Эбби и Джинни записались на курс пилатеса из десяти занятий. Вроде бы все просто. Продолжительность пятьдесят пять минут, улыбчивый, доброжелательный преподаватель чуть старше пятидесяти – по крайней мере так он выглядел на фотографии на веб-сайте, – и куча положительных отзывов тех, кому занятия пилатесом помогли улучшить осанку. Но часовое занятие, на котором Эбби только что побывала со своей золовкой, стало в итоге настоящим мучением. Поднятие ног вверх из положения лежа показалось поначалу легким упражнением, однако проделать это надо было шестьдесят раз подряд. В результате теперь ноги буквально горели от бедер и до кончиков пальцев.

Эбби не покидала мысль, что это было наказанием за то, что произошло в Санкт-Петербурге. Проснувшись на следующий день в русском отеле на огромной кровати с резными столбиками по углам, она, разумеется, испытала острое чувство вины. Такое вполне может случиться, если, открыв глаза, ты обнаружишь, что лежишь обнаженная рядом с мужчиной, в то время как официально все еще замужем за другим.

Когда она в своих воспоминаниях возвращалась к происшедшему, что за последние четыре дня случалось с ней практически каждый час, мысль о том, что она переспала с Эллиотом Холлом, казалась ей почти такой же чужеродной, как буквы кириллицы на афишах и указателях в Санкт-Петербурге. Девушки вроде нее – нормальные, обычные, славные девушки – не проводят ночи с мужчинами, которых едва знают, в экзотических отелях за тысячи миль от дома.

Однако, проснувшись в постели с Эллиотом, она испытала не только угрызения совести. На самом деле ей особо не с чем было сравнивать – помимо Ника Гордона она за свою жизнь спала только с двумя мужчинами; оба раза это были лишь короткие связи на первом курсе университета, а партнерами были скорее мальчики, чем мужчины, – но даже этого скудного жизненного опыта было достаточно, чтобы можно было сказать: секс и вся сопутствующая ему химия чувств, которые она испытала с Эллиотом, – нечто особенное. Так что, несмотря на чувство вины, она ощущала себя окрыленной и сексуально привлекательной. Она стала совершенно другим человеком, как будто сбросила старую кожу, принуждавшую ее держаться в строгих рамках. Однако проснувшаяся в ней шотландская пресвитерианка полагала, что такое поведение должно быть наказано. Например, с помощью пилатеса.

– Мне понравилось, – улыбнулась Джинни, сворачивая в рулон свой коврик и заталкивая его в сумку от Луи Виттона.

Она даже не вспотела, Эбби же чувствовала, как у нее по вискам и между лопатками катятся капли пота. Ей хотелось побыстрее попасть домой, принять прохладный душ и лечь спать, но она понимала, что шансов улизнуть от Джинни у нее нет.

Помывшись и переодевшись, они вышли на улицу, под ласковые лучи вечернего солнца, заливавшего лондонский район Саут-Бэнк мягким золотистым светом.

– И как оно там, в России? – спросила Джинни, на ходу скалывая свои длинные, до плеч, волосы.

У них не было возможности поговорить до занятия: Джинни было свойственно появляться буквально за минуту до того, как нужно было выходить из дома. В результате Эбби целый час мучилась, размышляя, к чему может привести разговор с золовкой.

– Многое прояснилось, – сказала она, тут же пожалев о выборе слов.

Она вспомнила губы Эллиота на своем соске, его руку у себя между ног и почувствовала, что краснеет.

– Получила, что хотела?

Она сдержанно кивнула и мысленно поблагодарила Бога за то, что тренировка была напряженной, иначе цвет лица непременно выдал бы ее.

– Так с кем вы там должны были встретиться?

Эбби знала, что, задав вопрос, Джинни уже не отстанет, пока не получит ответ.

– Ты не поверишь, но то был сотрудник КГБ. Это было потрясающе! Он живет в доме для престарелых отставных разведчиков.

– КГБ? – недоверчиво переспросила Джинни. – А зачем все это было нужно?

– Мы заинтересовались одной экспедицией вглубь перуанских джунглей, – сказала Эбби, которой не хотелось увязывать свою поездку с фотографией «Последнее прощание». Джинни – хитрая лиса, и от нее вполне можно было ожидать, что, увидев эту фотографию в «Кроникл» и обратив внимание на то, что статью написал Эллиот Холл, она тут же задастся вопросом: а с кем, черт возьми, Эбби летала в Санкт-Петербург?

– Ничего не изменилось? Идем теперь обедать? – спросила Джинни, и Эбби мысленно с облегчением вздохнула оттого, что тема эта дальнейшего развития не получила.

