Виктория села на кольцевую линию и вышла на станции «Хай-стрит Кенсингтон». Оттуда девушка за пятнадцать минут дошла до Холланд-парка. Они с отцом жили в четырехэтажном доме в викторианском стиле с небольшой башенкой. Внезапно Виктория вспомнила, что в детстве представляла, как в этой башне живет Рапунцель. Она всегда надеялась, что однажды ей посчастливится увидеть, как та сбрасывает из окна свои длинные волосы и расчесывает их. На миг ей показалось, что она слышит голос матери, которая читает ей сказки на немецком языке. Ей вспомнилось чувство защищенности, сладковато-терпкий запах матери, щеку вдруг будто защекотало кружево на ее платье. Ее мать очень любила запах померанца и вербены. Исполнившись надежды, Виктория вошла в свой прежний дом.

Однако уверенность Виктории вскоре пошатнулась. Портье был назначен недавно, остальные жильцы тоже переехали в квартиры всего несколько лет тому назад. Портье соседнего дома хоть и не помнил ничего толком о пожаре, но все же смог назвать несколько семей, которые жили у Холланд-парка пятнадцать лет назад. Снова обретя надежду, Виктория навестила их и показала им фотографии миссис Оливер. Однако все было тщетно, ее никто не узнал.

Расстроившись, Виктория хотела уже было отправиться к Грин-парку, когда увидела на газоне перед домами пожилую женщину, сидевшую с вязанием на скамейке и присматривавшую за младенцем в коляске. Она была одета в стандартную для нянь одежду: накрахмаленный белый чепец и синее пальто поверх такого же синего шерстяного платья. Нянька перевела внимательный взгляд на молодую девушку, ходившую по лужайке с двумя маленькими детьми в матросских плащиках. Судя по всему, это была ее помощница.

Виктория решила предпринять еще одну попытку. Она направилась к женщине, щеки у которой вдруг покраснели, словно от нахлынувших воспоминаний. Представившись, она спросила:

– А вы случайно не жили здесь пятнадцать лет тому назад?

– О, я уже почти тридцать лет работаю на семейство Арнольд. Под моим присмотром растет уже второе поколение.

И она с гордостью указала на малыша, мирно спавшего в коляске, и на детей, мальчика и девочку, стоявших под деревом и рассматривавших гнездо.

С миссис Арнольд Виктория только что беседовала, поэтому произнесла без особой надежды:

– В квартире, где мы тогда жили с отцом, начался пожар. Меня едва успели спасти. Недавно мне довелось узнать новые сведения о том несчастье. Мне хотелось бы понять, что произошло тогда на самом деле. Мой отец умер год назад, поэтому у него я спросить уже не могу. Вы случайно не помните тот пожар?

Несколько мгновений нянечка внимательно смотрела на Викторию.

– О да, такие жуткие вещи не забываются. И вас я тоже помню. Лишь у немногих есть такие ярко-рыжие кудри, – добавила она с некоторой долей скептицизма, как показалось Виктории. – Я часто видела вас здесь, в парке, вместе с няней. Вы были довольно шумным и нескромным ребенком, – приподняв петлю, она пропустила через нее спицу – женщина вязала носок из бежевой шерсти, – а затем снова перевела внимательный взгляд на детей. Виктория предположила, что молодой няньке с ней нелегко. – Я еще помню, что говорила вашей няне о том, что вас нужно приучить к дисциплине. Она была молодой и довольно неопытной девушкой, и, полагаю, работа на вашу семью была ее первым опытом на этом поприще. Она ответила, что ваша мать умерла несколько месяцев тому назад и что вы с отцом недавно переехали, вполне понятно, что это может расстроить ребенка.

Виктории подумалось, что для этой женщины дисциплина, судя по всему, превыше всего, и ей стало жаль троих детей, за которыми она присматривала. А потом девушка замерла.

– Судя по вашим словам, мой отец переехал сюда только после смерти матери, – заметила она.

