В ожидании приема у Стефани я листаю журнал «Hello!» и думаю о том, сколько всего случилось после того, как я пришла к ней в первый раз. За девяносто дней я была на девяноста встречах – «делать 90/90», как это называют в АА. Нев снова подчеркнула, что раз я могла годами пить как лошадь, я могу найти время, чтобы проводить в АА каждый день по часу в течение трех месяцев.

Я с наслаждением, если можно так выразиться, прихожу в АА. Я постепенно узнаю Гарри в его великоватом твидовом пиджаке, Дениз, которая маниакально жует никотиновую жевательную резинку, а ее волосы с каждой неделей делаются все желтее. Я влюблена в Райена. Он музыкальный продюсер и ему еще нет тридцати. «Мне нравится, что тут нет ни докторов, ни людей в белых халатах, – сказал он на нашем последнем собрании. – Ни психиатров. Мы все равны между собой, и нас объединяет одно – оставаться трезвыми».

Я призналась Нев, что иногда кажусь себе мошенницей, особенно когда слушаю, как сидящий рядом со мной мужчина вырос в бедности и в пятнадцать лет стал наркодилером, а у женщины по другую сторону от меня было ужасное детство. «Не надо сравнивать, – ответила мне тогда Нев. – Мы все одинаково нуждаемся в помощи».

Перемены начались у меня в конце первого месяца, когда я наконец подняла руку и сказала: «Привет, я Полли, и я алкоголичка». У меня бешено колотилось сердце, я так нервничала, что меня едва не тошнило, когда я рассказывала свою историю, но после того как я проговорила ее вслух, внутри меня что-то изменилось. Казалось, что я наконец открыла запертые ворота. Когда я сообщила, что двадцать четыре дня не прикасаюсь к алкоголю, я почувствовала волны поддержки.

Мне нравится обсуждать шаги с Нев, моим спонсором. Она всегда готова посочувствовать тебе, но в то же время и жесткая. Мы нашли у нас много общего, особенно в личной жизни. У нее была связь с мужчиной, который часто распускал руки, но она все терпела и возвращалась к нему, жертвуя семейным благополучием. «Я не могла быть в постели ни с кем, даже с мужем. В моей одурманенной голове тот парень казался идеальным для меня, я считала, что заслуживаю его побои за то, что я такая испорченная. Полли, у тебя хватило храбрости сбежать от Мэтью. Некоторые терпят насилие годами и не знают, что им делать».

Мэтью не показывался мне на глаза. А чего я ожидала? Ведь я пригрозила, что если он когда-нибудь приблизится ко мне, я сдам его в полицию. У меня были свидетели – тетя Вив, Хьюго и наш рыжий сосед. Иногда я скучала по тем отношениям, которые были у нас когда-то. Я гадала, вспоминает ли он меня. Или просто радуется, что сбросил с себя всякую ответственность? Были мы когда-нибудь счастливы или нет? В глубине души я знаю, что он никогда не хотел детей. Значит, речь шла лишь о сексе? Что он делает теперь? Когда у Мэтта хорошо шли дела, он был внимательным, остроумным, любил баловать меня подарками. Но когда все накренилось… Вопросы роятся в моей голове. Что если, что если, что если…?

Вместе с Нев я прохожу Шаги с первого по пятый. Первый Шаг был для меня самым эффективным – написать на листе бумаги все случаи, когда я навлекала на себя и на других опасность из-за моего пьянства. Особенно большую вину я почувствовала и чувствую до сих пор за то, что пила во время беременности.

Помимо АА и Нев я дважды в неделю посещала Стефани и раз в месяц психиатра. Все это было бы невозможным без мамы и папы. Они оплачивали все это, потому что у папы была семейная программа страхования, в которую входил и мой случай. «Как хорошо, что мы используем эту программу, – сказала мама, желая меня поддержать. – Мы долго платили туда взносы». Как всегда, мама была в своем репертуаре.

