Шарлотта чувствовала себя великолепно, когда пришла на званый обед в саду Дилбриджей. Эмили, также пребывая в превосходном настроении, дала ей новое платье из белого муслина с кружевами и маленькими кнопочками вдоль кокетки. Шарлотте казалось, что она выглядит как ромашка под ветром на летней лужайке или как белая пена в горном потоке, невыразимо свежая и чистая.

На обед собрались все обитатели квартала — даже сестры Хорбери, — словно всем хотелось в этот жаркий полдень навсегда оставить в прошлом, забыть, выбросить из головы все мрачное и трагическое.

Эмили порхала в чем-то весенне-зеленом — ее любимый цвет, — и была по-настоящему радостной.

— Наша задача — узнать, что происходит на Парагон-уок, — тихо напомнила она, взяв Шарлотту под руку и направляясь по газону в сторону хозяйки дома. — Я еще не решила, знает ли Грейс что-нибудь или нет. Последние несколько дней я тщательно прислушивалась ко всем и каждому и думаю, что Грейс не желает ничего знать, даже случайно, и делает все возможное, чтобы оставаться в неведении.

Шарлотта вспомнила, что тетушка Веспасия говорила о Грейс; о том, как та любит представляться несчастной. Может быть, если бы она узнала секрет кошмара на Парагон-уок, то пришла бы в ужас и перестала развлекаться таким образом. В конце концов, если твой муж иногда грешит — так, слегка, не более чем остальные, — то к этому можно привыкнуть, и в обществе тебе даже посочувствуют. Твоя социальная позиция не пострадает. Но если грех будет необычным, совершенно неприемлемым, тогда нужно принимать какие-то действия, вплоть до того, чтобы оставить мужа, уйти от него. Но в этом случае все будет иначе. Женщина, которая оставляет мужа, неважно по какой причине, теряет не только в финансах, но и в общественном мнении. Приглашения просто прекращаются.

Они подошли к Грейс Дилбридж. Она была одета в сиреневое — цвет, который ей абсолютно не шел. Кроме того, он был слишком ярким для столь жаркого дня. В воздухе крутилась мелкая мошкара, и было трудно, сохраняя манеры, постоянно отгонять этих назойливых насекомых, в то время как они кусали за не защищенные одеждой участки кожи и залезали в волосы.

— Как восхитительно видеть вас, миссис Питт, — произнесла Грейс автоматически. — Я так рада, что вы нашли время, чтобы посетить нас. Вы превосходно выглядите, Эмили, дорогая моя.

— Благодарю вас, — ответили сестры одновременно. Затем Эмили продолжила: — Я не знала, что у вас такой большой сад. Как это замечательно! Он продолжается и за этим забором тоже?

— О, да, там есть тропинка и еще один небольшой сад, засаженный розовыми кустами, — Грейс махнула рукой. — Я иногда подумываю, не развести ли нам персики у южной стены, но Фредди не хочет даже слышать об этом.

Эмили ткнула локтем Шарлотту, и та поняла, что сестра подумала о беседке в саду. Она должна быть позади той изгороди.

— Конечно, — сказала Эмили с вежливым интересом. — Я люблю персики. Я настояла бы на этом плане, если бы у меня в саду было столько места. Нет ничего лучше, чем свежий персик летом.

— О, я не могу. — Грейс явно испытывала неудобство. — Фредди был бы очень недоволен. Он делает для меня так много… Я не хочу показаться неблагодарной, если буду настаивать на таких мелочах.

На этот раз Шарлотта незаметно толкнула Эмили ногой, замаскировав движение складками юбки. Она не хотела, чтобы Эмили продолжала этот разговор, выказывая их очевидный интерес. Они уже достаточно узнали. Беседка была позади той изгороди, и Фредди не хотел, чтобы рядом с ней были персики.

Они еще раз заверили хозяйку, что совершенно счастливы быть здесь, извинились и отошли.

— Беседка! — воскликнула Эмили, как только они оказались вне зоны слышимости. — Фредди не хочет, чтобы она собирала там персики в неудобное для него время. Он проводит там личные встречи. Могу держать пари с кем угодно на любые деньги.

Шарлотта не стала спорить.

— Но личные встречи — это не так уж и серьезно, — медленно проговорила она, — если только там не происходит что-то ужасное. Мы должны узнать, кто туда приходит. Как ты думаешь, мисс Люсинда сможет ясно вспомнить, что она видела? Или действительность будет так разукрашена ее воображением, что бесполезно даже спрашивать старушку? Она, должно быть, уже рассказывала об этом бесчисленное количество раз.

Эмили в раздражении закусила губу.

— На самом деле я говорила с ней немного, сразу после того, как это произошло, но я была так раздражена — и в то же время так обрадована, что кто-то сильно напутал мисс Люсинду, — что потом намеренно ее избегала. Я не хотела потворствовать ее тщеславию. Она восседала на шезлонге, ты можешь себе представить, с нюхательной солью, откинувшись на расшитую подушку с китайским драконом — так мне рассказывала тетушка Веспасия; рядом стоял кувшин с лимонадом, и она принимала посетителей, даже таких, как графини и баронессы, и каждому живописала всю историю с самого начала. Меня просто разрывало бы от смеха, будь я там. Теперь я думаю, что следовало бы сдерживать себя.

Шарлотте не хотелось критиковать сестру. Не отвечая, она осматривалась вокруг, стараясь найти мисс Люсинду. Та, как всегда, была вместе с мисс Летицией, и, как всегда, обе наряжены в одинаковые туалеты.

— Вон там! — Эмили тронула Шарлотту за руку.

Та повернулась. На этот раз достойные дамы носили цвет незабудки, слишком моложавый для них обеих. Вкрапления розового только ухудшали эффект.

— О, боже! — сказала Шарлотта, с трудом сдерживая смех.

— Мы должны подойти к ним, — серьезно ответила Эмили. — Давай.

Пытаясь выглядеть как можно более непосредственно, они двинулись по направлению к сестрам Хорбери, по пути останавливаясь, чтобы сделать комплимент Альбертине Дилбридж по поводу ее платья и обменяться приветствиями с Селеной.

— Как же она не распознала его? — спросила Шарлотта, как только они удалились от Селены.

— Не распознала кого? — Отвлекшись в этот момент на что-то, Эмили не расслышала вопрос.

— Халлама! — нетерпеливо воскликнула Шарлотта. — В конце концов, это же большое разочарование, не так ли? Я имею в виду, быть изнасилованной Полем Алариком в порыве ошеломительной страсти скорее романтично, хотя и не очень приглядно, но подвергнуться нападению Халлама Кэйли, когда тот сильно пьян и не осознает, что делает, а впоследствии даже не может вспомнить об этом, — верх унижения. — Она сделала паузу и закончила уже без сарказма: — И очень трагично.

