кармана джинсов конверт, и я сразу же узнаю почерк Брэкстона. Обычное волнение, которое я испытываю, получая одно из его писем, на этот раз отсутствует. Может, из-за того что мне по-прежнему больно, или может из-за того, что на этот раз я не уверена, что в нём будет. Это о моём прошлом — нашем прошлом — или письмо с пожеланием мне хорошей жизни, чтобы он мог убежать в закат с Беллой-Роуз?

— Спасибо, — говорю я, забирая у неё конверт и кладя его на прикроватную тумбочку. Я определённо не собираюсь открывать его перед ней… Я не уверена, открою ли его вообще.

ПИСЬМО СЕДЬМОЕ…

Дорогая Джемма,

Семнадцатое сентября 2004 года. Для меня это был день смешанных эмоций. В тот день, когда мы выходили из школьного автобуса, я шёл вприпрыжку. Это была пятница, в конце концов, и это означало, что на все выходные ты была моей. С тех пор как ты стала моей соседкой, это были мои любимые дни недели.

Твоя мама приготовила для нас напитки и перекус, когда мы приехали домой. Теперь я был достаточно взрослым, чтобы оставаться одному — мне было почти шестнадцать — но я всё равно шёл к тебе домой каждый день после школы. Мой отец по-прежнему работал допоздна, так что я оставался и на ужин, и Кристин готовила ему тарелку к тому моменту, как он придёт домой. Прошло четыре года со смерти моей матери, но твоя мама всё равно присматривала за нами обоими.

Мы с тобой сидели за кухонным столом, разбираясь с домашним заданием, когда раздался звонок. Трубку взяла твоя мама.

— Это тебя, — прошептала она, прикрывая рукой трубку. — Думаю, это он.

Это тут же привлекло моё внимание.

— О боже! — провизжала ты, вскакивая со стула и спеша взять телефон. Что это за «он», чёрт возьми? Я был в полном замешательстве, и я признаю, немного злился. Но если честно, это была скорее ревность, чем что-либо ещё. Я не был готов делить тебя с другим парнем. — Алло?… Да, это Джемма… Ага… Правда?… Да, я бы с радостью, — односторонний разговор никак не помогал моему поднимающемуся давлению. — Хорошо, конечно… Нет, я завтра свободна.

Твой взгляд метнулся ко мне, и я уверен, что хмурился.

Улыбка на твоём симпатичном личике была огромной, когда взгляд переместился обратно к твоей маме, и я удивился, что оно не разорвалось пополам. Видеть тебя счастливой было одной из любимых моих вещей, но я быстро понимал, что всё иначе, когда твоё счастье включает в себя какого-то мужчину кроме меня. Ну, если только это не твой отец, или мой, или дедушка, или даже старик Дженкинс из газетного киоска… он был забавным и всегда заставлял нас смеяться своим дурацким чувством юмора.

Я не был против видеть, как любой из этих мужчин в твоей жизни вызывает у тебя улыбку, но это… в этом случае я был против, очень.

Я перестаю читать и кладу письмо себе на колени. Я могу понять всё, что он чувствовал в тот момент, потому что именно это я почувствовала, слушая его сообщение от Дианы. Часть меня не хочет слушать, что будет дальше, или с кем я разговариваю по телефону. Я не хочу, чтобы это был мальчик. Не хочу, чтобы кто-то встревал в нашу дружбу, и это сумасшествие. Это письмо было о нашем прошлом, так что, кто бы там ни был, это уже произошло. Нет ни единой чёртовой вещи, которую я могу сделать, чтобы это изменить.

Ты повесила трубку и завизжала так громко, что у меня зазвенело в ушах.

— Он хочет завтра со мной увидеться!

Я сидел в ошеломлении, когда ты прыгнула в руки матери.

— Это замечательные новости, милая, — сказала она. — Я так счастлива за тебя.

— Кто хочет с тобой завтра увидеться?

Я никогда не был жестоким человеком, но уже готовился разорвать его на части.

— Мистер Джефферис, — ответила ты. — У него своё кафе-мороженое в городе.

— Что?! Он старый. Ему почти пятьдесят, — мой тон был резким.

— Пятьдесят это не старый, — вмешалась Кристин, но никто из нас не обратил на неё внимания.

— Ну и что! Причём здесь возраст?

На это у меня не было ответа. Если честно, я был в замешательстве. Я был уверен, что ты собиралась назвать одного из парней из школы, или, по крайней мере, кого-то нашего возраста. Так что мистер Джефферис вроде как сбил меня с толку.

