– Он пришел раньше! – сказала я Кларки одними губами, когда в дверь позвонили.

– У тебя колготки порвались, дорожка на них, – сообщил он, отойдя в сторону.

– Не может быть, они ведь новые. – Я посмотрела на свои ноги. – Ох, черт, я точно где-то их зацепила! Впусти его, ладно? – Я помчалась в свою спальню и неловкими от волнения пальцами торопливо стянула с себя колготки. До меня доносился скованный разговор Кларки с Финном. Я решила надеть джинсы и черный топ. В завершение я схватила с туалетного столика бусы, которые тщательно выбрала для этого вечера.

– Джози, выходи! – крикнул Кларк.

– Бегу!

– Где же обещанное полупрозрачное черное кружевное платье? – спросил Финн. В этот момент Кларки решил уйти. Я скорчила гримасу.

– К сожалению, оно приказало долго жить. Я слишком часто его надевала и проносила его до дыр.

Я стояла возле двери, не зная, что подумает об этом доме Финн. Дом был старый, под ветхими турецкими коврами-килимами скрипели половицы. Дядя коллекционировал щербатый фарфор, в доме всюду можно было увидеть треснувшие тарелки и чайники, а также другие странные предметы – такие как кухонные часы в форме бобов на куске хлеба или пепельница-лобстер с большими клешнями. В моей спальне стояла узкая кровать, пригодная лишь для старых дев.

В общем, все в доме казалось мне не слишком шикарным, хотя я уже к этому привыкла.

Финн был чем-то удивлен; по его лицу промелькнула тень улыбки.

– Ты хочешь, чтобы я помог тебе это надеть? – спросил он, и уголки его губ загнулись кверху. Это казалось мне невероятно сексуальным. Я совсем забыла, что держала в руках бледно-зеленые бусы.

– Ой, верно, да, спасибо.

Финн взял у меня бусы и встал за моей спиной. Узкое пространство между нами наэлектризовалось. Одна я чувствовала это, или он тоже? От Финна приятно пахло. Я не могла бы описать тот запах, но он был такой мужской.

– Мужчины пахнут старой обувью и кожей, а еще немножко потом, – говорила мне мама, когда мне было пятнадцать лет.

– А я думала, что они пахнут лосьоном после бритья, – возразила я, наморщив нос.

– Нет, твой отец не пользуется этой синтетической дрянью. Тут все гораздо тоньше. Людей, словно магнит, притягивают друг к другу их запахи. Мне нравится лежать на плече твоего отца и вдыхать запах его подмышек.

– Ма! – Я поморщилась и неодобрительно тряхнула головой, представив себе эту картину. И вот теперь по моему лицу растеклась блаженная улыбка.

Финн поднял повыше мои длинные волосы. Я протянула руку и перехватила их. Его прикосновения были щекотными. Потом он отошел, а я через силу сказала «так» и потом не могла придумать, что сказать еще.

Он глядел на меня, словно я была его творением и он должен был сделать завершающие штрихи. Осторожно коснулся бус.

– Ты выглядишь замечательно.

Я стремительно отвернулась, чтобы он не увидел, что я улыбалась как школьница, только что получившая золотую звезду.

* * *

– Где прошло твое детство? – спросила я у Финна. Мы сидели за низким деревянным столом в дымном, тускло освещенном баре и пили пиво. Там было полно студентов. Мне хотелось взять нож, прорезать дорогу сквозь толпу и выйти прочь, чтобы были только Финн и я.

– В Лондоне. В подростковые годы я неплохо жил, был предоставлен самому себе и большую часть времени возился с моими собственными девайсами.

Казалось, он все время разглядывал меня и оценивал; мне было спокойнее у Момо, чем сейчас, на собственной территории. Я не сомневалась, что он слышал биение моего пульса и видел жаркую краску, которая ползла по моей шее и разливалась по щекам.

Я поинтересовалась, что он делал в том году, когда не учился.

– Мы с Кристо тырили продукты в магазинах. Еще мы ухитрялись подключаться к уличному освещению; у нас халявно горели лампочки и работала аудиосистема. В общем, жизнь была классная. Клубы, алкоголь и… э-э… телки.

Рядом с ним я казалась себе неопытной провинциалкой. Тогда я была еще невинная, но хотя бы уже знала, что к чему. Он поднял стакан и задумчиво проговорил:

– Знаешь, пожалуй, это был самый интересный год в моей жизни.

– Тебе всего двадцать, – возразила я. – Рано еще подводить итоги и оценивать свою жизнь. Все еще впереди.

Мы посмотрели в глаза друг другу, и он рассмеялся.

– Я знаю, но ты тоже не трать свое время понапрасну, подавая пиццу и кофе капризным студентам.

