Заканчивался октябрь. Мутные воды безучастно-усталого Днепра замедлили ход, и исчезла дивная музыка плеска волн. Небо потемнело, опустилось ниже, тучи — огромные чугунные болванки — приобрели четкие очертания и висели неподвижно, перестав быть подвластными потокам воздуха. Яркие краски города сильно поблекли, потускнели; серый и грязный, он стал неуютным, полумертвым и сумрачным.

Как же я не люблю позднюю осень — пору неспешной агонии живой природы, готовящейся к приходу владычицы холода, ночи и апатии! Мне больно смотреть на продрогшие от сырого ветра старые тополя и акации, безмолвно обливающиеся слезами редкого тумана и жадно ловящие растопыренными ветвями скудный свет остывшего солнца. Я ненавижу городские клумбы с высохшими цветами — эти заброшенные кладбища летней красоты и безмятежной радости.

Все, кончилась возвышенная жизнь души, началось выживание, наполненное сладкими грезами о грядущем майском цветении и надеждами на возрождение великого праздника природы и солнечной эйфории…

Мы стоим с Ириной на пустынном городском пляже — она почему-то именно здесь назначила мне свидание. У наших ног неслышно несет свои воды Днепр. Перед нами — окутанный белесой дымкой, каменистый, заросший облысевшими кустарниками и деревьями, остров Хортица — гордость Запорожья и его боль.

Ирина смотрит куда-то поверх моей головы и говорит, говорит. Я не узнаю ее — исхудала, потускнела, увяла, как выброшенный на снег цветок. И голос у нее другой, и руки, и глаза…

— Я приехала навестить родителей, мама ведь давно вернулась в Запорожье… И вот захотелось увидеть тебя, попросить за все прощения, — произносит Ирина и, наконец, переводит взгляд на меня. — Ты ведь здорово со мной намучился! Глупая я была, молодая…

Искренность, откровенность и доверчивость этой некогда закрытой, крайне ранимой, а теперь мятущейся, печальной и одинокой женщины, трогают мое сердце. Оно сжимается от жалости к ней и жгучего раскаяния за то, что когда-то я не оправдал ее молодых надежд, не сумел стать тем принцем, которого она придумала себе в сладких девичьих грезах. Правильно сказал Антуан Сент-Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Из-за своего легкомысленного отношения к жизни, к людям, из-за эгоизма, ветрености и бессердечия я просто позабыл об этом…

— Прости меня, Ира, — тихо говорю я, и голос мой предательски дрожит. — За то, что не дорожил твоей любовью, за то, что потоптался по твоей душе, поломал тебе жизнь, исковеркал судьбу!

— Ваня, ну что ты?! — на поредевших, не накрашенных ресницах Ирины вспыхивают слезы, а ее лицо искажает гримаса боли. Бывшая любовница хватает меня за руку и крепко сжимает ее. — Твоей вины в том, что я теперь бесплодна, нет. Ты ведь не посылал меня на искусственные роды, не наказывал делать аборт… Это были мои решения. Таким способом я хотела тебе досадить, причинить страдания… Ну, и поплатилась за это…

Я не могу согласиться с ее словами, отрицательно мотаю головой и почти кричу:

— У тебя не было бы оснований поступать подобным образом, если бы я тогда вел себя иначе — проявил чуткость и внимание, не поскупился на любовь и нежность!

Слезы тонкими ручейками текут по худым щекам Ирины и заливают ее искусанные губы — она беззвучно рыдает. И сердце подсказывает мне, что впавшая в жуткую депрессию женщина плачет сейчас вовсе не из жалости к себе, это слезы облегчения — я только что освободил ее от гнетущего чувства вины, взяв на себя всю ответственность за те ошибки, которые она совершила.

Гробовым холодом веет от почерневшего Днепра. Белое марево тумана, сгущаясь у берегов древней Хортицы, почти скрывает наготу ее святых камней.

Взявшись за руки, мы, озябшие и породнившиеся печалью, пешком отправляемся в центр города — туда, где живет Вива.

Эта встреча меня потрясла. Две незнакомые, совершенно разные женщины, не промолвив ни слова, лишь взглянув друг другу в глаза, прямо у порога слились в объятиях. Они плакали, что-то говорили, смеялись и снова плакали. Я стоял, переминаясь с ноги на ногу, и боялся произнести хоть слово, чтобы не нарушить это дивное, необъяснимое единение двух женских сердец. Лик Ирины, умытый слезами, на моих глазах просветлел, преобразился. Я увидел в нем черты той прежней девушки, заблудшей в дебрях неразделенной любви и сомнений, тревог и иллюзий, которая когда-то дарила мне и блаженство, и горе, которая оставила в моей душе глубочайший след. И не было уже во мне ни малейшей обиды на нее, не было никакого зла, досады и недовольства, их место заняли сострадание, жалость и желание помочь, идущие из самой глубины сердца…

Потом мы пили кофе в гостиной. Я курил сигарету, сидя с чашкой в руках у приоткрытой балконной двери. Вива с печальным видом слушала. А заплаканная Ирина рассказывала о своем горе.

