Оперативно-следственная бригада добралась в Кулички во втором часу дня. После осмотра места преступления прибывшие — пятеро человек — и присоединившийся к ним подвыпивший Наливайко заявились сначала к Соловью. Оттуда, прихватив с собой Барбацуцу, дембеля и еще нескольких Федькиных гостей, направились, было, в бригадную контору — ветхое, неотапливаемое помещение, расположенное неподалеку от дома убитых Ефрема Цуцика и его сына. Но по дороге оперов перехватил Семен Дыба.
— В бригадной хате, хлопцы, такая холодрыга, что пять минут не высидишь, — сказал он, поздоровавшись. — Идемте ко мне. Приглашаю!
— Нет, батя, — возразил ему молодой долговязый следователь прокураторы Парасочка, — нам в конторе будет сподручней показания снимать.
— Да ты сейчас уже синий от холода! — раздраженно заметил на эти слова тучный, как фермерский боров, начальник райотдела милиции Федоренко. И, обращаясь уже к Семену, спросил: — Слушай, а мы не шибко тебя стесним? Нам ведь нужно многих допросить, засидимся мы у тебя.
— Не стесните! — махнул рукой Дыба. — Мы живем вдвоем с жинкой, а хата у нас большая. Так что, милости просим!
— Тогда пошли! — Федоренко кивнул остальным, как бы приглашая их за собой, и зашагал рядом с бригадиром.
В просторной хате Семена, жарко натопленной и от того уютной, остро пахло свежим борщом и жареным луком. В прихожей неожиданных гостей встретила хозяйка — тетка Маня — женщина крупногабаритная, объемистая, но на удивление приветливая и радушная.
— Проходите, проходите, уважаемые товарищи! — закудахтала она, проворно отбирая у прибывших верхнюю одежду и складируя ее на топчане. — Идите в светелку, присаживайтесь за стол. Кто хочет помыть руки — рукомойник и полотенце на кухне.
Следователь прокуратуры Парасочка, а за ним районный патологоанатом, он же — судмедэксперт, Кицятник, переступив порог гостиной, изумленно открыли рты.
— О! — только и смог вымолвить следователь.
— Чего там? — поинтересовался Федоренко, входя и себе в гостиную.
— Да вот, Никитич, угощение, — промямлил Кицятник, облизывая синюшние губы профессионального дегустатора спирта. — Эка снедь!
Посреди комнаты стоял широкий стол, уставленный тарелками, мисками, блюдцами, графинами, стаканами и рюмками. Вся эта посуда была уже наполнена и заполнена. Красный, источающий аромат чрезмерной сытности борщ; томно вздыхающие паром вареники; призывно завалившиеся на бочок молодые курочки с золотистой корочкой; хрупкие, в пупырышках, будто зреющие юнцы, малосольные огурчики; обильно покрытые испариной бледные ломтики сала; белая, как полевой нетронутый снег, сметанка…
— Прошу! Прошу, уважаемые товарищи, отобедать! — тетка Маня, суетясь и робко улыбаясь, взяла под руку замешкавшегося у порога Федоренко и самолично препроводила во главу стола. — Садитесь! Как ни как, с дороги, проголодались, небось…
— Так, оно как-то вроде не совсем это… — неуверенно пролепетал начальник райотдела, грузно опуская на стул свои телеса.
— Успеете еще дела сделать! — ласково проворковала тетка Маня ему в ответ, учтиво рассаживая гостей. — Нужно сначала голод утолить, иначе какая работа, когда в животе урчит?
— Резонно говорите! — весело заметил патологоанатом, поглядывая то на хозяйку — с благодарностью, то на накрытый стол — с вожделением. — Вы, я вижу, прекрасная женщина, повезло вашему мужу, ох, повезло!
— Да уж! — весело поддакнул Семен, тоже подсаживаясь к столу.
Тетка Маня, непривыкшая к комплиментам таких важных людей, стыдливо опустила карие глаза.
— Ленчик! — Федоренко обратился к милиционеру средних лет со старшинскими погонами на мятом кителе. — Скажи свидетелям, пусть на улице подождут.
Тот кивнул и вышел со светелки.
— Подождите во дворе! — гаркнул он мужикам, молчаливо топтавшимся у порога. — Вас позовут.
Закрыв дверь, старшина вернулся в светелку и сел за стол. Важный, надутый, как старый индюк, Дыба уже с пафосом произносил первый тост.
