Монк и Ивэн решили не тратить время на Гримвейда и прямиком направились к Йитсу. Было около восьми утра, и они рассчитывали застать его за завтраком.

Йитс открыл дверь сам. Это был сорокалетний полноватый коротышка с безвольным лицом и прядью падающих на брови жидких волос. В руке он держал ломтик поджаренного хлеба с джемом. Коротышка с тревогой уставился на Монка.

— Доброе утро, мистер Йитс, — твердо произнес Монк. — Мы из полиции, нам бы хотелось поговорить с вами об убийстве майора Джосселина Грея. Мы войдем, если вы не возражаете.

Он не сделал ни одного движения, но фигура его была настолько значительной, что Йитс невольно попятился.

— Д-да, конечно, — запинаясь, пробормотал он. — Но я м-могу лишь повторить то, что уже говорил в-вам. Т-то есть не вам, а мистеру Лэмбу, когда…

— Я знаю. — Монк вошел, понимая, что ведет себя слишком уж напористо. Но ничего иного ему не оставалось. Йитс знал убийцу в лицо, возможно, даже был с ним связан. — Однако с той поры, как мистер Лэмб заболел и мне пришлось заняться этим делом, — продолжил он, — мы выяснили новые подробности.

— О! — Йитс уронил хлебец и наклонился, чтобы поднять его с ковра.

Комната, чуть поменьше, чем у Джосселина Грея, была тесно заставлена тяжелой дубовой мебелью. Везде фотографии, вышивки; пара покрытых салфетками стульев.

— Подробности? — Йитс явно нервничал. — В самом деле? Все же я не думаю, что я мог бы… э…

— Вы позволите задать вам несколько вопросов, мистер Йитс? — Запугивать свидетеля до потери сознания не входило в планы Монка.

— Ну… если вы так считаете… Да. Да, если… — Он снова попятился и тяжело опустился на стул — тот, что ближе к столу.

Монк также присел. Ивэн у него за спиной, судя по звуку, устроился на стуле с плетеной спинкой. «Интересно, — подумалось Монку, — как я сейчас выгляжу со стороны? Грубиян, исполненный амбиций и пытающийся добиться успеха любой ценой?» Увы, надеяться на успех было трудно. Йитс был смертельно испуган и сам походил на жертву преступления.

Монк заговорил тихо, усмехнувшись про себя при мысли, что понизил голос вовсе не для того, чтобы успокоить Йитса, а чтобы заслужить одобрение Ивэна.

Почему мнение помощника было столь важно для него? Не потому ли, что ему страстно хотелось иметь хотя бы одного друга?

Йитс глядел на Монка, как кролик на удава.

— В ночь преступления к вам приходил гость, — мягко начал Монк. — Кто это был?

— Не знаю! — пронзительно воскликнул Йитс. — Я не знаю, кто это был! Я так и сказал мистеру Лэмбу! Он заглянул ко мне по ошибке!

Монк невольно поднял руку, пытаясь успокоить собеседника.

— Но вы его видели, мистер Йитс. — Он старался говорить как можно тише. — Без сомнения, вы должны были запомнить его внешность, его голос.

Даже если Йитс лгал, давить на него сейчас было бесполезно.

Коротышка моргнул.

— Я… Мне, право, трудно описать его… мистер…

— Монк. Прошу прощения, я забыл представиться. А мой коллега — мистер Ивэн. Ваш гость был крупный человек или же маленький?

— О, крупный, очень крупный, — немедленно ответил Йитс. — Такой же, как вы, даже крупнее… Правда, на нем было пальто; ночь тогда выдалась ужасная, сырая…

— Да-да, я помню. Так вы полагаете, он был выше меня?

Для удобства сравнения Монк встал.

Йитс уставился на сыщика.

— Нет, не думаю. Приблизительно вашего роста, насколько я помню. Но это ведь было так давно… — С несчастным видом он покачал головой.

Монк вновь сел, чувствуя, что Ивэн внимательно за ними наблюдает.

— Я и видел-то его всего несколько секунд, — продолжил Йитс, нервно стряхивая крошки со штанов. Хлебец с джемом он по-прежнему держал в руке. — Он просто посмотрел на меня, спросил, каков род моих занятий, выяснил, что я не тот, кого он ищет, и ушел. Поверьте, если бы я мог вам помочь, я бы непременно так и сделал. Бедный майор Грей, какая страшная смерть!.. — Он содрогнулся. — Такой очаровательный молодой человек! В жизни иногда разыгрываются ужасные драмы, не правда ли?

Внезапно Монк встрепенулся.

— Вы знали майора Грея? — спросил он как бы невзначай.

— О, не слишком близко, нет! — запротестовал Йитс. — Так, встречались, здоровались — вы меня понимаете… Но он был очень вежлив, всегда находил приятные слова — не то что современная молодежь. Никогда не забывал, как кого зовут.

— А кстати, каков род ваших занятий, мистер Йитс? Мне кажется, вы не уточнили.

— Да, возможно. — Хлебец сломался у него в руке, но Йитс этого даже не заметил. — Я продаю редкие марки и монеты.

— А ваш гость? Он тоже перекупщик?

Вид у Йитса был несколько удивленный.

— Он не представился, но полагаю, что нет. Наш круг весьма тесен, все друг друга знают…

— Он был англичанин?

— Простите?

— Он не был иностранцем? Ведь иностранного перекупщика вы могли и не знать.

— А, понимаю. — Лицо Йитса прояснилось. — Нет, он был англичанин.

— А кого он мог искать, если не вас, мистер Йитс?

— Я… Право, не знаю. — Он развел руками. — Он спросил, не собираю ли я карты? Я ответил, что нет. Тогда он заявил, что его ввели в заблуждение, и тут же ушел.

— Не думаю, мистер Йитс. Мне кажется, что, перед тем как уйти, он постучался к майору Грею, а затем избил его до смерти.

— О боже!

Йитс вжался в спинку стула. Сзади Ивэн сделал движение, будто хотел прийти на помощь потрясенному хозяину, но потом передумал.

— Вас это удивило? — допытывался Монк.

Йитс выдохнул. Говорить он все еще был не в силах.

— Вы уверены, что не знали этого человека? — настаивал Монк, не давая ему возможности собраться с мыслями.

— Нет, конечно, нет! Никогда раньше не встречал. — Йитс закрыл лицо руками. — Боже милосердный!

Монк вперился в него взглядом. Усиливать нажим было бессмысленно. Хозяин и так пребывал в ужасе или весьма искусно прикидывался. Монк повернулся к Ивэну. Тот явно испытывал неловкость.