– Как насчет мексиканской кухни? – предложила Эбби, кивком указывая в сторону ресторана «Вахака».

– А как насчет того, чтобы сначала выпить? – Это было в стиле Джинни: слова ее прозвучали как приказ.

– Мы сможем выпить в «Вахаке». У них там подают замечательную кайпиринью.

– Слушай, я сто лет не была в баре БИК, – сказала Джинни, когда они проходили мимо Британского института кинематографии. – Давай заглянем сюда ненадолго.

Эбби согласилась. БИК ей нравился. Едва переехав в Лондон, они с Ником записались на цикл программ Джима Джармуша, посвященных кино, начиная от Хичкока и кончая жемчужинами мирового кинематографа, и каждые выходные приходили сюда.

Толкнув дверь, она прошла в бар, продолжая думать о прошлых днях, о том, что теперь даже не может вспомнить, когда они с Ником последний раз были в кино. И тут она увидела его.

Сначала она подумала, что это просто наваждение, а потом ее осенило, что Джинни все это подстроила.

– Да, это засада. Я это признаю, – поднимая руки вверх, сказала золовка. – Но ты все равно должна с ним поговорить, Эбби. Вам необходимо хотя бы попытаться договориться, прежде чем адвокаты запустят процесс.

– Он уже запущен. – От волнения голос Эбби дрожал, а внутри все сжалось.

Она не хотела его видеть. Не могла его видеть. Только не сейчас, через четыре дня после того, как она проснулась в постели с другим мужчиной. Всю эту неделю она снова и снова спрашивала себя, чем она теперь лучше своего мужа, и пришла к выводу, что ничем. Ее высокоморальные принципы рухнули, и она чувствовала себя уязвимой, незащищенной и заслуживающей осуждения.

– Даже твой адвокат посоветовал тебе попытаться помириться с ним, – прошипела Джинни, встав у нее за спиной так, чтобы перекрыть ей путь отступления.

– Откуда ты это знаешь?

– Оттуда. Потому что адвокат Ника сказал ему то же самое.

Эбби обернулась и удивленно посмотрела на нее. Ее захлестнула паника.

– Значит, Ник встречался с адвокатом? – спросила она.

– А ты чего ожидала? Он не собирается ждать тебя вечно.

В баре было многолюдно, но Нику удалось найти свободный столик. Нику это всегда удавалось. Когда они направились к нему, он натянуто улыбнулся – совсем как после последней их с Эбби размолвки в Гайд-парке, – и Эбби пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы не сбежать.

Она была рада, что он приоделся, хотя на рукавах пиджака были складки. Эбби представила, как Ник гладил его на скрипучей гладильной доске, которая хранилась в сушильном шкафу. Прежняя Эбби сделала бы это для него, поворчала бы немного, но все равно сделала, потому что это ведь входит в обязанности жены, верно? Но это прежняя Эбби, а не та, которая летала в Санкт-Петербург выведывать секреты у бывших советских шпионов.

– Что будешь пить? – оживленно спросила Джинни, стараясь разрядить обстановку.

– Газировку с лаймом, – ответила Эбби. Ей бы в самый раз рюмку водки, а то и две, но она понимала, что голова должна остаться ясной.

– И мне то же самое, – очевидно, из вежливости сказал Ник.

«Что мы делаем?» – подумала Эбби, чувствуя, что куда-то проваливается. Прошло всего несколько недель, а они уже разговаривают, как совершенно чужие люди. Ей хотелось схватить его за грудки и крикнуть в ухо: «Это же я! Твоя жена!» Но как же теперь все было непросто!

– От Джинни я узнал, что у тебя на работе произошло, – сказал Ник, когда его сестра отошла к барной стойке. – Я звонил тебе и оставлял сообщение. Дважды.

– Чтобы посочувствовать?

– Ситуация действительно дерьмовая. Я поверить не мог, что Стивен так с тобой поступил. Ты же тянула всю эту контору на себе.

– Я не потеряла работу, – сказала она со всем достоинством, какое только удалось мобилизовать. – Мне просто урезали рабочие часы. И теперь я компенсирую это за счет внештатной работы.

Повисло тягостное молчание; положение спасла вернувшаяся Джинни, которая поставила перед Эбби и Ником по стакану.

– Ладно, вы оба знаете, зачем здесь находитесь. Так что я предпочитаю улизнуть, – сказала она, забрасывая ручку сумки на плечо.

– Ты уходишь? – хором произнесли Эбби и Ник.

Джинни улыбнулась.

