Шарлотта нашла мужа в буфетной, где тот устроил нечто вроде рабочего кабинета. Распахнув двери, она прервала констебля Страйпа на середине предложения и, даже не извинившись за вторжение, обратилась к мужу:

— Томас, я нашла ответ… ну или, по крайней мере, возможный ответ — извините меня, констебль, — в комнате Сибиллы. Это нечто такое, что не приходило нам в голову…

Она резко остановилась. Оба мужчины удивленно уставились на нее, и ей тотчас стало неловко по поводу своей находки. Нет, не из-за Юстаса — этот пусть получит по заслугам. А из-за Сибиллы. Как будто она предстала перед ними нагая.

— И что же ты нашла? — с волнением спросил Питт, пристально глядя на жену: испуг в ее глазах и румянец на щеках были красноречивее всяких слов.

Шарлотта посмотрела на Страйпа — всего на миг, но он все понял, и ей тотчас стало стыдно. Повернувшись к нему спиной, она расстегнула платье ровно на столько, чтобы вытащить из-за лифа дневник, протянула его мужу и негромко сказала:

— Рождество. Прочти запись, датированную Рождеством прошлого года, а затем самую последнюю.

Томас взял блокнот из ее рук и быстро пролистал его, пока, наконец, не добрался до декабря, затем неспешно перевернул одну за другой страницы. Затем перестал листать. Пока глаза его бегали по строчкам, Шарлотта следила за его лицом: с каждым мгновением на нем все явственнее читались гнев, отвращение и, как ни странно, жалость. Он дочитал все до конца.

— И он убил Джорджа из-за нее, — Питт посмотрел на Шарлотту, после чего молча передал блокнот Страйпу. — Думаю, бедная Сибилла знала или догадывалась об этом.

— Скажи, а почему он не стал искать дневник сразу, как только ее убил? — негромко спросила Шарлотта.

— Возможно, он услышал какой-то звук, — ответил Питт. — Кто-то в доме не спал. Может даже, услышал шаги Эмили. И решил подождать.

Шарлотта вздрогнула.

— Ты его арестуешь?

Томас задумался, как бы взвешивая ее вопрос. А потом посмотрел на Страйпа. Лицо констебля покраснело, и уж точно было невеселым.

— Нет, — ответил Питт. — Пока нет. Это не доказательство. Он наверняка станет все отрицать. Скажет, что это все фантазии Сибиллы. Пока у нас нет других улик, это лишь ее голословные обвинения в его адрес. Стоит предать содержание огласке, как это еще больше расстроит Уильяма, а может, даже приведет к новой трагедии. — Уголки его губ скривились в некоем подобии улыбки. — Пусть Юстас какое-то время посидит на иголках. А мы посмотрим, что он станет делать. — Томас посмотрел на Шарлотту. — Ты сказала, что там был еще один блокнот, с адресами.

— Да.

— В таком случае он нам тоже нужен. Возможно, в нем мы ничего не найдем, но просмотреть, что это за адреса, не помешает.

Шарлотта послушно вернулась к двери. Питт с полуулыбкой посмотрел на Страйпа.

— Извините, констебль, вы мне понадобитесь, так что вам придется еще немного посидеть здесь.

Смысл его извинений дошел до Страйпа не сразу. Когда же все-таки дошел, его лицо тотчас осунулось, а щеки порозовели.

— Да, сэр, э-э-э… — он поднял голову. — А у нас хватит времени?

— Разумеется, хватит, — ответил Питт. — Если не тратить время на разговоры. Чтобы через пятнадцать минут вы вернулись.

— Слушаюсь, сэр!

Страйп дождался, когда Шарлотта и Питт скроются за поворотом коридора, после чего пулей вылетел из кладовой и, остановив первую попавшуюся горничную, которая, на его счастье, оказалась горничной первого этажа, поинтересовался у нее, где сейчас мисс Тейлор. У него был такой серьезный и деловой вид, что горничная моментально ему ответила, отбросив в сторону недоверие по поводу посторонних людей, особенно если те принадлежали к простым смертным — таким, как полицейские, трубочисты и иже с ними.

— Она в наливочной.

— Спасибо!

Страйп развернулся на пятках и зашагал по коридору мимо дверей разнообразных хозяйственных помещений, в направлении кладовой. Первоначально ее использовали для производства домашних наливок, настоек и душистых растирок; сейчас же в ней в основном хранились запасы чая, кофе и сладостей.

Услышав его тяжелые шаги, Летти, которая в этот момент перекладывала в банку большой кусок фруктового торта, тотчас обернулась. Она показалась Страйпу даже еще более хорошенькой, чем первый раз. Тогда он не заметил, какой красивой волной ложатся ей на лоб волосы и какие нежные у нее ушки.

— Доброе утро, мистер Страйп, — сказала она, мило сморщив носик. — Если вы пришли взглянуть на кофе, добро пожаловать, хотя, по-моему, в этом нет необходимости. Это новый запас…

Страйп тотчас вспомнил, зачем он сюда пришел.

— Нет, я не за этим, — сурово произнес он, что было на него не похоже. — Просто у нас появились новые улики.

Летти эта новость слегка напугала и, что еще удивительнее, разбудила в ней интерес. Она привыкла уверять себя, что является особой независимой, хотя на самом деле была крепко привязана к этому дому, особенно к Тэсси, и была готова на любые жертвы, лишь бы только никто из них не пострадал по вине посторонних людей.

Служанка застыла на месте, пристально глядя на Страйпа, судорожно пытаясь представить, что он сейчас скажет и что она должна на это ответить.

— Неужели?.. — в конце концов выдавила она.

И как бы ему ни хотелось успокоить и утешить ее, он не посмел. Пока.

— Я должен уехать, чтобы заняться расследованием.

— О! — испуганно воскликнула Летти, явно расстроенная этим известием. Но уже в следующую секунду, заметив его довольную физиономию, поняла, что выдала себя с головой. Она тотчас гордо расправила плечи, выпрямила спину и вздернула подбородок так высоко, что у нее заболела шея.

— Разумеется, полагаю, что это ваш долг, мистер Страйп.

Добавить что-то еще Летти не решилась. Было бы крайне глупо расстраиваться из-за какого-то там полицейского!

— Возможно, я уеду надолго, — продолжил тем временем Страйп. — Возможно даже, найду ответ и больше сюда не вернусь.

— Надеюсь, что вам повезет. Нам бы не хотелось, чтобы в доме происходили жуткие вещи и при этом никто бы не был пойман. — Летти сделала было вид, будто вновь поворачивается к торту и полкам со сластями, однако передумала. Сказать по правде, она была растеряна и не могла сказать, сердита ли на него или нет.

В ушах Страйпа до сих пор звучало предостережение Питта. Они теряют драгоценное время. Они либо найдут преступника, либо упустят его. И Страйп, посмотрев на украшенную цветочным орнаментом жестянку у нее за спиной, собрал в кулак все свое мужество и произнес:

— И я пришел, чтобы сказать, что с удовольствием нанес бы вам, так сказать, личный визит.

