Сегодня день рождения Джейни. Она сняла небольшой зал в отеле «Брук Грин». Многолюдно, гремит музыка, я сижу слишком далеко от бара и слушаю, как одна из подруг Джейни рассказывает мне, что у нее недавно появилась странная аллергия на молочные продукты. Она маленькая, с большим бюстом и длинными прямыми волосами мышиного цвета. Во время разговора как-то странно моргает.

– Самое странное, – говорит она, – что все началось, когда я съела немного мягкого сыру бурсен. Ты знаешь, он такой мягкий, похож на крем? Я и раньше часто ела его.

– У-гу, – мычу я, глядя на Мэтта, сидящего у барной стойки.

– И знаешь что? Ты никогда не догадаешься. – Она, моргая, глядит на меня так, словно собирается раскрыть невероятно интересный секрет. – В эту ночь у меня зудело все тело… – Она поскребла свою руку.

Господи, дай мне силы, думаю я, когда она и дальше перечисляет неприятные симптомы, вызвавшие у нее серьезное беспокойство.

Я опять гляжу на Мэтта. На этот раз он улыбается мне и поднимает стакан. Скотина.

Я ловлю его взгляд. Мы встречаемся с ним четыре месяца – вечеринки, цветы, шелковое белье, ночные клубы, утреннее похмелье, поиски предлога, чтобы не ходить на работу. По большей части он ночует у меня. Хьюго говорит, шутя лишь наполовину, что он должен платить за проживание. Если мы никуда не идем, тогда устраиваем собственную вечеринку – заказываем с курьером еду, к которой я почти не притрагиваюсь, и пьем до утра, врубая музыку на полную громкость. Соседи жалуются, особенно один парень, рыжий Фред, как мы его прозвали, компьютерный фанат, управляющий из дома какой-то интернет-компанией. Он всегда стучит в дверь и жалуется, что мы мешаем ему работать. Хьюго тоже не в восторге. «Жалко, что я не глухой, – посетовал он как-то утром, – только слепой».

Я понимаю, что нам надо быть более чуткими к окружающим, я чувствую себя виноватой утром, когда Хьюго говорит, что он так и не смог уснуть из-за нас. Я всегда извиняюсь перед ним, но вся беда в том, что в тот момент я с Мэттом. С ним я забываю про все остальное. Он неистовый и дерзкий харизматик, он всегда уверен в себе.

Теперь я разговариваю с Джейни и снова поглядываю на него. Мне нравится, что в шестнадцать лет он бросил школу. Как он утверждает, чтобы стать девелопером по недвижимости, ему не нужно учиться, достаточно держать руку на пульсе и не зевать, если подворачивается выгодная сделка. «Полли, я люблю рисковать. Беру ссуду в банке и не нервничаю». До сих пор он находил большую часть своих домов, разъезжая на машине. Он определял выгодное место и стучался в дверь к какой-нибудь простодушной старушке, пустив в ход свое обаяние.

Впрочем, я понимаю, что сделала не самый правильный выбор. Не считая Джейни, я почти перестала видеться с подругами. С его друзьями я тоже ни разу не встречалась. Когда я спрашиваю о них Мэтта, он замыкается. Мама постоянно интересуется, когда я приеду домой, и пишет, что они с папой забыли, как я выгляжу. Тетя Вив живет в Лос-Анджелесе с кинопродюсером по имени Гарет. Она вернулась в Америку после смерти деда Артура. Когда мне исполнилось девятнадцать, у него был сердечный приступ, и он умер через два дня в больнице. Его кончина огорчила тетю Вив больше, чем бабушку Сью. По тому, как она говорила о нем, я поняла, что только отец поддержал ее, когда она вышла из тюрьмы. Мы с тетей Вив регулярно обмениваемся письмами через Интернет. Ей интересно знать все-все про Мэтта, она всегда сетует, что я скупо пишу ей, только то, что я счастлива.

Мэтт не общается со своими родителями. По его словам, они слишком заняты собой, чтобы замечать, что он вообще живет на свете. Все его детство они, как цыгане, переезжали с места на место, поэтому он не успевал с кем-либо подружиться. Про его отца я узнала лишь то, что его зовут Рон, Рон-Гондон, называл его Мэтт, но я видела, что ему больно говорить об отце. Рон был игрок и шулер. Мэтт часто находил под диваном пачки денег. «Я бы получил затрещину, если бы задавал вопросы, – говорит он. – Или что-нибудь похуже. Мама боялась его». Когда я спрашивала, распускал ли его отец руки, его молчание было ясным ответом на мой вопрос.

