Вечером я заехал к Виве.

— Завтра среда, — сразу же напомнила она. — В конце дня — ко мне! И до воскресенья из квартиры я тебя не выпущу. Будешь поститься, читать молитвы и вспоминать все свои грехи, чтобы потом рассказать их священнику.

— Как так?! — изумился я. — Трое суток ты станешь держать меня в четырех стенах?

— Ничего с тобой не случится, — улыбнулась девушка. — Ну, а если уж так припечет, сходим прогуляться.

— Можно пойти в кино, — предложил я, вспоминая, когда в последний раз мне доводилось захаживать в кинотеатр — лет десять назад или больше?

Вива отрицательно замотала головой:

— Какое кино, ты что? Нельзя! Никаких развлечений! Когда человек готовится к причастию, он не должен увеселять свою душу — ни играми, ни просмотром юмористических передач и фильмов, ни песнями да плясками. Подготовка к причастию — дело исключительно серьезное!

Обреченно вздохнув, я сбросил с плеч куртку и понес в кухню кульки и пакеты с провизией, купленной по дороге в супермаркете. Вива принялась их распаковывать.

— Сегодня и завтра ты можешь еще кушать в свое удовольствие, а вот, начиная с четверга и до конца воскресенья, в твоем меню будет исключительно постная еда, — «обрадовала» меня девушка, рассовывая продукты по шкафам и полкам холодильника. — Но голодные обмороки тебе не грозят, я умею готовить сытные и вкусные блюда из овощей и различных круп.

— А если мне захочется сладкого? — шутя, поинтересовался я.

— Пожалуйста! Я приготовлю рисовую кашу с медом или блинчики с повидлом. Устроит? — ответила Вива серьезно. — И потом кто тебе мешает скушать пару апельсинов или яблок?

Разобрав мои покупки, девушка накрыла на стол. Как я ни отнекивался, пришлось садиться ужинать. Хорошо еще, что ужин оказался легким.

Затем мы перешли в гостиную.

— Кстати, как там поживает Инга? — вдруг спросила Вива, бросив на меня быстрый взгляд.

— Да нормально, — пожал я плечами, присаживаясь на диван. Мне совсем не хотелось говорить об этой женщине и тем более о том, что довелось пережить по ее воле.

— А чем вы занимаетесь, когда ты к ней приезжаешь?

Этот вопрос меня насторожил — может, Вива что-то знает о страшной аварии, случившейся сегодня перед обедом, о снадобье, приготовленном Ингой? Или о наших, пусть не сексуальных, но вполне интимных, отношениях? Однако в глазах девушки я не прочитал ничего такого, чтобы свидетельствовало об ее осведомленности.

— Болтаем! — коротко ответил я и вскочил с дивана — решил улизнуть в прихожую за курткой, чтобы накинуть ее на плечи и выйти на балкон покурить. Но Вива остановила меня, ухватив за руку:

— Ты уверен, что Инга хороший человек? Ведь она не чурается магии…

Я никак не ожидал такого вопроса, и растерялся. Потому что и сам не знал на него ответа.

— Да, да, думаю, хороший, — неуверенно пожал я плечами. — Во всяком случае, мне она зла не желает, это точно…

Девушка поднялась, обняла меня и крепко прижалась к груди, будто ища покровительства и защиты.

— Ваня, очень тебя прошу: не измени мне! — тельце Вивы немного дрожало. — Я пошла на страшный грех, став твоей любовницей. Я сделала это только потому, что люблю тебя и очень хочу остановить череду твоих губительных романов. И дело не только в том, что беспорядочные половые связи — это само по себе плохо. Гораздо большее зло — бередить души несчастных женщин, давать им надежду, а потом безжалостно бросать, воспользовавшись любым подходящим поводом. С какими дамами ты чаще всего имел дело? С брошенными, разуверившимися, разочаровавшимися, убогими, не достигшими в жизни практически ничего! С такими легче договориться, таких легче совратить сладостными речами, щедрыми подарками, материальными подношениями… Но как дорого этим существам, обласканным «добряком» Иваном, обошлись его щедрость и «бескорыстная» помощь! Сколько же невинных душ ты втоптал в грязь, сколько боли и страданий причинил им!

