Собака, которую я назвал про себя Дарой, так и осталась возле нашего дома. Она не водила дружбу с другими бездомными псами, держалась особняком и все время крутилась у подъезда. Когда я появлялся, сразу бежала ко мне, лизалась, всячески подчеркивала свой пиетет. И, думаю, не только потому, что получала из моих рук еду. То ли я чем-то понравился этой зверушке, и она выбрала меня в свои хозяева, то ли… ее прислала Инга. Да, такие мысли появлялись в моей голове, ведь эта Дара уж очень опекала меня. Когда я возился во дворе со своей машиной, она зорко следила, чтобы никто не приближался, и набрасывалась на любого, если тот, по ее, собачьему, мнению мог представлять для меня потенциальную угрозу. Кстати, Алик теперь обходил наш двор десятой дорогой и уже не лез со своим вечным нытьем о плохом самочувствии и бесконечными просьбами о «спонсорской» помощи.
Между тем, уже начался декабрь, принесший с собой похолодание, и мне было жалко оставлять Дару на улице. Но брать ее к себе в квартиру не хотелось. Да и жена вряд ли приветствовала бы такое мое решение. Поэтому, поразмыслив, я погрузил собаку в автомобиль и хотел отвезти ее к теще в село под Бердянском — почти за сто пятьдесят километров от Запорожья. Но не смог этого сделать. К моему большому удивлению, «Хонда» попросту не завелась. Что я только ни делал — без толку. Стартер работал, бензонасос качал, свечи высекали искру, грешить на засоренный инжектор тоже было нельзя — я его недавно почистил. Пришедший на помощь сосед-автомобилист, разбирающийся в иномарках не хуже самого квалифицированного автомеханика, тоже не смог найти причину, из-за которой двигатель не хотел работать. Потеряв целый часё он лишь беспомощно развел руками и посоветовал вызвать эвакуатор, чтобы отправить мою раскапризничавшуюся «Хонду» в автосервис.
И лишь тогда, когда я открыл дверцу и выпустил Дару на улицу, мотор опять заработал, как часы…
Об Инге я вспоминал по десять раз на дню. Мне ее, конечно, не хватало. Не знаю, что именно влекло меня к ней — ее красота, сексуальное обаяние или необычные способности… Скорее, все это вместе взятое — плюс приязненность этой загадочной дамы, желание понравиться, добиться взаимности… Однако я понимал и то, что наш разрыв был неминуем, ведь Инга не хотела довольствоваться одним лишь общением со мной, она желала большего. А я не мог ей этого дать, потому что люблю Виву и не должен изменять ей. Тем более, она так боится моей неверности. А обмануть эту наивную, доверчивую, почти святую девушку, у которой я оказался первым мужчиной, было бы с моей стороны непростительной подлостью.
Но мысли об Инге не выходили из моей головы, хоть я, видит Бог, изо всех сил и старался забыть о ней…
Каким-то чудом Вива практически за два дня окончила все свои картины и задумала новую. В спальне прямо на полу лежали три полотна в подрамниках и сохли.
— Как же ты умудрилась так быстро управиться? — удивился я.
— Но ведь довести до ума нужно было всего-то две работы, — пожала плечами она. — Разве это такой уж большой труд? Раньше, случалось, я за день могла полностью написать чей-нибудь портрет или жанровое полотно.
— А что теперь в твоих планах? — поинтересовался я.
— Хочу изобразить Гаванскую бухту в предзакатный час, — мечтательно закатила глаза девушка. — Это такая красота, ты даже не представляешь!
Я улыбнулся, глядя на ее одухотворенное лицо.
— Надо посмотреть в Интернете фотографии этой бухты…
— Да, она неплохо смотрится и сейчас, — качнула головой Вива. — Но если бы ты знал, какие грандиозные перемены произойдут с ней лет через семьдесят-восемьдесят!
— Какие же? — живо осведомился я. Мне действительно это было интересно.
