Виктория примирительно взглянула на голубей, круживших вокруг Трафальгар-сквер, когда на следующий день наконец добралась до своей цели, Национальной галереи. С колонны в синее мартовское небо спокойно, даже равнодушно взирал лорд Нельсон. Путешественники покупали открытки у уличных торговцев.

Девушка с нетерпением предвкушала, как пойдет на выставку вместе с Рэндольфом. Однако она не переставала размышлять о вчерашнем визите к Джеральдине Адэр. Из-за этого разговора отец стал казаться ей еще более чужим, хотя актрисе она поверила. А еще она была уверена в том, что от других любовниц отца большего она не добьется. Ночью ей снова приснился кошмар, и она проснулась, задыхаясь. В панике она пыталась нащупать бумажный пакет на ночном столике и думала, что задохнется, прежде чем нашла и поднесла его к лицу.

«А это еще что такое?» – Виктория с удивлением остановилась и невольно улыбнулась. Перед одним из двух фонтанов стоял маленький мальчик, державший в руках удочку; его отчитывал полицейский. Судя по всему, мальчик пытался ловить рыбу в фонтане. Девушка поспешно вынула из сумочки «Кодак» и сделала несколько снимков. «Сцена из повседневной жизни Лондона, мистеру Паркеру наверняка понравится», – весело рассуждала девушка.

– Виктория… – рядом с ней вдруг вырос Рэндольф. – Я увидел вас с лестницы. Что вы фотографировали? – Тут он тоже увидел малыша, который, понурившись, вытирал слезы с глаз, а затем полисмена.

– Нужно спасти мальчика. Как вы считаете? – поинтересовался он.

– Совершенно согласна с вами.

Они вместе подошли к полисмену и злоумышленнику.

– Констебль, я уверен, что наш друг просто хотел поиграть, – спокойно произнес Рэндольф.

– Возможно, сэр. Но ловить рыбу в фонтане – это нарушение общественного порядка, – проворчал полисмен.

– Я хотел испробовать удочку, – всхлипнул малыш.

– Никто ведь не пострадал, констебль. Все мы когда-то были детьми. – Рэндольф вынул из кошелька пару монет. – Купи себе конфет, – сказал он, обращаясь к мальчику и вложив ему в руку пенни. – Надеюсь, вы не расцените как взятку, если я предложу купить вам пива, – и он протянул полисмену несколько купюр.

– Нет, сэр, благодарю!

Полицейский отдал честь. Мальчик робко улыбнулся Виктории и Рэнольфу и бросился наутек, радуясь, что дешево отделался.

– Это было очень мило с вашей стороны, – сказала Виктория Рэндольфу, когда они поднимались в Национальную галерею.

– Как я уже сказал полисмену, все мы когда-то были детьми, – и молодой человек пожал плечами.

«А я и не предполагала, что Рэндольф может вступиться за маленького несчастного мальчика. Как мило с его стороны!»

Виктория снова пребывала в превосходном расположении духа, и ей не терпелось посмотреть выставку.

Картины Тёрнера казались Виктории воплощением ярких красок, света и тьмы. Прежде она видела его работы лишь на черно-белых фотографиях. В цвете она прежде видела только картины, постоянно находившиеся в экспозиции Национальной галереи и представленные на выставках. То, что рядом был Рэндольф, усиливало впечатление.

Особенно Виктории нравились виды Лондона, Темза на восходе солнца, или на закате, или в тумане, картины, на которых расплывались контуры города и реки. Больше всего ей понравилась картина под названием «Надвигающаяся буря на море», где невозможно было разобрать, где заканчивается море и начинается небо.

– Мне показалось, что вы где-то совсем далеко, – наконец с улыбкой произнес Рэндольф, когда они вернулись в холл и направились к выходу. – Я даже боялся заговорить с вами, не хотелось мешать. Кстати, вы осознаете, что мы провели на выставке три часа?

– Надеюсь, вы не скучали со мной? – испугалась Виктория.

– Совершенно не скучал… Я был рад видеть вас такой взволнованной и счастливой. Хотя, на мой взгляд, у Тёрнера слишком много романтики и импрессионизма.

– Однако же Данте Габриэль Россетти вам нравится, – решила поддразнить его Виктория. – Его картины я назвала бы очень романтичными.