Его родители встретились в ресторане, где мать работала официанткой. Отец все время ей изменял; он считал себя неотразимым. «Я даю тебе деньги и хороший секс; ты готовишь еду, содержишь дом в чистоте и не возникаешь, когда я сплю с другими бабами».

Когда я спросила его о матери, он и о ней сказал очень мало. «Она толком и мамой-то не была. У нас не было ни домашнего распорядка, ни правил». Я впервые увидела на его лице эмоции, мне захотелось защитить его, я обняла его и баюкала как ребенка.

В своей жизни Мэтт почти не видел любви, и я хотела стать той женщиной, которая изменит это. Хотя, честно признаться, меня устраивало, что у него нет тесных связей с его семьей. Мой последний бойфренд, доктор по имени Джордж, был из более традиционной среды. Его семья жила в Уилтшире в роскошном доме с бассейном и теннисным кортом. Он был сексуальный и обаятельный блондин; я дразнила его, говоря, что в него влюблены все пациентки. Оглядываясь назад, я вспоминаю два случая, когда я с треском опозорилась. В первый раз это случилось на рождественской вечеринке в доме Джорджа, где собралась вся семьи, а также их друзья и соседи. Шампанское там лилось рекой, и после множества бокалов Джордж отправил меня наверх спать, как ребенка, сказав матери, что я неожиданно заболела.

Второй раз это было в мишленовском ресторане, где отмечали шестидесятилетие его отца. После главного блюда я, шатаясь, побрела в туалет и по дороге опрокинула тележку с пудингом. Когда я потом вытаскивала из волос малину и крем, Джорджу было не до смеха. Его терпение лопнуло. Он устал искать отговорки и объяснения, придумывать мне всевозможные болезни. «Знаешь, Полли, в чем главная проблема? В тебе самой. У тебя проблема с пьянством», – сказал он мне на следующее утро.

Я все отрицала, мол, глупости, нет у меня никаких проблем с этим. Он пригрозил, что если я не перестану пить, он меня бросит. И тогда я сама ушла от него…

Подруга Джейни возвращает меня к реальности.

– А утром, поверишь ли, у меня было вот такое лицо… – Она показывает руками, в размах которых уместится крупный арбуз.

– Какое-какое? – спрашивает Мэтт, наконец-то спасший меня. Он представился, обнял меня за талию и положил подбородок мне на плечо.

Она смущается, закрывает рот и глядит на него с обожанием.

– Я наскучила Полли своей аллергией на сыр.

– Нет-нет, ничуть, – говорю я, глотая свою порцию.

– О-о, аллергия на сыр! – повторяет Мэтт. Я стараюсь не рассмеяться, когда он ущипнул меня за живот. – Интересный случай. Но вы извините нас, мы отлучимся буквально на пару секунд? – Он тянет меня за руку.

– Ты что-то не торопился, – упрекаю я его, когда мы оказываемся на безопасном расстоянии.

– Я любовался на твое актерское мастерство.

– Пожалуй, я заслуживаю «Оскара»… – Он обнимает меня, и мы целуемся. Но тут на нас налетает Джейни и сообщает, что пора спускаться вниз, там коктейли и дансинг. Все устремились вниз. Кто-то хватает меня за руку и тянет в сторону.

– Прости, что тебе пришлось выслушивать ее, – шепчет Джейни. – Она друг нашей семьи, только что переехала в Лондон, и я обещала маме, что приглашу ее.

– Не беспокойся. Зато теперь я знаю про аллергию на сыр все, что только можно.

Она улыбается.

– Давай выйдем вдвоем и поболтаем. Мы не виделись с тобой целую вечность.

– С удовольствием. Как дела?

В последние четыре месяца Джейн была одна, стараясь забыть Уилла.

– Все хорошо. Как у тебя с Мэттом? И не надо сдерживать свои эмоции. Мне не больно смотреть на влюбленные парочки.

– Потрясающе. Я так счастлива, Джейни, – признаюсь я.

До конца вечера мы с Мэттом не выпускаем друг друга из поля зрения. Я знаю, что он все время следит за мной.

– Я видел, как ты говорила с ним, – шепчет он мне на ухо, стоя за моей спиной, когда я перекинулась парой фраз с каким-то парнем. Я прислоняюсь к нему.

– Ну, и как же это выглядело?

– Ты флиртовала и попросила его купить тебе порцию.