Летти шумно втянула в себя воздух, но поскольку он смотрел не на нее, а куда-то на полки, Страйп не знал, что тому причиной.

— Может, вы согласились бы прогуляться со мной по парку, когда там будет играть оркестр? Мне было бы… — констебль на минуту умолк и наконец встретился с ней взглядом, — очень приятно, — закончил он, и щеки его залились румянцем.

— Благодарю вас, мистер Страйп, — быстро ответила Летти. Какая-то часть ее «я» нашептывала ей, что это безумие, завести роман с полицейским. Страшно подумать, что сказал бы по этому поводу ее отец! Зато вторая половинка ее души была готова петь от счастья, потому что это было именно то, о чем она мечтала все последние три дня. Девушка сглотнула застрявший в горле комок. — Думаю, это было бы замечательно.

Страйп облегченно вздохнул, а его физиономия расплылась в счастливой улыбке. Впрочем, вспомнив, что он при исполнении служебных обязанностей, снова сделал серьезное лицо и встал навытяжку.

— Благодарю вас, мисс Тейлор. Если я буду вынужден уехать по служебным делам, то пришлю вам письмо и… — добавил он, не в силах сдерживать свои чувства, — заеду за вами в три часа в воскресенье.

Не дожидаясь, что она на это скажет, Страйп вышел вон.

Дождавшись, когда стихнут его шаги, Летти высыпала остатки чая, который сортировала, в одну банку, и бросилась наверх, чтобы поведать обо всем Тэсси, которая сама щедро делилась с ней своими секретами.

Шарлотта сидела на краю кровати, отчаянно пытаясь побороть в себе желание не спускаться вниз. Томас уехал, захватив с собой блокнот с адресами, и без него ей было немного не по себе. При одной только мысли, что ей за обеденным столом придется встретиться с Юстасом, ее вгоняло в дрожь. Ведь он наверняка знает, что она показала блокнот мужу и что тот, в свою очередь, размышляет о том, предавать его содержание гласности или нет.

А как же быть с Уильямом? Подумать только! Его жену, которой он писал такие пылкие, такие красивые письма, соблазнил его собственный отец, который, правда, не скрывал своего презрения к нему. Как он перенесет этот удар? Именно по этой причине Шарлотта уже почти решила для себя ничего не говорить Эмили. Зачем что-то говорить тем, кого это не касается? Тем более что пока невозможно утверждать, что Юстас убил Джорджа в порыве ревности, поскольку тот оказывал знаки внимания Сибилле. Ведь он сам не имел на нее никаких прав. Если мотивом была ревность, то только в том случае, если Сибилла предпочла Джорджа, но это тоже пока неизвестно.

Внезапно Шарлотта поймала себя на том, что ее бьет озноб: это к ней пришло понимание. Ну, конечно же, Сибилла никак не могла обратиться за защитой к Уильяму, причем по двум причинам. Во-первых, ей не хотелось, чтобы он узнал о ее слабости — безумии, как она сама это назвала; во-вторых, потому, что боялась за него в случае, если между отцом и сыном вспыхнет ссора. В отместку Юстас вполне мог злорадно во всеуслышание заявить, что наставил рога собственному сыну. Шарлотта легко могла представить себе, какое лицо сделала бы старая леди. Как, впрочем, и Тэсси, всей душой любившая брата.

Нет, со стороны Сибиллы было куда мудрее искать защиты у Джорджа, который временами умел проявлять удивительное сочувствие к чужим душевным ранам. Джордж был добрым человеком и не имел привычки без особых на то оснований осуждать людей. Он наверняка помог бы ей и сохранил при этом молчание.

Вот только события приняли непредвиденный оборот. Джордж сам влюбился в Сибиллу, и ее план начал рушиться. А потом еще Джек… Джек Рэдли, который тоже ее понял и ей помог. Вопрос лишь в том, как правильно он ее понял?

Так что пока Эмили она ничего не скажет. Пока.

Но, господи, как же ей не хотелось спускаться к обеду и принимать участие в спектакле, который разыграется за столом! Какой бы предлог ей найти? Конечно, проще всего сказаться больной, мол, разболелась голова. Ведь ни для кого не секрет, что голова у женщин болит часто, и сама она в этом смысле не исключение.

Но тогда тетя Веспасия сочтет своим долгом прислать к ней Дигби с лекарствами и советами. Эмили тоже будет ее не хватать за обеденным столом. Так какой же предлог устроил бы ее? Или Томаса? Потому что он явно не поверит в головную боль. Он будет ждать, что она спустится вниз, чтобы наблюдать за происходящим и прислушиваться к разговорам. Разве не за этим она вообще осталась здесь? Это благородные дамы, стоит им чихнуть, сразу ложатся в постель; горничные же и прочая женская прислуга продолжают заниматься своими делами, даже если у них лихорадка. Так что Томас сочтет это проявлением трусости — и будет прав. Ведь что это такое, как не трусость? Так что, в целом, спуститься к обеду — это меньшее из зол.

По крайней мере, так ей казалось, пока она не спустилась к обеду и села за стол, полная решимости не смотреть на Юстаса. Увы, дело кончилось тем, что, поймав на себе его пристальный взгляд, она подняла глаза. Нет, конечно, Шарлотта тотчас же отвела их в сторону, но, увы, слишком поздно. Кусок курицы у нее во рту превратился во влажный комок, руки сделались липкими от пота, и в довершение ко всему она выронила вилку. Наверняка сейчас все смотрят в ее сторону, ломая голову над тем, что с ней. И если никто не спросил, в чем дело, то только из вежливости. Она сидела, впившись глазами в белоснежную скатерть, спрятав лицо от ослепительного блеска люстры и сверкания хрустальных бокалов, и видела перед собой лицо Юстаса.

— Похоже, что погода изменится, — уныло произнесла миссис Марч. — Ненавижу жаркое и дождливое лето. По крайней мере, зимой можно сидеть у камина, не выставляя себя при этом на посмешище.

— У вас и так камин пылает круглый год, — возразила Веспасия. — В вашем будуаре задохнется даже кошка.

— Я не держу кошек, — холодно ответила миссис Марч. — Я их не люблю. Наглые создания, им никто не интересен, кроме них самих. Более того, этот мир и без того полон эгоизма, чтобы добавлять к нему еще и кошек! Впрочем, собака у меня как-то раз была, — с этими словами она бросила полный ненависти взгляд в сторону Эмили. — Но затем ее кто-то убил.

— Не предпочти она вам Джорджа, этого не произошло бы. — Веспасия с видимым отвращением оттолкнула от себя тарелку. — Несчастное создание!

— Если бы Джордж не предпочел Сибиллу Эмили, то ничего бы не случилось. — Миссис Марч явно решила, что последнее слово должно остаться за ней, тем более что сидела она за своим собственным столом в окружении чужих людей, которых она презирала. Не хватало, чтобы она уступила Веспасии, которая была ей ненавистна вон уже сорок лет.

— Раньше вы говорили, что это потому, что Эмили предпочла мистера Рэдли, — подала голос Шарлотта, с притворным удивлением глядя на старую леди. — Скажите, теперь вам известно что-то такое, что заставило вас переменить свое мнение?

