На следующий день Монк проснулся с улыбкой и рано поднялся с постели. Это февральское утро выдалось сумрачным и ветреным, выбоины на мостовой за ночь затянуло крепким ледком, но он в восьмом часу снова отправился в Ист-Энд, точнее, в Блэкуолл-рич. Сыщик задался целью отыскать Кейлеба Стоуна и теперь не собирался отступать до тех пор, пока не найдет его – сегодня, завтра или послезавтра. Если этот человек жив, то он, с его злобным характером, заметной внешностью и известностью, просто не сумеет исчезнуть.

К девяти часам Уильям уже добрался до Собачьего острова и теперь стоял на набережной Блэкуолл-рич, скудно освещенной в этот пасмурный день. На этот раз Монк решил не обращаться к ростовщикам или уличным торговцам, а сразу направился в те места, где Кейлеб мог есть или оставаться на ночь. Он разговаривал с продавцами горячих пирожков, заходил в пивные и трактиры, расспрашивал бродяг, ночевавших в ящиках или на грудах старых парусов, брезента или гнилых канатов, устроив с помощью жердей что-то вроде защиты от ветра.

Один старик видел Стоуна позавчера вечером идущим по Колд-Харбор в сторону Блэкуолл-Стэрс. Тот был одет в длинное пальто с фалдами, трепетавшими на ветру, словно сломанные крылья.

Уильям спросил старика, не путает ли он Кейлеба с кем-нибудь.

В ответ послышался лишь глухой смех.

Больше детектив не стал задавать никому подобных вопросов. Лица его собеседников говорили сами за себя. Молоденькая женщина, наверное, не старше восемнадцати или девятнадцати лет, вообще сразу бросилась наутек, только услышав имя Стоуна. Одноногий мужчина, сидящий в неудобной позе и сплетающий концы канатов мозолистыми руками, заявил, что видел вчера, как Кейлеб направлялся в сторону трактира «Фолли-Хаус». Он торопливо шагал навстречу ветру и казался весьма довольным собой.

Монк тут же отправился в этот трактир, к его немалому удивлению оказавшийся весьма чистым заведением с обшитыми темными дубовыми панелями стенами и запахом восковых свечей, чьи мерцающие огни отражались в висящем над буфетом зеркале. Несмотря на ранний час, он застал здесь не меньше дюжины людей, одни из которых потягивали эль, а другие или прислуживали им, или занимались уборкой.

– Да? – настороженно спросил детектива хозяин. Уильям мало чем отличался от других посетителей, но его здесь никто не знал.

– Кружку эля. – Монк с непринужденным видом оперся на стойку.

Сразу успокоившись, трактирщик подал ему полную кружку с крышкой.

Сыщик протянул ему трехпенсовую монету, добавив к ней еще пенни. Хозяин молча взял чаевые.

– Вы знаете Кейлеба Стоуна? – спросил детектив через несколько минут.

– Может быть, – ответил хозяин, вновь насторожившись.

– Он не заходил сюда сегодня? – продолжал Монк.

– Не знаю, – услышал он равнодушный ответ.

Достав из кармана полкроны, Уильям повертел монету в пальцах. Расположившиеся вдоль стойки другие посетители сразу замерли, прекратив разговаривать между собой.

– Жаль. – Сыщик снова отхлебнул эля.

– Я ничего о нем не знаю, – осторожно заметил хозяин трактира. – Он приходит, когда пожелает, и уходит, когда ему захочется.

– Он был здесь вчера, – заявил в ответ Монк.

– Ну и что из того? Он часто здесь бывает.

– Вы видели, как он приходил сюда две недели назад, во вторник?

– Откуда мне знать? – с удивлением проговорил трактирщик. – По-вашему, я записываю всех, кто ко мне приходит? Мне что, больше нечем заняться?

– Он был здесь тогда, – подался вдруг вперед невысокий человек со светло-серыми глазами и вытянутым лицом. – Он, и его брат тоже.

– Черт! Откуда ты знаешь? – насмешливо бросил сидящий рядом с ним мужчина, еще более низкий. – С чего ты взял, что они заходили во вторник?

– Потому что как раз в тот день старый Винни свалился с телеги и проломил голову, – с торжествующим видом ответил невысокий мужчина. – Тогда точно был вторник. Кейлеб с братом тогда пришли сюда; они смотрели друг на друга так, словно собирались убить друг дружку, оба злые, как черти, и бледные, как смерть.

Монк с трудом верил в столь неожиданную удачу.

– Спасибо вам, мистер… – повернулся он к разговорчивому посетителю.

– Бикерстафф, – подсказал тот, явно польщенный вниманием к собственной персоне.

– Благодарю вас, мистер Бикерстафф, – сказал детектив. – Прошу вас, выпейте, сэр. Вы мне очень помогли. – С этими словами он протянул мужчине полкроны, и тот торопливо схватил монету, словно опасаясь, что такой щедрый дар ему всего лишь привиделся.

– Обязательно, – красноречиво заявил мужчина и посмотрел на трактирщика: – Мистер Патни, будьте добры, я угощаю всех тех, кто здесь находится, и моего нового друга. И вас, конечно, тоже… Как же мне забыть о вас?

Хозяин поспешил выполнить его просьбу.

Монк провел в трактире еще полчаса, но даже в обстановке веселого оживления, когда все обрадовались бесплатному пиву, ему не удалось выяснить больше ничего стоящего, за исключением того, что Бикерстафф описал ему во всех подробностях, где он видел Кейлеба с Энгусом и что представляла собой их ссора.

После полудня Уильям продолжил идти по едва заметному следу, ведущему вдоль реки в сторону Ист-Индия-Докс и Кэнниг-Таун. Дважды ему казалось, что он вот-вот настигнет Кейлеба, однако оба раза след неожиданно обрывался, и сыщик оставался ни с чем, стоя под дождем на пронизывающем ветру и глядя на пустынные причалы. Вверх по течению бесшумно поднимались тяжелые баржи, медленно пробиваясь сквозь туман, над водой разносились голоса перекликавшихся вдали людей, волны с тихим шорохом накатывались на прибрежную гальку…

Монк продолжил поиски. Ему пришлось повыше поднять воротник пальто, ноги у него давно промокли, а выражение лица сделалось каменным. Кейлебу Стоуну все равно было не уйти от него, раз уж он принялся методично обследовать все расположенные неподалеку от реки ночлежки, дома со множеством квартир, каждую ветхую покосившуюся деревянную лачугу, каждую пристань и каждый причал, каждый пролет спускающихся к воде грязных лестниц. Детектив настойчиво расспрашивал встречных прохожих, и ему не раз приходилось угрожать, спорить и давать деньги.

В половине четвертого понемногу начали сгущаться сумерки. Добравшись до Кэнл-Док-Ярд, Уильям теперь стоял у самой воды, глядя сквозь дождливую мглу на противоположный берег, где находился химический завод, за которым простиралась низменная болотистая местность под названием Гринвич-Маршиз. Он опять упустил Кейлеба. На этот раз тот опередил его всего на полчаса. С губ Монка сорвалось длинное злобное проклятье.

Потом сыщик увидел какого-то лодочника. Высокий и широкогрудый, тот приближался к нему вразвалку, расставляя циркулем чуть согнутые ноги и не выпуская изо рта чубука глиняной трубки.

– Вы что, решили искупаться, да? – весело поинтересовался он. – Глядя на ваше лицо, я бы этому не удивился. Только вода нынче холодная, у вас сразу дух захватит.

– Здесь тоже собачий холод, – не слишком вежливо ответил Монк.

– Все равно не так холодно, как в реке, – заметил лодочник, по-прежнему улыбаясь. Потом он запустил руку в карман синей куртки и достал бутылку. – Глотните лучше. Это, конечно, не ахти какое лекарство, но от холода помогает!

Уильям заколебался. В бутылке могла оказаться какая-нибудь гадость, но он сейчас здорово замерз и сильно разозлился, упустив Стоуна из-под самого носа.

– Только тогда не вздумайте топиться, – проговорил лодочник, скорчив гримасу. – К чему впустую переводить отличный ром? Ямайский… Такого больше нигде не найдешь. Вы никогда не были на Ямайке?

– Нет, не был. – Монк не знал, правда ли это, но сейчас это не имело значения.

Разговорчивый местный житель опять протянул ему бутылку.

Детектив взял ее и приложил ко рту. В бутылке на самом деле оказался ром, причем хороший. Сделав глоток, Уильям почувствовал обжигающий жар в горле и вернул бутылку лодочнику.

– Спасибо, – улыбнулся он, слегка согревшись.

– Может, уйдем отсюда и перекусим? У меня есть пирог. Хотите, я дам вам половину? – предложил лодочник.

Монк знал, какую ценность представлял для бедных людей пирог, тем более целый. Такое предложение заставило его смягчиться, показавшись ему едва ли не чрезмерной заботливостью.

– Вы очень добры, – тихо проговорил он. – Но мне необходимо отыскать одного человека, мы с ним только что разминулись.

– А кого вы ищете? – спросил лодочник, явно сомневаясь, правду ли ему говорят, хотя он, наверное, обратил внимание на изменившийся тон Уильяма, даже если при слабом свете ему не удалось как следует разглядеть его лица.

– Кейлеба Стоуна, – ответил Монк. – Это жестокий парень. Я почти не сомневаюсь, что он убил собственного брата. Мне, конечно, вряд ли удастся это доказать, если только где-нибудь не обнаружат его тело, но ради его вдовы я должен точно узнать, мертв этот человек или нет. До самого Кейлеба мне нет дела.

– Вот как? Он убил брата, а вам на это наплевать? – Лодочник, прищурившись, искоса посмотрел на сыщика.

– Я бы доказал это, если б потребовалось, – возразил тот. – Но мне поручили лишь выяснить, мертв его брат или нет. Тогда вдова этого брата, по крайней мере, получит то, что ему принадлежало, и у нее будет чем кормить детей. По-моему, это устроит ее больше, чем месть. Вам так не кажется?

– Да, – согласился заботливый житель трущоб, – вполне с вами согласен. Так, значит, вам нужен Кейлеб?

– Да. – Монк не сводил взгляда с темнеющей реки, обдумывая, стоит ли ему сейчас перебираться на другой берег. Он не представлял, где ему следует продолжать поиски, к тому же Стоун вполне мог вернуться назад и сидеть сейчас в полной безопасности в каком-нибудь уютном пабе на Собачьем острове.

– Я перевезу вас, – неожиданно предложил лодочник. – Я знаю, куда он подевался. Во всяком случае, мне известно, где его можно найти. Я не желаю, чтобы дети остались без отца. Этот Кейлеб – плохой малый.

– Спасибо, – поспешно согласился детектив, опасаясь, что его новый знакомый, чего доброго, передумает. – Как вас зовут? Меня зовут Монк.

– Понятно. Такая фамилия вам не подходит, если только вы не из тех монахов-инквизиторов, которые жгли людей на кострах. Меня зовут Арчи Маклиш. Идемте со мною. У меня здесь рядом лодка, не слишком большая, к тому же в ней холодно и сыро, но мы как-нибудь переберемся на тот берег. – Повернувшись, Арчи вразвалку зашагал прочь, как будто причал раскачивался под ним, словно корабельная палуба.

