Стояло прекрасное утро, когда Эбби поднималась по склону холма, и солнце, пробивавшееся сквозь кроны деревьев справа от нее, оставляло светлые полосы на тенях на раскинувшемся за оградой кладбище. О кладбище Хайгейт она знала только то, что здесь был похоронен Карл Маркс, но было оно заросшим и выглядело покинутым: покосившиеся надгробия, стоявшие теперь под всякими немыслимыми углами, странноватый, выглядывавший из зарослей плюща ангел.

«Не хотела бы я оказаться здесь ночью, – подумала она, переходя улицу. – И не хотела бы жить поблизости, чтобы все это постоянно было перед глазами». Она взглянула на ряды домов в викторианском стиле, тянувшиеся перпендикулярно кладбищу; их обитатели наверняка предпочли бы видеть из окон проглядывающие сквозь листву памятники, а не стену противоположного дома, закрывающую вид на Лондон. «А вид отсюда просто великолепный», – подумала она, добравшись до вершины холма и глядя по сторонам. Весь город, казавшийся с такого расстояния удивительно плоским и невероятно мирным, лежал перед ней как на ладони. Эбби догадывалась, что, возможно, именно поэтому Розамунда Бейли и решила обосноваться здесь. Если ты всю жизнь прожил на душной и давящей на человека улице громадного Лондона, это относительно сонное место, этакая тихая заводь, должна казаться просто деревенской идиллией.

Переведя дыхание, Эбби пересекла симпатичную маленькую площадь и, подойдя к первому дому слева, постучала в красную входную дверь.

Нельзя сказать, чтобы она ждала этого мгновения с большим нетерпением, – по натуре своей она была не слишком уверенным в себе человеком, – но, раз уж она хотела начать новую для себя карьеру исследователя, нужно было бросаться в это, как в омут головой. Она подняла руку, чтобы постучать еще раз, но тут дверь неожиданно распахнулась.

– Эбби, – сказала Розамунда, жестом приглашая ее войти. – Проходите, проходите.

Хозяйка провела ее по длинному темному коридору, выходящему в большую кухню.

– Присаживайтесь, – сказала Розамунда, указывая на грубоватый деревенский стол. – Я как раз приготовила чай, вот печенье, если хотите. Это не я пекла, оно покупное, но сегодня вечером у меня собираются любители книг, и они очень обижаются, если им не предлагают углеводов.

Эбби едва не села на кота, уютно свернувшегося на стуле. Сердито мяукнув, он соскочил на пол в последний момент.

– Тихо, Харольд!

– Какой симпатичный! – усаживаясь, сказала Эбби.

Она порылась в своей сумке и достала оттуда большой плотный конверт.

– Фотография, – смущенно сказала она, кладя конверт на стол. – Она отпечатана неофициально, так что вы не сможете продать ее и тому подобное. Но в рамке она будет смотреться замечательно.

– Я не собиралась ее продавать, – сказала Розамунда, с нежностью положив ладонь на конверт.

Затем она взяла чашку с чаем.

– Полагаю, выставка имела успех. Я видела статью в «Кроникл».

Эбби ждала от нее едких замечаний, упреков. В статье Эллиота о «Великих британских путешественниках» было названо ее имя. И хотя упомянуто оно было лишь вскользь, все равно сделано это было вопреки ее вполне конкретно высказанным пожеланиям, и Эбби думала, что Розамунда это так просто не оставит.

– Вы ведь больше не сотрудничаете с прессой? – помолчав, спросила Эбби.

Розамунда откусила кусочек печенья и покачала головой:

– Формально я отошла от дел несколько лет тому назад, но продолжаю работать. Я член правления двух благотворительных фондов, пишу понемногу, хотя сейчас все редакторы такие молодые, что меня мало кто помнит.

– Я видела вашу статью в «Ньюснайт».

– А, ну да, – улыбнулась она. – Дебаты по поводу дискриминации по возрасту в средствах массовой информации.

– Я уверена, что вам нравится все время быть чем-то занятой, – сказала Эбби, рассматривая пожилую женщину.

У нее были карие глаза, ясные и живые, и подтянутая фигура человека, продолжающего вести активный образ жизни.

Розамунда кивнула:

– Думаю, я бы свихнулась, если бы ничего не делала. Семьи у меня нет, зато есть масса друзей.

– Вы когда-нибудь были замужем?

Вопрос был личный, но в такой ситуации задать его было естественно.

– Почти что. Пару раз, – откровенно призналась она. – Как вы уже знаете, мы были помолвлены с Домиником. Через несколько лет у меня появился другой мужчина. Это был мой коллега по работе в «Обзервер», сначала он был моим другом, потом стал чем-то большим, однако сердце мое его не приняло. Мои тогдашние друзья считали, что я разрушила наши отношения, потому что не верила в брак. Я не виню их за это. Когда я была помоложе, я постоянно против чего-нибудь бунтовала. Но правда заключалась в том, что сердце мое принадлежало Дому, и в нем никогда не находилось места для кого-то еще.

