Реджи Сотерон увидел Питта на следующий вечер. Он только устроился в своем удобном кресле, чтобы отойти от неприятной поездки, от жестких рессор, от отвратительного, постоянно дующего ветра, от заливающего за воротник дождя, когда слуга объявил, что пришел Питт. Реджи серьезно подумывал о возможности отказаться видеть его, но решил, что это будет неумно. Это могло натолкнуть Питта на идею покопаться глубже в других областях, которые было бы правильным не затрагивать. И, конечно, избежать встречи с ним — значит потерять возможность защитить себя перед тем, как он будет атакован. Чертов Фредди Больсовер!

— Проводи его сюда, — сказал он несколько раздраженно. — И убери со стола хороший херес и принеси какое-нибудь другое вино. — Глупо оскорбить инспектора, ничего ему не предложив, но и тратить напрасно хороший напиток не стоит.

Вошел Питт. Как всегда неопрятный, пальто нараспашку, с промокшими плечами. Но лицо добродушное и настроение хорошее. И взгляд более проницательный, чем Реджи казалось раньше.

— Добрый вечер, сэр, — поприветствовал он. Странно, что у этого парня такой высокий голос и такая ясная дикция. Слишком много о себе воображает. Подражает вышестоящим.

— Вечер добрый, — ответил Реджи. — Я полагаю, вы пришли относительно бедняжки Елены Доран? Не могу сказать вам о ней ничего, не знаю.

— Конечно нет, — вежливо согласился Питт. — Я уверен, если бы вы что-то знали, вы бы сказали нам задолго до того, как мы пришли спросить вас об этом. Тем не менее… — Он вдруг рассмеялся, что в другой ситуации было бы даже приятно, если бы он был равным по статусу, конечно. — Тем не менее, возможно, вы сможете заполнить несколько пробелов в расследовании.

— Херес? — предложил Реджи, поднимая графин.

— Нет, благодарю вас, — отказался Питт, слегка взмахнув рукой.

Реджи налил себе. Настроение испортилось. Он приготовил для парня простое вино с кухни, но тот отказался. Теперь придется, как дураку, стоять здесь и пить эту кислятину самому.

— Я уже говорил вам, — сказал он с обидой. — Я не знаю ничего о Елене Доран.

— О ее смерти — может быть. Но вы должны что-то знать о ее жизни. — Питт говорил, не повышая голоса. — Может быть, больше, чем вы сами думаете. Мне нужно ваше мнение. Вы светский человек, вы должны оценивать людей как банкир.

Сотерону не стоило удивляться. Конечно, парень разыскал информацию о нем и о роде его занятий. Это правда, он довольно хорошо умел оценивать людей до сих пор. Хотя и ошибся в оценке Фредди…

— Естественно, я скажу вам все, что смогу, — немного смягчился Реджи. — Все были шокированы. Елена была такой молодой…

— И, говорят, очень хорошенькой. — Инспектор вопросительно поднял брови.

— Да, это так. Правда, бледновата. Я не очень люблю блондинок. Выглядят хрупкими. Но очень нравилась тем, кто любит женщин такого типа. Сам предпочитаю более крепких женщин. — Нельзя дать ему ни малейшего намека, что Реджи может быть заподозрен. Надо сделать так, чтобы эта мысль не возникала с самого начала.

— Я сам не люблю блондинок, — согласился Питт. — Особенно ярких блондинок. Они кажутся мне холодными.

Может быть, этот парень не так уж плох. Во всяком случае, чисто по-человечески.

— Правильно, — согласился Сотерон. — Приятная девушка, всегда была вежлива и хорошо себя вела. Насколько я знаю. Жаль. Очень жаль.

Все это время взгляд Питта был прикован к нему.

— Кто был ее поклонником, вы знаете? Кто-то должен быть.

— О, конечно, — согласился Реджи. Этот вопрос — хорошая возможность. — Алан Росс очень ее любил в то время, но я полагаю, вы об этом знаете.

— Алан Росс?

— Да. Парень, который только что женился на Кристине Балантайн. Буквально сегодня утром.

— Да, разумеется. Я слышал, он любил Елену Доран.

— Чертовски больше, чем просто любил, — он сходил с ума от любви к ней. Был ужасно расстроен, когда она сбежала… или, я думаю, следует сказать, когда она была убита. — Он взглянул на Питта. — Полагаю, она была убита?

— Боюсь, здесь нет никаких сомнений.

— Откуда вы знаете? Я думал, тело было… ну…

— Так оно и было. Но осталось несколько кусочков одежды и, конечно, кости. Вся плоть была съедена, но кости уцелели. Шейные позвонки сломаны. Нужны очень сильные руки, чтобы проделать это с такой аккуратностью.

Сотерон вздрогнул от отвращения.

— Да, отвратительно, не так ли? — кивнул Питт, хотя Реджи услышал в его голосе нотки, значение которых не смог определить. Своеобразный человек. Без сомнения, он служит своей цели. И, если аккуратно себя вести, он может также послужить и цели Реджи.

— Он очень страдал, — продолжал Сотерон. — Какое-то время ходил словно помешанный. Не то чтобы я имею в виду…

— Но это может быть одна из возможностей, — закончил за него Питт.

