– Мам, я заболела, – отвечаю я, когда она спрашивает, почему я не одета и не собираюсь в школу.

– Что с тобой?

Она стоит у подножия лестницы; на ней синяя куртка, такая же юбка, туфли на каблуках; темные волосы убраны от лица и заколоты.

– Подташнивает, и вообще…

Мама поднимается наверх и трогает мой лоб.

– Ты съела что-нибудь нехорошее?

Я киваю.

Она щупает мои гланды и смотрит на часы. Обычно мама отвозит меня в школу, потом идет на работу. Она работает почасовиком – собирает в Норвиче средства на благотворительность для слепых и слабовидящих.

– Ты выглядишь неважно, – неохотно признает она. – Я позвоню на работу.

– Нет! То есть, мам, поезжай на работу. Я одна справлюсь.

На градуснике нормальная температура. Мама оставляет пластиковый тазик. На секунду я впадаю в панику, испугавшись, что она обнаружит под моей кроватью пустую бутылку. Она говорит, что вернется домой к ланчу.

– Но ты обещай мне, дочка, что позвонишь, если тебе станет хуже, – говорит мама почти с нежностью.

Потом я наслаждаюсь сэндвичем с сыром и смотрю сериал «Друзья». Интересно, пошла Джейни в школу? Потом позвоню ей. Вчера вечером мы делали вид, что выполняем задание по французскому, а сами курили у окна ее спальни и пили «Бейлис». Хихикая, я прибежала домой, легко взлетела по лестнице наверх, сказав «Да!», когда папа крикнул: «Полли, это ты?»

На кухне звонит телефон. Дьявол. Опять мама. Я слышу, как пискнул автоответчик, но голос не узнаю.

Когда я захожу на кухню, чтобы сделать еще сэндвич, меня странным образом притягивает красный огонек на автоответчике. Перед тем как открыть холодильник, я нажимаю на кнопку.

– Джорджина, это я, Вивьен. – Маму никто не называет Джорджиной. Но голос все-таки странно знакомый. Вивьен. Я захлопнула холодильник, забыв, зачем пришла сюда. – Я вернулась. Папа дал мне твой номер. Надеюсь, мы встретимся. Я понимаю, прошло много лет, но… – Она молчит. – Как там Полли? Я часто думаю о вас, – продолжает она. – Ты не отвечала на мои письма. Ох, послушай меня, я обещала, что не стану наговаривать на автоответчик, а только скажу «Привет». Пожалуйста, позвони мне.

Мама приезжает домой к ланчу, нагруженная пакетами. Она останавливается в дверях гостиной и спрашивает, как у меня дела.

– Утром звонила какая-то женщина. – Я иду за мамой на кухню. – Она оставила сообщение.

– Кто же это? Ты хоть немного поспала, доченька? – Мама выгружает продукты и просит меня помочь ей.

– Вивьен.

Она забывает о своих покупках. Садится.

– Мам? Кто это?

– Моя сестра, – тихим голосом отвечает она, глядя перед собой.

– Я и не знала, что у тебя есть сестра.

Молчание.

– Мам? – Я сажусь рядом с ней.

– Она… – Мама хватается за голову. – Она кого-то убила.

– Что? Кто?

– Перестань! Полли, прошу тебя, перестань!

Я протягиваю маме клочок кухонного полотенца. Она сморкается, вытирает слезы.

– Мам, я боюсь. – Я не люблю, когда она такая расстроенная. – Почему вы не говорили нам с Хьюго, что у тебя есть сестра? Что случилось?

К моему удивлению, мама решительно берет меня за руку.

– Она села пьяная за руль и убила своего ребенка, моего племянника, – говорит она так, словно это произошло вчера. Я жду, чувствуя, что будет продолжение. – И убила моего брата, он сидел впереди… Выжила лишь одна она.

Прошло десять дней после того звонка. И вот сегодня Вивьен нас навещает. Она придет на чай. Суббота, и Хьюго дома. Мама хочет, чтобы мы были все вместе.

– Как нам ее называть? – спрашивает меня Хьюго, помогая накрывать на стол. Папа косит возле дома газон. Мама лихорадочно прибирает в доме. Все утро она твердила нам, чтобы мы убрались в своих спальнях и отложили все другие дела.

– Странно называть ее тетей Вивьен, раз мы совсем не знаем ее, – добавляет Хьюго и кладет нож не с той стороны.

– Ты никак ее не называй, – предлагаю я. – Скажи «здравствуйте» – и все.

