Питт круто повернулся, загородив собой вход в ванную.

– Уведи ее и позаботься о ней, – сказал он Шарлотте, вышедшей на лестничную площадку. Было ясно, что полицейский имеет в виду Долл, которая стояла, слегка пошатываясь и ловя ртом воздух. Томас встретился с женой взглядом. – Гревилл мертв.

Миссис Питт, немного помедлив, обняла за талию несопротивляющуюся служанку и повела ее прочь.

Теперь на площадку вышло уже несколько человек, только что проснувшихся, встревоженных, но все еще помнящих о конфузном происшествии накануне.

– Что стряслось на этот раз? – Падрэг Дойл прошел мимо испуганного, взлохмаченного Пирса, стоящего около перил. Позади него стояла Юдора, обеспокоенная, но как будто ничего не опасающаяся.

Мистер Мойнихэн как раз выходил из своей спальни, расположенной напротив комнаты Питтов. Он мигал, а волосы его были взлохмачены, словно он только что проснулся. Фергал оставил дверь распахнутой, и все могли убедиться, что Айоны в его комнате нет.

– Что стряслось? – спросил и Падрэг, взглянув на Томаса, потом на Шарлотту, а потом снова на Питта.

– Боюсь, несчастный случай, – тихо ответил суперинтендант. – Незачем пока высказывать иные предположения. И в настоящий момент помочь уже ничем нельзя.

– Вы хотите сказать… случай фатальный? – На какое-то мгновение Дойл, по-видимому, испугался, но это был не такой человек, чтобы запаниковать и потерять над собой контроль. – Эйнсли?..

– Да, боюсь, что так. – Томас протянул руку, чтобы закрыть дверь в ванную.

– Понимаю. – Падрэг, весь внимание и мягкость, повернулся к Юдоре. Он обнял ее за плечи, и нежность этого жеста сразу взволновала его сестру.

– Что случилось?! – Она вырвалась и повернулась к нему так, чтобы видеть его лицо.

– Эйнсли, – ответил Дойл, глядя на нее в упор. – И ты не в состоянии ничем помочь. Давай уйдем. Я провожу тебя в твою комнату и посижу с тобой.

– Но Эйнсли… – Казалось, миссис Гревилл еще ничего не поняла.

– Да, дорогая, он умер, и ты должна крепиться.

Брат и сестра зашагали по коридору. За ними прошел Карсон О’Дэй, а с противоположного конца коридора, в красивом темно-синем халате, к ним направилась Айона. Пышные волосы, подрагивая в такт ее движениям, рассыпались у нее по спине, похожие на ночное облако.

Вид у Фергала стал испуганным – очевидно, от слов, которые Падрэг выбирал с такой осторожностью.

– Мистер Дойл… – начал было Питт.

Но тот явно не понял, что хочет сказать Томас, и пояснил:

– Она моя сестра.

– Да, и я хотел просить вас проводить миссис Гревилл в ее комнату. – Томас слегка покачал головой. – И попросить горничную миссис Рэдли пройти к ней. Не думаю, что ее собственная горничная сейчас в состоянии ей чем-то помочь. И не попросите ли вы, чтобы кто-нибудь прислал сюда Телмана?

Затем суперинтендант оглянулся.

Появилась очень взволнованная Эмили: она уже предвидела очередное посягательство на светские приличия. Джека нигде видно не было. Наверное, он давно уже встал и ничего не слышал.

Миссис Рэдли с одного взгляда на своего зятя поняла, что на этот раз произошло нечто посерьезнее любовного скандала. Она сделала глубокий вдох и приготовилась выдержать новый удар судьбы.

– Мне очень жаль, но должен сказать, что Эйнсли Гревилл мертв, – оповестил собравшихся Питт. – Ему ничем нельзя помочь. И лучше всего нам всем вернуться к себе и одеться, как подобает. Мы еще не знаем точно, что произошло и какие меры следует предпринять. Пожалуйста, кто-нибудь, разыщите мистера Рэдли и сообщите ему.

Падрэг к тому времени уже ушел вместе с Юдорой.

– Давайте я это сделаю, – предложил О’Дэй. Он был бледен, но самообладания не утратил. – То, что это случилось именно сейчас, – настоящая трагедия. Он был выдающимся человеком. Наша лучшая надежда на возможность умиротворения.

Карсон вздохнул, повернулся и стал спускаться по лестнице, плотно запахнув халат и шаркая домашними туфлями по деревянным ступенькам.

После этого вперед выступил Пирс.

– Я могу что-нибудь сделать? – хрипло, но довольно твердо осведомился он.

Глаза у молодого человека были очень расширены, и он слегка дрожал, словно еще не до конца понял, что произошло.

– Я почти закончил свой медицинский курс. Со мной все будет сделано гораздо быстрее и с наименьшей оглаской, чем если посылать за кем-нибудь в деревню. – Он немного откашлялся. – А затем я хотел бы пойти к матери. Дядя Падрэг – это очень хорошо, но мне кажется, это я должен быть с ней сейчас. И… Джастина. Она ужасно расстроится, когда узнает, и, наверное, это я ей должен сказать…

– Но позднее, – перебил его Питт. – Сейчас нам нужен врач, чтобы он мог осмотреть тело вашего отца.

Гревилл-младший вздрогнул.

– Да, – согласился он, и лицо его приобрело жесткое выражение. – Да, конечно.

Томас открыл дверь и отступил на шаг, чтобы студент-медик мог войти. Люди на лестничной площадке стали расходиться. Скоро должен был появиться Телман.

Как только Пирс вошел, полицейский закрыл дверь и стал наблюдать, как юноша подходит к ванне, полной почти до краев, к обнаженному трупу отца. Затем Томас приблизился почти вплотную к ванне. На всякий случай – вдруг при виде страшного зрелища сын министра лишится чувств? Даже самая сильная воля порой бессильна против физического шока. Как бы много мертвых тел этому человеку ни приходилось видеть на занятиях, это было совсем другое…

Пирс качнулся, но наклонился вперед, схватившись за край ванны, чтобы устоять на ногах. Потом он медленно опустился на колени и дотронулся до лица, а затем до рук мертвого Эйнсли.

Томас наблюдал. Он тоже так и не смог привыкнуть к зрелищу смерти, даже такой, ненасильственной, какой, по-видимому, была эта. Всего несколько часов назад суперинтендант видел Эйнсли Гревилла живым. Это был человек выдающейся жизненной энергии и ума, сильная личность. Оболочка, лежавшая в ванне, наполовину скрытая водой, была так похожа на этого человека, но в то же время совсем, совсем не была им. В каком-то смысле слова это было ничто. Воля и интеллект умершего уже пребывали где-то в неизвестности.

Питт взглянул на руки Пирса. Они были сильными и тонкими. Такие руки могут стать руками хирурга. Они совершали совершенно профессиональные и в то же время продиктованные интуицией испытующие движения, определяющие температуру тела, ищущие травму, но так, чтобы не потревожить его. Каких же волевых усилий стоит молодому Гревиллу эта внешняя сдержанность! Любил ли он умершего всем сердцем или нет, были они близки душевно или не были, этот мертвый человек – его отец, а это всегда особые отношения.

Томас напряженно старался запечатлеть в памяти все штрихи, все аспекты того, что видел. Он отметил про себя, что вода нисколько не изменила свой цвет.

«Черт побери, где же Телман?» – нетерпеливо подумал полицейский.

– Он мертв с позднего вечера, – сказал Пирс, вставая. – Это практически очевидно. Вода в ванне холодная. Полагаю, она была очень горячей, когда он лег в нее, и это отсрочило окоченение, но вряд ли это так уж важно.

Юноша выпрямился и отступил от ванны на шаг. Он был очень бледен и с трудом переводил дыхание.

– Можно довольно легко представить, что случилось. На затылке след от очень сильного ушиба. Я нащупал даже повреждение черепа. Он, наверное, поскользнулся, входя в ванну, а может, уже когда выходил… – объяснил будущий врач.

Пирс старался не смотреть на тело.

– Наверное, он поскользнулся на мыле. Я не вижу куска, но вода мыльная. Он ударился головой и потерял сознание. Люди тонут в ванне. Это случается довольно часто, – закончил Гревилл-младший.

– Спасибо. – Томас не сводил с него пристального взгляда. За этим внешним спокойствием могла скрываться невыносимая боль, и ее в любой момент могло сменить шоковое состояние.

– Но вам, конечно, придется пригласить кого-то другого, чтобы документально засвидетельствовать смерть, – поспешил добавить Пирс. – Подписанное мною, такое свидетельство не будет иметь юридической значимости, даже если я не был бы… его сыном. – Он с усилием сглотнул и закончил фразу: – Я ведь еще… не окончил курс.

– Понимаю.

Питт хотел еще что-то добавить, но внезапно в дверь ванной кто-то резко постучал. Суперинтендант открыл ее, и в ванную вошел Телман. Он быстро взглянул на Пирса, затем на тело в ванне и повернулся к своему начальнику.

– Я могу теперь пойти к Джастине? – спросил Гревилл и, слегка нахмурившись, тоже взглянул на инспектора: он не понимал, почему слуге позволили столь бесцеремонно войти.

– Да-да, – ответил Томас, – идите к ней и к вашей матушке, конечно. Я правильно понял, что мистер Дойл – ее брат?

– Да, а что такое?

– Полагаю, он поможет вам в необходимых приготовлениях, но я был бы очень обязан, если бы вы сообщили мне о ваших возможных контактах вне Эшворд-холла.

– Но почему?

– Ваш отец – государственный чиновник, выполнявший в этот уикенд деликатное поручение. Нам следует официально известить правительство, прежде чем это сделает кто-то другой.

– О… да, конечно. Я об этом не подумал.

Если Пирса и удивило, почему этим озабочен Питт, он ничем не выдал своего удивления. Очевидно, юноша был слишком расстроен, чтобы думать о подобных пустяках.

Как только он ушел, Телман наклонился над ванной и пристально оглядел мертвое тело.

– Естественная причина или несчастный случай? – спросил он, хотя в голосе у него явно прозвучали скептические нотки. – Странное событие, не правда ли? И это после всех наших опасений и предосторожностей…

Томас снял с сушилки полотенце и прикрыл им туловище Гревилла из соображений приличия.

