Слова «мышиная возня» вошли в поговорку и означают мелкую, докучающую суету, часто лишенную смысла. А что означает эта возня у мышей: играют, что-то делят, ссорятся? На этот вопрос ответа не было. Хорошо изучив поведение крупных животных - слонов, львов, леопардов, волков, медведей, лисиц, обезьян, - люди мало что знали о мелкой братии, живущей рядом - в подполье, амбаре, стогу соломы.

Возня мышей бывает настолько шумной, что ее хорошо слышат совы, ее сквозь снежное одеяло слышит лисица и, подпрыгнув, лихорадочно роет снег там, где услышала писк.

Одинокая мышь пищать не будет. Суета, писк - это следствие каких-то общественных отношений. Каких? Вопрос этот заинтересовал этологов (представителей науки о поведении животных) и тех, кто ведет войну с грызунами - нахлебниками человека.

Трудное это дело - проследить перипетии жизни маленьких хлебоедов. И все же нашлись терпеливые и настойчивые люди, отдавшие наблюдениям за мышами тысячи часов времени. Англичане создали полигон с названьем «Мышиный дом», куда выпускали сотни мышей. В сумерках красного освещения (мыши активны главным образом ночью) наблюдали за мышами, прослеживая закономерности их общественной жизни. Сразу же обнаружилось большое неудобство в работе. Дежурить на лестницах-стремянках в «Мышином доме» надо было во время, когда все добрые люди спят. Но мышей удалось обмануть - днем помещение затемняли, а ночью освещали яркими лампами, создавая впечатление дня. Через неделю эту подмену мыши приняли - при свете спали, а в затемненном помещении при красном свете бегали, кормились, дрались, миловались.

Непростым делом оказалось разобраться в суете поднадзорной серенькой мелкоты. Мышей пометили. Но постепенно и по облику (мыши, как и китайцы, отнюдь не все на одно лицо), по способу передвижения стали их узнавать, понимать побуждения, интересы, симпатии и антипатии друг к другу. Мышиная возня понемногу становилась понятной.

Первое, что удалось выяснить: мыши вовсе не кроткие, тихие существа, а агрессивные, неугомонные в преследовании ближнего и драках по разным поводам. (Писк в мышиной возне - это голос тех, кто убегает или обороняется.) А в чем причина таких раздоров? Первая - установление иерархии в данном сообществе. Сильные подавляют слабых, и постепенно в результате «возни» - запугивания, преследования и укусов - выявляется деспот, который может появляться повсюду и всех сметать с пути, подавляя малейший протест. Выявляется и второе лицо в этой цепочке - мышь, которая деспота избегает, но, как только он задремал, сама становится деспотом, за ней идет третий, и так далее вниз по лестнице, где оказываются изгои, которые боятся всех, и эта боязнь объединяет их в группки, где тоже есть свой «царёк», но такой же, как все, нерешительный, слабый и тоже покусанный. Изгои ютятся где-нибудь на задворках мышиного государства, «молчат в тряпочку» и даже кормиться выходят при свете, когда вся «элита» ложится спать.

Итак, первый повод к «возне» - установление иерархии, выявление кто есть кто. Это влияет на выбор самок. Обычно у мыши-мужчины одна подруга, но сильный и особенно «деспот» имеет двух, а иногда и трех жен, живущих единой семьей в гнезде повелителя. Причина вторая «возни» - территориальная. Доминирующие самцы стараются занять лучшие угодья для жизни и, утвердившись на них, уже никому не позволяют появиться в своих владениях. Но все мыши - страстные исследователи, им важно знать «топографию» территорий - все ее норки и бугорки, препятствия и убежища. Изучив территорию, мышь при опасности без ошибки бежит в свой дом-крепость, минуя препятствия.

Исследуя пространство, мыши неизбежно могут вторгнуться в чьи-то владения, хотя осмотрительно этого избегают. Нарушение территории немедленно и жестоко карается. Нарушителя, подняв для острастки шерсть дыбом, преследуют, пытаясь на бегу укусить. Но вот бедолага заскочил наконец в свою резиденцию, и тут вдруг сразу его поведение изменяется - мышь становится смелой, решительной: «А это - моя территория. Тут я стою и готов дать тебе бой!» Преследователь хорошо понимает, что значит стоящая дыбом с оскалиной мордочкой фигура противника, и пыл преследователя угасает - в дом он не сунется, разве что угрожающе постучит хвостом и удалится. Но это сделает только самец, равный по силе другому. Ярость же деспота-премьера такова, что собрата, нечаянно заглянувшего в его владенья, даже укрывшегося в своем жилище, укусом в шею может даже и умертвить. Обычно же в драках самцы (самки не пекутся о границах владений) стараются укусить противника в основанье хвоста. Хвост у мыши - не только руль-балансир при беге и «пятая нога» при лазанье, но и сигнальный инструмент: «Нападу!» (Любопытно, что и лев, прежде чем сделать прыжок нападенья, бьет хвостом по земле.) Потеряв или повредив хвост, самец мыши скатывается на низшую ступень сообщества, его место теперь - в среде изгоев.

