В самые последние дни октября течение моей жизни преградили пороги проблем. От руководства газеты, как из рога изобилия, посыпались срочные и сложные задания; серьезно заболел старый друг — одинокий человек, несколько лет назад похоронивший свою супругу; и, ко всему, — угнали мою машину, которую я оставил буквально на несколько минут возле магазина в центре города.

К редакционным заданиям мне, конечно, было не привыкать, но на сей раз их оказалось так много, что я даже растерялся: с чего же начать? К другу в палату не пускали, да и пребывал он в беспамятстве, однако ездить в больницу приходилось каждый день — врачи выписывали все новые и новые рецепты, и, кроме меня, купить лекарства было некому. А с машиной я мысленно попрощался: в милиции заявление, конечно, приняли, но откровенно признались, что шансов отыскать мою тачку практически нет. В городе участились случаи угонов и почти все они не раскрыты — не удается напасть на след ушлых воров.

Два дня я вообще не появлялся у Вивы — решал свои проблемы. А на третий — она сама попросила меня заехать.

Я появился в ее квартирке после обеда, когда дописал и отправил в редакцию очередную статью и побывал в больнице.

— Ну, что же ты не рассказываешь мне о своих трудностях! — встретила меня девушка упреком. — Ну-ка, присядь, попей кофейку и все подробно изложи.

— А чем ты мне можешь помочь, котеночек? — кисло осклабился я. Но покорно прошел на кухню и опустился на табурет возле окна.

— Ну, может, хоть совет дельный смогу дать, — улыбнулась Вива и поставила передо мной чашечку с кофе и бутерброд с сыром.

Я вкратце поведал о своих делах, стараясь особо не сгущать краски. Она внимательно выслушала, затем сходила в гостиную, принесла карандаш и листик из тетради.

— Сейчас твои заботы разложим, так сказать, по полочкам, — присев рядом со мной, девушка приготовилась писать. — Тебе заказали четыре материала, так?

Я молча кивнул.

— Две статьи ты уже написал, — констатировала она, делая пометки на бумаге. — Остались еще две. Необходимая информация для подготовки одной из них — у тебя в блокноте. Завтра утром сядешь и состряпаешь. После обеда будет время заняться четвертой — последней.

— Она самая легкая, — заметил я. — Это интервью с чиновником. Он охотно общается с журналистами и всегда на месте…

— Вот! — победно воскликнула Вива, подняв вверх карандаш. — Со служебными делами разобрались. Теперь — больница… Я возьму ее на себя. Продиктуй мне фамилию своего больного друга, отделение и номер палаты, в которой он лежит. Я сама куплю ему все необходимое.

— Да зачем-то тебе утруждаться? — запротестовал я, представив, как девушке придется бегать по этажам больницы.

— Но разве я чужой для тебя человек? — на ее личике появилось выражение похожее на обиду.

— Ну, что за глупости ты говоришь? — я ласково обнял Виву и привлек к себе. — Разве может быть женщина, которую любишь всем сердцем, чужой?

— Тогда не задавай глупых вопросов! — Она ободряюще взглянула на меня и, написав на листике слово «больница», тут же вычеркнула его.

Я с благодарностью поцеловал девушку и удовлетворенно заметил:

— Получается, что проблем-то у меня не так много, как представлялось!

— Есть еще одна, — напомнила Вива. — Машина!

— Ну, это не проблема, это — потеря! — махнул я рукой. — Тут ничего не сделаешь…

— Ты так считаешь? — загадочно улыбнулась девушка. — Зря!

— А что? — не понял я.

— Да ничего! — ее губы тронула многозначительная улыбка. — Найдется твоя пропажа.

Я картинно хлопнул себя по лбу:

— Ах да, ты же ясновидящая! И, конечно, подскажешь мне, где искать автомобиль.

Вива ничего не ответила, молча долила в мою чашку кофе и уставилась в окно.

— Ты обиделась? — участливо поинтересовался я, сожалея о своей глупой реплике.