И встречаясь с тобой, подумала я. Даже Момо заметил недавно, что я хожу отрешенная, и поинтересовался, в чем дело, не страдаю ли я из-за этого музыканта. «Я тоже был когда-то молодым», – сказал он и показал мне новую подставку, которую можно подвешивать на нитке.

– Я уеду после Рождества. – Между нами повисло неловкое молчание.

– Так… – сказали одновременно мы оба.

– Извини. Что ты хотела сказать? – спросил Финн.

– Нет, скажи ты первый, – настаивала я. Финн поинтересовался, чем я собиралась заняться на следующий год. Первые свидания всегда похожи на интервью – кто ты такой или такая и чем занимаешься. Я ответила ему, что решила изучать типографское дело и уже записалась на занятия.

– Верстка? Набор текста?

– Нет! Искусство книгопечатания, ну, понимаешь, разные шрифты, как они появились и все такое.

– Мне казалось, что ты хочешь стать художницей.

– Ну да, хочу, но на заработки художника мало кто способен прожить. – Как раз на эту тему у меня возникали споры с родителями, и теперь я казалась сама себе предательницей своих идеалов. Мама советовала мне подыскать более практичную специальность. Папа, страстью которого всегда была скульптура, соглашался с ней. – Я хочу стать графическим дизайнером, но не оставлю и живопись, – пообещала я. – Скажи, в Кембридже хорошо учиться?

Финн поджал губы.

– По-разному.

– Так хорошо или плохо?

– То и другое. Если честно, то я уже устал. Тридцать два часа в неделю лекций и семинаров, а к этому еще огромные списки специальной литературы, про которые я уже говорил тебе. В школе у меня были приличные оценки, но здесь огромная конкуренция. – Он покачал головой. – Многие студенты делают вид, что совсем не занимаются, а на самом деле учат предметы, зубрят до опупения.

– А ты делаешь вид?

– Нет. Я воспринимаю это как вызов себе и горжусь тем, что справляюсь с ним. Я никогда не думал, что поступлю сюда. – Его тон стал более жестким. – Я имею в виду, что у меня не было полезных связей, мои родители или родственники не учились в одном из здешних колледжей, а я не ходил в частную школу. Когда ты приезжаешь сюда, все спрашивают, где ты учился. – Он наклонился ближе. – «Школа в Беркшире» подразумевает, что ты учился в Итоне. И глупо не подтвердить это, если твое итонское произношение слышно даже из Австралии. «Выше голову, старик», – передразнил он. – У них акцент резкий, словно разбитое стекло.

– Разве имеет значение, откуда ты?

Финн пожал плечами.

– Для меня никакого. Я не выдаю себя за того, кем не являюсь. Таких прохвостов видно издалека.

– Ты всегда такой уязвимый?

– Я не люблю хитрить, – продолжал он, не слыша моего вопроса. – И не хочу мириться, когда хитрят другие, ясно тебе?

– Я и не собираюсь, – заявила я защищаясь.

– Так я и поверил. Вы все так делаете.

– Кто это – «вы все»?

Финн пожал плечами.

– Я не хочу плыть с тобой, – сказала я ему. – В лодке будет мало места для тебя и огромного камня, лежащего на твоих плечах.

Он с удивлением чокнулся со мной.

– Ну и ну. – Он улыбнулся. – Браво! Ты говоришь то, что думаешь, верно?

– Когда это нужно, – сказала я. Финн окинул взглядом набитый студентами бар. Шум, сигаретный дым, толкучка.

– Ну что, пойдем? – спросил он.

– Уже?

– Тут дымно, у меня глаза болят от контактных линз. – Он подвинулся ближе. – Пожалуй, я просто выну их и надену очки.

Я удивленно вытаращила глаза, а он потер глаз. Он явно заметил, что я смотрела на него, потому что повернулся ко мне с широкой улыбкой.

– Я не такой крутой рок-н-ролльщик, как ты думала, верно?

* * *

– Ты отрезал лягушкам лапки! Фу! – Мы шли в сторону моего дома, но никто из нас не говорил о том, что мы будем делать дальше.

– Мы разрезали и их самих. Если мы изучаем, как работает сердце, нам нужно смотреть на реальные вещи, верно?

Я кивнула.

– Почему ты выбрал медицину?

– Ты ждешь, что я скажу, что всегда хотел лечить больных?

– Только в том случае, если это правда.

– Да, правда. Назови меня сентиментальным, но именно это я и хочу делать.

– Тогда почему ты не сказал это сразу?

Мы шли по гравию, наши руки слегка касались друг друга.

– Может, ты пригласишь меня к себе? – сказал он, опираясь в холле рукой о стену, оклеенную обоями с каким-то средневековым узором – зеленым плющом на узорчатой решетке жардиньерки, листья плюща торчали в разные стороны между железными прутьями.

– Ты хочешь кофе или чего-нибудь еще? – спросила я.