– Такое впечатление, словно он поскользнулся, упал и потерял сознание, ударившись головой о край ванны, – сказал он задумчиво.

– А это означает, что он утонул. – Нахмурив лоб, Телман продолжал смотреть на труп.

– Да, похоже. Но все же это странно, если учесть, что ему угрожали.

Инспектор подошел к маленькому оконцу и внимательно его осмотрел. Оно было около двух футов в длину и в ширину, а его открывающаяся створка – вполовину меньше. Располагалось окошко на высоте примерно в двадцать футов.

Питт покачал головой.

Телман отказался от посетившего его подозрения и снова подошел к ванне:

– Что, если мы его потревожим? Это не во вред делу.

– Придется, – согласился суперинтендант. – Пройдет много времени, прежде чем мы доставим сюда доктора из деревни. Мне придется позвонить Корнуоллису. Но я хочу узнать как можно больше еще до звонка.

Его подчиненный фыркнул:

– Так, значит, мы больше не играем в наши игры?

Томас поглядел на него с насмешкой:

– Давайте еще немного не будем открывать нашу тайну. Поднимите его, а я внимательно осмотрю рану на затылке.

– Подозрительная? – быстро взглянул на него Телман.

– Осторожно, – вместо ответа предупредил его начальник, – держите его вертикально. Возьмите за руки и наклоните немного вперед, если сможете. Он уже окоченел. Я хочу видеть рану.

Инспектор исполнил просьбу суперинтенданта – возможно, не очень ловко, так как, к своему большому неудовольствию, замочил рукава.

Питт внимательно оглядел рану, а потом осторожно потрогал кончиками пальцев мокрую прядь волос. Как Пирс и сказал, череп был проломлен как раз у основания, а рана была с неровными краями, округлая и довольно широкая.

– Ну как? – спросил фальшивый камердинер.

Томас потрогал рану – она оказалась примерно той же ширины, что и край ванны.

– Ну, в чем дело? – нетерпеливо спросил его помощник. – Его очень неудобно держать. Он негнущийся, словно кочерга, и скользкий. Наверное, в воде есть мыло!

– Это часто случается в ваннах, – согласился с ним Питт. – Но тогда Пирс прав: министр упал и ударился. Скорее всего, когда выходил из ванны, а не когда опускался в нее.

– Да какое это имеет значение? – опять с нетерпением проворчал инспектор, рубашка которого все больше намокала в холодной воде.

– Ну, может быть, и никакого, – уступил Питт, – просто первое более вероятно, чем второе. Вода была уже мыльная, и он поскользнулся.

– Значит, надо было в тазу мыться, как всем прочим! – отрезал Телман. – В тазу не утонул бы.

– Но форма не та, – неожиданно очень тихо заметил его шеф.

Инспектор уже хотел ответить очередной дерзостью, но, пристальнее вглядевшись в выражение его лица, переспросил:

– Что не то?

– Рана. Края у ванны закруглены, а рана – ровная, прямая.

– О чем это вы?

– Не думаю, что он ударился о край ванны.

– Но тогда что же это?

Питт медленно обвел взглядом ванную комнату. Она была большой, приблизительно десять на четырнадцать футов. Ванна находилась в центре, напротив двери. Кроме того, там были две отдельные железные вешалки для полотенец и умывальник с тазом, а около них – большой, синий с белым, фаянсовый кувшин. Был еще маленький столик, а на нем – ваза с цветами и двумя-тремя безделушками. Около двери стояла сложенная ширма, которая, видимо, обычно защищала купающихся от сквозняков. Очевидно, Гревиллу она не понадобилась. На стене висело большое зеркало, а у противоположной стены виднелся стол с мраморной крышкой для щеток и банок с солями и маслами.

– Могли его ударить одной из этих банок? – предположил Питт. – Может быть, вот этой, розовой? У нее подходящий размер.

Он подошел к столу, оставив Телмана держать мертвое тело, и внимательно, не дотрагиваясь, оглядел банку. Насколько он мог заметить, никаких следов – например, от мыла – на ней не было. Иначе можно было бы предположить, что ею воспользовался сам Гревилл. Томас обхватил банку рукой. Ее было очень удобно держать. Кроме того, она оказалась достаточно тяжелой и могла послужить эффективным оружием, если нанести удар с размаху и с силой.

Суперинтендант поднес банку к краю ванны и осторожно совместил ее дно с краями раны на голове Эйнсли. Оно было точно такой же ширины.

– Так что, убийство? – выпятив губы, сварливо осведомился Телман.

– Да, наверное. Положите его теперь осторожно – я хочу посмотреть, мог ли он получить такую рану от соприкосновения с краем.

Инспектор неуклюже опустил тело, сильно сгорбившись под его тяжестью, и еще сильнее замочил рукава.

– Ну, так что? – отрывисто повторил он свой вопрос.

– Нет, – ответил его начальник. – Он не ударился о край ванны. Ему был нанесен удар: или этой банкой, или чем-то подобным.

– А на ней остались хоть какие-то следы? Крови? Может, волосы? Хорошая шевелюра у бедняги, хотя мне он и не нравился…

Питт очень медленно поднял банку и скорчил недовольную гримасу. Ему не понравилось последнее замечание помощника.

– Нет, – сказал он наконец, – но это ванная, и убийце совсем не трудно было смыть с банки все следы. Тем более что следы от мыла или солей никому не показались бы подозрительными.

Телман отпустил тело, и оно, негибкое и неуклюжее, опять скользнуло под воду. Только ноги остались торчать над поверхностью.

– Значит, кто-то вошел в ванную и стукнул его сзади? – вслух подумал инспектор.

– Но он лежал лицом к двери, – возразил Питт, – значит, вошел кто-то, кого он не боялся. Он не вскрикнул – просто позволил вошедшему взять банку с солями и приблизиться сзади.

Телман издал резкое протестующее фырканье:

– Не могу этого себе представить! Какой же это мужчина может позволить кому-то войти, когда он голый в ванне лежит? Это же опасно, не говоря уже о том, что еще и неприлично!

– Ну, джентльмены не так стыдливы, как вы, – ответил Томас с некоторым сарказмом.

Подчиненный смотрел на него уже не просто недоверчиво, а почти панически.

– Как вы думаете, кто принес еще горячей воды, чтобы добавить в ванну? – рассуждал тем временем суперинтендант.

– Не знаю… Камердинер? Лакей? Вы что же, думаете, что его убил кто-то из слуг?

– Мне кажется, обычно горничные приносят воду и нагретые полотенца, – пояснил Питт и, увидев, как на него смотрит Телман, добавил: – Нет, мне не приносят. Я в этом отношении стыдлив так же, как и вы. Я скорее соглашусь сидеть в холодной воде. Но для Гревилла могло быть привычным, что его обслуживают горничные.

– Значит, вошла служанка с ведром горячей воды и ударила его по голове банкой с солью? – с явным недоверием спросил инспектор.

– Эти люди не удостаивают своих слуг даже взглядом, Телман. Для них они все на одно лицо, особенно если на мужчине ливрея, а на девушке – просто черное платье, белый фартук и кружевной чепчик. В некоторых домах молодые слуги даже приучены отворачиваться к стене, если мимо проходят хозяева.

Инспектор, услышав это, пришел в ярость и не мог выдавить из себя ни слова. Глаза у него потемнели, и он поджал губы.

– Это мог быть любой переодевшийся в ливрею слуги, – заключил Томас.

– Вы хотите сказать, что убийца проник снаружи? – Его помощник вздернул подбородок.

– Не знаю. Нам надо о многом расспросить каждого в доме. Когда Гревилл принимал ванну, особняк был уже заперт изнутри. А снаружи за ним вели наблюдение.

– Я расспрошу всех слуг в усадьбе, – пообещал Телман. – А вы собираетесь сказать всем, кто мы есть на самом деле?

– Да.

Выбора у Питта не оставалось.

– И вы считаете, что это убийство? – еще раз уточнил инспектор.

– Да.

Телман расправил плечи.

– Нам нужно унести тело из дома. Где-то снаружи есть ледник. Позовем кого-нибудь из лакеев, чтобы он помог нам его туда перенести.

Питт открыл дверь. За ней в ожидании стоял Джек Рэдли. Его красивое лицо с широко раскрытыми глазами и необыкновенно длинными, густыми ресницами выглядело необычно серьезно, а около рта залегли складки, свидетельствующие о сильном беспокойстве.

– Мне придется позвонить в Кабинет министров, – сказал он угрюмо, кивнув Телману, который направился мимо него к лестнице. – И спросить, что они собираются предпринять. Полагаю, это конец переговорам и всем надеждам на успех…

Чуть помолчав, он добавил, понизив голос:

– Проклятье! Какое ужасное несчастье, и как не вовремя! Такое впечатление, что в этой ирландской проблеме дело не обходится без вмешательства дьявола. Все рухнуло именно тогда, когда появилась реальная надежда.

Он внимательно посмотрел на свояка и продолжил:

– Гревилл был блестящим политиком. Он таки заставил Дойла и О’Дэя наконец говорить о деле. Надежда действительно была!

– Прости, Джек, но дела обстоят гораздо хуже. – Томас безотчетно дотронулся до руки Рэдли. – Это не был несчастный случай. Гревилл убит.

– Что?! – Хозяин дома ошеломленно, не веря своим ушам, уставился на полицейского, не понимая, о чем говорит Томас.

– Это было убийство, – тихо повторил Питт, – но обставленное так, что его приняли за несчастный случай. И думаю, большинство людей его так и восприняли. Предполагаю также, что совершивший преступление не рассчитывал на быстрое появление полиции, если вообще об этом думал.

– Что… что случилось?

– Кто-то вошел в ванную и ударил его по затылку – возможно, банкой с ароматическими солями, – а затем столкнул под воду. Но все выглядит очень похоже на то, как если бы Гревилл поскользнулся в воде и ударился головой о край ванны.

– Но ты уверен, что все было не так? – требовательно спросил Джек. – Совершенно уверен? Откуда ты можешь знать, что все произошло именно так?

– Потому что края раны на голове прямые, а край ванны в том месте закруглен.

– Но разве это доказательство? – упрямо заявил Рэдли. – Разве рана должна совершенно точно соответствовать форме орудия убийства?

– Нет, но она не может не соответствовать так сильно, как в данном случае. Закругленный инструмент должен оставить и закругленный разлом, если удар достаточно силен, чтобы раздробить кость.

