Такси подъехало к бордюру, и шофер кивнул в сторону открытых ворот и подъездной дорожки, которая, описывая аккуратный полукруг, подходила к самому дому.

– Хотите, чтобы я подъехал к дому?

– Нет, все нормально, – сказала Эбби, наклоняясь вперед и протягивая ему три десятифунтовые купюры. – Дальше мы пешком.

Она подождала, пока Сьюз, неуверенно покачивающаяся на своих пятидюймовых шпильках, отцепится от машины.

– Пешком? – прошипела она. – Да я едва могу стоять на месте.

Эбби захлопнула дверцу такси и решительно взяла подругу под руку.

– Держись за меня, пока мы не доберемся до входной двери. А в следующий раз я напомню тебе, чтобы ты надела кроссовки.

Перед домом Эллиота – а жил он в Барнсе – девушки приостановились, чтобы рассмотреть это впечатляющее жилище – большой особняк в викторианском стиле, отделанный белой штукатуркой. Вдоль тротуара напротив дома по обеим сторонам улицы выстроились дорогие автомобили престижных марок – БМВ, «рендж роверы», «мерседесы».

– Интересно, что за публика будет на этой вечеринке? – сказала Сьюз, когда они наконец подошли к парадной двери. – Я думала, что тут соберутся журналисты, друзья Эллиота, но те представители этой братии, которых знаю я, едва ли могут позволить себе разъезжать даже на «фиатах».

– Судя по всему, Эллиот вращается в очень высоких кругах.

– Может, лучше пойдем посидим в пабе? – предложила Сьюз, отводя взгляд.

Она явно трусила, что случалось с ней редко, и Эбби хихикнула.

– Если мне не изменяет память, ты сама рвалась сюда. Помнишь, ты говорила: «Интересно, есть ли у Эллиота богатые неженатые приятели?»

– Ну да, только теперь, стоя здесь, я чувствую себя Маленькой продавщицей спичек.

И самой Эбби было немного не по себе.

– Не прийти будет просто невежливо, но я думаю, что мы расхрабримся, если выпьем как следует. Можем побыть тут всего часок, а потом пойти в «Олимпик» и там уже чего-нибудь поесть.

– К слову сказать, выглядишь ты сегодня сногсшибательно. – Сьюз ухмыльнулась, окидывая стройную фигурку Эбби, на которой было короткое облегающее черное платье. – Ты уверена, что не запала на него? Я накануне видела его фото в газете, так он там смотрится не хуже Руперта Пенри-Джонса.

– Сьюз, мы все это уже проходили, – вздохнула Эбби.

– Ладно, тогда чего мы тут дожидаемся? – улыбнулась Сьюз и уверенно постучала в дверь, словно пришла в гости к старинному приятелю.

– Добрый вечер, леди, – тепло приветствовал их Эллиот.

На нем были джинсы цвета индиго и темно-синий кашемировый джемпер с закатанными рукавами – такой небрежный и расслабленный, но при этом вас не покидает ощущение, что он в любой момент может сорваться, чтобы взять интервью у члена королевской семьи. Он смотрелся очень гармонично в этом грандиозном окружении. Сделав шаг навстречу девушкам, он поцеловал Эбби в щеку.

– Выглядите потрясающе, – шепнул он ей на ухо.

Эбби тут же отступила назад, смущенно разглаживая несуществующие складки на своем черном платье.

– Спасибо, что пригласили нас, – сказала Сьюз, перекрикивая шум. – А по какому случаю гуляем?

– Лето, – улыбнулся Эллиот.

Они прошли через просторный холл высотой в два этажа с сияющей хрустальной люстрой под потолком; отсюда начиналась широкая мраморная лестница. Эбби была удивлена: ей представлялось, что Эллиот обитает в суперсовременном жилище холостяка, повсюду хромированный металл, кожа, голая кирпичная кладка. Но дом этот был декорирован со вкусом и, как ей показалось, в духе времени его строительства – толстые ковры на полу, изысканная мебель, написанные маслом картины на стенах.