Реджи сделал вид, что обдумывает эту идею.

— Должен признать, что это так, — наконец медленно проговорил он.

— Он говорил что-нибудь о другом мужчине — о любовнике?

Сотерон наморщил лицо, силясь что-то придумать.

— Не могу вспомнить. Но, инспектор, вы же не можете ожидать, что я повторю какое-то случайное слово, даже если вспомню его. Это может привести человека на виселицу! — запротестовал он.

— Мы никого не повесим за несколько слов, — мягко заметил Питт, снова улыбнувшись. — В конце концов, это ваш моральный долг.

— Да, конечно, — согласился Реджи. Все оборачивалось очень хорошо. Не очень — для несчастного Алана Росса, но он же мог убить Елену в припадке ревности. К тому же это было наиболее правдоподобное объяснение!

Питт ждал.

— Ну… — Реджи колебался не потому, что не хотел говорить, а из-за того, что не мог придумать ничего подходящего. — Не могу вспомнить точные слова. — Он немного повысил голос в конце, как будто сомневаясь, действительно ли Питт желает, чтобы он продолжал. Затем он заторопился, чтобы не дать шанса собеседнику, если тому вдруг придет это в голову, остановить его. — Просто общий смысл. Он очень сильно любил ее. В действительности мы все полагали, что они вскоре поженятся. Конечно, большинство из нас не думало, что существовал другой любовник. Мне кажется, Росс об этом узнал. Не знаю как. Он никогда ничего не говорил нам. Но тогда он не смог этого вынести. Чтобы над ним смеялись? Женщина, которую ты любишь, принимает в постели другого мужчину…

— Да, — мрачно согласился Питт. — Очень болезненно. Мужчина может остро реагировать на это в известном состоянии.

— Вполне, — подтвердил Сотерон. — Вполне.

— С другой стороны, — сказал инспектор после минутного раздумья, — это мог сделать любовник.

— Любовник? — Предположение Реджи было отброшено. — Боже, зачем? Он думал, что получил все, разве не так? — Сотерон попытался улыбнуться, но внезапно почувствовал, что его лицо словно онемело. — Нет причин для нанесения ей увечья. Так мне кажется.

— Она была беременна, — напомнил ему Питт. — Ребенок — от любовника.

— Ну и что? — Черная мысль пришла на ум Реджи, он снова ощутил липкий страх.

— Он мог бы жениться на ней, если был свободен, вы так не думаете? — Питт смотрел на него, широко раскрыв глаза.

В голове Реджи все бурлило. Это было глупо. Он никогда даже не дотрагивался до этой девушки. Совершенно ни к чему нервничать. Но существует Фредди и его проклятый язык. Если полиция узнает, что он заигрывал с горничными, они могут не понять разницу!

— Может быть, он не подходил… в качестве мужа… я имею в виду. — Реджи и Питт стояли лицом к лицу. — Может, он был какой-нибудь торговец или кто-то в этом роде. Не могла же она выйти замуж за торговца? Или могла? — Теперь не было времени беспокоиться о чувствах Питта. Должен же этот тип знать, что имеются социальные различия. Так или иначе, он обязан об этом знать.

Но вместо того чтобы обидеться, Питт начал обдумывать ситуацию более тщательно.

— Ей нравились торговцы? — спросил он.

— Боже милостивый! — Реджи дико сопротивлялся. Что сказать? Если он скажет «да», другие обвинят его во лжи. Питт будет говорить с каждым в районе. Елена никогда бы не взглянула на торговца! Она была сверхизысканна, если так можно сказать. Единственный мужчина, кроме Росса, к которому, как видел Реджи, она выказывала уважение, был старый Балантайн из соседнего дома. Ей, без сомнения, нравились его помпезность и военный романтический ореол.

— Нет, — сказал он настолько спокойно, насколько мог. — Нет, совсем нет. — Именно таков был его ответ. — Я даже не могу вспомнить, чтобы она выказывала интерес к кому бы то ни было, — он тщательно взвешивал слова, — за исключением старого Балантайна из соседнего дома. Конечно, на молодую девушку он должен был произвести сильное впечатление. Прекрасно выглядящий мужчина, генерал. — Пусть он начнет расследование отсюда. Ни к чему указывать ему, что генерал женат. Это же Питт заметил, что убийца мог быть несвободен, — вот пусть сам и разбирается с этим.

— Я понимаю. — Инспектор посмотрел вниз под ноги, затем снова вверх, насмешливо. — Она вас не уважала, сэр?

— Меня? — Реджи выглядел шокированным. — Боже всемогущий, нет. Какой-то банкир, подумаешь… Совсем не так привлекателен, как армейский генерал. В банкире нет романтического обаяния, понимаете? — Он попробовал выдавить из себя улыбку. — Ничего привлекательного для мечтательной молодой девушки.

— Вы думаете, Балантайн мог быть неизвестным нам любовником?

— О нет, я не говорил этого!

— Разумеется, нет. Вы не могли. Верность, лояльность и тому подобные принципы. — Питт покачал головой. — Замечательно.

Почему этот чертов парень насмехается над ним?