— Чем меньше, милочка, вы будете говорить за столом, тем лучше, — бросила ей миссис Марч, смерив ее презрительным взглядом, и вернулась к еде.

— А я подумала, будто вам что-то известно, — пробормотала Шарлотта, после чего, не силах побороть себя, покосилась на Юстаса.

Выражение его лица стало для нее неожиданностью. Нет, это был не страх, а нечто такое, что взяло над страхом верх, — едва ли не любопытство, ведь Юстас был записной лицемер и напыщенный эгоист. Такого, как он, чужие чувства не волновали; он не раздумывая был готов растоптать любое, дабы подтвердить свою значимость в собственных глазах. И все же, сделала для себя малоприятный вывод Шарлотта, ему нельзя было отказать в известном мужестве. Он теперь смотрел на нее не так, как раньше, без присущего ему снисходительного безразличия. Всего одного его взгляда было достаточно, чтобы понять: теперь он смотрит на нее не только как на врага, но и как на женщину. Шарлотте в голову тотчас пришла одна весьма откровенная строчка из дневника, прочитанная ею утром, и она почувствовала, что заливается краской. Эта мысль была ей настолько отвратительная, что у нее задрожали руки. Вилка несколько раз громко звякнула о тарелку.

Возможно, Сибилла упомянула об этом не один раз, косвенно, то там, то здесь рассыпав намеки. Шарлотта сидела, чувствуя, как у нее пылает лицо, как будто у нее на виду у всех — и главное, на виду у Юстаса — расстегнулось платье. Он наверняка мог догадаться, что она прочла. И не исключено, что мысленно произносил те же самые слова, представляя себе ее реакцию. Шарлотту передернуло. Однако затем — ибо того требовали хорошие манеры — подняла глаза и увидела, что сидевший рядом с Эмили Джек Рэдли озабоченно на нее смотрит.

— Ты что-то обнаружила? — спросила Тэсси. Лучше бы она промолчала!

— Нет, — поспешила опровергнуть ее домыслы Шарлотта. — Не знаю, что на меня нашло. Право, не знаю.

— В таком случае вы дурочка, — едва ли не прошипела миссис Марч. — Или лгунья. Или то и другое.

— В таком случае мы здесь все дураки и лгуны, — произнес Уильям, кладя салфетку рядом с тарелкой. Если другие хотя бы делали вид, что едят, он даже не притронулся к еде.

— Неправда, мы здесь не все дураки, — возразил Юстас. Он даже не посмотрел на Шарлотту, однако она могла поклясться, что его слова предназначаются в первую очередь ей. — Безусловно, один из нас знает, что убил Джорджа и Сибиллу, однако остальным хватает мудрости, чтобы не рассуждать вслух о том, что может прийти ему в голову. Так сказать, во избежание лишних страданий. Ибо, помимо праведного гнева, мы не должны забывать о христианском милосердии.

— Боже милостивый, и о чем это ты говоришь? — Веспасия смерила его гневным взглядом. — Христианское милосердие по отношению к кому? И зачем? Да ты за всю свою жизнь не проявил к кому бы то ни было даже капли милосердия! С какой стати ему взяться сейчас? Или ты в кои-то веки встал на сторону страждущих?

Похоже, Юстас никак не ожидал от нее столь гневной отповеди. Он попытался что-то возразить ей, однако ничто не могло защитить его от ее проницательного взгляда.

Нет, не потому, что чувства Юстаса были задеты, а скорее затем, чтобы защитить Уильяма — причем в первую очередь именно от Юстаса, — Шарлотта сочла нужным перебить Веспасию, сказав первое, что пришло ей в голову.

— Нам всем есть что прятать, — нарочито громко произнесла она. — Если не нашу вину, то нашу глупость. Я была свидетельницей не одного расследования и потому хорошо это знаю. Возможно, мистер Марч только что начал постигать для себя какие-то вещи. Я уверена, что ему хочется защитить семью, независимо от того, какие чувства он питает ко всем остальным. Он, возможно, полагает, что Эмили не станет мстить, что бы там о ней ни говорили. Но я не думаю, что он таким же образом заблуждается на мой счет.

Веспасия не проронила ни слова. Даже если она что-то и подумала, то предпочла не произносить это вслух. Уильям посмотрел на нее с тенью улыбки, такой слабой, что казалось, будто она доставляет ему боль. Джек Рэдли положил ладонь на руку Эмили.

— Вот как? — Миссис Марч, скривив губы, посмотрела на Шарлотту. — И что, скажите на милость, вы могли бы сказать такого, что не оставило бы моего сына равнодушным?

Шарлотта заставила себя улыбнуться.

— Вы призываете меня сделать то, что мы все только что сочли в высшей мере нежелательным, то есть своими домыслами причинить кому-то лишние страдания. Я вас правильно поняла, миссис Марч?

С этими словами Шарлотта подняла голову и посмотрела Юстасу в глаза.

Тот явно этого не ожидал, и в его голове промелькнули самые разные мысли, которые тотчас же отразились на его лице. Шарлотта могла поклясться, что видит их так, как если бы они были картинками: тревога, временная безопасность, легкая ирония — кстати, нечто для него новое, — и, наконец, невольное восхищение.

У нее возникло омерзительное чувство, что пожелай она, как сейчас, этого, то могла бы занять место, ранее принадлежавшее Сибилле. Однако Шарлотта стойко выдержала пристальный взгляд Юстаса, который был вынужден первым отвести глаза.

И все же в ту ночь ей не спалось. Она не стала пускаться перед Веспасией в объяснения своей словесной перепалки с Юстасом и позднее за это раскаивалась. Эмили, все так же погруженная в собственное горе и страхи, ничего не заметила.

Было уже далеко за полночь, когда снаружи послышался какой-то звук, как будто где-то упал камешек. Затем стук повторился. Значит, ей не показалось. Шарлотта встала с кровати, подошла к окну и, стараясь не слишком колыхать штору, осторожно выглянула наружу. Она ничего не увидела — лишь хорошо знакомый ей сад в призрачном лунном свете. Однако стук повторился, негромкий, но явственный. Как будто откуда-то сверху свалился камешек и, ударившись об откос окна, полетел вниз. Правда, то, как он упал на землю, Шарлотта не услышала. Но, кроме звука, — ничего. Если кто-то и стоит, то, по всей видимости, в тени кустов, поэтому его и не видно.

Кто это? Ухажер одной из горничных? Не похоже. Потому что если ее застанут на месте свидания, то она не только потеряет работу и крышу над головой, но и доброе имя, а с ним и всякую надежду пристроиться в другой дом. И тогда несчастная окажется перед скверным выбором: фабрика или улица, где ей придется добывать себе хлеб воровством или проституцией… Нет, даже самые страстные романы редко приводили к столь опасному легкомыслию. Ибо есть более приличные способы.