Эбби больше десяти лет жила в Лондоне, в этом так называемом всемирном центре богатства и международной торговли, но ничего подобного она прежде не видела. Она, конечно, слышала, как соседи между собой поговаривали, что дома в Уимблдоне стоят гораздо больше миллиона, – сумма, которая не укладывалась у нее в голове, когда она росла в родительском доме на острове Скай, – и это при том, что здесь было много обычных для юго-запада Лондона домов рядовой застройки, обставленных мебелью из мебельных супермаркетов вроде IKEA или B&Q. Так что прикинуть, сколько может стоить дом Эллиота Холла, было для нее проблемой.

Поймав ее взгляд, Сьюз усмехнулась и одними губами за спиной у Эллиота произнесла «классный». Он провел их в большую гостиную, где находилось около сотни гостей. Они беседовали и потягивали вино из бокалов под негромкие звуки стоявшего в углу зала рояля, на котором играл какой-то молодой человек.

– Это мой племянник Майкл, – сказал Эллиот, проследив за взглядом Эбби. – В этом году он поступил в Королевский музыкальный колледж. Он будет играть нам весь вечер за бутылку вина.

– А где у вас тут одинокие мужчины? – неожиданно спросила Сьюз.

– Сьюз! – одернула ее возмущенная Эбби.

– А что? – надула губы подруга. – Чего даром терять время?

Она повернулась к Эллиоту:

– Послушайте, мне тридцать пять, я только что порвала с одним придурком, а мои биологические часы скоро перестанут тикать. Так что плохого в том, что мне хотелось бы сразу перейти к главному?

Эллиот рассмеялся.

– По крайней мере честно, – сказал он. – Напомните мне, чтобы я познакомил вас с моим другом Адамом. Человек богатый, владелец недвижимости, но история его любви трагическая, и он недавно перестал встречаться со своей девушкой. Полагаю, ему может понравиться ваша прямота и искренность.

Он помахал красивому мужчине, стоявшему за стойкой временного бара.

– Марко, мог бы ты организовать что-нибудь для этих леди? – попросил он. – Вернусь через минуту, Эбби, – добавил он и растворился в толпе.

Марко было, пожалуй, под тридцать, он был темноволос, серьезен, даже задумчив – мужчин такого типа снимают в рекламе Дольче и Габбана, они обычно смотрят на вас со страниц глянцевых журналов.

– Чего бы вы хотели, мадам? – с сильным акцентом спросил он и улыбнулся.

Эбби почувствовала, что краснеет.

Она понимала, что выглядит лучше, чем в последнее время, потому что специально готовилась к этому вечеру, подбирала платье, хотела даже сделать себе прическу с помощью фена. Однако Марко смотрел на них со Сьюз, как на двух греческих богинь, случайно занесенных сюда ветром.

– Попросите его смешать вам сок лайма, водку и горькую настойку «Ангостура», – раздался у них за спиной чей-то голос. – Я попробовал такую штуку десять минут назад и подозреваю, что мне больше никогда не захочется пить ничего другого.

Марко понимающе кивнул и, взяв со стойки серебряный шейкер для коктейлей, ловко крутанул его на ладони.

Обернувшись, Эбби увидела мужчину лет под сорок, с редеющими волосами и дружелюбной улыбкой.

– Спасибо за совет.

– Простите… Уилл Дункан, – представился он; ему пришлось исхитриться, чтобы удержать свой бокал и тарелочку с канапе и приготовиться пожать протянутую ею руку. – Я приятель Эллиота по «Кроникл». Точнее, мы сидим там за соседними столами – наверное, это не одно и то же, но… Впрочем, неважно. А вы та самая Эбби? Эллиот рассказывал мне о вас.

– Хорошее или плохое?

– Сам факт, что он вообще упомянул о вас, с моей точки зрения, эквивалентен помолвке – только не говорите ему об этом.

Эбби усмехнулась, мгновенно проникшись к нему симпатией.