Монк поднялся и услышал свой собственный голос, звучащий будто издалека. Он знал, что рискует совершить ошибку — и, похоже, из-за Ивэна.

— Благодарю вас, мистер Йитс. Простите, что мы так сильно вас взволновали. У меня остался только один вопрос: у этого человека была с собой трость?

Йитс уставился на него, побледнев. Голос его понизился до шепота.

— Была — и очень красивая. Я заметил.

— Тяжелая? Легкая?

— О, тяжелая, очень тяжелая… Нет!

Он плотно зажмурил глаза, стараясь отогнать ужасную картину.

— Вам нечего бояться, мистер Йитс, — произнес из-за спины Монка Ивэн. — Мы думаем, это был не сумасшедший; ему нужен был именно майор Грей. Нет оснований полагать, что он собирался причинить вам вред. Возможно, он просто ошибся дверью.

Уже на улице Монк сообразил, что Ивэн просто хотел успокоить маленького человечка. Последняя фраза не соответствовала действительности. Ведь гость назвал привратнику именно мистера Йитса. Монк покосился на Ивэна, безмолвно следовавшего за ним сквозь накрапывающий дождь.

Гримвейд не мог сообщить ничего нового. Он не видел, куда направился гость от двери Йитса: вниз или к комнате Джосселина Грея. По его словам, гость прошел мимо него приблизительно в четверть одиннадцатого, то есть сорок пять минут спустя.

— Единственный вывод, — уныло произнес Ивэн, не поднимая головы. — От Йитса он пошел к Грею, полчаса с ним беседовал, а потом убил.

— У нас даже нет предположения, кто это мог быть, — кивнул Монк, обходя лужу и минуя торговку шнурками. Рядом прогромыхала телега старьевщика; кучер выкрикивал нараспев нечто нечленораздельное. — Мы опять упираемся все в тот же вопрос, — подытожил он. — Почему преступник ненавидел Грея до такой степени, что продолжал избивать уже мертвое тело?!

Ивэн поежился; капли дождя катились по его носу и подбородку. Поднятый воротник подчеркивал бледность лица.

— Мистер Ранкорн был прав, — пробормотал он с несчастным видом. — Скверно все обернулось. Нужно очень хорошо знать человека, чтобы так его возненавидеть.

— Или быть смертельно обиженным, — добавил Монк. — Но вы совершенно правы: речь идет либо о семье, либо о делах сердечных.

Ивэн был поражен.

— Вы имеете в виду, что Грей…

— Нет. — Монк усмехнулся. — Этого я в виду не имел, хотя не исключаю и такую возможность. Просто я подумал о женщине и, скажем, об оскорбленном муже.

Ивэн чуть расслабился.

— Полагаете, это слишком жестокое наказание за карточный проигрыш или денежный долг? — осведомился он без особой надежды в голосе.

Монк на секунду задумался.

— Причиной может быть шантаж, — предположил он. Мысль пришла в голову только что и, кажется, была не так уж плоха.

Ивэн нахмурился. Они шли по Грейс-Инн-роуд.

— Думаете? — Он взглянул искоса на Монка. — Что-то не верится. Крупных сумм он ни от кого не получал. Хотя мы ведь еще не занимались этим вопросом… Да, жертва шантажа ненавидит своего мучителя. Человек обобран, унижен, а ему все еще продолжают угрожать окончательной гибелью! Тут можно и взорваться.

— Мы должны проверить круг его общения, — продолжил Монк. — Кто из окружавших его людей совершал серьезные промахи. Кого можно было шантажировать — да так, что это привело к убийству.

— А что, если Грей и в самом деле был гомосексуалистом? — предположил Ивэн. В голосе его невольно прозвучало отвращение. — Что, если он имел богатого любовника? Грей тянул из него деньги, потом зарвался — и был убит?

— Скверное дело. — Монк разглядывал сырую мостовую. — Ранкорн прав.

Воспоминание о начальнике направило его мысли в иное русло.

Он поручил Ивэну встретиться с местными торговцами и членами клуба, в котором Грей провел свой последний вечер, чтобы определить круг знакомств майора.

Ивэн начал с торговца вином, чье имя он нашел на бланке счета в квартире Грея. Торговец оказался толстяком с длинными усами и елейными манерами. Гибель майора Грея приводила его в отчаяние. Какой ужасный случай! Какой удар судьбы-злодейки: блестящий офицер выжил на войне — и все для того, чтобы пасть жертвой маньяка в собственном доме! Какая трагедия! Он даже не знает, что сказать… Пока торговец разливался соловьем, Ивэн тщетно пытался вставить хоть слово и задать пару дельных вопросов.

Наконец поток его красноречия иссяк, и Ивэну удалось получить ответы, которые он, впрочем, предвидел. Майор Грей, достопочтенный Джосселин Грей, был самым уважаемым клиентом. Безупречный вкус, хотя чему тут удивляться: джентльмен — и этим все сказано! Знаток французских и немецких вин. Любил все самое лучшее, был постоянным покупателем. Как платил? Не всегда вовремя, но платил обязательно. У аристократов несколько иное отношение к деньгам, к этому просто следует привыкнуть. Нет, добавить ему нечего — совсем. А сам мистер Ивэн интересуется винами? Он мог бы предложить прекрасное бордо.

Нет, мистер Ивэн, к сожалению, не интересовался винами. Будучи сыном сельского священника, он получил неплохое воспитание. Однако содержимое его кошелька было таково, что приличный костюм представлялся ему более ценным приобретением, нежели самое лучшее вино. Впрочем, Ивэн не стал пускаться в подробные объяснения.

Далее он попытал счастья в заведениях иного рода: начиная с ресторана и кончая пивной, где, кстати, подавали прекрасное тушеное мясо и пудинг с изюмом, в чем Ивэн убедился лично.

— С майором Греем? — задумчиво переспросил хозяин. — Это которого убили? Конечно, знаком. Он частенько сюда заглядывал.

Ивэн не знал, верить ему или нет. С одной стороны, цены здесь невысокие, еда сытная, да и обстановка вполне сносная — тем более для привычного к походной жизни офицера, два года воевавшего в Крыму. С другой стороны, хозяину было выгодно, чтобы о его заведении говорили почаще. Да, майор Грей, жертва нашумевшего преступления, обедал именно здесь. Это наверняка привлекало любопытных.

— Как он выглядел? — спросил Ивэн.

— То есть как? — Хозяин уставился на него с удивлением. — Вы ведете дело или?.. Взаправду не знаете?

— Живым я его не видел, — резонно заметил Ивэн. — Сами понимаете, есть разница между безжизненным телом и общим впечатлением от человека.