— Я уже привыкла к твоим подначкам, — вздохнула она. — Что делать, это в твоем характере…

— Прости, котеночек! — ласково проговорил я. — Больше не буду!

— Ты же забудешь о своем обещании через пять минут, я тебя знаю! — засмеялась девушка. — Ну, ладно… В общем, машина твоя — целая и невредимая — стоит себе где-нибудь… Например, на площадке у железнодорожного вокзала. Мне так кажется…

Я никак не стал комментировать ее слова, только кивнул. Безоговорочно поверить в это «пророчество» было трудно, но и отбрасывать его не стоило — ведь Вива, бесспорно, человек необычный.

Через час я простился и побежал на остановку маршрутного такси.

Проезжая мимо вокзала, неотрывно смотрел в окно, обшаривая взглядом пристанционную площадь и стоянку для автомобилей. И — о чудо! — отыскал свою «Хонду»! Она стояла возле одного из торговых павильончиков. Выхватив из кармана мобильный телефон, я стал звонить Виве.

Она восприняла мое сообщение без особых эмоций. Только и сказала:

— Это какой-нибудь юный автолюбитель, страстно мечтающий о своей машине, немного пошалил. Уж прости его… Тем более, что ты сам оставил «Хонду» не запертой, а второй комплект ключей у тебя почему-то хранится в бардачке…

Это была чистая правда. Я сказал девушке, что люблю ее больше жизни и, довольный, выскочил из остановившейся маршрутки.

А перед обедом следующего дня эта ясновидящая леди огорошила меня еще парочкой приятных новостей:

— Твой товарищ очнулся! Все заботы о нем взяла на себя его внезапно объявившаяся двоюродная сестра.

Вот это да! Значит, у моего друга все-таки есть родня? Почему же он никогда о ней и словом не обмолвился?

К полуночи мне удалось управиться с подготовкой к печати последнего материала — интервью с чиновником. На этом все мои проблемы закончились, словно их и не было! Теперь можно было расслабиться, передохнуть.

Покуривая перед сном на кухне, я мысленно отметил, что с появлением Вивы моя жизнь здорово переминалась. Я почти перестал общаться с друзьями и коллегами, искать приключения на свою голову, напрочь забыл об охоте и рыбалке. Смысл моего существования теперь имеет три составляющие: Вива, семья и работа. И это меня вполне устраивает. Больше ничего и не нужно, я ведь давно устал от суеты, лишних связей, хронического выяснения отношений, лживых оправданий и женских слез… Судьба расщедрилась и послала мне встречу с необычной, бесподобной девушкой, одарившей меня новыми, неведомыми ранее впечатлениями, искренней заботой и бескорыстной любовью. И пусть мое сердце немного тревожат вопросы, на которые не удается пока найти ответы. Но разве это имеет уж такое большое значение? В мире живет много необычных людей, существует тьма неразгаданных тайн, которые никоим образом не мешают простым смертным радоваться солнечному свету и строить свое счастье…

Жена и сын давно спали. А я все сидел, курил и размышлял. Покой и умиротворение, царившие в моей душе, не убаюкивали, а наоборот, будоражили, заряжали энергией, как чашка крепчайшего утреннего кофе. И сон не шел…

Ничто так не радует сердце влюбленного мужчины, как глаза его женщины, наполненные чарующим светом счастья…

Мы стоим с Вивой у распахнутого окна, улыбаемся, друг другу и смотрим на снизошедшую с небес Божью благодать. Восторженный, сияющий, город нежится в теплой купели солнца, как будто на смену поздней осени пришли июньские дни. Природа ликует! Обалдевшее от этого праздника жизни черное воронье, еще вчера жавшееся к земле, гордо кружит в безоблачной вышине и пьет пьянящую синеву неба. Очнувшись от полудремы, расправили усталые плечи старые тополя. Нагие березки — сосем юные и запуганные ливнями — ожили, радостно зашептались, заигрывая с нетрезвым ветерком.

