– Ну и как у вас дела с вашим парнем? – спросила Розамунда, когда они свернули с шоссе с разделительной полосой на проселочную дорогу.

– Об Эллиоте Холле вообще не хочу говорить, – сказала Эбби, стараясь следить за указаниями GPS-навигатора.

Краем глаза она заметила, что Розамунда заинтригована и удивлена.

– Вообще-то я имела в виду вашего мужа. Вы говорили, что разводитесь.

– А-а, – протянула Эбби, беспокойно заерзав на сиденье. Она почувствовала, что низко пала в глазах Роз. – Честно говоря, мне и о нем говорить совершенно не хочется.

– Но почему же?

– Все очень сложно, – помолчав, отозвалась Эбби.

– В любых отношениях всегда так. – Последовала пауза. – Вы все-таки разводитесь?

– Думаю, да.

– Значит, вы не уверены, что хотите этого.

– Я уверена, что мы с ним не сможем начать с того места, где остановились. И я не знаю, смогу ли когда-нибудь снова доверять Нику.

– Из этого я делаю вывод, что он – в смысле Ник – вам изменял.

– Это была связь на одну ночь.

– Понятно.

Эбби покосилась на нее.

– А вы думаете, что этого мало, да? Что это не повод разводиться?

– Дети у вас есть?

– Детей нет.

– Значит, разрыв будет полным и окончательным. – Это был не вопрос, а констатация факта.

– Да, думаю, именно так.

– А вы пытались представить, каково это – никогда его не видеть?

– Конечно. Но это ведь не то, что было у вас с Домиником. Я знаю, что вы подумали именно об этом.

– Нет, Эбби. Ник не умрет, но для вас он перестанет существовать, и вы должны спросить себя, что будете при этом чувствовать. Что ощутите, если вдруг однажды на другой стороне улицы увидите его с женщиной, с его новой женой, и с детьми. Каково будет вам осознать, что он живет своей жизнью, которая никак не пересекается с вашей?

«Пожалуйста, через сто ярдов поверните направо», – произнес механический голос навигатора, и Эбби вцепилась в руль своего «Фиата-500», пытаясь отогнать возникшую перед глазами картину, которую ей живописала Розамунда.

Пансион «ночлег плюс завтрак» на острове Сент-Агнес; домик с ярко-синими деревянными ставнями, сбоку пристроен флигель в стиле шебби-шик. Она увидела Ника с чуть более длинными, чем сейчас, волосами, который натирает воском доску для серфинга; рядом женщина в бикини намазывает кремом для загара очаровательного маленького ребенка, похожего на них обоих. Идеальная семья, живущая на побережье своей идеальной жизнью. Жизнью, о которой Эбби всегда мечтала.

Задумавшись, она неожиданно наехала на бордюр, и машину тряхнуло, когда она выруливала обратно на дорогу. Роз встрепенулась и бросила на нее укоризненный взгляд, как бы говоря, что сейчас не самое подходящее время думать о таких вещах.

* * *

Эпплдор был домом престарелых, но совершенно не похожим на те громадные перестроенные особняки в викторианском стиле на шумных улицах Лондона, которые видела Эбби и которые всегда считала чрезвычайно гнетущими, чтобы проводить в них последние годы своей жизни. Этот приют был так же красив, как и его название, – большое здание в стиле «искусства и ремёсла» на обширном участке с тщательно подстриженной травой. Направляя свой «фиат» по длинной подъездной аллее, Эбби проехала мимо указателей «Фруктовый сад», «Закрытая экосистема», а когда Роз открыла боковое окно, впустив в салон автомобиля запахи роз и свежескошенной травы, Эбби подумала, что пахнет это место так же замечательно, как и выглядит.

Когда показалось главное здание, она выключила магнитолу, как всегда делала, когда проезжала мимо церкви или кладбища. Этому она научилась у Ника – «небольшой знак уважения», как любил говорить он.

– Когда вы в последний раз видели Викторию Харборд? – спросила Эбби, останавливаясь у небольшого сквера перед домом.