— Джованни буквально носил меня на руках, — тихо струился ее голос. — Сдувал с меня пылинки, выполнял любое мое желание, любой каприз. И вскоре я полюбила его всей душой. Он познакомил меня со своими родителями и предложил выйти за него замуж. Сразу же продал свою небольшую квартирку и купил просторный дом, прекрасно обставил его. Как я была счастлива! Полтора года мы прожили, как в сказке. А потом… Джованни начал спрашивать, когда же я рожу ребенка? Я отшучивалась, говорила, что он сильно спешит, но сама уже начала волноваться. И чем дальше, тем больше. Ну, никак не получалось у меня забеременеть! Джованни не выдержал, занервничал, заявил, что мне нужно обратиться к специалисту. Я пошла по врачам, потом легла в клинику. Прошла полное обследование, и получила заключение: «детей иметь не может»… Я не хотела сдаваться, пробовала лечиться у других специалистов, обращалась к знатокам нетрадиционной медицины, меня поили травяными настоями, обкуривали целебными благовониями, надо мной читали заговоры. Все без толку! Джованни затосковал, утратил ко мне интерес, а вскоре заговорил о разводе. Полтора месяца назад мы перестали считаться мужем и женой…

Выслушав исповедь моей бывшей любовницы, Вива обняла ее за плечи и стала утешать.

— Все у тебя в жизни наладится, все образуется. Не переживай и не побивайся!

Ирина, скорбно сжав губы, смотрела в пол.

— Спасибо за участие, за слова поддержки, — грустно поблагодарила она. — Ты добрая душа. Вот я рассказала тебе все, и мне немного полегчало…

Вива схватила ее руки в свои и звонко произнесла:

— Ты обязательно родишь ребенка! — потом широко улыбнулась и прибавила: — Я прекрасно понимаю, что такое обнадежить отчаявшуюся женщину и не дать ей обещанного. Я никогда бы не говорила того, в чем не уверена. Поверь мне: у тебя будет малыш! И скоро!

— Но как же это возможно? — стушевалась Ирина. — Я ведь…

— Я приготовлю тебе лекарство от бесплодия и дам один совет, — перебила ее Вива скороговоркой. — Примешь мое снадобье, сделаешь то, что я говорю, и станешь матерью!

— Господи! Неужели ты говоришь серьезно? — в глазах Ирины вспыхнула искорка надежды. А ее губы, впервые за все время, тронула улыбка. — Когда ты приготовишь мне свое лекарство и что за совет дашь?

— Снадобье сделаю прямо сейчас! — заверила Вива. — А совет такой: только закончишь лечение, оно продлится две недели, сразу же иди к врачам. Пусть тебя обследуют, осмотрят. Уверяю: на этот раз о том, что ты бесплодна, никто уже и не заикнется. Найди своего Джованни и попробуй поговорить с ним. Скажи, что с тобой все в порядке, ты выздоровела. Он все еще любит тебя, я это чувствую, и поверит твоим словам. Ну, а дальше — дело техники, — немного смущенно засмеялась девушка. — Менее чем через год ты станешь матерью, а твой возлюбленный — отцом.

Девушка говорила уверенно и горячо, стараясь выветрить из души Ирины всякие сомнения. И было видно, что та уже не сомневается в словах Вивы и заранее радуется тому, что должно произойти. Мое сердце тоже восприняло эти обещания как правду. Но я-то знал, что очаровательная гостья из Подмосковья — непростой человек, человек с секретом, а вот почему так безоговорочно приняла на веру ее заверения Ирина? Женская интуиция? Или этому поспособствовало особое обаяние Вивы?

— А кто родится у Иры? — спросил я как бы невзначай. Мне хотелось узнать, знает ли она и об этом. — Надеюсь, сын?

— Нет, девочка! — бросила мимоходом Вива, занятая какими-то своими мыслями. Потом спохватилась и, улыбнувшись, прибавила: — Я так думаю…

Выпив еще по чашке кофе, мои дамы ушли на кухню готовить снадобье от бесплодия. Меня с собой не взяли, объяснив, что во время этого действа будет озвучено много нюансов лечения, не предназначенных для мужских ушей. Я не очень-то и рвался… Включив телевизор, прилег на диван и уставился на экран.