— Может, сходим куда-нибудь? — предлагаю я. — Сегодня сам Бог велел погулять.

— Давай! — с энтузиазмом откликается девушка. — Подышим свежим воздухом, а потом выпьем немного вина в кафе.

Мы одеваемся и выходим на улицу. Куда? Да в сквер, к нему от дома Вивы рукой подать.

Людей здесь, как всегда немного. Прохаживаются несколько пар, гуляют мамочки с колясками да о чем-то спорит группка стариков, расположившихся на двух лавочках.

Мы медленно бредем по аллее и останавливаемся в глубине сквера.

— Тебе здесь нравится? — Вива с интересом озирается по сторонам. — Странное место, правда? Центр города, а народу маловато. Если бы только не этот непрерывный гул транспорта на проспекте, было бы легко представить, что мы находимся в каком-нибудь перелеске, вдали от суетной цивилизации…

— Мне этот сквер всегда нравился, место уютное, спокойное, — говорю я, вдыхая на полную грудь подвижный, немного влажный воздух.

Вива засовывает руки в карманы курточки и, отстраненно глядя поверх домов в синеву распахнутого неба, тихо произносит:

— Ты можешь поверить в то, что этот милый уголок когда-нибудь преобразится до неузнаваемости? Он станет совсем-совсем другим — еще красивее.

Я неуверенно пожимаю плечами.

— Все на земле меняется с течением времени. И этот сквер тоже будет меняться. Но постепенно — с деньгами в городской казне плохо… А каким ты представляешь его в будущем?

Девушка улавливает в моем голосе нотки интереса, опускает голову и, пряча смущенную улыбку, роняет:

— Здесь будет зимний парк!

— Зимний парк?

— Ну да! Большое крытое строение из бетона, стекла и пластика, в котором в любую пору, даже в январскую стужу, будет тепло, как летом.

Мне трудно удержаться от ироничной реплики:

— Ты, оказывается, тоже склонна строить воздушные замки!

— В зимнем парке ровными рядами высадят диковинные деревца, вдоль аллеек поставят красивые лавочки, откроют кафе и бары, развлекательный центр, танцплощадку, — пропустив мимо ушей мои слова, продолжает Вива. — Здесь всегда будет многолюдно и весело — в будни и в праздники, днем и ночью… В одном из самых красочных уголков парка вздыбится каменная глыба, поросшая изумрудным мхом. Из самого ее верха потекут бирюзовые струи воды в маленький живописный пруд с золотыми рыбками. У его берегов будут расти кудрявые карликовые березки, кустарники и очень много цветов. Эту глыбу люди нарекут скалой влюбленных, и она станет одной из самых главных достопримечательностей города.

Слушая восторженный голос девушки, глядя на ее одухотворенное лицо, я начинаю проникаться верой в то, что все когда-то так и случится: звонко зажурчит вода, струясь по камням скалы влюбленных; призывно заиграет танцевальная музыка в маленьком баре; и зазвенит радостный смех чьих-то счастливых жен, невест и дочерей…

— Не знаю, может, этот прекрасный парк — всего лишь твоя фантазия, — задумчиво говорю я. — Но она кажется такой чудесной, что просто обязана стать реальностью.

Глаза Вивы мечтательно блестят, а маленькие губки трогает легкая улыбка.

— Поверь, найдутся люди со щедрой душой, которые подарят жителям города райский уголок вечного лета. Не сомневайся, так будет!

Вдоволь нагулявшись в сквере, мы заходим в ближайшее кафе. Заказываем вино и конфеты и, не стесняясь посетителей, нежно обнимаем друг друга.

— Ответь мне, пожалуйста, — полушепотом прошу я, вдыхая медовый аромат волос девушки, — что тебя привлекло во мне? Ты ведь можешь найти себе мужчину моложе, красивее и богаче.