Монк поравнялся с ним.

– Инквизиторы жгли людей за их веру, – раздраженно проговорил он. – А меня интересует не то, во что люди верят, а то, как они обходятся с друг другом.

– По вашему лицу можно предположить обратное, – ответил Маклиш, не поднимая взгляда. – Мне бы не хотелось, чтобы вы взялись искать меня. Пусть лучше на вашем месте окажется сам дьявол. – Он остановился возле узкой лестницы, спускавшейся к воде, где на волнах тихо покачивалась совсем маленькая лодочка. – Это, наверное, нелегко, когда тебе до всего есть дело, – добавил он.

Уильям собрался было заявить Арчи, что тот ошибается, но лодочник все равно не стал бы его слушать. Согнув широкую спину, он принялся распутывать швартовочный конец, завязанный на редкость хитроумным узлом.

Сыщик вскарабкался в лодку, и Маклиш налег на весла. Он греб умело, одновременно заставляя суденышко двигаться вперед и поворачиваться. Берег и лестница исчезли в серой пелене дождя, стоило им проплыть всего несколько ярдов. Монк неожиданно подумал о том, что никому не известно, где он сейчас находится. Он принял предложение, совершенно не позаботившись о предосторожностях. Что, если Кейлеб специально подговорил этого Арчи Маклиша, уплатив ему деньги?! Тогда детектив вполне может оказаться за бортом на середине скрытой темнотой и туманом реки, и его унесенное отливом тело всплывет не скоро или вообще навсегда останется на дне. На Кейлеба Стоуна, возможно, падут подозрения, но его вину все равно никто не сумеет доказать. Произойдет очередной несчастный случай, и только. Маклиш, наверное, даже заявит, что его пассажир сам бросился в воду.

Монк крепче ухватился за планшир, решив бороться до конца, если дело примет такой оборот. Арчи Маклиш уйдет тогда на дно вместе с ним.

Они обходили медленно проплывающие мимо баржи, возникавшие из мглы темными силуэтами с огнями по левому и правому борту. Несущие сотни тонн груза, эти суда двигались по волнам с неумолимостью самой судьбы. Если лодчонка Арчи столкнется с одной из этих барж, ее тут же раздавит, словно спичечный коробок. Тишина вокруг нарушалась только плеском воды, монотонным завыванием сирены и редкими отдаленными окликами.

Неподалеку прошел парусник с прямым вооружением, спускающийся вниз по реке. Покачивающиеся в вышине реи с убранными парусами напомнили Монку ряд виселиц. Он стал заметно замерзать. Сырой ветер, пронизывающий добротную ткань его пальто, словно старый кусок холстины, пробирал его до самых костей.

– Вы боитесь Кейлеба Стоуна, да? – весело поинтересовался Маклиш.

– Нет, – бросил в ответ сыщик.

– А мне показалось, да. – Арчи еще сильнее налег на весла, наваливаясь на них всей своей тяжестью. – У вас такое лицо, как будто я везу вас на виселицу, и за лодку вы ухватились так, словно она уплывет, если вы ее отпустите.

Монк догадался, как он, наверное, сейчас выглядит, и с усилием заставил себя улыбнуться. Впрочем, это ему вряд ли помогло.

– Вы собираетесь его убить? – спросил лодочник, которому явно захотелось поговорить. – Ведь это тоже неплохой выход. Потом вам останется только показать его тело. Никто даже не заподозрит, что это не его брат. Ведь вы сами сказали, они похожи как две капли воды.

Детектив отрывисто рассмеялся.

– Такое не приходило мне в голову, но это, похоже, неплохая мысль… я бы сказал, гениальная. Одним махом добиться справедливости для всех. Только вся беда в том, что я не знаю, мертв ли Энгус. А что, если он жив?

– Энгус – это его брат, – сказал Арчи, широко раскрыв глаза. – Мне тоже это неизвестно, и слава богу. Поэтому я не повезу вас обратно, у меня нет желания помогать убивать людей… даже таких, как Кейлеб Стоун.

Монк снова не смог сдержать смеха.

– Над чем вы смеетесь? – сердито спросил Маклиш. – Я иногда бываю и грубым, я не всегда веду себя как джентльмен вроде вас, хотя, видит бог, вы, похоже, тоже крепкий парень… но у меня есть свои правила, так же как и у вас.

– Может, это даже лучше, – ответил Уильям. – Мне сейчас пришло в голову, что Кейлеб, возможно, заплатил вам, чтобы вы прикончили меня здесь, посреди этой сточной канавы…

Арчи неопределенно хмыкнул, но гнев его, похоже, стал понемногу убывать.

– Ну да, – тихо проговорил он. – Пожалуй… мог бы – и дело с концом…

Некоторое время он молча налегал на весла. В тумане замаячили силуэты зданий химического завода, и лодочнику пришлось резко повернуть, чтобы разминуться с отходящей от скрытого во мгле причала баржей, из-за чего им на лица упало несколько дождевых капель.

– Вам не обойтись без помощника, – заявил Маклиш спустя еще несколько минут. – Вы ни за что не поймаете в одиночку такого малого, как Кейлеб.

– Возможно, – согласился Монк. – Только я не собираюсь арестовывать его, мне нужно просто поговорить с ним.

– Конечно, – скептически бросил Арчи. – И вы думаете, он вам поверит, да?

Такая возможность казалась весьма маловероятной, и Уильяму не хотелось вдаваться в подробности – отчасти еще и оттого, что он сам не вполне представлял, как ему следует поступить. У него просто не оставалось другого пути, кроме как преследовать Кейлеба.

– Если вы предлагаете помощь, выражаю вам свою признательность, – уклончиво ответил он. – Что вы хотите взамен? Это далеко не легкое и не приятное занятие. Может быть, даже опасное.

Маклиш недовольно хмыкнул:

– Вы что, принимаете меня за дурака? Я получше вас знаю, что это такое, приятель, и у меня есть серьезные причины вам помогать. Есть дела, за которые я никогда не стану брать деньги!

Монк улыбнулся, хотя Арчи в темноте мог и не заметить его улыбки.

– Спасибо, – вежливо сказал детектив.

Лодочник опять хмыкнул.

Выбравшись на топкий берег, они привязали лодку к похожему на сломанный зуб столбу, а потом Маклиш первым стал подниматься вверх, пробираясь сквозь жесткую траву, кочки и грязь. Теперь, когда дождь заметно ослабел, очертания окружающих предметов сделались более отчетливыми. Вдалеке показались огни, горевшие на противоположной стороне обширного пространства, которое можно было принять за поле. Однако по хлюпающей жиже, в которой вязли ботинки, сыщик догадался, что они пересекают болото.

– Куда мы попали? – тихо спросил он.

– Идем в сторону Блэкуолл-лейн, – ответил Арчи. – Не разговаривайте. Здесь далеко слышно.

– Он здесь?

– Да, он прошел тут меньше десяти минут назад.

– Почему? Что здесь находится? – Монк старался не отставать от своего провожатого, чувствуя, как к его ногам прилипает грязь, а по лицу сечет ледяной дождь.

– Вам нужен он сам или что-то еще? – послышался из темноты голос шагавшего впереди Арчи.

– Он. Остальное меня не интересует, – ответил Монк.

– Тогда молчите и идите за мной!

Около четверти часа Уильям пробирался в темноте, сначала по болоту, а потом, когда они дошли до какой-то дороги, по более твердой земле, постепенно приближаясь к огонькам в небольших домах, очертания которых смутно угадывались в темноте только благодаря свету масляных ламп в подслеповатых окнах.

Постучавшись в дверь и подождав, пока ее откроют, Арчи с кем-то коротко переговорил, однако голос его звучал так тихо, что Монку не удалось разобрать слов. Потом лодочник вышел, дверь закрылась, и их опять обступила непогожая ночь. Подождав, пока глаза снова привыкнут к темноте, Маклиш направился к противоположному концу узкой полоски сухой земли в сторону дальнего поворота реки.

Сыщик уже открыл было рот, чтобы спросить, куда они идут, однако в самый последний момент передумал, убедившись в бессмысленности этой затеи. Подняв выше воротник пальто, надвинув пониже шляпу и глубоко засунув руки в карманы, он зашагал следом. Сырой туман пронизывали запахи соли, нечистот и затхлой стоячей воды, скопившейся в топких лужах, до которых не достигали речные волны. Холод, казалось, пробирал до самых костей.

Наконец они выбрались на сухой причал на самом дальнем краю косы, и Арчи сделал предостерегающий жест рукой.

Монк уловил запах горящих дров.

Впереди находился какой-то навес из обтянутых брезентом жердей. Указав на него, Маклиш отступил на шаг, направляясь в противоположную сторону, и почти мгновенно исчез в поглотившей его темноте.

Детектив набрал полную грудь воздуха, заставив себя успокоиться. Он не захватил с собой оружия, но теперь об этом было уже поздно сожалеть, поэтому Уильям резко распахнул заменявший дверь брезентовый полог на деревянном каркасе.

Внутри это сооружение площадью около дюжины квадратных ярдов оказалось совершенно пустым, за исключением деревянных ящиков, сваленных возле стен, кроме противоположной, где Монк заметил еще один выход. Определить, что находилось в ящиках, он не мог. Он увидел также заменявшую стул бухту грубого каната, а рядом – еще одну, распутанную и используемую вместо постели. Посреди этого нищенского жилища жарко горел костер, дым и огонь от которого уходили наверх, в грубую самодельную трубу. После ночной сырости Уильям сразу ощутил приятное тепло, даже несмотря на то что все его внимание было сейчас сосредоточено на человеке, сидящем на корточках возле костра и сжимавшем в затянутой в черную перчатку руке кусок угля с таким видом, словно он держал оружие. Этот мужчина был высок и казался одновременно расхлябанным и ловким, однако прежде всего Монк устремил взгляд на его лицо, показавшееся ему ожившим рисунком леди Рэйвенсбрук и в то же время не похожее на него. Основные его черты оставались точно такими же: широкая нижняя челюсть, заостренный подбородок, крупный нос, приподнятые скулы… Даже глаза казались копиями глаз на том изображении. Но покрывавшая лицо плоть отличалась от того, что сыщик видел на портрете: очертания рта, морщины, идущие от носа к уголкам губ… Это лицо как будто дышало насмешливой злобой, всем своим видом предупреждая о жестокости, на которую был способен этот человек.

Монк без лишних вопросов догадался, что видит перед собой Кейлеба Стоуна.

– Женевьева поручила мне разыскать Энгуса, – без обиняков начал он, по-прежнему стоя у входа и закрывая его.

Кейлеб очень медленно поднялся на ноги.

– Значит, ты ищешь Энгуса? – Эти слова он произнес с деланым любопытством и удивлением, однако было видно, что он не собирается оставаться на месте.

Сыщик пристально следил за ним, оценивая его вес и не забывая о куске угля у него в руке.