Ждать вызова на допрос Барбацуце, дембелю, Вездеходову, Луке и Самопалову пришлось часа два. С приходом сумерек, мороз, более-менее щадящий засветло, раздурелся не на шутку и пробирал до костей. Если бы не тетка Маня, дважды тайком выскакивавшая на улицу с бутылкой первача и закуской, задержанным пришлось бы очень туго.
Наконец их позвали в хату. Там во всю витал табачный дым, со светелки неслись пьяные выкрики, смех, звон посуды. Скоро они несколько поутихли, и мужики решили, что теперь начнется допрос. Но вместо этого на пороге гостиной вдруг возник пошатывающийся патологоанатом со сверкающими глазами и что есть мочи затянул:
— А где-то уж кони проносятся к яру! Вы что загрустили, мой юный корнет?..
— Кларне-е-ет! — попытался подпевать показавшийся из светелки красный, как помидор, Семен.
Смеющийся Кицятник дружески обнял его за плечи и игриво погрозил пальцем:
— Молчи, Сеня, ты слов не знаешь! — И фальцетом продолжил: — А в комнатах наших сидят комиссары.. ик.. и девочек наших… ик… ведут в кабинет!..
Вокальным искусством патологоанатома прибывшим на допрос, наверное, довелось бы наслаждаться еще очень долго, но тут в прихожую вышел Федоренко. Упревший, сопящий, в распахнутом кителе, он затолкал обратно в светелку брыкающегося коллегу вместе с его краснорожим подпевалой, и, устало опустившись на топчан, хмуро спросил:
— Чего скажете, мужики?
— А говорить нечего, товарищ начальник, — ответил за всех Кукуйко. — Мы знаем то же, что и вы.
— Соображения какие-нибудь есть? Подозрения? — Федоренко тщательно вытер обильный пот со лба и щек рукавом кителя. Затем поднял припухшие глаза на задержанных.
Лука неопределенно пожал плечами.
— Не наши это! — неторопливо, как бы размышляя, молвил он. — Наши на такое не способны.
Остальные, потупившись, молча топтались у порога. Не отрывая от них взгляда, начальник райотдела поднялся и, не спеша, прошелся по комнате.
— Так! Интересно! — процедил он. Потом, скосив глаза на Луку, переспросил: — Не ваши, говоришь?
— Не, — замахал головой старик. — Не наши, точно!
— Но чужие-то в село попасть не могли! — почему-то полушепотом заметил Федоренко. — Верно, дедуля?
— Кажись, так! — согласился тот.
— Значит…
Лука пролепетал что-то маловразумительное и обессилено прислонился к косяку двери.
Начальник райотдела почти вплотную подошел к Барбацуце, с нарочитой пристальностью взглянул ему в глаза:
— Вас трое было в виновозе? — спросил, щурясь.
— Трое, — подтвердил Степка.
— Один, который повредил руку и теперь отлеживается, отпадает, — продолжил Федоренко. — Под подозрением только ты и второй… Где он?
— Я здесь, — тихо подал голос дембель из-за Степановой спины.
— Кто таков? — переключился на него начальник. — Как звать? Откуда?
— Я… из… — испуганно замямлил солдатик.
Федоренко, набычившись, смотрел на него недобрыми глазами.
— Документы! Оба! Живо! — заорал он, наливаясь румянцем.
Барбацуца порылся в кармане куртки, достал водительское удостоверение и молча протянул милиционеру. Тот выхватил его, мельком взглянул и резко ткнул пальцем в грудь дембелю: — Твои!
— У меня с собой нет, — испуганно проговорил тот и попытался сделать шаг назад, но наткнулся на дверь.
— Как так — нет?! — взревел Федоренко. — Почему нет?
— Это парень из Кукумаковки! Недавно дембельнулся, — вмешался, было, Барбацуца. Но старый Кукуйко дернул его за рукав и он умолк.
— Мне плевать, что он дембельнутый из Кукумаковки! — грозно зарычал милиционер. — Мне документики нужны!
Бледный, как полотно, солдатик низко опустил голову, поник, съежился, будто ожидал удара в лицо.
Начальник райотдела смерил его недобрым взглядом и, повернувшись в сторону светелки, отрывисто бросил через плечо:
— Ленчик! Давай наручники! — затем, раскачиваясь с пяток на носки, официальным тоном обратился к дембелю: — Как главного подозреваемого я вынужден вас задержать!