Няня довязала ряд до конца и сменила спицу.

– Да, вы въехали в эту квартиру примерно за год до пожара.

– Но ведь этого не может быть… Я жила здесь с отцом и матерью с самого рождения…

– По всей видимости, вы ошибаетесь. Я дружила с няней, работавшей в семье, которая жила в той квартире до вас, – и пожилая женщина энергично покачала головой.

«Бабушка Гермиона должна была знать об этом… Почему же никогда не рассказывала?»

По-прежнему не зная, что и думать, Виктория вынула из сумочки фотографию миссис Оливер и показала ее няне.

– Вы знаете эту женщину? Вроде бы она работала на одну из семей, живших в окрестностях Холланд-парка. Ее зовут миссис Оливер.

Нянечка вгляделась в фотографию.

– Давно это было. Не думаю, чтобы мне доводилось видеть ее. Однако, возможно, я ошибаюсь. Если у вас есть фотография этой женщины, почему вы не знаете, на кого она работала? – с любопытством в голосе поинтересовалась та.

– Ах, это весьма запутанная история, – уклончиво отозвалась Виктория.

К счастью, в коляске заворочался малыш. Не совсем проснулся, но захныкал во сне. Краем глаза Виктория заметила, что маленький мальчик нашел на газоне голубя и побежал к нему, в то время как молодая няня еще рассматривала вместе с девочкой гнездо, на край которого приземлился черный дрозд.

– Ш-ш, мой мальчик, все хорошо! – Няня принялась осторожно покачивать коляску, и малыш успокоился. – В вашей квартире жила больная женщина. Возможно, эта миссис Оливер ухаживала за ней. Но я не уверена, – произнесла она.

– Что вы хотите этим сказать? – озадаченно переспросила Виктория.

Девушка с нетерпением дождалась, пока соскользнувшая со спицы петля, на которую вдруг оказалось обращено все внимание няни, вернулась обратно в строй. Затем пожилая женщина ответила:

– Я иногда видела, как больная ходила под густой вуалью по парку вместе с той женщиной, что ухаживала за ней. Ваша няня рассказывала мне, что лицо этой женщины изуродовано после несчастного случая, поэтому она живет в отдельной части квартиры и никто из остальных слуг не видит ее.

«Мой отец никогда не рассказывал, что в квартире жила больная женщина», – промелькнуло в голове у Виктории. Она была совершенно уверена в том, что никогда не видела эту женщину. Собранная информация о пожаре еще больше запутывала ее.

В этот миг послышался громкий плач. Упал маленький мальчик. Голубь поднялся в воздух. Младенец окончательно проснулся и расплакался. Няня поспешно поднялась со скамейки и обвела взглядом парк.

– Софи, ну неужели вас нельзя оставлять без присмотра? – принялась ругаться она.

Вынув младенца из коляски, она бросилась к газону, где рядом с малышом стояла на коленях молодая женщина, пытавшаяся успокоить его. Расстроенная и запутавшаяся в собранной информации, Виктория развернулась и бросилась прочь, даже не попрощавшись.

В Бликлинг-холл Хопкинс добрался только ближе к вечеру. Поездка в Корнуэлл оказалась очень долгой. Ему пришлось три раза делать пересадку, а последние шесть миль от вокзала в Солкомбе довелось бы идти пешком, если бы фермер не заговорил с ним и не предложил подвезти его на молочном фургоне.

У парковых ворот особняка Хопкинс вежливо попрощался с фермером и с трудом спустился с козел, мысленно ругая плохие дороги и выбоины. За высокими деревьями он увидел крышу поместья и блестевшую на солнце реку. Дворецкий пересек по мощеной дороге лужайки, совершенно синие от незабудок. Подойдя к краю небольшой лощины, он увидел Бликлинг-холл. Дворецкий узнал багровый бук с фотографии. В свете послеполуденных солнечных лучей поместье казалось очень уютным, однако зеленые ставни на окнах были закрыты, словно его обитатели уехали.