– Более пятидесяти лет тому назад, – тихо ответила Розамунда; ее задумчивый взгляд скользнул в окно, а мысли явно унеслись в далекое прошлое.

– Вы были с ней близки?

Роз помотала головой. Эбби так и думала. Как только они с ней вышли из Национального архива, Роз сразу же предположила, что Виктория Харборд, близкая подруга Доминика, может знать, кто скрывается за инициалами ЕЗ, упомянутыми в досье. Виктория, похоже, знала многих в бурные пятидесятые и шестидесятые годы. Однако холодный и сдержанный тон, каким Розамунда говорила об этой известной светской львице, предполагал, что она ее явно недолюбливала.

Эбби заглушила двигатель и вытянула перед собой руки, разминая их. Она ожидала, что Роз тут же выйдет, но та продолжала сидеть неподвижно, уставившись в пространство перед собой и сжимая в руках лежащую на коленях сумочку.

– Думаю, наверное, будет лучше, если с ней поговорите вы, – наконец произнесла Роз.

– А в чем дело? – Эбби нахмурилась.

Повернувшись к своей спутнице, она увидела, что та очень нервничает.

– Мы с Ви никогда не виделись с глазу на глаз, за исключением одного случая, – тихо сказала Роз. – Если я буду там, она может замкнуться и заупрямиться. Будет лучше, если поговорите с нею вы.

Эбби пренебрежительно махнула рукой.

– Бросьте, Роз. Все это было так давно. Я уверена, что она будет рада вас видеть.

– Нет, – упрямо сказала Розамунда, покачав головой.

Эбби смотрела на нее с раздражением. Ей было известно, что последние сутки Роз только тем и занималась, что пыталась напасть на след Виктории, и теперь она просто не могла поверить, что та могла смалодушничать, когда цель была уже практически достигнута.

– Роз, весь этот путь в Кент мы проделали только ради того, чтобы встретиться с этой женщиной.

– Виктория Харборд пыталась испортить наши с Домиником отношения. Я убеждена, что она сама была немного влюблена в него, и ей явно не нравилось, что «главный приз» достанется какой-то еврейской выскочке. И я всегда говорила себе, что, если я ее никогда больше не увижу, мне от этого будет только легче.

– Но она может знать, кто такой этот ЕЗ, – сказала Эбби, злясь и ощущая себя обманутой в своих ожиданиях.

Рядом с Роз она чувствовала себя более уверенно – так было и с Эллиотом, когда они проводили расследование для «Кроникл», работая бок о бок. Всегда, осознавая, что она новичок в каком-то деле, Эбби казалась себе обманщицей, вводящей окружающих в заблуждение.

– Прекратите, Роз. Если вы на самом деле хотите узнать правду о Доминике, вы должны пойти со мной. – Ее строгий, даже приказной тон стал неожиданностью для нее самой. И куда только подевалась та прежняя тихая мышка-архивариус? У Эбби возникли серьезные подозрения, что этот персонаж навсегда исчез, получив под зад коленкой.

– Поговорите с ней сами, – твердо сказала Роз. – А я подожду в машине.

– Роз, прошу вас! На все это уйдет не более десяти минут.

– Идите. – Это было сказано категорическим тоном, и Эбби стало ясно: с места она не сдвинется.

Тяжело вздохнув, Эбби выбралась из машины и оглянулась на Роз, оставшуюся сидеть на пассажирском сиденье. Она знала, что ее спутница вполне могла быть права. Если отношения между женщинами были натянутыми, это могло сказаться на результате встречи. Морщины на лице Роз стали глубже, уголки ее рта тревожно опустились, так что твердое нежелание встречаться лицом к лицу с давней соперницей было очевидно. И Эбби вдруг подумала: «А как бы я себя чувствовала, если бы мне пришлось столкнуться с женщиной, которая занималась сексом с Ником в Стокгольме?»

Зайдя внутрь, она прошла к посту медсестры и представилась. Женщина в голубой униформе, назвавшаяся Трейси, попросила Эбби следовать за ней. В дальнем конце коридора она постучала в дверь.

