– Куда-куда ты собралась? – спросила Мэри, пока мы со скоростью звука приводили в порядок магазин, чтобы быть уверенными, что он готов к прибытию Блейза. Она рассказала мне, что однажды Блейзу приглянулся один из ее фонарей, который хранился в цокольном этаже, и после тех смотрин он громко сыпал проклятиями, потому что поцарапал свои новые ботинки из крокодиловой кожи.

– С Гаем по магазинам, – повторила я.

– Только ты и он?

– Угу.

Мэри была не в состоянии переварить эту информацию.

– Джилли, ты что, влюбилась в него?

– Нет. Боже мой, конечно, нет, – добавила я.

– Я ни в чем тебя не виню, – заверила она, как если бы я сказала «да».

– Ты смешная и очень симпатичная и не такая, как все.

– Да брось. Между прочим, он помолвлен, – напомнила я.

– Знаю, но это же не значит, что он не может понравиться. Я просто давно заметила, что между вами возникла химия, некая связь. А его девушка меня просто поражает в худшем смысле этого слова.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, я не могу взять в толк, почему ей взбрело в голову исчезнуть с лица земли именно в тот момент, когда он сделал ей предложение?

– Мэри, все люди разные. Ты не смогла ужиться даже с собственным мужем.

– Вот поэтому у меня все сложилось как нельзя лучше. В тот момент, когда Перси переехал ко мне… у нас все и закончилось, – сказала она.

– Мэри, мне не нравятся мужчины в шляпах.

– Хорошо. Я тебе верю, – улыбнулась она.

Нет, он совершенно не мой тип.

И на самом деле он мне вовсе не нравится.

Я невольно улыбнулась.

Когда Блейз Хантер Кинг вошел в наш магазин, одетый в первозданной чистоты белую рубашку, сшитые на заказ брюки и кожаные ботинки, а его темные волосы были зализаны назад с помощью геля, я чуть не грохнулась на стоявшую на полу лампу в стиле рококо. Мэри и Блейз не успели послать друг другу актерский воздушный поцелуй, как послышались трели одновременно четырех мобильников.

Он достал из кармана первый и резко щелкнул крышкой:

– О, Мадонна, дорогуша, подождешь? Я поставлю тебя на удержание… – Он порылся в поисках второго телефона.

– Мадонна, – повторила я. – Он поставил на удержание звонок от Мадонны?

Мэри попросила меня убрать с лица дурацкое выражение.

– Это Блейз Хантер Кинг, один из самых известных дизайнеров интерьера, который работает исключительно со звездами, – ее снова переполняла гордость, – и, черт возьми, он может делать все, что ему нравится.

Когда она представляла меня как свою ассистентку, я чуть не присела в реверансе, с трудом пробормотав слова приветствия.

– Очень миленькая, – проговорил он, разглядывая меня сверху донизу. Я нарядилась в новое черное платье, а волосы заколола золотистой заколкой.

Вскоре Блейз заставил нас с Мэри разуться и карабкаться по горам вещей на складе, чтобы добраться до «бесподобного» фонаря цвета венецианской яри для нью-йоркской квартиры Мадонны. На антиквариате Мэри съела собаку. Она безошибочно определяла, какая лампа будет выигрышней смотреться в той или иной обстановке.

– Нет, Джилли, не этот, другой! – командовала она. Я рассмеялась, сказав, что это очень напоминает игру в «твистер».

– О, Мэри, он божественен, – вздохнул Блейз, а потом указал на одну из люстр в витрине: – Медж она бы понравилась. Сколько стоит?

– Пять с половиной тысяч, – ответила я, чувствуя, как в крови заиграл адреналин.

– Грабеж! Сфотографируй ее, – потребовал он, ткнув в меня пальцем. Мэри предупредила, что он обязательно это потребует, поэтому я предусмотрительно прихватила с собой камеру.

Два часа спустя, сделав по меньшей мере пятьдесят снимков, я окончательно поняла, что выдохлась. Большую часть времени я проползала на коленях в подвале в поисках деревенского фонаря, который подошел бы для французского шато Мадонны, затем карабкалась по лестнице, чтобы снять зеркало для загородного дома Пирса Броснана в Аспене, а потом бегала в местный магазин деликатесов, чтобы купить эспрессо для Мэри, а для Блейза – свежевыжатый сок. У меня совсем вылетело из головы, что мы с Гаем договорились встретиться здесь, пока не прозвенел дверной колокольчик и Гай не вошел в магазин.

– Мэри, дорогуша, сколько я должен? – спросил Блейз, размахивая картой American Express.

– Гай! Проходи и познакомься с Блейзом, – сказала я, задыхаясь от пыли, покрывшей мое платье, которое я с переменным успехом пыталась очистить. От меня не ускользнуло, что Гай с благоговением разглядывает содержимое магазина, его драгоценные вещи, балансирующие на столах и полках, являющие собой мину замедленного действия. Блейз приобрел четыре фонаря, две подставки под лампы, одно зеркало и люстру из витрины.

– Уверена, Мэри даст мне бонус, – прошептала я Гаю, когда мы вышли из магазина.