– Можете снова повторить «напыщенными», как сказали когда-то, – голос Рэндольфа прозвучал весело. – Россетти рисует предметы. Нет, просто он, Гейнсборо и даже Констебль ближе мне, чем Тёрнер.

Они вышли из музея и стояли на самом верху широкой лестницы. С Трафальгар-сквер взмыла вверх большая стая голубей. Их крылья, сверкавшие на солнце, словно серебро, напомнили Виктории монеты, подброшенные вверх гигантской рукой.

«Как бы мне хотелось нарисовать это мерцание», – невольно подумала она и снова обернулась к Рэндольфу.

– Поздние работы Констебля тоже выполнены в стиле импрессионизма, – заметила она.

– Правда? Я не замечал. Что ж, нельзя сказать, что искусство – мой конек, вынужден признать это. Политика интересует меня гораздо больше.

– Джереми Райдер сказал, что, не будь вы пэром, наверняка подали бы свою кандидатуру в нижнюю палату. – Виктория с любопытством покосилась на Рэндольфа.

– Райдер, ах да… Неплохой журналист, однако более склонен к либеральной, нежели консервативной партии.

– В отношении Эммелин Панкхёрст и суфражисток он, полагаю, скорее консерватор, нежели либерал, – рассмеялась Виктория. Они уже спускались по лестнице. Она вдруг осознала, что взяла Рэндольфа под руку, словно это было само собой разумеющимся. Устыдившись, она хотела убрать ее, но Рэндольф наклонился к ней и прошептал:

– Не делайте этого…

– О… – Виктория снова покраснела.

– Кстати, я мельком видел Райдера в доме комиссара, – вдруг произнес Рэндольф, словно желая помочь ей справиться со смущением.

«А мне об этом Джереми Райдер никогда не говорил…»

Виктория немного растерялась, но тут же сказала себе, что он наверняка приходил к сэру Артуру по поводу статьи или интервью.

– Прав ли Райдер в том, что полагает, будто вы выставили бы свою кандидатуру в нижнюю палату, если бы у вас была такая возможность?

– Цитируя графа Веллингтона, скажу: никому нет дела до верхней палаты. Парламент значит в Англии все, а Палата лордов – ничего, – он вздохнул. – Да, я с удовольствием занял бы место в парламенте, чтобы управлять судьбами этой страны, вместо того чтобы поддерживать другого кандидата от консервативной партии.

– Однако же, являясь пэром, вы можете стать премьер-министром, – пошутила Виктория.

– Однажды я всерьез думал о том, чтобы пойти этим путем. Мне нравится большая игра.

– Неужели?

«Если Рэндольф действительно собирается стать премьер-министром, он на мне никогда не женится», – промелькнула мысль в голове Виктории.

– Не смотрите на меня так испуганно, Виктория, – рассмеялся Рэндольф. – Вероятно, в ближайшие несколько лет либералы останутся при власти. Пока что Ллойд Джордж лишь казначей, но у него наверняка большие амбиции и намерение занять высшую государственную должность. Выиграть выборы, состязаясь с ним, было бы сложно. Да и вообще… Кто знает, что принесут Англии и континенту ближайшие годы…

– Значит, вы не собираетесь перестраивать свою жизнь ради того, чтобы добиться поста премьер-министра? – Виктория изо всех сил пыталась говорить шутливым тоном.

– Ни в коем случае, – решительно произнес Рэндольф, однако в голосе его прозвучала неуверенность. – Я бы с удовольствием растянул чудесное утро, проведенное с вами, и пригласил вас на обед в «Риц», – произнес он. – Однако ни за что не хотел бы скомпрометировать вас…

Виктория услышала звон колоколов церкви Сент-Мартин-ин-зе-Филдс, возвышавшейся на краю площади, и, словно испугавшись низких звуков, в воздух поднялась большая стая голубей. Свод правил для аристократии и высших слоев общества был гораздо более строгим, нежели для среднего и низшего класса, и не всегда логичным. Мужчина благородного происхождения и незамужняя юная леди могли прокатиться вместе верхом. Однако отправиться вместе на обед без сопровождающего им вообще-то возбранялось. Бабушка Гермиона даже посещение выставки вместе с Рэндольфом наверняка сочла бы неприличным. Решение Рэндольфа нарушить это правило означало, что она ему действительно небезразлична. Сердце Виктории забилось чаще.