Хозяин скроил задумчивую физиономию.

— Конечно, да… Извините, сэр, спросил, не подумав… Высокий, хотя пониже вас был. Стройный, тоже вроде вас, но поизящнее. Рта еще не откроет — а уже видно, что джентльмен. Белокурый, и улыбка всегда — чистый сахар.

— Обаятельный был человек, — подытожил Ивэн.

— Да уж! — согласился хозяин.

— Общительный? — продолжал допытываться Ивэн.

— Да. Любил истории рассказывать. Людям это нравится…

— Щедрый?

— Щедрый? — Хозяин вздернул брови. — Нет, не очень. Сколько закажет — столько и заплатит. Думаю, просто не слишком-то богат был. Но его любили; умел людей развлечь. Иногда, правда, расходился. Заглянет, бывало, и поставит всем выпивку, но не слишком часто, может, раз в месяц.

— Регулярно?

— Это вы о чем?

— В один и тот же день каждого месяца?

— А, нет. Приходил когда вздумается. То два раза в месяц заглянет, а то ни разу за два месяца.

«Азартный игрок», — решил Ивэн.

— Благодарю вас, — произнес он вслух. — Большое спасибо.

Он допил свой сидр, положил на стол шесть пенсов и с неохотой вышел под накрапывающий дождик.

Остаток дня он потратил на визиты к сапожнику, шляпнику, белошвейке и портному. Ничего нового, как он и предполагал, узнать ему не удалось.

Затем Ивэн купил свежий пирог с угрем у торговца на Гилфорд-стрит и, остановив кеб, велел ехать к клубу «Будлз», членом которого был когда-то Джосселин Грей.

Там на вопросы отвечали весьма неохотно. Это был один из самых аристократических клубов Лондона, и слуги старались поменьше болтать о его членах, чтобы не лишиться выгодного места. За полтора часа Ивэн вытянул из неразговорчивых собеседников, что майор Грей действительно являлся членом клуба; будучи в городе, заходил постоянно (как и все прочие джентльмены); в карты поигрывал; возможно, бывал иногда должен, но, разумеется, долги платил. Карточный долг — вопрос чести для джентльмена. Торговец может и подождать, а джентльмен с джентльменом рассчитается непременно.

Не мог бы мистер Ивэн поговорить с кем-нибудь из клубных приятелей майора Грея?

Только если у мистера Ивэна имеется специальное на то разрешение. Есть ли оно у мистера Ивэна?

Никакого разрешения у мистера Ивэна не было.

Новых фактов не прибавилось, но кое-какие мысли появились.

Отослав Ивэна, Монк вернулся в полицейский участок и прошел в свой кабинет, где достал записи старых дел и погрузился в чтение. Легче ему от этого не стало.

Если его страхи относительно дела Джосселина Грея имеют под собой почву (скандал в обществе, сексуальные извращения, шантаж и убийство), то ему предстоит пройти по узкой тропе меж двух огней: либо шумный провал, либо успех, чреватый еще большими неприятностями. Что стоит человеку, избившему до смерти любовника или зарвавшегося шантажиста, убрать с дороги какого-то там полицейского! Скверное дело — это еще мягко сказано.

Значит, Ранкорн поручил Монку это расследование умышленно? Судя по послужному списку, Монк быстро продвигался вперед по службе — интересно, какой ценой? Кому еще, кроме него, пришлось расплачиваться потом и кровью за его успехи? Несомненно, увлеченный одной лишь работой, Монк постоянно оттачивал мастерство, накапливал знания, учился вести себя в обществе, одеваться, вести беседу. С болезненной ясностью он видел теперь себя самого как бы со стороны: постоянный труд, скрупулезное внимание к деталям, вспышки блестящей интуиции… И умение использовать подходящих людей, а при необходимости без колебаний заменять одного человека другим. Кажется, Монк был верен только правосудию. Могла ли эта черта сыщика ускользнуть от Ранкорна, стоящего на его пути?

Карьера — от мальчишки из рыбацкого поселка до инспектора столичной полиции — была поистине стремительна. За двенадцать лет Монк достиг того, на что другим людям потребовалось бы два десятилетия. Монк наступал Ранкорну на пятки; в ближайшее время он явно собирался занять кресло своего начальника, а то и замахнуться еще выше.

Возможно, все теперь зависело от расследования дела Грея.

Стремительно продвигаясь по службе, Монк без сожаления оставлял позади менее одаренных коллег. Его богом была истина. Там, где законы допускали двоякое толкование или умалчивали о чем-то, он полагался на чувство справедливости. Пробегая глазами собственные старые дела, он не находил ни намека на то, что у него имелись и другие побуждения — например, сочувствие к жертвам. Его ярость была направлена не на отдельных преступников: он боролся против тех сил, что порождают нищету и преступления, против мира трущоб — царства насилия, вымогательства и проституции.

Монк восхищался незнакомцем, чья личность возникала перед ним при чтении старых уголовных дел, поражался его проницательности и профессионализму, энергии и упорству, склонял голову перед его отвагой, но полюбить его он не мог. Ни душевной теплоты, ни слабостей, ни следа простых человеческих надежд и страхов. Казалось, единственной страстью незнакомца было преследование лжи и несправедливости. Однако, судя по бесстрастным отчетам, ненавидя само зло, он был абсолютно равнодушен к жертвами злодеяний.

Почему Ивэн так рвался работать с ним? Чтобы научиться его методам работы? Монку стало стыдно от одной этой мысли. Менее всего ему хотелось бы, чтобы Ивэн стал его точной копией. Люди меняются незаметно, исподволь — капля по капле, день за днем. Неплохо было бы поделиться с Ивэном профессиональными навыками, не передавая ему при этом своих амбиций.

Ранкорна вполне можно было понять. Как еще относиться к человеку, который видит в тебе лишь препятствие? Потому он и всучил Монку это дело, которое приведет либо к провалу, либо к грандиозному скандалу, которого высшие чины полиции никогда не простят.

Монк слепо смотрел на исписанные страницы. Человек, возникавший в его воображении, был таким же схематичным, как Джосселин Грей: даже более того — Грея хотя бы любили за обаяние, умение развеселить людей, заставить их забыть на минуту о своих невзгодах.

Сам Монк не помнил о себе ничего, если не считать того внезапного просветления в Шелбурне. Но, может быть, память еще вернется к нему? Надо просто набраться терпения.