– Вот видите! Вы по-прежнему думаете одинаково. И мне нечего встревать между вами. – Она по очереди пожала им руки. – Ради бога, разберитесь и договоритесь до чего-нибудь. Вы все еще любите друг друга, так что не дайте этой размолвке взять над вами верх.

Эбби нервно схватила свой стакан и сделала большой глоток, подумав, что нужно было все-таки заказать водки.

Джинни протянула им обоим карточки записи на консультацию к специалисту.

– Перед тем как уйти, сообщаю, что вы записаны вот к ней. К доктору Нейлор. Двадцать пятого на шесть тридцать. Кабинет у нее в Клэпеме, так что добираться будет удобно вам обоим.

– А кто такая эта доктор Нейлор?

– Ник тебе все объяснит. Ну, мне пора.

Они молча посмотрели ей вслед. В окно было видно, как Джинни прошла мимо книжных киосков под мост и оглянулась, прежде чем окончательно скрыться из виду.

– Доктор Нейлор. Она что, записала нас на консультацию к психиатру?

– Это консультант по брачно-семейным отношениям.

– Причем ну очень высокой квалификации, – улыбнулась Эбби, разглядывая на карточке долгую вереницу сокращений после имени этой женщины, обозначавших разные звания и ученые степени.

– Джинни сказала, что она лучшая, но я уверен, что моя сестра просто раскопала ее координаты на последних страницах «Татлера».

– Джинни всегда нужно только самое лучшее, – отозвалась Эбби.

– Так твоя поездка в Санкт-Петербург была связана уже с внештатной работой?

Эбби не сомневалась, что Джинни выложила ему все, что Эбби рассказывала ей утром перед отъездом в аэропорт, до мельчайших подробностей.

– Вроде того, – сказала она, внимательно следя за выражением его лица в поисках каких-то намеков на подозрительность. – После выставки интерес к архивным материалам резко возрос. И мне нужно было кое-что разузнать относительно одной из фотографий.

– Ты летала туда одна?

– Да, – ответила она, в очередной раз испытав угрызения совести.

Ее тошнило от того, что она лжет с такой легкостью. Вначале это просто маленькая неправда, которая постоянно разрастается, словно снежный ком, и в конце ты уже и сам сомневаешься, так ли все было на самом деле. В свое оправдание она говорила себе, что она ведь действительно летела в Санкт-Петербург одна, даже если в аэропорту ее и встречал мужчина, с которым у нее потом был секс – три раза за ночь.

Ник улыбнулся.

– Должен признаться, воображение рисовало мне, что это было романтическое приключение со Стивеном.

– Неужели тебе удалось такое представить? – нервно усмехнувшись, сказала она.

Они помолчали. Эбби почувствовала, что внутреннее напряжение немного спало, и это было хорошо: она не была настроена на конфронтацию с мужем.

Она знала, что теоретически супружеские пары могут вести одни и те же споры снова и снова – иногда в течение всей семейной жизни, но ей очень не хотелось еще раз воспроизводить их злобную, со взаимными обвинениями, стычку в Гайд-парке. И не только потому, что это очень изматывало ее: она не была уверена, что ей удастся не выболтать всю правду про Санкт-Петербург.

– Тебе бы понравилось в России, – наконец сказала она. – Я переживала, когда ехала туда, но там оказалось замечательно. Потрясающая архитектура: эти поблекшие фасады зданий в стиле барокко, отслаивающаяся местами позолота. Я не уверена, что это настоящее сусальное золото, но выглядит оно волшебно, просто сияет. Это город для принцесс. А метро! На некоторых станциях даже висят люстры.

– Они строились как дворцы для народа, поэтому там полно мрамора и хрусталя. Выглядит все элегантно и под старину, а запустили там первую линию метро только в 50-х годах.

Она изумленно посмотрела на него, хотя и сама не поняла, чему удивляется. Ник всегда мог научить ее самым разным вещам. Его знания были разносторонними и обширными, но он никогда не кичился этим. Она невольно сравнивала его с Эллиотом, который в какие-то моменты вел себя так, как будто считал, что должен заняться ее образованием.

– Я всегда хотел побывать в Санкт-Петербурге. Мы должны были бы съездить туда вместе, – сказал Ник, глядя ей в глаза.

– Ник, мы с тобой никогда никуда не ездили дальше Корнуолла.

– Мне казалось, что мы оба этого хотели.

– Ничего подобного! Я понятия не имела, что ты горишь желанием побывать в России.

– Ну, вероятно, мы с тобой перестали общаться по-настоящему задолго до того, как расстались, – беззлобно заметил он.