– Ревнуешь?

– Ужасно.

Потом, вернувшись в квартиру, мы с Мэттом вваливаемся в гостиную и видим, что Хьюго и какая-то стройная девушка со светлыми шелковистыми волосами смотрят в полутьме фильм.

– Как у вас уютно, – говорю я, а сама гадаю, не новая ли подружка у брата. Хьюго знакомит нас с Рози.

Я скидываю туфли и плюхаюсь на старый кожаный пуф. Он опрокидывается, я с хохотом скатываюсь на пол.

– Полли! – ужасается Хьюго. – Вставай! Что ты делаешь?

– Я плаваю! Вот так! А теперь баттерфляем!

– Не обращай на нее внимания, Рози, – говорит Мэтт. – Она сошла с ума. Как вы познакомились?

– В нашем хоре, – неуверенно отвечает девушка.

– Аллилуйя! – поет Мэтт, а я визжу от смеха, еще сильнее дрыгаю ногами и опрокидываю бокалы.

– Господи помилуй! – пою я во всю глотку.

– Полли, иди спать, – говорит Хьюго.

Я сижу на полу, нога на ногу.

– Иногда, Хьюго, ты бываешь таким занудой.

Онемев, Рози смотрит то на меня, то на Хьюго. Мэтью закуривает. Хьюго морщится, почувствовав дым, машет рукой на телевизор.

– Слушайте, мы тут смотрели этот триллер…

– Извини, приятель, но как это у тебя получается? – удивляется Мэтт. – Ведь ты не видишь ничего на экране.

– Ублюдок, – говорит Хьюго, глядя на экран.

– Мэтт! – Я с трудом встаю на ноги и тяну его за рукав. Стены комнаты качаются, словно я плыву в лодке по бурным волнам. – Это было ужасно!

– Я только сказал…

– Извинись, – обрываю его я.

Рози дотрагивается до колена Хьюго.

– Не обращай на него внимания.

Хьюго с бурными извинениями провожает Рози до двери.

– Я надеюсь, что мы повторим это как-нибудь, – бормочет он.

Позже в ту ночь, когда Мэтт уже захрапел, я слышу шаги в холле, но через пару секунд засыпаю.

Наутро Хьюго врывается в кухню. Я сижу за столом и лечу особенно скверное похмелье, зарекаясь пить вот так помногу, особенно на пустой желудок.

– Ты оставила включенной плиту! – сообщает он. Из его ноздрей только что не вырывается пламя.

– Я не помню, чтобы я пользовалась ею, – говорю я и гляжу на него мутным взором.

– Ты никогда ничего не помнишь. Вчера вы с Мэттом вели себя немыслимо грубо.

Правда? В моей памяти зияет гигантский пробел.

– Пора это прекращать, Полли.

– Я знаю, – отвечаю я, слыша раздражение в голосе брата. – Извини.

– Твоих извинений недостаточно! Ты иногда бываешь невероятной эгоисткой…

– Слушай, – перебиваю его я, – вчера я целый день ничего не ела, да еще эти антибиотики…

– Что за антибиотики?

– Я чем-то заразилась от детей.

Он не говорит ни слова, но его молчание красноречивее любых слов.

– Вчера я выпила совсем немного, – продолжаю я. – Просто я пьянею, если пью на голодный желудок.

– Так надо есть! И почему ты вообще пьешь, если сидишь на антибиотиках?

– Хьюго, хватит! – Мое сердце бешено стучит. – Это все равно что жить с копами. Почему ты не говоришь, в чем настоящая проблема?

– Встречайся с кем хочешь, Полли, но если хочешь знать мое мнение, то он просто мерзавец, и тебе надо бежать от него без оглядки.

Через месяц, после пасхальных каникул я возвращаюсь в школу, а Мэтью берется за новый проект, дом в Вандсворте, который продается на закрытых торгах. Он уверен в себе, говорит, что рынок замечательный, а банки наперебой предлагают ему ссуду. Он набрал жуткое количество денег. «Шестизначное число, – сказал Мэтт, держа мое лицо в ладонях, – но тебе, любимая, нечего беспокоиться».

Ради дополнительных денег я теперь вечерами после школы подрабатываю официанткой. Большие долги, повышение платы за квартиру плюс вечеринки с Мэттом прожгли дыру в моем кармане. Работа простая – я надеваю черную мини-юбку и белый топ и подаю напитки на вечеринках и танцах. Так что деньги легкие плюс к этому я могу уносить домой в конце вечера оставшиеся бутылки.