– Если вам кажется, что подобное приглашение не компрометирует вас, то я не знаю, почему оно должно компрометировать меня, – улыбнулась ему Виктория. – Я бы с удовольствием сходила с вами пообедать.

– Ваши слова очень радуют меня.

Рэндольф смотрел на нее с нескрываемой симпатией.

Пересекая Трафальгар-сквер, все так же держа его под руку, Виктория едва не пела от счастья.

Вечером, сняв полотенце, которым были обмотаны ее только что вымытые волосы, Виктория посмотрела в зеркало, стоявшее в ванной. Лицо обрамляли кудри, зеленые глаза казались огромными.

Во время обеда царила волнующая атмосфера. И дело было не только в том, что они с Рэндольфом пили шампанское. Они флиртовали, спорили, смеялись. Время от времени их руки случайно соприкасались. Прикосновения, как и взгляды, которыми они обменивались, были слишком интимными. Рэндольф был человеком известным. Они вызвали немалый интерес в обшитой мрамором столовой отеля «Риц», и Виктория наслаждалась тем, что ее видят в обществе привлекательного молодого человека. Она гордилась, что он решил показаться вместе с ней на людях.

После обеда Рэндольф отвез ее домой в карете. Когда карета остановилась у Грин-парка, он наклонился к ней и поцеловал. Это длилось всего лишь миг, и вот уже кучер открыл дверцу. При одном только воспоминании о том поцелуе тело Виктории словно полыхнуло жаром. Она медленно опустила руку к рыжему пушку, покрывавшему область между ног.

Да, она желала Рэндольфа. Она больше не боялась интимной связи с ним. Ей ничего не хотелось так сильно, как этого.

В субботу, во второй половине дня, когда Виктория поехала на велосипеде в Кемден, она постоянно думала о Рэндольфе. Ей нравилась идея устроить пикник вместе с Джереми Райдером. Несмотря на то что знакомы они были не так давно, он стал для нее другом. Но это было совсем не то, что с Рэндольфом. В того она была влюблена.

И вот теперь она свернула на боковую улочку, где стоял дом Джереми Райдера, неподалеку от Риджентс-канала. Перед узкими двухэтажными кирпичными домами росли платаны. Рядом с каждым из них имелся небольшой мощеный палисадник, огражденный от улицы кованой решеткой. В палисаднике Джереми стояли горшки с разноцветными примулами. Прислонив велосипед к одному из деревьев, Виктория постучала в ярко-синюю дверь. Дверь почти сразу открылась. На пороге стоял Джереми. Жилет и воротничок его рубашки были расстегнуты, каштановые волосы торчали во все стороны.

– Я и не знала, что вы интересуетесь садоводством. – Виктория с улыбкой указала на примулы.

– Это моя экономка, миссис Браун. Она выращивает примулы, и у нее в саду они уже не помещаются. Сам я ужасный садовник. Простите. Я делал заметки для статьи и совсем забыл о времени. Сэндвичи тоже еще не готовы. – Взгляд Джереми был виноватым. – Я бы пригласил вас войти, но миссис Браун нет дома…

– Я не боюсь ненадолго остаться в доме наедине с мужчиной.

– Хорошо, – Джереми вздохнул с облегчением, – тогда входите же. Поскольку на кухне хозяйничает миссис Браун, там убрано.

– Кстати, сэндвичи нам не нужны. – Виктория прошла за ним в маленькую, действительно идеально чистую кухню – ее бóльшую часть занимала чугунная печь, которую топили углем. – Когда я рассказала Хопкинсу, что собираюсь на вылазку с вами в Хемпстед, мне не удалось отговорить его сделать сэндвичи с яйцами и ветчиной. Кроме того, он дал мне с собой суп в в термосе, две бутылки лимонада и небольшой пирог.

– Слава богу, значит, голодная смерть нам не грозит, – усмехнулся Джереми. – Надеюсь, дворецкий не стал слишком расспрашивать вас о вылазке?

Виктория покачала головой.