Хопкинс решил не отчаиваться. Он пересек усыпанный галькой передний двор, направился к одной из соседних построек и постучал в двери. Ему открыла робкая девчушка лет двенадцати – судя по всему, помощница кухарки – и уставилась на него, широко открыв глаза. Когда Хопкинс пояснил, что является дворецким и хотел бы поговорить с экономкой, она пробормотала: «Да, сэр, я сейчас позову миссис Коллинз», – и скрылась в доме, чтобы вскоре вернуться вместе с весьма решительного вида женщиной. Ее каштановые волосы были заплетены в косу, которую она обернула венком вокруг головы. Хопкинс отметил, что ее нельзя назвать непривлекательной.

– Что вам угодно? – произнесла женщина, с любопытством глядя на него карими глазами. – Я миссис Коллинз, экономка. Чем могу помочь? – она махнула рукой, и малышка ушла в дом.

– Моя фамилия Хопкинс, – дворецкий слегка поклонился. – Я провожу расследование насчет одной женщины, которая называла себя миссис Оливер и пропала некоторое время тому назад. Речь идет о весьма деликатном деле, поэтому подробностей своего расследования я вам сообщить не могу. – Как и тогда, когда они с Викторией наводили справки в полицейских участках, Хопкинс принял решение говорить не всю правду. Он не хотел пугать миссис Коллинз известием о насильственной смерти миссис Оливер, опасаясь, что это может заставить ее обратиться в полицию. – Среди вещей миссис Оливер была обнаружена фотография этого поместья, – продолжал он в своей обычной изысканной манере, – поэтому я счел вероятным, что она жила здесь или, по крайней мере, имеет к этому месту некое отношение.

Миссис Коллинз внимательно взглянула на него.

– Не обижайтесь, но вы не похожи на частного детектива, – сухо заметила она после недолгого молчания.

– Сочту это за комплимент, – Хопкинс снова поклонился. – Я был дворецким у судебно-медицинского эксперта Бернарда Бредона, а сейчас служу его дочери.

– То, что вы – дворецкий, подтверждает мое первое впечатление, – миссис Коллинз улыбнулась и показалась Хопкинсу еще красивее. – Как же выглядела женщина, которую вы разыскиваете?

– Если вас не затруднит взглянуть на этот снимок… – Хопкинс протянул ей переделанную Викторией фотографию.

Несколько мгновений миссис Коллинз разглядывала ее, а затем произнесла:

– Давайте продолжим разговор в доме.

– Женщина на этой фотографии похожа на мисс Уилкокс, которая была камеристкой тогдашней леди Кармайкл лет двенадцать тому назад, – чуть позже продолжила миссис Коллинз.

Они с Хопкинсом сидели в столовой для слуг. Длинный стол был начищен до блеска и сверкал, так же как и медная посуда, висевшая вдоль побеленных стен. Хопкинс отнесся к этому с одобрением, равно как и к вазе с крокусами, стоявшей на столе. Помощница кухарки принесла чай и выпечку, за что Хопкинс был очень благодарен после долгой и изнурительной поездки. «По всей видимости, работать вместе с миссис Коллинз, – подумал он, – настоящее удовольствие».

– Три месяца тому назад один мужчина уже спрашивал о мисс Уилкокс и описал мне ее, – миссис Коллинз протянула Хопкинсу тарелку с овсяным печеньем. – Лично я не была с ней знакома, работаю здесь всего шесть лет, а мисс Уилкокс уволилась за два или три года до этого, но я знаю ее имя.

– А что за человек о ней спрашивал?

Хопкинс сделал глоток из чашки и только после этого отправил в рот печенье. Он полагал, что его поиски дали весьма удивительные результаты.

– Частный детектив, это я сразу поняла. – Миссис Коллинз скривилась с некоторой неприязнью. – Отвратительный тип. Ему было около пятидесяти, темные волосы и усы. Говорил с северо-английским акцентом и утверждал, что его зовут Кендэлл, однако же я сомневаюсь, что это его настоящее имя.