– Ты знаешь, что я люблю Корнуолл, – сказала она, вспоминая барбекю на пляже: небольшие металлические решетки, линкольнширские сосиски из супермаркета, банановый кетчуп, который они всегда высмеивали, покупая его, но который на самом деле нравился им обоим.

Увидев, что он заметил отсутствие обручального кольца на ее безымянном пальце, она инстинктивно убрала левую руку под стол, положила ее на колено.

– Мы просто жили по привычке, попали в колею, разве не так? – сказала она, испытывая тоску по былым временам. – Я хочу сказать, посмотри на нас сейчас. Каких-то несколько недель назад мы бы этого не сделали.

– Не сделали чего?

Эбби жестом обвела бар.

– Вот этого. Не встретились бы, чтобы выпить в баре на берегу реки. Ты большую часть времени работал в городе, а я – всего в паре остановок на метро. Почему мы никогда такого не делали? Мы могли бы вместе обедать, вместе ходить в галерею Тейт. У меня же диплом по истории искусств, черт побери, а сколько раз я была в Тейт?

– В прошлом году на твой день рождения я подарил тебе абонемент.

– Да, подарил.

Она подняла голову, и взгляды их встретились; внезапно ей мучительно захотелось разобраться, что же с ними произошло.

– Когда мы с тобой в последний раз ходили в бар, чтобы просто пообщаться? Мы же часто делали это, прежде чем поженились.

– Все меняется, Эбби, в том числе и приоритеты.

– Что ты имеешь в виду?

Ник пожал плечами.

– Ну, во-первых, ты перестала употреблять спиртное.

Этот аргумент будто повис в воздухе между ними. Для человека постороннего такое замечание могло бы показаться безобидным, но на понятном им двоим языке оно прозвучало угрожающе.

– Дело было не только в том, что я пыталась забеременеть, Ник. Ты тоже изменился.

Он как-то сразу сник и посерьезнел. Импульсивная и спонтанная сторона его натуры, которая заставляла его прыгнуть в море с крутой скалы в Турции или купить автомобиль «Фольксваген-Жук» бешеного лаймово-зеленого цвета, перестала проявляться. Она смотрела на мужчину, с которым перед алтарем обещала быть рядом всю жизнь, и видела чужого человека. Вероятно, такой же он сейчас видел и ее.

– Эбби, последние шесть лет я работал по двадцать четыре часа в сутки. Спонтанность в таких условиях просто не могла не выветриться.

– Нет, могла. О том, что я лечу в Россию, мне сообщили за двое суток; я получила визу по ускоренной процедуре и решила все вопросы. И знаешь что? Ощущение потрясающее.

У него в глазах загорелась искра надежды, как у игрока в «Монополию», которому только что вручили карточку «освобождение из тюрьмы», и, сунув руку в карман, вынул оттуда листок бумаги. Эбби мгновенно узнала логотип корнуоллского агентства недвижимости, потому что она сотни раз заходила на его сайт, мечтая о маленьком коттедже, об их с Ником бизнесе – семейном отеле в стиле шебби-шик.

– Помнишь тот старый пансион, мимо которого мы всегда проходили, когда приезжали на остров Сент-Агнес? – спросил он; его зеленые глаза сияли. – Он выставлен на продажу.

На листке вверху крупными цифрами была указана цена.

– Я советовался с финансовым консультантом и уверен, что мы можем себе это позволить. Кое-кто заинтересован в том, чтобы выкупить мой бизнес. Эти люди хотят, чтобы я консультировал их в течение трех лет, но до конца контракта я могу большую часть времени работать удаленно: день в Лондоне, четыре – в Корнуолле.

Эбби смотрела на него и не верила, что он предлагает ей такое.

– Похоже, что сейчас для такого шага самое время – тебе урезали часы в ККИ, я продаю свой бизнес. Для нас обоих это могло бы стать новым стартом, мы начали бы все с чистого листа.

Три года назад она могла об этом только мечтать. Разговор, который они заводили всякий раз, проходя мимо этого пансиона «ночлег плюс завтрак», превратился для них в некий ежегодно повторяемый ритуал. Они возбужденно обсуждали, что могли бы сделать из этого пансиона, если бы он продавался. В пристройке из неотесанного камня они устроили бы картинную галерею, в передней части здания – кафе здорового питания, а на втором этаже, рядом с жилой частью дома, – офис школы серфинга.