– Кто же это сделал? Один из живущих в доме? – Джек сразу же уцепился за худший вариант.

– Не знаю. Телман пошел искать помощника – надо вынуть тело и перенести его в ледник, а затем попытаться разузнать, не мог ли кто-нибудь проникнуть в дом извне. Однако это маловероятно.

– Не могу вообразить, чтобы Гревилл допустил в ванную кого-нибудь незнакомого, не подняв тревогу, – мрачно ответствовал Рэдли. – Да и как можно было бы объяснить такое срочное вторжение в ванную, которое позволило бы помешать человеку мыться?

– Ну, если бы я хотел войти, не подняв тревоги, то переоделся бы слугой, – задумчиво сказал Питт. – Чтобы принести, скажем, горячую воду или нагретые полотенца.

– Да, конечно… Но тогда это может быть любой?

– Да.

– Что ты собираешься предпринять?

– Сначала одеться, потом дозвониться до Корнуоллиса, а затем, полагаю, начнется расследование. Где у тебя телефон?

– В библиотеке. А я сейчас лучше пойду посмотрю, как Эмили. – Лицо у Джека было взволнованным, а на губах играла горькая усмешка. – Господи Боже, а я вчера думал, что ничего худшего, чем скандал, учиненный Кезией, уже и представить нельзя…

Томас не нашел, что ответить, и направился в спальню. Шарлотты там не было. Наверное, она снова утешает мисс Мойнихэн, а может быть, помогает Эмили… Суперинтендант поспешно побрился и оделся, после чего спустился в библиотеку и вызвал в Лондоне офис помощника комиссара полиции Корнуоллиса.

– Питт? – Четкий, ясный и очень характерный голос Джона звучал взволнованно.

– Да, сэр. – Томас на мгновение заколебался, не решаясь обрушить на шефа новость о своей страшной неудаче. – Боюсь, случилось самое худшее…

На другом конце провода наступила тишина, затем он услышал тяжелое дыхание Корнуоллиса:

– Гревилл?

– Да, сэр. В ванне. Прошлой ночью. Обнаружили это лишь сегодня утром.

– В ванне!

– Да.

– Несчастный случай? – спросил Джон, и в голосе его прозвучала надежда, что это именно так.

– Нет.

– Вы уверены?

– Да.

– Вы хотите сказать, что кто-то умышленно убил его? Вы знаете кто?

– Нет. В данный момент подозрение может пасть почти на каждого.

– Понимаю.

Помощник комиссара немного помолчал в нерешительности.

– И что вы предприняли? – спросил он наконец.

– Я удостоверил факт с медицинской точки зрения, со слов его сына.

– Чьего сына?

– Сына Гревилла. Он внезапно приехал позавчера, чтобы сообщить родителям о своем обручении. А его невеста приехала вчера.

– Как все это трагично, – прочувствованно сказал Корнуоллис, – бедный молодой человек… Я правильно понял, что он врач?

– Да, вот-вот получит диплом. Учится в Кембридже. Но данные осмотра очень скудны.

– А время смерти? И причина?

– Время – вчера вечером, потому что министр принимал вечернюю ванну. Причина смерти – удар по затылку округлым, тупым предметом, очевидно, банкой с ароматическими солями. Затем его погрузили в воду и держали, пока он не захлебнулся.

– Вы нашли его под водой?

– Да.

– Понимаю.

Опять наступила пауза.

– Сэр? – позвал Томас.

– Да, – решительно отозвался его начальник. – Занимайтесь расследованием, Питт. У вас есть Телман. Если сможете, сделайте так, чтобы новости не очень скоро просочились в газеты. Наступает кульминационный момент бракоразводного процесса капитана О’Ши. Если найдут сведения, компрометирующие Парнелла, это может погубить его карьеру. Ирландские националисты потеряют лидера и еще не скоро найдут нового. Вполне возможно, что им станет один из гостей Эшворд-холла. Что вы сказали присутствующим?

– Пока ничего, но придется рассказать им все.

– А где Рэдли?

– Он с Эмили.

– Пусть он мне позвонит. Сейчас нельзя продолжать переговоры, сообразуясь с приличиями, но мы ни в коем случае не должны утратить эту возможность, если есть хоть малейший шанс продолжить совещание.

– Без Гревилла? – поразился суперинтендант.

– Я переговорю на этот счет с правительством. Не позволяйте никому уехать.

– Разумеется, не позволю.

– Держите их, но не применяйте силы – если они уедут, это будет равно политическому самоубийству. Однако если вам потребуется помощь местной полиции, действуйте полноправно. Пусть Рэдли мне позвонит через полчаса.

– Да, сэр.

Питт повесил трубку, чувствуя пустоту в душе и страшное одиночество. Единственной причиной его пребывания в Эшворд-холле была безопасность Гревилла. Вряд ли можно было потерпеть большее поражение. И у него нет ни малейшего представления, кто убил министра. Да, лучше было бы остаться в Лондоне и заниматься поисками убийцы Денби…

Суперинтендант вышел из библиотеки и опять поднялся наверх. Шарлотты по-прежнему нигде не было видно. Наверное, она все еще помогает Эмили сохранять видимость спокойствия среди гостей, которые уже знали о смерти Гревилла, но считали это трагической случайностью. Так считали все, за исключением… быть может, одного человека.

Тут Томас увидел, как молодой камердинер Лоркана Макгинли закрывает дверь спальни, с пальто, переброшенным через одну руку, и парой сапог в другой. Он был очень бледен.

– Вы не знаете, где слуга мистера Гревилла? – спросил его Питт.

– Да, сэр, знаю; меньше двух минут назад, сэр, он как раз заваривал себе чай. Это двумя дверями дальше. – И молодой человек показал полицейскому, куда идти.

Томас поблагодарил его и, следуя указаниям, направился в маленькую комнату, где стояла газовая горелка, а на ней – чайник. Человеку, готовившему чай, было лет сорок пять. Это был серьезный и, очевидно, очень хорошо владеющий собой в любой ситуации мужчина. Его темные волосы были гладко зачесаны назад, а галстук превосходно завязан, но вид у слуги был явно больной. Он вздрогнул, услышав голос Томаса, и едва не расплескал на пол кувшин горячей воды, который держал в руках.

– Извините, как вас зовут? – спросил суперинтендант.

– Уилер, сэр. Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Уилер, я суперинтендант полиции. Помощник комиссара полиции Лондона просил меня расследовать обстоятельства смерти мистера Гревилла.

Слуга поставил кувшин, чтобы действительно не расплескать воду. Руки у него дрожали. Он облизнул губы:

– Да… сэр?

– Когда вчера вечером вы приготовили ванну для мистера Гревилла?

– В десять двадцать пять, сэр.

– И мистер Гревилл стал сразу ее принимать, не знаете?

– Да, сэр, почти сразу же. Он очень не любил холодную воду, а она в такой большой ванной быстро остывает.

– Вы его видели перед этим?

Уилер нахмурился:

– Да, сэр. А что, это так важно? Я так понимаю, что он поскользнулся, когда выходил.

Камердинер стоял, сжимая и разжимая кулаки.

– Да, не надо бы мне тогда уходить, – добавил он. – Я себя все время за это ругаю. Он не просил помочь, но, если бы я там был, он бы ни за что не поскользнулся.

Питт заколебался, но лишь на одно мгновение.

– Он не поскользнулся. Его кто-то ударил, – сообщил он слуге.

Уилер смотрел на него, ничего не понимая.

– Как долго обычно мистер Гревилл был в ванне, прежде чем снова посылал за горячей водой? – задал Томас следующий вопрос.

– Что? Вы хотите сказать, что… кто-то ударил его нарочно?! – почти закричал Уилер. – Кто же пошел на такое ужасное дело? Кто-нибудь из этих проклятых ирландцев?!

Он с трудом перевел дыхание, словно от этого известия ему стало трудно дышать.

– Они его и убили? И что же вы теперь будете делать? Вы их всех должны арестовать! – воскликнул камердинер.

– Не раньше, чем я точно узнаю, что именно произошло, – мягко возразил Томас.

– Кровожадные дьяволы! Они уже один раз пытались, и это я знаю наверняка!

Уилер уже не владел собой и кричал в полный голос.

Питт взял его за руку и крепко сжал.

– Я и хочу найти того, кто это сделал, – и тогда я его арестую, – пообещал он. – Но пока мне нужна ваша помощь. Вы должны сохранять спокойствие и ясную голову. Все, что вы услышите и увидите, может оказаться жизненно важным.

– Их нужно повесить, – процедил сквозь зубы Уилер.

– Смею сказать, так и будет, – хмуро подтвердил суперинтендант, – но лишь когда мы их поймаем и докажем их вину. Итак, как долго мистер Гревилл принимал ванну, прежде чем выйти из нее или опять послать за горячей водой?

Слуге с большим трудом удалось взять себя в руки:

– Сэр, это бывало не так. Он не залеживался, особенно если принимал ванну вечером. Не больше пятнадцати минут. Он не любил лежать и мокнуть, разве только после верховой езды, а он не часто ездил верхом. Но если ездил, то тогда отмокал долго, чтобы кости после езды не болели.

– Так, значит, примерно в течение пятнадцати минут он был в ванной один, – заключил Питт. – В данном случае между двадцатью пятью минутами одиннадцатого и без двадцати одиннадцать?

– Да, сэр, верно.

– Вы уверены? Откуда такая точность?

– А это моя работа, сэр. Нельзя служить у джентльмена, не глядя все время на часы.

– Но при этом вы не обратили внимания, что он не вышел из ванной?

Вид у Уилера сделался глубоко несчастный:

– Нет, сэр. Было уже поздно, и я устал. Я знал, что воды мистеру Гревиллу больше не потребуется, потому что он никогда не просил приносить еще, и поэтому я пошел вниз, чтобы почистить его сапоги и приготовить на завтра его сюртук. А все остальное я уже приготовил и разложил.

Он поднял глаза на Томаса:

– А потом я поднялся наверх, припозднившись, и не смог найти поднос. Кто-то его унес. Так случается, когда в большом доме полно гостей. Но это было гораздо позднее, мистер Гревилл уже давно должен был уйти из ванной. Я постучал туда, но никто не ответил, и, увидев, что его нет в спальне, я решил…

Слуга слегка покраснел и после паузы закончил:

– Я так понял, что он ушел в комнату миссис Гревилл, сэр.

