Валерий Демин.

Программное полотно Ильи Глазунова "Вечная Россия", посмотреть которое когда-то стекались толпы москвичей и приезжих, первоначально называлось "Сто веков". Срок отсчитан от предполагаемого исхода древних ариев со своей Прародины, что послужило началом распада первичной этнолингвистической общности и появления самостоятельных народов и языков (раньше язык был общим). Символом былой Прародины - полярной Мировой горой, помещенной в левом верхнем углу - и открывается зрительный ряд на композиции Глазунова.

Но действительно ли - сто веков? Или десятью тысячами лет не исчерпывается долгий путь и тернистая история славяно-русских племен и других народов земли? Ведь еще Михайло Ломоносов называл совсем иную дату, далеко выходящую за границы самой дерзкой фантазии. Четыреста тысяч лет (точнее - 399 000) - таков результат, полученный русским гением. А опирался он на вычисления вавилонских астрономов и свидетельства египтян, зафиксированные античными историками.

Именно тогда произошла одна из тяжелейших по своим последствиям планетарных катастроф: по мысли Ломоносова, сместилась земная ось, изменилось местонахождение полюсов и, в конечном итоге, как описано у Платона в диалоге "Политик", Солнце, ранее всходившее на западе(!), стало всходить на востоке. По Геродоту же, такое случалось дважды (в действительности наша планета была колонизирована нашими предками немногим более 600 тысяч лет назад. Первая планетарная катастрофа случлилась немногим более 100 тысяч лет назад, а вторая - чуть боее 13 тысяч лет назад. Именно в результате этой катастрофы сместилась земная ось. - Д.Б.).

В реконструированной современными учеными "Повести временных лет", предположительно принадлежащей монаху Киево-Печерского монастыря черноризцу Нестору, первой реальной датой значится 852 год н.э. (или в соответствии с древнерусским летосчислением - 6360 лето "от Сотворения мира"). В тот год появился у стен Царьграда мощный русский флот, что и было зафиксировано в византийских хрониках, а оттуда попало в русские летописи.

Следующая, воистину знаковая, дата - 862 год - связана с призванием на княжение Рюрика с братьями. Именно с той поры и принято было долгое время вести отсчет русской истории: в 1862 году даже было отмечено так называемое 1000-летие России, по случаю чего в Великом Новгороде установили впечатляющий памятник по проекту скульптора Михаила Микешина, ставший чуть ли не символом российской государственности и монархизма.

Но есть в русских летописях еще одна дата, не признанная официальной наукой. Речь идет о древнерусском сочинении, известном под названием "Сказание о Словене и Русе и городе Словенске", включенной во многие хронографы русской редакции: начиная с XVII века известно около ста списков литературного памятника. Здесь рассказывается о вождях русского (и всего славянского народа), которые после долгих скитаний по миру появились на берегах Волхова и озера Ильмень в середине 3-го тысячелетия до новой эры (!), основав города Словенск и Старую Руссу, откуда и начали военные походы "на египетские и другие варварские страны" (так сказано в первоисточнике), где наводили "великий страх". В Сказании названа и точная дата основания Словенска Великого - 2409 год до новой эры (или 3099 год от Сотворения мира). Спустя три тысячи лет, после двукратного запустения, на месте первой столицы Словено-Русского государства был построен градопреемник - Новгород, которому досталась от его предшественника также и приставка - Великий. (При всем при этом нужно хорошо помнить, что столицей Славяно-Арийской Империи более 100 тысяч лет был город Асгард Ирийский, который был разрушен только в 16 веке. Теперь на его месте стоит город Омск. - Д.Б.).

Историки-снобы не видят в легендарных сказаниях о Русе и Словене никакого рационального зерна, считая их выдумкой чистейшей воды, причем сравнительно недавнего времени. Николай Карамзин, к примеру, в одном из примечаний к 1-му тому "Истории государства Российского" называет подобные предания "сказками, внесенными в летописи невеждами". Спору нет: конечно, безвестные историки XVII века что-то добавляли и от себя, особенно по части симпатий и пристрастий. Ну, а кто такого не делал? Карамзин, что ли? По накалу субъективных страстей и тенденциозности "История Государства Российского" сто очков даст фору любому хронографу и летописцу.