— Куба станет одним из самых престижных мест отдыха, — стала рассказывать она. — В Гаване и других местах построят прекрасные отели, бары, лечебницы, игровые заведения, развлекательные центры… А еще Куба прославится величайшими достижениями в медицине. Именно здесь предпочтут поправлять здоровье самые влиятельные и известные личности. Но и обычным людям будет доступно лечение на Кубе. Об этом позаботиться правительство во главе с президентом… — Вива на секунду замешкалась. — Полного имени не вижу, только первую букву — Х. Он будет нестарым, образованным и жизнерадостным человеком. Кто-то из его родственников получит Нобелевскую премию, кажется, по литературе… А жена президента будет иметь отношение к шоу-бизнесу. У меня перед глазами черноволосая, большеглазая, с мягкой улыбкой дама, стоящая в алом платье перед большой аудиторией…
— Ты и это видишь? — изумился я.
— Вижу, — подтвердила девушка. — А еще вижу, что Куба в то время станет главным экспортером чего-то такого…
— Сигар, рома, сахара? — подсказал я.
— Нет, — покачала головой Вива. — Чего-то связанного с производством товаров народного потребления. Вот только чего конкретно, сказать не могу… Лишь приблизительно… Возможно, какого-то вида одежды…
— На Кубе в то время не изменят своего отношения к России, Украине, будут также дружны с нами? — задал я вопрос.
Девушка заулыбалась:
— Куба станет дружить со всеми.
— Даже с Америкой?
— Со всеми!
Наш разговор прервал звонок в дверь. Это была Наташа.
— Я на минуточку! — радостно прочирикала она, влетела в прихожую и начала горячо обнимать и целовать Виву. — Спасибо вам от всего сердца!
— Мальчик идет на поправку? — смеясь, спросила девушка, не ожидавшая такого бурного проявления чувств.
— Только что мне позвонили из больницы — никаких операций Сашеньке делать не будут! — сообщила соседка, буквально прыгая от радости, и переключилась на меня — быстро обняла за шею и чмокнула в щеку. — Он практически здоров, кожа обновляется прямо на глазах. Врачи потрясены! Прямо сейчас поеду и заберу его домой!
Через пять секунд Наташа умчалась, а мы стояли с Вивой в прихожей и с улыбкой смотрели друг на друга.
Сразу после обеда мне позвонил Алексей:
— Сможешь приехать?
— Прямо сейчас?
— Да, сейчас!
Я сказал Виве, что еще появлюсь у нее сегодня и отправился к лругу.
Он встретил меня на улице во дворе своего дома. Бледный, худой, взгляд какой-то тревожный, бегающий.
— Отвези меня на Правобережное кладбище, — попросил он, вяло пожав мне руку. — Хочу побывать на могиле Люси.
— Зачем? — спросил я, стараясь не выдать своего беспокойства. — Этот визит тебе сейчас ни к чему.
— Душа просит! — вздохнул Алексей.
— А нельзя ли отложить поездку, пока ты полностью не выздоровеешь? — попробовал я переубедить его.
— Повезешь или нет? — он взглянул на меня исподлобья почти враждебно.
— А Настя?
— Она не узнает. Ты же не скажешь?
— Но как мы найдем могилу Люси? — выложил я последний аргумент.
— Поехали! Я все разузнал у Андрея.
Пришлось усаживать Алексея в машину и ехать на Правобережное кладбище.
Могилу Люси мы отыскали не сразу.
Девушка была похоронена на самом краю кладбища, но далеко от того места, куда мы подъехали.
Холмик посеревшей земли с деревянным крестом, на нем — табличка с фамилией, датами рождения и смерти. Венки, раскуроченные ветром, с вылинявшими от дождя и ветра бумажными цветами.
— Здравствуй, Люся! — Алесей снял с головы свою вязаную шапочку, перекрестился. — Вот, я пришел навестить тебя и… ребенка нашего, которого ты носила…
Я отошел немного в сторонку, чтобы не мешать Алексею.