Кроме того, его тревожили мысли о женщине в церкви, миссис Лэттерли. После несчастного случая они виделись всего дважды, и тем не менее ее лицо не дает ему покоя. Почему? Может быть, он потратил на ее дело много сил и времени, часто с ней встречался? Разумеется, ничего личного — пропасть между ними слишком велика. Но если Монк посмел лелеять какие-то надежды, значит, его амбиции действительно непомерны. При мысли, что он не смог скрыть своего волнения при их последней встрече, Монка бросило в жар. Священник обратился к ней: «Миссис…» Она была в трауре. В трауре по свекру или по мужу? Он обязан загладить возникшую неловкость! Прежде всего следует выяснить, что он все-таки раскопал по этому делу, связанному, кажется, с недавней кончиной ее свекра.

Монк снова перерыл все записи, но нигде не нашел упоминаний о семье Лэттерли. Внезапно ему пришло в голову, что Ранкорн передал дело кому-то другому, пока Монк валялся в больнице. Он вполне мог так поступить, если речь шла о подозрительной смерти.

Да, но тогда почему полицейский, которому поручили расследование, ни разу не обратился ни к самой миссис Лэттерли, ни к ее мужу, если тот, разумеется, жив? Монк отложил бумаги и направился к Ранкорну. По дороге он не без удивления отметил, что за окнами совсем уже темно.

Ранкорн был еще у себя, однако собирался уходить. Поздний визит Монка не был для него неожиданностью.

— Возвращаетесь к привычному ритму? — сухо заметил он. — Неудивительно, что вы до сих пор не женаты, работа заменяет вам супругу. Не очень-то, наверное, вам уютно приходится зимними ночами, — добавил он с удовлетворением. — Что у вас?

— Лэттерли.

Монк был раздражен упоминанием о своих прежних привычках. До несчастного случая такие шутки вряд ли могли вывести его из себя. Но теперь он чувствовал себя более уязвимым.

— Что? — Ранкорн уставился на него, непонимающе сдвинув брови; левый глаз недобро прищурился.

— Лэттерли, — повторил Монк. — Полагаю, вы передали дело кому-то другому, пока я болел?

— В первый раз об этом слышу, — отрезал Ранкорн.

— У меня было дело человека по фамилии Лэттерли. То ли он покончил с собой, то ли был убит…

Ранкорн поднялся и направился к висящему на крюке пальто.

— Ах, вы об этом… Вы же сами пришли к выводу, что произошло самоубийство, и закрыли дело за пару недель до несчастного случая. Что это с вами? У вас память отшибло?

— Я все отлично помню! — огрызнулся Монк, хотя самого так и обдало жаром. Дай бог, чтобы лицо его не выдало. — Но материалы по этому делу у меня исчезли. Я решил, что вы усомнились в результатах и передали дело другому.

— О! — Ранкорн с усмешкой оделся, натянул перчатки. — Да нет, расследование было просто прекращено. Я никому не передавал его. Забудьте вы об этом бедняге-самоубийце Лэттерли и вернитесь-ка к Грею, который определенно себя не убивал. Вы выяснили что-нибудь новенькое? Действуйте, Монк, действуйте, что-то вы на этот раз сами на себя не похожи! Что там с этим Йитсом?

— Ничего обнадеживающего, сэр.

Монк был уязвлен и даже не смог скрыть этого.

Ранкорн нахлобучил шляпу, усмехнулся и вперил в Монка лучистый взгляд.

— Стало быть, вы решили заняться друзьями и близкими Грея, не так ли? — с видимым удовлетворением произнес он. — И даже скорее подругами. Вполне вероятно, что вынырнет какой-нибудь ревнивый муж. Чего я терпеть не могу, так это такие вот расследования. Помяните мои слова, за этим убийством скрывается что-то весьма скверное. — Он взглянул на Монка искоса. — Только вы один можете все это распутать. Попытайте-ка снова счастья в Шелбурне! — С откровенно ликующим видом он обмотал шарф вокруг шеи и вышел.

Монк не поехал в Шелбурн ни на следующий день, ни на той неделе вообще. Он знал, что визит туда неизбежен, но ему хотелось предстать во всеоружии, во-первых, чтобы успешно провести расследование, а во-вторых, чтобы его вмешательство в частную жизнь Шелбурнов (или кто там еще мог убить Джосселина Грея) не казалось слишком оскорбительным. Монк знал, что сильные мира сего отличаются теми же слабостями, что и простые люди, но, в отличие от них, не останавливаются ни перед чем, лишь бы их грешки не выплыли наружу и не стали предметом насмешек и осуждения. Откуда это было ему известно? Скорее всего, интуиция.

Вместо этого утром следующего дня он вместе с Ивэном снова направился в дом на Мекленбург-сквер: не искать следы убийцы, а выяснить кое-что о самом Грее. Оба полицейских шагали погруженные каждый в свои мысли, лишь изредка обмениваясь случайными фразами, и все же Монк был рад, что идет туда не один. Квартира Грея подавляла его. Там давно уже не было ни крови, ни мертвого тела, но там от самих стен веяло ненавистью. Монку наверняка приходилось раньше видеть множество смертей; пора уже было к ним привыкнуть. Несчастные случаи, бессмысленные убийства, совершенные в запальчивости, жестокость загнанного в угол преступника. Однако смерть Грея наводила на мысли о страсти, об узах ненависти, связывавших убийцу и жертву.

В комнате, где совершилось преступление, было прохладнее, чем в остальных помещениях. В проникавшем через высокие окна бледном свете мебель казалась чересчур громоздкой. Монк оглянулся на Ивэна, желая понять, какие чувства испытывает его помощник. Однако лицо Ивэна выражало лишь легкое неудовольствие из-за того, что ему предстоит рыться в чужих письмах, обшаривать бюро и ворошить содержимое выдвижных ящиков.

В застоявшемся воздухе соседней спальни чувствовалась затхлость, окна были плотно закрыты. На всем уже лежал тонкий слой пыли. Монк осмотрел буфет и занялся гардеробом. Несомненно, Грей знал толк в одежде, у него был безупречный вкус, хотя кошелек подчас пустовал. Несколько наборов золотых запонок с фамильным гербом, пара — с личными инициалами Грея. Три булавки для галстука, из них одна — с крупной жемчужиной; гребни с серебряными спинками; футляр из свиной кожи с туалетными принадлежностями. Какой бы грабитель оставил все эти вещицы без внимания! Масса платков с монограммами, шелковые и льняные рубашки, галстуки, носки, нижнее белье. Монк был удивлен и несколько задет собственной осведомленностью: он знал цену каждого предмета с точностью до нескольких шиллингов. Интересно, откуда?

В верхних ящиках Монк надеялся найти письма, слишком личные, чтобы хранить их вместе со счетами и случайной перепиской в бюро, но, ничего не обнаружив, вернулся в комнату. Ивэн все еще неподвижно стоял перед бюро. Не сговариваясь, оба вели себя очень тихо, словно боясь потревожить витающую здесь душу покойного.