Интересно, чье окно расположено над ней? Ведь все спальни на этом этаже пусты… за исключением спальни Тэсси! Потому что Тэсси до сих пор обитает в своей старой детской этажом выше, где, кстати, полно пустых гостевых комнат. Шарлотта тотчас приняла решение, ведь протяни она хотя бы секунду, и от ее решимости не осталось бы и следа. Не утруждая себя надеванием белья, она схватила свое самое простое темное платье, второпях натянула его на себя и на ощупь надела, после чего застегнула ботинки. Лампу зажигать не стала — тот, кто стоит снаружи, заметит свет даже сквозь задернутые шторы. Возиться с волосами было некогда, и Шарлотта лишь скрутила их в узел. Затем, нащупав пальто, какое-то время постояла у двери, вслушиваясь в тишину, пока наконец ей не показалось, будто она услышала на лестнице чьи-то шаги.

Подождав еще с минуту, Шарлотта открыла дверь и, выскользнув наружу, бесшумно ее закрыла. Она успела вовремя, потому что, шагнув на лестничную площадку, заметила, как внизу мелькнула чья-то тень — причем мелькнула не в направлении парадной двери, а другой, обитой грубой тканью, которая вела в кухню. Ну, конечно же! Ведь на входной двери тяжелая задвижка, которую снаружи никак не закрыть. А вот что касается черного хода, то вину за незапертую дверь всегда можно свалить на судомойку.

Придерживая юбки, Шарлотта поспешила следом, стараясь при этом не производить шума и не подходить слишком близко. Вдруг Тэсси обернется и увидит ее?

Интересно, это она ходит во сне или же с ней случился припадок безумия? Или нет, она в своем уме, но идет по какому-то ужасному делу, с которого вернется вся забрызганная кровью?

Шарлотта на миг в нерешительности замерла на месте. Уповать на то, что ничего жуткого более не произойдет, было бы в высшей мере наивно. Ибо ужасы происходят, и она прекрасно это знала. Еще до смерти Джорджа ее мужа как-то раз вызывали расследовать одно убийство — такое жуткое и кровавое, что он вернулся домой бледный, как мел, и его вырвало. Тогда убийца не просто лишил жизни женщину, но и разбросал ее расчлененные останки по Блумсбери и Сент-Джайлсу.

Шарлотта застыла, как статуя, посреди коридора. Впереди обитая тканью дверь почти закрылась. Тэсси сейчас уже наверняка в посудомоечной. Времени на размышления не было: либо Шарлотта двинется за ней следом, либо вернется к себе в постель.

Дверь оставалась неподвижной. Если она не поторопится, то упустит Тэсси. Не дав себе даже секунды на дальнейшие размышления, Шарлотта пересекла коридор и, толкнув дверь, оказалась в том крыле дома, где обитали слуги. В кухне было пусто, тепло и чисто. Пахло до блеска вымытым полом, мукой, а когда она проходила мимо плиты, то уловила запах угольной пыли. Уличный фонарь отбрасывал на кастрюли и сковороды слабый свет. В кладовке были свалены овощи, ведра и швабры. Шарлотта юбкой зацепилась за ручку ведра и лишь чудом успела схватить его и вернуть в вертикальное положение, прежде чем оно со звоном упало на каменный пол.

Черный вход оказался закрыт. Тэсси уже успела выскользнуть из дома. Шарлотта взялась за ручку двери — та повернулась легко и свободно.

Снаружи оказалось не намного прохладнее, чем внутри. Ветра не было, благодаря высокой стене, которой был обнесен двор. На небе виднелись редкие перистые облака, которые не мешали луне заливать все вокруг серебристо-молочным светом. Шарлотте были хорошо видны окна на задней стене дома, кожух над угольным подвалом, несколько мусорных баков, а чуть дальше — ворота, что вели на дорогу, и желтый шар фонаря над стеной. По всей видимости, Тэсси успела выйти на дорогу.

Двумя руками приподняв засов и придержав, чтобы тот не упал, Шарлотта открыла ворота и выглянула на улицу. Налево не было ничего, лишь дорога, а вот справа маячила фигурка Тэсси, спешившая в сторону Кардингтон-кресент.

Осторожно закрыв за собой ворота, Шарлотта двинулась вслед за ней и прошла примерно с десяток ярдов, когда Тэсси исчезла за поворотом, где начиналась главная дорога. Теперь она могла броситься бегом, не опасаясь привлечь к себе внимание. Вокруг никого не было видно, и если она замешкается, то Тэсси исчезнет прежде, чем она сама выйдет на главную дорогу. И тогда ей никогда не узнать, что заставило девятнадцатилетнюю наследницу уйти из дома в глухую полночь, чтобы вернуться пропахшей запахом крови.

Однако стоило Шарлотте, дойдя до угла, броситься бегом, как она тотчас замерла на месте, испугавшись, что звук ее шагов громко разносится над булыжной мостовой. Что, если Тэсси услышит ее и обернется? Увы, на дороге не было ни души. Досадуя на себя, Шарлотта с минуту постояла в тени дерева, не зная, что ей теперь делать, но затем увидела, как впереди, ярдах в пятидесяти от нее, из тени сикомора вынырнула Тэсси и быстро зашагала дальше.

Проклятье, выходит, это она сама шла слишком медленно. Шарлотта никак не ожидала от Тэсси такой прыти, и теперь если она не хочет потерять ее из вида, то должна бежать со всех ног, причем как можно тише и держась при этом в тени деревьев. Ведь если Тэсси поймет, что за ней следят, в лучшем случае Шарлотта потеряет последний шанс узнать ее секрет. В худшем же — ей было даже страшно об этом подумать — состоится схватка с умалишенной на безлюдной ночной дороге, где явно прольется чья-то кровь.

Узнай об этом Томас, он бы пришел в ярость — и наверняка бы не простил ей это безрассудство. Стоило Шарлотте представить, какие слова он может бросить ей в лицо, как она поежилась. Но с другой стороны, ведь не его же сестре — если истинный преступник не будет найден — грозит суд и виселица! Ведь любой более-менее здравомыслящий человек согласится, что у Эмили имелся мотив убить собственного мужа — по крайней мере, по мнению большинства женщин.

Тэсси по-прежнему быстро шагала по дороге, но теперь Шарлотта отставала от нее лишь на десяток ярдов. Увы, девушка внезапно свернула в переулок, и Шарлотта застыла в растерянности, к собственному ужасу поймав себя на том, что погрузилась в собственные мысли и в результате оказалась лишь на волосок от того, чтобы вновь потерять Тэсси из виду. Что бы она тогда делала? Куда бы пошла?

Вдоль новой улицы тоже тянулись жилые дома — правда, гораздо более скромные, стоявшие более скученно. Здесь элегантность уступала место суровой необходимости.

Вскоре улица закончилась, однако Тэсси даже не замедлила шага, будто точно знала, куда ей нужно. Теперь они шли по какому-то неряшливому грязному кварталу. Дома здесь были старые и лепились друг к другу, как будто опасаясь упасть; во дворы вели темные закоулки, стены отбрасывали зловещие тени. Кроме Тэсси, на улице не было ни души. Впрочем, нет — впереди, в том же направлении, что и она, шагал какой-то уличный мальчишка в огромной кепке. Шарлотта вздрогнула, но не от холода — ибо ночь была теплой, — а от страха. Она старалась не думать о том, где находится. Потому что стоит задуматься, как мужество оставит ее, и тогда она развернется и даст стрекача, только пятки будут сверкать; и будет бежать до тех пор, пока вновь не окажется на знакомой, залитой ярким светом фонарей улице.