— Да… — Было очевидно, что Эмили не думала об этом. — Я не знаю. — Затем мысль сестры дошла до нее, Шарлотта поняла это по выражению ее лица. — Но теперь, когда я думаю об этом, мне вспоминается, что она все время старается избегать меня. Пару раз мне казалось, что она собиралась заговорить со мной, но затем, в последний момент, она вдруг находила что-то более срочное.

— Ты полагаешь, она знала с самого начала, что это был Халлам? — спросила Шарлотта.

Эмили нахмурилась.

— Я стараюсь быть объективной. — Она, как могла, выразила это старание на своем лице, что ей вполне удалось. — Я не знаю, что думать. Мне кажется, что теперь это не имеет какого-либо значения.

Шарлотту такой ответ не устраивал. Оставались сомнения и неразрешенные вопросы, роившиеся в ее голове, но она решила отложить их на более удобное время. Они уже подходили к сестрам Хорбери, и нужно было собраться, чтобы встретить их серьезно и со всем возможным уважением. Шарлотта изобразила заинтересованную улыбку на лице и вступила в разговор первой, опередив Эмили.

— Как приятно видеть вас снова, мисс Хорбери, — она пристально вглядывалась в Люсинду, изображая благоговейный трепет. — Я очень высоко ценю вашу храбрость в свете такого ужасного события. Только теперь я начинаю полностью осознавать, через что вам пришлось пройти! Большинство из нас ведут очень замкнутую жизнь. Мы не можем даже вообразить себе, какие кошмарные вещи творятся буквально рядом с нами. Если бы мы только могли предположить… — Шарлотта мысленно упрекнула себя за лицемерие, но чем больше она входила в роль, тем больше получала от этого удовольствия.

Мисс Люсинда прямо-таки купалась в чувстве собственной значимости и не заметила метаморфозы, которая произошла с Шарлоттой. Сейчас она напоминала Шарлотте надувшегося голубя.

— Как правильно вы все понимаете, миссис Питт, — провозгласила мисс Люсинда. — Некоторые люди совершенно не сознают, что темные силы не дремлют, не чувствуют, как близки они от нас!

— Вы правы. — На какой-то момент Шарлотта чуть не вышла из роли и готова была расхохотаться. Тут она перехватила взгляд мисс Летиции и не поняла, то ли та смеется, то ли это просто игра яркого света в ее бледно-голубых глазах. Шарлотта глубоко вздохнула и продолжила: — Конечно, вы знаете это лучше, чем любой из нас. Мне повезло, я никогда не встречала настоящего дьявола лицом к лицу.

— Очень немногие видели его воочию, дорогая моя. — Мисс Люсинда очень тепло отнеслась к двум новым жертвам, выказавшим интерес к ее истории. — И я очень искренне желаю вам никогда не быть в их числе.

— О, я тоже не желаю. — Шарлотта вложила все свои чувства в это высказывание. Она нарочито нахмурила брови, чтобы выразить беспокойство. — Но тогда возникает аспект нашего долга, — сказала она медленно, задумчиво. — Дьявол не уйдет сам только потому, что мы этого хотим. — Она глубоко вздохнула и посмотрела в лицо мисс Люсинды суровым взглядом, заметив, как округлились ее глаза. — Вы даже не представляете, как сильно я уважаю вас за ваше стремление добраться до сути всех событий, какими бы те ни были.

Мисс Люсинда зарделась от удовлетворения.

— Как это любезно с вашей стороны… и как мудро! Немногие женщины так рассуждают, особенно молодежь.

— Конечно, — продолжила Шарлотта, игнорируя легкий толчок локтем от Эмили. — Я даже преклоняюсь перед вами за то, что вы нашли в себе силы прийти сюда сегодня. — Она заговорщически понизила голос. — Особенно в свете того, что мы знаем обо всех здешних сборищах…

Мисс Люсинда прямо вся расцвела, вспомнив свои собственные высказывания о Фредди Дилбридже и его распутных вечеринках. Сейчас она искала оправдание своему присутствию здесь, в этом гнезде растления и греха.

Все больше радуясь, Шарлотта помогала ей, как могла.

— Для этого, должно быть, потребовалось большое самопожертвование, — сказала она нарочито трагически. — Но я понимаю, что вы решили любой ценой для себя — ценой унижения и даже опасности — выяснить, что же кроется за этим ужасным наваждением, которое вы видели той ночью.

— Да, да, верно. — Мисс Люсинда с легкостью проглотила наживку. — Это мой долг, христианский долг.

— Видел ли его кто-то еще? — наконец-то удалось вклиниться в разговор Эмили.

— Если кто и видел, — с горечью заметила мисс Люсинда, — они молчат об этом.

— Может быть, они были слишком напуганы? — Шарлотта пыталась направить разговор ближе к цели. — Как выглядело это существо?

Мисс Люсинда замешкалась. Она забыла детали. Теперь пожилая леди пыталась обрисовать его снова.

— Дьявол, — начала она, сморщившись. — Похож на дьявола. Зеленое лицо, наполовину человек, наполовину зверь. И рога на голове.

— Как ужасно, — выдохнула Шарлотта. — Какой формы рога? Как у коровы, или козла, или…

— О, как у козла, — не задумываясь сказала мисс Люсинда. — Закрученные вверх.

— А какой формы тело? — продолжала Шарлотта. — Две ноги, как у человека, или четыре, как у зверя?

— Две, как у человека. Он убежал и перепрыгнул через изгородь.

— Перепрыгнул через изгородь? — Шарлотта пыталась не показать, что не верит ей.

— О, там совсем маленькая изгородь, просто декоративная. — Мисс Люсинда не была такой практичной, какой пыталась выглядеть. — Я и сама смогла бы перепрыгнуть… когда была девочкой. Конечно, я не перепрыгивала! — поспешно добавила она.

— Конечно нет, — согласилась Шарлотта, отчаянно стараясь сохранить серьезную мину. Картина, нарисованная мисс Люсиндой — летящий прыжок над изгородью, — была очень яркой. — В какую сторону удалилось существо?

Мисс Люсинда ответила сразу.

— В ту сторону, — ответила она твердо. — К тому концу Парагон-уок.

Эмили увидела лицо Шарлотты и бросилась спасать ее с возгласами сочувствия и ужаса.

