Паломбара задумался о том, как именно император может упрочить свой авторитет среди собственного народа. Если византийцы действительно считают его «равноапостольным», то, возможно, верят в то, что он и в отношении религии поступает правильно.

Легат направился к великому собору Святой Софии, но не для того, чтобы поклониться святыни, и уж тем более он не собирался участвовать в православном богослужении. Ему хотелось понять различие между греческим и римским обрядами.

Служба оказалась более эмоционально насыщенной, чем он ожидал. В ней была страстная торжественность, соответствующая атмосфере этого древнего храма, украшенного мозаиками, иконами, колоннами и позолоченными нишами, в которых помещались прекрасные статуи святых со скорбными глазами, Богоматери и самого Христа. В тусклом свете свечей они казались живыми. Папский легат невольно восхитился этим строением. Огромный купол словно парил над окнами, расположенными по кругу высоко под сводом, который, казалось, ничто не поддерживало. Паломбара слышал легенду о том, что соорудить этот свод было выше человеческих возможностей и что огромный купол чудесным образом поддерживали на золотых цепях небесные ангелы, до тех пор пока не были построены колонны. В свое время эта история сильно его позабавила, но сейчас показалась не такой уж неправдоподобной.

Поднимаясь по лестнице, Паломбара заметил высокую женщину, стоявшую в стороне от толпы прихожан. У нее было очень необычное лицо. Ей было около шестидесяти, а может, и больше. Гордая осанка говорила о властности и даже надменности. У женщины были высокие скулы, слишком широкий, чувственный рот, тяжелые веки и золотистые глаза. Она пристально смотрела на Паломбару. Он почувствовал себя польщенным, но в то же время ему стало не по себе, когда она направилась к нему.

– Вы папский легат из Рима. – У нее был сильный голос, и, подойдя поближе, он рассмотрел, что ее лицо полно жизненной силы, которая привлекла его внимание и вызвала интерес.

– Да. Я – Энрико Паломбара.

Женщина слегка пожала плечами. Движение получилось почти чувственным.

– Зоя Хрисафес, – представилась она. – Вы приехали, чтобы увидеть «Святую Мудрость», прежде чем попытаться ее уничтожить? Ее красота коснулась вашей души или только глаз?

В этой женщине не было ничего, что вызывало бы жалость. Такой, как она, Паломбара еще не встречал. Казалось, в ней жил древний дух народа, пережившего нашествие варваров: страстный, опасный и, несомненно, греческий. Энергия Зои Хрисафес притягивала легата, подобно тому как огонь влечет к себе ночных насекомых.

– То, что воспринимается лишь глазами, не всегда исполнено смысла, – ответил Паломбара.

Зоя улыбнулась, мгновенно уловив тонкую лесть, скрытую в его ответе, и забавляясь ею. Это могло быть началом долгой дуэли, если она действительно заботится о православной вере и о ее сохранении.

Женщина выгнула тонкие брови:

– Откуда мне знать? В Константинополе нет ничего, что было бы лишено смысла. – Ее смех был почти осязаемым.

Паломбара ждал.

– Вы не думаете, что ошибаетесь, требуя от нас подчинения? – спросила она наконец. – Не просыпаетесь по ночам, в одиночестве, окруженный кромешной тьмой, от мыслей, не дающих вам покоя, – добрых или злых? Неужели вас не мучает вопрос: «Может, это дьявол говорит со мной, а не Господь?»

Паломбара был поражен. Это было не то, что он ожидал от нее услышать. Зоя смотрела на него, пытаясь поймать его взгляд. Потом рассмеялась в полный голос. Ее смех был сочным, жизнерадостным.

– А, понятно! Вы вообще не слышите никаких голосов – лишь тишину. Вечную тишину. Это и есть секрет римлян – кроме вас никого не существует!

Легат посмотрел на умное лицо женщины, с победным видом взирающей на него. Она смогла разглядеть пустоту в его душе.

Вокруг них суетились расходящиеся после службы люди, а Паломбара все стоял перед Зоей, чувствуя ее боль, похожую на прикосновение языков пламени. Он мог даже посочувствовать ей, но в конце концов объединение должно было состояться, поддерживает его Зоя Хрисафес или нет. Всю эту уникальную красоту, усладу для глаз, слуха и прежде всего ума могут уничтожить невежественные воины, если армия крестоносцев снова с огнем и мечом пройдет по городу.

Понимая, что эта встреча может дать ему некоторые преимущества, Паломбара решил не говорить о ней Виченце.