– Леди Ви, к вам посетитель, – сказала она, заглянув в комнату.

Эбби была рада, что ее появление здесь не было неожиданным. Не желая врываться в Эпплдор без предупреждения, она позвонила заранее и договорилась о встрече с Викторией Харборд, представившись журналисткой, знакомой Розамунды Бейли.

Вначале она никого не увидела. Взгляд ее скользил по комнате, отмечая детали: высокое французское окно, небольшая двуспальная кровать с расшитым цветами покрывалом, письменный стол, на котором стояло с десяток фотографий в серебристых рамках. В конце концов взгляд ее уперся в кресло с «крыльями», стоявшее к ней боком, и только тогда ей удалось разглядеть профиль крохотной старой женщины, такой бледной, что лицо ее почти терялось на светлом фоне окна.

– Ммм… Леди Харборд, здравствуйте. Меня зовут Эбби Гордон.

Похоже, старая женщина плохо слышала, потому что она отреагировала на слова Эбби только через несколько секунд.

– Ах да. Проходите и присаживайтесь. Возьмите себе стул и разверните меня немного.

Эбби слегка развернула большое викторианское кресло, а сама села напротив.

– Какая вы красивая девушка! – Голос у Виктории был мягким, приятным. – Мне очень нравится цвет вашего платья.

Роз успела кое-что рассказать Эбби о Виктории Харборд. Очевидно, что в свое время она была отъявленной кокеткой, и в ее собственном экзотическом доме на юге Франции и в поместье в графстве Бакингемшир шкафы были забиты модными нарядами от самых знаменитых кутюрье. Эбби была шокирована тем, что она выглядела такой старой, хотя это было и неудивительно, учитывая, что ей сейчас было уже под девяносто. В отличие от Роз, которая, будучи намного моложе, выглядела пожилой, но хорошо сохранившейся, в Виктории Харборд буквально все казалось ужасно древним. Она была очень худой и хрупкой, и создавалось впечатление, что она вот-вот сломается. Кожа ее напоминала пергамент, а сеть глубоких морщин на лице делала ее похожей на старинные карты из архива ККИ. Но одета она была безупречно, на пальце красовалось кольцо с громадным брильянтом, а жемчужины в серьгах были размером с крупную горошину.

– Итак, журналистка попросила меня о встрече, – чуть насмешливо произнесла она. – В последний раз такое было, когда журнал «Дом и сад» убеждал меня в семидесятых написать для них статью про Бэткомб, фотография которого была у них на обложке.

– И вы не отказали им? – спросила Эбби.

– О да. Статья получилась славная, на целых двадцать четыре страницы. Впрочем, Бэткомб того стоил. Они назвали его одним из самых красивых загородных домов в Европе.

Ее задумчивый взгляд остановился на Эбби.

– Как бы то ни было, сейчас я рада посетителям. В Бэткомбе всегда было полно людей, но теперь моя жизнь однообразна, в ней мало что меняется.

Она помолчала.

– Итак, вы работаете в «Кроникл», – наконец сказала она. – Мне знакомо ваше имя. Это ведь вы написали статью о Доминике, верно?

– Собственно говоря, на самом деле я работаю в Королевском картографическом институте. Но я действительно нашла фотографию Доминика и Роз в нашем архиве и сотрудничала с «Кроникл», чтобы разрекламировать нашу выставку.

– Фотография прекрасная, – вставила Виктория. – Я никогда не знала о ее существовании.

– В Королевском географическом обществе и ККИ имеются громадные коллекции снимков, сделанных во время сотен экспедиций в течение долгих лет, – пояснила Эбби. – Обычно, если экспедиция финансировалась, в ее состав включали фотографа, чтобы тот снимал все на пленку. Вы ведь хорошо знали Доминика?