— И я помню, что она не обладала тем типом красоты, который особенно вас привлекает.

— Что?

— Я имею в виду, вы не ревновали или что-нибудь подобное.

— Боже, нет! В самом деле нет. Слишком бледная, слишком бескровная для меня. Предпочитаю что-то немного… Я женат… — Нет, это звучит слишком напыщенно. Лучше замолчать.

— У вас необычайно красивая горничная, — сказал Питт будничным тоном. — Не смог не заметить. Очень красивая девушка. Я таких давно не видел.

Реджи почувствовал, что его лицо покраснело. Какое нахальство! Не намекает ли этот тип на что-нибудь? Он посмотрел на инспектора более внимательно, но, кажется, во взгляде Питта не просматривалось ничего, кроме работы мысли по поводу происходящего.

— Да, — согласился Сотерон после минутного раздумья. — Отбираю их по внешности. Дополнительный плюс для горничной.

— В самом деле? — Питт выказал заинтересованность. — Кто-то мне сказал, что вам нравятся горничные.

Реджи окаменел. Наверняка Фредди не мог… Сотерон избегал смотреть Питту в глаза.

— Это был Фредди Больсовер?

— Доктор Больсовер? — Кажется, Питт не понял, что Реджи имел в виду.

— Да. Это доктор Больсовер говорил обо мне… и… горничных? — Сотерон прочистил горло. — Вы не должны особо принимать во внимание то, что он говорит. Молод еще. У него довольно странное чувство юмора.

Питт наморщился:

— Я не очень понимаю вас, сэр.

— Он очень странно шутит, — объяснил Реджи. — Говорит вещи, о которых он думает, что они смешные. Не понимает, что люди, которые не знают его, могут принять их всерьез.

— О каких вещах он говорит? Я имею в виду, что он говорит на полном серьезе такого, что могло бы оказаться в действительности просто шуткой?

— Хм… — В голове Реджи мысли крутились очень быстро. Только без паники. Спокойно. — Что-то медицинское, пожалуй, совершенно серьезное. Но были и шутки обо мне и горничных или что-то вроде этого. Просто как пример.

— Вы имеете в виду, он мог сказать, может быть, что вы имели связь с горничной или нечто подобное? — допытывался инспектор.

Сотерон почувствовал, как кровь прилила к лицу, и он отвернулся.

— Что-то вроде того. — Он попытался говорить будничным тоном и чуть не задохнулся. — Вы уверены, что не хотите хереса? Я себе налью. — И тут же претворил слова в дело.

— Опасное чувство юмора, — заметил Питт. — Нет, спасибо, — он взглянул на херес. — На вашем месте я бы поговорил с ним об этом. Должно быть, это было очень неприятно для вас в тот момент.

— Я поговорю, — немедленно ответил Реджи. — Да, нужно будет это сделать. Хороший совет.

— Я удивлен, что вы не сделали этого до сих пор, — продолжал Питт. — Вы не говорили, я полагаю?

— Что? — Реджи чуть не выронил графин.

— Вы не говорили с ним об этом? — Инспектор поднял брови.

— Он сказал… он сказал вам, что я имел… — Сотерон понял, что задал глупый вопрос. — Я имею в виду… э…

— Вы имели?

— Ну… — Что, черт побери, он должен ответить? Проклятье. Что он знает? Если бы только Реджи мог выяснить, сколько этот тип уже знает, тогда бы он мог выстраивать свои ответы! Но ловить рыбку в мутной водице довольно противно.

Питт поморщился, подумав: «Какое необычное лицо у этого парня», и принялся разглядывать свои ногти.

— Это нормально, если вы ухаживаете за хорошенькими девушками из прислуги, — пожал он плечами. — Многие мужчины так поступают. Не о чем и говорить. Но сейчас это может выглядеть несколько… неудачно. — Он оторвался от ногтей и посмотрел вверх. Его пронизывающий взгляд зафиксировался на Реджи. — Вас не обеспокоил… доктор Больсовер… он не обеспокоил?

Сотерон уставился в одну точку и остолбенел. Его мозг, казалось, растаял и заморозился снова. Что он должен сказать? Мог ли он доверять Фредди? Появилась возможность избавиться от всего этого кошмара. Или не появилась? Подождите!.. Что, если Питт пойдет к Фредди и предъявит ему обвинение? Тогда Фредди расскажет ему все о Долли, и все пойдет по-другому! Или они уже знают, что он был в банке и забрал сто фунтов? Питт уже говорил со слугой? Может быть, именно эту вещь он имел в виду? Спокойно, Реджи. Подумай, прежде чем что-то говорить. Чуть не попал в ловушку…

— Господи, нет, — он выдавил из себя страдальческую улыбку. — Фредди порядочный малый. Временами бывает глуповат, но это все. Он не намеревался принести ущерб.

— Рад слышать это, сэр. — Взгляд Питта все время был направлен на лицо хозяина дома. — Просто думал, что у вас были небольшие неприятности.

— Э… неприятности? Что заставило вас так думать? — Надо выяснить, что он действительно знает.

— Я говорил со всеми слугами, — не задумываясь сказал Питт. — Во время расследования.