– Да, Эбби Гордон, будем знакомы. А это моя подруга Сьюз Доналд.

– Так кто же все эти люди? – спросила Сьюз.

– Сливки лондонского общества, практически все из списка «Кто есть кто», – небрежно бросил Уилл. Он окинул взглядом зал. – У камина несколько наших, из «Кроникл». Народ с румяными щеками – это в основном друзья Эллиота по Радли. Биржевые брокеры, адвокаты, банкиры… – Он понизил голос. – Жутко скучная публика, оживляются, только если речь заходит о курсе йены или об их новом «Астон Мартине». На вашем месте я бы держался от них подальше, если, конечно, единственной альтернативой для вас не станут их жены и подруги. Этих, пожалуй, вам тем более следует избегать, потому что почти наверняка они возненавидят вас с первой минуты.

– Нас? Но почему? – удивленно спросила Сьюз.

– Потому что вы молодые, эффектные и вас пригласил Эллиот. Это не шуточки! Да они тут же подсыплют вам яду в бокал, если вы подойдете достаточно близко. – Затем он продолжил в том же духе: – Длинноногие – это или модели, или телеведущие, или и то и другое вместе; те, что у окна, каждое лето ходят с Эллиотом на яхте. А вон там стоят лорд Шах, отец Эллиота, и парочка его приятелей.

– А почему он приглашает на свои вечеринки отца? – спросила Эбби.

Уилл рассмеялся:

– Думаю, чтобы сделать старику приятное. В конце концов, ведь платит за все это он.

Вернулся Эллиот и как бы невзначай положил руку Эбби на плечо. Она почувствовала, как екнуло ее сердце, и поборола искушение придвинуться к нему ближе.

– Приглашаю на танцы в «Оазис», – объявил он.

– В «Оазис»?

– Это оранжерея.

– У вас есть оранжерея? – удивилась Эбби.

– Ну, это скорее просто шикарная теплица, примыкающая к кухне. Диджей уже вовсю потеет там под пальмами в кадках. Думаю, нужно пойти туда и поддержать беднягу.

– Ох, я бы с радостью поплясала, если бы удалось где-нибудь избавиться от этих шпилек, – рассмеялась Сьюз.

Эбби танцевала со Сьюз и Уиллом, пока у нее не начала кружиться голова. Она заметила, что Эллиот стоит в дверях и наблюдает за ней. Разгоряченная алкоголем и музыкой, она, улыбаясь, подошла, чтобы поговорить с ним.

– Вам здесь нравится? – спросил он, не сводя с нее глаз.

Она кивнула:

– Хотя со мной такого уже сто лет не было.

Уголки его губ поползли вверх, и она почувствовала, как между ними проскочила искра, вызвав приятное покалывание в теле. Если бы она меньше выпила, это, наверное, встревожило бы ее, но сейчас она просто радовалась возможности расслабиться и получить удовольствие от хорошего вечера.

Их разговор прервал высокий седовласый мужчина в прекрасно сшитом, по фигуре, костюме.

– Эллиот, замечательный повод достать ту бутылочку «Талискера», которую, как мне известно, ты припрятал в погребе.

– Папа, это же подарок, причем от тебя! Ты же знаешь, что это был специальный разлив. Я храню его как инвестицию.

– Брось, давай откроем! – продолжал подстрекать его старик.

– Прости, не могу.

Эндрю Шах фыркнул.

– Эбби, познакомьтесь с моим отцом. Папа, это мой друг Эбби Гордон.

– Здравствуйте, – сказал Шах, окидывая ее взглядом с ног до головы.

Она воспользовалась моментом, чтобы тоже получше рассмотреть его. Выглядел он скорее как стареющий театральный герой-любовник, а не как отец одного из ее друзей.

– А «Талискер» делают на той же улице, где я родилась, – немного нервничая, сказала она.

– Остров Скай?

Она кивнула, радуясь, что удалось найти хоть что-то общее с этим богатым и вызывающим у нее страх человеком, и продолжила:

– Вот почему во вкусе этого виски чувствуется дымок. Почва на острове очень торфянистая.