Через час мы с Вивой повели изрядно повеселевшую Ирину на остановку маршрутных такси. Сам я был сегодня без автомобиля, так как с утра на открытии выставки народного творчества выпил рюмку коньяку.

Спрятавшись от моросившего дождика под пластиковую крышу хлипкого строения, обозначавшего место остановки общественного транспорта, мы долго стояли и беседовали. Наконец, Ирина уехала, а я и Вива вернулись домой.

Девушка сразу же принялась готовить полдник, хоть я и уверял ее, что не голоден.

Вскоре, уплетая вареники с капустой и запивая их не то компотом, не то чаем с терпким привкусом и ароматом калины, мы говорили о моей бывшей любовнице.

Меня очень интересовал вопрос, откуда Виве известно, как и чем ее нужно лечить:

— Ты не сажала Ирину в гинекологическое кресло, не видела результатов ее анализов, как же ты определила причину бесплодия? На основании чего?

— Мне достаточно было взглянуть на нее, — просто пояснила девушка.

— А что за снадобье ты ей приготовила?

— Очень простое! — отмахнулась Вива. — Трава боровая матка, белая яснотка, листья черники, еще кое-что — все это у меня имеется в аптечке. Оно поможет Ирине.

Я рубанул рукой воздух:

— Выпьет все лекарство — и болезни нет?!

— Выпьет? — Вива посмотрела на меня с недоумением. — Нет, его не нужно пить. Оно предназначено для других целей…

— Ах, вот оно что, это спринцевания! — догадался я.

Девушка в знак согласия качнула головой.

— Скажи-ка, и многих людей тебе приходилось лечить за свою знахарскую практику? — допытывался я.

— Да нет, — засмеялась Вива. — Ирина — мой второй пациент. А первый — ты!

— И все? — округлил глаза я. И, не удержавшись, стал потешаться: — Какая богатая врачебная практика! Какой колоссальный опыт! Просто уму непостижимо!

Она обиженно сжала губки. Но в ту же минуту, поняв, что я шучу, протянула через стол руку и прикрыла ладонью мой стакан с напитком.

— Главное — результат! Ясно? А если нет, тогда кое-кто останется без компота!

— Мне все ясно! — тут же заверил я, изобразив на лице испуг.

— То-то же! — назидательно проговорила девушка.

Я решил задать последний вопрос:

— А откуда в твоей аптечке столько всяких трав?

— Я запасливая! — отрезала Вива.

Пока она мыла на кухне посуду, я позвонил жене и сообщил, что сейчас нахожусь в Мелитополе по служебным делам и, скорее всего, домой ночевать не явлюсь.

— Ты в Мелитополе? — немного встревожилась супруга. Она давно привыкла к моим частым командировкам, но о них я обычно сообщал заранее. — Ты вроде никуда не собирался…

— Мне утром позвонили из редакции и попросили срочно подготовить статью о перспективах строительства объездной дороги вокруг Мелитополя, — ровным голосом солгал я. — Но получилась неувязочка — человек, который мне нужен, сейчас в Киеве и появится только утром. Поэтому я решил остаться здесь и ждать его на месте.

— Переночевать хоть есть где? — заботливо осведомилась моя вторая половина.

— Не волнуйся! Меня тут устроили на ночь в заводское общежитие, — брякнул я первое, что пришло на ум.

— В общежитие? — переспросила жена. — А там безопасно?

— Конечно! — успокоил я. — Тем более что я тут с двумя запорожскими журналистами. Они тоже прибыли в Мелитополь по поводу объездной дороги. Кстати, с ними я и приехал сюда, а моя машина дома…

— Ну ладно! — вздохнула супруга. — Вы там хоть не напивайтесь! А то я знаю вашего брата…

— О чем ты, милая? — игриво-обиженным тоном прокукарекал я. — Не помню уж, когда в последний раз и выпивал-то как следует. Да и с кем тут пить? Коллеги, с которыми я приехал, не пьющие…

— Свинья болото найдет! — рассудительно заметила супруга и дала отбой.

А я облегченно вздохнул и пошлепал на кухню, чтобы сообщить Виве о своем желании остаться у нее на ночь.

Услышав об этом, девушка даже запрыгала от радости. Но потом ее мраморный лобик немного наморщился — она о чем-то задумалась.

— Что такое? — спросил я. — Может, мне лучше уехать?

— Нет, нет, нет! — горячо заверила Вива. — Мне очень хочется, чтобы ты остался.

— Правда? — я нежно поцеловал ее в лоб.

— Да, — опустила глаза она. — Вот только… Мы будем спать вместе?