– Он не вернулся домой… – добавил он осторожно.

Стоун отрывисто рассмеялся:

– Не вернулся, говоришь? И Женевьева решила, что я об этом не знаю?

– Она считает, вам это прекрасно известно, – ровным голосом ответил Монк. – Она полагает, что это произошло по вашей вине.

– И что я прячу его здесь, да? – На лице Кейлеба появилась ядовитая злобная улыбка. – Она думает, он сейчас ворует и дерется где-нибудь здесь?! – Он как будто выплевывал слова.

То, что Стоун носил кожаные перчатки, в то время как его одежда была настолько старой и засаленной, что успела потерять цвет и форму, показалось детективу довольно странным. К его вьющимся длинным волосам в нескольких местах прилипла грязь, а на подбородке отросла щетина. И все же, несмотря на злобный тон, Стоун говорил четко и правильно, что свидетельствовало о неплохом воспитании, полученном благодаря заботам Майло Рэйвенсбрука. При всем презрении, которое испытывал Уильям к этому человеку, он сознавал двойственность его натуры, понимая, что все надежды, питавшие его в юности, обернулись отчаянным крахом. Если б он не погубил Энгуса, Монк, наверное, отнесся бы к нему с сожалением и, возможно, даже увидел бы в его судьбе что-то отдаленно напоминающее его собственную. Он вполне понимал как его злобу, так и беспомощность.

– Правда? – спросил детектив. – Я об этом не подумал. Мне почему-то пришло в голову, что вы его убили.

– Я его убил… – Кейлеб снова улыбнулся, на этот раз обнажив крепкие здоровые зубы, после чего подкинул на ладони кусок угля, по-прежнему пристально наблюдая за незваным гостем. – Я убил Энгуса? – Он опять расхохотался, и теперь смех его звучал глухо, почти сдавленно. – Да, она, похоже, права. Энгуса убил я! – Стоун захохотал еще громче, откидывая голову назад, так что вырывающийся у него из горла смех казался почти истерическим и вызывающим боль.

Монк шагнул вперед.

Кейлеб тут же прекратил смеяться, словно кто-то закрыл ему ладонью рот. Не сводя глаз с сыщика, он приподнял руку чуть выше.

Уильям замер. Стоящий перед ним человек уже покончил с собственным братом. И если он собирается убить Монка здесь, среди пустынной болотистой низины, его тело, возможно, обнаружат лишь после того, как оно разложится до неузнаваемости, если его вообще когда-нибудь найдут. Сыщик, конечно, будет сопротивляться, но Кейлеб силен, он привык к жестокости, и ему, наверное, не так уж страшно пойти на убийство. К тому же ему сейчас нечего терять.

Совершенно неожиданно Стоун круто повернулся на каблуках и бросился в дальний конец лачуги. Рывком распахнув самодельную дверь, он сбил Арчи с ног, так что тот повалился в грязь.

Когда Монк, наконец, выбрался наружу, Маклиш уже успел подняться, а Кейлеб исчез в пронизанной дождем мгле. Издалека послышался звук хлюпающих по грязи шагов и новый взрыв хохота, а потом наступила тишина.

Оливер Рэтбоун принадлежал к числу самых выдающихся юристов десятилетия. Он отличался красноречием, проницательностью и великолепно развитым чувством времени и вдобавок обладал своеобразным мужеством, что позволяло ему браться за самые противоречивые и безнадежные дела.

Он находился у себя в конторе на Вер-стрит неподалеку от Линколнс-Инн-филдс, когда вошедший в его кабинет растерянный клерк объявил, что мистер Уильям Монк желает обсудить с ним какое-то неотложное дело.

– Хорошо, – ответил Оливер, и губы его тронула едва заметная улыбка. – Монк не станет приходить сюда просто так. Пригласите его ко мне.

– Да, мистер Рэтбоун. – Клерк удалился, закрыв за собой дверь.

Адвокат отложил в сторону бумаги, которые только что изучал, и завязал тесемки папки, из которой достал их. На него нахлынули противоречивые чувства. У Рэтбоуна всегда вызывали восхищение профессиональные способности Монка – насчет них он не испытывал никаких сомнений, – а также то мужество, с каким этот человек встретил потерю памяти и последовавшую за ней потерю собственного «я». Однако характер детектива казался ему тяжелым, если не сказать жестким. Кроме того, в его отношении к Монку сыграла определенную роль Эстер Лэттерли. Оливера раздражало ее восторженное преклонение перед Уильямом, хотя ему с неохотой приходилось с этим считаться. Монк всегда проявлял к этой девушке должное уважение, граничащее иногда с почтением. Да еще, ко всему прочему, сыщику без труда удалось выявить отрицательные черты, свойственные характеру Рэтбоуна, – нетерпимость, излишнюю вспыльчивость и склонность к необдуманным суждениям.

Дверь вскоре опять распахнулась, и в кабинете появился Уильям, одетый, как всегда, с безукоризненной тщательностью, но в то же время выглядевший усталым и обеспокоенным. У него заметно потемнела кожа под глазами, и он был как-то странно напряжен.

– Здравствуйте, Монк. – Оливер, по привычке следуя правилам приличий, поднялся из-за стола. – Чем могу быть полезен?

Не заботясь о соблюдении условностей, частный детектив закрыл за собой дверь и сразу заговорил, опустившись на стоящий напротив стола стул и положив ногу на ногу:

– Мне необходимо посоветоваться с вами насчет дела, которым я сейчас занимаюсь. – Он не стал делать паузы, чтобы Рэтбоун успел высказать какое-нибудь замечание, а сразу приступил к изложению сути, заранее решив, что тот согласен ему помочь. – Ко мне обратилась женщина с просьбой разыскать пропавшего мужа. Мне удалось узнать, что в последний раз его видели в Блэкуолле на Собачьем острове вместе с его братом-близнецом, который живет там более или менее…

– Подождите. – Юрист поднял руку. – Я не занимаюсь делами о беглых мужьях или разводах…

– Я тоже! – выразительно заявил Монк, хотя Оливер знал, что его собеседник стал придерживаться такого правила всего несколько месяцев назад. – Если вы позволите мне закончить, – продолжил сыщик, – я гораздо быстрее объясню, в чем дело.

Хозяин кабинета со вздохом опустил руку. Судя по выражению лица Монка, его все равно не удастся остановить. Рэтбоуну неожиданно пришла в голову мысль, что если его посетитель выполнял поручения живущих на Собачьем острове людей, ему следовало бы позабыть о высокомерии, однако он тут же счел подобный вывод совершенно бесполезным. К тому же дело вполне могло оказаться весьма интересным.

– Эти братья уже давно возненавидели друг друга, – заявил сыщик, глядя прямо в глаза адвокату. – Кейлеб – это тот, который живет на Блэкуолле и добывает деньги воровством, угрозами и жестокостью. А Энгус – так зовут мужа обратившейся ко мне женщины – живет в фешенебельном районе Лондона, и его можно назвать образцом порядочности и примерным семьянином. Он не разорвал отношений с братом лишь благодаря верности родственным чувствам, на которые тот вовсе не собирался отвечать взаимностью. Кейлеб испытывал к брату нестерпимую зависть.

Рэтбоун промолчал – он умышленно медлил с ответом.

Монк колебался не больше секунды. После короткой паузы он вновь торопливо заговорил:

– Жена убеждена, что Кейлеб убил Энгуса. Он уже не раз покушался на него раньше. Я выследил Кейлеба неподалеку от Гринвича, и он сознался в убийстве Энгуса, но мне не удалось обнаружить труп. – Лицо Уильяма сделалось жестким и напряженным от гнева. – Однако чтобы избавиться от тела, существует множество способов. Проще всего бросить труп в реку, а еще его можно закопать где-нибудь на болоте или спрятать в трюме корабля, который скоро уйдет. Кейлеб мог даже отвезти тело в устье на лодке и там выбросить его за борт. Наконец, он мог похоронить его в общей могиле вместе с умершими от тифа в Лаймхаусе. Их все равно не станут откапывать и опознавать!

Откинувшись на спинку большого удобного кресла, Оливер сложил пальцы рук наподобие островерхой крыши.

– Насколько я понимаю, этого признания Кейлеба больше никто не слышал? – уточнил он.

– Конечно же, нет.

– А какими весомыми уликами вы располагаете, кроме уверенности его жены? – спросил Оливер. – Она ведь не является беспристрастной свидетельницей. Кстати, каково его материальное положение? И какие еще… интересы могут возникнуть у его жены?

На лице Монка появилось презрительное выражение.

– Дела у него шли как нельзя лучше, пока он занимался ими сам. Все зависело от того, какое решение он примет. Но без него все очень быстро пойдет прахом. А что касается второго вопроса, то его жена, насколько мне удалось выяснить, является одной из самых порядочных женщин, к тому же она весьма красива, но сейчас ее очень беспокоит будущее их с Энгусом детей.

Судя по раздраженному тону, сыщик испытывал недовольство из-за того, что сделанные им выводы подвергаются сомнению. С другой стороны, обратив внимание на его настойчивый взгляд, адвокат решил, что его собеседнику жаль эту женщину и он верит ее словам. Однако Оливер в то же время сомневался в том, что Монк, прекрасно разбираясь в мужских характерах, мог с той же степенью достоверности судить и о женщинах.

– У вас есть свидетели их ссор? – спросил он, возвращаясь к непосредственной теме разговора. – Какого-нибудь столкновения, возникшего между братьями из-за имущества, женщины, из-за наследства или из-за старой обиды?

– Свидетель видел их вместе в тот день, когда пропал Энгус, – ответил Уильям. – И они из-за чего-то ссорились.

– Этого мало, – сухо заявил Рэтбоун.

– Что мне нужно представить в соответствии с законом? – Выражение лица Монка сделалось ледяным. По его изможденному и отчаявшемуся виду юрист догадался, что он в течение многих дней распутывал это дело, так и не добившись каких-либо полезных результатов, и теперь, наконец, убедился, сколь малы его шансы на успех, если они вообще у него еще сохранились.

– Не обязательно труп. – Оливер чуть подался вперед, заговорив серьезным тоном, чего так хотелось его посетителю. – Если вы сумеете доказать, что Энгус отправился на Собачий остров, что они с братом испытывали взаимную неприязнь, часто ссорились или дрались и что их в тот день видели вместе, после чего Энгуса уже никто не встречал, этого может оказаться достаточно, чтобы полиция объявила розыск. Правда, убедить кого-нибудь в том, что Энгус убит, кажется мне весьма маловероятным. Можно предположить, что он упал в реку в результате несчастного случая и его тело унесло в море. Он даже мог намеренно скрыться, взяв билет на какое-нибудь судно. Я полагаю, вам известно состояние его личных и коммерческих денежных средств?

– Конечно! Мне не удалось обнаружить какой-либо недостачи.

– Тогда вам следует попытаться найти доказательства ссоры между братьями и отыскать свидетеля, способного подтвердить, что Энгус не покидал места их последней встречи. Пока вы, к сожалению, не располагаете достаточными уликами для того, чтобы полиция начала расследование.