А вот Тэсси, похоже, и не думала пугаться: она шагала легко и быстро, высоко подняв голову. Девушка точно знала, куда направляется, и, судя по всему, торопилась туда попасть как можно скорее. Шарлотта посмотрела в переулок. Впереди маячили лишь эти двое — Тэсси и уличный мальчишка, но один Господь ведает, кто еще мог поджидать дочь Юстаса в темных дверных проемах. И что понадобилось в этом лабиринте грязных кроличьих нор и дешевых лавок такой девушке, как Тэсси? Неужели у нее здесь имеются знакомые? Но откуда?

Внезапно у Шарлотты екнуло сердце, и по спине пробежал неприятный холодок. Что, если Джордж, точно так же проснувшись однажды ночью или же возвращаясь к себе из комнаты Сибиллы, увидел Тэсси и решил проследить за ней? Вдруг она, Шарлотта, сейчас делает то, что недавно сделал он? Неужели он раскрыл ее ужасный секрет и поплатился за это жизнью?

Однако ее ноги продолжали шагать вперед, как будто ими руководил не мозг, а некая другая часть ее тела. Они, двигаясь как будто механически, ступали по темной улице совершенно бесшумно. Теперь, когда глаза Шарлотты привыкли к темноте, они различали в дверных проемах спящие фигуры бездомных и какое-то копошение возле куч с отбросами. Кто это? Люди или крысы? Или те и другие? Именно в таких темных переулках всего месяц назад Томас и обнаружил расчлененное женское тело…

Шарлотта испугалась, что ее вот-вот вырвет, однако эта мысль неотступно преследовала ее. Фигура, что на цыпочках поднимается по лестнице, кровь и ужасающее спокойствие. Как далеко они отошли от Кардингтон-кресент? Сколько раз свернули за угол? Тэсси по-прежнему маячила впереди. Их разделяли ярдов десять-двенадцать. Увеличить расстояние между ними Шарлотта опасалась — вдруг Тэсси свернет, и тогда она потеряет ее из виду. А потерять ее легко — ростом и телосложением Тэсси мало чем отличалась от уличного мальчишки, что шагал впереди нее, и от других теней в переулке, которые то там, то здесь возникали на периферии зрения.

Возвращаться же было поздно. Куда бы Тэсси ни направлялась, Шарлотте придется следовать за ней, тем более что в одиночку ей из этого квартала трущоб не выбраться.

Внезапно от неровной, выступающей стены отделилась крупная фигура — широкоплечий мужчина. Однако Тэсси, вместо того чтобы испугаться, направилась к нему. Более того, что-то негромко проворковала и, подняв руки, бросилась ему на шею, причем так естественно, как будто делала это не в первый раз. Их поцелуй был полон нежности — так могут целовать друг друга лишь те, кого связывает искренняя любовь, — но краток. В следующий миг Тэсси, а за ней и мужчина исчезли за дверью. Шарлотта же осталась стоять одна на темной, грязной, зловонной мостовой. Уличный мальчишка тоже куда-то пропал.

И вот тогда женщине стало по-настоящему страшно. Казалось, она кожей ощущала, как на нее со всех сторон надвигается темнота, как в темных закоулках пришли в движение, зашевелились и закопошились фигуры. Ей было слышно шарканье ног, скрип дверей, журчание воды в невидимых трубах.

Если ее здесь ограбят и убьют, никто, даже Томас, никогда не найдет ее.

Что же это за место? На вид — самый обычный бедняцкий квартал. Что же там внутри этого дома, что Тэсси посреди ночи отправилась сюда одна? Значит, ничего другого ей не остается, как дождаться, когда она снова выйдет, чтобы вновь проследовать за ней — на сей раз домой.

В следующий миг на плечо Шарлотте легла чья-то рука. Ей показалось, что ее сердце сейчас оборвется. Она невольно вскрикнула. Впрочем, крик тотчас оборвался, задушенный ледяным ужасом.

— Эй, что это ты здесь делаешь, барышня? — прохрипел у нее над ухом чей-то неприятный голос. Она попыталась заговорить, но не смогла выдавить ни слова. Руки, что закрыли ей рот, были сильные и грубые, от них исходил кисловатый запах грязной немытой кожи. — Эй, барышня, зачем ты суешь сюда свой длинный нос?

Голос прозвучал у нее над самым ухом. Шарлотта кожей головы ощущала его зловонное дыхание.

— Что ты здесь забыла? Небось шпионишь за кем-то? Пришла, чтобы потом рассказывать всякие басни? Небось собралась бежать назад к папочке, чтобы все ему рассказать? Что ж, я сейчас тебе дам что-то такое, что неплохо бы ему знать…

С этими словами незнакомец резко дернул ее, и Шарлотта потеряла равновесие. Она все еще дрожала от страха, но в ней уже проснулся гнев. Она со всей силы двинула незнакомцу локтем в бок, а в следующий момент изловчилась и наступила ему на ногу, надавив при этом каблуком. Незнакомец взвыл от боли и ярости. Казалось, за этим последует что-то худшее, но тут темноту прорезал сердитый женский голос:

— Прекратите, мистер Ходжкисс, оставьте ее сию же минуту!

В следующий миг темноту прорезал яркий луч фонаря. От неожиданности Шарлотта зажмурилась. Незнакомец что-то недовольно пробормотал, вернее, рыкнул, однако отпустил ее.

— Миссис Питт! — растерянный голос принадлежал Тэсси. — Что вы здесь делаете? С вами все в порядке? Вы не пострадали? Вы такая бледная!

Объяснение было лишь одно — чистая правда. Лицо Тэсси, когда она опустила фонарь, было сама невинность, однако в глазах застыла нешуточная тревога.

— Я шла за тобой следом, — призналась Шарлотта. Какой глупой показалась ей самой эта фраза. И какой опасной. Но нет, на лице Тэсси она не заметила никакого гнева.

— В таком случае вам лучше войти, — сказала девушка и, не дожидаясь ответа, вошла в дом, оставив дверь открытой.

Шарлотта застыла в нерешительности. Какая-то часть ее «я» хотела броситься в бегство, лететь со всех ног прочь от этих тесных, зловонных переулков, от этого мрачного дома, что зиял перед ней открытой дверью, от крови и безумия, что наверняка обитали внутри его. Другая же часть знала, что никуда она не побежит, потому что не знает, где находится, а если все-таки побежит, то рискует еще дальше углубиться в лабиринт здешних трущоб.