– В отличие от миссис Доджсон, Хопкинс очень тактичен. – Виктория заглянула из кухни в гостиную через открытую дверь. – Можно мне осмотреться? – поинтересовалась она. – Мне интересно, как живут люди.

– Если хотите, пожалуйста. Но должен предупредить вас. Гостиная – мое царство, поэтому там очень неаккуратно.

Комната, заваленная книгами, понравилась Виктории. Напротив маленького камина стоял стул с высокой спинкой и потрепанной тканевой обивкой. Стена над камином была выложена плиткой с лазурными и голубыми узорами, цвет которой невольно напоминал о море. В общую картину отлично вписывались корабль в бутылке, стоявший на каминной полке, и гравюры с изображением парусников, висевшие на стене.

Джереми проследил за ее взглядом.

– Корабль в бутылке я купил как-то во время школьных каникул, что же до гравюр… Я уже рассказывал вам о том, что если бы родился в другом столетии, то с удовольствием стал бы первооткрывателем и мореходом. Теперь же приходится довольствоваться парочкой прогулок на яхте в год.

– Думаю, вам понравилась бы выставка Тёрнера в Национальной галерее, – задумчиво произнесла Виктория. – У Тёрнера очень много морских пейзажей.

– Я уже видел ее, и она мне действительно очень понравилась. – Джереми надел твидовый пиджак, лежавший на стопке книг у письменного стола. – Кстати, вы взяли с собой принадлежности для рисования?

– Взяла.

– Значит, мы готовы и можем ехать, – и, поклонившись, Джереми открыл перед Викторией дверь.

«Как же я рада, что согласилась поехать на вылазку», – думала Виктория, когда вскоре после этого они ехали по Кемден-Док в сторону Хемпстеда.

В Хемпстед-Хит Виктория и Джереми ненадолго задержались на смотровой площадке Парламент-хилл. Воздух был чист, силуэт Лондона вместе с куполом собора Святого Павла, самой примечательной точкой в нем, лежал у их ног. Неподалеку от холма, да и на прудах под ним гуляли няньки со своими подопечными. Непривычно хорошая погода выманила в этот субботний день на прогулку многих людей. Время от времени они обращали внимание на носившихся по лугам всадников.

Чем дальше они удалялись от местечка Хемпстед, тем тише становилось вокруг. Неподалеку от Кенвуд-хауса, белого здания с фасадом с колоннами в стиле классицизма, они решили отдохнуть. Виктория расстегнула кожаные ремешки на клетчатом пледе, который Хопкинс тоже положил ей с собой, и расстелила его на траве. Затем вынула из седельной сумки принадлежности для рисования. Пока девушка рисовала, Джереми делал записки в блокноте. Каждый работал, оба молчали.

Поначалу Виктория была совершенно недовольна своим наброском лугов с пологими холмами, на которых кое-где росли группы деревьев и кустарники, сделанным карандашами и углем, однако постепенно у нее начало получаться запечатлевать то, что она видела, в блокнот. Быстрый набросок Кенвуд-хауса девушка сочла очень удачным. Пчела, севшая на альбом, заставила ее поднять голову. Отложив в сторону блокнот с заметками, Джереми лежал на животе на одеяле и улыбался ей.

– Вы казались такой сосредоточенной, что я решил не мешать вам. Вы позволите взглянуть на рисунок?

– Ни в коем случае! – решительно ответила Виктория. – Кроме того, кажется, я проголодалась. А вы?

– Я тоже не отказался бы что-нибудь съесть. – Джереми поднялся и принес корзину для пикника, закрепленную на багажнике Виктории.

– Боже мой, – удивился Джереми, открыв корзину. – Фарфор, столовое серебро, накрахмаленные салфетки…

Виктория рассмеялась.

– В этом весь Хопкинс. Он считает, что на пикнике тоже следует выдерживать стиль. – Девушка расстелила поверх шерстяного одеяла белую скатерть, разложила на ней посуду, столовые приборы и салфетки. Затем положила на тарелки сэндвичи, налила в чаши суп. Джереми открыл бутылки с лимонадом и налил себе и Виктории.

– Этот сэндвич с ветчиной просто тает во рту, – с наслаждением произнес он, проглотив первый кусочек. – И суп тоже очень вкусный. Ваш дворецкий случайно не собирается публиковать свои рецепты?

