Можно наблюдать, что часто молитва и жизнь христианина не связаны в одно целое. Человек уделяет молитве время утром и вечером, а в остальное время дня забывает и о молитве, и о Боге, и об учении Христа, и об Его заповедях.

Молитва в этом случае как бы обособляется и не проникает в жизнь. От этого жизнь христианина в таких случаях мало чем отличается от жизни живущих вне Бога: человек легко поддается действию страстей, его возмущают бури душевные, и он чувствует себя беззащитным и покинутым при житейских невзгодах.

Это случается потому, что человек не умеет постоянно владеть могучим оружием христианина — непрестанною молитвою. Он как бы примеряет оружие утром и вечером, а на день снимает его и выходит на ежедневную битву с врагом без оружия.

«Кроме непрестанной молитвы, мы приблизиться к Богу не можем», — говорит прп. Исаак Сириянин.

А св. Григорий Богослов пишет:

«Нам надлежит не только самим молиться всегда, но и других всегда учить тому же, всех вообще: и монахов, и мирян, и мудрых, и простых, и мужей, и жен, и детей — и побуждать их молиться непрестанно».

Св. Симеон Новый Богослов учит:

«Тот, кто непрестанно молится, — в этом одном все доброе соединяет».

Св. отцы говорят также, что «если ты молишься только тогда, когда встал на молитву, — то ты никогда не молишься».

Надо понимать также, что мы подвергаемся действию непрестанного потока искушений: в мыслях и в чувствах, при работе, отдыхая, в постели и т. д. Поэтому и основное средство борьбы с искушениями — молитва — также должна быть непрестанной. Отсюда привычка к непрестанной молитве есть самая важная, самая необходимая из всех привычек, и для приобретения ее христианин не должен жалеть усилий.

Есть несколько форм непрестанной молитвы. Одной из них так учит св. Василий Великий:

«Молиться надобно всегда, при всяком случае… Вкушая хлеб, воздай благодарение Давшему его. Надеваешь одежду — благодари Даровавшего нам покровы… Пришел ли день — благодари Даровавшего нам солнце… Когда смотришь на небо и увидишь красоту звезд, молись Владыке видимого и поклонись наилучшему Художнику Богу, Который "вся Премудростию сотворил еси" (Пс. 103, 24).

Когда увидишь, что вся природа объята сном, опять поклонись Тому, Кто посредством сна разрешает нас от непрерывности трудов… Таким образом, непрестанно будешь молиться, не в словах заключая молитву, но через все течение жизни приближаясь к Богу, чтобы жизнь твоя была непрерывною и непрестанною молитвою».

Как видно из приведенной выдержки, св. Василий Великий понимает под непрестанной молитвой непрекращающееся состояние богомыслия, т. е. постоянной памяти о Боге и зависимости нас и всех наших дел и всей природы от нашего Создателя и Промыслителя.

Как пишет прп. Иоанн Лествичник:

«Нужно возвращать наш ум к Богу не только стоя на молитве, но приготовляться к ней весь день, всю жизнь — и это само по себе уже будет молитва».

О такой же форме непрестанной молитвы пишет в своих трудах и великий молитвенник о. Иоанн С:

«Везде и всегда, иду ли я, еду ли, сижу или лежу, мысль о Боге никогда не покидает меня. Я молюсь Ему духом, мысленно предстою Ему и созерцаю Его пред собою».

Несколько другая форма непрестанной молитвы излагается в поучениях епископа Феофана Затворника:

«Надо в продолжение дня чаще к Богу из сердца взывать краткими словами, судя по нужде души и текущим делам. Начинаешь что, например, говори: "Благослови, Господи". Кончаешь дело, говори: "Слава Тебе, Господи", — и не языком только, но и чувством сердца. Страсть какая поднимается, говори: «Спаси, Господи, погибаю». Находит тьма помышлений сомнительных — взывай: "Изведи из темницы душу мою". Предстоят неправые дела, и грех влечет к ним — молись: "Наста-ви мя, Господи, на путь"; грехи подавляют и влекут в отчаяние — возопи мытаревым гласом: "Боже, милостив буди мне грешному". Так и во всяком случае.

Или просто часто говори: "Господи, помилуй", "Владычице Богородице, помилуй мя!", "Ангел Божий, хранителю мой святый, защити меня", или другим каким словом взывай. Только, сколько можно чаще делай эти взывания, всегда стараясь, чтобы они из сердца исходили».

Здесь, как мы видим, еп. Феофан предлагает нам в течение всего дня непрестанно возносить краткие молитвы, в зависимости от наших дел и состояния, с просьбами о помощи, защите и укреплении нас.

Здесь уместно вспомнить, как привычка к памяти о Боге и непрестанной молитве три раза спасала старца Силуана от смертельной опасности.

Прямо на него бежала бешеная собака — бежать от нее было уже невозможно. Силуан успел лишь помолиться: «Господи, помилуй». И какая-то сила отшвырнула собаку в сторону, и она пробежала мимо. В другой раз на него катилось с высокой горы большое бревно. Опять он воззвал к Господу о помощи, и бревно остановилось, зацепившись за что-то.

В третий раз в его дыхательное горло попала рыбная кость. Тотчас же он обратился в молитве к великомученику и целителю Пантелеимону, и ему было внушено сильно кашлянуть — и кость вышла из гортани с большим количеством крови.

Мы слышали также рассказ про одного кавказского старца-пустынника, непрестанно творившего молитву. Как-то случайно, когда он шел по горам, у него прервалась молитва. Внезапно он поскользнулся и полетел под откос в пропасть. Падая, он возобновил молитву, и тотчас же его падение прекратилось, и он оказался стоящим твердо на своих ногах.

Особый образец непрестанной молитвы дает нам прп. Макрина — сестра св. Василия Великого. К непрестанному богомыслию и молитве преподобная приучила себя уже с детства путем не прекращающегося в ее устах священного песнопения. В жизнеописании преподобной написано:

«Вставала ли она (еще девочкой) с постели или принималась за какое-либо дело, садилась ли обедать или вставала из-за стола, полдень и вечер — она не пропускала без пения псалмов».

Какова бы ни была форма непрестанной молитвы, она приводит христианина к тому, что он находится в непрестанном общении с Богом, черпает в Нем силу, сохраняет свое духовное устроение и этим достигает цели своей жизни — всегдашнего пребывания в Духе Святом.

Прп. Иоанн Лествичник так говорит о необходимости постоянного бодрствования молитвенного:

«Помни, что надо и после молитвы сохранять себя, и ты должен знать, что толпы бесов, побежденных тобою, вновь осаждают тебя».

Для приближения себя к непрестанной молитве необходимо утренние и вечерние правила дополнять молитвами в течение самого дня.

Как известный минимум прп. Серафим предлагает мирянам совершать молитвенное правило три раза в день — утром, среди дня и вечером. В течение дня преподобный допускает совершение правила среди дела — на ходу, если нельзя выбрать времени для уединения.

Его правило для погруженных в суету дня мирян состоит из чтения: три раза «Отче наш», три раза «Богородице» и один раз «Верую». Тот, кто читает утром и вечером обычные церковные правила, может для середины дня брать хотя бы правило прп. Серафима.

Помимо кратких воззваний к Господу среди дня, как это учит делать еп. Феофан Затворник, можно рекомендовать произнесение (вслух или в уме) определенных молитв, предлагаемых Церковью при различных обстоятельствах.

Так, в молитвеннике можно найти молитвы, совершаемые перед началом всякого нового дела и после него, перед дорогой, перед учением, благодарение Бога за Его благодеяния, которые мы непрерывно получаем от Господа, и т. д.

Горе нам, если мы будем пренебрегать вовремя помолиться: это сразу же отразится на деле и на самочувствии нашем. Совершение подобных молитв в течение дня также приблизит христианина к выполнению завета о непрестанной молитве.

При непрестанной молитве не следует смущаться никакими внешними занятиями или положением и никогда не переставать молиться. Об этом так говорят прпп. Варсонофий Великий и Иоанн:

«Сидишь ли ты, занят ли чем, ешь ли, или иное что делаешь ради потребности телесной, к востоку ли или к западу случится быть обращенным — не сомневайся молиться, ибо мы получили заповедь делать сие непрестанно и на всяком месте…

Когда и голова у тебя покрыта, не оставляй молитвы, но соблюдай лишь то, чтобы делать это не с пренебрежением… Итак, стоишь ли ты или сидишь, или лежишь — пусть бодрствует сердце твое в твоем псалмослужении. Предавайся молитве, непрестанно прибегая к Богу днем и ночью, и тогда враги, борющие душу, отступят, постыженные…

Совершенные отцы наши не имели определенного правила, но в течение целого дня… несколько упражнялись в псалмопении, несколько читали изустно молитвы, несколько испытывали помыслы; мало, но заботились и о пище».

При этом прп. Варсонофий пишет, что «если ты непрестанно молишься, по слову апостола (1 Фес. 5, 17), то не нужна продолжительность, когда встаешь на молитву, ибо ум твой весь день пребывает в ней».

Следует отметить, что непрестанное внутреннее общение человека с Богом может совершаться не только при физическом труде, но и при всех видах умственного труда. Об этом так говорится во 2-й части «Откровенных рассказов странника».

Профессор спрашивает схимника: «Когда должен я заниматься чем-либо исключительно умственным, как то: внимательным чтением, или обдумыванием глубокого предмета, или сочинения, то как могу при этом молиться умом и устами?» Схимник отвечает:

«Представь, что строгий и взыскательный царь повелел тебе сочинять рассуждения на данную им глубокую тему в его присутствии — у подножия его трона: как бы ты ни был совершенно занят твоим предметом, однако же сознание присутствия царя, в руке которого жизнь твоя, овладевая тобою, не попустит тебя ни на малое время забыть о нем. Это-то ощущение и живое чувство близости царя очень ясно выражает возможность заниматься непрестанною внутреннею молитвою и при умственных упражнениях».

Великое дело христианина — приучить себя к непрестанной молитве.

Как говорил старец Силуан:

«Господь славословится во всех храмах, а истинные христиане славят Бога в сердцах своих. Сердце христианина — храм, а ум его служит престолом, ибо Господь любит обитать в сердце и уме человека. Когда же непрестанная молитва утвердится в глубине сердца, тогда весь мир превращается в храм Божий».

Кроме перечисленных выше форм непрестанной молитвы ниже будет говориться отдельно (в гл. 13) об особой и наиболее важной ее форме — так называемой молитве Иисусовой.

 

Приложения к главе 13-й

Молитва-богомыслие священномученика Петра Дамаскина

Ниже приводится пример молитвы-богомыслия священномученика Петра Дамаскина, исполненной величайшего смирения и покорности воле Божией.

«Хочешь ли ради смирения попустить на меня искушения — я также не отойду от Тебя и ничего не буду делать самовластно.

Без Тебя я не произошел бы из небытия, и не могу ни жить, ни спастись. Что Ты хочешь, то и твори с созданием Твоим. Но верую, что, будучи Благ, Ты устроишь лишь благое, хотя я и не познаю, что это полезно; но я недостоин знать и не прошу научиться, чтобы получить спокойствие: может быть, это мне не полезно.

Не смею просить и облегчения какой-либо брани (искушения): хотя я и немощен и во всем отягощен, но не знаю, что мне полезно.

Ты ведаешь все: как ведаешь — сотвори, только бы мне не погрешить, что бы ни случилось; но хочу или не хочу, спаси меня. Однако и это — если Тебе угодно. Мне вовсе не подобает думать об этом.

Я перед Тобою как бы бездушный… Ты всем хочешь блага. Это ясно из всех благодеяний, которые Ты оказал и постоянно нам оказываешь по благодати, явно и неявно, которые мы знаем и которых не знаем, из самого превышающего ум снисхождения Твоего к нам.

Кто я, что осмеливаюсь извещать Тебя о себе, Сердцеведец? Но говорю это для того, чтобы и мне самому, и врагам моим знать, что я прибегаю к Тебе, Пристанищу спасения моего.

Через благодать Твою познал я, что Ты — мой Бог, и уже не смею много говорить, но только хочу представить Тебе мой ум свободный от всего (мирского), глухой и немой ко всему (мирскому).

Не знаю, делал ли я когда-либо что доброе, но всегда много злого, за которое в виде раба повергаюсь пред Тобою, прося о том, чтобы Ты сподобил меня каяться. Не попусти меня, Господи Иисусе Христе Боже мой, делать, или говорить, или мыслить неугодное Тебе.

Довольно для меня множества стольких прежде бывших грехов моих; но — как Ты хочешь — помилуй меня.

Велико для меня, что я ношу имя христианина. Как сказал Ты, Господи, одному из рабов Твоих: "Велико для тебя, что ты наречен Моим именем"; и для меня это более всех царств земных и неба»…

Поучения старца Захарии из Троице-Сергиевой Лавры о непрестанной молитве

Чада мои, старайтесь приобрести постоянную молитву. Крепко просите о том Неусыпающую за нас Молитвенницу Матерь Божию, как я уже не раз повторял вам…

Навыкайте ни одного дела без молитвы не начинать. Работаешь ли ты по специальности твоей — прежде всего возьми благословение у Царицы Небесной. Перед Ее лицом произнеси молитву Иисусову.

А во время службы сердцем чувствуй присутствие Господа. Он все видит, даже мысли и чувства твои. Старайтесь каждое движение ваше, каждое прикосновение к предмету соединять с молитвой. Молитва рождает смирение, а без смирения нет спасения.

Окончив работу, вознесите благодарение Господу и Царице Небесной.

Чада мои, даже когда по лесенке поднимаетесь или спускаетесь, на каждой ступеньке говорите (про себя, в себе) по словечку из постоянной молитвы. Не благословляю иначе ходить по лестнице.

Неспешно творите молитву — и для души это оздоровление, и для сердца польза. «Не задаром воздух бьем». Каждое слово святое — это великая творческая сила. Каждое слово молитвы приближает нас к Богу. Мы опустошили наши слова, оторвав их от Господа.

Даже если нужно что житейское сказать, надо в сердце держать молитву. А кто еще не привык держать молитву при разговоре, то пусть хоть помнит, что говорит он в присутствии Господа и все, что он скажет, что почувствует — все видит Он, Отец наш Небесный, находясь здесь. Никогда нельзя забывать о вездеприсутствии Божием. Забывать это — грех.

Для водворения в сердце постоянной молитвы требуется, чтобы молящийся не говорил ничего лишнего, праздного, а также чтобы не мечтал, не беспокоился и необдуманно не делал ничего, что ему захочется, а старался бы во всем творить волю Божию.

Беседуйте же, чада мои, как можно чаще с Господом в молитвах домашних. Это очищает сердце, укрепляет ум, дает силу в действиях исполнять волю Божию.

Вот вы обратились благодатными словами святых к Богу; но, может быть, это для вас и все?

Нет. После прочтения молитв с великим вниманием, в безмолвии мыслей и чувств нужно постоять хоть несколько минут, ожидая сердцем своим ответа, вразумления и т. д. Эти несколько минут вас многому научат — сначала 3 минуты, 5 минут, а потом… сами увидите, кому сколько нужно.

Прошу вас это исполнить и благословляю. Это усилит вашу постоянную молитву и отречение от своей воли и даст жажду получить (стяжать) в сердце Духа Святого.

 

Как пишет преподобный Макарий Великий:

«Как скоро удалишься от мира и начнешь искать Бога и рассуждать о Нем, должен будешь бороться со своей природой, с прежними нравами и с тем навыком, который тебе прирожден.

А во время борьбы с этим навыком найдешь противящиеся тебе помыслы и борющиеся с умом твоим. Так как души, оставшиеся в естестве своем, по земле пресмыкаются помыслами, о земле помышляют, и ум их на земле имеет жительство свое.

Сами по себе они думают, что принадлежат Жениху, но, не приняв елея радости, не возродились они Духом свыше…

Ибо князь мира сего, будучи некоею мысленною тьмою греха и смерти, каким-то сокровенным, жестким ветром волнует, наполняет и кружит непостоянными, вещественными, суетными помыслами всякую душу, не рожденную свыше и умом и мыслию не переселившуюся в иной век, по сказанному: "Наше житие на небесах есть" (Флп. 3, 20) . И помыслы эти повлекут тебя и станут кружить тебя в видимом, от чего ты бежал. Тогда ты начнешь борение и брань, восстанавливая помыслы против помыслов, ум против ума, душу против души, дух против духа.

Этим же истинные христиане и отличаются от человеческого рода. Ибо отличие христиан состоит не во внешнем виде и не в наружных образах, как многие думают, что в этом вся разность.

От всех людей в мире отличается новая тварь — христианин — обновлением ума, умирением помыслов, любовью и небесной приверженностью ко Господу…

Все богоугождение и служение Богу зависит от помышлений».

Прп. Исихий добавляет к этому:

«Ум с умом невидимо сцепляются на борьбу — ум демонский с нашим, и тогда у нас появляется нужда каждое мгновение из глубины души взывать ко Христу Спасителю, чтобы Он отогнал ум демонский, растлевающий мечтанием наш ум, и победу даровал нам как Человеколюбец».

«Будь осторожен, береги свой ум», — говорил и о. Иоанн С.

А Н. в своей работе «О внутреннем христианстве» пишет так:

«Душа, воспринявшая в свое естество благодать Святого Духа, кружиться помыслами не может, это для нее не свойственно, она непрестанно погружает свой ум в волны молитвенной благодати и не носится в вихре кружений.

Ум входит в небесную тишину благодатных помыслов. Но это дается не сразу: нужен труд внимательной молитвы.

Таково просвещенное учение св. отцов о возрождении души свыше и таков благодатный, неоспоримый признак возрожденной души…

Потому св. отцы с таким жаром устремлялись из этой смертной тьмы мысленного кружения на путь возрождения своей души от Духа Божия, на путь покаяния, устремлялись от кружения в помыслах в благодатную тишину ума, устремлялись трезвением, вниманием и умной молитвой.

Внимательная молитва творила с ними чудо: помогала им отыскивать свою умерщвленную душу, оживотворяла ее, снимала с нее пелены страстей, выводила из мрака смертного демонского кружения, озаряла немерцающим светом Божества и вводила ум в Божественную тишину, из земных человеков соделывала их небесными, бессмертными ангелами».