Хьюго почти не показывается в квартире. Он остается у Рози, которая теперь стала его подружкой. Для меня это облегчение. Мы с Мэттом теперь можем ходить по квартире голыми, когда хотим. Можем валяться по выходным в постели до полудня, а то и весь день. Мэтт в шутку говорит, что теперь я могу, не стесняясь, орать во время оргазма. Мне больше не нужно отбиваться от вопросов брата насчет Мэтта, например почему у него до сих пор нет своего жилья, если он такой успешный девелопер? Хьюго совершенно не понимает простых вещей. Разумеется, Мэтт не хочет связывать капитал, покупая себе квартиру. Нет, хорошо, что Хьюго нет рядом со мной.

– Мы не нужны ему, Полли, – говорит Мэтт. – Зато мы нужны друг другу.

Но другая моя половина тревожится за нас с братом. Много лет Хьюго был моим якорем. Без него меня просто унесет неизвестно куда.

В одно воскресное утро я просыпаюсь и обнаруживаю, что Мэтью нет рядом. Я перекидываю ноги через край кровати и сбиваю бутылку водки, которую купила поздно вечером в круглосуточном магазине. Плетусь, пошатываясь, на кухню и обнаруживаю его там вместе с Хьюго. Я удивлена, потому что не слышала, как брат вернулся среди ночи домой. Гляжу на часы – скоро одиннадцать.

– Что такое? – спрашиваю, почувствовав ледяную атмосферу.

– Хьюго, почему же ты не говоришь ей, в чем меня обвиняешь? – спрашивает Мэтт, скрестив на груди руки.

Хьюго отодвигает тарелку.

– Извини, Мэтью, если я ошибся. У меня что-то пропал аппетит.

Когда он идет к выходу, Мэтт толкает стул, Хьюго натыкается на него и теряет равновесие. Я бросаюсь к брату, не даю ему упасть.

– Все в порядке, Полли. – Хьюго ставит стул на место и уходит.

Я сердито гляжу на Мэтта, требуя объяснения.

– Зачем ты это сделал?

– Ты у него спроси. – Все, что он может ответить.

Я вижу, что Хьюго куда-то уходит. Бросаюсь к нему.

– В чем дело? – спрашиваю.

– У меня лежала пара двадцатифунтовых купюр в кармане пиджака.

– Ты думаешь, что Мэтт их взял? – Я прижимаю ладонь к губам, чувствуя, как меня захлестывает волна ужаса.

– Кто же еще? Что мы вообще о нем знаем? – шепчет брат.

– Что ты имеешь в виду?

– Он так скупо рассказывает о своей жизни. Болтается, непонятно чем занимаясь. Человек без корней.

– Он не покупает себе жилье, потому что все вкладывает в новый проект.

– Из-за него мне неуютно в собственном доме.

– Я понимаю, – бормочу я, взяв брата за плечо. – Это тоже моя вина. Но это не делает его вором.

– Ладно тебе, Полли. Деньги не пропадают сами собой. У меня в кармане лежали сорок фунтов. Я всегда помню, куда я что-то кладу…

– Хьюго, перестань…

– Ты знаешь, каким мне приходится быть осторожным. Я уверен, что видел его сегодня утром в гостиной, и вот теперь пропали деньги. – Хьюго видит силуэты людей, а еще он чувствует, когда кто-то находится близко от него в комнате. Меня он узнает по звуку шагов и по запаху.

– Но ведь…

– В нем есть что-то, – продолжает Хьюго, – что не вызывает у меня доверия.

– Он не брал твои деньги, – упрямо твержу я.

– Полли? – На миг я радуюсь, что он не может видеть мое лицо и отраженное на нем чувство вины. Но он наверняка чувствует эту мою вину, наверняка.

Я прокашливаюсь. Мы долго молчим.

– Это я, Хьюго. Я взяла твои деньги. Прости.

Он не кричит, не возмущается.

– Я хочу, чтобы моя сестра вернулась ко мне, – вот и все его слова. Потом спокойно уходит, унося с собой свое разочарование. Мне делается еще хуже, хотя только что казалось, что это невозможно.

Я плетусь на кухню. Мэтью как ни в чем не бывало пьет черный кофе.

– Вот и все, – говорю я дрожащим голосом. – Мы с тобой пропали.

Он с улыбкой глядит на меня, держа в руке кружку.

– Ах, ладно тебе, Полли. Ты знаешь не хуже меня, что мы с тобой продержимся.