Он долго стоял у могилы и молчал. Потом медленно опустился на колени, сначала — на одно, потом — и на второе.
— Простите меня за все…
— Алешка, простудишься! — я подскочил, помог ему подняться. — Ты же встал прямо в лужу…
— Ничего со мной не случится, — тихо проговорил он.
— Поехали домой!
Алексей слабо качнул своей седой головой.
— Сейчас, подожди минутку…
Пошатываясь, мой бедный друг подошел к кресту, наклонился и поцеловал его.
— Простите меня! — воскликнул он с надрывом. Затем прикрыл впалые глаза желтыми веками и дрожащим голосом повторил: — Простите меня… Слышите? Простите!
Я не знал, как мне поступить. Оттаскивать друга от могилы в такой момент было вроде бы как-то не по-человечески. Но и не оттаскивать я не мог — Алексей еле держался на ногах, того и гляди свалится в грязь и начнет биться в истерике.
К счастью, едва я коснулся его руки, он повернул ко мне свое лицо, залитое слезами, и почти спокойно произнес:
— Спасибо тебе, Ваня, что привез меня сюда. Я сказал Люсе то, что хотел. Теперь можно ехать домой…
Когда мы подкатили ко двору Алексея, он, не сказав ни единого слова, пожал мне руку, вышел из машины и скрылся за калиткой. Даже на чай не пригласил. Но я не обиделся, я все прекрасно понимал…
Закурив, я развернул машину и поехал к Виве.
— Знаешь, мне опять придется смотаться в Петербург, — огорошила она меня новостью.
Я недовольно поморщился.
— Хочешь отвезти картины? Может, повременишь с отъездом? Ты же недавно была там.
— Я вынуждена ехать! — развела руками девушка. — Пока тебя не было, звонил Владимир Иванович, просил срочно приехать.
— Это тот антиквар? Что у него случилось?
— У него обнаружили рак! — сдавленно выкрикнула она. Ее голос и взгляд свидетельствовали о нешуточной тревоге. — Он чувствует себя очень плохо и хочет проститься.
— Да, неприятное известие, — вздохнул я. — Ты завтра поедешь?
— Нет, я отправлюсь в Петербург сегодня вечером! — девушка нервно теребила кармашек халата и смотрела на меня виновато. — Не обижайся, что оставляю тебя так неожиданно, ладно?
— А билет? Вряд ли тебе удастся его купить, — засомневался я.
Она беззаботно махнула рукой:
— Да куплю!
— Точно купишь?
— Ну, конечно! — уверенно произнесла Вива.
— Тогда готовься в дорогу! — я решительно направился в прихожую. — Только сначала нужно хорошо подкрепиться! Сейчас я сбегаю в магазин, куплю что-нибудь сытное, а то у тебя в холодильнике одна травушка-муравушка зелененькая.
— Нет, нет! — запротестовала девушка, последовав за мной. — Никуда не нужно ходить! У меня есть все необходимое — и крупы, и картошка, и грибы, и твердый сыр.
Я вернулся в гостиную.
— Тогда скажи, что тебе приготовить?
— Может, лучше этим займусь я? — грустно улыбнулась она.
— Тебе надо принять душ, упаковать вещи, — напомнил я. — А мне вполне по силам стушить картошки с грибами да сделать горячие бутерброды с сыром, маслом и зеленью.
— Ладно, принимайся за стряпню, — нехотя согласилась Вива, — а то я и вправду могу не успеть нормально приготовиться в дорогу.
Не теряя времени, она направилась в ванную.
Поздно вечером я посадил ее на поезд и поехал домой.