Наблюдая все это, исследователи поняли: в «Мышином доме» не хватает убежищ, барьеров, гасящих распри, и оборудовали территорию ящиками, загородками. Это упорядочило жизнь ушастой братии, но в принципе все сохранилось в рамках законов их бытия.

Самки в этом сообществе спокойны, их агрессивность начинает проявляться во время беременности и выкармливания потомства. В это время они нападают на других самок, на всех, кто сунет нос в их обитель, могут напасть даже на повелителя-мужа. Обычно он в это время уходит жить в какое-нибудь убежище на своей территории.

Растущая семья (размножаются мыши быстро - беременность длится всего двадцать дней) определяет «своих» по запаху. Чужака с другим запахом встретят в штыки, причем в обороне участвуют все разновозрастные поколения семьи.

Может ли семья расти бесконечно? Нет, наступает момент, когда повзрослевшие братья начинают драться, посягают (чаще всего безуспешно) на статус папаши. И, наконец, покидают родное гнездо, чтобы в бурном море мышиной жизни утвердить себя на лестнице иерархии и завладеть лоскутком территории. Шансы для этого есть, поскольку врагов у мышей много - кто-то попал в когти кошки, в зубы ласки, наконец, в мышеловку. Освободившаяся жилплощадь немедленно кем-нибудь занимается, и завладевший ею уже имеет вес в обществе, уже может укрыться от сильных мышиного мира, и, главное, с обретением жилой территории у молодого самца появляется уверенность в своих силах и шансы создать семью. Но если вида на жительство не оказалось, да еще и обидчики неприкаянного искусали, он примыкает к группе «бомжей» - уже кормится в светлое время (многим рискуя при этом), спит вповалку со всеми на куче мусора. Истощенные, покусанные собратьями (утверждавшими победой над ними свой статус), больные, со взъерошенной грязной шерсткой, ни о какой «женитьбе» изгои, конечно, не помышляют, хотя несколько самочек могут обретаться в «общежитии» по соседству.

В напряженной жизни мышей бывают, однако, моменты, когда законы привычного бытия не действуют. Чаще всего это случается в жестокие холода, когда не помогают даже затычки из ваты и сена в жилье. Тогда, забыв о всяких границах и табели о рангах, обитатели колонии собираются в тесные группы и спасаются, согревая друг друга (беда сближает!). Но потеплело - и все возвращается на круги «мышиной возни».

Проверяли ученые и что происходит на территории, заселенной мышами до предельной плотности. Срабатывал механизм торможения роста численности. Все мыши при обилии корма были здоровы, но размножение прекращалось. Увеличили территорию - численность за короткое время выросла сразу в три раза. Но это происходило в искусственно созданных условиях. В природе же, например в стогу пшеничных или овсяных снопов, такая плотность не возникает, и механизм торможения численности если и работает, то не так явно. 

Но время от времени в природе случаются «мышиные годы». Недавно, перечитывая Историю России Карамзина, я встретил извлечения из летописей о таких бедствиях. Мышиный год был на памяти и у нас - 1942-й. Я помню, как в крайних домах села рыли канавы, чтобы мыши с полей не попадали в жилье. Маршал Рокоссовский вспоминает: под Сталинградом мыши, забираясь в самолеты, обгрызали оплетку проводов, летчики болели туляремией (мышиным тифом). Телохранитель маршала Жукова рассказывал мне: «Под Воронежем, в городке Анна Жуков ночью позвал меня громким тревожным голосом: «Бедов, ко мне!» Разобрались: в постель маршала забралась приблудная мышь». О нашествии грызунов в землянки у Сталинграда пишут и немецкие мемуаристы.

Необходимость присмотреться к скрытной и всегда существующей рядом с нами жизни маленьких, но многочисленных грызунов объяснима. И уже первые результаты невообразимо трудных исследований, как видим, интересны не только ученым. В который раз мы видим, как каждый вид всего сущего на Земле приспособлен выживать при всех гонениях и хитросплетениях бытия.