– Даже очень хорошо. – Губы Виктории тронула самодовольная улыбка. – Про нас говорили, что нам с ним следовало бы пожениться. Возможно, так бы и произошло, если бы не пара пустяков: во-первых, я уже была замужем за Тони, а во-вторых, честно говоря, не думаю, что Доминик когда-либо видел меня в этом качестве. – Взглянув на Эбби, она спросила с сарказмом: – Разве сейчас не самое время вам вынуть свой ужасный диктофон?

Эбби об этом как-то не подумала. Более того, она даже не удосужилась взять с собой блокнот и ручку, и одному Богу было известно, почему она решила, что сможет запомнить все рассказанное ей Викторией. Вспомнив, что функция записи есть в ее телефоне, она сунула руку в сумочку, извлекла свой «Гэлакси» и принялась лихорадочно жать на кнопки.

Виктория с улыбкой ждала.

– А я-то думала, что вы, молодежь, знаете про новые технологии все, – сказала она, с любопытством наблюдая за своей гостьей.

– Итак, – наконец произнесла Эбби, нажав на кнопку записи, – вы читали статью о Доминике в «Кроникл»?

– Читала, – ответила Виктория с важным видом.

– Вы верите, что он был русским шпионом?

Виктория Харборд нахмурилась.

– Мисс Гордон, это был так давно, и мне непонятно, зачем сейчас снова вытаскивать все на свет божий. Вы продали все эти ваши газеты, продали фотографии…

– И все же, сами вы верите в то, что Доминик Блейк был шпионом? Вы ведь знали его лучше, чем кто-либо, – продолжала Эбби, решив польстить старухе.

– Возможно. О многих из нашего круга ходили всякие сплетни. Я вращалась в обществе очень влиятельных людей, мисс Гордон.

– А вам известно, кто такой ЕЗ? Это русский. Я наткнулась на его инициалы в Национальном архиве, просматривая материалы о шпионаже.

Виктория слегка пожала плечами:

– Это мог быть Евгений Зарков. Он тогда был военно-морским атташе при посольстве России. Пожалуй, излишне деловой, но довольно красивый молодой человек. Бывал в моем доме несколько раз.

– Я думаю, что он был русским шпионом, – решительно заявила Эбби.

– Вполне возможно.

– Он еще жив?

– Это ведь вы журналистка, не я.

Но в данный момент Эбби чувствовала себя плохо подготовленной и барахтающейся на одном месте дилетанткой, потерявшей дно под ногами. Хорошо было брать интервью в Санкт-Петербурге, имея под боком Эллиота, а сейчас она никак не могла сообразить, о чем еще спрашивать, и позавидовала его опытности.

– Вы, случайно, не знаете, где можно разыскать Заркова?

– Нет, – коротко ответила Виктория.

Эбби почувствовала, что ее охватывает паника. Она как будто пыталась удержать песок, неумолимо утекавший сквозь пальцы. Но она не могла уйти ни с чем. Уж если Виктория, одна из ближайших подруг Доминика, не сможет помочь пролить свет на его возможные связи с КГБ, трудно вообразить, к кому еще можно было бы обратиться.

– Значит, вы знакомы с Розамундой? – после паузы спросила Виктория. – Когда вы звонили мне, договариваясь о встрече, вы сказали, что вы с ней в приятельских отношениях.

Эбби, которой не хотелось говорить ей, что в данный момент Розамунда дожидается ее в машине, коротко кивнула. Какой бы старой и морщинистой ни была леди Виктория, ее острый ядовитый язык по-прежнему был опасным оружием, и Эбби теперь понимала, почему ее спутница отказалась идти сюда.

– Ну, и как она? – спросила Виктория.

– Она удивительная женщина.

– Да, это правда, – с чувством произнесла Виктория.

– Знаете, она отчаянно хочет узнать, что же случилось с Домиником.

– Мы все этого хотели. Домми был одним из самых близких моих друзей. Но я думаю, что нам, наверное, нужно просто помнить его таким, каким он был. Я понимаю, мисс Гордон, что вы хотите помочь своей приятельнице, но будет лучше, если те, кто его любил, смирятся с его гибелью и будут бережно хранить в памяти воспоминания о нем. Включая и Роз. В особенности Роз.