Им потребовалось некоторое время, чтобы оторваться от Люсинды, при этом не оскорбив ее. Когда, наконец, они смогли уйти, воспользовавшись отговоркой, что должны поговорить с Селеной, Эмили потянула Шарлотту за рукав, чтобы поговорить с ней с глазу на глаз до того, как они присоединятся к Селене.

— Что это было? — зашипела Эмили. — Я сначала думала, что она все это придумывает, но сейчас я действительно верю, что она видела что-то. Она не врет, я могу поклясться в этом.

— Кто-то нарядился дьяволом, чтобы напугать ее, — ответила Шарлотта очень тихо, так чтобы никто не смог их случайно услышать. Феба находилась лишь в нескольких ярдах от них и, вежливо улыбаясь, внимала очередным жалобам Грейс.

— Зачем? Чтобы отвлечь от чего-то? — Эмили ослепительно улыбнулась Джессамин, которая величественно проплывала мимо. — От чего-то происходящего здесь?

— Именно это мы и должны узнать. — Шарлотта добавила приветственный кивок головы. — Интересно, знает ли об этом Селена?

— Мы сейчас узнаем.

Эмили плавно двинулась вперед, и Шарлотте ничего не оставалось, как последовать за ней. Ей все еще не нравилась Селена, несмотря на восхищение ее мужеством. Антипатия была во многом вызвана тем, что Селена указала на Поля Аларика как на ее насильника. Шарлотте очень не хотелось, чтобы это было правдой. К слову, Аларик тоже был здесь. Она с ним еще не говорила, но видела, где он стоит, а также то, что в данный момент в пене голубых кружев к нему направляется Джессамин.

— Как приятно видеть вас снова, миссис Питт, — приветствовала ее Селена. Если ей действительно было приятно, то это никак не отражалось в ее голосе, а ее взгляд был холоден, как северная река.

— И в более приятных обстоятельствах, — Шарлотта улыбнулась в ответ. Действительно, она становится лицемеркой! Что с ней происходит?

Лицо Селены стало еще более холодным.

— Я так рада, что все закончилось, — продолжала Шарлотта, подстрекаемая глубокой внутренней неприязнью. — Конечно, это была трагедия, но, по крайней мере, страх прошел, тайн больше нет. — Она добавила радостную нотку в свой голос, насколько того позволяли приличия. — Никто теперь не должен бояться. Все раскрыто и объяснено — такое облегчение!

— Я не думала, что вы боялись, миссис Питт. — Селена смотрела на нее с открытой враждебностью, подразумевая, что страх Шарлотты был абсолютно безоснователен, поскольку она-то была в полной безопасности.

Шарлотта воспользовалась случаем.

— Конечно, я боялась и за Эмили тоже. В конце концов, если женщина такого положения, как ваше, может быть изнасилована, кто же тогда вправе рассчитывать на безопасность?

Селена лихорадочно искала ответ, который бы не был вульгарно грубым, — и не могла найти.

— И такое облегчение для джентльменов, — безжалостно продолжала Шарлотта. — Каждый из них теперь вне подозрений. Мы знаем, что все они невиновны. Как это должно быть грустно и неприятно — подозревать своих друзей…

Эмили ногтями впилась в руку Шарлотты и сильно трясла ее, в то же время сдерживая душащий ее смех, притворяясь, что чихает.

— Жара, — сказала Шарлотта сочувственно. — Она действительно угнетает; не удивлюсь, если начнется гроза. Мне нравятся грозы, а вам?

— Нет, — четко отрезала Селена. — Мне они кажутся вульгарными. Слишком вульгарными.

Эмили снова громко чихнула, и Селена отошла. Мимо с шербетом в руке проходил Алджернон Бернон, и она воспользовалась случаем ускользнуть.

Эмили убрала носовой платок.

— Ты просто ужасна, — сказала она радостно. — Я никогда не видела ее такой растерянной.

Шарлотта поняла, наконец, что беспокоило ее в Селене.

— Ты была первой, кто увидел ее после нападения? — хмуро спросила она.

— Да. Почему ты спрашиваешь?

— Что случилось? Опиши подробно.

Эмили слегка удивилась.

— Я услышала, как она закричала. Выбежала через парадный вход и увидела ее. Естественно, я взяла ее в дом. Что ты имеешь в виду? В чем дело, Шарлотта?

— Как она выглядела?

— Как выглядела? Как женщина, на которую напали, конечно! Платье было порвано, волосы растрепаны…

— Как было порвано ее платье? — настаивала Шарлотта.

Эмили попыталась показать это на себе. Ее рука пошла вверх на левую сторону ее платья и сделала движение, будто рвет его.

— Вот так? — быстро спросила Шарлотта. — Платье было в грязи?

— Нет, грязи не было. Возможно, пыль… Но я не заметила. Было уже темно.

— Но, по твоим словам, она сказала тебе, что все это случилось на траве, возле клумбы с розами.

— Сейчас жаркое сухое лето! — Эмили замахала руками. — Что все это означает?

— Но эти цветочные клумбы поливают. — Шарлотта была настойчивой. — Я видела, как садовники делают это. Если она была брошена на землю…

— Ну, может, это было не здесь… Может быть, на тропинке… Что ты пытаешься сказать? — Эмили начала понимать.

— Эмили, если я разорву свое платье и растреплю волосы, а затем пойду с криком по дороге, чем я буду отличаться от Селены в ту ночь?

Глаза Эмили были ясными и голубыми.

— Ничем, — сказала она.

— Я думаю, что никто не нападал на Селену, — Шарлотта очень аккуратно выбирала слова. — Она устроила все это, чтобы привлечь к себе внимание и завоевать такое же внимание общества, какое обычно уделяется Джессамин. Та-то догадалась, что было на самом деле. Вот почему она притворялась, что так сочувствует Селене, вот почему ее это совсем не волновало. Она знала, что Поль Аларик не трогал Селену.

— И Халлам тоже? — Эмили сама ответила на собственный вопрос.

— Бедняга. — Трагедия снова превращалась в фарс, но Шарлотта чувствовала холодок реального ужаса и реальной смерти. — Неудивительно. Он был испуган. Он клялся, что не нападал на Селену, и это была правда.

Гнев нарастал внутри ее из-за вреда, причиненного Селеной, пусть и не нарочно. Тем не менее ее поступок был эгоистичным и бессердечным. Она слишком избалована. Шарлотта отчасти хотела наказать ее — по крайней мере, дать ей понять, что кто-то еще знает, что произошло в действительности — или, вернее, не произошло.

Эмили поняла сестру без слов. Они лишь обменялись взглядами, объясняться было не нужно. Со временем Эмили заставит Селену почувствовать ее гнев и ее презрение.