– Неудивительно, что я не умею выражать эмоции, – сказала я Стефани на последнем занятии. – Мама всегда ходит с поджатыми губами. Меня она никогда не обнимала, только одного Хьюго. Мне не позволялось плакать, я должна была играть роль старшей сестры. Когда Хьюго отдали в интернат, мне пришлось взять себя в руки и смириться с этим. – Я рассказала Стефани, что папа никогда не играл в моей жизни особой роли. Он всегда был маминой марионеткой. Я сообщила ей также, что несчастье, случившееся с тетей Вив, держалось в секрете, и когда эта таинственная тетя появилась у нас на пороге, это был такой контраст с моей матерью с ее синей юбкой и шелковой блузкой!

Я перелистываю еще одну страницу. Тетя Вив стала моей сказочной крестной; она позволила нам с Луи жить в ее «обувной коробке», как она ее называла. Она смеется и говорит, что в пятьдесят четыре года у нее так ничего и нет, ни своего дома, ни корней, даже заложить нечего при случае – неужели она никогда не повзрослеет? Я молюсь, чтобы она еще хоть немного пожила здесь и никуда не упорхнула. Она на диво умело превратила чужую квартиру в свой дом, развесив повсюду снимки своих путешествий и вещи, которые привезла из разных стран, например марокканские фонари и ковры.

Когда я сказала тете Вив, что я, вероятно, нарушаю ее личную жизнь (на что очень настойчиво намекала мама), она взяла меня за плечи и встряхнула. «Ходи на собрания и на сеансы со Стефани – это все, что сейчас важно».

Взамен я взяла с нее слово, что она хотя бы позволит мне готовить еду, и вот тогда она предложила мне временно поработать в кафе у Жана. «Я помню, как ты любила печь пирожные», – сказала она. Тетя Вив все продумала. Я буду брать Луи на работу, либо она будет оставаться с ним в свои свободные дни, либо мы временно наймем няньку и потом отдадим Луи в детский сад. Работа даст мне независимость и вернет уверенность в себе.

Я грызу ноготь на большом пальце. Завтра утром у меня собеседование.

– Полли, – говорит Стефани, распахивая дверь.

– Как вы чувствуете себя сегодня?

– Нормально.

– Можете рассказать подробнее?

Я знала, что она попросит меня об этом. Ответ «нормально» не годился. «Нормально» означает «идиотскую неспособность на нормальные эмоции».

– Я в полном порядке, – говорю я, зная, что и это не пойдет в зачет.

– Вы уверены?

– Да, уверена.

– Ваш голос…

– Все нормально!

Она ждет.

– Ладно, да, я чуточку нервничаю.

– Скажите почему.

– Завтра у меня собеседование насчет работы. – Я объясняю, где и что, потом добавляю: – Вообще-то не так все серьезно ведь, не знаю, почему я так взвинчена.

Стефани кивает, не выдавая эмоций.

– Какие у вас физические ощущения?

Я тру ладони.

– Слегка потею, – шепчу я, словно кто-то может меня подслушать. – И у меня стеснение в груди, словно там что-то застряло. – Я стучу пальцами по грудной клетке. – Словно там застрял кусок мяса, который я плохо разжевала, и я его чувствую при каждом вдохе… Ой, мне трудно это описать.

– Вы хорошо это описали. Еще ощущение беспокойства. Абсолютно адекватная реакция на завтрашнее собеседование.

– Но ведь это не какая-то там престижная работа в Сити, правда? Всего лишь в маленьком кафе.

– Не скромничайте. Это шаг вперед; любые перемены заставляют нас нервничать. В этой жизни у нас нередко возникает опасная уверенность, что все должно нам даваться легко и просто. Но жизнь сложная штука. Бывают времена, когда мы неизбежно ощущаем тревогу, беспокойство или неопределенность. Собеседования при поступлении на работу – один из таких случаев.

«Я уверена, что Жан даст тебе работу», – сказала вчера по телефону мама, снова стараясь меня ободрить, но не понимая, какие обидные говорит она вещи.

Я кусаю губу и стараюсь не злиться.

– Вы нервничаете, и это хорошо, – вливает в меня оптимизм Стефани. – Вы сталкиваетесь с жизнью на ее условиях.

– Когда я стала учительницей в школе, знаете, что мне сказала мама?

Она качает головой.