В дверь просунула голову Трейси и сообщила, что Виктории пора на прогулку, и Эбби поняла, что их встреча подошла к концу.

– Передайте ей от меня наилучшие пожелания, – медленно сказала Виктория.

Эбби кивнула, пожала тоненькую старушечью руку и вышла из комнаты разочарованная, с тяжелым чувством. Идя по темному коридору, она размышляла, что делать дальше. У нее было ощущение, что Евгений Зарков вполне может быть тем, кто способен дать ответ на мучающий ее вопрос, и теперь она пыталась сообразить, как разыскать этого человека.

Внезапно она остановилась, увидев у поста медсестры Розамунду. Та читала выставленные на полке открытки с поздравлениями с днем рождения, на которые Эбби раньше тоже обратила внимание.

Направляясь к ней, Эбби улыбнулась. Было ясно, что настроение у Роз изменилось. Все же она была не той женщиной, которая в подобной ситуации останется ждать в машине. Как бы это ни было для нее тяжело, она решила встретиться с Викторией и посмотреть ей в глаза. Остановившись рядом с Роз и глядя, как она берет с полки одну из открыток, Эбби ощущала гордость за свою новую подругу.

– Что вы здесь делаете? – удивленно спросила она.

Эбби ожидала, что Роз забросает ее вопросами о Виктории, о том, чем закончился их разговор, о ЕЗ, однако она стояла, впившись взглядом в открытку.

– Я должна поговорить с Викторией, – наконец произнесла она.

– Мне кажется, она собирается на прогулку, но я уверена, что мы еще застанем ее, – сказала Эбби.

Они направились к комнате Виктории, но были остановлены Трейси, вышедшей из туалета.

– Куда это вы идете? – спросила медсестра, касаясь руки Эбби. – Виктории сейчас нужно делать упражнения.

– Мы всего на пять минут, – сказала Эбби, постаравшись вложить в эти слова все свое обаяние. – Пять минут, больше нам не надо. Моя подруга просто хочет поздороваться с ней.

– Тогда поторопитесь, – ответила медсестра, устало пожав плечами.

Эбби постучала в дверь, и Виктория позволила войти.

Она уже поднялась со своего кресла и теперь стояла, опираясь на трость. При виде Роз она еще больше побледнела. Эбби видела, что, пока женщины смотрели друг на друга, годы, отделявшие их от прошлого, таяли, а соперничество вытесняют общие ностальгические воспоминания.

– Роз, – тихо сказала Виктория. – Я не знала, что ты здесь.

– Привет, Ви. Да, много воды утекло.

Они помолчали.

– Я увидела открытку на полке у входа, – наконец заговорила Роз. – Похоже, это ты поздравляла Трейси с днем рождения.

От Эбби не укрылось, какими пронзительными взглядами обменялись эти женщины, как сверкнули их глаза.

– Это ведь ты, Ви, послала мне ту почтовую открытку, верно? – Голос Розамунды дрожал.

– Что происходит? – прошептала Эбби.

Роз протянула ей поздравительную открытку, и Эбби прочла:

«Дорогая Трейси. В этот особый для тебя день желаю тебе большого счастья. С наилучшими пожеланиями, Виктория Х.»

Она ничего не могла понять, пока Роз, покопавшись в своей сумочке, не извлекла оттуда открытку, которую показывала Эбби в Аптекарском саду в Челси.

– Я узнала твой почерк, Ви, – медленно сказала Розамунда.

– Так это Виктория отправила открытку? – ахнула Эбби.

– Может, прогуляемся? – после короткой паузы предложила Виктория. – Каждый день я должна делать круг по нашему саду. А это нелегко с двумя искусственными тазобедренными суставами.

– А мы пойдем медленно, – сказала Розамунда и взяла ее под руку.

Солнце скрылось за облаком, когда они, открыв створку французского окна, вышли на подстриженную лужайку и трость Виктории мягко ткнулась в траву.