— Нам все еще нужно понять, что же здесь происходит, — продолжила Эмили после небольшой паузы. — Решена только одна загадка. Мы еще не знаем, что же на самом деле видела мисс Люсинда.

— Мы должны поговорить с Фебой, — ответила Шарлотта.

— Ты думаешь, я с ней не говорила? — Эмили начала сердиться. — Если бы это было так легко, я бы знала ответ несколько недель назад!

— Я знаю, что она сама нам ничего не расскажет. Но она может оговориться, может, что-то соскользнет у нее с языка, — не унывала Шарлотта.

Послушно, но без особой надежды, Эмили повела Шарлотту к тому месту, где Феба попивала маленькими глотками лимонад и разговаривала с какой-то незнакомой дамой. Через десять минут вежливой беседы Феба осталась наедине с ними.

— Дорогая моя, — вздохнула Эмили. — Что за скучное создание. Если бы я услышала еще одно слово о ее здоровье, я бы начала грубить.

Шарлотта не упустила выигрышный момент, чтобы вступить в разговор.

— Моя сестра не понимает, как ей повезло, — сказала она, глядя на Фебу. — Если бы она должна была вынести такое напряжение, которое вы выносите постоянно, она бы не упоминала о нескольких бессонных ночах… — Шарлотта заколебалась, не будучи уверена, как сформулировать следующий вопрос. — Когда вы узнали, что здесь случилось нечто ужасное и подозрения пали на вашу семью, для вас это, наверное, было совершенно невыносимо?

На какой-то момент лицо Фебы выразило неподдельное непонимание.

— Нет, я ничуть не беспокоилась. Диггори никогда не сделает ничего жестокого. Он очень добр. И я точно знаю, что это не мог быть Афтон.

Шарлотта была ошеломлена. Если среди них и был жестокий от природы человек, то это Афтон Нэш. Она все время подозревала его в способности совершить преступления, а из всех преступлений изнасилование больше всего соответствовало его характеру.

— Откуда вы знаете? — спросила она, не подумав. — Он был один в тот вечер.

— Я… — К удивлению Шарлотты, Феба покраснела до кончиков волос. — Я… — Она заморгала — глаза наполнились слезами — и отвернулась. — Я верю, что это был не он… Что… Это все, что я могу сказать.

— Но вы знаете, что на Парагон-уок творятся какие-то темные дела! — Эмили воспользовалась тем, что Шарлотта неожиданно замолчала.

Феба пристально смотрела на нее, глаза широко открыты, на лице немой вопрос.

— Вы знаете, что именно? — выдохнула она.

Эмили колебалась, не зная, что лучше — солгать или признаться в незнании. Наконец она пошла на компромисс.

— Я кое-что знаю — и собираюсь бороться с этим. Вы должны нам помочь.

Отлично сказано. Шарлотта смотрела на сестру с одобрением.

Феба взяла ее за руку и сжала с такой силой, что Эмили вздрогнула.

— Не делайте этого, Эмили! Вы не понимаете, куда это может вас завести! Опасность не миновала. Будет еще хуже! Поверьте мне!

— Тогда мы все должны бороться с этим злом.

— Мы не можем! Оно слишком большое и ужасное. Просто носите крест, молитесь каждый вечер и утро и не покидайте дом по вечерам. Даже не смотрите в окна. Просто оставайтесь в доме и не вмешивайтесь ни во что. Делайте, как я говорю, Эмили, и, может быть, оно не придет за вами.

Шарлотта хотела что-то еще сказать, но внутри ее вдруг проснулся страх. Она схватилась за Эмили и произнесла, подавив свои чувства:

— Может быть, это хороший совет. Пожалуйста, извините нас, мы должны поговорить с леди Тамворт. Мы еще даже не представились ей.

— Конечно, — промурлыкала Феба. — Но будьте осторожны, Эмили! Помните мои слова.

Эмили слабо улыбнулась ей и неохотно пошла по направлению к леди Тамворт.

Прошло еще полчаса, прежде чем у сестер появилась возможность скрыться за розовой клумбой и затем уйти незамеченными в отдаленную часть сада. Там пролегала довольно заросшая тропинка, а за ней возвышалось высокое ограждение, совершенно непреодолимое.

— Куда теперь? — спросила Шарлотта.

— Позади, — ответила Эмили, — должна быть окружная тропинка и еще одна калитка.

— Надеюсь, она не заперта. — Шарлотту беспокоила эта мысль. Это было бы серьезным препятствием. Странно, что такое не пришло ей в голову раньше, потому что сама она никогда не запирала свою калитку.

Они шли вдоль тропинки, держась за руки и рассматривая плотную листву, пока не нашли дверь в заборе, полностью заросшую вьющимися растениями.

— Выглядит так, будто ею никогда не пользовались, — недоверчиво сказала Эмили. — Этого не может быть.

— Подожди-ка минуту, — Шарлотта посмотрела на дверь более внимательно, особенно пристально рассматривая шарниры. — Она открывается в другую сторону. Ее надо смазывать на другой стороне, чтобы она легко открывалась. Попробуй открыть.

Эмили толкнула дверь, но не сдвинула ее с места.

Сердце Шарлотты забилось сильнее. Дверь была заперта.

Эмили вытащила заколку из волос и засунула ее в замок.

— Ты не сможешь отпереть дверь заколкой, — в голосе Шарлотты звучало разочарование.

Эмили игнорировала ее и стала крутить заколкой в замке. Потом снова вытащила кусочек стали, распрямила его, сделала на конце небольшой крючок и попыталась снова.

— Вот, — победно промолвила она и аккуратно толкнула дверь, которая беззвучно отворилась.

Шарлотта была в шоке.

— Где ты научилась этому? — спросила она.

Эмили вся светилась.

— Моя экономка всегда держит все ключи при себе, даже когда идет спать, и мне надоело каждый раз вызывать ее, когда мне нужно открыть бельевой шкаф. В итоге навык оказалось полезным… Ладно, давай посмотрим, что там.

Сестры на цыпочках прошли через дверь и закрыли ее за собой. Сначала они были разочарованы: просто большая беседка, установленная на мощеной дорожке с отдельными участками зеленых растений. Они обошли беседку вокруг, но там ничего не было.

Эмили недовольно остановилась.

— Зачем запирать калитку? — сердито сказала она. — Здесь ничего нет!

Шарлотта наклонилась, сорвала один листик с куста и растерла его между пальцами; запахло горечью и какими-то еще незнакомыми ароматами.

— Интересно, не наркотик ли это, — задумчиво сказала она.

— Ерунда! — отмахнулась Эмили. — Опиум производится из мака, который выращивается в Турции, или в Китае, или где-то еще.