Еще иногда говорят: записи легенд о Словене и Русе позднего происхождения, вот если бы они были записаны где-нибудь до татаро-монгольского нашествия, тогда совсем другое дело. Что тут возразить? Во-первых, никто не знает, были или нет записаны древние сказания на заре древнерусской литературы: тысячи и тысячи бесценных памятников погибли в огне пожарищ после нашествия кочевников, собственных междоусобиц и борьбы с язычеством. Во-вторых, если говорить по большому счету о позднейших записях, то "Слово о полку Игореве" реально дошло до нас только в екатерининском списке XVIII века да в первоиздании 1800 года; оригинальная же рукопись (тоже, кстати, достаточно позднего происхождения) сгорела во время московского пожара 1812 года, и ее "живьем" мало кто видел.

А бессмертная "Калевала"? Карело-финские руны, впитавшие сведения об архаичных временах, были записаны и стали достоянием читателей Старого и Нового Света только полтора века назад. Еще позже на Севере был записан основной корпус русских былин. Кое-кто скажет: это - фольклор. А какая разница? Родовые и племенные исторические предания передавались от поколения к поколению по тем же мнемоническим законам, что и устное народное творчество.

Вот почему "довод" касательно поздней записи "Сказания о Словене и Русе" не выдерживает никакой критики. К тому же, почти за двести лет до того содержащиеся в нем факты со слов устных информаторов были записаны послом "великого кесаря" Сигизмундом Герберштейном в его знаменитых "Записках о Московии". А еще на полтысячи лет раньше о них сообщали византийские и арабские авторы.

Документальное подтверждение тому, что "Сказание о Словене и Русе" первоначально имело длительное устное хождение, содержится в письме в Петербургскую академию наук одного из ранних российских историографов Петра Крекшина, происходившего из новгородских дворян. Обращая внимание ученых мужей на необходимость учета и использования в исторических исследованиях летописного "Сказания о Словене и Русе", он отмечал, что новгородцы "исстари друг другу об оном сказывают", то есть, изустно передают историческое предание от поколения к поколению. Так что, с легендарной историей Руси дело обстояло вовсе не так, как это представлялось Карамзину и последующим историкам.

В противоположность им, Ломоносов усматривал в древних сказаниях русского народа отзвуки исторической действительности и писал буквально следующее: даже если "имена Словена и Руса и других братей были вымышлены, однако есть дела Северных славян в нем [Новгородском летописце. - В.Д.] описанные, правде не противные.

У устных преданий совсем другая жизнь, нежели у письменных. Как отмечал академик Б.Д. Греков, "…в легендах могут быть зерна истинной правды". Поэтому непременным условием аналитического и смыслового исследования исторических сказаний является отделение "зерен от плевел". Легенды о происхождении любого народа всегда хранились, как величайшая духовная ценность и бережно передавались из уст в уста на протяжении веков и тысячелетий. Рано или поздно появлялся какой-нибудь подвижник, который записывал "преданья старины глубокой" или включал их в отредактированном виде в летопись. Таким образом, поэмы Гомера (беллетризированные хроники Троянской войны) были записаны еще в античные времена, русские и польские предания - в начале II тысячелетия н.э., Ригведа и Авеста - в XVIII веке, русские былины и карело-финские руны - в XIX веке и т.д.

Отечественное летописание всегда опиралось на устную, зачастую фольклорную традицию, в которой не могли не сохраняться отзвуки былых времен. Такова и Начальная русская летопись: "Повести временных лет", посвященная событиям, случившимся до рождения Нестора-летописца, опирается главным образом на устные предания. У самого Нестора имена Словена и Руса не встречаются. На то были свои веские причины.

Большинство из дошедших до наших дней древнейших летописей (и уж, во всяком случае, все те, которые были возведены в ранг официоза) имеют киевскую ориентацию, то есть, писались, редактировались и исправлялись в угоду правящих киевских князей-Рюриковичей, а в дальнейшем - в угоду их правопреемникам - московским великим князьям и царям.

Новгородские же летописи, имеющие совсем иную политическую направленность и раскрывающие подлинные исторические корни, как самого русского народа, так и правивших на Руси задолго до Рюрика князей, нередко замалчивались или попросту уничтожались. О том, что там было раньше, можно судить по летописи первого новгородского епископа Иоакима, которая дошла лишь в пересказе, включенном в "Историю Российскую" В.Н. Татищева.

Начальное новгородское летописание в корне противоречило интересам и установкам киевских князей, к идеологам которых относились и монахи Киево-Печерской лавры, включая и Нестора. Признать, что новгородские князья древнее киевских, что русская княжеская династия существовала задолго до Рюрика, - считалось во времена Нестора недопустимой политической крамолой. Она подрывала право киевских князей на первородную власть, а потому беспощадно искоренялась. Отсюда совершенно ясно, почему в "Повести временных лет" нет ни слова о Словене и Русе, которые положили начало русской государственности не на киевском берегу Днепра, а на берегах Волхова.