– Возможно, он вам солгал, – кивнул Хопкинс.

– Как вы уже наверняка заметили, дом вообще-то закрыт, поскольку лорд Кармайкл и его супруга уехали на юг. Мистер Бейкер, дворецкий, наверняка мог бы помочь вам насчет мисс Уилкокс, однако же он поехал вместе с ними. Мы ожидаем их приезда примерно через месяц.

– Не хочу надоедать вам. Однако информация о мисс Уилкокс нужна мне действительно срочно. Возможно ли связаться с мистером Бейкером по телеграфу или телефону? – Хопкинс с удовольствием отметил, что вкус у овсяного печенья отменный.

– К сожалению, вынуждена разочаровать вас. У лорда и леди Кармайкл нет постоянного адреса. Оба любят путешествовать, иногда меняют планы совершенно неожиданно. Я даже не знаю, в Италии они сейчас или уже уехали в Грецию. Я и думать не хочу о том, что делать в случае несчастья, если понадобится известить их, – и миссис Коллинз вздохнула.

– Что ж, прекрасно, что у ваших лордов есть общие интересы, – мягко произнес Хопкинс.

– Да, они хорошо ладят и вообще довольно хорошие хозяева, это следует заметить ради справедливости.

– Полагаю, сейчас в доме нет других слуг, которые знали бы мисс Уилкокс и которых можно было бы расспросить?

– Вы же знаете, как это бывает, когда хозяева уезжают надолго, – миссис Коллинз покачала головой. – Большинство слуг отпустили.

– Полагаю, у вас полно дел?

Хопкинс подлил миссис Коллинз чаю, на что та отреагировала благодарной улыбкой.

– Вы сами так сказали. Сейчас со мной две горничные и двое слуг, а также, к счастью, кухарка. С таким количеством персонала мне приходится поддерживать дом в порядке и выполнять всю работу.

– Просматривать постельное белье и скатерти, чинить в случае необходимости, стирать и гладить то, что мало использовалось, выбивать ковры, обивку и подушки, полировать латунь и серебро, снимать занавески, стирать или проветривать их…

– …Перемывать всю посуду, начиная от маленьких десертных тарелок и заканчивая шлифованными стаканами для портвейна, всего более тысячи предметов… Вижу, вы знакомы с ведением больших хозяйств, – улыбнулась миссис Коллинз.

– Что ж, несколько лет я работал на разных должностях, – скромно ответил Хопкинс, умолчав о том, что занимался этим почти четверть века.

– Чего я, однако, не сказала тому частному детективу, – миссис Коллинз подалась вперед, – что одна из бывших помощниц кухарки вместе с супругом держит постоялый двор в деревне. Через одну или две недели после встречи с мистером Кендэллом я случайно столкнулась с этой девушкой – сейчас ее зовут Бетси Пергентер – и спросила ее, знала ли она мисс Уилкокс. Та ответила, что не очень хорошо, однако же они работали здесь вместе некоторое время.

– А как называется этот трактир?

– «Корона». Он совсем рядом с церковью, не пройдете мимо. Если хотите поужинать или ищете, где переночевать, – он пользуется хорошей репутацией.

Поболтав с миссис Коллинз еще некоторое время, Хопкинс направился в деревню. Он пересек хозяйственный двор примерно наполовину, когда взгляд его упал на окрашенные зеленым садовые ворота в высокой стене из песчаника. Ему вдруг вспомнилось, что за ними находится огород с грядками и теплицами.

«Господи боже мой…» Он вдруг вспомнил, что пока его хозяева гостили в Бликлинг-холле, он влюбился в помощницу кухарки. Та тоже почувствовала влечение к нему, и на второй вечер они украдкой пробрались за ворота, спрятались в парнике для дынь и страстно целовались. Эллен, так ее звали, даже позволила ему потрогать ее груди. Они были круглыми и крепкими, как две небольшие дыни.