– Ну, это было бы вполне естественно, – чуть улыбнувшись, заметил Питт. – И вряд ли кто может ожидать, что вы должны следить за каждым его шагом. А в какое время это было?

– Без десяти одиннадцать, сэр.

– А вы кого-нибудь встретили на лестничной площадке или в коридоре?

Уилер очень напряженно задумался. Суперинтендант понимал, что ему очень хотелось бы кого-нибудь обвинить, но, роясь в памяти, он не смог вспомнить ничего подозрительного, а солгать ему не дала совесть.

– Я видел маленькую горничную миссис Питт, которая поднималась в отделение для служанок, в свою комнату, – наконец сказал слуга. – И еще я видел того молодого камердинера, что обслуживает мистера Макгинли. Его Хеннесси звать. Он стоял в дверях одной спальни, вон там, – показал он и уточнил: – Думается, это комната мистера Мойнихэна, сэр.

– И больше вы никого не видели?

– Да, еще мистер Дойл проходил, сказал «спокойной ночи» и ушел к себе в комнату. Вот и все.

– Спасибо, – кивнул Томас и отправился искать Джека. Он должен был передать ему поручение Корнуоллиса. Мистеру Рэдли предстоит спасать положение – продолжать совещание, а Эмили придется иметь дело с катастрофическим воздействием смерти на порядок, заведенный в доме, и горем одной из гостящих в нем дам, понесшей такую утрату.

В холле суперинтендант увидел Грейси – бледную, с вытаращенными глазами. В довольно горделивом наклоне ее головы теперь чувствовались оцепенение и страх. А над нею возвышалась худощавая фигура камердинера Хеннесси. Питт улыбнулся девушке, и она заставила себя улыбнуться в ответ, словно все было в порядке и она была уверена, что в конце концов он разрешит любую загадку, в том числе и эту.

Томас прошел мимо открытой двери столовой, заглянул внутрь и увидел Шарлотту. Она стояла неподвижно напротив входа, а перед нею шагала взад-вперед и что-то быстро, но тихо говорила Айона.

Миссис Питт взглянула на мужа, еле заметно кивнула и снова стала слушать миссис Макгинли, подойдя к ней на шаг ближе.

Полицейский нашел Джека в кабинете. Тот рылся в бумагах. Едва лишь Питт закрыл дверь, как она вновь отворилась и вошла Эмили. От возбуждения она сильно раскраснелась, и ее красивые волосы, обычно тщательно уложенные, были причесаны не так хорошо, как всегда, словно она торопила горничную. Выражение лица миссис Рэдли явно говорило о том, что супруг сообщил ей о причине смерти Гревилла и теперь она разрывалась между яростью и сочувствием.

Джек ждал, что скажет его свояк.

– Корнуоллис просил меня начать расследование, – начал Питт, глядя на хозяина дома. – Ты сможешь позвонить ему через пятнадцать минут? Он сейчас будет разговаривать с кабинетом министров. И еще: мы должны задержать здесь всех присутствующих.

Эмили негромко застонала и подошла к мужу.

– Извини, – сказал ей Томас. – Я знаю, все это будет просто ужасно, но я не могу выпустить их отсюда. Если злоумышленник не пробрался в дом со стороны, а Телман как раз это сейчас узнаёт, то преступник – кто-нибудь из живущих в доме.

– И даже если убийца проник сюда извне, он все равно мог быть в сговоре с кем-нибудь из присутствующих, – угрюмо заметил Джек и погладил Эмили по руке. – Дорогая, у нас нет выбора; мы должны сделать все, чтобы узнать правду, и как можно скорее. По крайней мере, о миссис Гревилл смогут позаботиться брат и сын. Могло быть хуже. А Шарлотта поможет тебе справиться с остальными… – Затем он повернулся к Питту: – Я надеюсь, больше никакая опасность нам не грозит?

Миссис Рэдли вздрогнула и замерла на месте, словно неживая.

Суперинтендант не знал, что сказать в ответ. Полностью от новой опасности никто застрахован не был. Но и пугать хозяев было незачем.

– В данный момент, конечно, нам ничего не грозит. И мы сделаем все возможное, чтобы как можно скорее найти убийцу, – пообещал он своим родственникам.

Эмили недоверчиво посмотрела на дверь.

– А что у тебя есть для начала?

– Ну, мы знаем, что министра убили между двадцатью пятью и сорока минутами одиннадцатого. Так засвидетельствовал его камердинер… – начал рассказывать Томас.

– И ты ему веришь? – перебил его Джек.

– Он говорит, что служил Гревиллу девятнадцать лет, но я попрошу Телмана проверить это. И довольно легко узнать, когда принесли воду для ванны. А если Эйнсли посылал за горячей водой дополнительно, то, наверное, минут через пятнадцать после того, как лег в ванну.

– Но почему его убили в ванне? – спросил Рэдли, поморщившись от жалости. – Наверное, чтобы смерть была как можно бесславнее… Вот бедняга!

– Нет, просто в ванне с большей гарантией можно было застать его в одиночестве, – сказала Эмили, наконец собравшаяся с духом и начавшая рассуждать. – В одиночестве и практически беззащитным. Где-нибудь в другом месте при нем был бы, наверное, камердинер, или кто-то, желавший поговорить, или Юдора. Ванная – единственное место, где человек может быть один и при этом не запирать дверь, чтобы можно было опять принести воду… Нет, если поразмыслить над ситуацией, это кажется вполне вероятным. И ведь убийца не проник извне, да, Томас?.. – Чуть помолчав, Эмили уверенно закончила: – Это был кто-то живущий в доме и очень хорошо выбравший момент.

– А ты где был в это время? – спросил Питт у Джека.

– В своей собственной ванной, – ответил тот и вздрогнул.

– Так что ты не можешь знать, где в это время находились остальные?

– Нет, к сожалению.

– А ты, Эмили?

– А я была в спальне и закрыла дверь. После того ужасного дня… – Миссис Рэдли улыбнулась, но весьма натянуто, сравнивая вчерашний день с нынешним. – Я устала, – вздохнула она. – Прошу меня извинить, но я тоже ничем не смогу помочь.

Джек взглянул на Питта:

– Не забудь дозвониться до Корнуоллиса.

Его свояк быстро улыбнулся и вышел, едва не столкнувшись с Телманом.

– Никаких лазутчиков извне? – сказал Томас, внимательно взглянув в лицо полицейского.

– Никаких, – подтвердил тот.

Суперинтендант рассказал ему обо всем, что узнал от камердинера, и прежде всего об уточненном времени смерти.

– Да, это немного сужает границы поиска, – ответил инспектор, заметно приободрившись. Теперь, по крайней мере, он занимался своим настоящим делом, и ему не надо было больше притворяться слугой. Питт сразу понял это по его взгляду.

– Миссис Гревилл мы оставим напоследок – дадим ей сперва возможность немного успокоиться, – решил Томас.

Допросы убитых горем родственников всегда были для него самой тяжелой частью расследования. Во всяком случае, он не хотел бы именно сейчас обрушить на Юдору страшное известие о том, что это было убийство. Кроме того, это было политическое, а не только личное дело. Так что миссис Гревилл могла не опасаться, что будут обнаружены какие-нибудь некрасивые отношения и тайны в жизни ее мужа, ей самой доселе не известные. Ничего порочащего честь покойного опубликовано не будет.

– И постарайтесь что-нибудь разузнать у слуг, – велел суперинтендант Телману.

Тот сразу отвердел лицом:

– Теперь мне необходимо сказать им, кем я являюсь на самом деле. – И он с вызовом взглянул на начальника, готовый встретить в штыки противоположное мнение.

Питт кивнул, и инспектор ушел, вполне удовлетворенный.

А Томас пошел снимать первые показания с тех, кого он встретит раньше других.

Проходя мимо столовой, он увидел, что Шарлотта и Айона уже ушли. Полицейский медленно поднялся по лестнице и постучал в дверь мистера Макгинли. Услышав голос Лоркана, он открыл дверь и вошел. У окна стояла Айона, на вид гораздо более спокойная, чем когда Томас видел ее в столовой. Ее муж сидел посередине комнаты за маленьким столиком, на котором стоял поднос с завтраком. Судя по пустой тарелке, он поел с большим аппетитом.

– Чем можем быть полезны, мистер Питт? – спросил Лоркан несколько холоднее, чем обычно.

У него было худое лицо, а голубые, очень яркие глаза Макгинли были исполнены какой-то нервической энергии. Около глаз у него залегли тени, и линии у рта обозначались еще резче. Томас прежде как-то не думал о том бремени ответственности, которое давит на каждого представителя национальных сепаратистских интересов, и огне критики, направленном против их достижений или, наоборот, провалов. А теперь, со смертью Гревилла, ирландцам все должно было казаться напрасным, все усилия – тщетными. Теперь их удел – лишь поражение и обманутые надежды.

– Боюсь, у меня очень неприятные новости, – сказал суперинтендант, переводя взгляд с мужа на жену и обратно. – Я хочу сказать…

– Я знаю, что Гревилл мертв. – Лоркан встал и с трудом выпрямился, словно до этого был сложен пополам. Полицейскому бросилась в глаза его болезненная худоба. – И это означает, что переговорам конец. И с нами тоже покончено. Снова катастрофа. Мы должны бы уже привыкнуть к ним, но каждый раз это так ранит…

– Я так не думаю, мистер Макгинли, – вежливо возразил Томас. – Можно найти другого председателя…

– Чепуха! И, пожалуйста, не говорите со мной таким самоуверенным тоном. Нельзя найти замену на этом этапе переговоров, даже если найдется еще один человек, такой же смелый и опытный, как Эйнсли Гревилл.

– Да, смелость потребуется, и немалая, – согласился Питт, – особенно, когда все узнают, что мистер Гревилл был убит.

Айона застыла на месте. Глаза у нее стали очень большие, и в них внезапно отразился неподдельный страх.

Лоркан медленно смерил Томаса взглядом с ног до головы, словно в поисках единственного, точного ответа.

– Кто вам сказал? – спросил он. – И кто вы такой, чтобы входить и сообщать подобные вещи?

– Я связан с полицией. И мне никто ничего не говорил. Я видел все сам.