– Створку, наверное, лучше прикрыть, – сказала Виктория Эбби, повернувшись к ней. – Большинство местных обитателей глухие как пень, а персонал интересуется только сплетнями о разных знаменитостях, судя по тому, что можно найти на полке возле поста медсестры. Но лучше подстраховаться, так как то, что я собираюсь вам рассказать, – информация конфиденциальная.

Эбби сделала то, о чем ее попросила Виктория, и поторопилась вернуться к пожилым дамам.

– И все-таки, что все это значит? – спросила она. – Почему вы послали Розамунде ту открытку, Виктория?

– Потому что не хотела, чтобы она сомневалась в Доминике, – ответила та и полностью переключила свое внимание на Розамунду. – Я знаю, как сильно ты любила его, Роз. Мы обе это знаем. И я не хотела, чтобы ты поверила в то, что он был предателем.

– Что тебе известно, Ви? – нетерпеливо спросила Розамунда. – Рассказывай все, что знаешь.

Виктория заговорила только после продолжительной паузы.

– Несколько минут назад твоя подруга Эбби спросила меня, собирал ли Доминик секретную разведывательную информацию для русских. Так вот, ответ на этот вопрос – да. Да, собирал.

– Значит, он действительно был шпионом? – спросила потрясенная Эбби, поворачиваясь к ней лицом. – И вы об этом знали?

Виктория кивнула, и голова ее качнулась, как яблоко на ветке.

– Однако он собирал информацию и для британского правительства.

Розамунда остановилась.

– Ты хочешь сказать, что он был двойным агентом?

Виктория улыбнулась и с силой сжала рукоять своей трости, так, что суставы пальцев побелели.

– Доминик был образцовым английским джентльменом, но он также был и образцовым шпионом, – медленно, растягивая слова, сказала она. – Семьи у него не было, за исключением отца, ветерана войны. С хорошими связями, умный, но его считали поверхностным, излишне предающимся плотским удовольствиям, и мало кто воспринимал его всерьез. Он действовал очень открыто, хотя на него все время были направлены следящие радары. Советы много лет думали, что он работает на них. Он передавал им информацию через контактное лицо в Лондоне либо бросал записку в ящик для обращений к Богу у алтаря в Бромптонской молельне.

– Записку? – переспросила Розамунда.

– Вот такой был способ передачи информации, обычно это были записки или микрофиши. Молельня – очень подходящее место для этих целей, потому что туда в течение всего дня заходили люди, и располагалась она неподалеку от русского посольства.

Эбби заметила, как Роз задумчиво кивнула.

– Они ему доверяли, но как раз это обстоятельство позволяло ему снабжать информацией МИ-5, – продолжала Виктория, потирая пальцами рукоятку своей трости.

– А откуда вам обо всем этом известно? – спросила Эбби, у которой перед глазами вдруг возник образ Шона Коннери в роли Джеймса Бонда.

Виктория рассмеялась:

– Потому что я была его куратором.

– Куратором… – прошептала Эбби, внезапно вспомнив Алексея Горшкова.

– Это было идеальное прикрытие. Мы с моим мужем Тони имели возможность приглашать всех этих влиятельных людей с обширными связями на свои приемы, а Доминик мог знакомиться с ними и выкачивать из них информацию.

– Так твой Тони тоже был шпионом? – быстро спросила Роз.

– Господи, конечно нет! И не думаю, что он догадывался о моей тайне. Я нежно любила его, но в душе он был ужасным женоненавистником. Полагаю, ему никогда и в голову не приходило, что женщины могут быть такими умными.

Сделав паузу, она повернулась к Роз:

– Я знаю, Роз, ты наверняка задавала себе вопрос, почему мы с тобой больше никогда не встречались, но поверь – в этом не было ничего личного.

– Мне так не казалось, – прошептала Роз. – У меня было такое ощущение, что ты хотела испортить наши отношения с Домиником.

– Доминик был успешным шпионом, потому что никто не мог его заподозрить в этом, – сказала Виктория. – Но когда он начал встречаться с левой радикалкой, британская разведка занялась им. Более того, ты, моя дорогая Роз, выдернула его из светской жизни, отчего он стал бесполезен для Москвы.