За окном громыхали колеса экипажей, стучали копыта, раздавались крики уличного торговца.

— Ну? — произнес Монк едва ли не шепотом.

Ивэн вздрогнул и обернулся. Лицо его было напряжено.

— Здесь довольно много писем, сэр. Я, право, не знаю, что с ними со всеми делать. Несколько писем — от его невестки Розамонд Шелбурн; одно — довольно резкое — от Лоуэлла. Он ведь сейчас лорд Шелбурн, не так ли? Совсем свежее — от матери. Кстати, оно единственное: похоже, он не хранил ее письма. Несколько посланий — от семьи Доулиш, тоже незадолго до смерти; в том числе — приглашение погостить у них недельку. Стиль весьма дружеский. — Он слегка скривил рот. — А в том, что от Аманды Доулиш, мне кажется, даже более чем дружеский. Вообще, множество приглашений — и все недавние. Видимо, у Грея не было привычки оставлять у себя старые письма. Да и дневника нигде нет. Забавно. — Он взглянул на Монка. — Как считаете, такой джентльмен мог вести дневник?

— Полагаю, что да. — Монк подошел к помощнику. — Вероятно, его прихватил убийца… Вы внимательно все осмотрели?

— В бюро его нет. — Ивэн покачал головой. — Я проверил даже потайные ящики. Но зачем прятать дневник?

— Не имею представления, — честно признался Монк, разглядывая бюро. — Разве что его взял убийца. Возможно, там упоминалось его имя. Надо будет заняться этими Доулишами. На письмах есть их адрес?

— О да, я уже записал его.

— Хорошо. Что еще?

— Несколько счетов. Он платил по ним не слишком аккуратно, но об этом я уже знал из разговоров с торговцами. Три счета — от портного, четыре или пять — от белошвейки, два — от торговца вином и коротенькое письмо от семейного поверенного — ответ на просьбу увеличить содержание.

— Я полагаю, отказ?

— Именно так.

— А что-нибудь из клуба, от карточных партнеров?

— Нет, но карточные долги бумаге не поверяют. — Ивэн внезапно улыбнулся. — Так, во всяком случае, говорят.

Монк почувствовал некоторое облегчение.

— Верно, — согласился он. — А прочие письма?

— Одно, весьма сухое, от Чарльза Лэттерли…

— Лэттерли?

Монк похолодел.

— Да. Вы его знаете?

Ивэн взглянул на Монка. Монк перевел дух и взял себя в руки. Миссис Лэттерли в церкви упоминала имя Чарльз, — и он еще испугался, что она говорит о муже.

— Относительно недавно я расследовал дело некоего Лэттерли, — он старался, чтобы его голос звучал спокойно. — Возможно, совпадение. Вчера я как раз пытался найти в старых бумагах материалы по нему — и не смог.

— Может, он был как-то связан с Греем? Публичный скандал, попытка замять…

— Нет! — Голос Монка прозвучал куда более резко, чем следовало. — Нет, совсем не то. Бедняга скончался еще до гибели Грея.

— О… — Ивэн снова повернулся к бюро. — Тогда, боюсь, это все. Однако у нас уже есть внушительный список знакомых Грея, а от них потянутся другие ниточки.

— Да, верно. Но я все равно возьму адрес Лэттерли.

— Конечно.

Ивэн вынул письмо из общей кипы и подал Монку.

Монк пробежал его глазами. Послание, как и предупреждал Ивэн, было выдержано в холодных тонах, но ненавистью там и не пахло: просто разрыв дружеских отношений. Монк переписал адрес и вернул письмо Ивэну.

Они закончили осмотр и, миновав Гримвейда, вышли на улицу.

— Может быть, перекусим? — бодро спросил Монк. Ему хотелось оказаться в толпе, услышать разговоры и смех людей, погруженных в простые повседневные заботы и ничего не знавших ни об убийствах, ни о жестокости людей.

— Согласен! — Ивэн следовал за ним. — Есть хороший трактир в четверти мили отсюда, там подают отличные яблоки в тесте. Правда… — Внезапно он запнулся. — Заведение весьма заурядное…

— Вот и славно, — отозвался Монк. — Как раз то, что нам нужно. Меня уже озноб начал пробирать в этой квартире. Не знаю, почему, но там холоднее, чем на улице.

Ивэн передернул плечами и улыбнулся.

— Возможно, просто воображение разыгралось, но меня тоже немного знобило. Это первое мое дело об убийстве. Вы-то, полагаю, уже отбросили излишнюю чувствительность, а я вот еще не привык…

— И не стоит! — одернул его Монк. — К этому нельзя привыкнуть! — На этот раз он почему-то не постеснялся признаться в странной для полицейского слабости. — Я имею в виду, — продолжил он более мягко, понимая, что несколько смутил Ивэна своим внезапным порывом, — держите голову ясной, но не старайтесь очерстветь душой. Сыщик должен всегда оставаться человеком. — Выпалив банальную сентенцию, он и сам немного смутился.

Но Ивэн, кажется, не обратил на это внимания.

— Мне не хватает опыта, сэр. Признаюсь, в этой комнате мне чуть дурно не стало. Такого я еще не видел. — Он оправдывался, словно подросток. — Конечно, с трупами мне и раньше приходилось иметь дело, но это были в основном утопленники или нищие. Зимой их бывает особенно много. Вот почему я обрадовался, когда мне приказали работать с вами. У вас есть чему поучиться.

Монк ощутил одновременно и стыд, и радость. Продолжая шагать сквозь мелкий дождик, он попытался найти слова для достойного ответа, но тщетно. Да и Ивэн, следовавший за ним, казалось, и не ждал, что ему ответят.

В следующее воскресенье Монк и Ивэн вышли из поезда в Шелбурне и направились в сторону усадьбы. Стоял один из тех летних дней, когда при безоблачном небе внезапно налетает резкий свежий ветер с востока. Деревья, перешептываясь, вздымали огромные, мягко колышущиеся кроны. Ночью прошел дождь, и под сенью ветвей был отчетливо различим запах сырой, потревоженной каблуками земли.

Полицейские шли в молчании, каждый радуясь прекрасному дню на свой манер. Монк шагал, любуясь высотой ясного неба и просторами полей, когда внезапно нахлынули воспоминания и он вновь увидел Нортумберленд: бесконечные мрачные холмы, северный ветер, шевелящий траву. Молочное небо сливалось с морем, и чайки с пронзительными криками парили на восходящих потоках воздуха.