Она вынула фото из конверта и поднялась, чтобы поставить его на каминную полку.

– Я догадываюсь, что Робинсон хочет получить продолжение этой истории, – обернувшись и глядя на Эбби, сказала она.

– Кто такой Робинсон?

– Редактор Эллиота Холла. Полагаю, что вы здесь именно поэтому.

– Нет, я пришла просто чтобы отдать вам вашу фотографию.

– Простите. Я не хотела, чтобы вы сочли меня неблагодарной, – сказала Розамунда, едва заметно усмехнувшись. – Это все потому, что телефон мой после выхода той статьи просто разрывался. Мои друзья делали вид, что их интересуют другие моменты, но в конце концов заговаривали об одном и том же – о моих отношениях с Домиником.

Она снова села к столу.

– Люди всегда проявляли повышенный интерес к случаям исчезновения человека, вы не находите? Такие истории взбудораживали мир, шла ли речь об Амели Эрхарт или о Мадлен Макканн. Помню, как меня отправили в Камбоджу в 1970-м, когда Шон Флинн, сын Эррола, пропал. Он вел оттуда репортажи, а это была тогда «горячая точка». Эту историю долго обсуждали, и еще много лет люди заводили со мной разговор об этом на всяких приемах и званых обедах.

Та Розамунда Бейли очень отличалась от этой тихой пожилой женщины, и теперь Эбби уже могла легко представить себе отважную и дерзкую журналистку, бесстрашно отправляющуюся в зону боевых действий.

– А что, по-вашему, случилось с Домиником? – наконец спросила она.

– Вы взялись помогать мистеру Холлу с этим материалом?

– Да, – честно призналась Эбби. – Мы считаем, что это расследование может помочь вам узнать всю правду.

Розамунда скептически посмотрела на нее.

– Не думаю, что мотивы Эллиота Холла настолько альтруистичны.

– Зато мои мотивы альтруистичны, – сказала Эбби.

Взгляд Роз смягчился.

– Неужели вы считаете, что я в свое время не сделала всего, что только можно было? – спросила она, и в голосе ее прозвучали печальные нотки. – Пытаясь разыскать Доминика, я два месяца провела в Перу. Когда любишь человека, а он пропадает, делаешь все, что в твоих силах, чтобы разыскать его.

Эбби испытала угрызения совести.

– Ваша выставка показала романтику путешествий, – медленно продолжала Розамунда. – Но поверьте мне: в том проклятом месте нет никакой романтики.

– Насколько вы углублялись в джунгли вместе с ним?

– В свой первый приезд, когда я провожала его в экспедицию и когда была сделана эта фотография, я была на самом краю. Но потом я вернулась туда, – сказала она, и голос ее дрогнул – очевидно, воспоминания унесли ее в прошлое. – Доминик пропал через две недели после того, как мы с ним простились. Вначале он через местных индейцев передавал сообщения в Кутуба, к тому же у него была рация, чтобы поддерживать контакт с Мигелем, проводником экспедиции, который находился там же. Но через десять дней связь оборвалась. Мигель послал в джунгли группу на поиски Дома, однако его и след простыл.

Она глотнула чаю из чашки и продолжила рассказ:

– На тот момент я даже не успела вернуться в Лондон. Сообщение от Мигеля о случившемся я получила в номере отеля в Лиме, когда уже собиралась ехать в аэропорт. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что я должна немедленно возвращаться в Кутуба и начинать искать его. Я наняла людей, это был даже не отряд, а, скорее, небольшая армия, и я искала его вместе с ними.

– Как все это происходило? – спросила Эбби, пытаясь представить себе эту картину.

– Это был сущий ад, – сказала Розамунда, и глаза ее заблестели. – Я имею в виду не только моральные мучения, но и физические трудности. Громадные москиты, жалящие тебя сутки напролет, разные насекомые-паразиты, старающиеся проникнуть тебе под кожу, тучи мух, которые непрерывно лезут тебе в глаза, привлеченные влагой. Дорог или хотя бы троп, в нашем понимании этого слова, там нет, так что путь себе приходилось прорубать с помощью мачете. В тех местах очень высокая влажность, так что не было никаких шансов залечить кровавые волдыри на руках и ногах. Но ты, с трудом переставляя ноги, шаг за шагом продвигаешься вперед, утопая в грязи, обдирая руки об острые края листьев и шипы, видя только то, что находится не дальше чем в двух шагах от тебя, и при этом надеясь, что можешь найти что-то, какой-то ответ, даже если ответ этот будет страшным.