Так начинается наша борьба с духами бестелесными, злыми, коварными, которые ведут с нами неустанную борьбу посредством помыслов, вожделений и мечтаний.

Как пишет еп. Феофан Затворник:

«В движениях порочных сердца и помыслах средство истребить все это — непрестанная память о Господе и молитва к Нему».

Итак, для возрождения души необходима внимательная умная и, очевидно, непрестанная молитва.

Для этой цели, по многовековому опыту многочисленного сонма св. отцов, наиболее совершенной формой молитвы является краткая Иисусова молитва: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». При наиболее сокращенной форме ее произносят: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя».

А прп. Серафим Саровский советовал во вторую половину дня присоединять к ней и молитву к Богородице: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитвами Богородицы помилуй меня грешного».

Вместе с тем следует знать, что легче приучить себя к непрестанной молитве, если постоянно повторять лишь одну ее форму, никогда не изменяя ее.

Творение Иисусовой молитвы приносит овладевшему ею освобождение от суетных помыслов — умирение ума, обильные духовные плоды — и очищает душу от страстей. Вот как об этом говорит прп. Варсонофий Великий:

«Непрестанно призывать имя Божие есть врачевание, убивающее не только страсти, но и самое действие их.

Ибо от призывания имени Божия враги обессиливаются; а зная это, не перестанем призывать имя Божие на помощь.

Как врач изыскивает (приличное) врачевание или пластырь на рану страждущего, и они действуют, причем больной и не знает, как это делается, так точно и имя Божие, будучи призываемо, убивает все страсти, хотя мы и не знаем, как это совершается».

«Имя Иисуса Христа страшно для демонов, для душевных страстей и недугов. Им украсим, им оградим себя», — говорит и св. Иоанн Златоуст.

Схиархимандрит Софроний пишет:

«Через молитву Иисусову приходит в сердце благодать Святого Духа, и призывание Божественного имени Иисуса освящает всего человека, попаляя в нем страсти».

Как говорит св. Афанасий Александрийский:

«Имя Господне Иисуса Христа из всех имен, из всего любимого под небесами, — оно самое любимейшее и на земле и в мире горнем, ибо в нем мы познали Того, Кто нас возлюбил вечной любовью и начертал нас на дланях Своих, украсил Свое Божество нашим человечеством, ум наш создал Своим престолом (св. Макарий Великий) и тело — Своим храмом (ап. Павел — 1 Кор. 6, 19)».

Значение Иисусовой молитвы так характеризуется Симеоном, архиепископом Солунским:

«Она есть исповедание веры, подательница Духа Святого и Божественных даров, сердца очищение, бесов изгнание, Иисуса Христа вселение, духовных разумений и Божественных помыслов источник, грехов отпущение, душ и телес врачевание, милости Божией источник, единая спасительница как имя Спасителя нашего Бога в себе носящая».

«Носить со вниманием непрестанно в уме своем не пустомыслие, а великое и святое имя Божие, — пишет Н., — значит быть умной колесницей херувимской, где восседает Бог Слово. Носить святое имя Святого Бога — и значит самому освящаться и быть освященным Его Именем. Носить имя Бога бессмертного и блаженного — значит и самому приобщаться Божьему бессмертию и блаженству».

* * *

Как и всякую, Иисусову молитву по ее способу творения можно подразделить на устную, умную и сердечную с переходами между этими тремя ее ступенями. Притчу о Царстве Небесном и о закваске, которую «женщина положила в три меры муки»(Мф. 13, 33), св. отцы объясняют так.

Царствие Небесное, которое «внутри нас есть»(Лк. 17, 21), достигается преображением нас непрестанной молитвой так же в три ступени.

На первой ступени христианин осваивает привычку непрестанной Иисусовой молитвы лишь устами.

На второй ступени молитва утверждается уже в уме с непрерывным вниманием к ней.

На третьей ступени размягчается и умиляется сердце, и молитва непрестанно творится, питая христианина миром и радостью.

Приучать себя к Иисусовой молитве, конечно, лучше всего под руководством опытных в ней молитвенников. Но таких так трудно найти. Тогда при отсутствии их можно руководствоваться соответствующей литературой по ней, которая довольно обширна.

Много места уделяется Иисусовой молитве в 5-м томе «Добротолюбия». Учение о ней изложено также в сочинениях Преосвященного Игнатия (Брянчанинова) и о. Валентина Свенцицкого. Увлекательное повествование о ней имеется в двух частях «Откровенных рассказов странника духовному отцу своему».

Первая часть была выпущена несколькими изданиями Михаило-Архангельским Черемисским монастырем; рукопись второй была найдена в бумагах старца о. Амвросия Оптинского и издана Оптиной пустынью.

Обычно для начала молящимся рекомендуют включение в вечернее, а кто может, то и в утреннее правило по 100 молитв Иисусовых, отсчитывая их по четкам. В дальнейшем число их постепенно увеличивают. В Оптиной пустыни и в некоторых других монастырях монахи обязаны были в вечерней келейной молитве читать «пятисотницу», т. е. выполнять ее 500 раз.

При этом всегда рекомендуется читать молитву в течение дня, когда для этого бывает возможность, — за работой, на ходу, в постели и т. д.

В «Откровенных рассказах» странник вначале, по указанию своего старца, совершал ежедневно 3000 молитв. Потом старец увеличил это число до 6000 и наконец до 12 000.

Странник был совершенно свободен от всяких житейских обязанностей и смог, хотя и с трудом, устно выполнять эти 12 000 молитв.

Так овладел он вначале устной молитвой, а под конец получил и дар непрерывной сердечной молитвы. (Выдержки из его рассказа приводятся ниже в приложении к гл. 13).

«Как навыкнуть молитве Иисусовой?» На этот вопрос еп. Феофан Затворник дает такой совет:

«Стать пред иконами в молитвенное положение (можно сесть) и, низведши внимание туда, где место сердца, творить неспешно Иисусову молитву при памятовании присутствия Божия.

Так полчаса, час и больше. Сначала трудновато, а когда навык приобретется, — это будет совершаться как бы натурально, как дыхание».

Для христиан, живущих в миру, в качестве руководства при начале чтения Иисусовой молитвы устами можно иметь следующие наставления о ней старца о. Алексия М.:

«Молитву Иисусову — Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного (грешную) — читать надо, но читать просто. Совсем, совсем просто. В простоте вся ее сила. Нельзя думать ни о каком "творении" или "сердечном делании" молитвы, как это было у св. отцов и у пустынников. Последнее является действительно трудным и великим подвигом, опасным для новоначальных и невозможным в миру.

Чувство является уже от простого повторения великих слов молитвы, и через него появляется и молитвенное настроение. Одно имя Иисуса, произносимое с горячей любовью, будет само по себе очищать всего внешнего и внутреннего человека и само творить в душе его молитву, невзирая на окружающее. Как о любимом предмете всегда думает человек, так о Господе должен он думать, носить Его в себе, находиться перед Его лицом и как бы в постоянной беседе с Ним.

Вначале наибольшее внимание надо обращать на слова "помилуй мя грешного". Эти слова надо читать в покаянии, простоте, с которой молитва должна читаться, и чувство покаяния предохранит душу от различных и подчас очень тонких и опасных искушений (прелести).

Молитву надо читать без счета — как можно чаще, где только возможно: на улице, у себя дома, в гостях, за едой, в постели, за работой и т. п. Дело не в обстановке, а в чувстве, с которым произносится великое имя Иисуса Христа. Читать молитву можно про себя или в уме. Надо читать ее в храме, когда не слышно, что читают, или непонятно, что поют.

С течением времени внимание со слов "помилуй мя грешного" переносится на слова "Господи Иисусе Христе", произносимые с любовью. Господь Иисус Христос — второе Лицо Пресвятой Троицы — является нам наиболее близким и понятным.

Спустя уже долгое время, чувства и мысли переходят на слова "Сыне Божий". Эти слова приобретают в душе чувство исповедания и любви к Иисусу Христу как к Сыну Божию.

В конце концов все эти чувства соединяются в одно и получается полностью вся молитва Иисусова — в словах и чувствах.

Через Иисусову молитву будут освещаться Христом все житейские дела: как хорошо и радостно бывает, когда солнышко светит, — точно так же хорошо и радостно будет на душе, когда Господь при непрестанной молитве будет все сердце освещать».

Эти наставления давались о. Алексием М. одной из его духовных дочерей, которая по своей обстановке дома не могла вслух читать молитву. Для начинающих привыкать к молитве Иисусовой надо (кто только может) говорить ее устно, вполголоса, или хотя бы шепотом.

Прп. Варсонофия Великого спросили: «Как может человек непрестанно молиться?» Старец ответил: «Когда кто бывает наедине, то должен молиться устами и сердцем. Если же кто будет на торгу и вообще вместе с другими, то не следует молиться устами, но одним умом. При сем надлежит соблюдать глаза для избежания рассеяния помыслов и сетей вражиих».

О. Александр Стефановский рекомендует Иисусову молитву произносить очень медленно, вникая в смысл каждого слова и делая паузы между отдельными молитвами, для собранности.

Молитву он рекомендует выполнять по четкам, беря для начала не более 100 молитв на один раз.

По мнению архиеп. Варлаама (Ряшенцева):

«Молитва Иисусова, как и всякая другая молитва, получает силу не от механического произнесения святых слов, а от чувства смирения и сокрушения, от покаянного припадания к Господу за помилованием».

О том же пишет и епископ Вениамин (Милов):

«Произношение имени Господнего всяким человеком должно быть напряженно-внимательным, теплым, чистым, искренним, богобоязненным и благоговейным».

Как видно из всего сказанного, особое значение при Иисусовой молитве имеет чувство, с которым произносится имя Господа Иисуса Христа.

Непрестанному чтению молитвы Иисусовой учил своих духовных детей и старец о. Алексий Зосимовский. Одной духовной дочери он говорил так:

«Говори молитву Иисусову всегда, что бы ты ни делала».

Приучать себя к непрестанной Иисусовой молитве настолько важно, по мнению Оптинского старца Варсонофия, что он рекомендовал своим духовным детям из иноков никогда не ложиться спать без четок.

Следует упомянуть также, что, по свидетельству того же старца, Иисусова молитва является вернейшим лекарством при излечении души от сильного душевного волнения.

Его послушник однажды спросил старца, как поступает он, когда мрак и скорбь со всех сторон охватят душу.

«А вот, — отвечал старец, — сяду на этот стул и смотрю в сердце. А там полный мрак и буря. Я и начну повторять: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного". И что же? Полчаса не пройдет, смотришь в сердце, а там тишина… Враг ненавидит молитву Иисусову».

Можно считать, что к творению Иисусовой молитвы могут приучать себя не только иноки, но и миряне. Известно, что в творении ее преуспели, например, константинопольский царедворец Константин — отец святителя Григория Солунского — и русский государственный деятель начала прошлого века Сперанский.

Следует вместе с тем всех предупредить, что чтение молитвы Иисусовой не исключает обычных утренних и вечерних молитв, усилий христианина по исполнению всех заповедей Божиих, своевременного покаяния при каждом грехе и стяжанию любви, смирения, послушания, милосердия и всех других добродетелей. Если нет таких усилий, то одно, хотя бы и непрестанное, творение молитвы Иисусовой будет бесплодным.

* * *

И еще одно предупреждение необходимо сделать. Нельзя желать через творение Иисусовой молитвы сладостных, благодатных переживаний и не это надо ставить себе целью, приучая себя к непрестанной молитве.

Об этом пишет так архиеп. Варлаам (Ряшенцев):

«Услаждаться подвигами, хотя бы и молитвой Иисусовой, есть духовное сластолюбие и погрешительное, так как источник сластолюбия кроется в похоти.

Правильный путь таков: всячески подвизайся, ищи через это не сладости, а мира и очищения совести от болячек и ран. Проси у Бога исцеления, сокрушения, слез, но не веселия, не высоких экстазов, как у сектантов.

Трепещи общения с Господом в Святых Тайнах и моли Его о даровании тебе познания твоих немощей, спасительного страха, любви к ближнему, терпения и т. п., но не высокой радости, говоря себе: я этого недостоин. Кроме того, все указанные смиренные чувства сами по себе заключают радость…

Ищи через духовную жизнь просветления ума и сердца, но не приятных ощущений, хотя бы и в молитве… Не останавливайся на них, если они будут, а укрой себя от них».

* * *

«Количество молитвы переходит в качество», — говорит прп. Максим Исповедник. Иначе говоря, и здесь имеет место приложение духовного закона: «через внешнее к внутреннему».

Поэтому, при нашем усердии в отношении количества молитвы, можно ожидать от Господа и благодатной помощи в отношении качества молитвы, внимания в ней ума, т. е. постепенного перехода от устной к молитве «умной».

При этой форме ум уже способен молиться сосредоточенно, не отвлекаясь от молитвы посторонними мыслями. Так достигается возможность молиться, не открывая уст, т. е. молча, при всякой обстановке и в присутствии других.

По мере упражнения в такой молитве начинается постепенно раскрываться последняя, благодатная форма — сердечная молитва.

Молящийся начинает замечать рост в себе при молитве благоговения, страха Божия, теплоты сердечной, умиления и теплых благодатных слез, согревающих сердце.

Про переход от «умной» к сердечной молитве Иисусовой так говорил инокам прп. Серафим Саровский:

«Сначала день, два и более твори молитву эту одним умом, раздельно, внимая каждому слову особо.

Потом, когда Господь согреет сердце твое теплотой благодати Своея и соединит в тебе ее в один дух, тогда потечет в тебе молитва эта непрестанно и всегда будет с тобой, наслаждая и питая тебя».

Такая форма непрестанной молитвы требует, однако, предварительного напряженного труда, сосредоточенности и уединенной обстановки.

По словам одного великого старца:

«Имеющему внутреннюю (сердечную) молитву молитва так же свойственна и естественна, как дыхание. Что бы он ни делал, молитва у него идет самодвижно, внутренне. Так и за службой в церкви молитва у него идет, хотя он в то же время слушает, что поют и читают».

А вот как характеризует состояние овладевшего сердечной молитвой прп. Исаак Сириянин:

«Тогда и в сонном, и в бодрственном состоянии человека молитва не пресекается в душе его, но ест ли, пьет ли, делает ли что, даже и в глубоком сне, без труда издаются сердцем его благоухания и испарения молитвы.

Тогда молитва не отлучается от него, но всякий час, хотя и не обнаруживается в нем внешне, однако в то же время совершает в нем службу Божию втайне.

Ибо молчание чистых один из христоносных мужей называет молитвою, потому что помыслы их суть Божественные движения, а движения чистого сердца и ума суть кроткие гласы, которыми сокровенно воспевают Сокровенного».

Совершенно очевидно, что наибольших успехов при борьбе с праздными помыслами и для приобретения навыка непрестанной молитвы Иисусовой могут достигнуть те, кто имеет возможность жить в уединении (молясь, однако, не только о себе, но и за больных, ближних, страждущих и за гибнущий во грехах мир).

Для живущих в семьях, естественно, это будет значительно труднее. Они, конечно, не могут уклониться от забот о ближних, от служения им и от переживания с ними всех событий их жизни.

Но если христианин, живя в миру, все же стремится от всей души возобладать над своими помышлениями и приобщиться в какой-то мере к непрестанной молитве, то ему потребуется развить в себе добродетель воздержания.

Ему необходимо будет проявить возможно большую полноту воздержания в следующих отношениях :

1) от чтения по возможности светской литературы, журналов, газет;

2) от посещения общественных мест развлечения (возможно большего), смотрения телевизора, если полностью невозможно от него отказаться;

3) ограничить себя при слушании радио (опять-таки при невозможности почему-либо полностью отказаться от него);

4) от пристрастия к науке и светскому искусству во всех его видах, что не исключает, однако, работы в области науки и искусства без пристрастия к ним;

5) от посещения близких и знакомых, если только не требует этого его совесть как исполнения его долга как христианина;

6) по возможности уклоняться от приема тех близких и знакомых, посещение которых не вызвано духовной и житейской необходимостью и не связано с общностью духовных интересов.

Очевидно, что выполнение этих правил о воздержании будет по силам в должной мере далеко не всем христианам, живущим в миру. Здесь приложима заповедь Господня: «Кто может вместить, да вместит»(Мф. 19, 12).

В заключение следует упомянуть и о следующем предупреждении архиеп. Арсения (Чудовского) делателям Иисусовой молитвы:

«Правда ли, что некоторые из-за Иисусовой молитвы расстраивали свой ум и впадали в духовную прелесть?

По свидетельству св. отцов и как говорит жизненный опыт, возможно и это.

Всякое духовное делание может иметь неправильный ход и развитие. То же нужно сказать и относительно молитвы Иисусовой.

Так, когда ты займешься этой молитвою, можешь приобрести навык в ней, и у тебя прекратятся дурные мысли и желания. И вот тут-то является опасность возомнить о себе как о делателе молитвы Иисусовой, как о чистом, безгрешном человеке.

Чтобы этого не случилось, нужно всегда иметь в виду, что не приобретение навыка молитвы Иисусовой и не прекращение внутреннего борения должно быть целью, а достижение от молитвы Иисусовой совершенных результатов, каковыми можно назвать — тихое, умилительное соединение нашего сердца с Господом, при глубоком покаянном, смиренном о себе мнении. Без этого всегда может быть опасность духовного самообольщения. Иначе говоря, всегда надо бояться духовной гордости, ибо она приводит в ничто всю нашу внутреннюю работу, все наши подвиги».

 

Приложения к главе 14-й

Непрестанная молитва странника (Из его «Откровенных рассказов», ч. 1)

Интересно описание последствий творения непрестанной молитвы Иисусовой, которое дано тем странником, о котором упоминалось выше.

Странник овладел вначале навыком лишь устного и умного непрестанного творения Иисусовой молитвы. Вот как описывает он свое состояние в это время:

«Все лето проводил я в беспрестанной устной Иисусовой молитве и был очень покоен. Во сне почасту грезилось, что творю молитву, а в день, если случалось с кем встретиться, то все без исключения представлялись мне так любезны, как бы родные, хотя я и не занимался с ними.

Помыслы сами собою совсем стихли, и ни о чем я не думал, кроме молитвы, к слушанию которой начал склоняться ум, а сердце само собой по временам начало ощущать теплоту и какую-то приятность.