Выругавшись, Монк поднялся на ноги. Лицо его выражало злобу и отчаяние.

– Спасибо, – мрачно сказал он и, направившись к двери, удалился, не оборачиваясь и больше не удостоив Рэтбоуна ни единым взглядом.

Адвокат неподвижно просидел за столом не менее четверти часа, прежде чем снова развязал папку. Вопрос, о котором он только что узнал, показался ему весьма тонким, и он неожиданно для себя заинтересовался стоявшей перед Уильямом дилеммой. У детектива, похоже, не оставалось сомнений насчет того, было ли совершено убийство. Он знал, кого убили, кто это сделал, когда и почему – и в то же время не мог ничего доказать. С точки зрения закона это казалось абсолютно безупречным, а с точки зрения морали – просто чудовищным, и Оливер долго ломал голову в поисках того, как помочь Монку.

Эту ночь он провел без сна, но ему так и не удалось ничего придумать.

* * *

Уильям едва сдерживал гнев. Ему еще ни разу не приходилось испытывать столь безнадежного отчаяния. Он знал, что Кейлеб убил Энгуса – тот сам в этом признался, – и, тем не менее, не мог ничего предпринять. Ему не удавалось даже доказать его смерть, чтобы помочь Женевьеве, и столь вопиющая несправедливость, казалось, жгла его изнутри нестерпимым огнем.

Но он был обязан рассказать обо всем миссис Стоунфилд. Она должна знать, по крайней мере, то, что известно ему.

В доме Рэйвенсбрука ее не оказалось. Чопорная горничная в накрахмаленном переднике и кружевной наколке сказала, что хозяйка вернулась к себе домой и теперь приходит сюда только днем.

– Значит, леди Рэйвенсбрук стало лучше? – торопливо спросил Монк, и радостный тон собственного голоса вызвал у него удивление.

– Да, сэр, самое худшее, слава богу, позади, – отозвалась служанка. – Хотя мисс Лэттерли пока остается у нас. Вы не желаете с нею поговорить?

Сыщик раздумывал над этим предложением совсем недолго. Лицо Эстер неожиданно возникло перед его мысленным взором с пугающей ясностью.

– Нет. Благодарю вас. Мне нужна миссис Стоунфилд, – покачал он головой. – Может, я застану ее дома. Всего доброго.

Дверь в доме Женевьевы открыла служанка, выглядевшая не старше пятнадцати лет, круглолицая и казавшаяся встревоженной. Представившись, Монк попросил провести его к хозяйке, и девушка предложила ему пройти в прихожую и подождать. Вскоре она вернулась и проводила его в небольшую аккуратную гостиную с портретом королевы, фортепьяно под чехлом, вышитыми салфетками и несколькими акварелями с видами Неаполитанского залива.

Детектив опешил, увидев стоящего перед камином Тайтуса Нивена, одетого, как и в прошлый раз, в элегантный сюртук и в до блеска начищенных, хотя и далеко не новых, ботинках из тонкой кожи. Даже его лицо, казалось, по-прежнему выражало насмешливое презрение к самому себе. А хозяйка дома находилась совсем рядом с ним, как будто они о чем-то беседовали в тот момент, когда распахнулась дверь. У Монка возникло такое ощущение, словно он помешал их разговору.

Женевьева выступила вперед, и на лице у нее появилось выражение заинтересованности и тревоги. Она оставалась столь же бледной, что и раньше, и возле ее глаз и рта по-прежнему лежали темные тени, однако теперь эта женщина уже не казалась такой напряженной и охваченной беспредельным отчаянием. Сыщик увидел на редкость привлекательную женщину, и если бы он не познакомился с Друзиллой Уайндхэм, то мог бы задуматься над этим гораздо серьезнее.

– Здравствуйте, мистер Монк. Вы собираетесь сообщить мне какие-нибудь новости? – спросила хозяйка дома.

– Не те, какие вам бы хотелось услышать, миссис Стоунфилд, – сразу предупредил ее гость, – однако мне удалось найти Кейлеба в Гринвич-Маршиз.

Женевьева торопливо сглотнула, и глаза у нее расширились. Тайтус Нивен, словно ненароком, приблизился к ней на шаг и теперь стоял, пристально глядя на Уильяма с выражением испуга на лице, которое, однако, вскоре сменилось решительностью.

– Что он сказал? – спросила женщина.

– Что он убил Энгуса, но я ни за что не смогу этого доказать. – Монк замялся. – Простите меня.

Ему хотелось добавить к этим словам что-нибудь еще, однако он не находил ничего, что соответствовало бы действительности или, по крайней мере, могло бы успокоить его клиентку. Сейчас ему удалось лишь положить конец мучительному состоянию, в котором она находилась, разрываясь между надеждой и отчаянным ужасом. Это казалось сыщику несправедливым, чего она абсолютно не заслуживала.

Тайтус осторожно тронул Женевьеву выше локтя, и она, как будто сама того не замечая, взяла его руку.

– То есть вы больше ничего не сможете сделать? – шепотом проговорила дама, изо всех стараясь придать своему голосу ровный сдержанный тон.

– Нет, я имею в виду не это, – ответил Монк, тщательно обдумывая собственные слова, чтобы ненароком не ввести ее в заблуждение. При этом он гнал прочь неприятные мысли о Нивене, смутно вырисовывающиеся у него в сознании. – Я не возлагаю слишком больших надежд на то, что сумею доказать его вину, хотя это не кажется мне абсолютно невозможным, но я, несомненно, буду продолжать искать доказательства смерти Энгуса – при условии, конечно, что вы по-прежнему этого желаете.

За этими словами последовала тишина, столь глубокая, что Уильям слышал, как осыпается пепел в камине.

– Да, – едва слышно сказала Женевьева. – Да. Я хочу, чтобы вы продолжали этим заниматься, хотя бы в настоящий момент. Только я была бы вам очень признательна, если б вы повременили предъявлять мне счет за услуги. Я сожалею, что мне приходится обращаться к вам с подобной просьбой, но к этому меня вынуждают обстоятельства.

Сыщик вспомнил о Калландре Дэвьет, мысленно поинтересовавшись, сумеет ли она оказать ему необходимую поддержку, если он будет продолжать расследование, не получив денег от миссис Стоунфилд. Он решил выяснить этот вопрос при первом удобном случае. Ему необходимо узнать правду. Если Кейлеб Стоун убил брата из зависти к нему, Женевьева заслуживает того, чтобы получить необходимые доказательства, и Монк уже представлял, как он, используя все свои способности, заставит Кейлеба ответить на этот вопрос сначала ему. А если развязка кроется в чем-то другом, пусть даже к ней имеет отношение Тайтус Нивен, Уильяму все равно хотелось до всего докопаться. Или, может быть, ему скорее хотелось доказать, что это вовсе не так, что жена Энгуса и его конкурент ни в чем не виноваты. Подобная возможность угнетала сыщика: она была слишком неопределенной, чтобы за нее ухватиться, и в то же время слишком страшной, чтобы о ней забыть.

– Конечно, я подожду, миссис Стоунфилд, – заявил он вслух. – Возможно, мне удастся предоставить вам какое-нибудь достаточно веское доказательство или хотя бы заставить полицию провести расследование. Тогда вам, естественно, вообще не придется платить дополнительно.

– Я понимаю.

– Насколько мне известно, леди Рэйвенсбрук удалось преодолеть кризис и теперь она должна поправиться? – продолжил Монк.

Его собеседница улыбнулась, и Нивен тоже успокоился – по-прежнему, однако, оставаясь рядом с нею.

– Да, ей действительно лучше, слава богу, – сказала Женевьева. – Она перенесла ужасную болезнь, и пройдет еще немало времени, прежде чем ей удастся полностью выздороветь. Однако она, по крайней мере, осталась жива, а ведь еще пару дней назад я боялась даже надеяться на это.

– И поэтому вы вернулись сюда из дома Рэйвенсбрука?

Лицо женщины сразу сделалось жестким, а в глазах у нее промелькнула тень.

– Мне больше незачем находиться там постоянно, – заявила она. – У мисс Лэттерли гораздо больше опыта, к тому же у них хватает прислуги, чтобы заниматься домашними делами. Я бываю там каждый день, но мои дети чувствуют себя гораздо лучше, находясь дома.

Уильям уже собрался возразить, прикинув в уме стоимость топлива, продуктов и даже расходы на содержание прислуги в доме Стоунфилдов, однако его опередил Тайтус Нивен.

– Я понимаю вашу заботу, мистер Монк, – заговорил он, – но отсутствие миссис Стоунфилд вызвало немалое беспокойство у всех живущих в этом доме. Вы, наверное, согласитесь, что если она снова покинет дом, это будет для них новым испытанием, которого следует избегать по мере возможности.

Сыщик мысленно перебрал сразу несколько ответов: уют и тепло в доме Рэйвенсбрука, особенно сейчас, в середине зимы, прекрасное питание, отсутствие необходимости заботиться о множестве мелочей… Но, с другой стороны, там Женевьева уже не сможет принимать Нивена, когда пожелает. Возможно, так ей со временем будет легче сделать его преемником дела Энгуса или предложить ему место управляющего…

– Да, так оно, пожалуй, и есть, – согласился Уильям не слишком вежливо. – Я буду продолжать поиски доказательств, если мне только удастся их найти. Миссис Стоунфилд, вы не могли бы вспомнить какие-нибудь замечания вашего мужа насчет того, где он встречался с братом? Вы говорили, что он никогда не распространялся об этих визитах, однако любая случайная оговорка об обстоятельствах их встреч или окружающей обстановке может оказаться полезной с точки зрения поисков новых доказательств. – Он пристально вглядывался в лицо хозяйки, стараясь отыскать хотя бы малейшие признаки осторожности, заставляющей ее держать в тайне какие-нибудь сведения, из-за которых она может предстать перед ним в неприглядном свете.

– Что вы имеете в виду, мистер Монк? – слегка прищурилась женщина.

В ее облике сыщику не удалось различить ничего, кроме смущения.

– Они когда-нибудь ели вместе… пили эль, например? – принялся объяснять он. – Они встречались в помещении или на улице, а может быть, на берегу реки или где-то неподалеку от нее? Проводили они время с кем-то еще или только вдвоем?

– Да, я понимаю. – Женевьеву как будто осенило, а потом лицо ее сделалось горестным. – Вы хотите узнать, где следует искать… тело…

Тайтус вздрогнул, и его чувственный рот искривился в гримасе отвращения. Он бросил на Монка умоляющий взгляд, однако не стал его перебивать, хотя это явно стоило ему немалых усилий.

– Или свидетеля, – добавил детектив.

– Мне не приходит в голову ничего, что я могла бы вам сказать, – покачала головой миссис Стоунфилд. – Я уже говорила, что мой муж не распространялся насчет встреч с Кейлебом. Он всегда переживал после этого. Но один раз или, может, дважды его одежда была мокрой, и от нее пахло солью и рыбой. – Она глубоко вздохнула. – И чем-то еще – я не смогла определить, чем именно, но этот запах показался мне крайне неприятным.