– «Чего-нибудь» звучит как-то интереснее. – Звуки скрипки наполняли дом. – Кто это?

– Кларки.

– Скрипка всегда казалась мне слишком скрипучей, словно ногтями по классной доске.

– У хорошего музыканта она не скрипит, – сердито крикнул Кларки, когда мы шли мимо гостиной на кухню. Финн сел за стол, накрытый блестящей скатертью с крупными красными и желтыми тюльпанами.

– По-моему, Кларки надо играть в пьесе, где кого-то убивают, – сказал он, закрыл ладонями свои уши, потом сложил руки на груди, изображая покойника.

– Прекрати, – засмеялась я.

– Какой классный дом. Чей он? – Все мои недавние страхи рассеялись. Финн с интересом смотрел на часы-бутерброд.

– Моего дяди.

– Можно я закурю? Ух, какая крутая пепельница. – Он схватил металлического лобстера и помахал им перед моим носом, чуть не оцарапав меня клешнями. Я оттолкнула его, хихикая. Он занялся сигаретой.

– Тут есть что-нибудь, чем можно сдобрить кофе? В этом доме непременно должен быть подвал. – Мы с Финном спустились по холодным, темным лестницам в затхлое помещение, где пахло красным вином и старой краской. Мы шарили во мраке, ощупывали стены в поисках выключателя. – Этот подвал опасен для здоровья! – пожаловался он. – Мне надо было открыть мой клуб здесь, а не у Момо. – Наконец, я отыскала выключатель, и подвал наполнился мягким светом. В деревянных квадратах лежали опутанные паутиной бутылки. В углу стоял огромный холодильник, который, похоже, не работал уже много лет.

Я нагнулась, разглядывая этикетки на бутылках.

Финн сел рядом со мной на корточках. Я вздрогнула от его близости.

– Хочешь я задам тебе пять вопросов? – спросил он.

– О’кей. – Мы сели рядом, и я положила на колени свой подбородок. В мои ноздри била пыль, поднявшаяся с пола.

– У тебя в самом деле есть полупрозрачное кружевное платье?

– А ты как думаешь?

– Жалко, – ответил он.

– Вопрос был глупый.

– Он не в счет.

– Нет, в счет. – Я стукнула его по руке, и он ударил меня в ответ.

– Он был просто для разминки.

– Я жду.

– У меня пусто в голове, потому что я все еще думаю о тебе в кружевном платье. У тебя есть братья или сестры?

– Я единственный ребенок.

– Твои родители все еще вместе?

– Да.

– Счастливая. Твоя любимая еда?

– Ореховый пирог. А твоя?

– Лимонное безе. О’кей, следующий вопрос…

– Уже третий, – напомнила я. – И пока они немного скучные, надо сказать.

– Ладно, тогда я постараюсь сделать следующие два более интересными. – Он задумчиво погладил свой подбородок. – Что у вас с Кларки?

– Что? Мы друзья.

– Друзья, – повторил Финн. – Вот только он вел себя странно, когда я пришел сюда. Не думаю, что он испытывает ко мне симпатию. Да и тогда, в клубе, он не отходил от тебя.

– Мы танцевали.

– Хм-м… И потом он посоветовал тебе забыть меня?

– Просто он иногда слишком меня опекает, вот и все. – Впрочем, я волновалась за Кларки. В последнее время он вел себя со мной как-то странно, да и насчет Финна высказывался сдержанно. Когда я спросила его о нем, он просто сказал: «Если он тебе нравится, вперед. Это твоя жизнь».

– Я не верю, что девушки и парни могут быть просто друзьями.

– Нет, могут. Это другой оттенок любви, понятно?

– Оттенок? Например, красная любовь – это страсть, а голубая – платоническое чувство? – Он явно не воспринимал меня всерьез.

– Ну, какой у тебя последний вопрос? – Я села удобнее и поправила волосы.

– Ты нервничаешь?

Мое «Нет!» вырвалось из меня пронзительно и пискляво, когда Финн попытался меня поцеловать. Я вздрогнула и резко отпрянула, словно испуганный кролик. Его губы коснулись моей левой щеки.

– Господи, извини. Я нервничаю.

Я засмеялась и стряхнула пыль с джинсов.

– Почему ты нервничаешь?

– По-моему, ты знаешь. – Я выдержала его взгляд.

После этого мы сели ближе друг к другу, наши колени соприкасались. Меня пронзил заряд электричества. Если бы можно было измерить мой пульс, оказалось бы, что он зашкаливал.

– Моя очередь, – прошептала я.

– Поцелуй меня, иначе я сойду с ума и… – Его губы прижались к моим. Сначала наш поцелуй был нежным, но потом в нем выразилась вся страсть. Одной рукой Финн поддерживал мой затылок, и ее тепло и сила говорили мне, что это не сон. Я закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением.