Жара - около сорока... Фото автора
Две недели в Уганде
Вода - ЭТО жизнь. Выраженье известное, но лишь тот, кто испытал смертельную жажду, знает серьезный смысл этой короткой фразы. В 1969 году мы с другом Михаилом Домогацких путешествовали по саванне без покровительства туристской фирмы, а сами по себе, с картою на коленях. В какой-то день мы почувствовали, что заблудились. Знали, что выберемся, беда была в том, что легкомысленно мало взяли с собой воды. Бензина в запасе оказалось много, а вода кончилась. В надежде, что вот-вот выберемся из прокаленного солнцем кустарника (буша), мы стали искать воду или хотя бы признак ее. Языки уже прилипали к нёбу, и в глазах появились круги, когда мы заметили трех пеликанов. Они взлетели в километре от нашей пыльной дороги, и мы рискнули в ту сторону повернуть.
Мы увидели воду. Но какую! Из нее торчала спина бегемота, поверхность была покрыта плотным ковром каких-то мелких растений, в ней сидели лягушки, а сколько было там всяких невидимых «бокоёрзиков», об этом лучше было не думать. Но мы решились все же напиться, не могли устоять. Предварительно желтоватую воду процедили сквозь майку, вскипятили в пахнущей бензином жестянке, разведя костерок на песке у болотца, пугая лягушек, ее слегка остудили, потом на мокрый конец спички набрали из флакончика марганцовки. Напиток от этого приобрел цвет денатурата, запах был отвратительный, выпили, почти уверенные, что чем-нибудь заболеем. (Нет, кипяченье и марганцовка сработали!) Напившись, мы как-то лучше стали соображать. Разглядывая карту и сопоставляя с ней положенье солнца, взяли верное направление и к закату приехали к палаточному лагерю, где нас напоили холодной водой из запотевшей бутылки. В тот день я понял: нет напитка лучшего, чем стакан холодной чистой воды.
Во всей Африке вода - первейшая ценность. Её везде не хватает. У колонки с артезианской водой местами можно увидеть очередь в тысячу человек. Поразительно выглядят речки, бурные в пору дождей и совершенно безводные в сухой сезон - между берегами видишь чистый сухой песок и на нем, как на снегу, следы животных. Для них-то колонок нет. Как они выживают? Кто как. В Калахари мы натыкались на россыпи диких арбузов. Разрезаешь - внутри желтая, чуть сладковатая, почти горячая мякоть. Но жажду утолить можно. Арбузы - спасенье в этих краях для людей и животных. В других местах запасы воды хранятся в стволах баобабов. Слоны бивнями рушат стволы и добираются до воды. Они и иным способом умеют добывать воду. В песчаных руслах речек слоны роют двухметровые ямы, и в них постепенно набирается вода. Дождавшись, когда муть осядет, слоны пьют, а к этому месту уже очередь - антилопы, жирафы, буйволы, павианы...
Птицы рябки носят в гнезда влагу на перьях и таким образом спасают птенцов от жажды. Бегемоты сидят в пересыхающих бочагах и гибнут, если дожди запоздают. Крокодилы либо цепенеют и лежат без признаков жизни, либо выходят ночами искать водяные прибежища и, конечно, нечасто их находят. Антилопы гну и зебры из районов, где трава становится желтой и жесткой, загодя отправляются в дальний путь, туда, где вот-вот должны пролиться дожди. Их впечатляющие сезонные миграции - это движение по кругу из районов, где царствует сушь, в районы, где приближается время дождей.
Есть тут животные, которые подолгу могут переносить жажду: слоны до ста часов, дольше их - носороги, а маленькие прыгучие антилопы ориби вовсе не пьют, им довольно росы, какая выпадает в ложбинах ночью...
В Уганде между озерами Эдуард и Джордж есть вытянутая, длиною в сорок пять километров и шириною с Волгу в среднем течении протока Казинга. По обе стороны от протоки карта окрашена в коричневатый цвет - это сухие экваториальные земли, часть которых относится к Национальному парку. В один из дней мы решили обследовать, насколько жизнь в этих местах тяготеет к воде, и поехали на возвышенный северо-запад, откуда видна уже синеватая цепь гор с прекрасным названием Рувензори.
У отрогов гор дорога тянется по вершинам холмов с кратерными озерами. Озера высохли. Глянешь сверху в природный цирк - внизу сухая арена, слюдою блестит на ней соль. Возможно, животные спускаются сюда ее полизать. Но сколько мы ни смотрели, в стороне от протоки более чем на десять километров ничего интересного не было - шуршали под ветром лишь желтые травы, и один только раз дорогу торопливо переползла большая змея.
День без улова
«Вся жизнь там», - указал наш шофер в сторону протоки. Километрах в десяти от нее стали попадаться стайки антилоп ориби. Потом группы водяных козлов. Этих стройных, гордых и сильных животных возле самой воды мы ни разу не встретили. Но присутствие их в кустарнике всегда свидетельствовало: вода где-то недалеко.
Постепенно кустарник стал гуще, и мы заметили в нем большое стадо слонов. Было их плохо видно, но через люк в крыше автомобиля по спинам я насчитал их более сорока. Несколько жарких часов слоны провели у воды - пили, купались, поливали друг друга из шлангов-хоботов и теперь, кормясь, двигались в места поспокойней. Выбрав позицию, мы дождались момента, когда слоны пересекали дорогу. Заметив нас, они пошли быстрее, однако не нарушая строя. Под ногами у взрослых бежали, чувствуя некоторую опасность, слонята.