– Понятно. Спасибо вам. – Уильям мысленно поинтересовался, не подскажет ли эта дама в конце концов сама, где следует искать Энгуса. Если ей это известно, она рано или поздно выдаст себя. Ведь ей необходимо получить доказательства смерти мужа. Стоя сейчас в этой аккуратной комнате, понимая, что ее хозяйке постепенно придется расставаться с дорогими для нее вещами, глядя на небольшую горку тлеющих в камине углей и всматриваясь в бледное лицо Женевьевы, изможденное от усталости и тревоги, Монк с трудом представлял, что она вообще способна пойти на обман. Впрочем, ему не раз приходилось ошибаться. А то, что эта женщина с благосклонностью относилась к Тайтусу, само по себе еще ни о чем не говорило. В этом требовалось разобраться как следует. – Тогда мне, наверное, больше незачем злоупотреблять вашим временем. До свидания, мадам. Всего доброго, мистер Нивен.

Весь оставшийся день и половину следующего детектив потратил на расспросы, которые, однако, оказались абсолютно безрезультатными. Даже в глазах самых придирчивых соседей Женевьева не уступала мужу с точки зрения порядочности и отличалась массой других достоинств, заставлявших ее выглядеть даже отчасти скучной. К числу ее недостатков можно было отнести лишь излишнюю заботу о деньгах и чрезмерное к ним уважение, а также весьма странное, по мнению окружающих, чувство юмора. Судя по их словам, миссис Стоунфилд смеялась гораздо чаще, чем следовало в соответствии с нормами приличия, и к тому же в довольно неподходящих случаях.

Тайтус Нивен являлся другом их семьи – по крайней мере, он поддерживал одинаково теплые отношения как с Энгусом, так и с Женевьевой. Причем никому из соседей не удалось припомнить случая, когда он появлялся у них дома во время отсутствия хозяина.

Если между ним и Женевьевой все-таки существовала какая-то тайная связь, они на редкость хорошо умели ее скрывать. Нивен имел основания завидовать Энгусу Стоунфилду, как в деловом, так и в личном плане; возможно, он даже ненавидел его, – однако доказательств подобной ненависти не существовало.

* * *

Вскоре после полудня Монк вновь направился в Ист-Энд, в устроенную в Лаймхаусе импровизированную больницу для тифозных, собираясь встретиться с Калландрой Дэвьет. Ему следовало увидеться с нею в силу сразу нескольких причин, главной из которых являлся вопрос о деньгах. Уильям вполне понимал, что собственных средств Женевьевы хватит совсем ненадолго, и ему казалось неприемлемым с точки зрения морали потребовать с нее плату за услуги, тогда как надежда на то, что он сумеет найти какие-либо доказательства смерти ее мужа, по-прежнему оставалась очень слабой. И в то же время детектив собирался продолжать расследование вплоть до горькой развязки.

Кроме того, ему требовалась помощь, а тифозная больница казалась весьма подходящим местом, где он мог узнать новые сведения. Уильям проклинал собственную некомпетентность. Если б не потеря памяти, он бы, наверное, знал людей, к которым следовало обратиться в данном случае.

Подняв повыше воротник, Монк двигался по Джилл-стрит. Дувший в лицо ветер приносил раздражавшие обоняние запахи сажи и нечистот. Маячивший впереди массивный силуэт старого склада казался серым на фоне пасмурного неба. Заметив, что начался дождь, сыщик прибавил шагу и добрался до входа быстрей, чем успел промокнуть.

В нос и горло ему сразу ударил запах болезни, не похожий на ту кислую вонь, которую он постоянно ощущал снаружи и к которой уже успел привыкнуть. Этот запах казался более резким и неотвязным, и он вызывал у Монка страх, который сыщик не мог отогнать, несмотря на все усилия воли. Здесь, в отличие от обычной жизни, его окружали боль и смерть, чье присутствие он ощущал совсем рядом. Она обступала его со всех сторон, словно туман, и Монку пришлось, плотно сжав зубы, заставить себя остаться, вместо того чтобы стремглав броситься к двери и вновь очутиться на воздухе. Такое желание вызвало у него чувство стыда и презрения к самому себе.

Увидев идущую навстречу Мэри с закрытым ведром в руке, Уильям ощутил слабость в желудке, догадавшись о его содержимом.

– Я могу увидеть леди Калландру? – поинтересовался он, и голос его прозвучал крайне неуверенно.

– Да. – Мокрые от дождя и пота волосы женщины прилипли к голове, а лицо ее казалось мертвенно-бледным от непомерной усталости. У нее уже не оставалось сил, чтобы разговаривать вежливо и даже испытывать страх перед детективом как перед вышестоящим лицом. – Вон там. – Мэри вскинула голову, указав в глубину обширного складского помещения, а потом направилась дальше.

– Спасибо.

Монк, пересиливая себя, прошел в похожую на пещеру комнату. Ее обстановка нисколько не изменилась – все так же теплились подслеповатые огоньки свечей, а на застеленном брезентом и соломой полу угадывались очертания накрытых одеялами человеческих тел. Две стоящих по бокам пузатых плиты наполняли воздух теплом и запахом угля, а также паром, идущим из кипящих котлов. Дым от горящих табачных листьев неприятно щекотал горло. Уильям вспомнил, как Эстер говорила что-то насчет использования в армии табака для окуривания заразных помещений.

После того как его глаза привыкли к полумраку, Монк увидел Калландру, стоявшую возле одной из распростертых на соломе фигур. Напротив нее замер Кристиан Бек, и они о чем-то увлеченно беседовали.

Заметив слева от себя какое-то движение, сыщик обернулся и заметил приближающуюся к нему мисс Лэттерли. При свете свечей она выглядела еще более похудевшей, и на ней было все то же строгое платье серого цвета, а собранные в пучок на затылке волосы далеко не украшали эту девушку. Глаза у нее, как показалось Монку, стали еще больше с тех пор, как они в последний раз виделись, а очертания губ сделались мягче и теперь могли выражать страсть и боль. Детектив сразу пожалел о том, что пришел сюда. Ему не хотелось ее видеть, особенно здесь. Энид Рэйвенсбрук заразилась на этом складе тифом и едва не умерла – мысль об этом целиком заполонила его сознание, разом вытеснив почти все остальные.

– Как идет расследование? – поинтересовалась Эстер, приблизившись к Уильяму настолько, чтобы их разговор никто не мог слышать.

– Ничего существенного, – ответил тот. – Я нашел Кейлеба, но не Энгуса.

– Что же случилось? – Лицо медсестры выражало живой интерес.

Монку не хотелось ничего рассказывать, потому что он не желал разговаривать с нею в этом страшном месте. Ему просто в чем-то повезло, а ей, как казалось Уильяму, следовало сейчас находиться в доме Рэйвенсбрука.

– Почему ты оставила леди Рэйвенсбрук? – отрывисто бросил он. – Она еще не выздоровела до конца.

– Сейчас очередь Женевьевы, – с удивлением ответила мисс Лэттерли, – а Калландре не обойтись здесь одной. Я думала, ты и сам об этом догадался… Судя по твоему тону, встреча с Кейлебом Стоуном оказалась напрасной? Не понимаю, на что еще ты надеялся? Он вряд ли собирался сознаться и показать тебе труп.

– Наоборот, – нетерпеливо проговорил Монк, – он как раз сознался!

У Эстер приподнялись брови.

– И показал тебе тело? – поинтересовалась она.

– Нет…

– Тогда от его признания мало толку, да? Он не говорил, как или где убил брата?

– Нет.

– Или хотя бы почему?

Уильяма вдруг охватило нестерпимое раздражение. Он бы не стал так злиться, если б его собеседница всегда была столь упрямой и несообразительной, однако он вспоминал сейчас другие времена, когда она совсем не походила на сегодняшнюю Эстер и казалась понятливой и смелой. Но сейчас Монку следовало проявить снисходительность, поскольку девушка наверняка очень утомилась, и поэтому ее разум в настоящий момент, возможно, работал немного медленнее. Однако потом сыщику вдруг очень захотелось, чтобы Эстер куда-нибудь ушла. Он не выносил случаев, когда ему приходилось выражать перед нею свое восхищение. У него просто не поворачивался язык сделать это, к тому же сейчас он испытывал жгучий непреодолимый страх. Вероятно, именно в этом страхе и заключалась истинная причина его раздражения…

– Он не сказал, почему его убил? – спросила мисс Лэттерли, прервав ход его размышлений. – Это могло бы оказаться полезным.

Лежащий неподалеку человек, очертания фигуры которого смутно угадывались в темноте, слабо застонал, отчаянно заметавшись на соломе.

– Нет, – коротко ответил Монк, – Нет, не сказал.

– По-моему, это не имеет значения, за исключением, может быть, того, что за этим кроется разгадка… – Эстер запнулась. – Я не знаю, чего именно.

– Все как раз наоборот, – тут же возразил детектив. – Возможно, он действовал не один. Его могла подбить на это Женевьева.

Медсестра опешила.

– Женевьева?! Это же смешно! – воскликнула она. – Зачем ей это нужно? Со смертью Энгуса она все потеряет и не приобретет ничего взамен.

– Она получит немалое наследство, – заметил сыщик. – А также свободу – и спустя некоторое время снова сможет выйти замуж.

– С чего ты взял, что она этого желает? – с жаром в голосе спросила Эстер. Такая мысль явно не приходила ей в голову раньше и теперь вызывала у девушки отвращение. – Все свидетельствует о том, что она по-настоящему любила мужа. Что заставляет тебя думать иначе?

Она бросила ему вызов: Монк догадался об этом по ее взгляду и интонации.

Его ответ прозвучал не менее резко:

– Ее близкая дружба с Тайтусом Нивеном, что становится весьма заметным, когда женщина может в любой момент стать вдовой. Ее мужа еще не признали умершим, не говоря уже о похоронах.

– У тебя порочное мышление. – Мисс Лэттерли бросила в сторону Уильяма уничтожающий взгляд. – Мистер Нивен – друг их семьи. Большинство людей ищут успокоения у друзей, когда у них случаются утраты. Удивительно, как ты не заметил этой черты у других, даже если не подумал о себе самом.

– Если б я потерял жену, то не пошел бы к какой-нибудь симпатичной женщине, – возразил Монк. – Я бы обратился к другому мужчине.

Тон Эстер сделался еще более презрительным.

– Оставь эту наивность, – посоветовала она. – Будь ты женщиной, ты скорее обратился бы к мужчине, а не к женщине, из чисто практических соображений. И дело вовсе не в том, что мужчины лучше; просто их гораздо серьезнее воспринимают окружающие. Женщин всегда считают менее сведущими независимо от того, так это на самом деле или нет.

Детектив уже собрался сделать замечание, разрушающее заключение Эстер, но тут к ним приблизилась Калландра. Она тоже казалась утомленной и выглядела довольно неаккуратно в испачканной одежде, однако, судя по выражению ее лица, явно обрадовалась, увидев Монка.