– Так ты знаешь, что с ним произошло? – спросила Роз, хватая свою давнюю соперницу за руку.

Но Виктория только печально покачала головой:

– Мы, наиболее осмотрительные агенты секретной службы, делали запросы после его исчезновения. Нам сообщили, что в деревнях вокруг Кутуба был замечен какой-то человек, говоривший с немецким акцентом, который расспрашивал о британском путешественнике. Кто это был, мы так и не узнали, но полагаем, что Доминик был убит еще до того, как мы могли бы выяснить это.

Роз печально вздохнула.

– Но зачем было его убивать? – спросила она, понурясь.

– Он собирался уйти из разведки. Было заметно, что он уже выдохся, а когда встретил Роз, принял окончательное решение выйти из игры. Подозреваю, что он сказал об этом также и русским, и я не думаю, что отделаться от КГБ было просто.

– Но они, конечно, не стали бы убивать его только из-за этого? – подняв голову, спросила Роз.

– Не стали бы. Но к двойным агентам и у них относятся без особого восторга. – Лицо Виктории стало вдруг холодным и жестким, как будто она одним движением резко перекрыла поток эмоций, словно закрутила кран.

– А откуда русские могли знать, что он был двойным агентом?

Она закрыла глаза.

– Я и сама задаюсь этим вопросом каждый божий день. Все ли меры были приняты, чтобы предотвратить утечку информации? Что еще мы могли сделать, чтобы защитить своего коллегу, своего друга?

– Так что же произошло?

– Вероятно, у нас действовал крот. Человек, который знал о том, что Доминик работает в МИ-5, и сообщил об этом русским. Дом был не первым, кого продали таким вот образом.

– У вас есть соображения, кто бы это мог быть? И как такое могло случиться?

По щеке Виктории скользнула слезинка.

– Я подозревала Джонатона Сомса. Это, скорее, женская интуиция, но уж никак не подкрепленная фактами информация. Он был каким-то чересчур положительным, и я никогда не доверяла ему. Он был высокопоставленной фигурой, но роль его в Уйтхолле была весьма расплывчатой. Он был влиятельным человеком со связями, сотрудником различных закрытых аналитических центров – просто идеальная кандидатура для русских. Когда я сказала об этом своему начальнику, он рассмеялся мне в лицо. Люди из высшего общества держатся вместе и стоят друг за друга горой, ну а ко мне всегда относились подозрительно – не из-за моей биографии, а из-за того, что я женщина. От меня отмахнулись, как от распространительницы сплетен и источника проблем, и, поскольку доказательств у меня не было, я начала сомневаться в своей интуиции и перестала копать дальше. А через шесть месяцев Доминик погиб.

– Так вы полагаете, Джонатон узнал о том, что Доминик двойной агент, и сдал его русским?

Она кивнула так медленно и печально, будто движение это было очень болезненным для нее.

– Когда Доминик исчез, Джонатон вел себя безупречно. Он даже через несколько лет организовал небольшую поминальную службу по нему. Семь лет спустя. Именно столько времени должно пройти, чтобы пропавшего без вести можно было объявить погибшим. Я не пошла туда. И не потому, что не хотела помянуть Доминика, а потому, что не могла видеть, как Джонатон проливает крокодиловы слезы.

Она опустилась на лавочку, и Эбби не знала – ей было тяжело стоять из-за шатких искусственных суставов или на нее давил груз пережитого.

– Доминик любил тебя, Роз, – хрипло сказала Виктория. – Очень любил. Я убеждала его, что продолжать встречаться с тобой опасно, но он отвечал, что это не обсуждается. А что до меня, то да, я пыталась испортить ваши отношения, и не только из любви к родине и королеве. Было кое-что еще. Я завидовала. Он полюбил тебя. Не меня. Возможно, я и могла бы выиграть сражение, но в войне мне было не победить.

– Победителей не оказалось, – с болью в голосе сказала Розамунда. – Дом погиб. Я любила его, но у меня практически не было шанса показать ему это.