Душа кровит. Пленили, будто яма, Терзанья – разум, видящий обман, Который миром нарекся упрямо, Где счастье – словно запах фимиама, Обтекший жизнь, как сушу – океан. Не сделать вздоха и не сделать шага Без горечи, что ноша невподъем. И сердце, хоть растерзано и наго, Но мучится напрасной жаждой блага, Напрасного, как помысел о нем. Какого Бога двойственная сила Дала узнать, что рок неотвратим, И в то же время сердцу подарила Его мечту – никчемное мерило, Которое использовать хотим? Зачем его Строитель кропотливый, Во исполненье тайных теорем, Расчислил и приливы, и отливы — Весь это мир, текучий, сиротливый И сам не постигающий, зачем? Бог воплотился; это означало, Что и душа склонилась перед злом; А счастье, бытию первоначало, Гремушкой пустозвонной забренчало И сделалось гадалок ремеслом. И мир застыл, как маска лицедея, Как сам себя исчерпавший урок. Зачем же плоти жаждала идея, И как сумеем, ею не владея, Достроить недостроенный чертог? Немой останок умершего Бога И есть наш мир; душа же родилась, Узнав его отличье от чертога, Но для нее утеряна дорога В утраченную Богом ипостась. И вот, блуждая в поисках потери, Душа взыскует, вглядываясь в тьму, — Но не себя, а гибельных мистерий; И только Словом приобщится к вере, Забытому истоку своему. Он Словом был, но перестал владеть им, Явившись мертвый в мертвенном миру; И значит, здесь искомого не встретим, Но только в Слове, этом Боге третьем, Душа вернется к Правде и Добру.