– Здравствуй, Уильям. Как продвигается расследование? Ты, как я полагаю, пришел сюда именно ради этого? – Она рассеянным жестом откинула упавшую на глаза прядь волос, испачкав при этом лицо сажей от плиты, но ее голос тем не менее казался приподнятым, а взгляд свидетельствовал об успокоении, словно она сейчас испытывала какое-то внутреннее просветление. Встретившись с детективом взглядом, леди Дэвьет не отвела глаз. – Мы можем тебе чем-нибудь помочь? Нам удалось узнать немало нового об этом порочном человеке, о Кейлебе Стоуне. Правда, я не совсем уверена, окажутся ли эти сведения полезными для тебя…

– Они могут оказаться весьма полезными, – поспешно заявил Монк. – Я разыскал его, и он сказал, что убил Энгуса, однако мне пока не удалось обнаружить тело. Даже если я так и не смогу доказать вину Кейлеба, чего бы мне очень хотелось, сейчас важно сделать так, чтобы власти, в интересах вдовы, признали Энгуса умершим.

– Да, конечно. Я понимаю, – закивала леди Дэвьет.

– Нам можно где-нибудь поговорить наедине? – спросил сыщик, стараясь не глядеть в сторону Эстер.

Калландра, чуть заметно улыбнувшись и попросив извинения у присутствующих, провела Монка в маленькую кладовую, где они разговаривали в прошлый раз, а мисс Лэттерли вновь занялась своими обычными делами.

– Ты чем-то раздражен, Уильям, – заметила Дэвьет, как только за ними закрылась дверь. Она села на единственный стул, а сыщик устроился на скамье сбоку. – Это связано с неудачным расследованием или ты опять поссорился с Эстер?

– Она становится все более деспотичной и своевольной всякий раз, когда я ее вижу, – ответил Монк. – К тому же ее самодовольство стало просто нестерпимым. Это очень непривлекательное качество, особенно если речь идет о женщине. У нее, похоже, начисто отсутствует чувство юмора и умение очаровать мужчину – одно из главных женских достоинств.

– Понятно. – Калландра кивнула, прикалывая к пучку на затылке последнюю прядь волос. – Это очень хорошо, что ты так к ней относишься. Если она заразится тифом, как бедная Энид Рэйвенсбрук, ты не станешь горевать о ней так, как в том случае, если б любил ее или она хотя бы нравилась тебе.

Слышать такое было поистине чудовищно! Мысль о том, что Эстер может опасно заболеть, подобно леди Энид или этим несчастным, которых он только что видел, повергла Монка в ужас. Он ощутил озноб, проникавший, казалось, до самых внутренностей. Ведь ей нечего рассчитывать на заботу и роскошь, окружавшие Энид во время болезни. Возле ее постели никто не станет сидеть дни и ночи, никто не будет выхаживать ее, вкладывая в это дело все свое умение и преданность. Уильям, конечно, смог бы этим заняться – и он бы наверняка так и поступил, – однако у него не было необходимых для этого знаний. Как только Калландра смогла произнести столь бессердечные слова?!

– А теперь поговорим о расследовании, – весело заявила леди Дэвьет, абсолютно не догадываясь о том, что сейчас чувствовал ее друг. – Похоже, тебя преследует одна неудача за другой. Как ты собираешься поступать дальше? Или уже отказался от этого дела?

Монк хотел было ответить ей какой-нибудь колкостью, но, встретившись с ее насмешливым взглядом, неожиданно почувствовал себя глупо и на секунду, не больше, отчетливо вспомнил, как он в детстве стоял возле кухонного стола, опершись на него подбородком и глядя, как мать раскатывает тесто. Она тогда сделала ему какое-то замечание, заставившее его понять, что ей известно почти все, а он вообще ничего не знает. Такое открытие показалось ему унизительным и в то же время успокоило его.

– Нет, не отказался, – ответил Уильям, и голос его прозвучал более мягко, чем ему хотелось. – Я буду продолжать заниматься этим делом до тех пор, пока у меня хватит сил, – в самом крайнем случае до того, как сумею найти доказательства того, что Энгус мертв. Я бы с удовольствием уличил Кейлеба в убийстве, но это может оказаться невозможным.

Довольно редкие брови Калландры удивленно приподнялись.

– Миссис Стоунфилд располагает необходимыми средствами? – спросила она. – Насколько я поняла, она испытывает некоторые затруднения, или они ожидают ее в ближайшем будущем.

– Нет, это не совсем так, – сказал Уильям.

Стоило ли ему обращаться к миссис Дэвьет с просьбой? Она почти не принимала участия в расследовании. Что, если борьба с эпидемией тифа, по ее мнению, является куда более важным делом? И она, кстати, вполне может оказаться права. Монк имел весьма смутное представление о том, какие средства его покровительница позволяла себе тратить на подобные вещи.

– Тогда я с радостью возьму на себя расходы по оплате твоих услуг, если ты считаешь целесообразным продолжать расследование, – объявила Калландра, не сводя с него пристального взгляда. – Я имею в виду интересы миссис Стоунфилд и ее детей.

– Спасибо, – застенчиво отвел глаза детектив.

– Ты, если я не ослышалась, сказал что-то насчет того, что тебе удалось получить новые сведения о Кейлебе Стоуне, – с любопытством поинтересовалась его собеседница. – И где же его дом, если он, как здесь утверждают, может жить где угодно? Насколько я поняла, Стоун проводит большую часть времени, перебираясь с одного места на другое. Судя по всему, чтобы укрыться от врагов, которых у него, если верить слухам, великое множество…

– Да. Все, что вам известно, и все то, что вам удалось случайно услышать, может оказаться полезным, – согласился Монк. – Если я сумею разыскать свидетеля, который сначала видел их вдвоем, а потом – только одного Кейлеба, я буду знать, где искать тело. И даже если я его не найду, этого может оказаться достаточно, чтобы в полиции возбудили дело. Энгус Стоунфилд был весьма уважаемым человеком.

– Я догадываюсь, почему ты этого хочешь, Уильям. – Леди Дэвьет тяжело поднялась на ноги. – Я пока еще кое-что смыслю, несмотря на то что ухаживала за больными целую неделю. Давай я пришлю к тебе Эстер. Она больше общалась с местными жителями, особенно с Мэри. Сама я в это время сражалась с запуганными и злобными мужчинами, которые заседают в местном совете. Они за все это время наговорили столько, что если б их слова кто-нибудь записывал, у него могла бы получиться целая библиотека – при условии, правда, что все книги там будут одинаковыми и ни в одной из них не найдется ничего полезного не только для человека, но даже и для животного.

Не успел сыщик возразить, как Калландра удалилась и он остался один, продолжая, в ожидании медсестры, сидеть на столе и разглядывать пятна сырости на стенах при слабом свете сальной свечи.

За несколько минут, предшествующих появлению мисс Лэттерли, Монк успел почувствовать себя на редкость неудобно. Наконец она вошла в комнату, закрыв за собой дверь.

Детектив машинально поднялся на ноги, прежде чем девушка села на стул. Она сразу заговорила о деле – очевидно, Калландра объяснила ей, с какой целью пришел сюда Монк.

– Кейлеба, похоже, здесь все боятся, – мрачно заявила медсестра. – Он, кажется, обитает где-то между Ист-Индия-Док-роуд, рекой и…

– Собачьим островом, – перебил ее сыщик. – Это мне тоже известно.

– И там, и там, – продолжала Эстер, не обратив внимания на его замечание. – А также на Гринвич-Маршиз вплоть до Багсби-Бич. Причем никто не знает точно, где Кейлеб находится основную часть времени. Он ночует в порту, на баржах, а иногда – у Селины Херрис, с которой ты уже знаком.

– Да, – нетерпеливо кивнул Уильям.

Медсестра осталась невозмутимой.

– Мне кажется маловероятным, чтобы кто-нибудь осмелился выдать Кейлеба, не будучи уверенным, что тот за это не отомстит. А о Селине вообще не идет никакой речи. Она, возможно, его боится, но в то же время любит по-своему.

За дверью послышался звук ударяющихся друг о друга ведер, однако она так и осталась закрытой.

Монк подался вперед.

– Откуда тебе это известно? Ты знакома с Селиной? – спросил он удивленно. То, что эта мысль так его взволновала, показалось сыщику глупым, но он опасался упустить последний шанс, позволяющий ему завоевать ее доверие. – Она, как и все остальные, может только бояться его.

Эстер улыбнулась; лицо у нее просветлело и уже не казалось столь изможденным.

– Я не сомневаюсь, что она его боится, – согласилась она. – И у нее наверняка постоянно появляются новые причины для этого. Однако, несмотря ни на что, она в то же время любит его по-своему и даже испытывает за него немалую гордость.

– Гордость! Скажи на милость, из-за чего? Это просто какое-то средоточие порока!

Стоило ему произнести эти слова, как Уильям тут же пожалел, что именно так выразил собственные мысли. Лицо Кейлеба, словно проклятие, сразу возникло перед его мысленным взором, искаженное злобой и вместе с тем свидетельствующее о незаурядных умственных способностях. Этот человек был способен добиться в жизни гораздо большего. Он мог бы обладать всем тем, чем владел Энгус. Однако зависть разъела его душу настолько, что он, охваченный в конце концов безумной ненавистью, совершил убийство, уничтожив не только собственного брата, но заодно и все то положительное, что еще оставалось в нем самом. Монк неожиданно ощутил острую болезненную жалость по отношению к нему, в то же время исполненную нестерпимого отвращения. Однако он сам знал, что такое гнев. Правда, ему, слава богу, не приходилось убивать. И что, если Энгус был на самом деле лицемером, кровожадным негодяем, скрывавшимся под личиной внешней привлекательности и достаточно изворотливым для того, чтобы оставаться безнаказанным?

Эстер не мешала его раздумьям, и теперь детектив даже пожалел об этом. Однако медсестра молча сидела и ждала, пристально глядя в его сторону. Она слишком близко его знала, и это вызывало у Монка ощущение неловкости.

– Ну, – потребовал он наконец, – за что она может им гордиться?

– Потому что его никто не посмеет обмануть или оскорбить, – ответила сиделка таким тоном, словно излагала общеизвестную истину. – Он силен. Его имя у всех на устах. То, что он остановил на ней свой выбор, придает ей вес в глазах окружающих. Они побоятся использовать ее в своих интересах.

Поднявшись, Уильям отвернулся, засунув руки в карманы.

– И каков же предел ее устремлений? Принадлежать человеку, которого больше всех ненавидят и боятся на Собачьем острове? Господи, разве это жизнь?! – Он вспомнил изящные черты Селины, ее крупный рот и дерзкий взгляд, гордую, чуть раскачивающуюся походку… Она, несомненно, заслуживала большего.

– Ей живется лучше, чем другим женщинам ее круга, – негромко проговорила мисс Лэттерли. – Ей не слишком часто приходится голодать и страдать от холода, и с нею никто не обходится грубо.

– Кроме Кейлеба! – заявил Монк.