Ему представилась его мать — черноволосая, как Бет. Она стояла у плиты, в кухне пахло мукой и дрожжами. Он вспомнил залитую солнцем комнату, в которой жена священника учила его грамоте, а Бет следила за ними с благоговейным ужасом. Сама она тогда читать не умела. Ее учил уже Монк — потом, спустя несколько лет, по складам, буква за буквой. Ее почерк до сих пор носил признаки той старательности, с которой она впитывала его уроки. Сестра любила Монка и восхищалась им… Затем видения рассеялись, и Монк почувствовал себя так, словно его окунули в холодную воду. Он вздрогнул и огляделся, но не заметил ни удивленного взгляда Ивэна, ни того, как молодой человек поспешно отвел глаза.

Вдали уже виднелся обрамленный зеленью Шелбурн-Холл.

— Вы хотите, чтобы я участвовал в разговоре или чтобы только слушал? — спросил Ивэн. — Если честно, я бы предпочел помолчать.

Внезапно Монк осознал, что Ивэн нервничает. Возможно, он ни разу до этого не беседовал с аристократками и тем более не задавал вопросов, связанных с их частной жизнью. Не исключено, что он только издали видел древние родовые гнезда. Монк мог лишь гадать, откуда в нем самом столько самоуверенности. Ранкорн был прав: Монк честолюбив, заносчив и бесчувствен.

— Попробуйте поговорить со слугами, — ответил он. — Слуги обычно очень наблюдательны. Временами они замечают то, что их хозяева стараются скрыть от глаз себе подобных.

— Можно поговорить с камердинером, — предложил Ивэн. — Человек особенно уязвим, когда принимает ванну или меняет белье.

Ивэн ухмыльнулся; видимо, мысль о том, что сильные мира сего столь беспомощны в быту, позабавила его. Эта же мысль, должно быть, придала ему уверенности.

Леди Фабия была несколько удивлена, вновь услышав о Монке, и продержала его полчаса в буфетной — рядом с запертой конторкой, где хранились ключи от погребов и список вин. Впрочем, там же располагалось и удобное кресло внушительных размеров. Вероятно, комната экономки была уже занята. Как и в прошлый раз, Монка рассердил такой прием, но в то же время он восхищался самообладанием хозяйки. Она ведь не знала о цели его визита. Вполне могло оказаться, что полицейский явился сообщить, кто и почему убил ее сына.

Когда же его наконец проводили в розовую гостиную, леди Фабия приняла его с холодной, равнодушной вежливостью.

Как и в прошлый раз, он сел, получив разрешение, в то же самое глубокое кресло с бледно-розовой обивкой.

— Итак, мистер Монк? — начала она, слегка приподнимая брови. — Вы хотели что-то мне сообщить?

— Да, мэм, если позволите. Мы окончательно утвердились в мысли, что майора Грея убили по личным мотивам, и что он не был случайной жертвой. Таким образом, нам просто необходимы данные о нем, о его связях в обществе…

Глаза ее расширились.

— Если вы вообразили, что связи в обществе непременно приводят к убийству, мистер Монк, то вы просто ничего не знаете о высшем обществе.

— Боюсь, мэм, что на убийство способно большинство людей, когда их загоняют в угол, грозят отобрать самое дорогое…

— Не думаю. — Своим тоном и легким поворотом головы она дала ему понять, что считает тему исчерпанной.

— Хорошо, допустим, что не большинство. — Он с трудом подавил вспышку гнева. — Допустим даже, что на это способен всего один человек, но именно его я хочу найти. А вы, смею предположить, хотите этого даже больше, чем я.

— Вы весьма гладко выражаетесь, молодой человек, — заметила она чуть ли не насмешливо. — И что, вы полагаете, я могла бы вам сообщить?

— Имена его ближайших друзей, — ответил он. — Друзья семьи, известные вам приглашения, полученные им в последнее время, особенно приглашения на уик-энд. Возможно, имя женщины, к которой он был неравнодушен. — Монк видел, как на ее надменное лицо легла тень отвращения. — Ваш сын действительно был очень обаятельным человеком, — подпустил он лести, зная, что это единственное слабое место леди Фабии.

— Да, он был обаятелен.

Губы ее едва шевельнулись, глаза на секунду заволокло печалью. Затем лицо ее стало надменным и непроницаемым, как прежде.

Монк подождал, впервые прочувствовав всю глубину ее горя.

— Возможно, какая-то женщина могла им увлечься, тем самым разозлив другого своего поклонника или даже мужа, — продолжил он, понизив голос.

Какое-то время леди Фабия обдумывала предположение сыщика.

— Возможно, — заключила она наконец. — Вполне возможно, что юная особа своим поведением спровоцировала кого-то на беспричинную ревность.

— Не исключено, что этот ревнивец излишне увлекается спиртным. — Монк постарался построить фразу как можно тактичней. — Такие люди обычно склонны к преувеличениям.

— Джентльмен всегда знает, как следует себя вести. — Чуть опустив уголки рта, она взглянула на Монка. От него не ускользнуло ударение, которое леди Фабия сделала на слове «джентльмен». — Даже когда он выпьет лишнего. Но, к сожалению, люди бывают слишком неразборчивы в выборе гостей.

— Если вы дадите мне фамилии и адреса, мэм, я постараюсь провести расследование как можно осторожнее и ни в коем случае не упомяну вашего имени. Я полагаю, что все истинные друзья майора Грея тоже заинтересованы в поимке убийцы.

Это был сильный аргумент. Леди Фабия пристально взглянула Монку в глаза.

— Совершенно верно, — согласилась она. — Если у вас есть блокнот, я готова помочь вам.

Леди Фабия потянулась к столу розового дерева, открыла выдвижной ящик и достала адресную книгу в кожаном с позолотой переплете.

Монк уже приготовился записывать, когда вошел Лоуэл Грей, одетый по-домашнему. На нем были поношенные бриджи и твидовая норфолкская куртка. Увидев Монка, он помрачнел.

— Я уверен, мистер Монк, что, обнаружив что-либо новое, вы могли бы доложить об этом мне, а не беспокоить мою мать! — заявил он с откровенным раздражением. — В противном случае ваше присутствие здесь бессмысленно. Я удивлен вашему возвращению.

Монк встал и сам на себя за это разозлился.

— Я вернулся, милорд, поскольку мне потребовалась дополнительная информация, которую леди Шелбурн любезно согласилась мне предоставить. — Он чувствовал, как его лицо заливает краска.