Я сделал шаг назад, смерил ее взглядом с головы до ног и скорчил кислую мину:

— Ну, честно говоря, с такой худышкой мне как-то и ложиться не хочется…

Девушка шутливо погрозила мне пальцем:

— А вы, сударь, однако же клеветник!

Я привлек ее к себе, обнял.

— Ты чего-то боишься?

Она помедлила с ответом, потом со вздохом произнесла:

— Ты ведь женат…

— А ты не знала? — поддразнил я.

Вива высвободилась из моих объятий и, повернувшись ко мне спиной, начала протирать салфеткой вымытые тарелки. Через несколько секунд бросила из-за плеча:

— Мы оба сотворим большой грех, если…

Я развернул ее к себе и серьезно посмотрел в глаза:

— Ты считаешь нашу любовь грехом?

Немного смутившись, она промямлила:

— С твоей стороны это будет прелюбодеяние. А с моей — блуд…

Я плюхнулся на мягкий уголок и, не задумываясь, выдал аргумент:

— Мы с моей супругой не венчаны. Так что ни о каком прелюбодеянии речь не идет.

— Все равно ты не должен ей изменять! — заверила Вива. — Перед законом и перед людьми вы — в браке. Значит, и на небе его признали.

— А знаешь ли ты о том, что в некоторых восточных странах существуют гаремы, где, помимо жен, содержатся и наложницы, — криво ухмыльнулся я. — Там что, все мужчины погрязли в грехах прелюбодеяния и блуда?

— Они живут по другим законам, — возразила девушка.

— Так давай и мы поживем немного по их законам! — не сдавался я. — Жить по чужим законам — это грех?

— Не знаю, — призналась она.

— Так вот сначала узнай, а потом разглагольствуй о грехах! — назидательным тоном изрек я и довольно заулыбался.

Подбоченившись, Вива мягко заметила:

— Ты хитер, а речи твои лукавы!

Почувствовав, что победа близка, я продолжил атаку:

— Скажи, разве можно назвать преступлением против морали интимную близость с человеком, которого любишь?

Ее лицо озарила легкая улыбка.

— Ты коварен. Обычно влюбленные венчаются…

— А разве любовь не стоит венца? — спросил я торжественно и пристально взглянул ей в глаза.

— Как сладки твои речи! — нарочито вздохнув, потупилась девушка. Потом вскинула голову и прибавила: — И доводы убедительны, но не праведны, совсем не праведны.

Я подхватился с места и, подскочив к ней, прижал к груди.

— Скажи, — робко спросила Вива, — только в полный голос скажи, всем сердцем скажи: ты любишь меня по-настоящему?

— А ты этого еще не поняла? — я ласково погладил ее по щеке, потом провел рукой по волосам и поцеловал в шею.

— Нет, ты скажи! — настаивала она.

— Люблю! — страстно промолвил я. — Люблю и готов за тебя умереть!

Девушка обмякла, почти повисла на моих руках и из ее глаз вдруг закапали крупные слезинки.

— Я счастлива услышать от тебя эти слова!

В постели я с ужасом обнаружил, что являюсь первым мужчиной в жизни этой странноватой, нежной, наивной и такой душевно чистой девушки… Боже мой, почему же она не сказала, не предупредила? Хотя… что бы это изменило? Ничего!

Уснул я только на рассвете.

Сны посещают меня редко. Или, может, я просто их не помню. Но в этот раз то, что пригрезилось, не исчезло из моей головы, как и тот сон месячной давности, в котором я увидел Виву… Да и видение, в общем-то, было не совсем обычным, каким-то странным, непонятным. Началось оно радостно, а закончилось кошмаром.

Помню, я летал. Как в детстве. То парил высоко над землей, под самыми облаками, то опускался ниже. С высоты любовался бескрайними полями и степями, голубым морем и желтыми пляжами, горами и изумрудными низинами. Мне так легко дышалось! Так легко было на душе!

А потом пошли другие пейзажи. Какой-то залив, множество стоящих на якоре кораблей, каменистые грязно-серые холмы, бетонная площадка аэродрома на берегу с десятком военных самолетов. Все это сменилось небольшими квадратами ухоженных полей и пастбищ, ровными рядами низкорослых кустарников, мелкими поселениями и зелеными взгорьями. Затем, дальше и на значительном возвышении, я увидел город. Но, чуть приблизившись, с ужасом понял: это всего лишь то, что от него осталось, — руины и пепелища. Жуткое зрелище! Разрушенные и полуразрушенные здания, закопченные и оплавленные опоры моста, остатки древних стен, искореженные автобусы и машины, поваленные на землю обгорелые деревья, перепаханные газоны с островками выжженной травы… Все это было покрыто прозрачным голубым маревом — руины города слегка дымились, содрогались и трепетали.