Реджи внимательно посмотрел Питту в лицо. Он знал! Он узнал о слуге и банке! Если Сотерон соврет о том, для чего снял со счета сто фунтов, этот проклятый парень проверит данные и все узнает! Слишком легко. Надо придумать что-то еще.

— Ну… — начал он очень уж неловко. Голова работала вовсю. Если не Фредди, то кого винить? — Ну… сказать вам правду, у меня были неприятности… не Фредди, конечно, Фредди — джентльмен. Гувернантка… — да, так и будет, — гувернантка стала немного взвинченной… Одинокая женщина, нет поклонников, вся в работе с детьми целыми днями. Вбила себе в голову какие-то дурные идеи и стала на меня давить. В другое время я бы ее уволил, но сейчас, как вы сказали, это неудобно. Заплатил ей. Сказать по правде, я не должен был, но нужно поддерживать мир. Так? Вы женатый человек. Думаю, вы поймете. Я скорее заплачу девушке, чем она будет распускать слухи вокруг. Снова она этого делать не будет. В любом случае мы выяснили все в этом деле. Вопросов нет?

— Нет, — поморщился инспектор. — Как я понимаю, вы не хотите обращаться в суд?

— Боже всемогущий, нет! Вся цель этого платежа — не предавать дело огласке. Все отрицать, если вы придете к ней с расспросами. Я тоже так должен делать! Должен, в конце концов. Жена и тому подобное… Должен считаться также с детьми. Три дочери. Вы в курсе? В действительности две — мои собственные, а Частити — дочь моего брата. Он, бедняга, был убит. Естественно, я взял ее в дом.

— Очаровательное дитя.

— Да-да. В общем, вы понимаете, не так ли? Надо держать все это в тайне. Грязные вещи не должны выйти наружу. Девочки очень любят гувернантку. И работает она хорошо, — добавил он поспешно. — Очень хорошо.

— Ладно. Благодарю вас, сэр. Вы были очень полезны.

— Хорошо. Хорошо. Я надеюсь, вскоре все прояснится.

— Я тоже надеюсь. Спокойной ночи, сэр, и спасибо вам.

— Спокойной ночи. Да-да, спокойной ночи.

Шарлотта была вне себя, когда услышала об этом на следующий день. Она резко развернулась от буфета, где стояла в тот момент, к Питту, сидящему в своем кресле.

— Ты имеешь в виду, что этот распутный мерзавец заявил, будто Джемайма шантажировала его, а ты просто стоял там и позволил ему говорить такие вещи? — Она была в ярости. — Это подло!

— Едва ли я мог возразить ему, — попытался объяснить ей супруг. — Это кажется невероятным, но это возможно.

— Это абсолютно невозможно! — прокричала Шарлотта. — Джемайма даже и додуматься не могла бы до того, чтобы кого-нибудь шантажировать.

— Ты говоришь от сердца. — Томас говорил с улыбкой, в которой была смесь обожания и легкой насмешки.

Его жену это не тронуло. Шарлотта была убеждена, что она права и нужно только найти доказательство этой уверенности.

— Хорошо… тогда. — Она решительно посмотрела на Питта. — Начнем сначала. Ты действительно полагаешь, что стоит платить деньги, чтобы держать в секрете тот факт, что он спит с горничными? Все равно каждый знает это. И Мэри Энн не так долго там работает. — В ее голосе прозвучал настоящий триумф. — Недостаточно долго, чтобы быть матерью первого ребенка. Там была еще одна, незадолго до нее. Она вышла замуж и рассчиталась. И еще одна до этой, которая умерла. — Шарлотта посмотрела на Питта с растущим волнением. — Все знают, что Сотерон ведет себя распутно. Я не удивлюсь даже, если его жена знает об этом, хотя, естественно, она делает вид, что ничего не подозревает.

Томас нахмурился:

— Почему? Почему она должна притворяться, будто ничего не знает? Я бы понял, если бы она рассердилась на мужа и немедленно это прекратила.

Шарлотта терпеливо вздохнула. Действительно, мужчины иногда бывают очень наивны.

— Я полагаю, она сама не хочет его постоянного внимания, — объяснила она. — И довольна, что он получает женскую ласку на стороне. Но если она вынуждена узнать об этом… я имею в виду, что другие видят, что она знает об этом, тогда она должна жаловаться, выглядеть обиженной, страдающей и тому подобное. Общество требует от нее такого поведения. Также она должна выглядеть глупой, обманутой женой… Очень унизительная роль.

— Но она и есть обманутая жена, — отметил Питт. — Хотя, возможно, и не верит, что он обманывает ее. Тем не менее оскорбление остается таковым и в том, и в другом случае.

— Нет, это не так. — Шарлотта бросила на него подозрительный взгляд. Томас притворяется, что не понимает, или так и есть? Он иногда подразнивал ее.

Сейчас он ждал объяснений с самым наивным видом.

— Это не оскорбление, — продолжила она после небольшой паузы, — если она позволяла ему делать это. По крайней мере, это оскорбление не было направлено против нее. Оскорблением было бы, если бы он открыто ставил ее в дурацкое положение. Каждый знает, что Сотерон это делает, и каждый знает, что его жена не возражает. Но если бы она вынуждена была признать это, тогда либо она устраивала бы сцены, которые сделали бы ее посмешищем, либо ей пришлось бы смириться с этим, что выглядело бы аморальным.