Потом группами и в одиночку стали попадаться вездесущие бородавочники. Они непременно останавливались оценить обстановку, а потом, резво работая ножками, уносили серые телеса, не очень нас опасаясь, но не очень и доверяя.
На дорогу ближе к воде то и дело мимо машины бежали, не взлетая, стаи цесарок, в пыли, как куры, сидели нарядные местные куропатки.
Самым верным указателем близости воды был бегемот, объедавший какую-то зелень. Встретить бегемота вдалеке от воды днем - сенсация. Бегемоты выходят на сушу по глубоко протоптанным тропам ночами. Все животные здешнего буша знают эти тропы, ведущие к водопоям. И чем суше кругом, тем сильнее их тянет к себе вода.
И вот она - протока. Ее выдают взлетевшие со спины буйволов белые цапли. Сами буйволы не шевельнулись, увидев машину, продолжали сонно дремать в мелкой воде. В условном месте нас подбирает лодка, и мы теперь можем с воды увидеть тех, кто приходит сюда освежиться, тех, кто ищет возле воды добычу, и тех, для кого протока - арена жизни.
Двигаясь медленно по воде, на каждом метре берега обязательно кого-нибудь видишь. Качается на тростинке такой же, как наш, бирюзовый зимородок, и зимородки пегие рядом. И тут же видишь зимородка с утюг - черно-белого. Множество разных цапель. Одна на болотце возле протоки ловит рыбу, выбрасывая в сторону крыло. Рыба, как видно, прячется в тень от крыла, и цапля её хватает. Над покрытой зеленью отмелью летают «наши» ласточки, луни - болотный и полевой, - стайками носятся щурки. Небоязливо сидит на сухом дереве белоголовый орел-крикун, и в небе над протокой патрулируют грифы. Именно тут, в средоточии жизни, каждый день кто-нибудь погибает. Кого-то сцапали крокодилы на водопое, кто-то, ослабший, томимый жаждой, приходит к воде умереть - на песчаной отмели втоптанные в грязь белеют кости буйволов, бегемотов. Шныряют в траве, выбегая иногда на песок и к обрывам, изрытым норами, щурок, вараны. Властителями вод считать надо тут крокодилов и бегемотов. Враждуя, они живут тем не менее рядом. И это наиболее внушительные обитатели вод. Но нет существа более хищного, чем варан. Для крокодилов вараны - напасть: умело находят их кладки яиц, пожирают в две-три минуты. С успехом ради яиц и птенцов вараны забираются в норы щурок, ловят птиц, лягушек, рыбу, крыс, мышей, ящериц, едят и падаль. Флегматичные с виду, они оживляются, как только увидят добычу.
Тут же, в черте заповедника, люди занимаются лишь рыбной ловлей. Глубина Казинги - восемь метров. Рыбы много. Исключительно рыбой и кое-чем с огородов кормятся жители двух деревень. Мы подплыли к пристани, когда рыбаки, ставившие сети перед рассветом, возвращались к деревне. У нашего лодочника тут есть знакомый. Он окликнул его, спросив, как дела. В ответ рыбак показал мизинец, что означало: «Сети сегодня почти пустые».
Но, как и везде, бывают тут дни уловистые. Рыбаков поджидают две стаи птиц, черные, как монахи, бакланы, белые, похожие на летающие лодки, пеликаны и сидевшие на спинах буйволов изящные змеешейки. Как видно, во время выгрузки рыбы им кое-что достается.
Рядом с рыбачьей пристанью расположено купалище буйволов. Эти быки с изогнутыми рогами и мрачными мордами - отнюдь не домашний скот, это свирепые дикари, способные поднять на рога льва. Но тут к ним привыкли, и они тоже никого не боятся, отлеживаясь в воде и греясь на берегу. Вверху на кромке обрыва к протоке пришло еще одно стадо быков. Они ждут своей очереди искупаться в любимом месте. А по правую сторону от пристани, как бы сердясь, пыхтят в воде бегемоты. К местным лодкам они привыкли, а наша, иной окраски, видимо, их пугает. С дерева в воду бросился орлан и полетел с рыбой в когтях. «Рыба есть, - сказал знакомый нашего лодочника. - Надо уметь ее взять. Сегодня не получилось».
Ловят тут, на Казинге, тилапий, небольших сомиков с названием кэт-фиш и частенько ловят очень больших сомов. Рыбу солят и вялят - для еды и продажи. А вблизи озера Джордж рыбаки выкапывают в затвердевшей грязи высохших водоемов комья ила с оцепеневшей в них рыбой протоптером. Её ни солить, ни вялить не надо. Обматывают грязевой кокон веревочкой и несут на базар. Странную эту покупку приносят домой и опускают в воду. Ожившая рыба начинает плавать.
Не встретили мы на протоке «зверей», каких боялись больше всего, против которых пили таблетки и наготове держали всякие мази. О комарах речь. Не знаю, как объяснить, но в краю, где воды относительно много, этих разносчиков малярии мы почему-то даже ни разу не видели.