– Полли, она плохая? – спрашивает он, словно она может оказаться кровожадным монстром.

– Я не знаю.

– Почему она приедет к нам?

– Я не знаю, Хьюго.

– Интересно, как выглядела та тюрьма? Как ты думаешь, она расскажет об этом? Мне все-таки удивительно, что мама ничего нам не говорила.

Я киваю.

– Тебе не кажется, что она может скрывать от нас и другие секреты?

Мама уже объяснила нам, что поначалу она хранила секрет о Вивьен, потому что мы с Хьюго были слишком маленькими и не могли понять вред, который та причинила семье, но чем старше мы становились, тем тяжелее маме было затрагивать болезненные воспоминания. «Копаться в прошлом иногда слишком болезненно», – сказала мама. Папа поддержал ее: «Пусть уж все идет так, как идет».

Мне хотелось возразить им, что мы с Хьюго хотя бы имели право знать, что у нас есть тетка; но ведь я видела, как расстроил маму предстоящий визит Вивьен. Я попробовала представить себе, как кто-то по разгильдяйству, сев пьяным за руль, убил Хьюго. Я бы не смогла простить этого человека. Но теперь все начало проясняться. И слова деда Артура «Она должна была бы сидеть вместе с нами» в Рождество. И мама, не прикасающаяся к спиртному. «Джина, ты не Вивьен», – сказал тогда папа.

Но папа все же смог рассказать нам с Хьюго эту историю чуть поподробнее. Выйдя из тюрьмы, Вивьен не смогла жить в Англии, тяжелые воспоминания давили на нее. И она бежала от них в Америку.

– Как? Почему? Все это было так загадочно и трагично!

– Я ничего точно не знаю, Полли, так что не задавай вопросов, – взмолился папа. – Просто нужно, чтобы сегодняшний день прошел гладко, без драм.

За ланчем мама не может есть. За час до прихода Вивьен она, нервничая, то и дело поправляет шторы. Папа старается держаться спокойно и говорит, что пойдет смотреть по телевизору теннис. Он готов сутками смотреть Уимблдон. Мы с Хьюго не знаем, чем нам заняться; чтобы убить время, идем гулять к озеру. Я выкуриваю парочку сигарет. Хьюго просит, чтобы я дала ему попробовать. Делает затяжку, страшно кашляет.

– Полли, это же гадость! Все равно что есть из ведра с отбросами.

За пять минут до приезда тетки мы с Хьюго чинно сидим на диване, словно образцовые дети. После прогулки мама заставила меня сменить джинсы на легкое платье.

– Пожалуйста, Полли, причешись, – велела она, после чего рявкнула Хьюго, чтобы он подтянул штаны.

Папа помогает маме готовить чай. Я слышу, как звякают на подносе чашки и блюдца. Мама решила поставить на стол свой лучший фарфор. Как выглядит Вивьен? О чем мы будем беседовать? Расстроит ли маму этот визит? Я грызу ноготь на большом пальце – мне уже не в кайф знакомиться с теткой. Понравится ли она мне? Да и должна ли она мне понравиться после всего, что она сделала?

Мы слышим звук приближающегося автомобиля. Я выглядываю в окно и вижу такси, остановившееся возле двери дома. У меня бешено колотится сердце. Хьюго сжимает мне руку, и я радуюсь, что в этот момент мы с ним рядом. У нас маленькая семья, с папиной стороны есть только тетя Лин, но мы видим ее очень редко. Мы не привыкли к визитам родственников, и уж тем более тетки, которая убила маминого брата и собственного сына и потом оказалась за решеткой.

Вивьен входит в дом следом за мамой. На ней кремовое летнее платье; широкий кожаный пояс с золотой пряжкой подчеркивает ее тонкую талию. Мы с Хьюго встаем, ведь сейчас мама нас представит.

У нее загорелые руки, украшенные браслетами; длинные темные волосы падают на спину. Не то, что у мамы с ее короткой практичной стрижкой. Вивьен секунду колеблется, потом делает шаг ко мне. Никто не говорит ни слова, в конце концов мама бормочет: «Это Полли».

Вивьен проводит ладонью по волосам. На ее лице нет никакой косметики, кроме темно-красной помады. Еще я отмечаю, что у нее в каждом ухе по два кольца. Я парализована. Я просто стою и таращу глаза на эту красивую женщину, похожую на цыганку. Она хватает меня за руку и глядит мне в глаза. Потом, к моему изумлению, начинает плакать, и я не знаю, куда мне глядеть.