Ирландец не сводил с Питта глаз:

– Вы… действительно?

– И что вы собираетесь предпринять? – спросила миссис Макгинли. – Значит, кто-то все-таки сумел пробраться в дом? А я думала, что здесь есть люди, обеспечивающие нашу безопасность… Это дело рук протестантов. Они не желают, чтобы новое правительство было узаконено. Все та же старая песня! Когда они не могут убедить нас или же действовать в соответствии с законом, они нас убивают. Одному Богу известно, кровью скольких мучеников залита Ирландия…

– Успокойся, – оборвал ее муж. – Да, если мистер Питт полицейский, то это просто позор, что он не сумел защитить Гревилла; но даже если он не смог, это не значит, что мы должны обвинять всех подряд. Сделай милость, попридержи язык. Это, по крайней мере, ты можешь… если, конечно, тебе не известно что-то такое, о чем следует рассказать мистеру Питту. – Рот его искривился в иронической усмешке. – Например, о твоем друге Мойнихэне…

Он был груб и насмешливо жесток, но Томас вряд ли мог осудить его за это.

Айона покраснела от ярости, но ничего не возразила.

– Когда вы вчера вечером легли спать? – спросил суперинтендант.

– Я ничего не слышал, никакого шума, – ответил Лоркан.

– Мистер Макгинли, это не был наемный убийца, проникший извне. Мистер Гревилл был убит кем-то из живущих в доме. Скажите, когда вы легли спать? – повторил полицейский свой вопрос.

– В четверть одиннадцатого или около того.

Ирландец наградил Питта холодным, вызывающим взглядом.

– И позже я из своей комнаты не выходил, – добавил он сухо.

Затем Лоркан круто повернулся, взглянув на жену, ожидая, как она ответит на вопрос полицейского.

– Вы были один? – настойчиво расспрашивал его Томас, не очень, однако, рассчитывая на сколько-нибудь удовлетворительный ответ. По закону, жена не может свидетельствовать против мужа, а значит, и свидетельство мужа в данном случае тоже не имеет законной силы.

– Нет, – отрывисто сказал Лоркан, – со мною некоторое время был мой камердинер, Хеннесси.

– А вы можете назвать точное время?

– От четверти одиннадцатого до без десяти минут одиннадцать.

– Вы помните так точно?

– На площадке стоят часы, и я слышал, как они били.

– Камердинер задержался у вас надолго. Чем он был занят все это время?

Лоркан словно бы слегка удивился, но ответил довольно охотно:

– Мы говорили о моей охотничьей куртке. Мне она очень нравится, а он думает, что мне пора ее сменить. А еще мы толковали о сравнительных достоинствах лондонских и дублинских портных, которые шьют рубашки.

– Понимаю. Спасибо.

– Вам могут быть полезны эти сведения?

– Да, благодарю вас. А вы, миссис Макгинли, где были вы?

– Я уже сказала вам. – Айона холодно взглянула на Томаса. – Я оставалась в своей комнате. Со мной некоторое время была моя горничная: она помогала мне переодеться на ночь и, конечно, убирала мое вечернее платье.

– Вы не помните, когда она ушла?

– Нет, не помню. И если бы я что-нибудь видела, то сказала бы вам; но я не видела и не слышала ничего.

Питт прекратил расспросы. Сейчас у него не было оснований подозревать этих людей. Однако Хеннесси надо было проверить.

Полицейский поблагодарил супругов Макгинли и отправился к Фергалу Мойнихэну. Тот был один в биллиардной, чрезвычайно расстроенный – и одновременно раздраженный.

– Из полиции? – переспросил он сердито, когда Томас представился. – Думаю, вы бы с самого начала могли быть поискреннее, суперинтендант. Ваша скрытность была не обязательна.

Питт не позаботился скрыть несколько насмешливую улыбку.

Фергал вспыхнул, и полицейскому показалось, что этот человек скорее уязвлен, чем растерян. Ему было неловко от того, что его публично застали с Айоной Макгинли, но он не стыдился своих чувств к ней. Более того, он готов был защищать их и даже гордился ими. Так часто бывает с безумно влюбленными.

Мойнихэн мог отчитаться почти за весь расследуемый промежуток времени, подробно рассказав, где он был и что делал, но выяснилось, что у него была возможность выйти из комнаты незамеченным и дойти до ванной Гревилла.

– Но я не выходил, – настойчиво убеждал он Томаса.

Следующим Питт расспросил О’Дэя.

Тот стоял перед горящим камином, засунув руки в карманы. Он не сделал ни малейшего намека на неудачу, постигшую суперинтенданта, отвечающего за безопасность собравшихся, но тщательно сохраняемое равнодушие, написанное на лице Карсона, явно говорило, что он об этом думает.

– Не понимаю, чем могу вам помочь, – пожал он плечами. – Вы сказали, что это не несчастный случай? Значит, вы полагаете, что произошло убийство?

– Да, боюсь, что так.

– Понимаю. Но я представления не имею, кто его мог убить, суперинтендант. А вот почему это сделали – легко могу догадаться. Переговоры имели все шансы увенчаться успехом. А среди радикальных и склонных к насилию националистических фракций многие этого не хотели бы.

– Кого вы имеете в виду – тех, кого представляет мистер Дойл, или сторонников мистера Макгинли? Или вы считаете, что к нам как-то проникли другие фракции? Например, под видом кого-нибудь из камердинеров действует фений?

– Не вижу, суперинтендант, почему бы камердинеру не быть одновременно фением.

– Нет, конечно. Но почему они желают, чтобы переговоры провалились?

О’Дэй улыбнулся.

– Вы политически наивный человек, суперинтендант. По необходимости, любое соглашение может стать компромиссом. Но есть люди, которые даже единственную уступку врагу рассматривают как предательство.

– Но тогда зачем они сюда явились? Ведь их сторонники обязательно сочтут их предателями.

– Совершенно верно, – снисходительно одобрил полицейского Карсон. – Но ведь не все на самом деле являются теми, кем кажутся или прикидываются. Я не знаю, кто убил Гревилла, но если я могу вам чем-то помочь, то приложу к этому все усилия. Хотя теперь, когда переговоры столь драматично закончились, я не уверен, каким образом я смог бы это осуществить.

Его гладкое лицо было немного бледнее, чем Питту сперва показалось в свете ламп. Выглядел он, в общем, усталым и разочарованным, словно уже истратил все свои нравственные силы и был опустошен до дна.

– Но переговоры не обязательно заканчивать, – ответил Томас. – Мы ведь еще не знаем решения Уайтхолла.

О’Дэй горько улыбнулся, и за этой улыбкой таился опыт целой его жизни, бурный, сложный и загадочный.

– Да, мистер Питт, именно, – вздохнул он. – Но расскажите, когда и как был убит Гревилл? Я думал, что он поскользнулся, выходя из ванны: однако вы говорите, что это не так…

– Его ударили, когда он еще был в ванне, – поправил его суперинтендант. – И потом, очевидно, столкнули под воду. Камердинер сказал, что наполнил ванну в двадцать пять минут одиннадцатого и что мистер Гревилл раздевался не больше пяти минут. При этом он никогда не принимал ванну дольше, чем десять-пятнадцать минут, а после этого иногда просил снова принести горячую воду, но делал это не часто. И когда Уилер снова поднялся наверх без четверти одиннадцать, он решил, что мистер Гревилл уже лег спать. Теперь мы знаем, что в это время он был уже мертв.

– Понимаю. Значит, его убили в промежуток между четвертью одиннадцатого и без четверти одиннадцать.

– Наверное, все же около половины одиннадцатого. Вода в ванне была мыльной. Значит, у него было достаточно времени, чтобы вымыться.

– Понимаю. – Карсон прикусил губу, едва заметно улыбнувшись. – Увы, я могу кое-что сказать лишь о камердинере мистера Макгинли и о самом Макгинли. Они тогда вызвали у меня раздражение. Я шел по коридору и увидел, что на пороге комнаты Макгинли стоит его слуга. И так он стоял, по крайней мере, минут двадцать. Я точно знаю, потому что оставил свою дверь открытой и слышал их разговор. А обсуждали они мастерство портных, шьющих рубашки. Призна́юсь, я прислушивался к их разговору с некоторым интересом. Мне очень нравится покрой рубашек Макгинли, но я бы очень не хотел, чтобы он об этом узнал.

Питт тоже не сдержал улыбки при виде О’Дэя, несколько смущенного своим прозаическим интересом. При этом его сообщение подтвердило то, что говорил Лоркан. Таким образом, число подозреваемых сократилось на трех человек, и эти трое к тому же весьма неохотно стали бы друг друга защищать.

– Спасибо, – искренно поблагодарил полицейский Карсона. – Вы очень мне помогли.

О’Дэй лишь что-то проворчал в ответ, закусив нижнюю губу.

Кезия пришла в ужас от сообщения Томаса. Они не спеша прогуливались по усыпанной гравием подъездной аллее, а сырой ветер дул им в лицо. В воздухе пахло только что вспаханной землей, влажными листьями и последней скошенной с лугов травой. Ирландка резко обернулась к суперинтенданту, кровь отхлынула у нее от щек, а глаза сверкнули.

– Вы, надо полагать, в этом уверены? Вы не ошибаетесь?

– Во всяком случае, в происхождении раны министра – нет, мисс Мойнихэн.

– Но вы уже говорили об этой ране. И вы думали, что это последствие несчастного случая. Кто вам сказал, что это не так?

– Никто. Когда я осмотрел рану более тщательно, то удостоверился, что она не могла быть следствием падения и ушиба о край ванны.

– Разве вы врач?

– А вы считаете, что убийство невозможно?

Кезия отвернулась.

– Нет, но я желаю, чтобы это было невозможно.

Однако помочь Питту мисс Мойнихэн ничем не могла. В момент преступления она была в своей спальне одна, если не считать горничной, которая неоднократно к ней заходила.

На обратном пути Томасу встретился Телман.

– Хеннесси говорит, что он в это время был у мистера Макгинли и они разговаривали о рубашках, – угрюмо сообщил он. – И что он также видел О’Дэя в его комнате. Это выводит их из игры. Уилер тоже, наверное, был там, где говорит. Его видели в это время внизу лакей и уборщица, и у него не было возможности подняться наверх вовремя, чтобы совершить убийство. Кроме того, они точно подтвердили то время, когда он относил наверх воду.