Точно также игнорирует Нестор и последнего князя дорюриковой династии - Гостомысла, лицо абсолютно историческое и упоминаемое в других первоисточниках, не говоря уж об устных народных преданиях. Вслед за Нестором этой "дурной болезнью" заразились и последующие историки, которые быстро научились видеть в летописях только то, что соответствовало их субъективному мнению.

Почему так происходило, удивляться вовсе не приходится. Уже в ХХ веке на глазах, так сказать, непосредственных участников событий, по несколько раз перекраивалась и переписывалась история такого эпохального события, как Октябрьская революция в России. Из книг, справочников и учебников десятками и сотнями вычеркивались имена тех, кто эту революцию подготавливал и осуществлял. Многие из главных деятелей Октября были вообще уничтожены физически, а хорошо известные и совершенно бесспорные факты искажались в угоду новым временщикам до неузнаваемости. Ну, а спустя некоторое время, наступала очередная переоценка всех ценностей, и уже до неузнаваемости искажался облик недавних временщиков. Это в наше-то время! Что же тогда говорить о делах давно минувших дней?

Впрочем, косвенные, упоминания, по крайней мере, о Словене в Несторовой летописи все же сохранились, несмотря на жесткую политическую установку и позднейшие подчистки киевских цензоров. Скажем, есть в "Повести временных лет" одна на первый взгляд странная фраза: жители Великого Новгорода, дескать, "прежде бо беша словени". Переводится и трактуется данный пассаж в таком смысле, что новгородцы прежде были славяне. Абсурднее, конечно, не придумаешь: как это так - "были славяне". А теперь кто же они?

Объясняется все, однако, очень просто: Новгород был построен на месте старой столицы Словенска, названного так по имени князя Словена - основателя стольного града. Потому-то Новгород и назван "новым городом", что воздвигли его на месте "старого", и прежнее прозвание новгородцев - "словени", то есть "жители Словенска". Ломоносов объяснял это так: "Прежде избрания и приходу Рурикова обитали в пределах российских славенские народы. Во-первых, новгородцы славянами по отменности именовались и город исстари слыл Словенском".

Безусловно, тот факт, что "словене" были жителями и подданными древнего Словенска, основанного князем Словеном, хорошо было известно и Нестору, и его современникам. Но говорить об этом автор "Повести временных лет" не стал - побоялся или не посмел. Вот и пришлось подгонять историю под интересы заказчика. Так было во все времена - вплоть до наших дней. Ведь "Повесть временных лет" - не бесстрастное повествовательное произведение, а остро полемическое и обличительное, что проявляется в особенности там, где православный монах обличает язычество или полемизирует с иноверцами - мусульманами, иудеями, католиками. Но не только!

Вся Начальная летопись имеет ясно выраженную тенденциозную направленность. Ее автору необходимо было в первую очередь доказать первородство киевских князей и легитимность династии Рюриковичей. Взглянем в данной связи еще раз на знаменитое вступление (зачин) к "Повести временных лет": "Се повести времяньных лет, откуда есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуда Руская земля стала есть".

Большинству современных читателей видится в Несторовых словах набор из трех вопросительных, чуть ли не элегических, предложений с поэтическими повторами. В действительности же здесь никакие не вопросы, а безапелляционные утверждения (чуть ли не политические лозунги, понятные современникам Нестора). Здесь налицо чисто риторические приемы, обусловленные полемическими потребностями. Нестору во что бы то ни стало необходимо доказать, что киевские князья Рюриковичи "первее" на Руси кого бы то ни было. "Первее" в смысле "раньше" - вот оно главное, ключевое слово Несторова зачина, да и всей летописи в целом.

Следовательно, казалось бы, нейтральный вопрос: "Кто в Киеве нача первее княжити" - имеет важнейший (хотя и скрытый) идеологический смысл и подразумевает окончание: "Кто в Киеве начал раньше княжить, чем в каком-то там Новгороде, то есть, бывшем Словенске Великом". Потому-то и повторено еще раз почти дословно начальное утверждение, которое так и хочется прочитать: "Сейчас я вам разъясню, "откуда Русская земля стала есть" - "Отсюда, из Киева она стала есть, и ниоткуда более"! Кстати, Киев поминается только в Лаврентьевском списке Несторовой "Повести". В Ипатьевской летописи зачин начертан безо всякого упоминания Киева.