Следующие несколько недель Паломбара осторожно разузнавал о Зое Хрисафес, ловя упоминания о ней, но не называя ее имени. Он собрал множество фактов о ее некогда могущественной семье. Единственная дочь Зои, Елена, вышла замуж за представителя древнего императорского рода Комненосов и недавно овдовела: ее муж был убит.

Ходили слухи, что у Зои было много любовников; возможно, среди них был и сам Михаил Палеолог. Паломбара был склонен в это верить. Даже сейчас в ней ощущалась чувственность, необузданность и жизненная сила. На ее фоне другие женщины казались скучными.

На мгновение Паломбара пожалел о том, что является папским легатом и находится за рубежом, где невозможно замести следы. Да и Виченце неотступно следил за ним. В любом случае вряд ли Зоя заводит любовников просто ради удовольствия. Физическая близость с ней была бы похожа на битву, в которой стоит принять участие, независимо от того, победишь ты или проиграешь. Такая связь польстила бы его разуму, даже если бы не коснулась сердца.

Именно Паломбара стал инициатором их следующей встречи. Он обошел улицу Меса в поисках необычного подарка. Ему хотелось найти что-нибудь особенное, чтобы вызвать интерес Зои. Тогда он мог бы посетить эту женщину, якобы желая получить ее совет. Теперь Паломбара знал о ней достаточно, чтобы это выглядело правдоподобно.

Его провели в роскошно обставленную комнату, окна которой выходили на город и на Босфор, видневшийся вдали. Паломбара словно попал в прошлое, в те времена, когда город еще не был разграблен: его слава лишь начала угасать, а гордость еще не была растоптана. На стенах висели богато украшенные темные ковры. Их краски лишь немного приглушили столетия, они не выцвели, а слегка потускнели в тех местах, где на них падал свет. Мраморный пол был отполирован поколениями людей, ходивших по этой комнате. На потолке кое-где виднелась позолота. На одной из стен висело отлитое из золота распятие. Фигура Христа была выполнена с таким мастерством, что казалось, Он вот-вот содрогнется в агонии.

На Зое была туника янтарного цвета, а сверху – более яркая, насыщенного цвета далматика, скрепленная золотыми фибулами, украшенными гранатами. У женщины был довольный вид, словно она знала, что Паломбара придет, хотя, возможно, и не ожидала его именно сегодня.

В комнате присутствовал еще один человек – одного с Зоей роста, одетый в простую тунику и темно-синюю далматику. Стоя в углу комнаты, он упаковывал какие-то порошки в небольшие коробочки. Паломбара чувствовал запах – это были измельченные травы.

Зоя не обращала внимания на этого человека, поэтому и Паломбара не стал этого делать.

– Я принес небольшой подарок, который, полагаю, может вас заинтересовать, – сказал он, протягивая ей предмет размером с ладонь, завернутый в красный шелк.

Женщина с любопытством взглянула на сверток.

– Зачем? – спросила она.

– Потому что от вас я могу узнать о душе Византии больше, чем от кого-либо еще, – ответил Паломбара совершенно искренне. – И я предпочел бы, чтобы эти знания получил я, а не мой коллега, легат Виченце. – Он позволил себе улыбнуться.

Лицо Зои вспыхнуло весельем. Она развернула шелк и обнаружила кусок янтаря размером с куриное яйцо. Внутри него был паук, который попал внутрь за миг до победы – муха была на волосок от его челюстей. Женщина не стала скрывать восхищения и удовольствия.

– Анастасий! – сказала она, повернувшись к человеку, возившемуся в углу. – Иди посмотри, что принес мне папский легат!

Паломбара увидел, что это еще один евнух, ниже и моложе епископа Константина, но с таким же гладким, безволосым лицом.

– Потрясающе, – произнес Анастасий высоким голосом, внимательно разглядывая подарок. – Очень умно.

– Ты думаешь? – спросила Зоя.

Анастасий улыбнулся.

– Материальное изображение момента – и вечности, – ответил он. – Ты думаешь, что приз в твоих руках, – а он ускользает. Мгновение застыло, и спустя тысячу лет мы по-прежнему не в состоянии его поймать.

Он посмотрел на Паломбару. Легат был поражен умом и отвагой, светившимися в его холодных серых глазах – совершенно не таких, как у Зои, хотя цвет кожи и волос был очень похож. У Анастасия тоже были высокие скулы и чувственный рот. Паломбару обеспокоило, что этот человек увидел в куске янтаря больше, чем он сам.