– Как глупо, – бормочет она, утирая слезы. – Я всегда была плаксивой старой коровой. – Она уже смеется, не отрывая от меня светло-карих глаз. – Просто… – Она поворачивается к маме. – Так приятно быть здесь.

Мама сухо кивает, словно на деловой встрече. Они ну поразительно разные, а меня притягивает ее тепло, несмотря ни на что. Вивьен вовсе не такая, как я ожидала, не ужасная особа, о которой говорила мама.

Вивьен подходит к Хьюго.

– Я так много слышала про тебя, – говорит она. – Твоя мама говорит, что ты хороший лыжник.

Хьюго кивает.

– Моя школа выбрала меня, чтобы я тренировался и участвовал в Параолимпийских играх и в Чемпионате мира, – с гордостью сообщил он. – Я все время тренируюсь на сухих лыжных склонах.

– Когда я жила в Лос-Анджелесе, я каталась там на горе Болди.

Хьюго хихикает, и Вивьен говорит нам, что ее тоже смешит название.

Хьюго показывает шрам над глазом.

– Мне зашивали. Я люблю кататься быстро, иногда даже слишком быстро.

Я гляжу на маму, такую строгую и напряженную. Она не может сидеть неподвижно и ерзает, словно мы с Хьюго на проповеди в церкви. Папа наливает всем чай и говорит Вивьен, что я испекла кофейный торт с грецкими орехами.

– Ты любишь готовить, Полли? – спрашивает она.

Я киваю с энтузиазмом.

– Она очень хорошо готовит, – добавляет мама.

Я впервые слышу ее комплимент в мой адрес, и у меня кружится от гордости голова.

– Возможно, ты когда-нибудь станешь кондитером, – улыбается Вивьен, пробует торт и говорит, что вкус божественный. – Возможно, ты поселишься в Париже и станешь хозяйкой патиссерии.

За чаем Вивьен беседует с Хьюго и со мной, задает нам вопросы о школе, о наших увлечениях. Я замечаю, какие у нее красивые руки, как грациозно она держит чашку. Она часто улыбается, даже смеется, но с ее лица все равно не сходит печаль. Мне даже хочется крикнуть маме, чтобы она была приветливее с Вивьен, простила ее; но я все время напоминаю себе, почему мама такая строгая к сестре. Я вежливо отвечаю на вопросы. Вивьен словно заколдовала меня – никогда еще я не следила так тщательно за своей грамматикой. А мама все вскакивает, подливает кофе, подает новые куски торта, хотя все уже наелись.

Когда за Вивьен приезжает такси, я разочарована. Она прощается, обнимает нас с Хьюго, словно старых друзей. Мама с папой провожают ее до машины.

– Она классная, – с удивлением говорит Хьюго. – Мне она очень понравилась.

– Стой! – Я смотрю в окно. Кажется, Вивьен расстроена. Мама качает головой. Папа открывает дверцу, но Вивьен все еще стоит и что-то говорит маме. Ох, как жалко, что я ничего не слышу! По-моему, они спорят. Может быть, мама говорит, чтобы она больше не приезжала? Вивьен бросает взгляд на окно, словно почувствовав, что мы глядим на нее. Машет нам рукой. Я нерешительно машу в ответ.

Когда она уезжает, я в смятении. Мне жалко маму: визит сестры явно причинил ей боль. Но Вивьен принесла в наш дом и лучик света, как когда-то дед Артур.

В тот вечер Хьюго присел на краешек моей кровати.

– Полли, как она выглядит?

Мне всем сердцем хочется, чтобы у меня была волшебная палочка, и я бы исцелила его зрение. Я готова сделать все, что угодно, ради брата, но тут бессильна.

– Ах, Хьюго, у нее очень красивые пышные волосы. – Я описываю их: шоколадно-каштановые, вот как мои, падают водопадом на спину. – И карие глаза, как у мамы. Еще на ней были сверкающие босоножки и красивые браслеты.

– Как ты думаешь, мама позволит нам видеться с ней?

– Я надеюсь.

– Я тоже.

Когда Хьюго уходит спать, я закрываю глаза. Я вижу ее слезы, слышу тепло в ее голосе и такой интерес к моей жизни, что почти верю – у меня восхитительное будущее. Патиссерия в Париже! Усталая, я засыпаю и уже сквозь сон слышу шаги на лестнице. Дверь моей комнаты со скрипом открывается, я вижу тень мамы, стоящей на пороге. Потом она тихонько уходит.