Когда случалось приходить в церковь, то длинная пустынная служба казалась короткою и уже не была утомительна для сил, как прежде.

Вот теперь так и хожу да беспрестанно творю Иисусову молитву, которая мне драгоценнее и слаще всего на свете. Иду иногда верст по семидесяти и более в день, и не чувствую, что иду, а чувствую только, что творю молитву.

Когда сильный холод прохватит меня, я начну напряженнее творить молитву и скоро весь согреюсь. Если голод начинает меня одолевать, я стану чаще призывать имя Иисуса Христа и забуду, что хотелось есть. Когда сделаюсь болен, начинается ломота в спине и ногах — стану внимать молитве и боли не слышу.

Когда кто оскорбит меня или прибьет, я только вспомню, как насладительна Иисусова молитва, — то тут же и оскорбление и сердитость пройдет, и все забуду…

Нет у меня ни о чем заботы, ничто меня не занимает; ни на что суетливое не глядел бы и был бы все один в уединении; только по привычке одного хочется — чтобы беспрестанно творить молитву, и когда ею занимаюсь, то мне бывает очень весело. Бог знает, что такое со мной делается».

А вот описание странником ощущений того периода, когда он стал преуспевать в сердечном творении молитвы:

«Я начал чувствовать разные повременные ощущения в сердце и уме. Иногда бывало, что как-то насладительно кипело в сердце, в нем чувствовалась такая легкость, свобода и утешение, что я весь изменялся и предавался восторгу.

Иногда чувствовалась пламенная любовь к Иисусу Христу и ко всему созданию Божию. Иногда сами собой лились сладкие слезы благодарения Господу, милующему меня, окаянного грешника. Иногда прежнее глупое понятие мое так уяснялось, что я легко понимал и размышлял о том, о чем прежде не мог и вздумать.

Иногда сердечная сладостная теплота разливалась по всему составу моему, и я умиленно чувствовал при себе вездеприсутствие Божие.

Иногда ощущал внутри себя величайшую радость от призывания имени Иисуса Христа и познавал, что значит сказанное Им: "Царство Божие внутри вас есть".

Наконец я почувствовал, что молитва уже сама собою, без всякого с моей стороны побуждения производится и изрекается в уме моем и сердце, не только в бодрствованном состоянии, но даже и во сне действует точно так же и ни от чего не прерывается, не перестает ни на малейшую секунду, что бы я ни делал.

Душа моя благодарила Господа, и сердце истаивало в непрестанном веселии».

Схимонах Иларион о молитве Иисусовой

Ниже приводится пояснение о сущности и действии Иисусовой молитвы, которое дано было пустынником схимонахом Иларионом («На горах Кавказа» или «Душеполезное чтение»,1906, с. 251.).

«Память Божия и молитва есть одно и то же. Почти 15 лет я единственно творил устную молитву, потом она сама собою перешла в умную, т. е. когда ум стал сам собою держаться в словах молитвы.

А затем открылась милостью Божией и сердечная, существо которой есть теснейшее действительное соединение нашего сердца или слитие всего нашего духовного существа с именем Господним, или, что то же, — с Самим Господом.

Имя Господне как бы воплощается, и вместо голого, бессодержательного слова, как это обыкновенно бывает между нами, человек ясно ощущает внутренним чувством своей души в имени Божием Самого Господа, точнее, в имени "Господи Иисусе Христе" собственным сердцем своим прикасается как бы к самому естеству Христову, сущности Его и Божественной Его природе, бывает с Ним один дух, приобщается Христовых свойств: Его благости, святыни, любви, мира, блаженства и проч.; ощутительно вкушает, что Благ Господь.

А от этого, без сомнения, и сам делается, по образу Создавшего его, благим, кротким, смиренным, носит в сердце своем несказанную любовь ко всем. И это естественно и в порядке, как и быть должно, потому что такой человек приобщился святыне Божией и вкусил Его благости собственным чувством, а потому и знает опытом достоинство и блаженство этих пренебесных качеств. В этом, конечно, смысле и сказано, что мы бываем общниками Божественного естества.

По словам св. отцов, нет единения ближе того, какое бывает между Богом и душою.

Человек, неся в себе имя Божие, или, что то же, — Самого Христа, в собственном смысле имеет в себе вечную жизнь, самым делом пия ее из неоскудевающего источника — Жизнодавца, Сына Божия, и есть богоносец.

Ум в это время весь бывает внутри сердечного храма или еще далее — в Божественной природе Сына Божия — и, будучи удерживаем страшным событием, не смеет что-нибудь и помыслить земное, но бывает духовен и просвещен Божиим светом.

Трудно представить себе, какая честь и какое величие даны человеку, и он небрежет, а почасту не имеет о том и малой заботы: в вышних Живый Вседержитель Господь, страшный в могуществе и бесконечный в милосердии, имеет в нем место покоя Своего, восседает в сердце его, как на престоле славы, непостижимо таинственно, но, тем не менее, существенно и ощутительно. Действенность молитвы Иисусовой состоит в преискреннем соединении сердца с Господом, когда Господь Иисус Христос творит в нас обитель Свою, ощутительно и действенно вселяется в сердце, и слышится Его Божественное присутствие ясно и осязательно — что называется, по словам св. отцов, живым богообщением.

Тогда Христос Господь наш… нисходит в человека Своим благодатным даром, соединяется с ним Своими Божественными силами, давая "все потребное для жизни и благочестия"(2 Пет. 1, 3), и как бы творит в нем для Себя постоянную обитель(Ин. 14, 23)так, что человек становится уже храмом Духа Божия(1 Кор. 3, 16), церковью Бога Живого(2 Кор. 6, 16),"един дух с Господом"(1 Кор. 6, 17),"а что живет, то живет для Бога"(Рим. 6, 10),"не ктому себе" живет, но живет в нем Бог(Гал. 2, 20).

Вот в этом-то воистину блаженном и достожелательном состоянии молитва чувствуется в сердце, как скала, занимает господствующее положение и покоряет себе все прочие склонности и душевные расположения; человек явственно переходит на духовную сторону, а все земное становится в подчиненное состояние; он входит в свободу духа и покоится в Боге, носит в сердце своем источник жизни — Самого Господа Бога, и это есть несомненная надежда вечного спасения.

При такой внутренней настроенности человек поступает под власть молитвы и делается как бы ее рабом, всегда молясь Господу своему, хотя бы и не хотел, потому что не может противиться преобладающей силе молитвенной.

Сам Дух молится в нем воздыханиями неизглаголанными, и Он же спослушествует духови его, яко чадо есть Божие…

Плодом молитвы являются плоды Духа Святого — "любовь, радость, мир" и пр.(Гал. 5, 22), а главное — надежда спасения, ибо в чувстве сердечном слышится несомненный начаток жизни вечной…

Когда молитва, по благоволению Божию, водворится в наше сердце, то мы прежде всего заметим, что она властно прекращает ток нечистых помыслов.

Лишь только ум наш прикоснется к Господу Иисусу Христу в пресвятом Его имени — тотчас останавливаются брожение мыслей и неудержимая стремительность ума, что, как всякому известно по опыту, всего более смущает подвижника.

Молитва Иисусова водворяет в сердце несказанную любовь к Богу и ближнему — вернее, она есть самое существо любви, ее свойство и качество. Она все сердце пережигает огнем Божиим, претворяя его естественную дебелость в духовную природу: по слову Священного Писания, "Бог наш огнь есть".

Для такого человека самым большим несчастьем в жизни этой служит то, что если придется ему волею или неволею нанести оскорбление ближнему. До тех пор он не найдет мира душе своей, пока действительно не умиротворит сего брата своего.

Упражнение Иисусовой молитвой отторгает человека от всего земного, так что не хотелось бы ему помыслить что-либо, к жизни сей относящееся, и не желал бы он престать от дела этого молитвенного вовеки.

Яснейший же признак молитвенного плода, более других ощущаемый, есть именно чувство вечной жизни, слышимое сердцем в Божественном имени Христа, Спасителя мира.

Питаясь молитвой и по возможности стараясь пребывать в ней как можно большее время, я иногда действительно вкушал радость небесную и был как бы на царской трапезе, успокаиваясь в неисповедимой тишине, духовной радости и восторжении духа в горний мир…

Враг — диавол не имеет никакой возможности даже приступить к тому человеку, а не только вложить скверный помысл. Его опаляет Божественная сила, от имени Иисусова исходящая, как бы нестерпимый пламень. Не имея возможности приступить сам, он вооружает ненавистью людей, а потому молитвенники по большей части бывают гонимы и ненавидимы».

* * *

К словам схимонаха Илариона (защитника «имяславцев») можно добавить слова о. Иоанна С:

«Имя Божие есть Он Сам — единый Дух в трех Лицах, простое Существо, в одном слове изображающееся и заключающееся, и в то же время незаключимое, т. е. не ограничиваемое ничем сущим».

 

Истина — благая и радостная — есть пища души, без нее душа умирает. Душе нужны мысли бодрящие, согревающие, возвышающие и окрыляющие ее.

Благо тем, кто умеет постоянно питать себя ими. С ними легко жить, с ними легко преодолевать все искушения, приражения тоски, уныния, лености и нерадения.

Вместе с тем глубоко воспринятая истина не может оставаться бездейственной: она заставляет не только иначе думать, но и иначе жить.

Душа может питаться молитвой от окружающих ее людей, в которых живет Святой Дух. Но такие люди редки. Гораздо доступнее для всех другой источник истины — Священное Писание.

Как в драгоценном сосуде, истина более всего собрана в Священных Писаниях Нового Завета и особенно в Святом Евангелии. И кто хочет освящения своей души, очищения сердца и просвещения ума, тот должен прильнуть жадными устами к этому сосуду, чтобы постоянно питать себя истиною. Трудно объяснить, рассказать словами о значении для нас Святого Евангелия.

Это кристально чистый источник для умирающей от жажды души; это огонь, попаляющей нечистоту сердца; это светоч, озаряющий окружающий нас греховный мрак. Прп. Серафим Саровский, который в течение каждой недели прочитывал все Евангелие, Деяния и Послания апостолов, так говорил про чтение Священного Писания:

«Через это не только душа моя, но и самое тело услаждается и одухотворяется. При чтении Священного Писания я беседую с Господом, содержу в памяти моей жизнь и страдания Его, и день и ночь славословлю, хвалю и благодарю Искупителя моего за все Его милости, изливаемые к роду человеческому и ко мне, недостойному».

Как пишет еп. Игнатий (Брянчанинов):

«Раскрывая для чтения книгу — Святое Евангелие, вспомни, что она решит твою вечную участь. По ней мы будем судимы и, смотря по тому, каковы были здесь, на земле, по отношению к ней, получим в удел или вечное блаженство, или вечные казни»  (Ин. 12, 48).

Сам Христос присутствует в Святом Евангелии и говорит из него с нашей душой. Поэтому Церковь почитает Евангелие как Самого Христа: пред ним несут зажженные свечи, а священнослужители снимают камилавки и митры, приступая к его чтению.

Некоторые из христиан (включая преподобного Серафима) считали возможным читать Евангелие только стоя или на коленях. Но это, конечно, необязательно. Архиепископ Арсений (Чудовской) считал непредосудительным читать Евангелие и сидя.

По существу благоговейное чтение Евангелия нельзя отличать от молитвы. Старец Парфений Киевский так рассказывал про себя:

«Однажды в продолжение сорока дней читал я Евангелие о спасении одной благотворившей мне души, и вот вижу во сне поле, покрытое тернием. Внезапно спадает огонь с небес, попаляет терние, покрывающее поле, — и поле остается чистым. Недоумевая об этом видении, я слышу голос: терние, покрывающее поле, — грехи благотворившей тебе души; огонь, попаливший его, — слово Божие, тобою за нее читаемое».

Через чтение Евангелия в человеке зарождается благодатный ум. Об этом так пишет архиепископ Иоанн (Шаховской):

«Вникание в Евангелие и проверка себя и своей совести его светом и молитва просвещают малый человеческий разум и открывают в человеке Высший Разум, который обычно бывает в человеке закрыт, засыпан мелким практическим рассудком. Истина Христова освобождает человека от зла и неведения, очищает и воспитывает внутреннюю глубину в человеке, его сердце, дух».

От одной рабы Божией я слышал такое суждение:

«Когда я вхожу в новый для меня дом, я смотрю — есть ли там Святое Евангелие и как оно там почитается и хранится? И если оно есть и хранится бережно и лежит на почетном месте — то я спокойно сближаюсь с новыми для меня людьми».

И эта раба Божия не ошибалась, следуя такому признаку.

Однако горе тем из христиан, которые будут только хранить или чтить Святое Евангелие, но не читать его — не общаться постоянно через него со Христом.

Это то же, что ставить около себя пищу и лишь смотреть на нее: результатом будет неизбежная в обоих случаях духовная или физическая смерть.

Но мало сказать, что Святое Евангелие надо читать, и читать ежедневно, обновлять истину в своей памяти. Чтение чтению рознь, и многие из людей, читавших Святое Евангелие, не получили от него для себя никакой пользы. Мало пользы и для тех, кто Святое Евангелие будет читать только умом. Как пишет о. Александр Ельчанинов:

«В нашем восприятии слова Божия различны следующие моменты — слышание, разумение его, принятие сердцем и, наконец, употребление его к жизни. Проверьте себя — в какой из этих стадий вы находитесь? Всегда ли вы хоть просто слышите его или часто ли берете в руки, чтобы прочесть? Слыша, читая, даете ли себе труд вникнуть и понять его? Доходит ли оно до вашего сознания, сердца, будит ли оно их?

Если да, то есть ли плоды этого, сдвигает ли оно вас хоть немного с мертвой точки успокоенности обычной нашей жизнью? Проверьте себя — и медленно и упорно начните свой подъем по этим ступеням».

Итак, Евангелие постигается разумом, сердцем и жизнью, а у кого разум не развит, то только сердцем и жизнью. Последним надо с детской доверчивостью относиться к евангельским истинам. А по отношению ко всему, не постигаемому умом, надо ждать времени, когда созреет разум, способный проникнуть в Божественные тайны.

Задумывались ли вы, почему Господь в поучении Своем часто применял притчи, непонятные в ряде случаев даже для апостолов? И почему в Священном Писании так много иносказательного — образов, символов и аллегорий? Не лучше ли было прямо возвещать понятную всем истину?

Этот вопрос был задан Господу Его учениками: «Для чего притчами говоришь им?»

Господь на этот вопрос дал такой ответ: «Для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано, ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите — и не уразумеете, глазами смотреть будете — и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их. Ваши же блаженны очи, что видят, и уши ваши, что слышат, ибо истинно говорю вам, что многие пророки и праведники желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали. Вы же выслушайте значение притчи»(Мф. 13, 10–18).

Итак, разъяснение тайного, сокровенного смысла притчи было открыто не всем, слышавшим ее, а только ученикам. И все Евангелие, его «благая весть», хотя и читается всеми, но истина и тайные красоты его открываются лишь избранным сердцам.

Кто же может попасть в число этих избранников? Здесь мы подходим к третьему условию чтения Святого Евангелия. Чтения жизнью.

В чем была разница между учениками Господа и теми, которым Господь не счел нужным объяснить значение притчи? Были ли ученики понятливее всех других евреев? Нет. Даже, скорее, менее понятливы, ведь они были неученые рыбаки, а среди прочих слушавших были ученые книжники.

Но апостолы «оставили все»(Мф. 19, 27)и пошли с детской верою, смирением и любящими сердцами за Христом. Они делом доказали свою преданность Христу, и за это были удостоены постижения сокровенного смысла учения Христа. И если «они имели» смирение, любовь, усердие и ревность, то им и «дано было» дополнительно постижение тайн.

Это постижение есть драгоценнейший дар от Господа, и этот дар дается только избранным, «оставившим все» и пошедшим за Христом.

Но этого дара не удостаиваются те, у кого «огрубело сердце» духовное, у кого «сомкнутые» внутренние глаза и уши. От них «отнимается» и то, что они имеют: они или совсем не понимают, или забывают прочитанные истины, и души их умирают.

Итак, к чтению Святого Евангелия и многих книг Священного Писания надо приступать с молитвой о даровании разумения его.

Читать Священное Писание должно, как и молиться, по возможности в уединении, с успокоенными чувствами, с очищенной совестью, с примиренным сердцем с Богом и ближними.

В тех случаях, когда при чтении какие-либо места из Священного Писания остаются неясными, не надо стараться тотчас же их понять.

Смысл Священного Писания раскрывается не сразу, а постепенно, по мере духовного роста христианина. Старец Парфений Оптинский так говорил об этом:

«Священное Писание все тайнами повито. Там глубина, там смысл неисчерпаемый. Всего уразуметь нельзя. Подобно тому, как можно снимать с луковицы одну чешуйку, затем другую, третью и т. п., — вот то же и в Священном Писании: уразумеет человек один смысл, за этим смыслом есть другой глубокий, за вторым — третий и т. д.

Вот так Господь и просвещает разум своих подвижников.

В Библии кроме внешней стороны есть еще и внутренняя, т. е. помимо голых фактов есть глубокий преобразовательный смысл этих же самых фактов. Этот смысл открывается по мере очищения ума человека».

Поэтому перед чтением Священного Писания всегда надо молиться о том, чтобы Господь послал его разумение. Господь исполнит эту просьбу, и тогда сразу же или в свое время ранее темные места становятся ясными и понятными.

Как пишет прп. Исаак Сириянин:

«К словам таинств, заключенным в Божественном Писании, не приступай без молитвы и испрошения помощи у Бога, но говори: дай мне, Господи, принять ощущение заключающейся в них силы».

А преподобный Симеон Новый Богослов пишет:

«То, что написано об иных мирских делах, читающие могут понимать и сами, но вещей Божественных и спасительных никому невозможно понять или понимать без просвещения от Святого Духа».

Надо ли повторять, что Евангелие следует читать ежедневно.

Святые так часто и много читали Святое Евангелие, что некоторые из них (например прп. Пахомий Великий и многие из его учеников) знали его наизусть.

Однако при чтении Евангелия дело не в количестве прочитанного. Можно прочитать много и ничего не усвоить, и можно одним отрывком напитать надолго свою душу Божественною духовной пищей.