Удивительные метаморфозы происходят в летописях и с Новгородом. Сколь вольно и беззастенчиво обращались с Несторовым текстом последующие редакторы и переписчики, видно хотя бы по одной-единственной, но принципиально важной, фразе. Она касается распределения русских земель после призвания князей. Во всех современных переводах "Повести временных лет", в хрестоматиях, научных компиляциях и учебниках говорится, что после прибытия на Русь, Рюрик стал княжить в Новгороде, Синеус - на Белоозере, а Трувор - в Изборске.

В действительности же в наиболее древних и авторитетных летописях про Рюрика сказано нечто совсем другое. В Ипатьевской и Радзивиловской летописях говорится, что, придя в Новгородскую землю, братья-варяги первым делом "срубили" город Ладогу - в ней-то "сел" и стал править Рюрик. Следовательно, Ладога является первой столицей новой правящей династии Рюриковичей. Про то, что Новгород Великий был избран Рюриком в качестве стольного града, в данном фрагменте летописей вообще ничего не говорится. В Лаврентьевском списке на данном месте вообще зияет пробел.

Вот эту-то лакуну Карамзин и заполнил Новгородом. Его же создатель "Истории Государства Российского" позаимствовал из никому недоступной теперь и заведомо поздней Троицкой летописи, которая сгорела вместе с другими бесценными реликвиями русской культуры во время знаменитого Московского пожара 1812 года.

Карамзин успел сделать из утраченного списка обширные выписки. Но, что любопытно: в самом тексте Троицкой летописи так же, как и в Лаврентьевском списке, на месте упоминания первой столицы Рюрика значился пробел. Зато на полях рукой какого-то позднего читателя была сделана приписка - "Новгород" (в те времена украшать поля древних книг собственными замечаниями считалось в порядке вещей). Вот эту-то чужую приписку XVIII века Карамзин ничтоже сумняшеся и выбрал в качестве шаблона для своей версии эпизода с "призванием князей", что стало каноном и для большинства последующих трактовок.

Упоминание Новгорода в конспекте Карамзина, не имеющее никакого отношения к Нестору-летописцу, было немедленно канонизировано, абсолютизировано и объявлено истиной в последней инстанции. Так, вроде бы из благих побуждений происходит элементарный подлог и фальсификация истории. Карамзина по сей день выдают за Нестора, а неискушенному читателю и в голову не приходит, что все это шито белыми нитками.

Не может не удивлять также и странная разборчивость в выборе кумиров: выписки Карамзина из утраченной Троицкой летописи признаются более достоверными, чем текст самого Нестора-летописца, а вот аналогичный конспективный пересказ Татищевым утраченной Иоакимовской летописи, не совпадающей с официальной и официозной точками зрения, считается сомнительным и чуть ли не поддельным.

Из всего вышесказанного становится понятным также и то на первый взгляд странное обстоятельство, почему "Сказание о Словене и Русе" мощным рукописным потоком вошло в обиход русской жизни, начиная только с XVII века. Почему так произошло - догадаться, в общем, тоже нетрудно. В 1613 году на Земском соборе в Москве царем был избран Михаил Федорович Романов - представитель новой династии, правившей в России до 1917 года. Род Рюрика угас, и можно было уже не опасаться преследований и репрессий за пропаганду крамольных сочинений, опровергающих официальную (в прошлом) точку зрения.

Еще недавно за подобное вольнодумство можно было попасть на плаху или на дыбу и, в лучшем случае, лишиться языка (чтобы не болтал) и глаз (чтобы не читал). Ну, а как расправлялись с инакомыслием и вольнодумством во времена "независимой" Новгородской республики, с леденящими душу подробностями изложено в документальных повествованиях о походе Государя всея Руси Ивана Васильевича III на Великий Новгород летом 1471 года.

После Шелоньской битвы на пепелище Старой Руссы (не мистика ли - в городе, основанном праотцом Русом) самолично Великим князем Московским была учинена показательная расправа над приверженцами новгородской самостийности и сторонниками Марфы Посадницы, ратовавшей за присоединение Новгорода к Речи Посполитой. Для начала, у рядовых пленных отрезали носы, губы и уши и в таком виде отпустили по домам для наглядной демонстрации, что впредь ожидает любых смутьянов, не согласных с позицией верховной московской власти. Плененных же воевод вывели на старорусскую площадь, и, прежде чем отрубить им головы, у каждого предварительно вырезали язык и бросили на съедение голодным псам (дабы другим впредь неповадно было болтать, чего не следует).

Воистину "Сказание о Словене и Русе" должно стать одним из самых знаменитых произведений отечественной литературы - пока же оно знаменито только тем, что известно узкому кругу скептически настроенных специалистов и неизвестно широкому кругу читателей.

Восстановление попранной истины - неотложное требование нынешнего дня!