Я не мог винить других парней за желание быть с тобой. Ты была красивой — для меня ты была самой красивой девочкой в школе, и я знал, что не я один так думал.

— Я подала заявление о приёме на работу туда. Только на лето… и меня взяли. Он хочет, чтобы завтра я пришла на обучение.

Ты махала руками перед собой, пока твоё тело подскакивало от восторга, и моя злость быстро сменилась болью. Я не мог обдумать тот факт, что ты скрыла это от меня. Мы всё друг другу рассказывали.

— Что?

— Я получила работу. Ты не счастлив за меня?

Я бы не использовал слово «счастлив». Задет, может, раздражён, но определённо не счастлив. Я захлопнул свою тетрадку и поднялся из-за стола в такой спешке, что мой стул перевернулся и упал на пол.

— Брэкстон, подожди! — крикнула ты, когда я вышел из комнаты, но я не остановился. У меня кружилась голова. — Брэкстон, — я уже вышел во двор к тому времени, как ты меня догнала. — Брэкстон, стой, — ты потянулась ко мне, но я сбросил твою руку.

— Отстань от меня, Джемма.

— Какого чёрта с тобой вдруг произошло? Пару минут назад всё было в порядке.

Я остановился и развернулся лицом к тебе.

— Почему ты не сказала мне, что подала заявление на эту работу?

На твоём лице смешались боль и раздражение.

— Потому что хотела сделать тебе сюрприз. Если честно, я даже не думала, что меня возьмут.

— Что ж, сюрприз, — с сарказмом в голосе произнёс я.

— Почему ты ведёшь себя как придурок?

Я хотел сказать тебе, как мне больно от того, что ты мне не рассказала и что я расстроен, что больше не буду проводить выходные с тобой. Эти два дня были самыми важными в моей неделе. Я вёл себя эгоистично, знаю, но я не контролировал свои эмоции. Так что я просто стоял на месте и ничего не говорил.

— Иди нахрен, Брэкстон Спенсер!

Я не знаю, что причинило больше боли — грусть на твоём лице или злость, когда ты толкнула меня в грудь.

Это был первый раз, когда я услышал от тебя настоящее ругательство. Ещё это было ближе всего к ссоре. Я не знал, что сказать или сделать, так что отвернулся от тебя и помчался к себе домой.

Захлопнув за собой входную дверь, я направился прямо в свою комнату. Я никогда не чувствовал ничего такого раньше. Я сел на край кровати и уткнулся лицом в свои дрожащие руки.

Той ночью я едва ли спал. Меня обременяло чувство вины. Я знал, что вёл себя как полный придурок. Я должен был быть счастлив за тебя, но вместо этого страдал — я даже не мог представить, какими будут мои выходные без тебя.

Когда, наконец, наступило утро, я сидел у окна своей спальни и наблюдал, как ты уходишь на свой первый рабочий день. Тебя вёз твой папа, и когда ты шла к машине, то обернулась и посмотрела на мой дом. Ты должна была быть счастлива, даже в восторге, но из-за меня выглядела очень грустной. Я знал, что это всё моя вина, и всё же по-прежнему не мог собраться и выйти на улицу, чтобы пожелать тебе удачи. Это глупо, но в тот момент казалось, что между нами всё кончено. Как будто всё менялось, и ты ускользала сквозь мои пальцы. Мне нравилось всё так, как было, и я не хотел терять тебя… или то, что было между нами.

Часы спустя — это было около полудня, а я по-прежнему кис — раздался стук в дверь.

— Можно минутку с тобой поговорить? — спросила твоя мама.

Я отошёл в сторону, чтобы она могла войти.

— Я принесла тебе ланч. Подумала, что ты можешь быть голоден, — она протянула мне тарелку с завёрнутым сэндвичем, проходя мимо.

— Спасибо.

У меня не было аппетита, но я оценил жест.

— Пожалуйста, но я здесь не поэтому, — я сел на диван, а твоя мама села рядом со мной. — Знаю, ты расстроен из-за того, что Джемма нашла работу, но я хотела, чтобы ты знал, что прошлой ночью я обнимала её, пока она засыпала в слезах, — я опустил голову. Осознавая, что я был причиной этих слёз, мне было тяжело сглотнуть. Причинить тебе боль было последним, чего я когда-либо хотел. — Ты знаешь, почему она пошла на эту работу?

— Нет.

Я всё ещё не мог заставить себя смотреть на неё, так что я оставался сосредоточенным на ковре под ногами.