Прп. Никодим Святогорец дает такой совет:

«Когда читаешь Божественное Писание, то не имей в виду, чтобы только прочитывать лист за листом, но с размышлением вникай в каждое слово.

И когда какие слова заставят тебя углубиться в себя, или произведут движение сокрушения, или радостью духовною и любовью исполнят сердце твое, остановись на них. Это Бог приближается к тебе; смиренно приими Его отверстым сердцем, так как Он Сам хочет, да приобщишься Его».

И св. Исаак Сириянин пишет:

«Если хочешь насладиться чтением Божественного и постигнуть его смысл, отложи в сторону количество и норму, да углубится же ум твой в изучение слов Духа, пока душа твоя не возбудится удивлением перед домостроительством Божиим и через глубокое размышление не подвигнется к славословию или душеполезной печали».

Святое Евангелие содержит ответы на все вопросы, которые могут встретиться в жизни христианской души. И эти ответы идут от Самого Бога — Начальника и Законодателя всей жизни. Поэтому Святое Евангелие — наш путеводитель и советник, и вместе с тем — друг и утешитель.

Не надо думать, что, познав до некоторой степени евангельскую истину, можно успокоиться, считая ее прочно себе усвоенной, и более не читать Святое Евангелие. Во-первых, память сохраняет у нас в уме лишь то, что мы постоянно повторяем и чем всегда интересуемся. Во-вторых, истина неисчерпаема так же, как неисчерпаемо познание Бога. Как пишет прп. Исаак Сириянин:

«Пути премудрости нет конца, она шествует выше и выше, пока не соединит последователя своего с Богом. То и составляет ее признак, что постижение ее беспредельно, потому что Премудрость есть Сам Бог».

И чем более богатеет человек истиною, тем свободнее он становится от греха, тем светлее его разум и тем чище его сердце, тем ближе он становится к Богу уже в этом мире.

Как говорит тот же св. Исаак Сириянин:

«Чтение Божественных Писаний укрепляет ум, побуждает к молитве, помогает бдению, с которым оно тесно соединено, и подает свет разумению.

Чтение удерживает ум от рассеянности, напоминая о Боге, указывает пути святых и делает то, что ум приобретает тонкость и мудрость».

А схимонах Силуан пишет:

«Не может душа иметь мира, если она не будет поучаться в законе Божием день и ночь, ибо закон сей написан Духом Божиим, а Дух Божий от Писания переходит в душу, и душа чувствует в этом услаждение и приятность и уже не хочет любить земное, потому что любовь к земному опустошает душу, и тогда она бывает унылая и дичает и не хочет молиться Богу.

Враг же, видя, что душа не в Боге, колеблет ее и свободно влагает в ум, что хочет, и перегоняет душу от одних помыслов к другим, и так целый день душа проводит в этом беспорядке и не может чисто созерцать Бога».

Кто знаком с историей Христовой Церкви, тот знает о могуществе действия Святого Евангелия на сердце человеческое. Имеется много рассказов о том, как чтение Святого Евангелия преображало душу, отвращало людей от греха, исцеляло от пороков.

Вот что переживал, читая Святое Евангелие, о. Иоанн С:

«Духовный восторг охватывает мое сердце, так мне ощутительно присутствие благодати в Слове Божием: мне даже представляется, что я читаю и вливаю в себя благодать Божию».

К сожалению, мы, рядовые христиане, далеко отстоим от о. Иоанна С. и почти всегда воспринимаем при чтении мысли лишь умом. Но, как говорят св. отцы, что если хотя одно Божие слово западет в сердце, то может дать жизнь душе на всю вечность.

 

Приложения к главе 17-й

Схиархимандрит Софроний о словах Евангелия

Ниже приводится выдержка из сочинения схиархимандрита Софрония «Старец Силуан», дающая глубокую характеристику значения Евангелия для мира.

«Всякая человеческая мысль, всякое слово человеческое есть энергия — сила. И если это верно по отношению к мысли и слову человеческому, то тем более верно по отношению к слову Божию, слову Христа.

Когда мы слышим евангельское слово Христа — благоуханное, тихое, сладкое "блаженны чистые сердцем, ибо они узрят Бога" или "научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем", — тогда не забываем, что это кроткое слово Христа есть та непостижимая, беспредельная сила, которая вызвала из тьмы небытия к свету жизни все сущее, все бесчисленные миры, все неисчислимые в своем разнообразии твари разумные и неразумные. Слово Христа, облеченное в смиренную, чувственно воспринимаемую форму человеческого тварного слова, могущего быть зафиксированным даже графически, оно, это слово, в своей глубине, в основе своей есть энергия Великого Всемогущего Всетворца Бога.

О нем должно сказать то же, что сказано в Писании о Самом Боге, т. е. что оно есть "огнь поядающий", приближаться к которому земнородный должен с величайшим благоговением и страхом (Евр. 12, 28–29).

"Разжжено слово Твое зело"(Пс. 118, 140), — говорит псалмопевец.

Слово Христа — самое таинственное слово; оно неприступно, непостижимо для величайших умов, и в то же время оно так просто, что доступно даже и малым детям.

Слово Христа так нам близко, так оно понятно, естественно, так глубоко родственно нашему человеческому сердцу и вместе, несомненно, оно бесконечно превышает силы тварного естества: оно Божественное, непостижимое, вышеестественное и, как говорит ап. Павел, не от человека оно и не по человеку (Гал. 1, 11–12).

Слово Христа, обращенное к свободному человеку, краткое и безнасильственное, и в то же время оно беспредельно, совсем не по-человечески, властно, как слово абсолютного авторитета, как слово беспредельного Владыки всего бытия.

"Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут"(Мф. 24, 35), — говорит Христос.

Слово Христа, воспринятое глубокою верою, ведет человека к вечной жизни по такому пути, на котором он встретит много необычного, неведомого. На этом высоком пути все, что может переживать и познавать человек в своем бытии, откроется ему.

Свет слова Христа достигает последних пределов темной бездны, выявляя природу множества признаков истины, во мраке влекущих к себе человека.

Слово Христа есть огонь, испытующий все, что есть в человеке и вообще в бытии мира, ибо, как свидетельствует ап. Павел "нет твари, сокровенной от Него"(Евр. 4, 13).

Слово Христа есть дух и жизнь вечная, полнота любви и радость небес. Слово Христа есть несозданный Божественный свет. Обращается оно не к поверхностному логическому рассудку, но к глубокому сердцу человека.

И тот, кто навстречу ему отверзает свое сердце до последней глубины, чтобы достойно воспринять сей Божественный свет, чтобы слиться с ним воедино, становится богоподобным. Слово Христа, воспринятое в жизнь, Богом творит человека».

Поэты о Евангелии

Приводим мнения русских поэтов и писателей о значении Священного Писания для души человеческой.

* * *

* * *

* * *

 

Св. апостол и евангелист Иоанн Богослов, заканчивая свое Евангелие, пишет, что «многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг»(Ин. 21, 25).

Что это — художественное преувеличение? Но таких нет в Священном Писании.

Действительно, дела Иисуса Христа — Слова — Логоса — и Сына Божия — совершались от начала творения мира через все века и совершаются и доныне. Они раскрываются в истории Церкви Христовой, и кто хочет вполне познать Христа, пусть изучит историю Его Церкви.

Однако под историей Церкви не надо понимать лишь историю внешнего ее устройства — историю патриархов и пап, ересей, религиозных войн и крестовых походов, инквизиции, расколов, разделения Церквей, сект и т. п.

Знакомство со всем этим может охладить ревность христианина и даже поколебать его веру при картинах смут и расколов и неприглядного образа тех, кто называл себя христианами, стоял во главе Церквей и в то же время не имел ничего общего с духом Христа.

Под историей истинной Церкви в первую очередь надо понимать описание жизни тех, кто был вместилищем Святого Духа и был преисполнен Христовой любви, Его смирения и кротости и прочих христианских добродетелей, иначе говоря — жизнеописания святых и подвижников благочестия, которые составляют мистическую Церковь и «Тело Христово» (1 Кор. 12, 27).

Не будет полно знать Христа тот, кто не даст себе труда изучить Его, пребывающего в сердцах истинных христиан всех времен. Поэтому изучение жизни святых и их творений также служит полноте сближения со Христом души христианской.

Так мы познакомимся с теми членами Церкви Христовой, которых мы некогда увидим в ином, горнем мире, если только будем достойны этого. Вместе с тем как говорит один пастырь, «жизнь святых так хороша именно тем, что в ней находишь прекрасное сочетание самого высокого учения, когда-либо преподанного людям, с самой яркой добродетелью и с таким счастьем, которому едва верится».

Надо знать, кроме того, что при глубоком восприятии образов сердцем душа читающего таинственно объединяется с этими образами — пленяется ими и отдается им. И эти нити единения и любви уходят в иной мир и вызывают ответную любовь святых душ того мира.

Так при чтении мы приобретаем друзей, покровителей и молитвенников за себя из мира Церкви торжествующей. А старец Варсонофий из Оптиной пустыни добавляет, что при этом «каждый святой (или святая) даст частицу своей крепости читающему с верою житие и поможет при прохождении мытарств». Как говорит епископ Феофан Затворник: «Дух писателя сообщается тому, кто читает его с полным вниманием».

Вместе с тем как пишет прп. Исаак Сириянин:

«Чтение Священного Писания и житий святых открывает путь тонкости созерцания, чтением душа просвещается, чтобы всегда молиться неленостно и несмущенно».

Совершенно очевидно, что Священное Писание является основой для определения пути спасения человеческой души.

Однако на практике жизни мы видим, что определение сущности этого пути разнится как у различных христианских конфессий, так и внутри каждой конфессии, где часто встречаются разногласия.

Причиной этого являются испорченность сердца, слабость человеческого разума и, главное, наличие в людях гордости и самоутверждения.

Как же избежать ошибок в понимании Священного Писания?

Святые отцы — величайшие из учеников Христовых — отвечают на это вполне определенно: правильное постижение Священного Писания и пути Господня достигается чтением писаний св. отцов Церкви, просвещенных Духом Святым.

Отсюда — изучение творений св. отцов и следование их мнениям является главной гарантией правильности пути спасения христианина.

Вся история ересей, лжеучений, расколов и заблуждений явилась следствием нарушения этого пути и слепого индивидуального подхода к решению основных положений в христианской религии. Как пишет епископ Игнатий (Брянчанинов):

«Чтение писаний отеческих — родитель и царь всех добродетелей. Из чтения отеческих писаний научаемся истинному разумению Священного Писания, вере правой, жительству по заповедям евангельским, глубокому уважению, которое должно иметь к евангельским заповедям, словом сказать, — спасению и христианскому совершенству.

По умалении духоносных наставников чтение отеческих писаний соделалось главным руководителем для Желающих спастись. Посредством их чтения причащаемся живущему в св. отцах Святому Духу». Итак, наибольшую пользу душе (после Священного Писания Нового Завета) дают книги, написанные св. отцами о пути ко спасению и об очищении сердца. Прп. Варсонофий Великий дал такой совет одному из своих учеников: «Не хотел бы я, чтобы ты занимался догматическими книгами, потому что они возносят ум горе, но лучше поучайся в словах старцев, которые смиряют ум долу. Я сказывал это не с тем, чтобы унижать догматические книги, но лишь даю тебе совет, ибо пища бывает различна».

Передают совет одного старца архиепископу Антонию (Блюму), при начале его духовной жизни:

«Изучай 12 лет святых отцов, а потом можешь читать и богословские книги».

Но когда архиепископ Антоний (ныне митрополит Сурожский) так поступил по его совету, то богословские книги оказались уже ненужными.

Очевидно, что не только Священное Писание Нового Завета нам надо систематически перечитывать, но и наиболее важные для нас книги из творений св. отцов. Так, например, старец Макарий Оптинский через каждые три года перечитывал творения аввы Дорофея и «Лествицу» и находил при этом в них все новое и новое.

Духовное чтение нам необходимо каждый день, подобно молитве. «Без чтения душно и душа голодает», — говорит епископ Феофан Затворник.

Хорошие духовные книги — это наши лучшие друзья, наши руководители, воспитатели и наставники. Их надо читать, перечитывать, изучать, делать из них выписки. Через такие книги мы беседуем со святыми — носителями Духа Святого Божия.

Поэтому книги надо всегда предпочитать пустым разговорам. Хорошая духовная библиотека — это наиболее ценное на земле сокровище, на приобретение которого не надо жалеть ни средств, ни времени.

Когда христианин замечает свое духовное ослабление, угасание ревности, охлаждение молитвы, то одно из наилучших средств для своего ободрения и восстановления ревности есть чтение хорошей духовной книги: обаяние духовной красоты святых, их ревность, высота духа и высокие духовные переживания невольно побуждают и нас в какой-то мере следовать за ними.

Вместе с тем надо помнить и истину, заключающуюся в словах пословицы, что "бочку меда портит ложка дегтя".

И если иногда почему-либо, может быть, по небрежности, нам случится подвергнуться духовной отраве от чтения неподходящей для христианина литературы, то здесь мы должны вспомнить слова прп. Петра Дамаскина, который пишет:

«Когда Господь, говорит св. Василий Великий, найдет сердце, чистое от всех мирских вещей и учений, тогда на нем, как на чистой дощечке, надписывает Свои учения. Это говорю я для того, чтобы не читал кто-либо не служащего к угождению Богу.

И если кто когда-либо прочитает по неведению, то пусть подвизается скорее изгладить памятование о сем духовным чтением Божественных Писаний и более того, что служит ему к спасению души, смотря по устроению, какого он достоин.

Помимо же Божественных Писаний да не читает отнюдь чего-либо. Какая надобность принимать духа нечистого вместо Святого Духа? Ибо в каком слове кто упражняется, того дух и усваивает себе, хотя и не видится ему это дело противным, как видят опытные».

К сожалению, последний совет смогут исполнить в наше время, вероятно, лишь иноки и те немногие христиане, которые будут иметь возможность вести нерассеянную жизнь.

Но всем надо помнить следующее наставление о. Иоанна С:

«Ты следишь за событиями во внешнем мире, читая светские сочинения, журналы и газеты. Не упускай же из виду и твоего внутреннего мира, твоей души: она ближе к тебе и дороже тебе. Читай же наипаче и наичаще Евангелие и писания св. отцов, ибо грешно христианину не читать богодухновенных писаний.

Все мирское с миром и кончится — "И мир проходит, и похоть его"  (1 Ин. 2, 17)».

Чтение можно сравнить с лекарством, но излечивает это лекарство не тело, а душу. Но как тело, так и душа бывают больны различными болезнями. А для каждой болезни показаны свои особые лекарства и для каждой души должна быть подобрана такая духовная литература, которая соответствовала бы ее болезни.

Литература, подходящая для людей созерцательного типа (евангельской Марии), не так подходяща для людей деятельного типа (евангельской Марфы), и наоборот.

Не для всех подходящи книги старинного стиля. Некоторым «младенцам во Христе» будут интересны лишь духовные рассказы и т. д. Как пишет еп. Игнатий (Брянчанинов):

«Непременно нужно чтение, соответствующее образу жизни. Иначе будешь наполняться мыслями, хотя и святыми, но неисполнимыми самим делом, возбуждающими бесплодную деятельность только в воображении и желании; дела благочестия, приличествующие твоему образу жизни, будут ускользать из рук твоих.

Мало того, ты сделаешься бесплодным мечтателем, мысли твои, находясь в беспрестанном противоречии с кругом действий, будут непременно рождать в твоем сердце смущение, а в поведении неопределенность, тягостные, вредные для тебя и для ближних».

Поэтому тем, кто духовно еще молод и мало сведущ в литературе, надо искать указаний у духовно опытных людей при выборе книг для чтения.

* * *

Духовное чтение помогает нам и в молитвенном подвиге; когда молитва становится холодной и рассеянной, тогда духовное чтение помогает ее оживить. Об этом пишет так прп. Исаак Сириянин:

«В то время, когда ум твой рассеян, предпочитай духовное чтение молитве, так как чтение — источник чистой молитвы».

Если сумеем мы поставить себя в здоровую обстановку людей живых духовно и питающих душу духовной литературой, то наш разум будет пребывать в Божественных истинах, в светлых мыслях, обогащающих нас мудростью, верой, надеждой, любовью, смирением и другими добродетелями.

Тогда разум и сердце наше погрузятся в созерцание истины и предвечной красоты Сына Божия Иисуса Христа и Его Невесты — Вселенской Церкви. Истина заполнит наш разум, а красота захватит наше сердце.

Тогда как бы само собой исполнится и повеление ап. Павла, чтобы нам мыслить — «что только истинно, что честно, что справедливо, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала» (Флп. 4, 8).

* * *

В заключение, однако, следует предупредить, что одним только чтением духовной литературы христианин не спасется. Об этом так пишет о. Александр Стефановский:

«От чтения духовных книг без применения их в жизни скоро создается самообман, что духовное возрастание началось. Духовная жизнь подменяется воображением.

От чтения надо переходить к жизни, начиная сейчас же и духовный подвиг с первых ступеней».

Как говорит о том же прп. Симеон Новый Богослов:

«Для людей, надежду спасения своего полагающих в одном изучении Божественного Писания, без мистического опыта, недоступна сила Божественных Писаний».

«Духовное чтение не заменяет внутренней деятельной духовной жизни, — пишет и архиепископ Иоанн, — знание об истине — это не то, что знание истины. Кроме содержания есть Дух Слова. Лишь Духом водимые(Рим. 8, 14)открывают вечно новое в истине».

 

Приложения к главе 18-й

Жития святых

Значение знакомства (через чтение) с жизнью святых и подвижников христианства хорошо раскрывается в предисловии ко 2-й части книги Е. Поселянина «Пустыня».

«Род людской все тот же. Меняется обстановка, меняются условия жизни, но так же все стремятся к счастью, и лишь ничтожная во все времена кучка людей сознательно отворачивается от этого счастья ради великих загробных целей. Странные люди, непонятные для большинства людей. Однако в этой их странности есть какое-то непостижимое обаяние.

Когда вчитываешься в рассказы об этих столь тихо, неслышно, незаметно проживших свою жизнь людях, тогда как современники их наполняли раскатами громов вселенную, — спрашиваешь себя: почему это память о них могла победить сглаживающую силу стольких веков?