– А что насчет других слуг?

Суперинтендант шел рядом со своим помощником по гравийной дорожке, поднимаясь на вымощенную камнем террасу. Телман целеустремленно смотрел вперед, всем своим видом игнорируя красоту плавно вздымающейся балюстрады и широкого парадного фасада дома.

– Личные горничные дам были, конечно, наверху. Такое впечатление, что никто из здешних женщин не умеет раздеваться самостоятельно, – усмехнулся инспектор.

Питт улыбнулся:

– Будь вы женаты, Телман, вы бы знали, в чем тут дело и почему женщинам чрезвычайно трудно обходиться без посторонней помощи.

– Ну, тогда не стоит носить такие платья, из которых трудно вылезти и в которые трудно влезть самостоятельно.

– И это все, что вы можете сказать? – Томас открыл вертящуюся дверь и вошел первым, не придержав ее.

Его спутник ухватился за косяк.

– Ваша Грейси стояла тогда на лестничной площадке, – сказал он. – Она говорит, что видела, как Мойнихэн вошел в свою комнату примерно в десять минут одиннадцатого. И видела, как Уилер идет вниз по лестнице. Как раз тогда, когда он сам сказал. Сама Грейси несла горячую воду и прошла мимо горничной с полотенцами.

– Чьей горничной?

– Она не знает. Видела ее только со спины. Но тогда все горничные были при исполнении своих обязанностей. Если Гревилла не мог убить какой-нибудь посторонний, проникший извне, то никто из слуг также не мог этого сделать.

Питт промолчал. Он предполагал такое развитие событий – и одновременно опасался, что так оно все и будет.

Теперь, однако, суперинтендант уже не мог откладывать разговор с семьей Гревилл. Он приказал Телману продолжать собирать сведения, какие можно, и сопоставлять ответы камердинеров и служанок – вдруг обнаружится что-то новое, – а сам пошел наверх разыскивать Джастину.

Мисс Беринг сидела в маленькой гостиной, расположенной в северном крыле особняка. Рядом с ней находился встревоженный Пирс. Он вздрогнул, увидев входящего Питта, и недоуменно на него уставился.

– Извините мое вторжение, – начал полицейский, – но есть кое-что, о чем я должен вас расспросить.

– Да, конечно. – Молодой человек встал, как будто собираясь уйти. – Но нет никакой необходимости огорчать мисс Беринг подробностями. Я пойду с вами.

Однако Томас стоял у двери, загораживая выход.

– Меня интересуют не медицинские подробности, мистер Гревилл, а конкретные наблюдения. И мне потребуется расспросить не только вас, но и мисс Беринг, – сказал он.

Пирс внимательно всмотрелся в выражение его лица, почувствовав нечто неладное.

– Ну, конечно… – кивнул он и снова осекся.

– Мне очень жаль, мистер Гревилл, но ваш отец умер не вследствие несчастного случая, – тихо объяснил Питт, – а я работаю в полиции.

– В полиции! – невольно вскрикнула Джастина и сразу поднесла ладонь ко рту. – Извините. Я думала… – пробормотала она, но вдруг перебила себя, обернувшись к своему жениху: – О, я так сочувствую!

Пирс подвинулся к ней еще ближе.

– Я был здесь, чтобы обеспечить его безопасность, – продолжал суперинтендант, – но не справился. И теперь мне нужно знать, как все произошло и кто виноват.

Гревилл-младший был потрясен:

– Вы хотите… хотите сказать, что он был… намеренно убит? Но каким образом? Ведь он же упал и ударился о ванну! Я видел рану.

– Вы видели то, что должно было показаться следствием несчастного случая, – ответил Томас и посмотрел на Джастину, которая вся побелела и сидела неподвижно, но при этом смотрела на Пирса, а не на полицейского. После первой невольной острой, но мгновенной реакции на страшную новость в ней не наблюдалось ни малейшего признака истерии или полуобморочного состояния.

– Вы ожидали… что может случиться… убийство? – Юноше было очень трудно, почти непосильно, произнести даже само это ужасное слово. – Но тогда зачем он сюда приехал? И почему вы не…

Джастина встала и взяла его за руку:

– Но что можно было сделать, Пирс? Мистер Питт вряд ли мог быть при твоем отце и в ванной. – Она повернулась к Томасу: – Это кто-нибудь со стороны?

– Нет. К сожалению, убил кто-то из живущих в доме, – ответил полицейский. – Мой сержант установил это точно. Все окна и двери тогда были закрыты, и есть наружная охрана, сторожащая дом не только днем, но и ночью. А егерь еженощно спускает с цепи собак.

– Кто-нибудь из живущих в доме?! – поразился Пирс. – Вы хотите сказать, что это кто-то из приглашенных? И вы этого ожидали? Да, они все ирландцы, понятно, однако… – Он вновь на некоторое время замолчал. – Так здесь велись политические переговоры? Вы это имеете в виду, а я нагрянул сюда, ничего не зная?

– Ну, я бы не формулировал это так прямолинейно, мистер Гревилл, но дело обстояло именно так. А где вы были сами в момент убийства? – перешел Томас к делу.

– У себя в спальне. Боюсь, ничего подозрительного я не слышал.

Молодому человеку и в голову не приходило, что Питт может подозревать и его. Он считал, что его непричастность к убийству очевидна, и суперинтендант тоже был склонен думать именно так. Поблагодарив молодых людей, он отправился на последний и самый мучительный опрос.

Томас постучал к Юдоре в дверь. Ее открыл Дойл. Вид у него уже был утомленный, хотя только-только наступил полдень. Его темная шевелюра была всклокочена, а галстук повязан немного криво.

– Я еще никуда не звонил насчет необходимых приготовлений, – сказал Падрэг, увидев Питта. – Хочу попросить Рэдли послать за местным врачом. Нет смысла вызывать его лично. Ситуация трагически однозначна. Но мы послали сообщить приходскому священнику. Эйнсли будут хоронить в фамильном склепе. Сожалею, но, по-видимому, это означает конец попыткам наладить мир в Ирландии – по крайней мере, на ближайшее время. И надо будет сделать все, чтобы с комфортом отправить домой всех участников переговоров. Я провожу сестру.

– Боюсь, это еще не конец, мистер Дойл, – вздохнул Томас. – Хотя случившееся кажется очевидным и понятным, на самом деле это не так. Это был не несчастный случай, а убийство, и помощник начальника лондонской полиции Корнуоллис просил меня провести расследование.

– Но разве в вашей компетенции заниматься подобными делами? – тщательно выбирая слова, спросил Падрэг. – Кто вы такой, мистер Питт?

– Суперинтендант полицейского участка на Боу-стрит.

Лицо Дойла вытянулось:

– Понятно. И вы, наверное, с самого начала присутствуете здесь в вашем профессиональном качестве.

Он никак не намекнул на неудачу в сыскном деле, постигшую Питта, но тот по его взгляду и слегка иронически приподнятым уголкам рта догадался о мнении ирландца на этот счет.

– Да, и я очень об этом сожалею, – извинился Томас, имея в виду, разумеется, свой промах, а не призвание и профессию.

– Полагаю, ваши данные не допускают сомнения в их точности?

– Нет.

– Но сначала вы говорили, что это несчастная случайность. Что заставило вас изменить свое мнение?

Мужчины все еще стояли на пороге. В комнате с полуопущенными шторами было почти сумеречно. Юдора сидела в большом кресле, но затем встала и направилась к ним. Вид у нее был глубоко потрясенный: бледное, как бумага, лицо и запавшие глаза, не понимающие окончательности постигшего ее удара.

– Что такое? – спросила миссис Гревилл. Очевидно, она не слышала ничего из их разговора. – Что опять случилось, Падрэг?

Не обращая внимания на Томаса, ее брат повернулся к ней:

– Милая, ты должна собраться с силами. Плохие новости. Мистер Питт из полиции, его послали сюда защищать нас во время переговоров. Он говорит, что Эйнсли убили. Что это не несчастный случай, как мы думали прежде.

И Дойл положил руки сестре на плечи, чтобы не дать ей упасть.

– У нас нет другого выбора, кроме как принять эту жестокую правду, – добавил он. – Угроза его жизни всегда существовала, и он это знал. Но мы не ожидали, что покушение осуществится именно здесь, в Эшворд-холле.

После этого он повернулся к Питту:

– Убийца проник в дом со стороны?

– Нет.

– Вы с такой уверенностью отрицаете это…

– Да, это так.

– Так, значит, это один из нас?

– Да.

Юдора взглянула на брата испуганно и уязвленно.

Тот обнял ее еще крепче.

– Спасибо, что исполнили свой долг и сообщили нам о происшедшем, – сказал он решительно и твердо. – Если мы чем-то сможем помочь, то, разумеется, поможем, но на некоторое время миссис Гревилл хотелось бы остаться одной. Я уверен, что это вы понимаете.

– Понимаю, – ответил, не двигаясь с места, Томас. – И я ни за что не потревожил бы ее, если бы не необходимость. Извините, но никто не сможет покинуть этот дом, пока мы не соберем все данные, какие только возможно. Тогда, надеюсь, мы узнаем, кто виноват в убийстве. И чем скорее мы это узнаем, тем скорее миссис Гревилл сможет вернуться домой и горевать без помех.

Полицейскому было очень, очень жаль эту женщину, но иначе он поступить не мог.

– Это не просто смерть, миссис Гревилл, это далеко идущее политическое убийство, – произнес он медленно. – И я не могу выразить вам большего сочувствия, чем ощущаю сейчас.

Юдора слегка подняла голову. Глаза у нее были полны слез.

– Понимаю, – хрипло ответила она. – Я всегда знала, что опасность существует, но, боюсь, не верила, что такое может случиться. Я люблю Ирландию, но иногда, одновременно, я ее ненавижу.

– Как и все мы, – сказал, а вернее, прошептал Дойл. – Это жестокая возлюбленная, но мы уже слишком многим для нее пожертвовали, чтобы бросить ее на произвол судьбы, особенно сейчас, когда между нею и Англией возникла такая близость.

– Что вы хотите от меня, мистер Питт? – спросила Юдора.

– Когда вы видели мистера Гревилла последний раз? – начал допрос суперинтендант.