Настроение у меня было препаршивое. Ну, вот, теперь я остался один. Вива даже не сказала, когда возвратится в Запорожье — она и сама не знает, сколько дней ей придется побыть у этого старого антиквара. Правда, обещала не задерживаться без нужды, но, в любом случае, неделю, как минимум, даму своего сердца я не увижу…
Утром, отправив в Киев пару заметок и покормив Дару, я решил смотаться на рынок, чтобы купить домой кое-какие продукты. Но прежде заехал на ближайшую автозаправку. Только подкатил к свободной бензоколонке, как за моим автомобилем остановилась черная «Ауди». Мужчину, сидящего за баранкой, я сразу узнал: это был Владик — кавалер Инги. Он разговаривал с кем-то по телефону. Окно со стороны водителя было приоткрыто, и я краем уха услышал несколько фраз: «Хорошо, Танечка!.. Да, приготовь, что хочешь… Только не рыбу, ладно?.. Ну, любовь моя, не начинай!..»
С кем это он? Может, с сестрой, дочерью или сослуживицей? Но как-то не похоже. Коллеге обычно не говорят «любовь моя», а для разговора с дочерью или с сестрой тон не подходящий, уж слишком интимный… Неужели у Владика, кроме Инги, есть еще одна женщина? Вот это номер! Хотя, собственно говоря, чему удивляться, разве я сам не такой? Но Инга-то воспринимает отношения с Владиком всерьез, она возлагает на них определенные надежды. Вот будет для нее удар, когда узнает, что ее «одинокий» мужчина имеет любовницу, а то и супругу!
Отъехав от заправки, я остановился. Достал свой «мобильник» и стал проверять, пыталась ли со мной связаться Инга. Оказалось, что да. И последний раз — всего десять минут назад! Я исключил ее номер из разряда нежелательных. В конце концов, мы же с ней друзья, и нет ничего необычного в том, что иногда поговорим по телефону.
Доехать до базара я не успел — заиграл «мобильник». Мое сердце взволнованно затрепетало — неужели Инга?
Быстро перестроившись в правый ряд, меньше загруженный автотранспортом, чем левый, я гаркнул в трубку:
— Да, слушаю!
— Ванечка! Ванечка! Господи, ты ответил! Наконец, ответил! — заликовала она.
— Как дела? — мне хотелось, чтобы вопрос прозвучал как можно суше, но голос предательски дрогнул. — Что у тебя нового?
— Милый мой! Золотой мой! Только выслушай! — затараторила Инга. — Я соврала тебе. Никакого Владика у меня нет и не было! Тот мужик, который меня подвозил на площадь Профсоюзов, мне не знаком. Он просто остановился, увидев, что я пытаюсь «поймать» машину, и любезно доставил меня по указанному адресу. Все остальное я просто разыграла, чтобы подтолкнуть тебя к действию. А ты взял и сбежал!
От радости я чуть не заплакал. Но сумел собраться с духом и спросил более-менее ровным голосом:
— А откуда цветы?
— Да я сама же их купила! — выкрикнула Инга.
— Допустим! — проговорил я, еле сдерживая переполнявшие меня эмоции. — А откуда ты знаешь, что этого парня зовут Владиком?
— Да не знаю я, как его зовут! — не то смеясь, не то рыдая, воскликнула она. — Просто назвала первое пришедшее на ум имя.
— Ну, и дура же ты! — счастливо засмеялся я. — Впрочем, как все бабы.
— Приезжай! Приезжай, Ванечка! Сейчас же! — Инга не просила, она — умоляла.
Я тут же забыл, куда и зачем ехал, перестроился в крайний левый ряд и нажал на акселератор.
Инга встретила меня на пороге квартиры со смущенной улыбкой. Но едва я переступил его и закрыл за собой дверь, бросилась на шею с прытью голодной тигрицы.
— Ванечка! Ваня! Мой милый!
Выронив на пол пакет с провизией, только что купленной в магазине на площади Профсоюзов, я обхватил женщину за талию и крепко прижал к себе. Она стала горячечно тыкаться губами в мое лицо — в скулы, в нос, в подбородок. Потом нашла губы и просто впилась в них. Когда мы, наконец, отпустили друг друга, и я взглянул на Ингу, то увидел, что ее личико сплошь залито слезами. Прерывисто дыша, она стояла передо мной — красивая, взлохмаченная и восторженно-радостная. Ее черные, как угли, глаза излучали счастье.