И почему это доселе и среди высококультурных людей, и среди людей почти первобытных заботливо берегутся рассказы о том, как "спасались" эти странные люди.

Если иногда трудно бывает в суете мирской присесть за книгу, говорящую исключительно о подвигах духа, то так же трудно бывает и оторваться от такой книги, когда в нее вчитаешься.

Точно на ковре-самолете поднялся над землей, близко-близко к миру вечных чудес, и душу охватило предчувствие такого счастья, какого не дает душе ни одна чисто земная радость. Многим приходилось испытывать то необыкновенное впечатление, какое переживаешь, когда вдруг до души, измученной житейской тревогой, издали донесутся тихие, бесстрастные, отрадные и счастливо-спокойные, как сама вечность, звуки церковного пения.

Кто это испытал, тот поймет, что подобное впечатление переживаешь и тогда, когда после долгого забвения высших интересов души, долгого периода, во время которого уста от полноты сердца не шептали молитвы, — развернутся вдруг перед глазами правдивые сказания о подвигах былых людей христианства, тех вольных мучеников, которые с такою последовательностью стремились взять и взяли от жизни лишь одну духовную ее сторону.

Какою бы пропастью ни была отделена наша беззаконная жизнь от их светлых "житий", но раз мы вызовем изнутри себя те сокровища, то лучшее содержание нашей души, которое отчасти раскрадено, отчасти затоптано гнетом жизни, но ростки которого никогда не погибают в человеке совершенно, пока он дышит, — то этою лучшею стороною нашего существа мы и поймем этих дальних и странных людей.

Мы поймем, что, полные искренности, они, памятуя о светлом рае, которого лишились, не могли, сыны неба, стать сынами земли.

Не могли среди мира, задыхающегося от горя, слез и насилий, спокойною рукою брать то счастье жизни, какое многим из них так обильно послала судьба. И предпочли более всех страдать, чем более всех ликовать.

Их лики озарены отсветом той кровавой зари, какая светила на Голгофе, когда солнце в ужасе померкло.

И дико было бы нам ждать раскатов смеха и всплесков радости от людей, которые ежеминутно были проникнуты невыразимою значительностью этого голгофского часа.

Прекрасны они целостностью своих могучих характеров, тою великою сосредоточенностью, с какой провели свой земной век, не отходя от ног Христа-Учителя, "слушая слово Его".

И вот теперь, когда их так уже давно нет на земле и они так давно ликуют в "радости исполненной", — какое-то обаяние идет на нас от их имен, от тех загадочных пустынь, откуда рвался к Богу пламень их молитвы.

И как доселе мы с восхищением смотрим на воспроизведение обломков римских и эллинских зданий — тем более восторженно мы созерцаем и творчество этих великих духовных зодчих могучих и цельных эпох.

Творчество же их, которым они занимались и которым себя обессмертили, имело своей высокой целью по идеалу, завещанному Христом, — воссоздать себя в формы высшей и непреходящей душевной красоты».

Выдержки из дневника и писем о. Александра Ельчанинова о духовном чтении

Я убедился, что ежедневное чтение св. отцов и житий в наших условиях — главнейшее и действительнейшее средство для поддержания нашей веры и любви.

Это чтение конкретно рисует нам области, куда мы стремимся, дает нашей вере образцы, идеи, чувства, указывает пути, обнадеживает описанием ступеней, этапов внутреннего движения, согревает сердце влечением к блаженной жизни святых подвижников. Как можно любить то, чего не видишь, от чего не имеешь постоянных впечатлений? Первые христиане оттого и горели такой верой-любовью, что слышали, видели своими очами, осязали руками (1 Ин. 1, 1).

Эту возможность — иметь прямые впечатления от Божественного света — дает нам или общение с живыми святыми, или общение с ними же через проникновение, путем чтения, в их внутреннюю жизнь.

Естественный, казалось бы, путь к тому — через чтение Евангелия. Конечно, для тех, кто способен читать его с пользой. Есть множество людей, которым Евангелие ничего не говорит, — или оттого, что оно с детства «зачитано», или свет евангельский слишком ярок для слабых глаз, и не все способны воспринять его и нуждаются в смягченной среде жизни святых, в которых тот же свет евангельский, но в более доступном нам виде.

Нужно постоянно читать то, что питает твою душу, указывая цель, единственную цель жизни. Здесь нужны своего рода аскетизм, самоограничение, самопринуждение. Всякий христианин — подвижник.

Запомни это: человеческая природа так искривлена, что на нее приходится жестоко нажимать, если хочешь выравнять себя по евангельским меркам, и выравнивать приходится каждый день, каждый час.

Не всеми одинаково серьезно сознается важнейшее в наших духовных путях значение созерцания жизненного пути святых. Есть даже речи: «У меня есть Евангелие, у меня есть Христос — мне не нужны посредники». Иные, может быть, не скажут этих самоуверенных слов, но фактически не прибегают к помощи святых в периоды (а у кого их не бывает?) духовного упадка.

Ведь что такое всякий святой? Тот же человек, но который, пойдя по правильному пути, нашел То, Чего ищем мы все, — Бога. Как же нам не вглядываться в них и не брать пример с них, не идти за ними? Собственно, «святость» — задача каждому из нас в меру его сил.

Отчего так важно чтение житий святых?

Среди бесконечного спектра путей к Богу, раскрытого в различных житиях, мы можем найти свой путь, получить помощь и указание, как из дебрей нашей человеческой запутанной греховности выйти на путь к свету.

Вы жалуетесь на то, как трудно и даже просто скучно чтение св. отцов. Но попробуйте поставить вопрос так, что трудны и скучны не они, а что, может быть, ваша душа не готова еще увидеть тот свет, который видят же в них другие.

Все же не оставляйте это чтение, пытайтесь согреть свою душу теплом их веры, прикоснуться к их духовному опыту. Вы скажете, что слишком несоизмерима их высота и вся мелкая будничность, которая держит нас в своем плену. Но присмотритесь к себе — не может быть, чтобы всегда это было только трудно и скучно.

В редкие минуты жизни — в испытаниях и горе или в большой радости — душа ищет подняться, и тогда, может быть, иначе звучат слова, которые раньше не доходили до вас.

А в обычное время нужны труд и некоторое насилие над собой, чтобы разбудить свою косность. И будьте уверены — эти усилия дадут свой плод, и невидимое пока для вас накопление духовных богатств проявится в нужную минуту, может быть, спасет вас в настоящей беде.

Тут же вы пишете о своем одиночестве и покинутости. Конечно, вам нужны живое общение с людьми и их близость. Но подумайте: уже в тех же св. отцах — какое «избранное общество» вы имеете, какие сокровища лучших душ, веками накопленные, дают они вам и всем нам в полное владение.

В этом и радость церковного общения — что все мы живы и все братья Церкви, и не может, не должно быть чувства своей покинутости у живого члена Церкви.

Отчего слаба наша любовь к Богу? — Оттого, что слаба вера. А вера слаба от равнодушия к Божественным вещам. От познания, изучения их явится вера, от веры — любовь.

Священное Писание Ветхого Завета

В Церковь вошли праведники всех времен начиная от сотворения мира. Поэтому можно было бы думать, что изучение истории Церкви нужно начинать с книг Ветхого Завета. Однако здесь надо сделать иной вывод.

Многие законы Моисея уже не имеют значения для христианина.

Так, в них написано: «Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб: как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать»(Лев. 24, 20). Христос же повелевает: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 5, 39).

А когда ученики Христа хотели в подражание пророку Илии свести огонь с неба на самарян, не принявших Христа, то услышали от Господа запрещение и слова: «Не знаете, какого вы духа»(4 Цар. 1, 10–12; Лк. 9, 55).

Словом, заповеди Ветхого Завета часто совсем иные, чем для Нового.

В канонических книгах Ветхого Завета имеется «Песнь песней» Соломона. Эта книга аллегорически повествует о силе любви Новозаветной Церкви к своему Жениху — Господу Иисусу Христу.

Но эта любовь изображена как реалистическая любовь Суламиты к своему возлюбленному, что соблазняет некоторых, недостаточно утвержденных в вере.

Кроме Песни песней в Библии имеются и многие другие места, которые также будут непонятны или неполезны для чтения некоторых духовно молодых христиан.

Указанное относится в особенности к неканоническим книгам Ветхого Завета ((Следует сделать различие между каноническими и неканоническими книгами Ветхого Завета. Соборы не считают последние в полной мере богодухновенными, как 22 канонические книги. К неканоническим книгам относят книги: Товита, Иудифь, Вторая и Третья книги Ездры, три книги Маккавейские, Премудрости Иисуса, сына Сирахова, Премудрости Соломона, пророка Варуха, Послание Иеремии. прим. авт.)).

В последних имеются места или труднопонимаемые (например, в книгах Второй и Третьей Ездры), или места апокрифического характера (например, в Книге Товита).

И хотя ап. Павел писал, что «все Писание богодухновенно»(2 Тим. 3, 16), но надо помнить и другие слова ап. Павла, что лишь «для чистых — все чисто» (Тит. 1, 15).

А многие ли из числа тех, кто считает себя христианином, могут быть вполне уверены в своей духовной чистоте?

Поэтому всем рядовым христианам можно рекомендовать читать и изучать преимущественно священные книги Нового Завета и Псалтирь. Книги же Ветхого Завета в оригинале надо изучать лишь богословам. А прочим христианам надо знакомиться с ними не в первые годы своей сознательной духовной жизни, и лучше — в хороших сокращенных пересказах.

Чтение для ума и для сердца

Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам.

Мф. 11, 25

Необходимо отметить, что далеко не вся литература, посвященная вопросам религии, имеет одинаковое значение для души христианской и ее цели в жизни — стяжания Святого Духа Божия.

Можно питать мыслями ум, не затрагивая чувств сердца, и тогда мало пользы для христианина в отношении очищения его сердца от страстей и пристрастий и возращения в нем христианских добродетелей.

Надо помнить слова ап. Павла, что «знание надмевает, а любовь назидает» (1 Кор. 8, 1).

Поэтому следует предупредить тех христиан, которым импонирует богатство богословской эрудиции, и они забывают о значении сердца, — здесь опасность жизни чисто умозрительной.

О частой бесплодности такого труда для души христианской так говорит схиархимандрит Софроний в своей книге о старце Силуане:

«Богослов-интеллектуалист о писаниях старца, возможно, скажет: я не вижу здесь богатства богословской мысли; я не вижу здесь догматического ведения. Так скажет он потому, что его духовность принадлежит иному плану религиозной жизни.

Богослов-рационалист занят множеством проблем и ищет разрешения их на путях рассудочного умозрения. Его подлинный религиозный опыт невелик, главный опыт его принадлежит сфере рассудка, а не живого богообщения.

Свою научную эрудицию и рассудочный опыт он считает духовным богатством и ставит его настолько высоко, что всякий другой опыт в его глазах отступает на второстепенный план.

Для человека подлинно религиозного, ищущего живого богообщения, живущего Богом, очевидна наивность увлечения рационалиста. Он недоумевает в каком-то смысле — не понимает, как может умный человек удовлетворяться своими домыслами и отвлеченными построениями».

Здесь надо вспомнить и о том, как сурово отзывался старец Варсонофий Оптинский о тех богословских науках, которые преподавались в его время (начало XX столетия) в семинариях и духовных академиях.

Он говорил: «Держитесь духа. Смотрите, в семинариях и духовных академиях какое неверие, нигилизм, мертвечина, а все потому, что только одна зубрежка без чувств и смысла.

Семинаристу странно, непонятно пойти в церковь одному, стать в стороне, поплакать, умилиться, ему это дико» (Дневник иером. Никона Оптин. пуст. 1907–1908 гг.).

 

Все вышеизложенное о посте относится, однако, повторяем, лишь к здоровым людям. Как и для всякой добродетели, и для поста также нужна рассудительность.

Как пишет прп. Кассиан Римлянин:

«Крайности, как говорят св. отцы, с той и другой стороны равно вредны — и излишество поста и пресыщение чрева.

Знаем мы некоторых, которые, не быв побеждены чревоугодием, низложены были безмерным постом и впали в ту же страсть чревоугодия по причине слабости, происшедшей от чрезмерного поста.

Притом неумеренное воздержание вреднее пресыщения, потому что от последнего, в силу раскаяния, можно перейти к правильному действованию, а от первого нельзя.

Общее правило умеренности воздержания состоит в том, что каждый сообразно с силами, состоянием тела и возрастом столько пищи вкушал, сколько нужно для поддержания здоровья тела, а не сколько требует желание насыщения.

Монах так разумно должен вести дело пощения, как бы имел пробыть в теле сто лет, и так обуздывать душевные движения: забывать обиды, отрезать печаль, ни во что ставить скорби — как могущий умереть каждый день».

Следует вспомнить о том, как ап. Павел предупреждал тех, кто неразумно (самовольно и самочинно) постился: «Это имеет только вид мудрости в самовольном служении, смиренномудрии и изнурении тела, в некотором небрежении о насыщении плоти» (Кол. 2, 23).

Вместе с тем пост — не обряд, а тайна души человеческой, которую Господь велит скрывать от других.

Господь говорит: «Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6, 16–18).

А поэтому христианину надо скрывать как свое покаяние — молитву и внутренние слезы, так и свой пост и свое воздержание в пище.

Здесь надо бояться всякого выявления своего отличия от окружающих и уметь скрывать от них свой подвиг и свои лишения.

Вот несколько примеров к тому из жизни святых и подвижников.

Прп. Макарий Великий никогда не пил вина. Однако, когда он бывал в гостях у других иноков, он не отказывался от вина, скрывая свое воздержание.

Но ученики его старались предупредить хозяев, говоря им: «Если он будет пить у вас вино, то знайте — вернувшись домой, он будет лишать себя даже воды».

Оптинскому старцу Леониду пришлось однажды прожить несколько дней у епархиального архиерея. Стол последнего был обилен рыбою и разными вкусными яствами, резко отличаясь от скромной скитской трапезы Оптиной пустыни. Старец не отказывался от вкусных блюд, но когда вернулся в Оптину, то на несколько дней лишил себя пищи, как бы наверстывая упущенное в гостях воздержание.

Во всех тех случаях, когда постник должен принимать пищу вместе с другими, более немощными братьями, он не должен, по указанию св. отцов, своим воздержанием делать им укор.

Так, св. авва Исаия пишет:

«Если ты хочешь непременно воздержаться более других, то уединись в отдельную келью и не огорчи немощного брата твоего».

Не только ради сохранения себя от тщеславия надо стремиться не выставлять на вид своего поста.

Если пост будет почему-либо смущать окружающих, вызывать их упреки, или, может быть, насмешки, обвинение в ханжестве и т. п. — и в этих случаях надо стараться хранить тайну поста, сохраняя его по духу, но отступая от него формально. Здесь имеет приложение повеление Господа: «Не мечите бисера вашего перед свиньями» (Мф. 7, 6).

Пост будет неразумен и тогда, когда он будет ставить преграды гостеприимству угощающих вас; мы этим будем укорять окружающих в пренебрежении постом.

Про Московского митрополита Филарета рассказывают такой случай: как-то он пришел к своим духовным детям как раз к обеду. По долгу гостеприимства его надо было пригласить к обеду. За столом подавали скоромное, а день был постный.

Виду не подал митрополит и, не смущая хозяев, вкусил скоромного. Так снисхождение к немощи духовных своих ближних и любовь он ставил выше, чем соблюдение поста.

К церковным установлениям вообще нельзя относиться формально, и, следя за точным исполнением правил, не делать из последних никаких исключений. Надо помнить и слова Господа, что «суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк. 2, 27).

Как пишет митрополит Иннокентий Московский:

«Были примеры, что даже монахи, как, например, св. Иоанн Лествичник, употребляли во всякое время всякую пищу и даже мясо.

Но сколько? Столько, чтобы быть только живу, и это не мешало ему достойно причащаться Святых Таин и, наконец, не воспрепятствовало сделаться святым…

Конечно, неблагоразумно без нужды нарушать пост употреблением скоромной пищи. Тот, кто может соблюсти пост разбором пищи, тот соблюдай; но, главное, соблюдай и не нарушай поста душевного, и тогда пост твой будет приятен Богу.

Но кто не имеет возможности разбирать пищу, тот употребляй все, что Бог даст, но без излишества; но зато непременно строго постись душой, умом и мыслями, и тогда пост твой так же будет приятен Богу, как пост самого строгого пустынника.

Цель поста — облегчить и усмирить тело, обуздывать пожелания и обезоруживать страсти.

Потому Церковь, спрашивая тебя о пище, не столько спрашивает о том, какую употребляешь ты пищу, сколько о том, для чего ты употребляешь ее.

Господь Сам одобрил поступок царя Давида, когда тот по нужде должен был нарушить правило и есть "хлебы предложения, которые не должно было есть ни ему, ни бывшим с ним"  (Мф. 12, 4)».

Поэтому, учитывая необходимость, можно и при больном и слабом теле и преклонном возрасте делать послабления и исключения во время поста.

Св. ап. Павел так пишет своему ученику Тимофею: «Впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов»(1 Тим. 5, 23).

Прпп. Варсонофий Великий и Иоанн говорят:

«Что такое пост, как не наказание тела для того, чтобы усмирить тело здоровое и сделать его немощным для страстей, по слову апостола: "Когда я немощен, тогда силен" (2 Кор. 12, 10).

А болезнь более сего наказания и вменяется вместо поста — ценится даже более его. Кто переносит ее с терпением, благодаря Бога, тот через терпение получает плод спасения своего.

Вместо того чтобы ослабить силу тела постом, оно бывает уже ослаблено болезнью.

Благодари же Бога, что ты освободился от труда поститься. Если и десять раз в день будешь есть, не печалься: ты не будешь осужден за то, так как поступаешь так не в поблажку себе».

О правильности нормы поста прпп. Варсонофий и Иоанн дают и такое указание:

«Касательно поста скажу: осяжи сердце твое, не окрадено ли оно тщеславием, и если не окрадено, осяжи вторично, не делает ли тебя пост сей немощным и в исполнении дел, ибо немощи этой не должно быть, и если и в этом не вредит тебе, пост твой правильный».

Как говорил пустынник Никифор в книге В. Свенцицкого «Граждане неба»:

«Господь требует не голода, а подвига. Подвиг — это то, что может человек сделать самого большого по своим силам, а остальное — по благодати. Силы наши теперь слабые, и подвигов больших Господь с нас не требует.