Я думал, что здесь господствует одна лишь смерть, что не осталось здесь ничего живого. И ошибся! На площади, захламленной огромными кусками бетона, камнями и битыми кирпичами, осколками стекол и рваными проводами копошились люди. Некоторые из них сидели, другие — лежали, третьи — бились в истерике и катались по потрескавшимся плитам, которыми была вымощена площадь. Я не слышал их стонов, рыданий и криков, я ничего не слышал — пространство наполнял какой-то непонятный гул, воздействующий странным образом не только на уши, но и на все тело. Он что-то напоминал, я уже слышал его… И тут до меня дошло: именно так, только гораздо тише, гудят высоковольтные провода…

Я медленно плыл над погибшим городом. Мало, очень мало осталось живых людей. Гораздо больше — мертвых. Истерзанными, опаленными телами устланы улицы, площади и скверы… И полностью уцелевших зданий нет — ни одного! Только руины. По некоторым можно определить, что это были храмы — некогда величественные и громадные. Вот только какие, чьи — не известно…

Я проснулся от прикосновений Вивы. Приоткрыл веки — ее озабоченное лицо, серые глаза и светло-медовые локоны. А за окном — мутный свет осеннего утра.

— Тебе приснилось что-то ужасное? — тихо спросила девушка, поглаживая рукой мою грудь.

— Разрушенный город и погибшие люди, — промямлил я, еле выговаривая слова, и попытался приподняться на постели, но мое тело — отяжелевшее, как камень, — не захотело сразу повиноваться. Пришлось предпринять еще одну попытку.

— Может, тебе попить принести? — предложила Вива и тоже приподнялась.

— Нет, нет, спасибо, — вяло улыбнулся я. — Схожу на кухню, покурю в форточку, заодно и попью…

— Знаешь, когда-то и мне приснился разрушенный город. Я летала над ним, — сообщила девушка, когда я вернулся в спальню.

— Летала? — удивился я. — Интересно… Я тоже летал во сне. А что тебе приснилось, можешь описать город?

Вива, не торопясь, стала рассказывать. А я лежал рядом, слушал ее и не знал, что и думать. Совпадали даже детали… Как такое может быть?!

— А разрушенные храмы ты видела? — задал я вопрос, будучи почти уверен в ответе девушки.

И не ошибся.

— Видела, — подтвердила она. — Это были храмы, я думаю, и христианские, и мусульманские…

Вива придвинулась ко мне, обняла. Я благодарно погладил ей спину.

— Мне приснился тот же сон, что когда-то тебе, — тихо промолвил я, ожидая реакции девушки.

Но ее не последовало.

— Я уже догадалась, — только и произнесла она.

В моей жизни случались и разные невероятные совпадения, и необъяснимые, просто таки мистические ситуации, но о том, чтобы двум людям снился один и тот же сон, — даже слышать не приходилось.

— Как это могло произойти? — мне было немного не по себе. Я побаиваюсь вот таких непонятных вещей, вряд ли они к добру. — Я не знаю, что и думать…

— А что тут думать? — засмеялась Вива. — Мы с тобой стали настолько близкими, что нам уже и снится одно и то же. Ладно, не забивай себе мозги всякой ерундой! Сейчас я приготовлю кофе, ты его выпьешь и успокоишься.

Она вскочила с постели, быстро набросила на плечи халат и хотела выскользнуть из спальни. Но я остановил ее.

— Скажи, то, что нам приснилось, это всего лишь сон? Надеюсь, он не предвещает гибели какого-нибудь города?

Девушка уловила в моем тоне нотки тревоги и ободряюще улыбнулась.

— Успокойся. Если что-то подобное и произойдет, то не так скоро…

Я приподнялся на постели и, опершись на локоть, пристально взглянул на Виву.

— А когда? Когда, по-твоему, произойдет?

Нервно поведя плечом, она бросила:

— Через тридцать с небольшим лет после успешного испытания полноценной электромагнитной бомбы! — и выскочила из спальни.

— Что?! Что ты сказала?! — заорал я ей вдогонку, но ответа не получил.

Когда я прибежал на кухню, девушка сказала, что это была всего лишь нелепая шутка и, извинившись, чмокнула меня в нос.

— А о какой бомбе ты говорила? Где ты вообще слышала о ней? — допытывался я.

— Да где-то читала, — поспешила заверить Вива. — Забудь!

Все эти объяснения почему-то не удовлетворили меня, и я размышлял о ее словах и о своем сне до самого вечера…