— Ужасно цинично, — подытожил Томас. — Откуда ты все это знаешь?

Его супруга помрачнела:

— Оттуда и знаю. Думаю, все это довольно противно, но подобное случается. Многому я научилась от Эмили. Она очень наблюдательная. И, конечно, знает много людей такого сорта… Из общества, я имею в виду. Я бы никогда так не поступила. Я бы, вероятно, устроила шумный скандал.

Питт громко рассмеялся:

— У меня нет сомнений, что ты бы так и поступила, дорогая.

Она бросила на него быстрый взгляд.

Томас поднял руки вверх, как бы защищаясь:

— Не беспокойся, мы не можем позволить себе горничных, и я клянусь, что никогда не дотронусь до миссис Викс.

Учитывая тот факт, что миссис Викс была довольно тучной женщиной и к тому же у нее были усики, Шарлотта не восприняла его слова как большую уступку.

— Что насчет Джемаймы? — спросила она.

— Он не хочет подавать на нее в суд.

— Конечно, не хочет. Она невиновна.

— Я готов согласиться с тобой, — задумчиво сказал Томас. — Тогда возникает вопрос, зачем он мне об этом сказал. Какая-то ненужная и опасная выдумка, тебе не кажется?

— Это неважно! Джемайма его не шантажировала.

— Тогда остается интересный вопрос, кто его шантажировал.

Шарлотта затаила дыхание.

— Ну?

— Точно! — Питт резко поднялся.

— Ты не собираешься предъявить ей обвинения? — Она схватила его за рукав.

— Нет, но я должен написать об этом рапорт.

— Ты должен?

— Конечно, я должен.

— Но это повредит ей! Она, вероятно, не сумеет отрицать обвинения, это станет темным пятном на ее репутации!

Томас положил свою большую руку на ладонь жены, затем осторожно ее убрал.

— Я знаю, милая. Для меня будет большой радостью, когда я смогу доказать, что Сотерон лжец.

— Ну, хорошо. — Шарлотта знала, что дальнейший спор бесполезен. Если что-то нужно сделать быстро, она должна сделать это сама.

Когда супруг ушел, Шарлотта прекратила всю работу по дому, оставила записку на двери для миссис Викс и немедленно направилась на Калландер-сквер. Она могла придумать единственное оправдание для посещения этого района — якобы ей необходимо зайти к генералу Балантайну за работой, которую она не закончила раньше. Эту работу еще следовало изобрести.

Когда девушка подошла к двери и была встречена слугой, она еще не придумала ничего подходящего, но ей повезло, и он не стал расспрашивать о цели визита, а просто провел ее в библиотеку. Генерал сидел за столом. Он явно не работал, поскольку на столе не было видно никаких письменных приборов. Балантайн просто смотрел на груду бумаг, окружающую его. Он был обрадован, увидев свою помощницу:

— Шарлотта, дорогая, как я рад видеть вас!

Она была не готова к столь теплой встрече. Ну что за непредсказуемый человек! Может, он все еще под впечатлением от пышной свадьбы Кристины?

— Доброе утро, генерал Балантайн, — поздоровалась она, вложив в голос добрые нотки.

— Входите и располагайтесь у камина. — Генерал уже встал, обогнул стол и шел по направлению к ней. — Погода сейчас отвратительная. Впрочем, чего мы можем ждать в январе?

Шарлотта хотела было отклонить его предложение, но затем вспомнила, что еще не придумала причину для своего прихода, а разговор о погоде даст ей время сделать это.

— Спасибо, сэр. В самом деле, очень холодно. А из-за ветра кажется, что еще холоднее.

Генерал все еще пристально смотрел на нее. Под его взглядом она чувствовала себя неловко.

— Полагают, что здания на улице служат в качестве защиты от ветра, — продолжила Шарлотта, чтобы заполнить образовавшуюся паузу, — но в действительности они как бы создают туннель для более сильных порывов.

— Позвольте мне предложить свою карету, чтобы отвезти вас домой, — серьезно сказал Балантайн. — И, наверное, вам сейчас хочется чего-нибудь горячего? Может быть, чашечку чая?

— Нет-нет, благодарю вас, — поспешно сказала Шарлотта. — Я не хочу создавать для вас неудобства. Я только пришла… — Нужно быстро сообразить, зачем же она пришла. — …Потому что… я вдруг вспомнила, что я… разложила некоторые важные письма… разложила их в неправильном порядке. По крайней мере, я так думаю.

Интересно, это звучит приемлемо?

— Вы очень добросовестный человек, — одобрительно сказал генерал. — Я не обнаружил никакого беспорядка.

— Позволите мне проверить? — Девушка встала и посмотрела на стол. Там лежала такая кипа бумаг, что говорить о каком-либо порядке было просто смешно. Она снова повернулась к генералу.

— Опять здесь полный бардак, — подтвердил он очевидное. — Я был бы очень рад вашей помощи.