– Она сказала: «Молодец, но я сомневаюсь, что на эту работу было много желающих».

Реакция у Стефани не такая, какую я надеялась увидеть. Мне хотелось, чтобы она ударила по столу ладонью и воскликнула: «Разве можно так говорить!»

Она же спокойно спрашивает:

– Вы боитесь сердиться?

– Нет, – отвечаю; внутри меня бурлит злость.

– Полли, ваша злость – это батарейка, в которой содержится электроэнергия для перемен. Не сдерживайте ее, пусть она толкает вас вперед.

Я хочу закричать, но не могу.

– Гнев не всегда негативная реакция. Не бойтесь его.

– Я не боюсь, – лгу я.

– Давайте снова посмотрим на вашу мать.

– Что бы я ни делала, все было плохо! Все!

Я вспоминаю тот вечер, когда я подслушала, как мама и папа говорили о Хьюго. В тот день мы в первый раз отвезли его в школу. Папа разозлился тогда из-за того, что мама отказалась выпить вина, чтобы успокоиться.

– «Трудно не любить Хьюго больше, чем ее», – говорю я Стефани, вспоминая мамины слова, которые больно меня ранили.

Я гляжу на Стефани.

– Я сидела на ступеньках лестницы, хотя должна была уже спать. Они разговаривали на кухне. Она сказала: «Трудно не любить Хьюго больше, чем ее», – повторяю я, даже не сознавая, что ношу с собой этот разговор больше двадцати лет. – Она не любит меня так, как любит Хьюго. Никогда не любила и не будет любить. Я всегда вызывала у нее разочарование. И вот я такая и получилась. Ни работы, ни перспективы, я ничто, зря занимаю место на этом свете…

Я замолкаю, колеблюсь.

– Тут больше никого нет, – говорит она, словно читает мои мысли.

Я кричу, потом кричу еще и начинаю рыдать.

– Знаете, мама хотела, чтобы я вернулась в Норфолк. – Я вытираю глаза, мне хочется, чтобы у меня не было этих эмоций, отравляющих меня изнутри. – Ей ужасно не нравится, что я живу у тети Вив, но это не имеет ко мне никакого отношения, это ее ревность, ее недовольство. Она терпит тетю Вив, но до сих пор не простила ее. Ей страшно не нравится, что мы так близки. Тетя Вив сполна заплатила за то, что совершила. Ее не простила даже бабушка Сью. А я всегда думала, что родительская любовь всегда слепая и самоотверженная, что она все прощает.

– Вы не вернетесь домой?

– Ни за что.

– Почему?

– Потому что там начались все мои проблемы, – отвечаю я, даже не сознавая, что всегда это чувствовала. Я достаю из пачки еще один одноразовый платок. – Вы можете мне помочь?

– Вы сами стали это делать.

– Когда все это уйдет, вся боль?

– Вы не сможете избавиться от нее силой, Полли. Вам надо дать себе время, ведь мы только что начали занятия. Нам надо работать изнутри. Вы цепляетесь за многие вещи из вашего детства. Пора избавиться от них. Сегодня вы поступили правильно.

– Мама называла Мэтью «тот человек». Она была права насчет его, но я, конечно, не желала ничего слушать. Мне казалось, я люблю его. Вам знакомо чувство опьянения кем-то? – Я закрываю глаза, улыбаюсь. – Оно даже лучше, чем секс. Первые недели были окутаны розовым сиянием, сладким предвкушением. Я хочу испытать его снова, но с тем мужчиной, который мне нужен. Хочу ощутить себя живой. Сейчас я мертвая внутри, я банкрот. – Я открываю глаза. – Без спиртного мне было негде скрывать эти чувства.

– Их не надо было скрывать от себя. Надо было их осознать, признать. Это болезненно, но изменения приходят через страдание. Вы можете быть счастливы. Ничто не мешает вам встретить кого-то и снова влюбиться. Вы можете испытать эти чувства, но я часто даю своим клиентам такой совет: никаких близких отношений в первый год лечения. Прежде всего вам надо укрепить близкие отношения с собой.

– Вот это меня пугает.

– Что это?

– Я боюсь выяснить, кто я такая.