— Она хотела заработать денег, чтобы купить тебе подарок на Рождество. Она хотела купить тебе что-то особенное, на свои деньги. Это единственная причина. Это только временная должность, на лето.

— Я этого не знал, — прошептал я.

— Если честно, мы со Стефаном не очень счастливы, что она работает; мы оба считаем, что она слишком юная, и предпочли бы, чтобы она пока сосредоточилась на учёбе. Но это было важно для неё… ты важен для неё, — она положила руку мне на ногу и мягко сжала, прежде чем встать. — Я просто подумала, что ты захочешь об этом знать.

Я рад, что она мне рассказала, но от этого я почувствовал себя хуже, чем когда-либо в жизни.

Когда она ушла, я отправился в длинную прогулку до города. У меня не было денег на автобус, но меня это не беспокоило — ради тебя я пошёл бы на край земли.

Ты была занята обслуживанием, когда я пришёл, так что я стоял на улице и наблюдал за тобой через большое окно. Ты выглядела мило в своей форме: крохотные ярко-розовые шорты, белая футболка в подходящий ярко-розовый горошек и белая шапочка. Твои красивые каштановые волосы были убраны в высокий хвостик.

Я очень старался не фокусироваться на твоих длинных стройных ногах, но это было невозможно. У тебя всегда были самые потрясающие ноги.

Я снова перестаю читать и опускаю взгляд на свои ноги. Сейчас он бы так не сказал. Может когда-то у меня и были потрясающие ноги, но больше нет. Они ужасно изуродованы огромными уродливыми шрамами, которые всегда будут напоминать мне об аварии.

Чем старше мы становились, тем тяжелее мне было скрывать свои настоящие чувства к тебе. Ты больше не была маленькой девочкой без передних зубов, которая украла моё сердце; ты выросла в прекрасную юную женщину, которая завладела мною полностью.

Брэкстон

Должно быть, я стоял там около пятнадцати минут, пока не ушли все покупатели. Ты протирала прилавок, когда я вошёл. Твои глаза расширились от удивления, когда ты заметила меня, стоящего в дверном проёме. Я переживал, как ты отреагируешь на меня, но в этом не было необходимости. Спустя мгновения на твоём лице появилась красивая улыбка, и от этого моё сердце заколотилось.

— Брэкстон, — произнесла ты, когда я подошёл к прилавку. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришёл извиниться, что вчера вёл себя как придурок.

— Это правда, — сказала ты, опуская взгляд обратно на стойку, — но я тебя прощаю.

Я даже не могу описать словами, какое почувствовал облегчение, когда ты это сказала.

— Хочешь мороженое?

— У меня нет с собой денег, — ответил я.

— Это ничего. У меня с обеда осталось немного сдачи. На самом деле, я даже не обедала. Не была голодна.

Я видел, как в твоих глазах промелькнула грусть, и вина, которая висела на мне весь день, быстро вернулась. Я точно знал, что ты чувствуешь, потому что тоже ничего не ел.

— Прости, Джем.

— Всё нормально. Теперь ты здесь. Это всё, что имеет значение.

Ты отошла, чтобы показать шкафчик, где находилось мороженое разных вкусов.

— Я хочу, чтобы ты попробовал моё новое сегодняшнее изобретение, оно называется «Брэкстон».

— Ты назвала его в честь меня?

— Да. Я собиралась назвать его «Трёхэтажный Придурок», но подумала, что мой новый начальник это не оценит.

Я рассмеялся, когда ты взяла железную ложку и скатала первый вкус в аккуратный шарик.

— Это «Восторг яблочного пирога». Я знаю, как тебе нравится бабушкин яблочный пирог, — ты положила шарик в рожок и сполоснула ложку, прежде чем перейти к следующему вкусу. — «Ванильная мечта», потому что нельзя есть яблочный пирог без ванильного мороженого. Они созданы друг для друга.

— Точно, — ответил я, моя улыбка стала шире. Они были созданы друг для друга, прямо как мы.

— И последнее, «Озорной шоколад», потому что я знаю, как сильно ты любишь шоколад, — ты гордо улыбнулась, протягивая мне рожок. — Та-да… держи «Брэкстона».

Говорят, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, но в тот момент я не влюбился в тебя по уши, потому что был безнадёжно влюблён в тебя много лет.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Я опускаю взгляд на крохотную подвеску в виде мороженого в своей руке и делаю что-то, чего не делала всю неделю… улыбаюсь.