— Ванечка, родной! Как я соскучилась по тебе! — женщина помогла мне сначала снять куртку, а потом, присев на корточки, стала стягивать с моих ног туфли.
— Тут вот торт, шампанское и кое-какие продукты, — я подобрал с пола пакет и вручил его ей. — Посмотри, там ничего не разбилось?
На кухне, выложив покупки на стол, она опять не выдержала — бросилась ко мне, обняла и подставила губы для поцелуя.
Мы быстро накрыли стол, Инга порезала торт, я — откупорил шампанское.
— Без тебя мне было так плохо! — проникновенно произнесла она. И, подняв свой фужер, провозгласила тост: — Выпьем за то, чтобы мы больше никогда не расставались!
— Чтобы не потеряли друг друга! — прибавил я.
Осушив свой фужер, Инга подхватилась со своего места и уселась мне на колени.
— Поцелуй меня, Ванечка! — попросила она. — Только крепко-крепко! Ладно, пусть мы не спим, но давай хоть целоваться по-человечески.
И опять наши губы сомкнулись.
Ее трепетное тело, полуобнаженная грудь, выскользнувшая из выреза халата, горячее дыхание, нежные руки, страстные объятия — все это опьянило меня, затуманило мозг. Не соображая, что делаю, я стянул с плеч Инги халат и жадно стал ласкать губами ее соски.
— Ванечка! — простонала она. — Ванечка!
А мои руки уже шарили по ее стройным ножкам, подбираясь все выше и выше.
Вдруг мою шею словно опалило огнем, в ямке под кадыком нестерпимо заныло, остужая мою голову, приглушая мою страсть, прогоняя хмель похоти.
— Ай! — вскрикнул я.
— Что такое, Ванечка! — испугалась Инга.
— Жжет, вот тут! — я показал пальцем на шею. — Не пойму что там случилось, будто кто-то горячий утюг приложил.
Она быстро расстегнула несколько пуговиц на моей рубашке, оттянула ворот, взглянула на грудь и вдруг отпрянула.
— Это крестик! — заорала с раздражением и отвращением. И тут же вскочила с моих колен. — Он сильно вдавился в твою шею, прямо отпечатался на ней…
Ощущения острой боли прошли, и я опять потянулся руками к талии Инги. Однако она отступила.
— Ванечка, извини меня! — в ее влажных глазах читалось смущение. — Ты так распалил меня, что я даже забыла о своем нынешнем положении…
— О каком положении? — не понял я.
— У меня сейчас критические дни! — ответила Инга, потупив взор. И, засмеявшись, прибавила: — Но они скоро пройдут…
Пока она готовила чай, я сбегал в ванную и тщательно осмотрел перед зеркалом шею и верх груди. Там отчетливо проступила краснота, а кое-где даже появились мелкие волдыри, как после ожога. Ого, да это не крестик мне дала Вива, а настоящий оберег от чар Инги!
В смятении, я вернулся на кухню, уселся на табурет у окна и закурил. Господи, несколько минут назад могло произойти то, чего никак не должно произойти. От измены меня спас крестик. Вот почему Вива так просила никогда не снимать его…
— Ванечка, ты себя хорошо чувствуешь? — Инга сидела напротив и с нежностью глядела на меня.
— Да, да, со мной все нормально! — заверил я, ласково улыбнувшись ей.
— Чай готов! Только прежде давай еще по фужерчику шампанского? — предложила она.
— Давай! — кивнул я и подхватил бутылку, чтобы налить хозяйке и себе. — Выпьем за взаимопонимание между нами! За теплоту в наших отношениях! За искренность!