Женщина на минуту задумалась:

– Не помню. Он часто читает по вечерам допоздна. А я ложусь спать очень рано. Примерно около десяти вечера. Но вы можете допросить мою горничную, Долл, если хотите. Она, очевидно, помнит это точно. Она была со мной, когда Эйнсли вошел, чтобы пожелать мне спокойной ночи.

– Да, я спрошу. Спасибо. А вы, мистер Дойл? – повернулся Томас к ее брату.

– Я тоже отправился к себе, чтобы почитать, – ответил тот. – Если помните, это был тот вечер, когда никому не хотелось задерживаться допоздна. Из-за происшествия с Мойнихэном всем было не по себе.

Питт бросил на него взгляд, полный солидарности:

– Я буду вам очень признателен, если вы не сообщите об этом происшествии никому за пределами Эшворд-холла.

– Если хотите.

– А камердинер был тогда при вас, мистер Дойл?

Сухая, уязвленная улыбка скользнула по лицу Падрэга:

– Вы меня подозреваете? Да, он был со мной, хотя и не все время. Он ушел примерно в половине одиннадцатого. А вы хотя бы приблизительно представляете, когда Эйнсли убили?

– Между двадцатью минутами одиннадцатого и без двадцати одиннадцать.

– Понятно. Нет, мистер Питт, я не могу представить алиби на весь этот промежуток времени.

– Падрэг… не надо! – горестно попросила брата Юдора. – Не надо говорить об этом в таком легком тоне!

– Но это отнюдь не легкий тон, моя милая, – ирландец обнял ее еще крепче, – ведь мистер Питт собирается все выяснить очень досконально, а это значит – безжалостно и жестоко, не так ли?

– Это значит то, что вы сказали, мистер Дойл, – досконально, то есть с наивозможной точностью, – подтвердил Томас.

– Ну, разумеется, так и будет. Но я Эйнсли не убивал. Мы во многом расходились с ним во мнениях, но он – муж моей сестры… Нет, вы поищите среди этих яростных, своенравных протестантов, мистер Питт. Они так и пышут злобой отмщения, присущей их Богу. И вы найдете убийцу, нисколько не сомневающегося, что он выполнил волю Господа… бедняга несчастный! Вот в чем беда Ирландии: слишком многие выполняют работу дьявола во имя Господа Бога…

День для Эмили выдался отвратительный. Она с самого начала знала, что жизнь Эйнсли Гревилла находится в опасности, но считала эту опасность довольно отдаленной и грозящей извне. И, уж конечно, думала она, Питт, с помощью слуг, в должное время ее предотвратит. Когда Джек сказал жене, что Гревилл мертв, она, как и все, решила, что это был несчастный случай.

Первой мыслью миссис Рэдли была мысль о провале совещания и о том, как это отразится на карьере ее мужа, но она сразу же устыдилась, вспомнив, каким горем явилась смерть Гревилла для его семьи, особенно для Юдоры. Эмили слишком хорошо помнила потрясение, пережитое ею после насильственной смерти старшей сестры, и стала размышлять над тем, каким образом хоть немного утешить родных Эйнсли. К счастью, Падрэг Дойл оказался братом миссис Гревилл и он с готовностью взял все в свои руки. Но почему он не сказал прежде, что приходится ей братом? Наверное, все дело в политике. Возможно, он и Юдора с Эйнсли опасались, как бы остальные ирландцы не предположили, что Гревилл не сможет быть объективен по отношению к своему зятю. А может быть, они не хотели дать таким образом знать всем, что Юдора – ирландка, причем с юга страны, и поэтому, очевидно, католичка, пусть и не ревностная. Эмили вообще терпеть не могла все эти ожесточенные распри из-за того, кто во что и как верует. Это дело личное, считала она. Но, по крайней мере, присутствие Дойла избавляло ее от необходимости утешать человека, находящегося в состоянии такого сильного шока. Значит, вместо этого ей можно будет сосредоточиться на том, чтобы поддерживать видимость спокойствия и порядка в доме и среди слуг. Хотя что бы она ни делала, все в любом случае сразу же узнают об убийстве в доме, и начнутся истерики, слезы, обмороки и перепалки, и неизбежно кто-то из слуг, хоть один человек, но захочет уволиться, и ему придется в этом отказать: никто не должен покидать стены дома, пока не закончится расследование.

Так что лучше миссис Рэдли самой обо всем рассказать слугам: люди, по крайней мере, оценят по достоинству ее честность и любезность. Джек был занят спасением обломков переговорного процесса, а лакеи и горничные оставались на ее ответственности. Эмили получила Эшворд-холл и штат слуг, а также доход, достаточный, чтобы содержать все это поместье в порядке, в наследство от первого мужа, и оно было передано в трастовый фонд для их общего сына. Слуги относились к Джеку с уважением, но все еще, по привычке, именно ее считали главной персоной в доме.

Хозяйка спустилась вниз и сказала дворецкому, что хотела бы безотлагательно поговорить со старшими слугами в гостиной домоправительницы. Слуги собрались быстро, как для торжественного случая.

– Вы все знаете, что вчера поздно вечером мистер Эйнсли Гревилл умер, находясь в ванне. – Эмили обошлась без каких-либо эвфемизмов, употребляемых в связи со смертью, которые обычно употребляла в разговоре. Было бы глупо сказать, например, «ушел из жизни» или «скончался» о человеке, которого убили.

– Да, миледи, – скорбно ответила миссис Ханнакер. Она все еще титуловала Эмили, хотя та уже утратила право на титул, так как вторично вышла замуж. – Да, это, конечно, очень печально. Означает ли это, что гости разъедутся?

– Не сразу, и, к сожалению, не могу сказать, как долго они еще пробудут у нас, – ответила миссис Рэдли. – Это зависит от определенных обстоятельств и, в какой-то степени, от мистера Питта.

Она глубоко вздохнула и оглядела обращенные к ней вежливые, внимательные лица. Сердце у нее сжалось.

– Полагаю, большинство из вас знает, что мистер Питт служит в полиции. Боюсь, что мистер Гревилл умер не вследствие несчастного случая, как мы предполагали сначала. Он был убит…

Миссис Ханнакер побелела и схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.

Дворецкий Дилкс охнул: он хотел что-то сказать, но не нашел подходящих слов. Камердинер Джека покачал головой:

– Вот почему мистер Питт всех опрашивал, интересовался, где кто был вечером! И этот Телман тоже ходит вокруг и осматривает все окна…

– Но ведь никто не влезал снаружи? – визгливо спросила кухарка, уже почти паникующая. – Господи, спаси и сохрани нас всех!

– Нет! – ответила резко Эмили. – К нам никто не влезал. – Она тут же поняла, что сейчас ее люди испугаются еще больше, и пожалела, что ответила с такой горячностью. – Нет, – повторила хозяйка, – это политическое убийство. И все это связано с ирландской проблемой. К нам это не имеет никакого отношения. Всем этим займется мистер Питт, а мы все должны вести себя как прежде…

– Как прежде?! – с негодованием вопросила повариха. – Да нас всех могут поубивать сонных в наших собственных постелях! Прошу про…

– Не в постелях, а в ваннах, – поправила кухарку педантичная домоправительница. – Но мы, миссис Уильямс, ванны не принимаем. Мы моемся в тазах, как большинство людей. А из таза вы упасть не сможете.

– Ладно, но я не желаю, чтобы ирландцы входили ко мне в кухню или в наш холл, – ответила кухарка. – Вот и весь сказ!

Эмили не часто пребывала в нерешительности, когда дело касалось слуг: достаточно одного раза, чтобы они решили, будто тобой можно манипулировать, – и власти над домом тебе больше не видать. Она знала это уже давно. Но если миссис Уильямс не пожелает готовить еду, то она, миссис Рэдли, окажется в отчаянной ситуации. А если домашний распорядок в доме пошатнется, то может пострадать политическая карьера Джека. И какое всем дело до того, что у слуг была веская причина опасаться неприятностей?

– У них не будет никакой возможности попасть в вашу кухню, миссис Уильямс, – ответила Эмили после минутного колебания. – Вы сможете в полной безопасности готовить еду, как обычно. И я уверена, что вы не обречете на неудобства невинных в одинаковой степени с виноватыми, даже если такие виноватые имеются.

– Они уже тем виноваты, что все друг друга ненавидят, – ответила повариха, блестя глазами; руки у нее тряслись, а потом и все ее тело начало дрожать. – А в Благой книге говорится, что ненависть – такой же смертный грех, что и убийство, – добавила она возмущенно.

– Ерунда, – поспешно ответила миссис Рэдли. – Мы все здесь англичане и не станем впадать в панику только потому, что несколько ирландцев невзлюбили друг друга. У нас для этого за глаза хватит твердости и мужества.

Миссис Уильямс, услышав это, заметно приосанилась.

– Мы ни за что и никогда не отступали от исполнения своего долга, – продолжала Эмили, чувствуя, что она говорит те самые, необходимые слова. – Но если вы хотите сидеть отдельно от приезжих слуг, то, пожалуйста, ради бога, делайте, как считаете нужным. Хотя бы ради более молодых горничных, которые, естественно, могут быть очень напуганы. Разумеется, о вас я так не думаю. Вы все сможете превосходно себя контролировать. Но за младшим персоналом вы должны следить, чтобы они с перепугу не совершили какой-нибудь глупости. Ситуация сейчас очень напряженная, но мы должны ей соответствовать.

– Да, миледи, – ответила миссис Ханнакер, вздергивая подбородок. – Пусть эти ирландцы не думают, что мы такие слабонервные.

– Конечно, мы не такие, – подтвердил и дворецкий. – Не беспокойтесь, мэм, все будет как всегда, мы за этим присмотрим.

Тем не менее задание хозяйки дома оказалось непосильным. У двух младших горничных после сообщения об убийстве началась истерика, и их пришлось уложить в постель, причем одну – после того, как она опрокинула на лестнице ведро с водой и намочила большой ковер в холле. Один из молодых лакеев чуть не спалил библиотеку, в рассеянности подгребая все больше и больше горячих углей к краю решетки, так что они пересыпались через нее. Мальчишка на посылках чуть не учинил потасовку с камердинером Фергала Мойнихэна, и закончился этот бой синяками под глазами у обоих противников. Кроме того, драчуны разбили в буфетной три блюда, и посудница тоже устроила истерику. Младшая прачка положила слишком много белья в котел для кипячения, а потом опрокинула его, за что старшая прачка выбранила ее, после чего младшая заявила, что увольняется. Никто больше не желал чистить картофель и морковь, а пироги, приготовленные на десерт, забыли в духовке, и они сгорели.