— Есть и другие наркотики, — возразила Шарлотта. — Какая странная форма у этого сада… Я имею в виду, как уложены камни вокруг. Кто-то очень сильно потрудился.

— Всего лишь выложены в форме звезды, — ответила Эмили. — Мне не кажется это очень хорошим вкусом, вышло несимметрично.

— Звезда?..

— Да, другие концы — вон там и сзади за беседкой. А в чем дело?

— Сколько всего концов? — Что-то начало складываться в голове у Шарлотты; вернулись воспоминания о случае, над которым Питт работал более года назад, и о шраме, о котором он говорил…

Эмили посчитала.

— Пять. Что из этого?

— Пять. То есть пентаграмма!

— Если это так называется… — На Эмили это не произвело впечатления. — Что это значит?

— Эмили, — Шарлотта повернулась к ней. У нее в голове появилась пугающая мысль. — Пентаграмма — это форма, которую люди используют, когда занимаются черной магией! Может быть, это то, чем они занимаются здесь, на их сборищах. — Теперь она вспомнила, когда Питт упоминал шрам на теле Фанни, на ягодице. Место, которое чаще всего подвергается насмешкам.

— Вот почему Феба так напугана, — продолжала Шарлотта. — Она думает, что они, играя, вызывают настоящего дьявола!

Эмили поморщилась.

— Черная магия? — сказала она недоверчиво. — Не слишком ли это притянуто за уши? Трудно поверить!

Но ситуация выглядела правдоподобной, и чем больше Шарлотта думала над ней, тем более она в этом убеждалась.

— У тебя нет доказательств, — продолжала Эмили. — Только потому, что сад имеет форму пентаграммы?.. Многим людям нравятся звезды.

— Ты знаешь кого-нибудь? — спросила Шарлотта.

— Нет… но…

— Мы должны войти в эту беседку. — Шарлотта посмотрела на нее. — Вот что видела мисс Люсинда — кого-то, одетого в балахон чернокнижника, с зелеными рогами.

— Это нелепо!

— Бездельники иногда совершают от скуки нелепые поступки. Взгляни на своих друзей из общества.

Эмили прищурилась на нее.

— Ты не веришь в черную магию, не так ли, Шарлотта?

— Ничего не знаю об этом предмете… И не хочу знать. Но это не означает, что они тоже не верят.

Эмили сдалась.

— Тогда, я полагаю, мы должны попытаться войти в эту беседку, если думаем, что там обитает монстр мисс Люсинды.

Она прошла мимо горьких растений и вынула заколку из волос. Но на этот раз она не понадобилась. Дверь не была заперта. Она легко открылась, и женщины встали на пороге, оглядывая большую многогранную комнату с черным ковром на полу и черными занавесями на стенах с зеленым рисунком на них. Солнце проникало внутрь через стеклянную крышу.

— Здесь ничего нет, — голос Эмили звучал обеспокоенно; теперь, когда они забрались так далеко, она уже была наполовину убеждена, что они ничего не найдут.

Шарлотта проскользнула мимо нее, вошла внутрь, положила руку на бархатный занавес, погладила его и двинулась дальше. Она уже обошла больше половины помещения, когда достигла места, где увидела черные балахоны с капюшонами. На них были видны перевернутые кресты, расшитые ярко-красным — символы пыток и насмешки над религией, — такие же, какой был на Фанни. Шарлотта сразу же поняла, что это такое. Костюмы выглядели так, как если бы их только что сняли. Дьявольские символы на их хозяевах оставались даже после того, как те покидали это место, возвращаясь к своему обычному виду и поведению, затерявшись среди других… Сколько же их, имеющих такой шрам на ягодице?..

— Что это? — спросила Эмили, стоя позади нее. — Что ты нашла?

— Балахоны, — тихо ответила Шарлотта. — Маски.

— А как насчет монстра мисс Люсинды?

— Нет, его тут нет. Должно быть, они держат его не здесь.

Лицо Эмили побледнело, глаза сузились.

— Ты думаешь, это действительно черная магия, поклонение дьяволу или что-то в таком духе? — Самой ей не хотелось в это верить, ведь теперь она видела абсурдность всего этого безобразия.

— Да, — очень тихо произнесла Шарлотта, протянула руку и дотронулась до одного из капюшонов. — Можешь ли ты придумать другое объяснение? Пентаграммы, горькие травы… Вот, должно быть, почему Феба носит крест и постоянно ходит в церковь; вот почему она думает, что мы не избавимся от дьявола теперь, когда он уже здесь.

Эмили начала что-то говорить — и замолкла. Теперь они стояли, глядя друг на друга.

— Что мы можем сделать? — наконец спросила Эмили.

Пока Шарлотта придумывала ответ, за дверью раздался какой-то звук, и сестры застыли в ужасе. Они и думать забыли, что кто-то еще может прийти сюда. Никакого мыслимого объяснения своего присутствия здесь они придумать не могли. Дверь в изгороди осталась не заперта. Сказать, что просто заблудились? Никто не поверит им, что они не знали или не понимали, зачем пришли сюда!

Очень медленно сестры повернулись лицом к двери. Там стоял Поль Аларик, черный силуэт напротив солнца.

— Ну что ж… — сказал он, входя в беседку и улыбаясь.

Шарлотта и Эмили стояли рядом друг с другом. Их тела соприкасались. Эмили вцепилась в Шарлотту мертвой хваткой; ее пальцы, казалось, превратились в когти.

— Итак, вы обнаружили все это, — констатировал Аларик. — Немного глупо, не так ли… пойти одним на поиски подобных вещей… — Его, казалось, это развлекало.

Подсознательно Шарлотта с самого начала осознавала, что это было глупо, но любопытство затмевало опасность и заставляло умолкнуть голос разума. Теперь она смотрела на Аларика и чувствовала мертвую хватку Эмили. Был ли он главным здесь, черным магом? Может быть, поэтому Селена считала, что именно он напал на нее… или почему Джессамин знала, что он не нападал? Или… может ли быть такое, что главой была женщина… сама Джессамин? Голова у Шарлотты шла кругом от сонма самых страшных предположений.

Аларик подошел к ним, все еще слегка улыбаясь, но с глубокой складкой между бровями.

— Я думаю, всем нам лучше уйти отсюда, — сказал он мягко. — Это крайне неприятное место, и я не желаю быть застигнутым здесь врасплох, если один из постоянных посетителей решит сюда прийти.

— По… сто… постоянных? — Шарлотта начала запинаться.

Улыбка француза стала шире, затем он рассмеялся.

— Боже милосердный, вы думаете, что я один из них? Я разочарован, Шарлотта.