Она смотрит мне в глаза с ласковой улыбкой, затем треплет по щеке и едва слышно произносит:

— Настоящая любовь, Иван, не ищет ни молодости, ни внешней красоты, ни какой-то выгоды. Истинная любовь всегда бескорыстна, слепа и необъяснима. Правда, многие люди часто путают это великое чувство со страстным зовом плоти или с восхищением материальными возможностями и деловыми успехами человека…

Я растягиваю губы в саркастической ухмылке:

— Ты еще скажи, что влюбилась в меня сразу, как только увидела!

Вива отрицательно машет головой:

— Нет, гораздо раньше…

На ночь я остался у нее.

И опять увидел необычный сон, который запомнился мне до мельчайших подробностей…

Мне пригрезилось, будто я стоял у небольшого полукруглого строения с овальными окнами и слегка скошенной крышей, окруженного цветущими вишнями и кустами еще нераспустившейся сирени. Строение было одноэтажным, из красного кирпича и белого материала, похожего на пластик. Рядом с ним располагались такие же здания, но некоторые имели два этажа. Не трудно было догадаться, что все это — жилые коттеджи.

Мне очень хотелось зайти во двор, но никак не удавалось отворить низенькую калитку. Долго я с ней возился — толкал, дергал, да все без толку. И тут из дома вышел высокий седой старик в белой рубашке без воротника и узких серых брюках. Он легко, как юнец, подскочил к калитке, легко открыл ее и молча впустил меня. Попав в узенький дворик, я остановился и стал разглядывать небольшую деревянную скульптуру какого-то ящероподобного животного, скорее всего, мифического дракона. Скульптура была установлена на низеньком белом постаменте под одним из окон дома.

Старик не позволил мне как следует разглядеть дракончика, приказав жестом следовать за ним. Мы вошли в чистенькую веранду, а затем — в крошечную прихожую. Я хотел снять туфли, но молчаливый хозяин отрицательно покачал головой и, взяв меня под руку, повел дальше — в гостиную — прямоугольную комнату, площадью около двадцати квадратных метров. В ней, под одной из стен, я увидел четыре серебристых шкафа из непонятного материала, наполненных папками, книгами и красочными коробочками разного формата. У стены напротив чернели два кожаных кресла с высокими спинками. Между кресел сверкал никелированными ножками вычурный журнальный столик, на котором стояла большая стеклянная ваза с еще нераспустившимися тюльпанами. Третью стену закрывал пышный красно-коричневый ковер, свисающий до самого пола.

Бегло оглядев комнату, я перевел взгляд на старика. Тот стоял у окна и, слегка наклонив голову, наблюдал за мной. Его выцветшие блекло-голубые глаза не выражали ни угрозы, ни недовольства, ни интереса — ничего, они были совершенно бесстрастны и холодны, словно две стекляшки.

— Как тебе мой дом? — наконец спросил этот малосимпатичный человек. Его голос оказался на удивление звонким и молодым.

Я неопределенно пожал плечами.

— Дом — как дом. Кажется, он уютный.

— Он небольшой, совсем небольшой, — хозяин легко опустился в кресло, указав мне на другое. — Присядь!

Я повиновался.

— Здесь всего три комнаты, — продолжал старик. — Эта гостиная, спальня и мой рабочий кабинет. Есть, разумеется, и кухня, но ее я не считаю, тем более что она — совсем уж крошечная. — Он помолчал, потом многозначительно прибавил, взглянув мне прямо в глаза: — В доме имеется и потайная комнатка — эдакий чуланчик в три квадратных метра…

— А вам тут не скучно? — спросил я и удивился своему вопросу: какое мне дело до того, скучно ему или нет, он же совсем незнакомый человек.

Хозяин недоуменно пожал плечами и грубовато, с какой-то непонятной обидой, переспросил:

— Ты сейчас пошутил, да? О какой скуке речь? Во-первых, я много работаю. А во-вторых, у меня есть хобби. Я собираю старинные автомобили, очень старинные, и часами вожусь с ними — ремонтирую, подкрашиваю, лакирую.