Что-то в выражении его лица взволновало Шарлотту. Нежность его взгляда, сама манера разглядывания ее… Боже милостивый! Наверняка он не понял причины, по которой она снова пришла сюда. Ее отговорка была достаточно убедительной, но в действительности Шарлотта явилась за другим. Она хотела увидеть Джемайму. Но если бы Шарлотта пошла прямо к Сотеронам, это бы вызвало подозрения и дало Реджи Сотерону повод раскусить ее истинные намерения. Виновные люди — а она уверена в его виновности — обычно склонны к подозрительности. Их воспаленная совесть выходит за рамки логики и видит заговор даже там, где ничего нет. Не говоря уж о тех случаях, когда против них в самом деле что-то затевается.

Балантайн ждал ответа, все еще разглядывая свою бывшую помощницу.

Наконец она спохватилась. Нужно срочно разубедить его!

— Ну… — Девушка посмотрела на заваленный стол. — Я была бы очень рада навести здесь порядок, но, боюсь, не могу предложить вам больше того, что уже предложила. — Она улыбнулась, пытаясь сгладить прозвучавшую резкость. — Так как у меня нет служанок, мне приходится самой делать всю работу по дому. Сейчас это стало крайне необходимо.

— Что ж… — Лицо Балантайна вытянулось. — Извините за назойливость. Я… конечно. Я бы не желал отвлекать вас от… — Он начал немного заикаться, но быстро собрался с мыслями. — Да, я понимаю. Но если бы вы могли сегодня, я был бы очень признателен… — Он колебался, и Шарлотта была почти уверена, что он думает, не предложить ли ей плату и как бы сделать это тактично. Она видела его смущение и сочувствовала ему.

— На самом деле я ненавижу домашнюю работу и на один день вполне могу договориться со своей совестью. — Шарлотта очень мило улыбнулась. — Понимаю, что это звучит неженственно, но тем не менее для меня Крымская война гораздо более интересна, чем возня на кухне.

Шарлотта подошла к столу, снимая на ходу перчатки и стоя спиной к генералу, не давая ему возможности снова встретиться с ней взглядом. Но все это время она ощущала на себе его взгляд.

Шарлотте не удалось уйти во время обеда, и она выскользнула из особняка через заднюю дверь чуть позже, нежели планировала, как только у нее появилась возможность. Никто ее не видел, кроме посудомойки и помощницы повара. Она появилась в классной комнате Сотеронов незадолго до того, как начались послеобеденные занятия.

Джемайма стояла у окна, глядя на раскинувшуюся внизу площадь. Когда Шарлотта вошла, она обернулась.

— Дорогая, как я рада тебя видеть! — Ее лицо светилось радостью и возбуждением, глаза сияли. — Ты снова работаешь на генерала Балантайна?

— Только сегодня, — с грустью ответила Шарлотта. — Я пришла сюда с одной целью — чтобы увидеть тебя. Не привлекая к себе внимания. — Не было смысла лукавить. Она должна рассказать ей правду о Реджи. Причем до того, как вернутся дети.

Ее подруга, казалось, не чувствовала никакой опасности и не считала нужным торопиться.

— Я уверена, мистер Сотерон не будет возражать. — Она смотрела не на Шарлотту, а немного мимо нее. — Я бы хотела пригласить тебя на обед. Давай устроим это завтра.

Слушала ли она ее? Ведь Шарлотта сказала, что пришла сюда всего на один день. Но Джемайма снова отвернулась к окну.

Шарлотта пересекла комнату, встала рядом с подругой и посмотрела вниз. Там ничего не было, кроме тихого сквера и голых деревьев, пропитанных дождем. Сплошные оттенки серого и черного. Даже трава потеряла зеленый цвет. Ветер резко дул вдоль дорожек и загонял последние мертвые листья в кусты. Там не было ничего, что могло бы привлечь внимание молодой женщины. Кто-то, должно быть, только что прошел по этой дорожке. Шарлотта не слышала ни кареты, ни цоканья лошадиных подков, звучащих в унисон со скрипом колес по булыжной мостовой. Кто-то шел пешком. В такую погоду? О нет… только не Брэнди Балантайн!

— Джемайма!

Девушка обернулась. Ее глаза светились счастьем. Она вдруг посмотрела вниз и побледнела.

— Брэнди Балантайн? — спросила Шарлотта.

— Он тебе не нравится, Шарлотта? В прошлый раз ты что-то сказала о нем. Я была не совсем уверена.

Брэнди очень нравился Шарлотте, но она не могла это сказать, чтобы случайно не задеть ее.

— Я видела его всего несколько раз, да и то мельком. Если помнишь, я была не в гостях, а работала в качестве секретаря. — Это звучало грубо, и она знала это, но Джемайме нельзя позволять утонуть в мечтах. Чем ярче мечта, тем болезненнее пробуждение.

На лице гувернантки тут же появилось выражение обиды.

— Да, — тихо сказала она. — Да, я знаю это. И я знаю, что ты пытаешься мне сказать. Ты, конечно, права.