– Нет, мне это положительно нравится! – подмигнув ей, сказал Шах. – Девушка, которой все известно о виски со своей родины.

Затем он переключил внимание на сына:

– Кстати, хорошая статья получилась про выставку ККИ. Я и не знал, что у Розамунды Бейли настолько интересное прошлое.

– Эбби как раз работает в ККИ. И это она отыскала ту фотографию, «Последнее прощание», в своем архиве.

– Так вы, оказывается, еще лучше, чем я думал!

– Выходит, вы знакомы с Розамундой? – спросила Эбби.

– Знаком?! – воскликнул Шах, щуря свои темные глаза, и хмыкнул. – Эта чертовка портила мне жизнь добрых семь лет. В ее колонке, этой импровизированной трибуне левых, я был ее любимым предметом нападок, мальчиком для битья, и все потому, что я заработал немного денег и смог стать членом парламента. Она всячески пыталась смешать меня с грязью. И мне понадобилась целая конюшня собственных газет, чтобы защитить свою репутацию.

Эбби знала про лорда Шаха если не все, то достаточно, чтобы понимать, что его восхождение было не «из грязи – в князи». Его отцу в 50-е годы принадлежала весьма успешная рекламная компания, и хотя начинал Эндрю на Флит-стрит с самых низов – некрологи, опросы общественного мнения, сбор материалов, проверка фактов, – он смог выкупить небольшую сеть местных печатных изданий, когда его отец умер, завещав ему неожиданно крупное состояние.

Деньги семьи стали для Эндрю Шаха стартовой площадкой, но сделать из нескольких газетенок настоящую издательскую империю он не смог бы, не обладая железной деловой хваткой. Когда в начале 70-х была выставлена на продажу увядающая «Кроникл», он быстро купил ее, реанимировал, а через пять лет выпустил еще одну, однотипную газету – таблоид «Пост».

– «Правый фигляр», «капиталистическая свинья», – продолжал ворчать Шах. – Это далеко не все прозвища, которыми она меня награждала. Никогда не забуду, как однажды она написала, что я нанес демократии в нашей стране больший урон, чем Муссолини в Италии в тридцатые годы.

– И ты не подавал на нее в суд? – спросил возмущенный Эллиот.

– Это только усугубило бы ситуацию, – сказал Шах, сокрушенно качая головой. – Все, что мне оставалось, – это повторять кое-какие сплетни о ней, гулявшие в народе в шестидесятые.

– Сплетни? – переспросила Эбби.

– Тогда всех журналистов с Флит-стрит поголовно подозревали в том, что они являются шпионами или ставленниками Советов. И Розамунда Бейли была одной из них.

Эбби смотрела на него широко открытыми глазами.

– Но это, конечно же, не так?

– Не будьте такой наивной, Эбби! – улыбнулся старик. – То, что, когда вы познакомились с ней, она вам понравилась, еще не означает, что она святая. В свое время я был знаком с диктаторами, уголовниками и главами корпораций, которые, и глазом не моргнув, вместо завтрака глотали чужие компании. И, можете мне поверить, большинство из них при общении были само очарование. Собственно, именно благодаря этому они и стали теми, кем стали.

Он снова переключился на своего сына:

– Послушай-ка, Эллиот. Я только что говорил с Полом о том, что нам в «Кроникл» нужно больше таких снимков, как это «Последнее прощание». Душещипательного характера. Не знаю, как ты, но меня уже тошнит от чтения всяких скверных новостей во влиятельных газетах. А все эти так называемые новостные веб-сайты гребут деньги лопатой, размещая у себя фотографии симпатичных котят. Подумай, что здесь можно было бы предпринять. И вы тоже, мисс Гордон. У вас, безусловно, есть чутье на хороший сюжет. И еще: додавите моего сына, пусть откроет ту заветную бутылку «Талистера», и мы посмотрим, что можно сделать для вашей дальнейшей карьеры.