Я пробовал сильно поститься, и вижу, что не могу. Истощаюсь — нет сил молиться, как надо. Однажды так ослаб от поста, встать правило прочесть не могу».

Здесь пример неправильного поста.

Еп. Герман пишет:

«Изнеможение есть признак неправильности поста; оно так же вредно, как и пресыщение. И великие старцы вкушали суп с маслом на первой седмице Великого поста. Больную плоть нечего распинать, а надо поддерживать».

Итак, всякое ослабление здоровья и трудоспособности при посте говорит уже о его неправильности и превышении его нормы.

«Мне более нравится, чтобы изнурялись более от работы, чем от поста», — говорил один пастырь своим духовным детям.

Лучше всего, когда постящиеся руководствуются указаниями опытных духовных руководителей. Следует вспомнить следующий случай из жизни прп. Пахомия Великого. В одном из его монастырей в больнице лежал монах, истощенный болезнью. Он попросил прислуживающих дать ему мяса. Те отказали ему в этой просьбе, исходя из правил монастырского устава. Больной попросил отнести себя к прп. Пахомию. Преподобный был поражен крайним истощением инока, заплакал, глядя на больного, и стал укорять больничных братий за их жестокосердие. Он велел немедленно исполнить просьбу больного, чтобы укрепить его ослабевшее тело и ободрить унылую душу.

Мудрая подвижница благочестия игумения Арсения так писала престарелому и больному брату епископа Игнатия (Брянчанинова) в дни Великого поста:

«Боюсь, что вы обременяете себя тяжелой постной пищей, и прошу вас забыть, что теперь пост, а кушать скоромную пищу, питательную и легкую. Разность дней дана нам Церковью, как узда здоровой плоти, а вам дана болезнь и немощь старости». [2]

Однако нарушающим пост по болезни или иной немощи все же следует помнить, что здесь может иметь место и какая-то доля маловерия и невоздержания.

Поэтому когда духовным детям старца о. Алексия Зосимовского приходилось по предписанию врача нарушать пост, то старец велел в этих случаях себя окаявать и молиться так: «Господи, прости меня, что я по предписанию врача, по своей немощи нарушил святой пост», — и не думать, что это как будто так и нужно.

* * *

Говоря о посте как о скудости и изменении состава пищи, следует заметить, что этот подвиг ни во что вменяется Господом, если христианин не будет в то же время соблюдать Господних заповедей о любви, милосердии, самоотверженного служения ближним, — словом, всего того, что спросится с него в день Страшного Суда (Мф. 25, 31–46).

Об этом с исчерпывающей ясностью говорится уже в книге пророка Исаии. Иудеи взывают к Богу: «Почему мы постимся, а Ты не видишь? Смиряем души свои, а Ты не знаешь?» Господь устами пророка отвечает им: «Вот, в день поста вашего вы исполняете волю вашу и требуете тяжких трудов от других. Вот, вы поститесь для ссор и распрей и для того, чтобы дерзкою рукою бить других; вы не поститесь в это время так, чтобы голос ваш был услышан на высоте. Таков ли тот пост, который Я избрал, день, в который томит человек душу свою, когда гнет голову свою, как тростник, и подстилает под себя рубище и пепел? Это ли назовешь постом и днем, угодным Господу? Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодными хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя. Тогда ты воззовешь, и Господь услышит; возопиешь, и Он скажет: "вот Я"»(Ис. 58, 3–9).

Это замечательное место из книги пророка Исаии обличает многих — как простых христиан, так и пастырей стада Христова. Обличает тех, кто думает спастись, лишь соблюдая букву поста и забывая о заповедях милосердия, любви к ближнему и служения им. Обличает тех пастырей, которые «связывают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям»(Мф. 23, 4). Это те пастыри, которые требуют от своих духовных детей строгого соблюдения «правила» поста, не учитывая их преклонного возраста, ни их болезненного состояния. Ведь Господь говорил: «Милости хочу, а не жертвы» (Мф. 9, 13).

 

Приложение к главе 20-й

Встреча в очереди

Когда поститесь, не будьте унылы… Помажь голову твою и умой лице твое.

Мф. 6, 16-17

Как резко может нарушаться это учение Господа о посте между христианами, говорит нижеследующий рассказ одной старицы: «Дело было в конце Страстной недели. Я стояла за чем-то в очереди и разговорилась с одной гражданкой. Из разговора выяснилось, что она неверующая, а я сообщила ей, что готовлюсь к встрече великого праздника Пасхи.

— Объясните мне, пожалуйста, следующее, — обратилась тогда ко мне моя новая знакомая. — Я живу в общей квартире с другими женщинами, которые тоже веруют и готовятся к празднику. Они обычно милые люди, но перед праздником с ними что-то случается: они все становятся в это время такими раздражительными, сварливыми, а подчас прямо злыми. Почему это?

— Простите им это, — отвечала я со вздохом неверующей соседке по очереди, внутренне сокрушаясь за своих неразумных сестер во Христе. — Ведь на Страстной седмице им приходится очень трудно. Они считают нужным усиленно поститься и слабеют силами. В то же время они стараются не пропускать продолжительных богослужений, которые в это время полагается посещать каждый день. Вместе с тем им надо произвести генеральную уборку квартиры или комнат, закупить все нужное к празднику и приготовить все пасхальные угощения — пасху, куличи, крашеные яйца и т. п. При такой нагрузке и ослаблении сил от поста у них не хватает выдержки, и они становятся раздражительными и сварливыми.

Я дала объяснение соседке, но было ли это их оправданием? Конечно, нет. В погоне за внешним обрядом они теряли самое главное в религии — мир души, а с ним и Духа Святого и роняли в глазах неверующих и себя, и христианскую религию».

 

Призыв к покаянию был первым призывом, первой проповедью Христа: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Божие» (Мф. 4, 17).

Но, может быть, усиленное покаяние нужно лишь для больших грешников, а не для нас?

В Евангелии есть одна, на первый взгляд, загадочная фраза. Господь сказал: «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9, 13).

И Его часто обвиняли в том, что Он более имел дело с грешниками — блудницами и мытарями, и менее с теми, которые строго исполняли закон Моисеев, — с книжниками и фарисеями.

Почему же Господь не хотел иметь дело с «праведниками»? Потому что те, кто почитали себя «праведниками», не имеющими нужды в покаянии, на самом деле были в самообольщении, были гордецами, т. е. грешили грехом, наиболее ненавистным Богу, и были душевно неизлечимы, благодаря полному отсутствию сознания своей греховности.

Вполне «праведников» вообще нет на земле. Пророк Давид говорил: «Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного»(Пс. 13, 3). А один старец (имя его осталось неизвестным) так говорил своему ученику: «Ведай, сын, что не только я и ты, мнимые монахи, нуждаемся в непрестанном трезвении и плаче, но и великие подвижники нуждаются в них. Услышь следующее духовное рассуждение: ложь от диавола; страстное воззрение на женщину вменено Богом в любодеяние. Гнев на ближнего причислен к убийству, за каждое праздное слово обетовано воздаяние. Кто же такой человек и где его найти, который бы не ведал лжи, не был искушен вожделением, никогда не прогневался на ближнего напрасно, в котором бы не нашлось празднословия и который поэтому не нуждался бы в покаянии?»

А вот что пишет о том же о. Александр Ельчанинов:

«Вы оправдываетесь тем, что проступок ваш невелик, неважен. Но нет неважного, ничтожного в мире — ни дурного, ни хорошего. Самое незначительное действие, мимоходом брошенное слово, самое мимолетное чувство — важны и реальны, как реально все в мире. Поэтому все самое малое должно соответствовать самому главному и ничто нельзя почитать недостойным внимания или свободным от нашей ответственности».

Победим же свое горделивое сознание о своей призрачной «праведности», пожалеем свою бедную, опозоренную грехом и страстями душу, находящуюся в рабстве лукавого духа, и сознаем для себя необходимость в деятельном, глубоком покаянии.

Итак, в покаянии нуждаются все люди без исключения: все больны, все в духовных язвах.

Как пишет прп. Исаак Сириянин:

«Покаяние всегда прилично всем грешникам и праведникам, желающим улучить спасение. И нет предела усовершению, потому что совершенство и самых совершенных подлинно несовершенно. Посему то покаяние до самой смерти не определяется ни временем, ни делами».

Этим можно объяснить духовный парадокс, который так формулирует архимандрит (впоследствии Патриарх) Сергий:

«Чем выше человек нравственно, тем сильнее в нем сознание своего недостоинства и тем обильнее его покаянные слезы. Таков, например, прп. Ефрем Сирин, творения которого — почти непрерывный плач, хотя носят на себе неизгладимые следы небесной радости, присущей всякому истинному праведнику».

Отсюда особенно больными и трудноизлечимыми надо считать тех, которые в самообольщении не считают себя больными, почитают себя если уж не «праведниками», то, во всяком случае, не какими-либо «большими» грешниками.

Таким образом, чтобы исцелиться, надо прежде всего почувствовать свою болезнь и познать нужду во враче, т. е. признать свою греховность. Без признания ее человек болен безнадежно и находится в горделивом самообольщении. Христос — Врач наших немощей. Но Он ждет обращения к Нему, ждет признания от нас в своих грехах, и тогда Он снимает их с нас и дает силу бороться с грехом. Но что такое покаяние?

Вот определение покаяния прп. Исаака Сириянина:

«Значение же слова покаяния, как дознали мы из действительного свойства вещей, таково: оно есть приближающееся к Богу неослабное прошение с исполненною сокрушения молитвою об оставлении прошедшего и мольба о хранении будущего. Покаяние есть корабль души, на котором она переплывает и спасается в мысленном море греха».

А еп. Игнатий (Брянчанинов) так определяет покаяние:

«В покаянии совмещаются все заповеди Божии. Покаяние есть сознание своего падения, соделавшего естество человеческое непотребным, оскверненным и потому постоянно нуждающимся в Искупителе».

Таинственен процесс покаяния души. В нем мы открываем перед Богом язвы своей души и скорбным духом и болью сердечною свидетельствуем, что мы сознаем их, ужасаемся их безобразию и просим об исцелении этих язв и прощении грехов. И чем глубже сознание грехов, тем чище омывается душа в слезах покаяния. Таким путем шли все те, кого Церковь почитает святыми и праведниками. И лишь идя этим путем, «узким» и «тесным», путем нищеты духовной и глубочайшего покаяния, возможно спасение души.

Епископ Игнатий (Брянчанинов) так пишет об этом:

«Всякий, усиливающийся взойти на брак Сына Божия не в чистых и светлых одеждах, устраиваемых покаянием, а прямо в своем рубище, в состоянии ветхости, греховности и самообольщения, извергается вон во тьму кромешную — в бесовскую прелесть.

Покаяние и все, из чего оно составляется, как то: сокрушение и болезнование духа, плач сердца, слезы, самоосуждение, памятование и предощущение смерти, Суда Божия и вечных мук, ощущение присутствия Божия, страх Божий — все это суть дары Божии, дары высокой цены, дары первоначальные и основные, залоги даров высших и вечных. Без предварительного получения их получение последующих даров — невозможно».

«Как бы ни возвышенны были наши подвиги, — сказал св. Иоанн Лествичник, — но если бы мы не стяжали болезнующего сердца, то эти подвиги и ложны, и тщетны. При исходе души нашей мы не будем ни в чем обвиняемы так, как в том, что не плакали непрестанно о грехах своих. Ибо плач имеет двоякую силу: истребляет грех и рождает смиренномудрие».

Но из чего же составляется процесс покаяния? Ему предшествует понимание разумом нарушения нами заповедей Божиих. После этого следует испрошение прощения у Бога, а также и у человека, если грех был связан с виной перед ним. Но это еще не есть покаяние.

В дополнение к признанию своего греха мы должны понести труды покаяния — покаянные молитвы и, может быть, для физически здоровых — поклоны, пост, воздержание и т. д.

Но и это все еще не есть достаточные признаки полноты покаяния. Можно все это выполнить, а все же не покаяться, не примирить с собою Бога, не получить Его прощения и возвращения в сердце Святого Духа и полноты Его благодати.

Истинное покаяние зарождается глубоко в сердце. В нем должны появиться стыд за грех, ощущение грязи на своей духовной одежде, отвращение к своей склонности ко греху, оскверняющему душу отвратительной нечистотой и омерзительным запахом.

И вот, когда душе нашей станет тяжко от этого запаха и нечистоты, когда мы начнем презирать себя за свое душевное безобразие, когда мысленно падем перед Богом, простирая к Нему свои руки с просьбой о прощении и помощи, когда мы, по выражению старца Силуана, «сойдем во ад покаяния и действительно ощутим себя хуже всякой твари», тогда начинается наше действительное покаяние. Оно всегда не во внешних проявлениях, а в глубочайших переживаниях сердца.

«Отдай душу во ад, будешь богат», — говорил и старец Захария из Троице-Сергиевой Лавры.

Есть ли предел покаянию? Его нет и, как говорит прп. Марк Подвижник:

«Если мы будем подвизаться в покаянии и до самой смерти — и тогда не исполним должного, потому что и тогда не принесем ничего равноценного Царству Небесному».

* * *

Поищем примеры покаяния в Священном Писании и в истории Церкви Христовой.

Вот как описывается в Библии покаяние ниневитян, которое в пример ставит Сам Господь (Мф. 12, 41).

«И поверили Ниневитяне Богу, и объявили пост, и оделись во вретища, от большого из них до малого… и [царь Ниневитян] встал с престола своего, и снял с себя царское облачение свое, и оделся во вретище, и сел на пепле, и повелел провозгласить и сказать в Ниневии от имени царя и вельмож его: "чтобы ни люди, ни скот, ни волы, ни овцы ничего не ели, не ходили на пастбище иводы не пили, и чтобы покрыты были вретищем люди и скот и крепко вопияли к Богу, и чтобы каждый обратился от злого пути своего от насилия рук своих"»(Иона, 3, 5–8).

А вот покаяние согрешившего царя Давида. Когда Давид был обличен в грехе пророком Нафаном и заболело дитя его, то Давид начал молиться и поститься, а уединившись, провел ночь, лежа на земле. И вошли к нему старейшины дома, чтобы поднять его с земли, но он не хотел и не ел с ними хлеба, и так лежал на земле и плакал; и постился Давид целую неделю до самой смерти ребенка (2 Цар. 12, 16–20).

В обоих случаях мы видим деятельное покаяние и суровое наказание себя кающимися. Таковы же черты покаяния, находящиеся и в евангельских рассказах.

Так, мытарь Закхей раздает половину своего имения и в четыре раза больше раздает обиженным им.

Блудница не жалеет драгоценного мира для ног Господа и не стыдится перед всеми плакать, целовать ноги Господа и отирать их волосами своими.

Мытарь идет в храм, смиренно становится «вдали», бьет себя в грудь, не смея поднять голову, и т. д.

Все это — черты деятельного покаяния, усилия, подвига, а не одни слова и призрачные сожаления о своих грехах.

А как каялись, очищали себя от греха истинные последователи Христа — преподобные отцы Новозаветной Церкви?

Они уходили из мира в пустыни, усиленно постились, изнуряли свое тело тяжелым трудом, заключали себя в затвор, налагали на свои уста молчание, а некоторые, наиболее сильные из них, восходили на столпы, надевали на себя вериги и т. п.

Наконец, венец подвигов покаяния показали юродивые во Христе, которые сделали себя отребьем для мира и, лишив себя крова и всякого имущества и притворяясь безумными, навлекали на себя поношение и презрение мира.

Подвиги покаяния преподобных, столпников и юродивых могут показаться чрезмерными, странными, граничащими с безумием. Да, с точки зрения мира, — это безумие. Но апостол Павел говорит: «Будь безумным, чтобы быть мудрым» (1 Кор. 3, 18).

В конце концов дело не в форме подвига, который самопроизвольно принимает кающаяся душа, а в той ревности к покаянию, степени ненависти к греху, в той силе внутреннего сокрушения души от нечистоты своей, которые показывают подвижники в своих подвигах покаяния.

Вот эту-то ревность и ценит Господь, в чем бы она ни проявлялась, какие бы «уродливые» формы, с точки зрения мира, не принимала.

Недаром наиболее соблазняющий людей мира, но высший и труднейший подвиг — подвиг юродства во Христе — так высоко оценивается Господом; истинные юродивые обычно бывают награждены высокими духовными дарованиями — дарами пророчества, ясновидения, чудесного исцеления.

Много примеров глубокого и действенного покаяния можно найти в дневнике великого подвижника благочестия — о. Иоанна С.

Последний часто пишет про то, как, заметив за собой грех — раздражения, внутреннего осуждения кого-либо, принятия излишнего количества пищи, суетной мысли во время богослужения и т. п. — он начинал усиленно просить Бога о прощении ему этого греха.

И всегда он молился об этом до тех пор, пока не чувствовал прощения и возвращения к нему Святого Духа, душевного мира и любви к ближнему и обретения вновь (как он называл) «пространства сердечного».

Последнее так определяется архиепископом Арсением (Чудовским):

«Пространство сердечное — это такое состояние духа, когда не гнетет наше сердце ни уныние, ни скука, ни страх, ни какая другая страсть, и оно бывает открыто для восприятия духовных благ и переполняется ими».

Он же пишет:

«Как любезно покаяние! Оно человека, лишившегося за грехи близости благодати Божией, снова примиряет с Господом, снова привлекает благодать и — больше того: так перерождает человека грешника, что делает его удобоподвижнее к добру и смиреннее даже обыкновенного праведника. Покаяние — это необыкновенная милость Божия к человеку!»

* * *

В Рождество Христово волхвы принесли Господу золото, ладан и смирну. Как пишет архиепископ Иоанн:

«Не могущие ничего принести Богу, могут всегда принести Богу золото своей покаянности, ладан молитвы, смирну своей нищеты (духовной). Покаяние же есть освобождение своего настоящего, прошедшего и будущего от всего небожественного — оттеснение себя к блаженной вечности».

 

Приложение к главе 21-й

Из писем одного пастыря о покаянии

Мое представление о покаянии таково: вся наша жизнь, когда мы ее берем в ее последнем осуществлении, явится как некий единый непротяжный акт.

