С мая по ноябрь установилась очередная пауза, затишье в борьбе между Римом и Византией – до тех пор, пока в конце ноября не был избран папа Николай Третий, итальянец до мозга костей. Он лишил Карла Анжуйского поста сенатора Рима, чтобы тот не мог влиять на будущие выборы папы, и таким образом значительно ослабил власть француза. Понтифик назначил на высокие посты своих братьев, племянников и кузенов, значительно укрепив позиции Рима.

Он также потребовал еще одного, очередного подтверждения союза между Римом и Византией. На сей раз не от Михаила и его сына. Документ с новыми обещаниями и ограничениями должны были подписать епископы и руководители Церкви по всей империи.

Константин был в отчаянии.

– Мне не стоило этого делать! – хрипло стонал он. – Но как я мог отказаться? – Он чуть не плакал. Его глаза, казалось, молили о возможности скрыться от реальности, которую он не мог вынести. Он протянул к Анне руки. – Папа римский Иоанн заставил императора Михаила подписать обещание подчиняться Риму, а спустя месяц – всего месяц – на него обрушился потолок собственного дворца. Несомненно, это кара Божия!

Анна не стала с ним спорить.

– Я сказал об этом людям, – настойчиво продолжал старик. – Даже кардиналы в Риме должны были это понять. Какой еще знак свыше им нужен?! Неужели они не верят в то, что по воле Божьей рухнули стены Иерихона, погребая под собой грешников? – Его гневный голос звучал все громче и громче. – Я сказал им, что это именно то чудо, которого мы так ждали. Обещал, что Пресвятая Богородица спасет нас, если мы будем искренне верить. – Константин закашлялся. – А теперь я предал их.

Анне было неловко за него. Это был кризис веры, который каждый должен переживать в одиночестве, а после делать вид, будто ничего не произошло.

– Никто не обещал, что будет легко, – произнесла она. – По крайней мере, никто из тех, кто говорит правду. Или что нам не будет больно и что мы всегда будем побеждать. Распятие казалось концом всему…

Константин тяжело вздохнул.

– Мы должны продолжать бороться, насмерть, если это необходимо. Нам следует найти в себе новые силы. Если у нас нет правды, значит, нет ничего! – В глазах епископа промелькнула улыбка, и он рассеянно поправил одежду. – Благодарю тебя, Анастасий. Твои слова придали мне сил. Это всего лишь неудача, а не окончательное поражение. Если мы не разуверимся, то завтра увидим воскресение. – Он расправил плечи. – Я должен начать немедленно.

– Ваше высокопреосвященство… – Анна протянула руку, словно хотела прикоснуться к нему, но потом в последний момент снова ее опустила. – Будьте осторожны, – предупредила она, подумав, что Константина могут арестовать или, еще хуже, убить. – Если вы будете открыто призывать против унии, вас лишат сана, – настойчиво продолжила она. – И кто тогда станет помогать бедным и больным? Закончится тем, что вы, как Кирилл Хониат, окажетесь в изгнании. А что в этом хорошего?

– Я не столь недальновиден, – сказал ей Константин. – Я буду осторожен и сохраню веру.

Он стоял на ступенях храма Святых Апостолов. Встревоженная толпа напирала вперед, глядя на епископа, ожидая, что он скажет, и надеясь, что он успокоит их, пообещает, что их вера была не напрасна. Константин не знал, что Анна стоит в тени, всего в нескольких метрах от него. Его глаза, его мысли были направлены на жадные лица стоявших перед ним людей.

– Будьте терпеливы, – сказал он тихо.

Люди перестали разговаривать друг с другом, чтобы услышать слова епископа, и постепенно воцарилась тишина.

– Мы вступаем в трудное время, – продолжил Константин. – Нам следует выглядеть послушными, иначе в наших рядах произойдет раскол – и это может привести к насилию. Новый порядок столкнется со старым, но мы знаем, что наша вера истинна, и будем добродетельными православными в домах наших – даже если не сможем открыто отправлять богослужения в храмах или на улицах. Мы сохраним свою веру и пребудем в надежде. Господь непременно нас спасет.

Паника схлынула. Люди перестали толкаться. Анна видела, как лица расслабились и на них появились несмелые улыбки.

– Господи, благослови епископа! – крикнул кто-то.

– Константин! Владыка Константин! – подхватили остальные и стали повторять эти слова, как заклинание.

Константин улыбнулся:

– Идите с миром, братья мои. Никогда не теряйте веру. Поражения не существует. Нужно учиться, доверять и следовать Божьим заповедям и ждать, пока не придет наш час.

Толпа продолжала скандировать его имя, благословляя снова и снова. Анна смотрела на Константина и видела, как он смущенно опускает голову, отмахиваясь от похвалы. Но она также видела, как дрожит его тело, как сжимается в кулак рука, наполовину скрытая в складках одеяния, как блестит от пота кожа. Когда епископ обратил лицо к ней, скромно отвернувшись от проявления откровенного преклонения толпы, его глаза сверкали, щеки заливал румянец. Анна вспомнила, что такое же выражение было на лице Евстафия, когда тот в первый раз овладел ею – в самом начале их супружества, когда сексуальный голод и предвкушение охватывало их обоих и их любовь еще не была отравлена горечью.

Внезапно Анна почувствовала отвращение и стыд. Ей хотелось бы никогда не видеть подобных эмоций на лице епископа Константина. Но было поздно: это выражение навсегда отпечаталось в ее памяти.

Константин ничего не замечал, наслаждаясь всеобщим обожанием.

Анна стояла в тени, ощущая жаркий стыд. Она обнаружила в натуре Константина уродливые изъяны: сначала сомнения в вере, потом вожделение преклонения, власти… У нее не хватит духу сказать ему об этом.

Константин позволил ей снова почувствовать связь, единение с Церковью, дал цель в жизни, помимо ежедневного исцеления больных. И бесповоротно отмежеваться от него – а это действительно будет бесповоротно – значит остаться совсем одной.

Так что же будет бóльшим предательством – открыто пойти на столкновение с ним или избежать конфликта? Анна повернулась и зашагала прочь – чтобы не видеть глаз Константина или чтобы он не смог заглянуть в ее глаза.