— Господи! — выдохнул я, пораженный этими обличительными речами. И, зачем-то понизив голос до шепота, признался: — Все это мне и в голову не приходило…

— Понимаю, ты действовал неосознанно, — тяжело вздохнула Вива. — Но зло, сотворенное по неосторожности, по легкомыслию, по глупости или из-за ветрености, меньшим от этого не становится.

Я нежно поцеловал девушку в висок и, мягко освободившись из ее объятий, пошлепал в прихожую за курткой.

Когда после перекура на балконе вернулся в гостиную, мой страстный обличитель сидел на диване и о чем-то размышлял. Я опустился рядом с ним и обнял за плечи.

— У тебя такой вид… Уж не жалеешь ты часом, что связалась со мной?

Вива склонила голову мне на плечо и тихо произнесла:

— Внезапный порыв страсти затмевает разум человека, и тогда он способен преодолеть любые табу… Будь осторожен с Ингой, ладно?

Я встрепенулся:

— Тогда запрети мне встречаться с ней, если думаешь…

— Нет! — оборвала меня девушка на полуслове. — Разве ты мой раб, чтобы я могла тебе что-то запрещать? Ради Бога, поступай, как считаешь нужным! Общайся с Ингой, коль она близкая подруга дорогого для тебя человека. Но только… не снимай крестик, он — мое сердце, которое всегда должно находиться рядом с твоим и защищать его от всякой напасти, беречь от злого глаза и лукавого помысла…

Я взял руку Вивы, поднес к губам и нежно поцеловал ее тонкие пальчики.

На душе у меня отчего-то было неспокойно, тревожно. Уж не предчувствие ли это грядущей беды? Но нет, откуда ей взяться? От Инги? Бред! Она ведь очень трепетно ко мне относится и никакого вреда не причинит, наоборот, как и Вива, сделает все, чтобы я находился в безопасности. Конечно, ей хочется, чтобы мы стали любовниками. Но ведь это легко понять: дама в расцвете сил и красоты, а прозябает в одиночестве. Разве можно осуждать женщину за то, что она жаждет внимания и нежности, любви и ласки? Кто знает, может, за яркой внешностью, показной самоуверенностью и нарочитой безмятежностью скрывается израненная тоской душа, разуверившаяся в обретении личного счастья?

После обеда мне позвонила Инга и неожиданно пригласила на ужин в кафе.

Я приехал на площадь Профсоюзов, припарковал машину возле магазина и, купив пачку сигарет, отправился за своей дамой. Однако подниматься в квартиру не понадобилось — Инга ждала меня возле подъезда.

— Привет! — я коснулся губами ее щеки. — Сегодня у тебя какой-то праздник?

В ответ на поцелуй она нежно погладила мою руку и торжественно произнесла:

— У меня каждый день праздник! С тех пор, как встретила тебя.

— А если серьезно?

Ее лицо осветила широкая улыбка:

— В этот день, много лет назад, от меня ушел муж.

— Так ты вместо того, чтобы сидеть и рыдать из-за этой безвозвратной потери, поломавшей всю твою жизнь, вздумала шататься по кабакам? — пошутил я.

— Да рыдать-то, собственно, не зачем! — развела руками Инга. — Супруг у меня был далеко не подарок.

— Ну, ладно, решила праздновать, так празднуй! — засмеялся я. — Веди!

Мы зашли в ближайшее кафе, расположенное неподалеку от площади Профсоюзов.

В небольшом, уютном зале тихо звучала музыка. Людей в эту пору было немного: парень и девушка, три пожилые женщины, которые, видимо, отмечали какое-то событие, и двое хорошо подвыпивших молодых мужчин.

Я посадил Ингу за свободный столик, а сам подошел к стойке бара.

— Заказ делать вам или подойдет официант? — поинтересовался я у голубоглазой девушки, усердно протиравшей фужеры бумажной салфеткой.

— Можно мне, но лучше официанту! — учтиво ответила она.

— Тогда подождем официанта! — я развернулся и пошел к своей даме, придирчиво разглядывающей свое отражение в маленьком круглом зеркальце.

Не успел опуститься на стул, как у столика возникла вертлявая девушка в белом переднике:

— Что будете заказывать?