— И много у вас автомобилей? — заинтересовался я.

Он оживился, широко развел руками:

— Много! Больше полусотни.

— И где вы их храните?

Старик хитровато прищурил глаз:

— Да здесь же! В чулане.

Сначала я подумал, что это шутка, но потом до меня дошло: он собирает игрушечные машинки!

— Вы мне покажете их?

Хозяин легко подхватился с кресла, видно, ему самому не терпелось, похвастаться своей коллекцией. Подошел к стене, занавешенной ковром, и откинул один его край. Показалась большая металлическая дверь.

— Все мои автомобили здесь! — дедуля впервые улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов.

Я подошел к нему.

Дверь бесшумно отворилась, и моему взору предстал… просторный ярко освещенный крытый ангар! Его длина была как минимум семьдесят метров, а ширина — пятнадцать. Какой же это чулан! Тем более — в три квадратных метра…

Старик легонько потянул меня за рукав:

— Заходи! Я тебе покажу всю свою коллекцию.

Вдоль стен, выкрашенных в светло-шоколадный цвет, в два ряда стояли разноцветные машины. Именно машины, но какие! Таких мне никогда не доводилось видеть, да и могли ли они существовать вообще? Низенькие, полупрозрачные, сделанные явно не из металла, а главное — без двигателя. Во всяком случае, если он и имелся, то совсем уж крохотный, потому как обычный, даже самый что ни на есть малолитражный, просто негде было разместить. Особенно впечатлил один автомобиль, похожий на яйцо и без колес, который располагался на черной резиновой платформе, шириной в три-четыре пальца. Когда старик открыл дверцу, я был поражен интерьером машины даже больше, чем ее внешним видом. Спереди — одно глубокое сидение, перед ним — маленькая панель, две кнопки и два рычажка. А где же привычная баранка? Заглянул под панель — одна педаль! Как же управлять таким автомобилем?

За водительским местом — диванчик, рассчитанный на два пассажира. Ремней безопасности нет.

— Что это за техника? — поинтересовался я, с недоумением уставившись на старика.

Тот довольно ухмыльнулся и развел руками:

— Удивлен? Понимаю, понимаю! Этот автомобильчик очень старый и его нет ни в одной коллекции мира. Да и не мудрено — последний такой сошел с конвейера более ста тридцати лет назад.

Я подошел к другой машине, тоже необычной формы, но стоящей, как и положено, на колесах, правда, миниатюрных и без покрышек. Сквозь стекло заглянул в салон — руля не было и здесь!

— А сколько лет этому чудо? — осипшим голосом спросил я.

— Ну, эта машина почти что новье! — хохотнул дедок. — Ей нет еще и сотни лет!

Я долго ходил по ангару, рассматривая технику. И не увидел ни одного автомобиля с рулем, привычными колесами и моторным отсеком.

— На каком топливе все это передвигается?

— Да на электробатареях! — удивленно пожал плечами старик. — А на чем же еще они могли парить и летать?

— Парить и летать?!

— Ну да, парить и летать! Сначала выпускали много машин, которые только парили над трассой, но не отрывались от поверхности выше, чем на тридцать-сорок сантиметров, — пояснил он. — Летающие уже, конечно, появлялись, но производить массово их стали только лет восемьдесят назад.

Я хотел еще раз пройтись вдоль ангара, и уже занес ногу, чтобы сделать шаг, как вдруг одна мысль, внезапно возникшая в мозгу, буквально пригвоздила меня к месту. Что-то тут не так! Явно не так! Это помещение занимает никак не меньше трехсот квадратных метров. Но дом-то, дом-то маленький! Рядом с ним, со всех сторон, кроме передней, фасадной, выходящей на улицу, стоят другие строения. Откуда же взялось столько свободного пространства для ангара?