— Хороший тост! — согласилась она и, одним духом выпив шампанское, потянулась своими алыми губами к моим. А когда я поцеловал ее, серьезно прибавила: — Я так хочу, чтобы ты всегда был рядом…
Прикончив шампанское и от души напившись чаю, мы перешли в гостиную, сели рядом и стали беседовать. Ингу очень интересовал вопрос, что новенького напророчила Вива.
— Ну, она так прямо почти ничего не предсказывает, — объяснил я. — Она пишет картины-предсказания. А еще, когда я рядом с ней, мне часто снятся вещие сны…
— Именно тогда? — переспросила Инга. И, услышав мое подтверждение, задумчиво заметила: — Вот ведь какая аура у нее сильная! У Вивы, без сомнения, большой дар…
— Но ты тоже не лыком шита! — засмеялся я. — Прекрасно видишь будущее.
— Вижу! — не без гордости согласилась Инга. — Но только, конечно, не все.
— А как это тебе удается?
Она пожала плечами:
— Не знаю! Этого нельзя объяснить. Просто спонтанно на ум приходят какие-то знания, а перед глазами проплывают образы, картины…
Я обнял ее за плечи.
— Расскажи, какие картины ты увидела, пока меня не было рядом?
Инга на минуту задумалась. Потом подняла глаза и тихо сказала:
— Ладно, только не смейся… Мне открылось будущее Австралии.
— Австралии? — немного удивился я. — А там что-то изменится?
— Конечно, изменится! — подтвердила Инга, энергично качнув головой.
— Ну, тогда рассказывай!
— Слушай! — она пододвинулась ближе, обеими руками обняла меня за шею, а голову склонила мне на плечо. — В не столь отделенном будущем население Австралии начнет резко возрастать. За счет переселенцев…
— Из каких стран? — уточнил я.
— Из нынешних Великобритании, Дании, Нидерландов, Франции, Соединенных Штатов и некоторых других.
— А что такого произойдет в этих государствах?
— Да много чего! — вздохнула Инга. — Природные катаклизмы, а в США — и техногенные, приведут к сокращению площади этих стран, ухудшению экологии, экономическим и социальным потрясениям. И часть людей начнет искать для себя пристанище в других уголках планеты и, прежде всего, в Австралии. Здесь построят немало крупных предприятий электронной промышленности, по производству различных транспортных средств, космической, медицинской техники, станков и оборудования. К тому времени Австралийский Союз давно выйдет из Содружества, станет республикой. Кстати, первым ее президентом изберут женщину, хотя вроде бы все шансы на победу будут у одного очень влиятельного мужчины, не местного. Ему потом предложат пост премьер-министра, но он откажется.
Инга умолкла, обняла меня крепче и поцеловала в шею.
— Это все? — разочарованно поинтересовался я. Мне хотелось услышать еще что-нибудь об этом континенте.
— Ну, можно добавить только вот что, — задумчиво произнесла она. — В экономическом и военном плане Австралия со временем войдет в тройку мощнейших государств. А если учесть, что ее сырьевые ресурсы в определенный момент окажутся самыми богатыми, то не трудно предположить, какую роль она станет играть в мире. Лишь некоторые страны и, прежде всего — Китай и Индия, будут обладать приблизительно таким же потенциалом.
Больше об Австралии Инга ничего не рассказала, как я ни выпытывал ее.
— Что знала — все выложила! — развела руками она.
Дальше наш разговор зашел об Алексее. Инга поинтересовалась его самочувствием и моральным состоянием. И когда я подробно поведал о том, как возил своего друга на могилу Люси и что он там делал, она грустно покачала головой:
— Это плохо, что Алексей так остро переживает смерть своей любовницы! Значит, подавить его волю на длительный срок, как я рассчитывала, мне не удалось. Недооценила я твоего товарища!
— Но со временем он успокоится? — с надеждой спросил я.
— Время — хороший лекарь, — туманно ответила Инга.
Вечером, когда я подкатил к подъезду своего дома, Дары там не было. И сколько не окликал ее — она не появилась. Интересно, куда пропала эта преданная собака?