– Это уже кое-что, – спокойно ответила медсестра. – Многие женщины мечтают уйти отсюда, но это мало кому удается, разве что они находят убежище в публичных домах Хаймаркета или где-нибудь похуже.

Тон Эстер заставил сыщика вздрогнуть, несмотря на то что сейчас она говорила правду.

– Мэри рассказывает, что это удалось одной симпатичной девушке, какой-то Джинни, – продолжала мисс Лэттерли, хотя ее собеседника это не интересовало. – Которая, как показалось Мэри, вышла замуж. Однако она, наверное, выдает желаемое за действительное. Джентльмены не станут жениться на девушках из Лаймхауса.

Это вполне соответствовало действительности, и если б Монк сделал такое заключение сам, он счел бы его справедливым. Однако в устах Эстер оно прозвучало грубо и безысходно, что невольно вызвало у него отвращение.

– Тебе известно что-нибудь полезное? – коротко бросил он. – То, что Селина его не предаст, ничем мне не поможет.

– Ты сам меня спросил, – заметила девушка. – Но я могу назвать имена нескольких его врагов, которые с удовольствием утопят его, если при этом не пойдут на дно сами.

– Правда? – Сыщику не удалось скрыть интерес к услышанному. Самому ему до сих пор не удалось выяснить ничего столь определенного. Ему, конечно, не будут здесь доверять так, как мисс Лэттерли; она жила и работала в окружении местных жителей, ежедневно рисковала жизнью, помогая им в беде… Но Уильям торопливо отбросил от себя эту мысль. – Кто они? Где мне их искать?

Эстер вручила ему список с пятью именами – одного мужчины, трех женщин и юноши – с указанием, где он мог с ними встретиться.

– Спасибо, – искренне поблагодарил ее Монк. – Это просто отлично. Если кто-то из них сообщит мне что-нибудь полезное, мы, возможно, еще сумеем помочь миссис Стоунфилд. Я начну прямо сейчас.

Однако детектив не сразу стал заниматься поиском этих людей. В тот вечер он собирался встретиться с Друзиллой и с нетерпением ждал этого удовольствия. Даже ради того, чтобы помочь Женевьеве, Уильям не мог заставить себя отказаться от этого и обшаривать трущобы и ночлежки Лаймхауса темной и холодной ночью. Заняться этим завтра будет, несомненно, легче и безопаснее. Кейлеб наверняка знает, что Монк продолжает охотиться за ним. А он не из тех, кто станет сидеть сложа руки, дожидаясь, пока до него доберутся.

Погода, наконец, улучшилась: вечер выдался сухим и холодным, а небо подернулось лишь тонкой пеленой дыма, скрывавшего от глаз звезды.

В половине восьмого сыщик, надев самый лучший костюм, вышел из кеба у подъезда Британского археологического общества на Сэквилл-стрит, где они с Друзиллой договорились встретиться. Она сама попросила его подъехать сюда, потому что, по ее словам, раньше обещала одному из знакомых отправиться с ним на ужин, на котором ей наверняка пришлось бы скучать. Девушка предупредила его, что не сможет выполнить обещание, однако чтобы избежать долгих и не совсем честных объяснений, решила в этот вечер не оставаться дома.

Она появилась ровно в половине восьмого, как они с Монком и договаривались. На ней было шелковое платье с широкой юбкой цвета пламени свечи, отражавшегося в бокале с бренди, которое ей очень шло. Казалось, мисс Уайндхэм сама светилась в окружении золотистых, рыжевато-коричневых и бронзовых тонов, а ее кожа будто бы сделалась еще более нежной и теплой.

– У вас какие-нибудь неприятности? – весело поинтересовалась она. – Вы выглядите чересчур серьезно, Уильям.

Услышав из ее уст собственное имя, Монк испытал какое-то необъяснимое удовольствие, поэтому ему стоило немалых усилий вновь сосредоточиться.

– Нет, ничего подобного. Мне даже удалось узнать кое-что новое, и теперь я надеюсь выяснить, где бедный Энгус нашел свою смерть, – рассказал он своей спутнице.

– Правда? – с жадным интересом спросила та и, взяв его под руку, зашагала рядом, пока сыщик пытался приноровиться к ее походке. – Это, наверное, ужасно. Вы считаете, что на такой поступок его толкнула одна только зависть? Но почему именно сейчас? Ведь он, должно быть, завидовал брату долгие годы… – По телу Друзиллы пробежала легкая дрожь. – Интересно, какая неожиданная причина заставила его на это пойти? Это, конечно, не имеет значения, но неужели вам не хочется узнать? – Она обернулась, с любопытством заглянув детективу в лицо. – Вам не кажется, это один из самых интересных вопросов на свете – почему люди делают подобные вещи?

– Да, конечно, вы правы, – согласился Уильям.

Юная леди даже не представляла, какую больную струну в нем задела, о скольких совершенных им поступках ему пришлось узнать лишь благодаря косвенным свидетельствам, так и не сумев вспомнить, как это происходило и по какой причине он это сделал. Когда человек понимает, что движет его действиями, он всегда может найти им оправдание.

– У вас печальный вид. – Большие светло-карие глаза девушки искательно заглядывали ему в лицо. – Куда нам пойти, чтобы я смогла заставить вас встряхнуться? Вы по-прежнему считаете вдову невиновной? Или предполагаете, что она недавно познакомилась с Кейлебом?

Такая мысль показалась Монку смешной. Он просто не представлял, чтобы у благовоспитанной, экономной, домашней Женевьевы могло появиться что-либо общее с жестоким нелюдимым Кейлебом, жившим кое-как, не зная, когда он будет в следующий раз есть и где ему придется ночевать.

– Нет, не предполагаю. – Сыщик помотал головой.

– А почему бы и нет? – упорствовала его собеседница. – Ведь он, наверное, очень похож на ее мужа. В нем, вероятно, есть что-то такое, что могло привлечь ее. – Друзилла улыбнулась, и глаза ее заискрились смехом. – Я понимаю, вы считаете Энгуса достойным и порядочным во всех отношениях. – Она пожала плечами. – Но, может быть, он казался жене немного скучным? Это свойственно многим достойным людям, разве вы не знаете?

Уильям ничего не ответил.

– Вам никогда не встречались добропорядочные женщины, с которыми можно умереть от скуки? – Уайндхэм посмотрела на него искоса, чуть опустив ресницы.

Монк тоже улыбнулся. Если б он стал это отрицать, она бы ему не поверила. К тому же Энгус мог обладать всеми качествами достойного мужа и при этом казаться Женевьеве нудным.

– Если это даже и так, где они, по-вашему, могли встречаться? – задумчиво спросила Друзилла. – В каком месте приличная женщина, да еще имеющая весьма смутное представление о неблагополучных районах города, станет проводить время с любовником?

– Это зависит от того, кто именно ее любовник, Тайтус Нивен или Кейлеб, – ответил детектив, не собираясь воспринимать такое предположение всерьез и в то же время желая доставить приятельнице удовольствие. Проводить с ней вечер таким образом казалось ему куда интереснее, чем отправиться на какой-нибудь музыкальный концерт или прослушать лекцию, какой бы занимательной та ни была.

Они перешли на другую сторону улицы, и Монк взял девушку за руку чуть крепче. Теперь сыщик чувствовал себя очень хорошо – ему вдруг сделалось тепло, несмотря на сырой ветер, дующий вдоль улицы и приносящий с собой запах дыма, вырывающегося из множества печных труб.

Общество Друзиллы действовало на него благотворно.

– Что, если ей захотелось поразвлекаться? – весело заметил Уильям. – Если Энгус казался ей скучным, она наверняка стала бы стремиться туда, где ему определенно не понравилось бы.

– В мюзик-холл! – со смехом предложила мисс Уайндхэм. – В какой-нибудь дешевый балаган. На кукольное представление, например, с Панчем и Джуди? Или послушать оркестр уличных музыкантов? На свете существует множество занятий, которые щепетильный человек сочтет для себя неприемлемыми, но которые тем не менее кажутся весьма увлекательными, вы так не считаете? Как насчет того, чтобы постоять рядом с шарманщиком? Или отправиться на благотворительный базар? – Она негромко хихикнула. – Пип-шоу? Кулачные бои?

– Что вам известно о кулачных боях? – удивленно поинтересовался Монк. Этот, с позволения сказать, вид спорта считался жестоким, к тому же запрещался законом.

Друзилла сделала неопределенный жест рукой.

– Ничего! Просто я попыталась представить ее, увлеченную чем-нибудь бесшабашным, в таком месте, где Энгус никогда не станет ее искать и она не попадется там на глаза никому из людей своего круга общения, – объяснила она. – В любом случае Женевьева предпочла бы встречаться с ним там, где ее заведомо не мог бы встретить никто из знакомых. Они бы, еще чего доброго, проговорились, а ей никак нельзя было этого допускать, тем более если она была соучастницей убийства.

– То, что ее могли увидеть с Кейлебом, не имело особого значения, – заметил Уильям. – При плохом освещении его вполне можно принять за Энгуса, особенно если он оденется более-менее прилично.

– Ах! – прикусила губу его спутница. – Да, конечно… Это я как раз упустила из виду.

Они прошли молча ярдов пятьдесят или около того, пока не приблизились к перекрестку. Монк провел девушку через площадь Пикадилли, в ту сторону, откуда начинался кратчайший путь на Хаймаркет. Там, на Грейт-Виндмилл-стрит или Шафтсбери-авеню, можно было найти большинство тех увеселений, о которых они только что говорили.

При свете газовых фонарей, на фоне ярко горящих витрин магазинов, среди многочисленных любителей театра и массы зевак они стали замечать женщин, неторопливо прохаживающихся по улицам, вызывающе развернув плечи и соблазнительно покачивая бедрами, так что из-под их юбок как бы невзначай показывались лодыжки.

Эти женщины заметно отличались друг от друга: среди них встречались розовощекие деревенские девушки, бледные утонченные горожанки, модистки, портнихи или домашние служанки, потерявшие место, став жертвой соблазна. Были там и женщины постарше, некоторые со следами венерической болезни на лице.

Молодые, хорошо одетые джентльмены прогуливались неподалеку в поисках подходящей пары. Рядом с ними можно было увидеть мужчин постарше, даже седоволосых. Время от времени очередная парочка, взявшись под руку, исчезала в подъезде какого-нибудь дома, где находились меблированные комнаты.

Мимо проезжали экипажи – раздавался стук подков, перемежающийся со смехом седоков. Яркие театральные афиши рекламировали мелодраматические и пикантные пьесы. Уильям с Друзиллой прошли мимо жаровни с каштанами, и их на мгновение обдала волна теплого воздуха.

– Не хотите попробовать? – предложил Монк.

– Да! Я бы не отказалась, – тут же согласилась его спутница. – Я так давно их не ела…

Детектив купил трехпенсовую порцию, и они разделили ее пополам, осторожно откусывая маленькие кусочки, стараясь не обжечь губы и язык и время от времени переглядываясь. Каштаны оказались на редкость вкусны, хотя и были чуть подгоревшими снаружи и слишком горячими даже в этот холодный вечер.