Покраснев, она требовательно спросила:

— Тогда кто? Афтон Нэш?

Поль взял ее под руку и вывел на солнце; Эмили, не отставая, последовала за ней. Аларик толкнул дверь, закрывая ее, и продолжил путь по дорожке мимо растений с горькими листьями.

— Нет, Афтон слишком миролюбив для дел подобного сорта. Кроме того, его форма ханжества будет поизощреннее.

— Тогда кто? — Шарлотта была уверена, что это не Джордж, и не боялась ответа.

— Фредди Дилбридж, — уверенно сказал Поль. — Бедняга Грейс усердно закрывает на это глаза, притворяясь, что он просто в меру похотлив.

— Кто еще? — Шарлотта шла рядом с Полем, оставив Эмили позади.

— Селена, конечно, — отвечал он. — Еще, надо думать, Алджернон. Маленькая бедняжка Фанни — по крайней мере, перед тем, как она умерла… Я бы предположил так. Феба знает об этом, разумеется… Она не так невинна, как кажется… и, без сомнения, Халлам. И, естественно, Фулберт знал — судя по тому, что он говорил, хотя его никогда не приглашали…

Все становилось на свои места.

— Что они там делают? — спросила она.

Уголки губ Аларика опустились — печально и немного презрительно.

— Ничего особенного в большинстве случаев. Немного злобствуют, воображают, что занимаются магией, вызывают демонов.

— Вы не думаете, что это может быть… по-настоящему? — Этот вопрос прозвучал несколько странно — на пустыре рядом с летним садом, рядом с пляжной изгородью и зеленью, трепещущей на ветру. Становилось все жарче и тише, небо покрывалось тучами; укусы мошкары становились все злее.

— Нет, моя дорогая, — Поль посмотрел ей в глаза. — Я так не думаю.

— Феба так думает.

— Да, я знаю. Она представляет себе глупую и опасную игру, в результате которой на свободу вдруг вырвались некие духи и начали разгуливать по Парагон-уок, сея смерть и безумие, вырвавшееся из самых темных уголков сознания. — Он криво улыбнулся, оставаясь, впрочем, при этом вполне серьезным.

Шарлотта поморщилась.

— Существует ли черная магия?

— Да. — Поль открыл калитку в изгороди и сделал шаг назад, чтобы пропустить их. — Определенно существует. Но не в данном случае.

Они снова присоединились к пестрому обществу, гуляющему в саду. Никто не заметил, как они покинули пикник и как вернулись. В одной из группок мисс Летиция покорно слушала леди Тамворт, излагающую свое мнение об опасностях неравного брака. В другой Селена вела жаркий спор с Грейс Дилбридж. Все было как обычно. Казалось, что сестры отсутствовали всего одну минуту. Шарлотта тряхнула головой, избавляясь от видения: Фредди Дилбридж, стоящий, как обычно, со стаканом в руке рядом с бледными розами, одетый в балахон с капюшоном на голове и проводящий ночные сборища внутри пентаграммы, воображая, что он вызывает дьявола или проводит черную мессу, раздевая невинную Фанни и выжигая на ее теле неправильный крест…

Как мало известно нам о мыслях, которые роятся в головах людей, скрытые повседневной маской хороших манер!.. Теперь Шарлотта должна будет прилагать значительные усилия, чтобы сохранять вежливую любезность в общении с Фредди.

— Не говори ничего, — предупредила ее Эмили.

— Я и не собираюсь, — отрезала Шарлотта. — Не о чем говорить.

— Я боялась, что ты попытаешься указать им, насколько безнравственны их деяния.

— Именно поэтому им все это нравится.

Шарлотта подобрала юбки и свернула к Фебе и Диггори. Афтон стоял рядом, позади них. Подойдя, она поняла, что все трое ведут неприятный разговор.

— … чертовски глупая женщина с разгоряченным мозгом, — со злостью говорил Афтон. — Она должна оставаться дома и заниматься чем-нибудь полезным.

— Легко сказать, если это не относится к тебе. — Диггори презрительно скривился.

— Это вряд ли может относиться ко мне. — Брови Афтона поднялись вверх, выражая сарказм. — Насильник должен быть довольно умным, чтобы удержать меня.

Диггори окинул его неприязненным взглядом.

— Он был бы в полном отчаянии. Я лично предпочел бы собаку.

— Тогда, если бы собаку изнасиловали, мы знали бы, где искать, — холодно сказал Афтон. — Ты водишься с очень странной компанией, Диггори. Твои вкусы становятся извращенными.

— По крайней мере, у меня есть вкусы, — сразу же возразил Диггори. — Иногда мне кажется, что ты совершенно высох и в тебе совсем не осталось страсти. Мне нетрудно поверить, что все проявления жизни омерзительны для тебя, и все, напоминающее тебе, что у тебя есть тело, выглядит в твоем мнении извращением…

Афтон немного отодвинулся от него.

— В моих мыслях нет ничего извращенного, такого, от чего мне надо было бы отказаться.

— Тогда у тебя больше силы духа, чем у меня. То, что происходит в твоей голове, пугает меня! Глядя на тебя, я мог бы поверить в фантазии о мертвецах, которые так популярны в наши дни, — о телах, которые остаются непогребенными.

Афтон вытянул руки вперед, ладонями вверх, как будто взвешивая солнечные лучи.

— Как обычно, ты не очень последователен, Диггори. Если бы я был одним из твоих призраков, солнце давно иссушило бы меня. — Он слегка усмехнулся. — Или ты не дочитал свое бульварное чтиво до этого места?

— Не будь таким буквальным, — Голос у Диггори был усталым и раздраженным. — Я говорил о твоей душе, а не о теле. Я не знаю, были ли это солнечные лучи, что иссушили тебя, или сама жизнь… Но что-то определенно изменило тебя, и это так же верно, как и то, что всех нас ждет преисподняя.

Он отошел к подносу с персиками и шербетом. Феба, немного поколебавшись, последовала за Диггори, оставив Афтона одного. Тут он наконец-то заметил Шарлотту. Его холодные глаза смотрели словно сквозь нее.

— Ваш суперчестный язык снова рассорил вас со всеми, миссис Питт? — спросил он.

— Возможно, — ответила она так же холодно. — Но, если даже и так, никто до сих пор не был настолько груб, чтобы высказать мне это. Правда, быть в одиночестве не всегда неприятно.

— Вы, кажется, стали посещать нас на Парагон-уок довольно часто. Вы не беспокоили нас до появления насильника. Он все еще волнует вас, возможно? Щекотание нервов, сумасбродство, блажь, копание в грязи, сны о насилии, так?

