Дети цепочкой выходили из школы, но Джорджа все не было. После того происшествия с Джейсоном мой сын еще меньше стремился в школу. Вся моя физическая энергия тратилась на то, чтобы отвезти его туда, хотя в глубине души я хотела бы оставить его дома, в безопасности. Я завидовала Финну, потому что он уехал, я завидовала ему, потому что он не волок нашего сына в школу, слушая его вопли – «Я ненавижу тебя!».
Агги припарковала свой белый вэн за другой стороне дороги.
– У тебя все-таки была любовь с Кларки, да? – Первое, что она мне сказала, и ее вопрос показался мне таким же неуместным, как острый шип на ложе из роз.
– Привет, Агги! Рада тебя видеть.
– Извини. – Она кашлянула и слабо улыбнулась. – Я просто хотела это узнать, потому что…
Я не дала ей договорить.
– У нас ничего не было.
– Так у вас никогда не было ни поцелуев по пьянке, ни…
– Что ты устроила? У меня и так полно нервотрепки с Джорджем, еще не хватало твоего допроса!.. Прости, Агги! – добавила я, помолчав. Почему мы всегда считаем необходимым извиниться, если повысим голос? Кларки прав. Жители Ист-Энда так не поступают.
– Мне жаль, что так случилось с Джорджем, очень жаль, это ужасно, но мне надо знать. Я не могу отделаться от подозрений, что Кларки что-то скрывает.
– Нет. Что ему скрывать?
– У меня уже был один неудачный брак, и мне не надо другого.
Почему я все время лгала насчет той единственной ночи? Одна мелкая ложь разрастается, и то, что казалось мне мелочью, внезапно обернулось большой проблемой. У меня появилось искушение рассказать ей все и закрыть тему. Кого это сейчас касается?
– О-о, вот и миссис Майлз.
– Джози, ты ушла от ответа. – Агги смотрела на меня словно через лупу, присматриваясь к выражению моего лица и к языку моего тела.
– Между нами ничего нет и никогда не было. Мне понятны твои опасения, но, пожалуйста, хватит говорить об этом. В этом мире полно более важных вещей, о которых надо беспокоиться.
Впервые за все время я обрадовалась, когда миссис Майлз возникла перед нами. В прошлый раз она сообщила, что Джордж раскрутил Элиота в его кресле так сильно, что тот вылетел и упал в сетку для бадминтона. Теперь она прочистила глотку и сказала:
– Джордж попросил сегодня одного мальчика закрыть окно, потому что было холодно, и он не хотел «отморозить себе яйца». Я считаю, что он использовал вульгарное выражение.
Элиот расхохотался.
– Мам, меня Эл уговорил это сделать, – пискнул Джордж.
– Глупости какие, – поморщилась миссис Майлз. – Не мог он так сделать.
– Почему не мог? Потому что он в инвалидном кресле? – ляпнула я, досадуя на то, что Элиота никогда ни в чем не обвиняют. Краем глаза я увидела, как Элиот выставил палец.
Агги с негодованием повернулась ко мне.
– Но это правда, – сказала я. – У Джорджа невидимая инвалидность. А кресло Элиота освобождает его от обвинений. Вот только что он показал мне средний палец.
– Нет, он этого не делал, – ответила Агги.
– Извини, но он это сделал, и не в первый раз.
– Мам, я ничего не делал.
Я даже раскрыла рот от удивления. Маленький паршивец!
– Я не сомневаюсь, что ты не делал, Эл, – сказала Агги, смерив меня ледяным взглядом. – Поехали. – Они торопливо попрощались, но я их игнорировала.
Я была в бешенстве.
Не успела миссис Майлз завести речь о наказании, я заявила:
– Элиот употребляет много грязных слов и учит им Джорджа. Так что на будущее, если вы не можете сказать чего-нибудь хорошего про моего сына, помолчите. Я не хочу ничего слышать. О’кей? Вы поняли?
* * *
По дороге домой я поинтересовалась у Джорджа, чем их сегодня кормили.
– Сосисками. Ма, вчера я ведь хорошо себя вел в магазине, правда? – Джордж постоянно напоминал, как хорошо он себя вел в супермаркете.
– Да, ты был таким хорошим мальчиком. – Я взъерошила ему волосы.
– Спасибо. Им нравится ходить с Элиотом в столовую; если они везут его кресло, их ставят в начало очереди, – объяснил мне Джордж, – и они получают чипсы и кетчуп. В школе Элиот им нравится, а вот на улице нет. Там они не смотрят на него или пихают его и дразнят «рыжая морковка». Эл мой лучший друг. Мне он нравится всюду.
Я шла и гордилась, что мой сын не такой, как все. Но и боялась за него.
– Джордж, не беги. Подожди! – Я потянула его назад, но он что-то увидел и вырвался из моих рук. Это «что-то» лежало на середине дороги. Вероятно, раздавленный колесами еж.
– СТОЙ! ДЖОРДЖ! – завизжала я. На нас мчалась машина и не сбрасывала скорость. Я изо всех сил рванулась вперед и схватила его за джемпер.
– Мам, отпусти.
Водитель все-таки затормозил и теперь яростно сигналил. Я подняла руку, извиняясь.
– Бедный ежик, – сказал Джордж. – Мам, давай возьмем его домой? Похороним в саду?
Водитель опустил стекло. Позади нас уже скапливались машины.
– Господи, почему вы не можете смотреть за своим ребенком? – возмутился водитель и сказал что-то еще, но я уже его не слушала.
– Джордж, пойдем. – Я потащила его от ежика на тротуар. Водитель поехал дальше. Я видела, как он качал головой.
Я опустилась на колени. Что бы я сегодня ни говорила, какие бы инструкции ни давала, завтра не будет никакой разницы. Другие дети развиваются, учатся необходимым для жизни вещам и с каждым днем становятся все более независимыми. Но для Джорджа такой схемы развития не существовало. Скоро доктор Николс измерит его вес и рост, давление, возможно, назначит анализ крови, чтобы проверить уровень глюкозы, и тогда мы пойдем в аптеку к Санди, и она даст нам риталин. Но зачем мы вообще все это делаем? Ничего не сделает Джорджа лучше. Ох, Финн! Ты мне нужен. Я больше не могу это делать. Не могу, не могу, не могу.
Я крепко схватила Джорджа и повернула к себе.
– НИКОГДА не выбегай на дорогу. Ты можешь умереть. Когда ты поймешь, что я тебе говорю? Ты… понимаешь? – Я трясла его за плечи, подчеркивая каждое слово.
– Мам, но я не знал, мертвый он или нет, – жалобно ответил Джордж. Я тяжело вздохнула.
– Я понимаю, грустно, что ежик погиб, но для меня уж точно лучше мертвый ежик, чем мертвый Джордж. Понятно?
– Да. – Но он уже смотрел на шедшую мимо нас женщину в яркой юбке. Я не понимала, как добраться до его сознания.
– Возьми меня за руку и не отпускай, – велела я ему. Он в последний раз оглянулся и посмотрел на раздавленного ежа. – Животные попадают на небо, правда? – спросил сын.