На миг Хопкинс представил себе, как целует миссис Коллинз в парнике, прогнал прочь эту мысль и направился в деревню.

Виктория поймала себя на том, что вместо того, чтобы описывать старый город Перуджи, снова думает о том, как гуляла по узким улочкам вместе с Рэндольфом. Она с трудом заставила себя оторвать взгляд от фотографии, лежавшей на столе. На ней был запечатлен Маджоре – круглый фонтан, по мнению Виктории немного напоминавший огромный свадебный торт. На ступеньках лестницы перед собором с видом на фонтан они сидели с Рэндольфом на солнце и беседовали о понятии чести у римлян. Как обычно, мнения у них оказались разными. Рэндольф настаивал, что представитель аристократии обязан наложить на себя руки, вместо того чтобы жить с позором. Виктория считала подобное представление о чести глупостью.

Она увидела перед собой голубей, искавших на площади зернышки, чтобы в следующий миг взлететь, лицо Рэндольфа, его синие глаза и светло-русые волосы, красиво изогнутые чувственные губы. Да, ей хотелось, чтобы он поцеловал ее.

Отрезвили Викторию голоса, доносившиеся снизу, из парка. Действительно, пора принять решение и покончить с этой романтической мечтательностью! И поспешно, пока снова не передумала, девушка вынула из ящика стола бумагу для писем и написала, что она будет рада прокатиться верхом с Рэндольфом, если погода не испортится, в Гайд-парке следующим утром. Вложив письмо в конверт, она подписала адрес и спустилась в холл, где спросила у портье, может ли ненадолго позаимствовать у него Джоуи, посыльного. Мистер Джарвис, веселый мужчина за тридцать, ничего не имел против. Виктория вложила в руку бойкому пареньку конверт и пару пенни и проводила его взглядом, пока он не вышел из дома.

«Хопкинсу, – размышляла Виктория, поднимаясь в квартиру, – я бы эту задачу не доверила». Девушка прекрасно понимала, что он заметил, как она покраснела, читая приглашение, – он ведь почти все замечает, – но просить его передать ответ казалось ей слишком интимным.

Войдя в кухню, Виктория нагрела банку бобов, поджарила себе яичницу из двух яиц – это было практически единственное блюдо, которое она умела готовить. Хопкинс пришел бы в ужас. Вечернее небо за окном приобрело бархатистый темно-синий оттенок. Погода завтра обещала быть хорошей.

Закончив свой скудный ужин, Виктория отогнала размышления о загадочной женщине под вуалью, поскольку все равно не могла решить эту загадку сейчас, и снова занялась путеводителем по Италии. Она дописывала последние строчки о Перудже, когда внизу позвонили. За дверью стоял слуга, передавший ей ответ Рэндольфа. Он писал, что будет рад принять Викторию завтра утром около одиннадцати часов в своем доме на Клоусестер-сквер.

Хопкинс выбрал уединенный столик в дальнем углу трактира «Корона». Стены зала были выложены коричневой плиткой, черные деревянные балки поддерживали низкий потолок. Пол был усыпан чистым песком. Двое мужчин в простых костюмах – путешествовавшие по делам, как предположил Хопкинс, – сидели через несколько столов от него. Другие гости были жителями деревни и фермерами. Дым из камина смешивался с дымом трубок и сигарет. Густой суп с ягнятиной, заказанный Хопкинсом, был приятным и крепким, свежесцеженное пиво – хорошего качества. Комната, которую он заранее осмотрел, была маленькой и уютной. Короче говоря, Хопкинс был очень доволен рекомендацией миссис Коллинз.

Он только что доел последнюю ложку густого супа и хотел было направиться к стойке, чтобы спросить о хозяйке, когда к нему подошла молодая женщина с наполненным доверху бокалом пива в руке.