Тянуть дальше нельзя было. Однако решение было принято благодаря не мужеству, а полному его отсутствию. Собрав волю в кулак, Шарлотта шагнула вслед за Тэсси в дом. За дверью оказался темный коридор, такой узкий, что она касалась стен локтями. Он, в свою очередь, привел к крутой лестнице, ступеньки которой жалобно скрипели под ее весом. Никакого освещения не было, если не считать подрагивающего пламени свечи впереди нее. Шарлотта двинулась вперед почти на ощупь, стараясь при этом не думать, куда идет.

Спальня оказалась самой обыкновенной: тонкие занавески на окнах, на полу вместо ковра грубая мешковина, голый деревянный стол, на нем таз и кувшин, большая двуспальная кровать, специально застеленная по такому случаю чистым бельем. В кровати лежала девушка — если не сказать, девочка, лет четырнадцати-пятнадцати, бледная, скованная страхом. Темные волосы зачесаны назад со лба, спадая ей на плечи влажными спутанными прядями. Сразу стало понятно, что у нее роды и ей ужасно больно.

По другую сторону кровати стояла другая девушка, года на два старше, однако сильно на нее похожая, из чего Шарлотта заключила, что они сестры. Рядом с ней, закатав рукава, на тот случай, если понадобится помощь, а пока держа бедняжку в постели за руку, стоял помощник викария Бимиша, шотландец Мунго Хейр.

И тогда Шарлотта поняла. Все было настолько очевидно, что любые вопросы были бы излишними. Ответ сказался прост: Тэсси помогала рожать бедным девушкам, которые не могли нанять повитуху. Не иначе как к этому виду благотворительности ее пристрастил Мунго Хейр.

Впрочем, он ли? Сама мысль о том, что такое предложение могло исходить от этого розовощекого святоши, показалась Шарлотте абсурдной.

С другой стороны, этот быстрый, искренний поцелуй говорил сам за себя. А еще он объяснял, почему Тэсси вняла увещеваниям бабушки, что ей-де следует посвятить себя благотворительности. В душе Шарлотты все пело. У нее как будто гора свалилась с плеч, и она была готова смеяться над собственными страхами.

А вот Тэсси явно было не до смеха. У лежавшей на кровати девушки начались схватки, и лицо страдалицы тотчас исказилось гримасой боли и страха. Тэсси же принялась деловито раздавать указания бледному юноше и «белой кепке». По всей видимости, это и был тот самый уличный мальчишка, который вызвал ее сюда, бросая камешки ей в окно. Командирским голосом она отправила его принести воды и побольше чистых лоскутов, не иначе как для того, чтобы выставить его за дверь. Не опасайся она за жизнь девушки, так Мунго Хейр был бы выставлен за ним следом. Все-таки роды — это женское дело.

Шарлотта хорошо помнила, с каким трудом произвела на свет двух своих детей, особенно первого. Помнится, тогда ее переполняли благоговейный трепет и гордость, которые, как только начались схватки, сменились самым примитивным, животным страхом. Казалось, эта боль никогда не отпустит ее, а если отпустит, то только в двух случаях: либо новая жизнь, либо смерть. И это при том, что она была взрослой женщиной, любящей своего мужа, и рождение ребенка явилось для нее высшим счастьем. Не говоря уже о том, что рядом с ней были мать и сестра, которые ухаживали за ней после того, как врач сделал свое дело. Лежавшая же перед ней девушка, в сущности, сама была ребенком — в ее возрасте Шарлотта еще ходила в школу. И ей было некому помочь — лишь Тэсси и этот сердобольный шотландец.

Шарлотта шагнула к кровати и, взяв девушку за руку, присела на самый краешек.

— Держись за меня, — сказала она с улыбкой. — Если ты будешь сдерживать потуги, тебе будет лишь больнее. И если хочется кричать — кричи, ты имеешь на это право. Честное слово, тебя никто не осудит. Вот увидишь, оно того стоит. — Эти слова вырвались у нее сами собой, и не успела она их произнести, как пожалела о сказанном. Слишком много младенцев появлялись на свет мертвыми; но даже если этот родится живым, сможет ли эта девочка взять на себя заботу о нем?

— Вы так добры, мисс, — прошептала девушка между схватками. — И почему вы только так добры ко мне?

— Потому что я сама родила двоих детей, — ответила Шарлотта, крепче сжимая худенькую руку, которая тотчас же напряглась в новом спазме боли. — И знаю, каково тебе сейчас. Но как только ты возьмешь на руки своего малыша, тотчас позабудешь про всякую боль.

Сказав эти слова, Шарлотта вновь отругала себя за поспешность. Что, если у несчастной нет средств, чтобы содержать ребенка? Если он будет отдан в чужую семью или, что еще хуже, в какой-нибудь убогий приходский приют, откуда он, никем не любимый и никому не нужный, попадет в работный дом?..

— Мы с сестрой, — ответила девушка на ее молчаливый вопрос. — Мы решили растить его вместе. У Энни есть работа, она убирает в домах. Работу для нее нашел мистер Хейр, — девушка посмотрела на Мунго глазами, полными такого бесконечного доверия, что Шарлотта слегка поежилась.

Тем временем схватки участились, и стало не до разговоров. Теперь за дело принялась Тэсси: в ход пошли советы и указания, полотенца и, в конечном итоге, горячая вода. Шарлотта не раздумывая взялась ей помогать. И примерно в половине четвертого утра в этой убогой, тесной комнатке произошло чудо: девушка произвела на свет живого, здорового младенца. Одетая в чистую ночную рубашку, девушка лежала в кровати и, хотя волосы ее были мокры от пота, вся светилась счастьем. Держа на руках младенца, она робко поинтересовалась у Шарлотты, не будет ли та возражать, если мальчика нарекут в честь нее — Чарли. На что Шарлотта совершенно искренне ответила, что сочтет это за высокую честь.

В четверть пятого, когда начало светать и небо над лабиринтом крыш, серых от грязи и копоти, приобрело нежный жемчужный оттенок, Шарлотта и Тэсси вышли на улицу и следом все за тем же уличным мальчишкой дошли до того самого бульвара, откуда было рукой подать до Кардингтон-кресент и до дома Марчей. Мунго Хейр не пошел вместе с ними, попрощавшись с Тэсси на углу бульвара. До утренней службы ему предстояло сделать еще кое-какие дела. Шарлотте хотелось петь и плясать от переполнявшей ее радости, правда, с той разницей, что ее собственные ноги почти не слушались, что не удивительно, учитывая, сколько им пришлось прошагать за сегодняшнюю ночь. Тем не менее она поймала себя на том, что напевает какой-то незатейливый, но в высшей степени веселый популярный мотивчик, а в следующую минуту к ней присоединилась и Тэсси. В предрассветной мгле они — забрызганные кровью, с растрепавшимися волосами — бодро шагали по бульвару, и разноголосые птицы в ветвях сикомора приветствовали их своим пением.

Вернувшись в Кардингтон-кресент, они обнаружили, что дверь черного хода по-прежнему не заперта, и, осторожно, на цыпочках прокравшись мимо горы овощей и рядов полок с кастрюлями, перешагнули через каменный порог и вошли в кухню. Еще полчаса, и сюда спустится первая прислуга чистить плиту, засыпать в нее уголь, разводить огонь, чтобы все было готово к тому моменту, когда сюда спустится кухарка. После этого с постелей встанут горничные — готовить к подаче завтрака столовую и делать другие дела по дому.