Глаза Афтона ощупывали ее от груди до бедер. Шарлотта поежилась, словно он прикасался к ней руками. Она смотрела на него с видимым отвращением.

— Вы, кажется, воображаете, мистер Нэш, что женщинам нравится быть изнасилованными? Это высочайшая степень высокомерия, иллюзия, которой вы, мужчины, кормите свое тщеславие, оправдываете свое поведение, — и абсолютно заблуждаетесь. В насильниках нет ничего магического. Это жалкие существа, которые унижаются до того, чтобы брать женщину силой, тогда как другие ее завоевывают. Если бы они не причиняли вреда другим, их можно было бы и пожалеть. Это болезнь. Это… это сорт импотенции.

Лицо Афтона застыло, но в глазах его отражалась дикая, сжигающая все ненависть, такая же первобытная, как рождение и смерть. Если бы они не стояли в этом цивилизованном саду с его пустыми разговорами, звяканьем стаканов и вежливым смехом, Шарлотте могло бы показаться, что он способен разорвать ее в клочья или зарезать острым ножом, который всадил бы в нее по самую рукоятку.

Шарлотта отвернулась, испытывая настоящий страх, но сначала убедилась, что он по ее глазам понял, о чем она думает. Неудивительно, что бедная Феба никогда не рассматривала его как насильника. А теперь и Шарлотта тоже знала об этом — и теперь Афтон не сможет простить ее до могилы.

Она отошла, не оглядываясь, поглощенная тем, что узнала. Шелковые платья вяло свисали с женских плеч в неподвижном воздухе. На гладкой коже присутствующих были заметны темные точки мошкары. Становилось все жарче. Разговоры вокруг Шарлотты сливались в однообразное жужжание; она слышала звуки, но не разбирала слов.

— Вы слишком сильно расстроены. Хоть все это глупо и, смею сказать, некрасиво, оно не должно затрагивать ни вас, ни вашу сестру.

Это был Поль Аларик. Он держал в вытянутой руке стакан лимонада для Шарлотты. Его взгляд, в котором, как всегда, искрился юмор, был устремлен на нее.

Шарлотта покачала головой.

— Беседка не имеет ничего общего с тем, о чем я думаю. Есть кое-что еще, более реальное…

Француз передал ей лимонад и другой рукой отогнал муху от ее щеки.

Шарлотта взяла стакан и, слегка повернувшись, заметила краешком глаза Джессамин Нэш с лицом, искаженным злобой. На этот раз она была уверена: это просто обычная ревность — потому что Поль Аларик коснулся ее, Шарлотты, потому что он беспокоился о ней, и она знала, что француз искренен.

Шарлотте очень хотелось уйти от всего этого бреда — от злой ревности под маской вежливости, от пикника в саду, где не было воздуха, от глупых разговоров, скрывающих ненависть…

— Где похоронен Халлам Кэйли? — неожиданно спросила она.

От удивления глаза Аларика расширились.

— На том же кладбище, где лежат Фулберт и Фанни, недалеко отсюда. Если быть точнее, то за оградой этого кладбища, неосвященного участка для самоубийц.

— Я схожу и навещу его. Как вы думаете, кто-нибудь заметит, если я по дороге сорву несколько цветов?

— Сомневаюсь в этом. Вас это волнует?

— Совсем нет. — Шарлотта улыбнулась Полю, благодарная ему за то, что он не расспрашивал и не осуждал ее.

Шарлотта сорвала несколько ромашек, гвоздик и люпинов, уже начинающих осыпаться снизу, но еще довольно ярких, и пошла вдоль Парагон-уок по дороге, ведущей к церкви. Оказалось, что это не так далеко, как она думала. Жара становилась все более угнетающей, облака над головой набухли, мошкара буквально забила все вокруг.

На кладбище никого не было, и Шарлотта прошла по тропинке мимо покойницкой, мимо могил с резными ангелочками и витиеватыми надписями. Затем — под тисовыми деревьями — к небольшому участку, отведенному для тех, кто умер без благословения церкви. Могила Халлама была совсем свежей, земля еще носила следы лопат.

Несколько минут Шарлотта стояла, разглядывая могилу, затем положила на нее цветы. Она не догадалась принести для них какой-нибудь кувшин, а тут ничего подобного не нашлось. Может быть, служители на кладбище не подумали, что кто-то может принести цветы для самоубийцы?

Шарлотта смотрела вниз, на глину, уже высохшую и твердую, и думала о Парагон-уок, о всей его глупости, ненужной боли и одиночестве.

Все еще пребывая в раздумьях, она услышала звук шагов и подняла голову. Из тени тисовых деревьев вышла Джессамин Нэш. В руках у нее были лилии. Когда она узнала Шарлотту, то смутилась, лицо ее вытянулось и стало жестким, глаза потемнели.

— Зачем вы пришли сюда? — очень тихо сказала Джессамин, подходя ближе к Шарлотте. Она держала лилии цветами вверх, в ее руке сверкнули ножницы.

Не зная почему, Шарлотта испугалась, как будто бы через нее прошла молния. Джессамин стояла напротив нее, на другой стороне могилы.

Шарлотта посмотрела на цветы.

— Просто… просто положить их сюда.

Джессамин посмотрела на цветы, затем медленно подняла ногу и наступила на них, топча и перемалывая их всем своим весом, до тех пор пока не размазала цветы по твердым комьям глины. Потом подняла голову, посмотрела в лицо Шарлотты и положила свои лилии на то же самое место.

Где-то над ними раздалось далекое ворчание грома, и первые крупные капли зашлепали по ткани платьев.

Шарлотта хотела спросить Джессамин, зачем она сделала это. Все нужные слова уже выстроились в ее голове, но голос отказывался звучать.

— Вы даже не знали его, — сказала Джессамин сквозь зубы. — Как смели вы прийти сюда с цветами? Самозванка… Уходите.

Мысли вихрем закружились в голове у Шарлотты, бешеные и странные, словно вспышки яркого света. Она посмотрела на лилии на земле и вспомнила, как Эмили говорила, что Джессамин никогда ничего не отдавала, даже если ей это не было нужно. Если она прощалась с какими-то вещами, то приводила их в негодность, но никогда никому не отдавала. Эмили тогда говорила о платьях…

— Почему вы так расстроились из-за того, что я положила цветы на его могилу? — спросила Шарлотта так спокойно, как только смогла. — Он же мертв.

— Это не дает вам никаких прав, — лицо Джессамин побледнело, она, казалось, не замечала крупных капель дождя. — Вы не с Парагон-уок. Возвращайтесь в свое общество, каким бы оно ни было. Не пытайтесь пролезть к нам.