Зоя внимательно наблюдала за ним.

– Вы именно это хотели сказать мне, Энрико Паломбара? – спросила она.

Зоя отказывалась называть его «ваше преосвященство», потому что он был римским, а не византийским епископом.

– Я хотел доставить вам удовольствие, – ответил Паломбара. – В этом янтаре можно найти любой скрытый смысл, какой вам только захочется.

– Раз уж мы заговорили о бренности бытия… – произнесла Зоя. – Если, находясь в Константинополе, вы заболеете, я могу порекомендовать вам Анастасия. Он превосходный лекарь и избавит вас от болезней, не отчитывая за прегрешения. Это немного по-еврейски, но весьма эффективно. Я прекрасно знаю свои грехи, и мне кажется утомительным, если меня бранят за них снова и снова. Особенно когда я плохо себя чувствую.

– Это зависит от того, завидуют вам или презирают, – легкомысленно произнес Паломбара.

Он заметил на лице евнуха мимолетную усмешку, однако она исчезла так быстро, что легат не был уверен, что она ему не показалась.

Но Зоя, вероятно, тоже ее увидела.

– В чем дело? – требовательно спросила хозяйка дома.

Анастасий пожал плечами. Это движение показалось легату странно женственным, однако в лекаре не было эмоциональной неуравновешенности Константина.

– Думаю, что презрение – это одеяние, в которое обычно рядится зависть, – ответил Анастасий Зое с улыбкой.

– А что мы должны чувствовать по отношению к греху? – быстро спросил Паломбара, прежде чем Зоя успела вставить хоть слово. – Гнев?

Анастасий посмотрел на него странным, напряженным взглядом.

– Нет – если только мы его не боимся, – сказал он. – Или вы думаете, что Господь боится греха?

– Это было бы нелепое предположение, – выпалил Паломбара. – Но мы не боги. По крайней мере, мы, римляне, не считаем себя таковыми, – добавил он.

Улыбка Анастасия стала шире.

– Мы, византийцы, тоже.

Паломбара невольно рассмеялся – и от смущения, и оценив остроумие собеседника. Он не знал, что думать об этом Анастасии. То он казался здравомыслящим, разумным, как мужчина, то непредсказуемым и порывистым, как женщина. В его присутствии Паломбара попадал впросак. Ему вдруг вспомнился отрез шелка, который он видел на рынке, – держишь его под определенным углом, и он кажется синим, повернешь немного – и он отливает зеленью. Нрав евнухов был подобен переливам шелка – изменчивый, непредсказуемый. Третий пол, одновременно и мужской, и женский, и в то же время ни тот ни другой.

Зоя вертела в руках кусок янтаря.

– Да, этот подарок стоит того, чтобы оказать вам услугу, – сказала она Паломбаре. Ее глаза сияли. – Чего вы хотите?

Зоя бросила быстрый взгляд на евнуха. Паломбара заметил в нем раздражение и легкое презрение. Такая страстная, чувственная женщина, как Зоя, никогда не забудет о том, что Анастасий – не мужчина. Каково это – осознавать, что ты лишен основного инстинкта, плотского желания? Испытывая сексуальное влечение, мы чувствуем себя живыми… Паломбара гадал, есть ли что-нибудь, чего Анастасий желает со страстью?

– Конечно знания, – ответил легат на вопрос Зои.

Она моргнула:

– Знания о ком?

Паломбара посмотрел на Анастасия.

Зоя улыбнулась и окинула лекаря взглядом, как будто раздумывая, велеть ему уйти или можно не обращать на него внимания.

Анастасий сам принял решение.

– Травы на столе, – сказал он Зое. – Если они вам понравятся, я принесу еще. Если нет, тогда я предложу что-нибудь другое. – Он повернулся к Паломбаре. – Надеюсь, ваше преосвященство, что ваше пребывание в Константинополе будет приятным.

Евнух поклонился Зое и ушел, захватив свою сумку с травами. Он двигался стремительно, словно старался сохранить равновесие – и достоинство. Паломбара подумал: может, он страдает от боли интимного характера, может, рана еще не зажила? Разве может мужчина пережить такое унижение без горечи в душе? Анастасий был довольно женоподобен; возможно, ему удалили не только тестикулы, но и вообще все? Какая непостижимая смесь красоты, мудрости и жестокости эти евнухи! Риму следует их опасаться.

Паломбара повернулся к Зое. Он готов был выслушать все, что она захочет рассказать ему о городе, и приготовился принять эту информацию с интересом и скептицизмом.