— Мы не можем сообщить вам ничего такого, что имело бы отношение к делу, — отрезал Лоуэл. — Господи, да неужели вы не в состоянии заниматься своей работой, не вламываясь сюда чуть ли не каждый день? — Он нервно поигрывал рукоятью хлыста. — Мы не в силах помочь вам! Если вы потерпели поражение, честно признайтесь в этом! Многие преступления так и остаются нераскрытыми, особенно если они совершены безумцами.

Монк безуспешно пытался подобрать вежливый ответ, когда вмешалась леди Шелбурн.

— Возможно и так, Лоуэл, но только не в этом случае, — тихо, но твердо произнесла она. — Джосселин был убит кем-то, кто хорошо его знал, как бы отвратительно для нас это ни звучало. Вполне возможно, что этот человек всем нам известен.

Разумнее ответить на вопросы мистера Монка, чем дать ему повод начать расспрашивать всю округу.

— Боже милосердный! — Лоуэл изменился в лице. — Ты шутишь? Позволить ему заняться этим — чудовищно! Он нас погубит!

— Вздор! — Она захлопнула адресную книгу и положила ее обратно в ящик. — Погубить нас не так-то просто. Шелбурны на этой земле были, есть и будут. Но в любом случае мне не хотелось бы, чтобы мистер Монк начал выспрашивать о нас у посторонних. — Она холодно взглянула на Монка. — Поэтому я и решила сама дать ему адреса интересующих его лиц, а также список вопросов, желательных и… нежелательных.

— Все это бессмысленно! — Лоуэл в ярости переводил взгляд с матери на Монка и обратно. — Кто бы ни убил Джосселина, это наверняка был его лондонский знакомый… Если они и в самом деле были знакомы, в чем я глубоко сомневаюсь! Что бы вы там ни говорили, мне все-таки кажется, что Джосселин стал случайной жертвой. Убийца заметил, что у него есть деньги, выследил его от клуба и решил его ограбить.

— Это был не грабеж, сэр, — твердо заявил Монк. — В квартире осталось множество ценных вещей, даже деньги в бумажнике не тронуты.

— Да откуда вы знаете, сколько денег было у Джосселина в бумажнике? — воскликнул Лоуэл. — Возможно, там лежали сотни!

— Обычный вор редко оставляет сдачу, — не сумев сдержаться, ответил Монк.

Однако Лоуэл был слишком взбешен, чтобы остановиться.

— А вы убеждены, что это был именно «обычный» вор? Я не знал, что вы так далеко продвинулись в расследовании. Сказать по правде, мне казалось, вы топчетесь на месте!

— Нет, это был крайне необычный вор. — Насмешку Монк пропустил мимо ушей. — Воры убивают редко. А что, майор Грей часто прогуливался, имея в бумажнике сотни фунтов?

Лоуэл побагровел. Он швырнул хлыст на диван, но промахнулся. Хлыст упал на пол, однако Лоуэл не обратил на это внимания.

— Нет, конечно, нет! — рявкнул он. — Но это мог быть особый случай! Его же не просто ограбили и бросили, его избили до смерти, если помните!

Лицо леди Фабии дрогнуло от горя и омерзения.

— Послушай, Лоуэл, этот человек старается как может. Право, оскорблять его за это не стоит.

Лорд Шелбурн внезапно сменил тон.

— Ты испытала тяжелое потрясение, мама, и тебя можно понять. Пожалуйста, предоставь общение с полицией мне. Если я сочту нужным сообщить что-либо мистеру Монку, я это сделаю. Почему бы тебе не пойти в гостиную и не попить чаю с Розамонд?

— Меня не нужно опекать, Лоуэл! — отрезала леди Фабия, поднимаясь. — Я не настолько потрясена, чтобы не владеть собой, и хотела бы помочь полиции, которая ищет убийцу моего сына!

— Мы ничем не можем им помочь, мама! — Он снова дал волю своему норову. — Разве что позволить опросить полстраны, чтобы выведать все подробности о жизни несчастного Джосселина и его друзей.

— Один из так называемых друзей несчастного Джосселина избил его до смерти!

Щеки ее побелели; другая женщина уже давно упала бы в обморок, но эта стояла удивительно прямо, скрестив руки на груди.

— Глупости! — немедленно отозвался Лоуэл. — Наверняка убийца — картежник, не сумевший вернуть ему долг. Джосселин был куда более азартен, чем тебе представлялось. Многие за карточным столом влезают в такие долги, что теряют голову и становятся способными на все. — Он перевел дух. — Клубы, где играют в карты, далеко не так разборчивы, как хотелось бы. Туда могут проникнуть и самые нежелательные люди. Вот что, скорее всего, погубило Джосселина. Неужели ты думаешь, что мы можем хоть что-нибудь знать о его карточных партнерах?

— Не исключено, что причиной преступления стала ревность, — ледяным голосом добавила она. — Джосселин был очень обаятелен, как тебе известно.

Лоуэл вспыхнул, затем лицо его застыло.

— О чем мне все постоянно напоминают, — тихо, с угрозой вымолвил он. — Но чаще всех — ты, мама. Поразительная причуда!

Она взглянула на него чуть ли не с презрением.

— Ты сам никогда не понимал, в чем заключается суть обаяния, Лоуэл, и это величайшее твое несчастье. Будь добр, прикажи, чтобы в гостиной поставили еще один чайный прибор. — Она демонстративно отвернулась от сына. — Не присоединитесь ли к нам, мистер Монк? Возможно, моя невестка не откажется вам помочь. Она была знакома со многими приятелями Джосселина. Кроме того, женщины зачастую бывают весьма наблюдательны по отношению к другим женщинам, особенно тогда… — она помедлила, — когда речь идет о душевных склонностях.

Не дожидаясь ответа и не обращая внимания на Лоуэла, леди Фабия повернулась к двери и застыла на месте. Лоуэл помешкал всего секунду, затем подошел и открыл перед матерью дверь. Она переступила через порог, так и не удостоив сына взглядом.

За столом воцарилась напряженная атмосфера. Розамонд была сильно удивлена тем, что полицейский допущен к чаепитию, словно джентльмен. Даже служанка была явно смущена. Вероятно, на кухне ей уже шепнули о роде занятий их нежданного гостя. Монк вспомнил об Ивэне: интересно, удалось ли ему хоть что-нибудь выяснить?

Когда служанка удалилась, расставив чашки и блюдца, леди Фабия, избегая встречаться взглядом с Лоуэлом, начала ровным негромким голосом:

— Розамонд, дорогая, полиция желает знать как можно больше о светской жизни Джосселина перед самой его гибелью. Круг его знакомств известен тебе лучше, чем остальным. Скажем, кто особенно настойчиво им интересовался?

— Вы меня спрашиваете?