– Как это «самое время», Ник? – печально спросила она. – Мы здесь с тобой для того, чтобы обсудить крах нашего брака. После того, как ты завел роман на стороне. Мы оба уже получили инструкции от наших адвокатов. Мой, например, хочет, чтобы я оценила наш дом, и вовсе не для того, чтобы мы потом в складчину купили тот корнуоллский пансион.

– Да никакой это не роман, – произнес он сдавленным голосом. – Просто одна ночь. Одна глупая, идиотская выходка.

– Чтобы предать любимого человека и подорвать доверие между людьми, достаточно одной минуты. Одной минуты, чтобы разрушить все.

Уже не в первый раз она живо представила себе, как он в полупустом баре какого-то дорогого отеля встречается глазами с одинокой женщиной в другом конце зала.

Эта сцена проигрывалась у нее в голове снова и снова. Стокгольмский отель, элегантный номер, отделанный тиковым деревом, мягкое, приглушенное освещение. Интересно, на сколько коктейлей он тогда потратился? В какой момент их беседа превратилась в флирт, кто первый решился на то самое первое интимное прикосновение? Кто из них сказал «пойдем ко мне в номер», как недавно это сделал Эллиот, проявив инициативу, хотя сексуальное влечение было взаимным?

– Но ты, по крайней мере, сходишь к доктору Нейлор? – уже менее эмоционально спросил он.

– Пока не знаю, – ответила она, желая быть с ним максимально честной.

Он протянул руку через стол, чтобы прикоснуться к ее пальцам.

– Эбби, прошу тебя! Я готов на что угодно, лишь бы все исправить.

В этом жесте было столько любви и надежды, что она не смогла отозваться на него, руководствуясь ложными намерениями.

– Ник, я встретила другого человека, – наконец сказала она.

Она ожидала, что он придет в ярость, станет обвинять ее в лицемерии, по меньшей мере бросит что-нибудь язвительное вроде «быстро это у тебя получилось». Но вид у него был такой, будто ему разбили сердце.

– Это у вас серьезно?

Эбби и сама хотела бы знать ответ на этот вопрос. Да, ей нравилась компания Эллиота, и да, у них был секс, а на следующее утро после этого они вместе завтракали на балконе, как любая пара, вырвавшаяся ненадолго в другой город развеяться. Ей не хотелось задумываться над тем, что будет в Англии.

После расставания в аэропорту Хитроу они больше не виделись. У Эллиота был очень напряженный рабочий график, а помимо этого у него была запланирована пятидневная поездка в Сан-Франциско, где он должен был взять интервью у вундеркиндов, которые совсем недавно учредили в Силиконовой долине новую компанию, только что заработавшую свой первый миллиард. Но он трижды звонил ей и присылал десятки эсэмэсок – в основном это была болтовня обо всем на свете. Он писал о мужчине в смешной шляпе, которого увидел в аэропорту; об отличном ресторане, обнаруженном им в районе Пасифик-Хайтс; о романе о русской революции, который он рекомендовал бы ей прочитать. Но также он назвал дату их совместного ужина – понедельник, когда он должен был вернуться в Лондон. Она не могла понять, что это значит, – все или ничего? В любом случае ей не следовало особо распространяться на сей счет, пока она не поймет, куда развиваются их отношения.

– Нет. Мы просто вместе пообедали. Свидание, – ответила она, надеясь, что не покраснеет.

– Но он тебе нравится?

– Мне нравится, что с ним я чувствую себя лучше, – честно призналась она и вдруг сообразила, что именно это самое ценное в их с Эллиотом Холлом отношениях. Главным было не его очевидная привлекательность и не обаяние первого ученика частной школы, а как раз то, что он заставлял ее чувствовать себя самым интересным человеком в том месте, где они находились, причем не важно, считал он так на самом деле или нет. – Мне уже очень давно не было так хорошо.

Ник аккуратно свернул вчетверо листок с информацией о продаваемом пансионе и сунул его в карман.

– Я примерно знаю, сколько стоит наш дом, – сказал он, переходя на более официальный тон, каким разговаривал со своими клиентами по домашнему телефону. – Я тут прикинул и не думаю, что нам следует его продавать, так что по этому поводу ты можешь не беспокоиться. А еще я перевел дополнительную сумму на наш совместный счет, поэтому тебе не стоит особенно переживать по поводу урезанных рабочих часов в ККИ.

– Ник, ты не обязан был…

Он допил воду из своего стакана и встал, намереваясь уйти.

– А ты пойдешь к доктору Нейлор? – спросила она; внезапно ей захотелось задержаться здесь.

Он кивнул, но не стал переспрашивать, пойдет ли и она туда. Он ушел, не сказав больше ни слова, и Эбби не сразу осознала, что плачет.