Иными словами, она будет «видна» сразу вся тем, у кого есть соответствующее зрение. В этом смысле всякое, даже мимолетное внутреннее движение оставляет в общей сумме нашей жизни тот или иной след.

Предположим, что я в течение всей моей жизни всего только один раз помыслил злое. Это «злое», если его не извергнуть из души актом самоосуждения, так и останется присутствующим, придавая жизни моей иной характер, внося в сферу моей жизни некое темное пятно. Присутствие этой «тьмы» будет невозможно скрыть ни от себя, ни от других в вечности.

Как сказано в Евангелии: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего потаенного, что не вышло бы наружу» (Мк. 4, 22).

Люди обычно наивно думают, что если «никто» не видел или не знает из людей о том, что мы мыслим или делаем, то, значит, все в порядке.

Но если иначе смотреть на нашу жизнь, если действительно устремиться к тому, чтобы внутри нас не было ни единой тьмы, то дело предстанет совсем иначе.

И вот что замечено в долгом опыте: все, в чем раскаялся человек, осудив себя и дело свое перед Богом и людьми (Церковью), все это словно исчезает из бытия, становится словно никогда не бывшим, и внутренний свет очищается от всякой тьмы.

Когда я исповедуюсь, то обвиняю себя во всех «зломыслиях», потому что я искренне не нахожу во всем мире такого греха, которого я не сотворил бы «мимолетным прикосновением мысли».

Самая возможность такой мысли есть уже явный показатель моего состояния. И кто из нас может быть уверен в себе окончательно, что он вне власти посещающих его страстных мыслей?

Если я на одно мгновение был во власти какой-либо недоброй мысли, то где гарантия, что это мгновение не станет вечностью?

Итак, в меру сознания нашего нужно исповедывать наши грехи, чтобы не унести их с собой по смерти. Пока человек живет, есть надежда на его исправление. Но что будет по смерти, мы еще не знаем.

Исход из мира сего можно сравнить с тем, что теперь стало всем доступно в плане материальном. Масса, получившая достаточно сильный толчок, вырвавшись из сферы притяжения земли, теоретически может с невероятной скоростью «вечно» лететь в беспредельном пространстве мира.

Так, думаю, и душа человека по исходе своем будет увлечена или в безмерную радость вечной любви, или в нескончаемые страдания обратного любви состояния.

Ведь грех, по существу своему, есть не что иное, как отступление от закона Божественной любви. И если эту любовь взять в ее полноте, то мы никогда не окажемся чистыми перед нею.

Отсюда, если человек воистину желает достигнуть неизменного с Богом пребывания, он должен очищать себя, потому что Господь чист (1 Ин. 3, 3).

 

Как лучше исполнять призыв к покаянию? Как начать действительное деятельное покаяние, чтобы восхитить приблизившееся к нашей душе Царствие Божие?

Как достичь того, чтобы чувство покаяния, как роса духовная, сошло на наше окаменелое сердце, умягчила его, очистила, омыла, преобразила его и сделала его достойным присутствия Святого Духа?

Здесь тот же путь от внешнего к внутреннему, от внешних признаков и внешних подвигов покаяния к зарождению в сердце сокрушения и ненависти ко греху.

Как говорит прп. Исаак Сириянин:

«Если не плачешь в сердце своем, то, по крайней мере, облеки в плач лицо твое».

А еп. Игнатий (Брянчанинов) так характеризует постепенный переход от внешнего покаяния (самоукорения) к раскрытию в душе сердечных, благочестивых переживаний:

«Самоукорение имеет, при начале упражнения в нем, характер бессознательного механизма, т. е. произносится языком без особенного сочувствия сердечного, даже в противность сердечному чувству; потом мало-помалу сердце начинает привлекаться к сочувствию словам самоукорения.

Наконец самоукорение будет произноситься от всей души при обильном ощущении плача, умалит перед ними и закроет от нас недостатки и согрешения ближних, примирит со всяким человеком и обстоятельствами и соберет рассеянные по всему миру помыслы в делание покаяния, воодушевит и вооружит непреодолимою силою терпения».

Не будем обманывать себя, что мы, хотя бы с внешней стороны, уже начали деятельное покаяние.

В чем свидетельство нашего покаяния? Ведь недостаточно же того, чтобы рассеянно, но по привычке почитывать с утренним правилом 50-й покаянный псалом и время от времени говорить на исповеди священнику те грехи, которые случайно сохранились в нашей памяти?

Дело не в отдельно проявившихся грехах. Дело в источниках их происхождения.

Чтобы привести горницу в чистоту и порядок, недостаточно переловить случайно набежавших тараканов. Если не будут разорены их гнезда, то никогда не перестанут появляться новые и новые тараканы.

Итак, надо устранить причину появления тараканов, обнаружить и разорить гнезда, т. е. обнаружить и искоренить наши страсти: гордость, маловерие, эгоизм, жестокость и другие пороки души. Вот чего мы должны искать в Таинстве покаяния сверх прощения сказанных духовнику грехов.

По причине нашей духовной слепоты и атрофии нашего внутреннего ока подвиг покаяния — трудное дело для души. Поэтому увидеть грехи свои и принести за них сердечное покаяние — это великое дело. Об этом так пишет прп. Исаак Сириянин:

«Восчувствовавший грехи свои лучше того, что молитвою своею воскрешает мертвых… и кто сподобился увидеть самого себя, тот лучше сподобившегося видеть ангелов».

А о. Иоанн С. добавляет к этому:

«Видеть грехи свои в их множестве и во всей их гнусности — действительно есть дар Божий».

Поэтому дело покаяния надо начинать с усиленной горячей молитвы о том, чтобы Господь благодатью Своею открыл нам наши грехи и таящиеся в нас страсти и пристрастия.

Как говорил о. Алексий Зосимовский:

«Надо особенно бояться той грязи в душе, до которой трудно докопаться, той грязи, которая гнездится в таких тайниках нашего сердца, где никакая человеческая помощь не сможет заставить ее обнаружиться во всей ее закоснелости, где может помочь лишь десница Божия».

При этом помощь Божия часто проявляется к нам в том, что, при нашей слепоте на внутреннее зрение, наши грехи и погрешности нам открывают наши близкие. «Поэтому, — пишет о. Александр Ельчанинов, — не умеющим видеть свои грехи рекомендуется обращать внимание, какие грехи видят в них близкие люди, в чем упрекают. Почти всегда это будет верное указание на наши действительные недостатки».

Как пишет архимандрит Борис (Колчев):

«Покаяние обычно есть долгий и узкий путь очищения сердца от скверны. Этот путь мучителен и труден и непосилен человеку, если благодать Божия не укрепляет его, не научает, не утешает, не орошает огонь подвига росою Духа Святого. Иначе говоря — путь непосилен, если не начинает человек стяжать среди своей невидимой брани то Царство Божие, которое он вожделеет и за которое борется до крови души. Благодать Божия, как луч солнца, открывает дверь Царства Божия внутри его».

Не по силам нам будет подражание подвигам святых и преподобных. Но таких подвигов и не требует от нас Господь. Мы так больны душой, так немощны духом, так расслаблены в наших привычках и склонности к легкой, беззаботной жизни, что должны начинать с легких ступеней самопринуждения и воздержания.

Надрыв опасен и в духовной жизни. Духовный рост Господь сравнивает с ростом растений (Мк. 4, 26), а последние вырастают из малого зерна и растут постепенно, незаметно для глаз.

Важно начать дело деятельного покаяния, но еще важнее продолжать его неослабно, приучая себя постепенно к новым ступеням духовного подвига. В этом залог успеха и достижений. При этом у каждого должны быть свои начальные ступени духовного делания, зависящие от физических сил, обстоятельств жизни и сложившихся привычек.

К одному египетскому отшельнику зашел поселянин и заметил, что в келье подвижника было чисто, на постели лежала циновка, а в печи варился суп из овощей.

«Эге, — подумал поселянин, привыкший к неприхотливой жизненной обстановке, — этим преподобным отцам подвижникам живется совсем не так уж плохо».

Но старец был прозорлив и, узнав духом мысли поселянина, спросил его:

— Как привык ты спать?

— Я обычно сплю на земле около своего поля, где работаю днем, — отвечал поселянин.

— А из чего состоит твоя обычная пища?

— Черствый хлеб, сухие финики и похлебка из зелени.

— Итак, ты, очевидно, не терпел бы лишений, живя на моем месте? — сказал старец.

— Но не думай так обо мне. До того, как стать иноком, я был царедворцем, жил во дворце, спал на пуховой постели, а здесь ты видишь глиняный пол и тонкую циновку. Там у меня было множеств слуг, и я питался роскошными яствами; здесь я сам варю себе овощи. Легко ли это после моей прежней жизни?

Так и у нас: у одного вначале может быть одна мера поста, поклонов, молитвы, бодрствования и воздержания, У другого она должна быть меньшей, или, может быть, большей: назначение ее есть дело духовного руководителя.

При этом не так важна форма духовного подвига и воздержания — не на форму смотрит Господь: Он смотрит на горение нашего сердца, а силу этого горения оценивает степенью наших усилий. Лишь бы не щадить себя, лишь бы глубоко затрагивать свою лень, косность, изнеженность и дурные привычки.

При этом следует заметить, что при остановке на этом пути — тесном пути несения подвига покаяния — подвиг может постепенно прекратиться и сходить на нет.

Если мы привыкли к чему-либо и переносим внешние подвиги покаяния без всяких усилий, в силу привычки и без внутреннего сокрушения, то в выполнении этого мало заслуги, если у нас не проявляется внутреннего горения покаяния.

Прп. Варсонофий Великий говорит по этому поводу:

«Путь же сей (покаяния) состоит в том, чтобы проходимое и оставляемое нами позади не привлекало нас обратно, иначе явимся на том месте, из которого вышли, достойные осуждения, и труд наш будет напрасен».

Тот же св. отец дает такое описание настоящего духовного подвига:

«Трудно спастись, и как заблуждается тот, кто думает спастись, успокаивая себя во всем… Всякий покой телесный мерзок Господу нашему и удаляет от Него, ибо Он сказал Сам: "Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь"(Мф. 7, 14). Избрать этот путь — есть добрая воля, и тот, кто держится его, во всяком деле произвольно избирает себе скорбь по силе своей… и ко всякому из требуемых нуждою действий своих примешивает небольшую скорбь…

Например, могу лечь спать на мягкой, набитой пухом постели, но… по собственному желанию ложусь на рогоже, стыдясь и этого, потому что другие упокаиваются на голой земле.

И еще: нахожу ли близко воду и удобные поварни? Как делатель, должен избрать наиболее далекую из них, чтобы нанести телу небольшую скорбь.

Еще: могу ли иметь хорошую пищу и чистый хлеб? Должен предпочесть худшее, чтобы поскорбеть хотя немного, вспоминая томящихся голодом, а тем более Владыку нашего Иисуса, Который вкусил желчи и уксуса ради меня. Это-то и есть воля по Богу.

Воля же плотская состоит в противном сему, т. е. чтобы во всем иметь покой. Что говорим всякий день: "Вот, посмотри, брат, пища пригорела и я не могу ее есть" и прочее…

Братия, не помню, чтобы, найдя совершенный покой, мы когда-нибудь воспользовались им, но всячески старались примешивать отовсюду малую тесноту и скорбь, боясь Того, Кто сказал: "Чадо, вспомни, что ты уже получил доброе твое в жизни твоей" (Лк. 16, 25).

Так поступали мы и тогда, когда многие стяжания приходили в наши руки, и знает Бог, в какой нищете жили мы ради Обнищавшего для нас.

Нехорошо давать себе покой во всем. Кто ищет сего, тот живет для себя, а не для Бога, ибо такой (человек) не может отсечь свою волю».

И далее прп. Варсонофий говорит про себя: «Будучи болен, я никогда не ложился и не оставлял своего рукоделия, хотя и сильные болезни меня постигали».

К труду покаяния относится и терпеливое перенесение обид. Об этом так говорит тот же св. отец: «Также и кто постарается по своей воле понести терпеливо досады, поношения, бесчестие и лишения за сделанные им грехи, тот навыкает смирению и труду, и ради их прощаются ему согрешения его, по слову Писания: "Призри на страдание мое и на изнеможение мое и прости все грехи мои" (Пс. 24, 18)».

В чем нам каяться? Св. Иоанн Златоуст учит: во-первых, в собственных грехах; во-вторых, в грехах, на которые мы навели ближних через побуждение, соблазн или дурной пример; в-третьих, в том, что мы не сделали тех добрых дел, которые мы могли бы сделать; в-четвертых, в том, что мы отвели ближнего от добрых дел, ибо о всех таких делах надо спрашивать свою совесть и память и молить Бога о просветлении их. Нам надо внимательно просмотреть нашу жизнь, наши обычаи, поступки, слова, пожелания, мечты, мысли, наше отношение к Богу, ближним и обязанностям и открыть свои пороки, страсти, дурные склонности, привычки и духовные немощи. И здесь нельзя пренебрегать никакими «мелочами», на которые мы склонны не обращать внимания.

Прпп. Варсонофий и Иоанн так говорят об этом:

«Берегитесь, как бы не облениться и не прийти в нерадение, потому что это очень опасно; но даже и в вещах, кажущихся малыми, не презирай заповеди».

В истории Церкви бывали случаи, когда Господь возвращал на землю души, уже начавшие проходить «мытарства», т. е. испытание греховности. Эти души рассказывали, что суд над душой поистине страшен; ответ надо давать за каждую напрасно убитую букашку, за каждую неправильно истраченную монету, за каждое праздное слово, за мысль осуждения, ропот в душе и т. д.

Естественно, что степень и формы покаяния будут зависеть от характера грехов. Последние прп. Серафим разделяет на три ступени.

К первым он относит наиболее легкие прегрешения, которых, по его словам, не чужды даже праведники. («Семь раз упадет праведник и встанет» — Притч. 24, 16). За эти грехи Дух Святой еще не оставляет христианина.

О том же пишет прп. Исаак Сириянин:

«Сколько раз иные каждый день преступают закон и покаянием врачуют души свои, и благодать приемлет их, потому что во всяком разумном естестве перемена происходит непреодолимым образом и с каждым человеком ежечасно происходят изменения».

О характере покаяния при таких прегрешениях так пишет еп. Феофан Затворник:

«Относительно мелких греховных движений сердца, помыслов и т. п. нужно заметить следующее правило: как только замечено что-либо нечистое, тотчас следует очищать это внутренним покаянием пред лицом Господа. Можно этим и ограничиться, но если нечиста, непокойна совесть, то потом еще на вечерней молитве помянуть о том с сокрушением, и — конец. Все такие грехи этим актом внутреннего покаяния и очищаются».

Вторые по степени грехи уже удаляют от нас Духа Божия.

Как пишет прп. Иоанн Лествичник:

«Когда душа, предательски изменяя сама себе, погубит блаженную и вожделенную теплоту, тогда пусть исследует прилежно, по какой причине она ее лишилась, и на эту причину да обратит весь свой труд и всю ревность. Ибо прежнюю теплоту нельзя иначе возвратить, как теми дверями, которыми она вышла».

Итак, если христианин заметил изменение своего состояния (потерю мира, радости и любви к ближним, наступление раздраженного состояния души, печали, уныния и т. п.), то он должен тотчас же искать тот грех, которым он прогневил Господа. И если христианин молится об этом, то он услышит в душе своей голос, указывающий ему на грех. Тогда надо каяться до тех пор, пока Господь не простит греха и Дух Святой снова не вернется в душу христианина.

Это познается по появлению умиления, теплоты сердечной, воцарению в душе тишины и мира. Мы всегда должны по этому проверять себя, «в духе» ли мы.

Нужно сказать, что обычная поговорка «он не в духе» имеет очень глубокий смысл, которого обычно не подозревают. Надо думать, что эта поговорка идет из старины, когда люди различали состояние человека в Духе Святом Божием, сопровождающееся миром, спокойствием на душе, и состояние «не в духе» — когда человек раздражен, озлоблен, угнетен, печален, уныл.

В своих записях «Моя жизнь во Христе» о. Иоанн С. дает всем для этого случая такой совет:

«Если согрешишь в чем перед Богом (а мы грешим премного каждый день), тотчас же говори в серд-це своем, с верою в Господа, внимающего воплю твоего сердца, со смиренным сознанием и чувством своих грехов, псалом 50-й "Помилуй мя, Боже…" и прочитай сердечно весь псалом.

Если не подействует он один раз, прочитай второй еще сердечнее, еще чувствительнее и тогда тебе немедленно возсияет от Господа спасение и мир душе твоей.

Так всегда сокрушайся: это верное, испытанное средство против грехов. Если же не получишь облегчения, то вини самого себя: значит, ты молился без сокрушения, без смирения сердца, без твердого желания получить от Господа прощение грехов, значит, душа твоя не болит от греха».

К третьему виду греха относятся более тяжкие, так называемые смертные грехи — такие, как, например, прелюбодеяние, убийство и т. п. Эти грехи требуют длительного покаяния и за них обычно духовники накладывают епитимии и могут отлучить от причастия на некоторое, иногда длительное время.

Когда кончается покаяние? Только со смертью. «Во всю жизнь твою считай себя и молись, как грешник, и будешь оправдан», — говорит прп. Исаак Сириянин.

«Тогда приидите, и рассудим… Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю. Если будут красные, как пурпур, — как волну убелю», — так покаявшимся говорит Господь устами пророка Исаии (Ис. 1, 18).

 

Приложение к главе 22-й

Покаянная молитва прп. Исаака Сириянина

Что важно вспоминать в покаянных молитвах? Очевидно, свои грехи, свои наличные страсти и нерадение, и при этом помнить об искупительной жертве Христа и Его непостижимых величайших страданиях ради нас. Так именно построена нижеприведенная молитва прп. Исаака Сириянина.

«Господи Иисусе Христе, Боже наш, плакавший над Лазарем и источавший над ним слезы скорби и сострадания, прими слезы горести моей. Страданием Твоим исцели страсти мои; язвами Твоими уврачуй мои язвы. Кровию Твоею очисти мою кровь, и с телом моим сраствори благоухание Твоего животворящего тела. Та желчь, какою напоили Тебя враги, да усладит душу мою от горести, какою напоил меня сопротивник; страдания Тела Твоего, распростертого на древе крестном, к Тебе да возвысят ум мой, увлеченный демонами долу.