— И ты еще ни разу ни на кого не нарвалась? — шепотом спросила Шарлотта.

— Нет, хотя пару раз была вынуждена прятаться в наливочной. — Тэсси бросила на нее встревоженный взгляд. — Вы ведь никому не расскажете про Мунго? Прошу вас…

— Разумеется, никому, — Шарлотта пришла в ужас при одной только мысли о том, что Тэсси такое могло прийти в голову. — Какого же ты обо мне мнения, если задаешь такой вопрос… Кстати, ты собралась за него замуж?

Тэсси гордо вскинула подбородок.

— Да! Отец придет в ярость, но, если он не даст согласия, я обойдусь и без него. Я люблю Мунго, как никого другого на этом свете, за исключением разве что бабушки Веспасии и Уильяма. Но это совершенно иное.

— Вот и замечательно! — воскликнула Шарлотта, в порыве сочувствия беря ее руку в свою. — Если нужна моя помощь, можешь всегда рассчитывать на меня.

— Огромное вам спасибо, — искренне поблагодарила ее Тэсси.

Но, увы, времени на разговоры у них не было. Они и так припозднились, поэтому дорога была каждая секунда. Шарлотта на цыпочках прошла вслед за ней по коридору мимо комнаты экономки и кладовой дворецкого к двери, которая открывалась в главное крыло дома. Они уже добрались до парадной лестницы, когда у них за спиной раздался щелчок — это открылась дверь утренней гостиной.

— Миссис Питт, вы позволяете себе непозволительные выходки, пророкотал им вслед голос Юстаса. — Сейчас вы немедленно соберете свои вещи и этим же утром покинете мой дом.

На какой-то миг обе женщины — и Шарлотта, и Тэсси — застыли на месте, охваченные ужасом. Затем медленно и в унисон повернулись к нему лицом. Приоткрыв дверь утренней гостиной, Юстас стоял в трех или четырех ярдах от них, держа в руке свечу, с которой стекал горячий воск. Он был в ночной сорочке, поверх которой накинул подпоясанный халат, на голове ночной колпак. За окном тем временем рассвело, однако шторы в доме были задернуты, так что свеча в руке Юстаса отнюдь не была излишней, и он поднял ее, чтобы рассмотреть их лица и забрызганные кровью юбки. Несмотря на весь ужас момента, душа Шарлотты по-прежнему была преисполнена ликованием. Ведь они только что помогли появиться на свет новой, еще безгрешной, не запятнанной пороком жизни. Впрочем, от нее не скрылось, как побледнело в желтом пламени свечи лицо Юстаса, как глаза его, широко раскрытые, в буквальном смысле полезли на лоб.

— О господи! — в ужасе воскликнул он. — Что вы делали?

— Произвели на свет ребенка, — бесхитростно ответила Тэсси с той самой улыбкой, которую Шарлотта видела на ее лице в ту первую ночь.

— Что-что? — Юстас отказывался верить услышанному.

— Произвели на свет ребенка, — повторила Тэсси.

— Но ведь это же смехотворно! Какого ребенка? Чьего ребенка? — заикаясь, уточнил Юстас. — Дочь, скажи, ты в ладах с рассудком?

— Имя матери не имеет значения, — ответила Тэсси.

— Еще как имеет! — Голос Юстаса был полон ярости. — Кто дал ей право посылать за тобой в середине ночи? Более того, кто дал ей право вообще посылать за тобой? Где ее чувство приличия? Где это видано, чтобы незамужняя девушка уходила из дома в середине ночи? Это просто возмутительно! Скажи, как после этого я могу выдать тебя замуж за приличного джентльмена? Признавайся, Анастасия, кто это? Я требую от тебя ответа. Я выскажу ей все, что думаю о ней, а заодно по-мужски поговорю с ее мужем. Это полное безобразие… — Юстас оборвал свою гневную речь, как будто ему в голову пришла новая мысль. — Но я не слышал стука кареты!

— А ее и не было, — ответила Тэсси. — Мы шли пешком. Кстати, никакого мужа тоже нет, а имя девушки — Поппи Браун, если оно что-то тебе говорит.

— Никогда о такой не слышал. И что это значит, вы шли пешком? В Кардингтон-кресент нет никаких Браунов!

— Вот как? — равнодушно уточнила Тэсси. Не осталось ничего, что можно было бы спасти за счет такта; она же слишком устала и слишком переволновалась, чтобы реагировать на унизительные намеки с его стороны.

— Представь себе, что нет, — процедил Юстас хриплым от ярости голосом. — Я знаю здесь всех, по крайней мере, понаслышке. И мое право отца — знать правду. Признавайся, Анастасия, как зовут эту женщину. Причем на этот раз я советовал бы тебе сказать правду, или же я буду вынужден применить к тебе самые строгие меры!

— Насколько мне известно, ее имя Поппи Браун, — упрямо повторила Тэсси. — И я не говорила, будто она живет в Кардингтон-кресент. Она живет примерно в трех милях отсюда, если не больше, в районе трущоб. За мной пришел ее брат. И одна я при всем желании никогда не нашла бы дорогу назад.

У Юстаса не нашлось, что на это сказать. Все трое застыли в мерцающем пламени свечи у основания лестницы подобно восковым фигурам. Затем где-то наверху послышалось какое-то движение — это забыла придержать дверь в свою комнату одна из младших горничных. Но поскольку в доме царила тишина, этот звук разнесся по нему подобно раскату грома.

— Чем раньше ты выйдешь замуж за Джека Рэдли, тем лучше, — наконец произнес Юстас. — Он женится на тебе — еще как женится, ведь ему нужны твои деньги! Вот пусть он следит за тобой! Пусть наделает тебе детей, чтобы тебе было чем заняться.

Тэсси напряглась и с силой схватилась за перила.

— Вы этого не сделаете, отец! Вдруг это он убил Джорджа? Неужели вы согласны впустить в нашу семью убийцу? Подумайте, какой может разразиться скандал!

К лицу Юстаса прилила кровь, свеча дрогнула в его руке.

— Чушь! — поспешил отмахнуться он. — Джорджа убила Эмили. Ведь даже дурак и тот увидит, что в их семье одни ненормальные, — с этими словами он бросил в сторону Шарлотты полный отвращения взгляд, затем вновь повернулся к дочери. — Ты выйдешь замуж за Джека Рэдли, как только все будет готово. А теперь марш в свою комнату!

— Если вы так поступите, люди скажут, что я лишь потому вышла за него, что жду ребенка, — возразила Тэсси. — В такой спешке будет что-то подозрительное и неприличное, — особенно если учесть репутацию Джека Рэдли.

— Ты это заслужила! — рявкнул на нее Юстас. — И лишишься даже этого, если люди узнают, где ты была сегодня ночью.

Но Тэсси была не намерена сдаваться.