– Боюсь, что нет, – покачала головой Виктория. Миссис Эллингем должна была остаться в тайне. Без согласия Хопкинса она не хотела раскрывать ее. – Кажется, в последний раз у меня был пикник еще в школе. В специально отведенный для этого день. – Виктория устроилась поудобнее.

– Вы учились в пансионе?

– Да, в Горденс-скул для девочек, под Уинчестером. Очень прогрессивная школа, делающая основной упор на образование. Мне там нравилось, хотя подружиться по-настоящему ни с кем из девочек не получилось. Я предпочитала проводить время одна.

Внезапно Виктория вспомнила, что Рэндольф видел Джереми в доме комиссара.

– Вы недавно брали интервью у сэра Артура? – поинтересовалась она.

– Нет, а почему вы так решили? – Джереми принялся за второй сэндвич.

– О, ну, я подумала, может быть, по поводу убийств, – отозвалась Виктория. – Например, высказывание комиссара относительно того, что по трем убийствам у Скотленд-Ярда до сих пор нет подозреваемого. Возможно, вашим читателям было бы интересно.

Она хотела спросить, зачем же тогда Джереми был в доме комиссара, но пристальный взгляд, брошенный на нее молодым человеком, удержал ее от вопроса.

– Сэр Артур не стал бы давать мне интервью. Для этого я слишком молодой и незначительный журналист. Подобным правом обладают лишь старшие, заслуженные коллеги, – голос Джереми звучал совершенно спокойно.

Виктория разгладила скатерть, уголок которой завернулся от ветра, радуясь возможности опустить глаза. «Либо он лжет, либо Рэндольф ошибся. Но почему тогда Джереми так странно посмотрел на меня? Кроме того… Я рассказала ему гораздо больше об убийствах, чем он мне, – вдруг осознала она. – Вообще-то он всякий раз лишь реагировал на то, что рассказывала ему я».

Виктория украдкой взглянула на Джереми. Думая, что она не смотрит на него, он продолжал пристально рассматривать девушку. Может быть, он шпионит для полиции? Нет, нельзя подавать виду, что она сомневается в нем.

– Кстати, я рассказала леди Хогарт, что вы учились в Итоне вместе с ее супругом, – Виктория заставила себя продолжить непринужденную беседу. – Она хотела спросить у лорда Хогарта насчет вас. К сожалению, в последнее время я с подругой не виделась, поэтому пока не знаю, какое впечатление о себе вы у него оставили.

– Надеюсь, все же хорошее.

Джереми рассмеялся, но Виктории послышалась прозвучавшая в его смехе фальшь. Ее настроение было испорчено.

Домой Виктория вернулась подавленной. Она каким-то образом ухитрилась продержаться до тех пор, пока Джереми не попрощался с ней у двери своего дома в Кемдене. Девушка очень надеялась, что молодой человек не заметил, что она вдруг стала относиться к нему с недоверием.

Вопреки обыкновению, Хопкинс не вышел поздороваться и помочь ей снять пальто. Виктория услышала, как он возится в кухне. Раздевшись, она направилась в кухню, чтобы снять там шляпку и перчатки. В большом зеркале она увидела, что кожа у нее слегка покраснела, на носу появились первые веснушки. «Этого еще не хватало…» Виктория вздохнула. Она не собиралась пользоваться этими новомодными белилами, разрекламированными в различных женских журналах, чтобы избавиться от веснушек. Но это было то в ее облике, что ей не нравилось. В следующий раз, когда она соберется провести столько времени на солнце, нужно будет надеть широкополую шляпу, которая лучше защитит лицо.

Виктория положила соломенную шляпку в специальную коробочку, когда увидела лежавший на письменном столе сверток. Удивившись, девушка взяла его в руки. Он был завернут в бледно-зеленую шелковую бумагу и перевязан подходящей ленточкой в тон. На конверте письма, приложенного к свертку, почерком Рэндольфа было выведено ее имя. Девушка, волнуясь, открыла конверт.