Один из лакеев напился, споткнулся о кошку, живущую при кухне, и упал. Кошка при этом не пострадала, но впала в ярость. Миссис Уильямс рвала и метала, но расчет решила пока не брать. Однако все гости проявили совершенное равнодушие к ланчу, так что его негодное качество прошло незамеченным. Эмили была единственной из всех, кто все видел и обращал внимание на каждую мелочь.

Горничная Шарлотты, Грейси, единственная из всей обслуги сохраняла ясную голову среди всего этого хаоса, хотя миссис Рэдли обратила-таки внимание на то, что каждый раз, когда очень красивый молодой камердинер Лоркана Макгинли проходил мимо нее – а это случалось, пожалуй, чаще, чем необходимо, – девушка становилась рассеянной и странно неуклюжей. А Эмили была слишком опытна, чтобы не понимать, что все это означает.

Чрезвычайно нелюбезный помощник Питта, Телман, задавал всем очень много вопросов, и делал это с таким видом, словно наступил на тухлое яйцо.

В конце дня позвонил Корнуоллис. Он хотел поговорить с Джеком.

– Что случилось? – спросила миссис Рэдли, как только ее муж положил трубку. – На что ты ответил «да»?

Они сидели в библиотеке. Джек пришел туда, чтобы поговорить с Корнуоллисом, и супруга последовала за ним, когда дворецкий Дилкс сказал ей, кто звонит.

Мистер Рэдли пребывал в страшном напряжении. Глаза были расширены, и он немного поднял подбородок, словно воротничок вдруг стал ему тесен.

– Что случилось?! – повторила Эмили громко, почти крича.

Хозяин дома с трудом сглотнул:

– Корнуоллис сказал, что по решению Кабинета министров я должен возглавить переговоры, – ответил он едва слышно, чуть ли не шепотом, после чего откашлялся. – Вместо Гревилла.

Так он этого опасался? Миссис Рэдли тоже стало страшно. Не слишком ли усердно она подталкивала Джека, чтобы он делал карьеру, возлагая на него большие надежды? Возможно, она делала это даже неосознанно, когда восхищалась успехами других или поверяла ему свои мечты, когда молчала, но своим молчанием понуждала его на большее, чем он был способен дать? И, возможно, муж стремился к этому, чтобы утвердить себя в ее мнении, доставить ей удовольствие, стать похожим на Джорджа Эшворда, каким он его представлял? У Джорджа были деньги, титул, обаяние, хотя не было никакого умения ни в чем. Да ему это было и не нужно.

Не старался ли Джек делать все возможное, чтобы сравниться в известности и авторитете с семьей Эшвордов? И не чувствовал ли он при этом, что возлагает на себя слишком тяжкое, не посильное для него бремя?

Может быть, он полагал, что она, его супруга, тоже сомневается в его способностях?

Эмили смотрела на мужа, на его красивое лицо. Внешность помогла ему проложить дорогу к видному общественному положению. Но сейчас лицо Джека было мрачным, а широко раскрытые глаза не отрывались от ее глаз.

Да, он считает, что она в нем сомневается!

– Но ведь это так опасно! – хрипло сказала миссис Рэдли. – Ты должен позвонить Корнуоллису и сказать, что не можешь этого сделать… пока Томас не нашел убийцу. Не могут же они рассчитывать, что ты немедленно возьмешься за дело и продолжишь его с того места, на котором остановился Гревилл в тот вечер, когда его убили!.. – Она подошла к мужу. – Джек, они, наверное, не понимают, что здесь произошло? Эти люди – убийцы, по крайней мере один из них.

И молодая женщина положила руки ему на плечи.

Рэдли взял жену за запястья и опустил ее руки вниз, но не отпустил их.

– Я все это очень хорошо знаю, Эмили, и во всем отдавал себе отчет, когда соглашался, – ответил он. – Нельзя отказываться от важного дела потому, что оно может быть опасным. Как ты думаешь, что бы случилось с нашей страной, если бы во время войны убило генерала, а следующий за ним по званию отказался бы взять на себя командование?

– Но ты же не в армии!

– Я тоже…

– Нет, ты ничего не должен, Джек… – пробормотала миссис Рэдли и замолчала.

– Эмили, не спорь со мной, – сказал политик с такой твердостью, которую раньше жена в нем не замечала.

Эмили знала, что ей не удастся его переубедить, и это пугало ее, потому что она восхищалась им больше, чем хотела бы показать. Молодая дама уже не могла сдерживаться, как прежде. Чувства ее бунтовали. Она почувствовала дрожь настоящего, неподдельного страха, и это ощущение было ужасно. В нем не было ничего восхитительного, совсем ничего. Миссис Рэдли ощущала слабость, ее тошнило.

– Спасибо, – сказал Джек нежно. – Тебе ведь самой предстоит еще так много сделать. Надеюсь, это самая худшая из всех встреч, на которой тебе придется присутствовать в твоей жизни, не говоря уже о том, чтобы быть хозяйкой. Увы, я ничем не могу тебе помочь. К сожалению, ты во всем должна будешь полагаться только на Шарлотту. Извини.

Эмили через силу улыбнулась. Она чувствовала себя виноватой. Она недооценивала своего супруга. Она даже не подозревала, что он настолько мужествен и сумеет справиться с возложенной на него задачей. А хуже всего то, что она не скрывала своих сомнений на его счет.

– Да, разумеется, – сказала Эмили, и в ее голосе прозвучало гораздо больше уверенности, чем она чувствовала на самом деле. – Если ты сможешь возглавить переговоры, то уж я сумею, по крайней мере, сделать так, чтобы обстановка в доме была сносной. Вряд ли у нас получится развлекаться, но, во всяком случае, мы сможем избежать еще каких-нибудь общественных потрясений.

Джек ответил с невольным юмором:

– Уже с тем, что Айона Макгинли влезла в постель Мойнихэна, Гревилл погиб в ванне, а кухарка вот-вот подаст в отставку, у нас и так хлопот предостаточно! Осталось только кому-нибудь смошенничать в карты.

– Не надо, – хрипло ответила Эмили, – не шути так, даже про себя!

Однако вскоре после обеда, который она провела с величайшим искусством, храбрый вид изменил хозяйке дома. Юдора обедала у себя, но все остальные явились в столовую, вели себя с достоинством и поддерживали вежливую беседу. И лишь потом, когда миссис Рэдли разговаривала в библиотеке с Питтом, она не сдержалась и выплеснула на него все свои страхи и раздражение.

– Что ты уже узнал? – осведомилась она резко.

У ее зятя был измученный, глубоко несчастный вид. Галстук у него развязался, карманы пиджака оттопыривались от набитых туда бумаг, а волосы он, казалось, не причесывал гребнем, а просто пробежался пару раз по шевелюре пальцами.

– Такое впечатление, что это Падрэг Дойл, или Фергал Мойнихэн, либо кто-нибудь из женщин, – сказал он устало. – А может быть, его сын.

– Но Дойл – его шурин! – с отвращением воскликнула миссис Рэдли. – И ради бога, это, конечно, не его сын! Это политическое убийство, Томас. Это, должно быть, Мойнихэн. И почему убийцей не могут быть Макгинли или О’Дэй?

– Потому что во время убийства их видели в другом месте.

– Тогда это Мойнихэн. Его уже застали в постели с женой Макгинли. Почему же ты думаешь, что он не унизится и до убийства? Арестуй его! Тогда, по крайней мере, Джек будет в безопасности.

– Я не могу его арестовать, Эмили. У меня нет доказательств, что убил он…

– Но ты сам говоришь, что это он! – закричала женщина. – Это он, обязательно он! Или кто-нибудь из слуг. Чем занимается Телман? Неужели он не может установить, что это сделал слуга? У них у всех есть свои обязанности, и они все должны отчитаться, где кто был в это время… А что ты делал целый день?

Полицейский хотел было ответить, но в этот момент дверь библиотеки, позади Эмили, скрипнула. Та, однако, не обернулась. Она с ума сходила от страха за мужа.

– Ты никак не помог Гревиллу, охраняя его, так постарайся хотя бы защитить Джека! – воскликнула она. – Ты не должен был позволить ему согласиться на замещение Гревилла. Почему ты не сказал Корнуоллису о том, как велика опасность? Арестуй Мойнихэна, пока он не убил еще и Джека!

Шарлотта, вошедшая в библиотеку, приблизилась к вазе с хризантемами, стоявшей на маленьком столике, выбросила из нее цветы и взяла в руку кувшин с водой, после чего встала напротив сестры. Щеки у нее пылали, а глаза сверкали от ярости.

– Придержи язык, – сказала она, едва сдерживаясь, – или я окачу тебя водой.

– Не посмеешь! – отрезала Эмили. – Джек в ужасной опасности, а Томас и пальцем не хочет…

Шарлотта окатила ее водой с ног до головы. Та разинула рот от изумления.

Суперинтендант вытаращил глаза и протянул руку, словно хотел удержать кого-то из них, но затем снова опустил ее.

– Перестань думать только о себе, – сказала Шарлотта. – Томас никого не может арестовать, пока у него нет доказательств вины. Убийцей может оказаться совсем другой, и что тогда будет со всеми нами? Постарайся обо всем поразмыслить здраво и будь наблюдательней.

От ярости миссис Рэдли онемела, но под рукой у нее не оказалось ничего, чем можно было бы нанести ответный удар. Она круто повернулась на каблуках и, как молния, вылетела из библиотеки, пробежала по лестнице и ворвалась в свою спальню, оглушительно хлопнув дверью. Там хозяйка дома бросилась на постель и замерла, чувствуя себя невероятно несчастной. Она была несправедлива: сначала к Джеку, а сейчас – к Томасу. Последний тоже должен чувствовать себя ужасно… Он не мог предвидеть, что убийство будет совершено кем-то живущим в доме, – никто не мог предположить такого. А теперь она еще и поссорилась с Шарлоттой, которая нужна ей как никогда…

Этот день был одним из самых худших в ее жизни. И завтрашний, очевидно, будет не лучше.