— Но ведь я ваша дочь. Моя репутация неизбежно скажется и на вас. И в любом случае, даже если Джорджа убила Эмили, Джек наверняка тоже к этому причастен — по крайней мере, люди именно так и скажут.

— Люди? Какие люди? — В словах Юстаса был резон, и он это знал. — Никто не знает про его ухаживания, кроме членов нашей семьи, и в наши планы не входит кому-то про них рассказывать. А теперь будь добра, делай, что тебе сказано, — отправляйся к себе в комнату.

Но Тэсси даже не пошевелилась, если не считать дрожащей руки, которой она сжимала перила.

— А если он не захочет на мне жениться? У Эмили гораздо больше денег, нежели у меня, и сейчас все они принадлежат ей. Я же получу свои только после смерти бабушек.

— Не волнуйся, я позабочусь о твоем приданом, — возразил Юстас. — А твой муж будет обязан тебя содержать. Эмили не в счет. Ее потихоньку поместят в частную психиатрическую лечебницу, где она больше никого не сможет убить.

В ответ на эти слова Тэсси гордо вскинула предательски подрагивающий подбородок.

— И все же я выйду замуж за Мунго Хейра, даже если вы против!

На какой-то миг Юстас лишился дара речи. Затем его вновь прорвало:

— Даже не смей думать об этом! Ты выйдешь замуж за того, кого выберу я. Говорю тебе, что ты выйдешь замуж за Джека Рэдли, и если вдруг окажется, что он по какой-то причине откажется, то я в таком случае подыщу ему замену. И, разумеется, ты никогда не выйдешь замуж за человека без гроша в кармане, у которого нет ни семьи, ни дома!.. И вообще, во имя всего святого, что ты вбила себе в голову? Я не позволю, чтобы моя дочь вышла замуж за викария. Ладно бы за архидьякона, но не за викария же? Тем более что у этого никаких перспектив… Я запрещаю тебе встречаться и разговаривать с ним! Я поговорю с мистером Бимишем, пусть он позаботится, чтобы в моем доме больше не было и ноги этого Мунго! И не надейся, что сумеешь поговорить с ним в церкви! Поклянись мне, что так оно и будет, в противном случае я скажу Бимишу, что Мунго пытался делать тебе непристойные предложения, и тогда этот наглец точно лишится своего сана. Ты поняла меня?

Тэсси покачнулась, как будто вот-вот упадет в обморок.

— А теперь ступай к себе в комнату и оставайся там, пока я не разрешу тебе выйти. — После этих слов он повернулся к Шарлотте. — А вы, миссис Питт, покинете этот дом, как только соберете свои вещи, не знаю, сколько их там у вас.

— Но перед этим я хотела бы поговорить с мистером Марчем, — возразила Шарлотта, у которой в запасе оставалась одна не разыгранная карта. Причем решение она приняла без всяких колебаний. — Нам есть о чем с ним поговорить, — сказала она и пристально посмотрела Юстасу в глаза.

— Я… — Он явно не знал, чем ему на это возразить, и потому лишь поджал губы. Щеки его побагровели. Было видно, что самообладание вот-вот изменит ему. — Ступай к себе в комнату, Анастасия! — бросил он дочери.

Шарлотта с улыбкой обернулась к Тэсси.

— Не переживай, я приду к тебе через пару минут, — пообещала она.

Тэсси выждала еще секунду-другую, глядя на Шарлотту широко раскрытыми глазами. И, как будто заметив что-то в ее лице, отпустила перила, повернулась и медленно зашагала вверх по лестнице, где вскоре скрылась на верхнем этаже.

— Итак? — потребовал ответа Юстас с предательской дрожью в голосе. Воинственное выражение его лица поражало своей искусственностью.

Шарлотта на какой-то миг задумалась, как ей лучше продолжить этот разговор — прибегнуть к тонким намекам или высказать все, что называется, в лоб, чтобы Юстас Марч не заблуждался относительно ее намерений. Зная свои ограниченные возможности, она выбрала второе.

— Думаю, вам нет смысла препятствовать Тэсси заниматься благотворительностью, — произнесла Шарлотта как можно спокойнее. — Равно как препятствовать ее желанию выйти замуж за мистера Хейра. Главное, чтобы это произошло без излишней спешки, чтобы не давать пищу для разговоров.

— Это исключено, — мотнул головой Юстас. — Совершенно исключено. У него ни денег, ни родных, ни каких-либо перспектив.

Шарлотта не стала вступать с ним в спор по поводу достоинств Мунго Хейра, ибо в глазах Юстаса последние ничего не значили. Она решила нанести удар там, где он будет самым болезненным.

— Если вы этого не сделаете, — произнесла она медленно и четко, пристально глядя ему в глаза, — я приложу все усилия для того, чтобы ваша интрижка с женой собственного сына стала достоянием гласности. Пока что о ней известно только полиции, и хотя лично я нахожу эту историю омерзительной, преступлением ее тоже не назовешь. Но если о ней станет известно обществу, от вас все отвернутся. Потому что одно дело — ни к чему не обязывающие интрижки на стороне, и совсем другое — соблазнить жену собственного сына, причем не где-нибудь, а в собственном доме на Рождество! А затем продолжать силой навязывать себя ей…

— Хватит! — не выдержал Юстас. — Замолчите!

— Королева тоже будет далеко не в восторге, — продолжила Шарлотта, пропустив мимо ушей его мольбу. — Она немолодая чопорная дама строгих правил; более того, я бы сказала, что она просто помешана на благопристойности, особенно когда речь идет о семье и супружеских отношениях. Узнай она об этом, и пэрства вам не видать. Более того, ваше имя будет вымарано из всех гостевых книг Лондона.

— Ну, хорошо! — прохрипел Юстас, признавая свое поражение. В глазах его застыл немой призыв к милосердию. — Хорошо, пусть выходит замуж за своего викария, если ей так хочется. Но ради бога, не рассказывайте никому про Сибиллу. Клянусь честью, я ее не убивал, равно как и Джорджа!

— Возможно, — Шарлотта не желала идти на уступки. — Ее дневник в руках полиции, и покуда на вашей совести нет преступлений против закона, полиции нет никакого резона предавать его содержание огласке. Я даже готова попросить мужа, чтобы он уничтожил этот дневник — после того, как убийца будет найден. Но не ради вас, а ради Уильяма.

Сглотнув застрявший в горле комок, Юстас заговорил, с трудом выдавливая каждое слово:

— Я могу полагаться на ваше слово?

— Разве я неясно выразилась? А теперь прошу меня извинить, я бы хотела вернуться в постель. И заодно сообщить Тэсси радостное известие. Честное слово, она будет счастлива. Мне кажется, девочка любит мистера Хейра всей душой, и я считаю, что это прекрасный выбор. Кстати, за завтраком мы не увидимся — боюсь, что я останусь в постели. Я была бы премного вам благодарна, если бы вы распорядились подать его ко мне в комнату. Но к ленчу и ужину я непременно спущусь, обещаю вам.

Юстас издал какой-то невнятный звук, означавший, по всей видимости, согласие.

— Доброй ночи, мистер Марч.

Но тот лишь сдавленно простонал в ответ.