Шарлотта хотела предупредить ее относительно Реджи Сотерона, но тогда пришлось бы говорить о хозяине, который спал со своими служанками. В данный момент это может оказаться совершенно не к месту и воспримется как грубость. Нельзя проводить параллель между Реджи и Брэнди. Шарлотта не хотела, чтобы Джемайма восприняла ее слова подобным образом. Придется оставить этот разговор до того момента, когда боль и непонимание утихнут. Никакие объяснения не помогут, если она в одном и том же разговоре упомянет Реджи с его горничными и шантажом и Брэнди Балантайна. Джемайма все равно будет проводить сравнения.

— Я должна возвращаться, — вынужденно сказала Шарлотта. — Я просто хотела увидеться и… попросить тебя позаботиться о себе. Зачастую люди, которые напуганы, обвиняют других при расследованиях вроде этого. Я слышала о бедной мисс Доран. Будь очень осторожной в разговоре с другими людьми.

Джемайма выглядела немного озадаченной, но она легко согласилась с подругой. Через пять минут Шарлотта опять была на покрытой льдом улице, спеша назад в библиотеку к генеральским бумагам. Она была недовольна собой и еще больше опасалась за Джемайму.

После свадьбы Кристина уже больше недели не покидала дом. Возможно, это было связано с трагедией в заброшенном саду. Единогласно решили, что это неудобное время для празднования. Да и настроения ни у кого не было, а меньше всего — у Алана Росса. Даже Кристина, которая вышла за него замуж буквально через несколько дней после обнаружения трупа Елены, вряд ли могла требовать от супруга восторга медового месяца. Эмили, навестившая новоявленную миссис Росс, как только это дозволили правила приличия, полагала, что Кристине здорово повезло в том, что свадьбу не отложили. Это могло разрушить все их планы. При данных обстоятельствах даже две недели отсрочки превращали ее в лгунью. Досрочное рождение ребенка — если, конечно, этому поверят — не могло бы быть оправдано, срок был бы слишком короткий.

Леди Эшворд зашла к Кристине без определенной цели, она просто надеялась узнать что-нибудь еще о Елене Доран. Девушки были одного возраста, их связывали общие интересы, они посещали одни и те же званые вечера, знали одних и тех же людей. Эмили сомневалась, что они были тогда подругами. Кристина, возможно, чувствовала некоторую горечь, выйдя замуж за человека, который, как все знали, любил Елену, — по крайней мере, в прошлом. Но ей наверняка что-то известно. Зачастую о человеке узнаешь больше правды из сплетен врага, чем из восхвалений друга. Особенно об умершем человеке. Кажется, что смерть покрывает сладкой сахарной оболочкой всю неприглядную правду об умершем, и узнать истину становится очень затруднительно.

Дом Алана Росса стоял на аккуратной улочке в полумиле от Калландер-сквер. Он не мог похвастаться богатством или изяществом архитектуры, но тем не менее был достаточно солидным. Когда Эмили постучала в дверь, ее встретила проворная горничная.

Кристина обрадовалась приятельнице, хотя Эмили показалось, что та выглядит довольно бледной. Послесвадебные дни часто шокируют женщину, но для той, которая счастливо проводила время с лакеем, эти дни не должны преподнести особых сюрпризов.

— Добрый вечер, Эмили, — сдержанно поприветствовала ее Кристина. — С твоей стороны было очень мило навестить меня.

Эмили мысленно извинилась за то, что собиралась соврать.

— Я хотела навестить тебя именно дома и посмотреть, как ты здесь живешь, — сказала она, демонстрируя неподдельный интерес. — В конце концов, судьба не слишком по-доброму обошлась с тобой, как я подозреваю. Когда нашлась несчастная Елена, это было самое отвратительное время для тебя. Хуже не придумаешь!

Кристина одарила ее холодным взглядом:

— Очень жаль, что вы выбрали именно это время, чтобы пойти ее искать!

— Дорогая моя, — Эмили попыталась изобразить раскаяние. — Как я могла вообразить, что найду там подобное? Как и все остальные, я верила, что она сбежала со своим любовником, где-то счастливо вышла замуж… или просто вышла замуж. По правде говоря, я не очень верила, что этот брак будет удачным. Такие романтические увлечения очень редко заканчиваются счастливо.

— Ты об этом уже говорила раньше. Но что вы делали в этом пустынном саду?

— Простое любопытство, — пожала плечами Эмили, крутясь по сторонам и любуясь комнатой, которая, несомненно, выглядела очень красиво. — Это такое романтическое местечко…

— Запущенный сад в середине зимы, — язвительно сказала Кристина.

— Ну не всегда же царит середина зимы, просто так получилось, — резонно возразила Эмили. — К тому же сад был не так уж запущен два года назад.

— Я не разделяю твою точку зрения. — Кристина была настроена весьма недружелюбно.

— Почему же? Елена встречалась со своим любовником именно там! — Эмили повернулась к ней. — Как она выглядела тогда? Ты должна была знать ее. Была ли она очень красивой и яркой?

— Ничего особенного, — презрительно фыркнула Кристина. — Она была привлекательна своей анемичностью. И не блистала остроумием. Я всегда считала ее милой, но очень скучной.

— О, дорогая! — Эмили сделала грустное лицо, хотя это стоило ей некоторых усилий. В действительности она была рада увидеть подлинные чувства Кристины, которые раскрывали правду о ней, а также и о Елене. — Какой стыд! Она не похожа на женщину, которая способна привлечь героя-любовника, разве что тот совсем неопытен… Если только она не скрывала некие глубокие чувства.