Я вопросительно взглянул на Ингу.

— Принесите нам полбутылки хорошего коньяка, по стейку, овощному салату, еще можно картошку фри. И не забудьте два стакана крепкого черного чая и персиковый сок.

— Все? — официантка не могла устоять на месте — все время подергивала тазом, переминалась с ноги на ногу, то опускала, то поднимала плечи. — Ожидайте!

— Ванечка, может, ты хочешь еще что-нибудь? — поинтересовалась Инга, с ироничной улыбкой поглядывая на удалявшуюся девушку.

— Больше ничего! — ответил я и потянулся в карман за сигаретами, но тот час опустил руки — вспомнил, что теперь курить можно не везде.

Долго ждать своего заказа нам не пришлось. Мы перебросились лишь парой фраз, когда попрыгунья в переднике принесла коньяк, фужеры и два стакана, наполненных грязно-желтой жидкостью. Поставила все это на стол и, лихо вильнув задом, понеслась к стойке бара. Через минуту возвратилась со стейками и всем остальным.

— Чай принесу позже! — уведомила она звонким, почти детским голоском и стремительно умчалась восвояси.

— Во, какой сервис! — засмеялся я. — Это раньше бедным посетителям приходилось часами дожидаться официанта, а теперь заказы выполняются в мгновенье ока.

— Да уж, бойкая девица, прямо, как ураган! — неодобрительно бросила Инга и призывно взглянула на меня: — Наливай!

— За что пьем? — поинтересовался я, наполнив коньяком бокалы. — За твое безмятежное одиночество?

— Нет, — вздохнула она. — За мой отъезд!

— Как? Ты уезжаешь?! — я изумленно уставился на нее — что за неудачная шутка? Или не шутка?

— Мне нужно съездить в Мелитополь, на несколько дней, — успокоила Инга, прикрыв своей ухоженной ручкой мою, пропахшую табаком и бензином. — Похожу там по магазинам, торгующим косметикой, представлю свой товар. Может, кто-то заинтересуется и заключит с моей фирмой контракт.

— Так давай я тебя отвезу в Мелитополь, — предложил я. — Ты ведь едешь не с пустыми руками…

— Не нужно! — замотала головой она. — Я уже купила на завтра билет на автобус до Мелитополя.

Мы выпили и приступили к еде.

— Эй, барменша, прибавь звука! — один из мужчин — огромный рыжий детина — приподнялся из-за стола. — А то что-то невесело!

Девушка повиновалась — музыка зазвучала чуть громче.

— Вруби на всю катушку! — крикнул рыжий.

Барменша прибавила звук еще.

— Вы что делаете?! — возмутилась одна из трех женщин, сидящих за столиком у самого выхода из кафе. — Мы сюда поговорить пришли, а теперь не слышим друг друга. Не время еще танцевать!

Уровень звука уменьшился.

Рыжий брезгливо поморщился, покосился в сторону женщин, но не сказал ничего. Вместо этого махнул рукой, сплюнул на пол и завалился на место.

Мы спокойно продолжали ужинать.

Однако вскоре к нашему столику танцующей походкой приблизился второй мужчина — невысокий крепыш в черной спортивной куртке.

— Слышь, дамочка! — обратился он к Инге. — Идем что ли, потанцуем?

Она отложила вилку и нож на край тарелки, промокнула губы салфеткой и спокойно произнесла:

— Я не танцую!

— Ты че? Кончай ломаться! — крепыш и не думал отходить от нашего столика. Стоял, пошатываясь, и чавкал слюнявыми губами — что-то жевал.

— Оставьте нас в покое! — повысила голос Инга. — Я же сказала: не танцую! Понятно?

— Вот сучка! — крепыш повернулся к своему собутыльнику. Тот сосредоточенно ковырялся вилкой в тарелке с каким-то салатом и не смотрел в нашу сторону. — Андрюха, слышь, эта халява не хочет танцевать!

Я вскочил со стула, но Инга ухватила меня за руку:

— Ванечка, плюнь ты на этого хама! Сядь!