Из гостиной бодро вышел подтянутый старшина. Отцепил наручники с пояса и, поигрывая ими, вопросительно посмотрел на начальника. Тот неотрывно следил за дембелем.
— Итак, как ваша фамилия, задержанный?
— Ры.. Ры.. баков… — запинаясь, промямлил солдатик и затравленно блеснул зенками.
Старшина вдруг резко подался вперед. Но сделал лишь пару шагов, потом, будто споткнувшись, качнулся и застыл.
— Рыбаков? — переспросил он сухим, приглушенным голосом. — Рыбаков? А может, Рычагов?! Солдат, сбежавший позавчера с боевым оружием из воинской части в Мурдянске?! Дезертир, которого ищет пол Украины!
Со светелки выглянул слегка хмельной Парасочка:
— Что тут происходит? — поинтересовался он вяло.
Но на него никто не обратил внимания.
— Шеф, это он! Это точно Рычагов! Его фото показывали по телевизору! — закричал старшина и бросился вперед.
Дембель со всей силы толкнул навстречу милиционеру Степана и, крутнувшись на пятках, пулей вылетел в сени.
— За ним! — заорал Федоренко.
Но никто не кинулся за убегающим — разутым по снегу не побежишь.
Только через минуту, натянув на ноги сапоги, несколько оперативников выскочили на улицу.
— Куда он мог побежать? — начальник райотдела крутился у калитки, как юла, напрасно всматриваясь в густые сумерки.
— Найдем, товарищ майор! — заверил капитан милиции Гнедой, пьяно размахивая пистолетом. — Далеко не убежит. Главное, куда он спрятал автомат?
— Ленчик! — Федоренко подскочил к старшине, торчащему с разинутым ртом у калитки. — Где Наливайко?
— Спит! — доложил тот, запахивая тулуп.
— Твою мать! — злобно выругался начальник райотдела. — Тогда действуем так! Звони в Мурдянск, скажи: дезертир обнаружен! Понял? А мы поищем его.
С хаты, заливаясь хохотом и громко переговариваясь, вышли Кицятник и Дыба. Посреди двора остановились, начали обнимать друг друга и страстно лобызать.
— Хозяин! — окликнул Федоренко.
Семен отпустил патологоанатома и сделал несколько неуверенных шагов в сторону начальника райотдела.
Тот смерил его гневным взглядом, сплюнул в снег.
— У кого ночевал солдат? — спросил, почти вплотную приблизившись к бригадиру.
— Ась?! К-какой солдат?
— Ну, этот, с виновоза!
Дыба вздохнул и обессилено уронил голову на грудь.
— Соображай, соображай быстрее! — раздраженно прикрикнул Федоренко.
— К-кажись, у Тоньки Б-бездольной, — выдохнул Семен и, пытаясь устоять на ногах, ухватился рукой за плечо начальника.
— Где она живет?
— Кто?
Тонька, Тонька! — теряя терпение, зарычал Федоренко.
Семен неопределенно пожал плечами.
— Где живет?.. Да рядом тута.
— Где именно? Укажи!
— Через три… четыре дома. Он там! — повел рукой Дыба в сторону заброшенной соседней хаты, почти засыпанной снегом.
— Гнедой! Пошли! — начальник райотдела оглянулся на Парасочку. — Ты с нами?
— Конечно! — отозвался тот.
Троица быстрым шагом, почти бегом, двинулась вдоль улицы.
А во дворе Семена, раздирая вечернюю мглу и будоража собак из близлежащих дворов, разнесся надтреснутый голос Кицятника:
— Раздайте патроны, поручик Голицин! Корнет Оболенский, налейте вина!!!
Тем временем дембель влетел в прихожую Тонькиной хаты, оттолкнул плечом тетку Груню и рванул в спаленку. Там, упав на колени, вытянул из-под кровати сверток, подхватился и тут же бросился обратно к двери. Как вихрь, пронесся мимо оторопевшей женщины, на ходу разрывая веревки со своей ноши. Во дворе, наконец, освободил оружие из плена тряпок, разбросал их в стороны и, подобрав со снега упавшие автоматные рожки, стремглав побежал к калитке. Но на полпути резко остановился, постоял несколько мгновений, как бы размышляя, и повернул в сад.