– Как вы чувствуете себя сегодня? – спрашивает Стефани Грин, мой психолог-консультант. Ей слегка за сорок. Слушая меня, она щурит голубые глаза. Недавно она покрасила волосы в каштановый цвет, теперь на ее голове аккуратная, очень короткая стрижка.

– Минувшей ночью я не могла уснуть, – говорю я ей. – Я думала над словами Бена. Нет, мы не спорили, скорее это была мирная дискуссия. Он не согласен со мной, что алкоголизм – наследственный недуг. В его семье алкоголиком был лишь отчим и больше никто. Что вы скажете?

– Я считаю, что это возможно. Существует поведение, полученное в результате обучения. Ваш Бен ребенком наблюдал пьющего взрослого. В детстве вы знаете только то, что видите. Многие люди рождаются с потенциалом к какой-то пагубной зависимости. Иногда он реализуется, иногда нет. Часто главную роль тут играет катализатор. Не думаю, что все происходит случайно, этому всегда способствуют глубинные процессы. По моему многолетнему опыту я вижу определенный тип личности. Главное же, какая бы ни была причина, мы учимся на основании нашего прошлого и берем на себя ответственность. – Она замолкает, как будто сказала что-то личное. Иногда я гадаю, не говорит ли она о своем собственном опыте.

Я хожу к Стефани уже четыре последних года, и наши отношения чисто профессиональные, но все равно мы явно становимся ближе. И все же я ничего не знаю о ней. Здесь уютно, на полках полно книг, на столе всегда цветы, но нет никаких фотографий. Нет ничего личного, что могло бы сказать о той жизни, которая у нее за пределами этой комнаты.

– Расскажите мне о Бене подробнее, – говорит она, снова переводя разговор на меня. – Он ваш новый друг? – Стефани любит составлять картину моей жизни.

И пока наше время не истекает, я рассказываю ей все, что знаю о нем, не замечая, как много я говорю.

По дороге домой я понимаю, что впервые за все годы Стефани одобрила мою дружбу с мужчиной. Она всегда бесстрастно слушала, когда я рассказывала о моем последнем бойфренде, юристе Дэвиде, о том самом, с кем я познакомилась возле скульптуры Пикассо. Только однажды улыбнулась, когда я восхищалась его умением контролировать все аспекты жизни. Он жил под лозунгом «Умеренность во всем». Я сказала Стефани, что если я открою плитку шоколада, он будет сожран буквально за пять секунд. Я дразнила Дэвида, называя его «Мистер Два-Квадратика», поскольку он позволял себе после ужина только два кубика горького шоколада, а остальное снова заворачивал в серебристую фольгу и убирал в холодильник. Теперь мне ясно, что между Мистером Два-Квадратика и мной никогда не могло получиться ничего серьезного.

Весь вечер сегодня Луи был какой-то притихший.

– Что хорошего ты сегодня сделал? – спрашиваю я, укладывая его спать.

– Ничего, – бормочет он, стиснув свои маленькие челюсти.

– Луи, что-нибудь случилось? – Я глажу его по голове.

Его лицо становится мрачнее тучи.

– У всех в школе есть папа, а где мой?

– Ох, Луи, мы уже говорили с тобой об этом.

– Люку в школе его папа помогает снимать ботинки и куртку.

– У Эмили тоже нет папы, – возражаю я. – У нее есть дядя Бен. Иногда в жизни не все бывает так просто, как хотелось бы нам. Но у тебя есть дядя Хьюго и…

– Но он не мой папа! Где мой папа? – Луи сердито брыкается под одеялом.

– У него проблемы.

– Какие проблемы? – Снова брыкается. – Почему я не могу его увидеть? – По его щекам текут слезы. Он швыряет на пол своего любимца Фидо и рыдает. – Я хочу папу!

Я не могу заснуть и потому сижу в кресле-качалке.

Я сидела с Луи, пока его не сморил сон.

Ни дня не проходит, чтобы я не чувствовала себя виноватой из-за того, что у Луи нет отца. Стефани утверждает, что надо просто жить дальше, что я могу сделать только одну вещь – извлечь урок из той неудачи в личной жизни. Она права, но мне все-таки часто хочется перенестись в прошлое и сделать там многое по-другому.

Вот если бы я могла сделать по-другому одну какую-то вещь, я бы вернулась в тот вечер, когда впервые встретила Мэтью. Тогда я работала с малышами, но потом приходила домой, переодевалась и шла в бар.

Там мы встретились с ним.

Я знала, что с ним мне будет нелегко.

Мне надо было послушать Хьюго.

Надо было просто уйти.