— Он тебя оскорбил! — сквозь зубы процедил я, гадая, как вырубить крепыша — такого вряд ли удастся свалить ударом кулака в скулу. Разве что садануть по кадыку? — Его надо проучить!

Мужик повернулся ко мне.

— А ты че, козел, драться хочешь? — он смерил меня с ног до головы презрительным взглядом. — Да я тебя по стенке размажу! У меня разряд по дзюдо!

Судя по его комплекции, это было весьма похоже на правду. Значит, придется пускать в ход графин. Не хотелось бы — беды потом не оберешься. Затаскают по милициям, могут дело пришить, да и с работы, наверно, сразу уволят… Но стерпеть такое оскорбление я не мог. Мои руки непроизвольно сжались в кулаки, я напрягся. Инга цепко держала меня за рукав.

— Немедленно отойдите от чужого столика! — заорала барменша из-за своей стойки, выключив музыкальный центр. — Или я сейчас же вызываю наряд милиции!

— Сядьте, мужчина! — поддержала ее и одна из женщин. — Не приставайте к людям!

Крепыш обвел взглядом зал и, заложив руки в карманы куртки, сделал несколько шагов к своему столику. Потом остановился и, повернул ко мне свою небритую рожу: — Мы на улице с тобой потолкуем!

— Обязательно! — пообещал я и сел на место.

— Расплатитесь за свой заказ и уходите! — к мужчинам со всех ног неслась официантка. — Я вас больше не стану обслуживать. Вы пьяны!

— Чего? — вякнул рыжий, поднимая голову от тарелки.

Но крепыш положил ему руку на плечо и весело пробасил:

— Идем на улицу! Там развлечемся. — Он указал головой в мою сторону: — Устроим развлекуху этому козлу!

Через пару минут они ушли.

Закончив ужин, выпив чай и расплатившись с вертихвосткой в белом переднике, мы с Ингой тоже покинули это заведение.

Мужики отирались у входа.

— Ага! — обрадовался крепыш, увидев меня. — Ну что, отойдем за угол или тебе тут морду набить?

— Отойдем!

Пока шли, я прикидывал, как совладать с этим дзюдоистом. Он явно сильнее меня и значительно моложе. Надо бить ногой в пах. Главное — не промахнуться. Ну, а коль такое случится, тогда выход один — сильный тычок пальцами в глаза, рукой ухватить за волосы, рывком наклонить голову и ударить коленом в лицо. А рыжего опасаться нечего, он настолько пьян, что достаточно хорошенько толкнуть его в грудь, и он распластается на асфальте.

— Стоп! Хорош! — рявкнул крепыш. — Здесь и разберемся!

— Дальше, дальше надо отойти, — бесстрастно произнесла Инга. Я быстро взглянул на нее — на лице никакого страха, наоборот — оно излучает умиротворение и покой.

Мы сошли с тротуара и остановились между деревьями.

— Тебя только прибить или искалечить? — недобро осклабился крепыш и выплюнул окурок мне под ноги.

Я приготовился. Только он сделает шаг ко мне, нужно нанести точный удар ногой. Но дзюдоист медлил.

Вдруг он сделал резкий выпад и бросился ко мне. В то же мгновение Инга вскинула руку, и крепыш отпрянул, будто его отшвырнуло мощным потоком воздуха.

Рыжий, обойдя приятеля, занес кулак и пошел на меня. Но, сделав пару шагов, рухнул, будто споткнулся о невидимую кочку, и со всего маху налетел лицом на корявый ствол старого абрикосового дерева. Взвыл от боли, с трудом встал на четвереньки, но тут же завалился на бок и отключился.

А крепыш стоял в паре метров, чуть согнувшись. Он силился что-то сказать, его губы шевелились, глаза — безумные, дикие, налитые кровью — вылезали из орбит.

— Что с ним? — спросил я у Инги.

Но она не успела ответить. Крепыша вдруг закачало, его лицо сделалось багрово-красным, из перекошенного рта и широких ноздрей забулькали кровавые пузыри. Через мгновение парень упал, растянулся на земле, несколько раз дрыгнул ногой и затих.

— Он что, умер? — испугался я.

— Живой! — успокоила меня Инга. — Скоро оклемается. Но полечиться ему придется изрядно…

— А с этим что? — я указал ногой на рыжего.