«Милая Виктория, – писал он. – Несмотря на то что я не пришел в должный восторг от работ Тёрнера, я очень хорошо помню время, которое мы с вами провели в Риме и Перудже. Увидев вчера случайно в витрине галереи эту небольшую картину, я не смог устоять. Позволю себе подарить вам ее в надежде, что она вызовет у вас столь же приятные воспоминания, как и у меня, и надеюсь на скорую встречу. Искренне ваш Рэндольф».

Виктория поспешно развязала шелковую ленточку. Развернув сверток, она увидела рисунок акведука Перуджи, выполненный акварелью. На фоне его виднелся весенний пейзаж. Акварель была выполнена в очень легкой технике и скорее намекала, нежели представляла предметы реалистично. Но именно поэтому Виктория решила, что картина очень удачная. Ей показалось, что она снова чувствует тепло на коже, когда они с Рэндольфом прогуливались по узким улочкам, а затем внезапно – прохладу в тени под акведуком. И на душе снова стало так же легко и приятно, как в тот чудесный день.

Виктория осторожно прислонила картину к маленькой керосиновой лампе, стоявшей на столе, еще раз внимательно пригляделась, пристально изучая работу. «Рэндольф действительно ухаживает за мной», – поняла она. И сияющая улыбка осветила ее лицо.

– Господи, Хопкинс, что это вы делаете? Вы что, стираете белье? – удивленно спросила Виктория, войдя в кухню вскоре после этого.

Хопкинс стоял у стола и крутил ручку металлического сосуда цилиндрической формы размером с большой котел. На руках у него снова были нарукавники, на животе – серый передник.

– Нет, мисс Виктория, хотя вынужден признать, что внешне ситуация вполне похожа на стирку. Кстати, прошу прощения, что не встретил вас у двери. Не хотелось прерывать процесс заморозки.

– Хопкинс, о чем вы говорите? – Виктория совершенно ничего не понимала.

– Я пытаюсь приготовить мороженое. Строго говоря, шербет, – торжественно провозгласил Хопкинс. – Когда мы стояли у витрины того магазина старьевщика в Ист-Энде, я увидел там дешевый барабан стиральной машины, который сегодня утром приобрел. Как следует вычистив его, я наполнил его грубой солью и поставил внутрь маленький металлический сосуд со смесью смородинового сока и ликера. Соль и вращение барабана способствуют процессу заморозки.

На холодильнике за спиной Хопкинса стояло несколько пустых бутылок. Хопкинс сделал этот сок прошлым летом, а ликер отец покупал во время отпуска во Франции.

– Хорошо прошел день, мисс Виктория? – поинтересовался Хопкинс, продолжая вращать барабан. – Если позволите заметить, выглядите вы счастливой.

Обнаружив подарок Рэндольфа, Виктория совершенно забыла о сегодняшней вылазке, но теперь вспомнила о ней.

– Во время пикника произошло нечто странное, – ответила она и села за стол. Девушка рассказала Хопкинсу о своих подозрениях. – Я уверена, что мистер Райдер солгал мне и действительно был в тот вечер у комиссара, – заключила она.

– Хм… Мистер Райдер – воспитанник Итона и учился в Оксфорде, говорите… – задумчиво произнес Хопкинс, открывая крышку барабана. Вынув оттуда небольшой металлический сосуд, он отер с него соль кухонным полотенцем. Поставив его в холодильный шкаф в кладовой, он сел за стол напротив Виктории. – Человек с таким хорошим образованием, как мистер Райдер, по моему опыту, не станет шпионить для полиции.

– Мне тоже кажется, что это не в его духе, – подавленно отозвалась Виктория. – Мистер Райдер всегда казался мне таким открытым, приветливым, остроумным. Но как я вам уже говорила, это я всегда снабжала его информацией. От него я не узнала об убийствах ничего нового.

– Что ж, можно сказать, нам повезло, мы оказались в самом центре событий. – И Хопкинс махнул рукой. – Если хотите, мисс Виктория, я могу попытаться навести некоторые справки относительно мистера Райдера.

– Я была бы вам за это очень благодарна, – кивнула Виктория.

Понимая, что благоприятный исход расспросов весьма маловероятен, девушке все же хотелось верить, что найдется какое-то вполне понятное объяснение поведению Джереми Райдера и окажется, что он не выпытывал у нее информацию для комиссара.