— Где мы находимся?! — с тревогой осведомился я у хозяина, резко повернувшись к нему всем корпусом. — Объясните мне, как ваш гараж здесь поместился? Я же прекрасно видел с улицы, что между вашим домом и соседними очень мало пространства!

— Это чулан, я же тебе говорил, — странновато ухмыляясь, проговорил старик. — Он занимает три квадратных метра. Но только снаружи, а изнутри он в сто раз больше…

— Разве… такое может быть? — только и смог вымолвить я.

— Теперь может! — воодушевленно воскликнул дедок, вдруг засуетившись. И начал скороговоркой просвещать: — Год назад мы с коллегами разработали у себя в лаборатории один интересный метод искривления пространства, собрали экспериментальный образец одной хитроумной машины, и вот — результат, — он сделал широкий жест рукой, — этот ангар! О нашем изобретении пока никто ничего не знает. Мы предадим его гласности, когда полностью завершим работу, — через пять-шесть месяцев. Нам нужно добиться большего расширения и сужения пространства.

Я слушал старика, затаив дыхание. А он, жестикулируя и, то повышая голос до крика, то понижая до полушепота, продолжал:

— Ты только представь, какие перспективы ждут человечество! Какие пространства откроются на земле! Ее теперь будет с лихвой хватать для всех, и не понадобятся больше эти злосчастные программы по сдерживанию рождаемости и ограничения производства биороботов. Да и поселения в космосе уже не нужно будет строить такие большие…

В пылу старик громко стукнул кулаком по крыше одной из машин. От неожиданности я испуганно отпрянул прочь, обо что-то споткнулся и… проснулся.

За окнами брезжил рассвет. Рядом со мной, свернувшись калачиком, тихо спала Вива.

О своем видении — таком ярком, таком реальном и захватывающем — я решил ничего ей не рассказывать. Меня пугала перспектива и на этот раз услышать ее слова о том, что она тоже видела подобный сон. От мистики, того, чего нельзя объяснить, лучше держаться подальше — так спокойнее…

Неожиданно Вива засобиралась в Санкт-Петербург.

— Меня не будет около недели, — уведомила она.

Я никак не ожидал, что девушка может куда-то отлучиться так надолго.

— А зачем ты туда едешь?

— Я отвезу в Петербург свои картины, — объяснила она. — Там у меня есть давний знакомый, страстный ценитель моей живописи. Он бывший дипломат, а ныне — владелец антикварного магазинчика. Я отдаю полотна, а знакомый ищет на них покупателей. Деньги потом переводит на мою карточку.

— И сколько же ты получаешь за свои работы? — поинтересовался я.

— Да когда как! — вздохнула Вива. — Иногда совсем немного. Но, тем не менее, на достойную жизнь хватает. За эти три картины надеюсь выручить сумму, равную как минимум годовой зарплате рядового архитектора. Правда, на то, чтобы их продать, может понадобиться пара месяцев.

— И кто покупает твои полотна?

— В основном, это иностранные дипломаты, — развела руками девушка. — Соотечественников мое творчество пока не заинтересовало.

Что ж, теперь буду знать, откуда у Вивы деньги на жизнь. А то ведь я полагал, что ее материально поддерживают родители из-за границы. Оказывается, это не так.

— Слушай, как ты собираешься везти свои работы? — спохватился я. — Насколько я знаю, для того, чтобы переправить за кордон предметы искусства, нужно получить специальное разрешение…

Улыбнувшись, девушка покачала головой:

— Мои картины не представляют такой уж большой ценности.

— Все равно может понадобиться заключение министерства культуры, — предположил я.

Она беззаботно махнула рукой:

— Мои вещи никогда не досматривают!

— Что, таможенники не обращают внимания на такие громоздкие вещи? — не поверил я.

— Почему громоздкие? — удивилась Вива. — Я же везу полотна без рам. Сворачиваю в трубочки. Упаковываю в бумагу, и все…

Вечером следующего дня она отправилась в Санкт-Петербург, наказав мне регулярно принимать лекарство.