Или Розамонд была удивлена сверх меры, или она была более искусной актрисой, нежели казалось Монку раньше.

— Конечно, тебя, дорогая. — Леди Фабия протянула ей оладьи, но Розамонд не обратила на это внимания. — Ведь я с тобой разговариваю. Разумеется, я спрошу и Урсулу.

— Кто такая Урсула? — вмешался Монк.

— Мисс Урсула Уодхем, она помолвлена с моим вторым сыном Менардом. Позвольте мне самой задавать вопросы. — Она снова повернулась к Розамонд. — Итак?

— Я не помню, чтобы Джосселин был с кем-то особенно близок…

Розамонд была смущена, словно речь зашла о чем-то для нее глубоко личном. Разглядывая ее лицо, Монк невольно предположил: а не была ли она сама влюблена в Джосселина? Тогда стало бы понятно нежелание Лоуэла затрагивать эту тему. Интересно, зашло ли дело дальше простой симпатии?

— Я спрашиваю не об этом. — Терпение леди Фабии было на исходе. — Меня интересует, не добивался ли кто-нибудь близости с Джосселином, хотя бы в одностороннем порядке.

Розамонд вскинула голову. На секунду Монку показалось, что она сейчас вспылит, — но лишь на секунду.

— Нора Партридж относилась к нему с особой нежностью, — медленно проговорила она, тщательно подбирая слова. — Но это вряд ли новость. И потом, я плохо представляю себе сэра Джона, замышляющего убийство. Он, конечно, любит Нору, но не до такой же степени!

— А ты более наблюдательна, чем я думала, — с некоторым удивлением вынуждена была признать леди Фабия. — Но в мужчинах ты, моя дорогая, не разбираешься. Кроме любви существует еще и ревность. — Она повернулась к Монку. Ему, между прочим, оладьи так никто и не предложил. — С него и начните. Сомневаюсь, чтобы Джон Партридж мог убить кого-то, да еще и с помощью трости… — Лицо ее снова на миг застыло. — Но у Норы были и другие поклонники. Она довольно экстравагантное создание, причем подчас весьма безрассудное.

— Благодарю вас, мэм. Есть ли, по-вашему, еще какие-либо варианты?

Весь следующий час они обсуждали романы Джосселина, но Монк уже слушал вполуха. Его интересовали не столько сами факты, сколько отношение к ним окружающих. Джосселин явно был любимцем матери, и если отсутствующий средний брат Менард похож на Лоуэла, то в этом нет ничего удивительного. Но чувства чувствами, а законы гласят, что наследником денег, земель и титула становится старший сын, то есть Лоуэл, ее первенец.

Сам Лоуэл по преимуществу помалкивал, зато Розамонд старалась угодить свекрови, которую она явно почитала гораздо больше, чем собственного мужа.

К своему огорчению, Монк так и не встретился с леди Калландрой Дэвьет. Ему было бы любопытно послушать, что она скажет по этому поводу.

Монк поблагодарил хозяев, извинился, что отнял у них столько времени, и пошел искать Ивэна, после чего оба направились в деревню — отведать пинту сидра перед отъездом в Лондон.

— Ну что? — спросил Монк, стоило им отойти подальше от усадьбы.

— Ах! — Ивэн захлебывался от восторга. Шаги его были непривычно стремительны; он шлепал по лужам, совершенно не заботясь о своей обуви. — Это что-то потрясающее! Никогда раньше не бывал в таких дворцах! Мой отец, как вы знаете, был священником, и в детстве я навещал с ним многие дома. Но такие… Боже правый, я бы со стыда сгорел, если бы мне пришлось наблюдать хоть часть того, что видят здешние слуги. Хозяева, похоже, считают, что у них работают слепые и глухие!

— В них просто не видят людей, — ответил Монк. — Во всяком случае, равных себе людей. Это два разных мира, и они почти не соприкасаются, разве что физически. Поэтому мнение слуг не принимается во внимание. Вам что-нибудь удалось выяснить? — Он невольно улыбнулся, глядя на Ивэна.

Тот издал короткий смешок.

— Не очень-то они расположены, доложу я вам, беседовать с полицейским, да еще и о секретах своих хозяев. Так ведь можно и места лишиться. Впрочем, сами они полагают, что держали рты на замке.

— Как же вы вышли из положения? — весьма заинтересованно спросил Монк.

Ивэн слегка покраснел.

— Отдался на милость кухарки. — Он уставился под ноги, но походки не изменил. — Боюсь, я представил ей свою хозяйку в самом мрачном свете. Очень дурно отозвался о ее стряпне… — Ивэн мельком взглянул на Монка и вновь отвел глаза. — Надо сказать, кухарка леди Шелбурн отнеслась ко мне прямо по-матерински. — Он улыбнулся. — Бьюсь об заклад, я подзаправился куда солиднее, чем вы.

— Да я вообще не ел, — кисло признался Монк.

— Прошу прощения, — не слишком искренне огорчился Ивэн.

— И что же, кроме ланча, принес вам этот дебют на театральных подмостках? — поинтересовался Монк. — Полагаю, вам удалось кое-что подслушать?

— О да… Знаете ли вы, например, что леди Розамонд пришла в дом из хорошей семьи, но… как бы это выразиться… не без истории? Сначала она собиралась замуж за Джосселина, но ее мать настояла, чтобы она вышла за старшего брата, который тоже к ней сватался. Она была хорошей, послушной девочкой и поступила, как ей велели. По крайней мере, именно это рассказывала одна служанка прачке, пока горничная не велела им прикусить язычки и заняться своим делом.

Монк присвистнул.

— Детей у них не было несколько лет, — увлеченно продолжал Ивэн. — А потом, года полтора назад, родился сын, наследник титула. Злые языки утверждают, что он типичный Шелбурн, но больше похож на Джосселина, чем на Лоуэла. Младший лакей сам слышал, как об этом толковали в трактире. У мальчика голубые глаза — а у лорда Шелбурна, если заметили, темные, да и у его жены тоже…

Монк остановился посреди дороги и взглянул на помощника в упор.

— Вы уверены?

— Я уверен лишь в том, что слышал это своими ушами и что лорд Шелбурн тоже наверняка должен был услышать эти сплетни… рано или поздно… О боже! — Лицо Ивэна изменилось самым комичным образом. — Как скверно! Что-то в этом роде Ранкорн и имел в виду, так ведь? — Энтузиазм его мгновенно испарился. — Что же нам делать? Страшно подумать, как поведет себя леди Фабия, если мы начнем вытаскивать на свет семейные тайны!

— Да уж, — мрачно кивнул Монк. — Я тоже не знаю, что нам теперь делать.