Все постепенно прояснялось, упорядочивалось и согласовывалось одно с другим. Почему нож? Почему Томас не нашел следов крови на дороге? Смущение Халлама, поведение Фулберта — все встало на свои места; даже любовные письма, которые хранил Халлам.

— Письма ведь были не от его жены, так? — спросила вслух Шарлотта. — Она не подписывала их, потому что она их не писала. Писали вы!

Брови Джессамин поднялись, образовав правильные дуги.

— О чем вы говорите, черт побери?

— Любовные письма, которые нашла полиция. Это были ваши письма! Вы и Халлам были любовниками! У вас, должно быть, имелся ключ от садовой калитки. Вот таким образом вы и ходили к нему. Вот как вы оказались там в тот день, когда Фулберт был убит… Конечно, никто вас не видел.

Губы Джессамин искривились.

— Абсурд какой-то. Зачем мне нужно было убивать Фулберта? Он был жалким маленьким негодяем, но за это не убивают.

— Халлам признался, что изнасиловал Фанни…

Джессамин вздрогнула, как от сильного удара. Это не осталось незамеченным Шарлоттой.

— Вы не могли вынести того, что Халлам захотел другую женщину, причем так сильно, что взял ее силой, самую невинную из всех, заурядную маленькую Фанни… — Сейчас Шарлотта ушла в область предположений, но она верила в то, что говорила. — Вы иссушили его своим собственничеством, желанием безраздельно обладать им, и когда он захотел оставить вас, вы вцепились в него — и тогда он ушел в пьянство. — Она глубоко вздохнула. — Конечно, он не помнит, что убил Фанни, и нож не был найден, и следов крови на дороге не было… Он не убивал ее. Это вы убили. Когда Фанни зашла в вашу гостиную и рассказала, что произошло, ваша ярость и ревность вырвались наружу. Как же так — вас отставили, предпочли вам эту пресную малютку, сестру вашего мужа! Вы взяли нож… возможно, нож из тарелки с фруктами, стоящей на краю стола… и убили ее, прямо там, в вашей собственной гостиной. Все ваше платье было покрыто кровью, но вы смогли объяснить это! А затем просто вымыли нож и положили назад к фруктам. Никто даже не посмотрел туда. Так просто… А когда Фулберт слишком хорошо разглядел вас своими проницательными глазами, вы избавились и от него. Может быть, он угрожал вам, и вы сказали ему, чтобы он шел к Халламу, если не боится. Вы знали, что можете пройти туда по тропинке, прибыть раньше и преподнести ему сюрприз. Знали ли вы, что Халлама не будет дома в этот день? Должно быть, знали… Как вы, должно быть, удивились, когда на следующий день никто не мог найти тела Фулберта! Вы догадались, что Халлам, наверное, спрятал его, и спокойно наблюдали, как он разрушается, мучимый страхом собственного безумия…

Лицо Джессамин было совершенно белым, как лилии на могиле. Обе женщины промокли насквозь под сильным дождем, их воздушные муслиновые платья прилипали к ним, становясь похожими на саваны.

— Вы очень умны, — медленно проговорила Джессамин. — Но вы не сможете доказать ничего из того, что говорили. Если вы начнете рассказывать это полиции, я просто заявлю, что вы ревнуете ко мне Поля Аларика. Вы не принадлежите к нашему обществу, — ее глаза сузились. — Вы не отсюда. Даже ваши платья переделаны из платьев Эмили! Вы пытаетесь проложить себе дорогу сюда. И говорите все эти гадости из желания отомстить, я поняла!

— Нет, полиция поверит мне, — Шарлотта почувствовала прилив энергии и гнева. — Видите ли, инспектор Питт — мой муж. Вы не знали этого? Кроме того, существуют любовные письма, написанные вашей рукой. И еще: очень трудно смыть с ножа всю кровь. Она собирается в маленьких, едва заметных трещинках — там, где ручка соединяется с лезвием. Они найдут ее. Если будут знать, где искать…

Лицо Джессамин разительно изменилось. Вдребезги разлетелось ее спокойствие, вылепленное из белого алебастра, и наружу хлынул поток ненависти. Джессамин подняла ножницы и бросилась с ними на Шарлотту, промахнувшись всего на несколько дюймов, поскольку ее нога поскользнулась на мокрой глине.

Шарлотта вновь почувствовала прилив энергии и побежала назад по траве и корням тисовых деревьев. Она бежала по кладбищу, мокрое платье прилипло к ногам. Она знала, что Джессамин преследует ее по пятам. Дождь лил теперь вовсю, собираясь в коричневые ручьи, бегущие по раскаленной почве. Шарлотта перепрыгивала через трещины в земле, ее ноги запутывались в цветах, она высвобождала их и запрыгивала на сырой мрамор могильных плит. Внезапно перед ней появился гипсовый ангел, и она непроизвольно вскрикнула, уклоняясь от него.

Только однажды Шарлотта обернулась назад и увидела, что Джессамин бежит всего в нескольких футах от нее. Ножницы в ее руке зловеще поблескивали.

Шарлотта была вся в синяках, ноги забрызганы грязью, руки болели от ударов о могильные камни. Неожиданно она упала. Джессамин оказалась почти над ней, но в последний момент Шарлотте удалось увернуться и вскочить на ноги. Она пыталась восстановить дыхание, подавляя рыдания. Ей бы только добежать до улицы, где кто-нибудь помог бы ей…

Шарлотта почти достигла своей цели — и снова обернулась, ища глазами Джессамин. Внезапно она уткнулась во что-то твердое, и чьи-то руки сомкнулись вокруг нее.

Шарлотта пронзительно вскрикнула. В ее воображении мелькнули острые ножницы, уже воткнувшиеся в нее, подобно ножу, настигшему Фанни и Фулберта. Она начала бить наугад ногами и кулаками.

— Прекратите!

Это был голос Аларика. Целую долгую секунду, не в силах вздохнуть, она не могла сообразить, кого ей больше бояться — его или ее.

— Шарлотта, — тихо сказал Поль. — Все кончено. Было крайне глупо приходить сюда одной, но сейчас все кончено. Все!

Шарлотта медленно повернулась и увидела свою преследовательницу, всю мокрую и заляпанную грязью. Джессамин уронила ножницы. Она не могла бороться с ними обоими — и уже не имела возможности скрыться.

— Перестаньте, — Аларик обнял Шарлотту. — Вы выглядите ужасно! Я думаю, что нужно вызвать полицию.

Шарлотта вымученно улыбнулась:

— Да, пошлите за полицией… Позовите Питта. Больше ничего не надо… позовите Питта!