Вокруг них звучал смех, и в воздухе, казалось, ощущался острый привкус опасности. Некоторые из проходящих мимо мужчин высоко поднимали воротники и надвигали пониже шляпы, явно не желая, чтобы их кто-нибудь узнал, когда они отправились на поиски удовольствий. Другие, наоборот, вели себя подчеркнуто дерзко, не стесняясь отпускать непристойные замечания.

Друзилла теснее прижалась к Монку. Глаза у нее светились, а лицо казалось гладким, и на нем появился румянец, свидетельствующий о внутреннем возбуждении, из-за чего от ее кожи как будто исходило какое-то сияние, делавшее ее еще более прекрасной. Девушка словно собиралась вот-вот рассмеяться над какой-нибудь чудесной шуткой.

Они прошли мимо пип-шоу, и сыщик неожиданно подумал, что им вряд ли удастся что-нибудь узнать. Ему не представлялось возможным выяснить, бывала ли здесь Женевьева, а если да, то с кем, поскольку он не располагал ее портретом. Однако Монк не собирался говорить об этом Друзилле, не желая портить ей и себе хорошее настроение. Миссис Стоунфилд, возможно, на самом деле способствовала убийству Энгуса, однако он в это не верил. До тех пор, пока не обнаружат его тело, она не получит ничего, рискуя еще и всего лишиться.

Спустя час, когда они двигались по Грик-стрит в направлении Сохо-сквер, мисс Уайндхэм все-таки задала этот вопрос, и Монку пришлось на него ответить.

– Но что, если тело в конце концов найдут? – спросила она, поднявшись на тротуар, и прошла чуть вперед, покачивая бедрами – подражая проституткам, – после чего снова разразилась смехом. – Простите меня! – весело сказала девушка. – Но это так здорово, когда целый вечер можно ни о чем не переживать, не беспокоиться, правильно ли ты поступаешь, о том, кто тебя слышит и видит, осудит ли тебя пожилая леди такая-то и кому она об этом потом расскажет… Такая свобода доставляет огромное удовольствие. Спасибо вам, Уильям, за этот неповторимый вечер! – И прежде чем детектив успел ответить, торопливо продолжила: – Наверное, у них есть причина держать это в тайне?

– Какая причина? – удивленно переспросил Монк. Сейчас он испытывал слишком большое удовольствие, чтобы задумываться над нелогичностью всего происходившего. Завтра у него будет достаточно времени, чтобы посвятить его действительности. Но этот вечер принадлежал лишь ему и Друзилле.

– Ах! – Остановившись словно вкопанная, мисс Уайндхэм обернулась, широко раскрыв глаза и пританцовывая от волнения. – Я догадалась! Что, если Энгус объявится вновь, целый и невредимый, и скажет, что он пострадал в схватке с Кейлебом, который ранил его – возможно, ударил по голове, – из-за чего он не мог ни с кем связаться? Он потерял сознание, лежал в бреду… И ему кажется, что Кейлеб мертв…

– Но Кейлеб жив, – заметил сыщик. – Я видел его, и он признался, что убил Энгуса. В…

– Нет, нет, – с жаром в голосе перебила его девушка, – подождите! Дайте мне договорить! Он, конечно, жив, и он сделал это! Неужели вам непонятно? Тот Энгус, который вернется, – это на самом деле Кейлеб. Они с Женевьевой покончили с Энгусом, и когда станет невозможно уличить его во лжи, когда тело… – Она сморщила нос. – Когда оно достаточно разложится, врачам останется только подтвердить, что это один из братьев! К тому времени лицо убитого сделается совершенно неузнаваемым, не останется прежних ухоженных рук, чистых ногтей и всего остального. Если Женевьева заявит, что этот человек, который вернулся, и есть Энгус, кто станет с нею спорить? – Друзилла вцепилась Монку в рукав. – Уильям, это же гениально! Этим можно все объяснить!

Детективу, несмотря на все старания, не удавалось найти какой-нибудь аргумент, опровергающий подобное предположение. Он не верил в такую возможность, однако такое вполне могло случиться. Чем дольше сыщик об этом думал, тем более вероятным ему это казалось.

– Так ведь? – настойчиво требовала Уайндхэм. – Скажите, правда, я гениальный сыщик, Уильям? Вы должны сделать меня своим помощником. Я сумею подвести теорию под любое из ваших дел. Вам останется только найти доказательства – и всё.

– Замечательная мысль! – со смехом ответил Монк. – Вы не хотите поужинать по такому поводу?

– Да, я бы не отказалась. С шампанским. – Юная леди окинула взглядом ярко освещенную улицу с заманчивыми витринами. – Куда вы собираетесь меня пригласить? Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы мы отметили это событие в каком-нибудь восхитительном злачном и в то же время интересном месте! Я не сомневаюсь, вы наверняка знаете немало подобных уголков.

Детектив, наверное, действительно знал такие места до того несчастного случая, но сейчас он мог лишь догадываться об этом. Ему не следовало приглашать свою спутницу туда, где ей станет скучно, а также туда, где она может очутиться в неловком положении, что ей, несомненно, не понравится. И он, конечно, вряд ли мог рассчитывать на то, что Калландра оплатит подобные расходы. Она наверняка осудит такой поступок, сочтя его изменой по отношению к Эстер, как бы нелепо это ни выглядело. А это действительно было нелепо. Отношения Уильяма с мисс Лэттерли сложились не в результате его собственного выбора, а в силу соединивших их обстоятельств. Их никак нельзя было назвать романом; они скорее являлись сотрудничеством в некоторых областях деятельности, носили деловой характер, если смотреть на них с определенной точки зрения.

Друзилла тем временем ждала с исполненным надежды лицом.

– Конечно, – согласился Монк, не осмеливаясь признаться в том, что ему мало что известно. – Одно из таких мест как раз находится совсем рядом. – Если ему повезет, им действительно попадется какое-нибудь заведение в пределах одной-двух сотен ярдов, решил он, – этот район славился многочисленными кафе, трактирами и закусочными.

– Прекрасно, – радостно заявила девушка, вновь зашагав вперед. – Знаете, я на самом деле проголодалась. В этом, конечно, не очень прилично признаваться, но мне как раз именно это и нравится сегодня вечером. Я могу быть голодной! Мне можно даже пить, что я пожелаю. Возможно, я не стану ограничиваться шампанским, а предпочту крепкий эль или портер.

Они с удовольствием поужинали в трактире, где хозяин отпускал довольно непристойные шутки, сопровождая их раскатистым смехом, а один из завсегдатаев едко высмеивал различных политиков и членов королевской семьи. Обстановка там напоминала домашнюю, и в воздухе витало множество разнообразных запахов, большинство из которых казались весьма приятными. Друзилла и Монк почувствовали себя так, словно очутились на острове, вдали от реальностей тех разных миров, к которым они принадлежали.

Потом они прошли пешком обратно по той же улице почти до Сохо-сквер, прежде чем Уильяму удалось остановить кеб, чтобы отвезти девушку домой, а потом отправиться к себе на Фитцрой-стрит.

Он неожиданно вспомнил, что не имеет понятия о том, где живет мисс Уайндхэм, и испытал немалое любопытство, услышав, как она назвала извозчику адрес – где-то на границе района Мейфэр. Они сидели совсем рядом, то окунаясь в темноту, то освещаемые уличным фонарем, пока экипаж сначала катился по Оксфорд-стрит, двигаясь в западном направлении, а потом повернул на Норт-Одли-стрит. Монк не мог припомнить, чтобы он чувствовал себя столь раскованно в обществе кого-либо еще, ни на минуту не испытав скуки или раздражения. Он уже с нетерпением ждал следующей встречи с Друзиллой, понимая, что ему надо подумать о том, как еще можно будет развлечь ее после завершения расследования случая с Энгусом Стоунфилдом.

Они проезжали мимо большого особняка, где в это время завершался какой-то званый вечер. На улице скопилось множество экипажей, и кучеру пришлось сдерживать лошадь. Кругом горели огни – факелы и фонари на каретах, свечи, видневшиеся в открытых дверях. На тротуаре стояли не меньше дюжины людей, а еще пятеро или шестеро собрались прямо на мостовой. Ливрейные лакеи помогали даме в широких кринолинах подняться в карету. Грумы держали лошадей под уздцы, а возницы натягивали вожжи.

Неожиданно Друзилла рванулась вперед. Выражение ее лица сделалось неузнаваемым, оно буквально исказилось от слепой ненависти и ярости. Вцепившись пальцами в лиф платья, она принялась судорожными движениями разрывать ткань, обнажая бледную кожу груди и царапая ее ногтями, пока по ней не заструилась кровь. Несколько раз она пронзительно вскрикнула, словно охваченная нестерпимым ужасом, а потом, обрушив кулаки на грудь Монка, вывалилась из кеба, неуклюже рухнув на мостовую. Очутившись на улице, она тут же поднялась на ноги и, по-прежнему громко крича, бросилась к стоявшему неподалеку ошеломленному лакею, старавшемуся удержать напуганную неожиданной суматохой лошадь.

Все это настолько ошеломило детектива, что он даже сначала не смог понять, что, собственно, происходит. Его замешательство длилось до тех пор, пока другой лакей с искаженным от ярости лицом попытался вскочить в кеб с криком «Негодяй! Скотина!», сразу заставившим сыщика очнуться. Сбросив слугу с подножки ударом ноги, Уильям закричал извозчику, чтобы тот скорее уехал отсюда.

Повозка рванулась вперед. Кебмен, по всей видимости, больше испугавшись сам, чем послушавшись приказа пассажира, хлестнул лошадь так, что Уильям резко откинулся на спинку сиденья. Прежде чем сыщик успел восстановить равновесие, кеб быстро покатился в южном направлении.

– Фитцрой-стрит! – закричал детектив кучеру. – Гони скорей! Слышишь?!

Извозчик что-то прокричал в ответ, и через минуту экипаж свернул в сторону.

Разум Монка отказывался воспринимать происходящее. То, что сейчас произошло, не укладывалось у него в голове. Ему казалось, что он неожиданно лишился способности здраво мыслить и погрузился в полное безумие. Всего несколько мгновений назад они с мисс Уайндхэм оставались близкими друзьями, вместе радовались и наслаждались общением – и в следующий момент она неожиданно изменилась, словно сорвала маску, показав свое истинное лицо, которое до сих пор скрывала, превратилась в снедаемое ненавистью существо и в припадке неистовой ярости, граничащей с сумасшествием, на ходу выбросилась из экипажа, не побоявшись при этом покалечиться.

Брошенное Друзиллой обвинение могло оказаться для сыщика роковым. Он полностью осознал последствия ее поступка лишь после того, как они добрались до Фитцрой-стрит и кеб, наконец, остановился. Уильям догадался о них, взглянув кучеру в лицо, исполненное страха и презрения.

Монк открыл было рот, собираясь сказать что-нибудь в свое оправдание, однако тут же убедился в бессмысленности этой попытки. Достав из кармана деньги, детектив расплатился, а потом зашагал по тротуару, направляясь к парадному входу. По дороге он продрог до костей.