— Если они у нее и были, то она хорошо их прятала, — мгновенно отпарировала Кристина. — Я знаю, что никто не достиг этих глубин.

Эмили не особо мучилась угрызениями совести по поводу своей жестокости.

— Даже мистер Росс? — осведомилась она.

К ее немалому удивлению, Кристина сильно покраснела.

— Алан в ней полностью разочаровался. Он перестал быть ее поклонником.

— Разочаровался? — Эмили надавила на больную точку.

— Ну, она не была такой невинной, какой притворялась, — съязвила Кристина. — Она встречалась с каким-то любовником в заброшенном саду и, очевидно, спала с ним, иначе не была бы беременна! Уверена, что этого достаточно, чтобы разочаровать любого!

— Тогда получается, что ты сама была чрезвычайно скрытной, — заметила Эмили. Ей не нравилось подобное лицемерие, к тому же она недолюбливала Кристину.

Та покраснела еще гуще. Она смотрела на Эмили почти с ненавистью. Мыслимо ли это, что именно в этот момент Кристина прониклась некоторым уважением к Алану Россу? Объяснение лежало на поверхности. Она благополучно вышла замуж и через это замужество приобрела необходимое ей уважение. Если, конечно, она была беременна, хотя теперь это казалось все менее вероятным. В противоположность Шарлотте, Кристина носила платья с узкой талией, и ее фигура сейчас не отличалась от обычной. Да, возможно, она действительно начнет уважать мужа. Это, конечно, печально, но, по мнению Эмили, если характер Кристины не изменится, то чем ближе мистер Росс будет ее узнавать, тем меньше он сможет разделять ее чувства. Так или иначе, Эмили не могла сделать это за нее. Да и не было желания ей помогать.

Эмили еще немного посидела в гостях, болтая о Елене, но ничего нового не узнала, за исключением того, что Кристина сильно не любила эту девушку. Однако трудно сказать, возникла ли эта нелюбовь до того, как Кристина начала уважать мистера Росса. Когда через полчаса Эмили уехала из этого дома, ее разум кипел от новых интересных мыслей.

На следующее утро после того, как Шарлотта услышала от Эмили о ее встрече с Кристиной, а также, что более интересно, о ее заключительном выводе из этой встречи, она решила, что должна снова увидеть Джемайму. Надо предупредить подругу о грозящей опасности. И неважно, какую боль ей это причинит. Также она хотела повидаться с ней, чтобы попытаться разузнать что-то о Реджи Сотероне, что могло бы подсказать ей, кто действительно его шантажирует. Если, конечно, этот «кто-то» существует. Независимо от фактов, ради безопасности Джемаймы Шарлотта должна выяснить причину обвинения.

Чтобы пообщаться с Джемаймой без посторонних, ей надо прийти утром до классных занятий, которые начинались в девять часов. Было всего четверть девятого, когда она слезла с двуколки. Снег с дождем делал это утро серым и мрачным. Извозчик ошибочно приехал на другую сторону площади и отказывался объезжать вокруг, поскольку лошадь могла поломать ноги на скользкой булыжной мостовой, куда ветер за ночь надул кучи гниющих листьев.

Шарлотта не спорила. Она тоже не хотела, чтобы животное упало и что-то повредило, не столько из-за расходов извозчика, сколько из жалости к лошади.

Поэтому ей пришлось идти пешком. Чтобы не рисковать, она решила пересечь сад, где не было мокрых булыжников, на которых можно запросто поскользнуться. Ночной морозец прихватил земляные дорожки, и не было риска провалиться в грязь. Шарлотта бы не рискнула пойти здесь ночью одна, потому что хорошо помнила события на Кейтер-стрит и будет помнить их всю жизнь. Впрочем, и сейчас тут мог притаиться грабитель, поджидающий своих жертв морозным серым утром, скрывшись среди длинных веток и опавшей листвы.

Шарлотта шла быстро, холод пронизывал ее насквозь, снег с дождем жалил ее незащищенное лицо. Она переставляла ноги с осторожностью, стараясь не застрять в куче упавших веток и не поскользнуться на замерзшей слякоти. Так получилось, что девушка не замечала темный холм до тех пор, пока чуть не наступила на него. Он располагался близко к краю тропинки, словно ранее лежал на ней, но ветер сдул его. Наверняка это не куча веток. Ощущение грядущей катастрофы пришло до того, как она приблизилась к «холму». Девушка остановилась.

Ее взору предстала мокрая одежда. Среди прошлогодних маргариток виднелась голова, темные волосы извалялись в грязи. Кожа на лице была мертвенно-белой — такое мог сотворить только холод смерти.

Шарлотта наклонилась, но не коснулась трупа. Он лежал на боку, придавив своим весом согнутую правую руку, как если бы хотел дотянуться до ножа, который по самую рукоять был воткнут ему в грудь. Шарлотта видела его лишь однажды, но ни на миг не усомнилась — это был Фредди Больсовер.

Девушка медленно встала и пошла обратно, против ветра, искать полицейского.