Эбби смотрела на пожилую женщину со страхом и благоговением, думая о том, смогла бы она сама совершить нечто подобное ради Ника. Да, сейчас она даже не отвечает на его звонки, не говоря уже о том, что вообще не видит возможности восстановить их отношения. Розамунда описывала невероятные вещи, на которые способны люди ради любви. И все же ее усилия ни к чему не привели.

Эбби переполняли эмоции.

– Так что же, по-вашему, могло с ним случиться? – мягко спросила она.

– Самый очевидный и лежащий на поверхности ответ – его каноэ перевернулось. Для него, путешествующего в одиночку, это имело бы фатальные последствия: он лишался еды и всего снаряжения. Он мог потерять обувь. Звучит несерьезно, но последствия этого могли быть убийственными. Он мог заболеть, мог потерять рассудок, мог заблудиться. Трудно представить, насколько огромен и непроходим этот девственный лес, если вы там не побывали. А еще его могло убить одно из местных племен.

– Но зачем им убивать его?

– Возможно, потому, что он чем-то обидел их, как-то неправильно повел себя, кто знает? – Розамунда вздохнула. – Он взял с собой много разных подарков, потому что знал о такой опасности, но, может быть, этого было недостаточно.

– А вдруг он не умер? Вдруг выжил? – предположила Эбби, которой мучительно хотелось как-то подбодрить эту женщину.

Розамунда Бейли посмотрела на нее. В ее карих глазах были нежность и печаль.

– Он погиб, – сказала Роз таким слабым и ломким голосом, что Эбби едва расслышала ее. – Потому что в противном случае это означало бы, что он не вернулся ко мне, а мы слишком любили друг друга, чтобы я могла позволить себе принять такую версию.

Эбби, чувствуя себя неловко, заерзала на стуле, после чего в комнате повисло тягостное молчание.

– Мисс Бейли, вы сказали, что хотели бы закрыть этот вопрос, даже если ответ будет страшным. Сейчас представляется такая возможность. Вы ведь журналистка. Вы понимаете, что это можно сделать. Вчера я читала ваше интервью, где вы сказали, что стали писать, потому что верили в силу печатного слова.

– Вы хорошо подготовились, – улыбнулась она.

Эбби отвела взгляд в сторону.

– Думаю, что это расследование будет проводиться в любом случае, с моей помощью или без нее, – наконец сказала Розамунда.

– Мы хотим вам помочь, – с чувством сказала Эбби. – Я знаю Эллиота Холла не очень хорошо, но могу сказать, что парень он упорный; если кто-то и может выяснить, что случилось с Домиником, то только он.

– А вы не подумали, что я уже и так сделала все, что только может сделать человек, чтобы узнать правду? – Голос Розамунды сорвался от переполнявших ее эмоций, а в глазах блеснули слезы. – Он умер, Эбби. Доминик мертв. Очень долго я изводила себя различными «как» и «почему», но его не вернешь. На то, чтобы смириться с этой мыслью, у меня ушло много времени, но все же мне пришлось смириться, иначе я сошла бы с ума. И на нынешнем этапе своей жизни я очень сомневаюсь в том, что есть какой-то смысл ворошить прошлое.

Сердце Эбби взволнованно стучало в груди. Ей не хотелось добавлять душевных страданий Розамунде Бейли, однако она просто не могла поверить, что та сдается.

– За окном двадцать первый век. И сейчас в нашем распоряжении новые технологии и гораздо больше ресурсов.

– И что же такого, по-вашему, можете сделать вы, чего была не в состоянии сделать я? – уже более раздраженно бросила Роз.

– Ориентироваться в джунглях, наверное, намного проще в наши дни.

– Даже если и так, я все равно сомневаюсь, что вам удалось бы напасть на след Доминика. От его последнего известного нам местоположения мы прочесывали джунгли в десятках разных направлений и ничего не нашли. Кроме того, неужели вы думаете, что Эллиот Холл ради этого сюжета отправится в Перу? Считайте, что вам крупно повезет, если удастся довезти его до клуба Граучо.

Эбби нервно прокашлялась.

– Я знаю, что вы невысокого мнения об отце Эллиота. Но сам Эллиот – нормальный, хороший парень.

– Просто будьте с ним поосторожней, – уже более миролюбиво сказала Розамунда.

Посмотрев на нее, Эбби заметила в глазах женщины материнскую обеспокоенность.

– О нет, нет! Ничего такого, – сказала она, махнув рукой. – Я всего пару месяцев назад рассталась с мужем, и мужчины – это последнее, в чем я сейчас нуждаюсь. Мои отношения с Эллиотом Холлом чисто деловые.

– Эбби, дорогая моя, мы все так говорим.