Глава Твоя, преклоненная на кресте, да вознесет мою главу, заушенную супостатами. Всесвятые руки Твои, пригвожденные неверными ко кресту, к Тебе да возведут меня из бездны погибели, как обетовали всесвятые уста Твои. Лице Твое, приявшее на Себя заушения и заплевания от проклятых, да озарит мое лицо, оскверненное беззакониями.

Душа Твоя, Которую, будучи на кресте, предал Ты Отцу Твоему, к Тебе да путеводит меня благодатию Твоею.

Нет у меня болезнующего сердца, чтобы взыскать Тебя; нет у меня ни покаяния, ни сокрушения, которыми вводятся чада в собственное свое наследие. Нет у меня, Владыко, утешительных слез.

Омрачился ум мой делами житейскими и не имеет сил с болезнованиями возвести к Тебе взор. Охладело сердце мое от множества искушений и не может согреться слезами любви к Тебе. Но Ты, Господи Иисусе Христе, Боже, Сокровище благ, даруй мне покаяние всецелое и сердце неутомимое, чтобы всею душою выйти мне на взыскание Тебя. Ибо без Тебя буду я чужд всякого блага.

Посему даруй мне, Благий, благодать Твою. Бездетно и вечно изводящий Тебя из недр Своих Отец да обновит во мне черты образа Твоего.

Оставил я Тебя, но Ты не оставь меня. Отошел я от Тебя — Ты прииди взыскать меня и введи меня на пажить Твою, сопричти меня к овцам избранного стада Твоего, пропитай меня злаком Божественных таинств Твоих вместе с теми, у которых чистое сердце их — обитель Твоя, и в нем видимо блистание откровений Твоих — это утешение и эта отрада для потрудившихся ради Тебя в скорбях и многоразличных муках.

Сего блистания да сподобимся и мы по Твоей благодати и по Твоему человеколюбию, Спаситель наш Иисусе Христе, во веки веков. Аминь».

 

Покаяние есть путь к Царству Божию в нашей душе. При этом одни внешние подвиги покаяния не имеют силы без подвига внутреннего.

Прп. Варсонофий Великий говорит:

«Внешние подвиги без внутренних ни во что вменяются человеку…»

О характере же внутренних подвигов так пишет игумен Иоанн:

«Суд Божий на земле выражается в покаянии и уничижении человека перед Богом. Отсюда и происходит удивительное и радостное стремление верующей души к смирению и "умертвению" себя в Боге. Душа освобождается, обнажается от всех своих достоинств, богатств и высот — от всей своей правды; забывает всякую свою любовь. Видит лишь не-любовь свою, не-правду. Исповедует всю глубину своей не-правды, своей не-любви…»

А о. Александр Ельчанинов дает такой анализ покаяния:

«Боль от греха, отвращение от него, признание его, исповедание, решимость и желание избавления, таинственное преображение человека, сопровождаемое слезами, потрясением всего организма, очищением всей души, чувство облегчения, радости, мира».

Бывает и так, что оставляют грех на деле, но при воспоминании о нем сердце будет еще чувствовать его сладость и расположение к нему. Прощен ли тогда этот грех и будут ли вменяться в грех подобные воспоминания? Прп. Варсонофий Великий на подобный вопрос своего ученика дает такое пояснение: «Одно — это вспомнить сладость меда, а другое — вспомнить и вкусить его. Итак, тому, кому хотя и приходит на память греховная сладость, но кто не допускает действий сладостного, а противоречит и подвизается против него, тому прощены прежние грехи» (Отв. 234).

А о. Иоанн С. считает действительным то покаяние, которое сопровождается твердыми намерениями исправиться. Он пишет:

«Покаяние только на словах, без намерения исправиться и без чувства сокрушения, называется лицемерием».

Прп. Варсонофий Великий говорит:

«Если не повторим наших прежних согрешений, то уже имеем от Бога прощение их».

Следует, однако, заметить, что из общего этого правила могут быть исключения.

В истории Церкви был такой случай. Один разбойник раскаялся в своих грехах, пришел в монастырь, стал жить в пустыне и деятельно нести иноческие подвиги покаяния. Однажды, после многих лет жизни в пустыне, он приходит к игумену и говорит ему: «Сейчас меня уже не мучает сознание о моих старых грехах, совершенных мною в миру, и я чувствую, что Господь простил их мне ради моего покаяния. Но у меня был один грех, который я не могу забыть и воспоминание о котором продолжает мучить мою душу, несмотря на все подвиги покаяния, которые я выполнял: когда-то я убил младенца, и я сейчас вижу его как живого, когда я убивал его. Благослови меня, отец, идти мне в мой город, где меня знали как разбойника и где воздадут мне должное за дела мои».

Игумен благословил старца, и тот пошел в свой город, был узнан, схвачен горожанами как бывший разбойник и казнен. Так Господь тайным голосом Сам указал душе ту меру покаяния, которая совершенно убелила бы душу, отягченную великим грехом. И в этом случае оставление греха еще не умиротворило кающуюся душу.

Действительно кающегося в грехах можно узнать еще по следующему признаку. Такой перестает уже интересоваться пороками и грехами других, судить их и осуждать за грехи.

Можно ли думать о пожаре чужих домов, если духовные очи видят пожар своего дома и все внимание поглощено тем, чтобы ликвидировать все вновь непрерывно появляющиеся очаги своего внутреннего пожара?

И вместе с тем, как говорит прп. Варсонофий Великий, «ощущающий обонянием свое (греховное) зловоние не ощущает другого зловония — от чужих грехов, если станет и на грудах трупов».

А вот еще несколько признаков наличия внутреннего раскаяния в грехах, которое дает тот же св. отец: «Признающий себя грешником и виновником многих зол никому не противоречит, ни с кем не ссорится, ни на кого не гневается, но почитает всех лучшими и разумнейшими себя».

Как пишет еп. Игнатий (Брянчанинов):

«У делателя евангельских заповедей взоры ума постоянно устремлены на свою греховность; с исповеданием ее Богу и плачем он заботится об открытии в себе новых язв и пятен. Открывая их при помощи Божией, он стремится еще к новым открытиям, влекомый желанием богоприятной чистоты.

На согрешения ближних он не смотрит… Покаянием вводится христианин сначала в страх Божий, потом в Божественную любовь».

Хорошо, если сила покаяния такова, что сопровождается слезами. Но если нет у нас благодатных слез покаяния, то будем омывать грехи наши внутренними, душевными слезами сожаления и раскаяния. Правда, эти внутренние, сухие слезы не так сладки, как наружные благодатные, но и их принимает Господь и за них в свое время подаст нам и наружные слезы, облегчающие горечь нашего греховного состояния.

Можно ли откладывать покаяние, если чувствуешь за собой нераскаянный грех?

Этого нельзя делать ни на одну минуту, мы не знаем, сколько мы еще проживем — один год, или один месяц, или, может быть, всего один час. Как говорят старцы:

«Господь обещал нам прощать грехи при покаянии (Лк. 7, 47) , но никогда и никому не обещал, что тот проживет еще хотя бы один день».

Поэтому, как бы часто христианин ни исповедывался, это, однако, никогда не избавляет от необходимости немедленного принесения покаяния перед Господом во всяком грехе, как только мы его заметили.

При этом при грехах, сильно затрагивающих совесть, нужно не только сознание греха, но и самопроизвольное наказание себя за грех: степень и характер наказания (пост, поклоны, воздержание от вкусной и сладкой пищи) будут зависеть от силы укоров совести. Такое самопроизвольное наказание дает заметное облегчение мучений совести, и все подвижники благочестия старались сами наказывать себя за свои грехи. Имеется следующий рассказ про игумена одного монастыря. Он чем-то согрешил, и совесть мучила его. Чтобы избавиться от ее мучений и обелить себя перед лицом Бога, игумен так наказал себя.

После вечернего богослужения, когда братия по обычаю подходили под его благословение, он не допустил их к себе, сказав, что недостоин более давать им благословение. Затем, вышедши на амвон, он исповедовал перед всей братией свой грех.

Видя слезы и глубокое сокрушение духа любимого ими игумена, братья стали утешать его и говорили ему, что все будут молиться за него, чтобы простил Господь ему грех. Но игумену не довольно было одного стыда себе при общественном исповедании греха, и он обратился к братии с просьбой:

«Окажите мне великую милость и сделайте мне то, о чем я буду просить вас. Я лягу при дверях церкви, и пусть каждый из вас при выходе отсюда ударит меня ногой. И чем сильнее будут эти удары, тем легче будет душе моей».

Братия исполнила просьбу своего игумена, и каждый уходящий из церкви ударял его. И когда последний брат вышел из церкви, игумен встал и почувствовал, что грех уже не мучил его совесть.

Прежде чем перейти в тот мир, для нас должен быть решен вопрос, научились ли мы истинно каяться и плакать о грехах своих и через это заслуживаем ли прощение грехов и милость от Господа.

Повторяем для этого ряд признаков истинного покаяния. Покаяние истинно, если:

1) мы возненавидим грех и более не грешим теми грехами, осуждения за которые боимся от Господа;

2) настолько смирим себя, как говорит старец Силуан, что будем осуждать себя, считать себя хуже всех и почитать себя достойным лишь вечного огня, но вместе с тем и не отчаиваться в милосердии и любви Божией и веровать в силу Его искупительной жертвы за грешный мир;

3) все наше внимание настолько поглощено своими грехами, что мы оставили привычку судить и осуждать других людей;

4) боимся слов Господа к нам на Страшном Суде: «Ты получил уже доброе твое в жизни твоей» (Лк. 16, 25), и поэтому научились благодушно терпеть все посылаемые от Господа житейские беды, неприятности, болезни, нужду, притеснения, оскорбления, клевету, а еще лучше, если за них будем благодарить Господа;

5) от всего сердца все прощаем ближнему;

6) помня, что спасение достигается лишь на «тесном» и «узком» пути, научились сами утеснять себя в жизни и проявлять в должной мере воздержание.

О других признаках и плодах покаяния так говорит священник Павел Флоренский:

«В Таинстве покаяния делаются для нас реальными слова шестопсалмия: "Как далек восток от запада, так удалил Он от нас преступления наши"  (Пс. 102, 12).

Святые отцы неоднократно указывали, что признаком действенности покаяния служит уничтожение притягивающей силы прощенного греха: Таинством покаяния истребляется прошлое.

Всякое греховное падение кладет известную печать на душу человека, так или иначе влияет на ее устроение.

Сумма греховных действий составляет, таким образом, некоторое прошлое человека, которое влияет на его поведение в настоящем, влечет его к тем или другим действиям.

Таинственно свободный переворот в том и состоит, что нить жизни человека как бы прерывается, и образовавшееся в нем греховное прошлое теряет свою притягательную силу, как бы выбрасывается из души, становится чуждым для человека.

Грех не забывается и не вменяется человеку в силу каких-нибудь посторонних для человека причин, и — грех в полном смысле удаляется от человека, уничтожается в нем, перестает быть частью его внутреннего содержания и относится к тому прошлому, которое пережито и зачеркнуто благодатию в момент переворота, которое, таким образом, с настоящим человеком не имеет ничего общего».

Великие подвижники в своем подвиге покаяния достигали высоких ступеней этой добродетели — так называемого «непрестанного плача». Прп. Варсонофий Великий так говорит об этом:

«Истинный плач, соединенный с умилением, бывает рабом человека, постоянно ему подчиненным, и имеющего его не одолевает брань.

Плач этот заглаживает прежние согрешения, и омывает скверны, и постоянно именем Божиим охраняет человека, который приобрел его, изгоняет смех и рассеянность и поддерживает непрестанное сетование, ибо он есть щит, отражающий все разжженные стрелы диавольские  (Еф. 6, 16).

Имеющий его вовсе не уязвляется бранью, если он будет и среди людей и даже с блудницами; но плач этот пребывает неотступно с нами (которые находятся вне мира и ведут брань) и ведет за нас брань.

Если же плач не истинный, то он отходит от тебя и снова приходит; и это происходит оттого, что помысел твой попеременно то расслабляется, то разгорается.

Когда же теплота сделается постоянною, бывает великое и постоянное умиление, а ему последует и истинный плач, о котором ты должен заботиться, понуждая себя, чтобы получить его».

Следует упомянуть вместе с тем, что покаяние никогда не должно сопровождаться отчаянием, унынием или подавленностью духа.

Прп. Никодим Святогорец пишет:

«Сокрушенное покаяние, которое только мучит и грызет сердце, никогда не восстанавливает души в благонадежное настроение, если не бывает соединено с твердым упованием на милосердие и благость Божию».

О том же так пишет о. Александр Ельчанинов:

«Ужасает не только грех, но и возможное после него отчаяние и уныние. Исаак Сирин об этом говорит: "Не устрашайся, когда бы ты падал каждый день, и не отходи от молитвы. Стой мужественно — и ангел, тебя охраняющий, почтит твое терпение". Вспомним, что говорит Христос в подобном случае — "Иди и впредь не греши" — и только: ни проклятий, ни отлучений. Нельзя поддаваться злому духу, который тянет в большой грех — уныние. Снова и снова надо припадать ко Христу, и Он снова и снова нас примет».

 

Приложение к главе 23-й

Покаяние «блудного сына»

Изглаживает ли покаяние воспоминание о совершенных ранее грехах? Что в дальнейшем переживает «блудный сын» — покаявшийся грешник — по возвращении в дом Небесного Отца? Ниже даются ответы на эти вопросы в очерке на евангельскую тему «Блудный сын».

«Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его.

Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка и заколите; станем есть и веселиться!» (Лк. 15, 20–23).

Кончился пир в доме благого, милосердного отца. Затихли звуки ликования, расходятся званые гости. Вчерашний блудный сын выходит из чертога пира еще полный сладостного чувства любви и всепрощения отца…

За дверями он встречается со стоящим вне старшим братом. В его взоре он встречает осуждение — почти негодование.

Замерло сердце младшего брата; исчезла радость, заглохли звуки пира, перед взором встало недавнее тяжелое прошлое… Что он может сказать брату своему в оправдание? Разве его негодование не справедливо? Разве заслужил он этот пир, эту новую одежду, этот золотой перстень, эти поцелуи и прощение отца? Ведь еще недавно, совсем недавно…

И низко склоняется голова младшего брата перед суровым, осуждающим взором старшего: заныли, заболели еще совсем свежие раны души…

Со взором, просящим милосердия, блудный сын бросается на колени перед старшим братом.

«Брат… Прости меня… Не я устроил этот пир… И не просил я у отца этой новой одежды, и обуви, и этого перстня… Я даже не называл себя более сыном, я просил лишь принять меня в наемники… Твое осуждение меня справедливо, и нет мне оправдания. Но выслушай меня, и ты, может быть, поймешь милосердие нашего отца.

Что прикрывает теперь эта новая одежда?

Вот, посмотри, следы этих страшных (душевных) ран. Ты видишь — на моем теле не было здорового места — здесь были сплошные язвы, пятна, гноящиеся раны(Ис. 1, 6).

Они сейчас закрыты и "смягчены елеем" милосердия Отца, но они еще мучительно болят при прикосновении, и мне кажется, будут болеть всегда…

Они постоянно будут напоминать мне о том роковом дне, когда я с черствой душой, полный самомнения и горделивой уверенности в себе, порвал с Отцом, потребовав свою часть имения, и ушел в ту ужасную страну безверия и греха…

Как счастлив ты, брат, что не знаешь ее, что у тебя нет воспоминаний о ней, что ты не знаешь того смрада и тления, того зла и греха, которые царят там. Ты не испытал духовного голода и не знаешь вкуса тех рожков, которые в той стране надо красть у свиней.

Вот ты сохранил свои силы и здоровье. А у меня их уже нет… Только остатки их я принес обратно в дом Отца. И это сейчас разрывает мое сердце.

Для кого я работал? Кому я служил? А ведь все силы можно было бы отдать для служения Благому Отцу…

Ты видишь этот драгоценный перстень на этих грешных, уже слабых руках. Но что бы я ни отдал за то, чтобы на них не было следов той грязной работы, которую они выполняли в стране греха, за сознание, что они всегда работали только для Отца…

Ах, брат! Ты всегда живешь во свете и не будешь знать никогда горечи тьмы. Ты не знаешь тех дел, которые там совершаются. Ты не встречался близко с теми, с кем там приходится иметь дело, ты не касался той грязи, которой не могут избежать живущие там.

Ты не знаешь, брат, горечи сожалений: на что ушли силы моей юности? Чему посвящены дни моей молодости? Кто вернет мне их? О, если бы жизнь можно было начать сначала!

Не завидуй же, брат, этой новой одежде милосердия Отца. Без нее были бы нестерпимы муки воспоминаний и бесплодных сожалений…

И тебе ли завидовать мне? Ведь ты богат богатством, которого, может быть, не замечаешь, и счастлив счастьем, которого, возможно, не чувствуешь. Ты ведь не знаешь, что такое невозвратимая утеря, сознание растраченного богатства и загубленных талантов. О, если бы все это было возможно вернуть и вновь принести Отцу!

Но имение и таланты выдаются лишь один раз на всю жизнь, и сил уже не воротишь, а время ушло безвозвратно.

Не удивляйся же, брат, милосердию Отца, Его снисхождению к блудному сыну, Его стремлению прикрыть жалкое рубище грешной души новой одеждой, Его объятиям и поцелуям, оживляющим опустошенную грехом душу.

Сейчас пир окончен. Завтра я вновь приступлю к работе и буду трудиться в Отчем доме рядом с тобой. Ты как старший и беспорочный будешь господствовать и руководить мною. Мне же подобает работа подначальная. Мне ее и надо. Эти опозоренные руки не заслуживают иной.

Эта новая одежда, эта обувь и этот перстень также снимутся до времени: в них неприлично будет исполнять мне черную работу. Днем мы будем работать вместе, а затем ты можешь со спокойным сердцем и чистою совестью отдыхать и веселиться со своими друзьями. А я?..

Куда я уйду от моих воспоминаний: сожалений и мыслей о растраченном богатстве, загубленной юности, потерянных силах, рассыпанных талантах, запачканных одеждах, о вчерашнем оскорблении и отвержении Отца — от мыслей об ушедших в вечность и навсегда утерянных возможностях?..»