– Я Бетси Пергентер, – пояснила она. – Миссис Коллинз прислала мне записку и сообщила, что вы хотите задать мне пару вопросов о мисс Уилкокс. Она попросила меня помочь вам.

– Очень мило с вашей стороны, – ответил Хопкинс. – Прошу, присаживайтесь.

Экономка большого поместья, равно как и дворецкий, занимала важное положение в деревне, и оказать ей услугу было умно – Хопкинс часто сам пользовался такой возможностью. Миссис Пергентер была пышнотелой дамой с выступающей нижней челюстью. Хопкинс счел, что она крепкая и веселая, а значит, в качестве хозяйки трактира была совершенно на своем месте.

– К сожалению, я могу рассказать вам очень немного о мисс Уилкокс. Она была камеристкой хозяйки дома, а я – молодой помощницей кухарки. Мы не слишком много общались. То есть я только отвечала, если она заговаривала со мной. А это бывало редко.

– Может быть, вы знаете, где она работала до поступления в Бликлинг-холл?

– Не помню, – миссис Пергентер расправила свой накрахмаленный передник. – Но дом был, судя по всему, довольно большим. Однажды я слышала разговор мисс Уилкокс и кухарки. Речь шла о том, что на праздничный обед в Бликлинг-холле нужно было взять напрокат двадцать столовых приборов. Я знала, что шестьдесят было точно. А мисс Уилкокс сказала кухарке, что у хозяев дома, где она работала раньше, всегда была про запас сотня приборов. Я запомнила, потому что это произвело на меня впечатление.

Хопкинс задумался. Такими запасами, насколько ему было известно, могли обладать многие благородные и зажиточные семьи. Мужчина за стойкой рассказал шутку, и остальные громко расхохотались.

– Почему же уволилась мисс Уилкокс? – спросил он, когда смех стих.

Оба путешественника ушли из общего зала, и, когда гул голосов ненадолго смолк, на миг на лестнице послышались их шаги.

– Старая леди Кармайкл умерла от гриппа, свирепствовавшего в округе. А у молодой леди – супруги нынешнего лорда – была собственная камеристка, которой она доверяла. Поэтому мисс Уликокс пришлось уйти. – Миссис Пергентер пожала плечами. – Я уверена, что она получила хорошие рекомендации, поскольку, судя по всему, что я слышала, старая леди ее очень ценила. Впрочем, я понятия не имею, где она нашла новое место.

– А мисс Уилкокс могла выйти замуж и таким образом превратиться в миссис Оливер?

Миссис Пергентер рассмеялась.

– Я бы очень удивилась этому. Мужчины ее не интересовали.

– Что вы имеете в виду? – поднял брови Хопкинс.

– Ну, я слышала, как горничные шептались о том, что она влюблена в портниху, мисс Коутс из Фоуи, которая шила платья для леди Кармайкл. Я знала мисс Коутс, поскольку, когда та работала в Бликлинг-холле, обедала вместе с персоналом. Однажды я видела их с мисс Уилкокс, как они прогуливались по полям рука об руку.

«Это хотя бы объясняет, почему Бликлинг-холл был так важен для миссис Оливер, что она сохранила фотографию поместья».

Для Хопкинса убитая по-прежнему была миссис Оливер. Он вспомнил брошь, сплетенную из рыжих волос, которую Виктория нашла в шкатулке с украшениями.

– А мисс Коутс еще жива и… может быть, у нее светлые волосы? – снова спросил он у миссис Пергентер.

– Она пала жертвой той же эпидемии гриппа, что и старая леди. Что же до вашего вопроса относительно цвета ее волос… она была черноволоса, как цыганка.

«А я, – подумал Хопкинс после того, как миссис Пергентер вернулась на кухню, – выяснил кое-что интересное о миссис Оливер. Ее разыскивает частный детектив, и она действительно взяла себе вымышленное имя».

И дворецкий сделал большой глоток пива. Новая информация напоминала ему детали мозаики, которые однажды, встав на нужное место, внесут важный вклад в решение загадки.