— Сотрясение мозга! — в ее голосе явственно слышались нотки озорства.

— Ну, ты даешь! — дрожащими руками я достал из кармана куртки сигареты и закурил.

Она лишь хмыкнула и потащила меня на тротуар.

Когда мы вернулись домой, Инга тотчас же сбросила верхнюю одежду, заскочила в ванную и, смешно фыркая, долго умывалась. Вышла уже без привычного макияжа, и я поразился тем, насколько изменилось ее лицо. Оно казалось гораздо свежее, моложе, его черты были значительно мягче.

— А ты без «штукатурки» еще красивее! — восхищенно заметил я, любуясь ее чистыми, слегка розовыми щечками и высоким лбом без единой морщинки.

— Может быть, — согласилась Инга. — Но макияж все-таки нужен, он делает меня загадочной и даже слегка роковой. Да и глаза кажутся больше….

— Не знаю, не знаю, — задумчиво произнес я и с удовольствие провел ладонью по ее скуле и щеке… — Лично мне ты больше нравишься вот такая, как сейчас.

— Слушай, а может, ты начинаешь в меня влюбляться? — смеясь, предположила Инга. — И поэтому так расхваливаешь?

— Рад бы влюбиться, да нельзя! — развел я руками. — Хотя, постой, почему нельзя? Бывает же платоническая любовь. А она, надо полагать, не считается изменой.

От ее откровенно насмешливого взгляда мне стало немного неловко.

Я засиделся у нее допоздна. О чем мы только не говорили — о Зое, об Алексее и Насте, даже о моей семейной жизни. Рассказывали друг другу забавные истории, которые когда-то с нами приключились. Инга, например, поведала мне о том, как в далекой юности поступала в институт театрального искусства:

— На вступительном конкурсе меня «завалила» отборочная комиссия, заявив, что мои артистические данные довольно заурядны. Тогда я, чтобы доказать им обратное, быстро побежала домой, принарядилась, как зрелая дама, напялила на голову парик, загримировала лицо и пришла в институт. И сразу — к членам приемной комиссии. Так, мол, и так, я мать несостоявшейся студентки Инги, которую вы не приняли. И стала им доказывать, какая у меня талантливая дочь, как она умеет входить в образ, преображаться. Комиссия выслушала меня без особого энтузиазма. «Идите, мамаша, — сказали мне, — и скажите своей дочурке, пусть готовится поступать к нам на следующий год. Может, тогда ей и удастся убедить нас в своей талантливости». Ну, я возмутилась, подняла крик, закатила страшную истерику. Напоследок упала в обморок. Меня пытались привести в чувства, но безрезультатно. Тогда в институт вызвали «скорую помощь». Врачи послушали мое сердце, посчитали пульс, измерили давление, сделали два укола. И послали санитара за носилками, чтобы перенести меня в машину для последующей транспортировки в больницу. Тут я встала, как ни в чем ни бывало, сняла парик, отерла лицо мокрой тряпочкой, которая у меня на этот случай была припрятана в сумочке. И спрашиваю: «Ну, что скажете, господа хорошие, все-таки есть у меня артистический талант или нет?» Шокированные члены комиссии призадумались. Долго галдели, спорили. Наконец, председатель объявил: «Вы действительно прирожденная артистка, коль смогли нас так одурачить. Вы зачислены в институт!» Но во мне уже все перегорело. «Нет, — говорю, — учиться я к вам не пойду. Чему же вы можете меня научить, если даже не умеете сразу отличить бездарь от талантливого человека?». И, громко хлопнув дверью, ушла. В тот же год мне чудом удалось поступить в медицинский вуз…

Инга потом вспомнила и некоторые другие подобные случаи из своего прошлого. Она была превосходным рассказчиком, и мы долго смеялись над каждой историей.

А еще меня поразили ее глубокие познания в литературе, географии, истории и музыке. Я даже подумать не мог, насколько эта загадочная и красивая женщина эрудированна, начитанна. Я был потрясен, когда узнал, что она в совершенстве владеет пятью иностранными языками…

Вечер мы провели просто замечательно, и в эти часы нам вдвоем было особенно хорошо…