Наши поиски костюма для свадебной церемонии сестры Гая начались на Фулхэм-роуд. Рейчел выходила замуж через две недели и поставила ему условие, чтобы он был в классическом костюме. Поэтому я решила начать шопинг с любимого магазина Эда, где можно было посоветоваться со стильным лысым человеком по имени Адриан. Эд всегда сравнивал голову Адриана с белым блестящим футбольным мячом. Это был небольшой уютный магазинчик, в котором продавались великолепные костюмы ручной работы, рубашки, шелковые галстуки, а также дизайнерские трусы-боксеры и запонки. Здесь на каждое Рождество я покупала папе темно-бордовые кашемировые носки. Я решила, что на следующий год куплю ему носки другого цвета.

– Джилли, входи! – поприветствовал меня Адриан, словно я была его давнишним другом, с которым он не виделся лет двадцать, прежде чем окинуть оценивающим взглядом мужчину рядом со мной, так сильно отличавшегося от Эда.

Затем он спросил, нужна ли нам его помощь, и я сообщила, что Гаю требуется костюм для свадьбы сестры.

– Итак, друг мой, тебя надо приодеть к балу, – сказал Адриан, обращаясь к Гаю, одарив его ослепительной улыбкой и сверкая золотыми зубами.

Адриан прикладывал к груди Гая разноцветные рубашки, а я получала удовольствие от того, что высказывала свое мнение по поводу того, что ему идет, а что нет, хотя он по-прежнему хранил гробовое молчание, как будто находился в камере пыток.

Пока я рыскала среди стоек с одеждой, ко мне подошел Адриан и слегка похлопал по плечу.

– Мне стало не по себе, когда я услышал об Эдварде, – сказал он.

– Спасибо. – Я ласково коснулась его плеча. – Как ты узнал?

– Новости разлетаются быстро. Он свинья, Джилли. Она тебе в подметки не годится, – прошептал он, а потом добавил: – Мне нравится твой новый парень. Он правильный, как раз для такой девочки, как ты.

– Ох, Адриан, он просто друг, – шепотом объяснила я.

– Все так обычно говорят!

– Ты видел его? – не удержавшись, спросила я.

– Гм… – Он поджал губы. – Он заходил на днях, но скажу коротко: после того, как он поступил с тобой, дорогая, я очень разозлился на него!

Я остановила свой выбор на рубашке цвета электрик, а в качестве завершающего штриха подобрала Гаю пятнистый шелковый галстук, хотя он посмотрел на меня так, будто я собираюсь накормить его тараканами.

– Не артачься, он не помешает, – заверила я, поднимая ворот рубашки. – Почему тебе не нравится стильно одеваться? В чем ты собираешься идти на собственную свадьбу?

– Еще не думал. Мы хотим скромную свадьбу.

– Неожиданно, – улыбнулась я, словно сообщая Гаю по секрету, что у каждого имеются свои заморочки.

Существовали две вещи, к которым я испытывала стойкое отвращение: это шатры и колготки. В шатрах у меня кружилась голова, а от колготок начинался зуд.

– Еще со школы ненавижу толстые шерстяные колготки.

В итоге Гай расслабился, сказав мне, что я настоящий профессионал, когда дело доходит до завязывания галстуков.

– Я всегда помогала Нику завязывать галстук. У него руки-крюки: всегда получался либо узел, либо что-то наподобие петли на удавке. Ну вот. – Я чуть отошла и посмотрела на Гая, точнее, на галстук, произведение моего искусства. Затем мой взгляд упал на его шерстяную шапку.

Он попятился.

– Ты сейчас выглядишь так, словно надел свадебное платье с трениками, – заявила я, подходя к нему.

– Нет, Джилли!

– Немедленно сними ее! Думаю, Флора будет мне благодарна.

Он засмеялся и вцепился рукой в шапку:

– Нет.

– Может, я могу помочь? – смущенно спросил Адриан.

Я скрестила руки на груди и уставилась на Гая.

– Он не хочет снимать шапку.

Уперев руку в бедро, Адриан начал критически разглядывать Гая.

– Думаю, без шапки будет смотреться лучше, – согласился он со мной.

– Я пришел в шапке. Так что либо смирись, либо отстань от меня.

– Ладно. Тогда я лучше пойду. – Я отошла, и мы с Адрианом обменялись улыбками.

– Джилли! – позвал Гай.

Я обернулась.

Он снял шапку, и я вдруг подумала, что Гай чувствует себя до боли уязвимым без нее.

– Я не успел покрасить их, – сказал Гай, указав на седые пряди. Его темные волосы были взъерошены и выглядели неопрятно. Создавалось впечатление, что он долго гулял по побережью в штормовой ветер. Гай смущенно провел рукой по волосам.

Я небрежно сняла с его плеча нитку и развернула Гая к себе; впервые я заметила, какого цвета его глаза. Они были голубыми, но не яркими, а мягкого нежного цвета.

– Уже лучше, – прокомментировал Адриан. – Намного лучше.

– Ты просто красавчик, – сказала я.

– Знаешь, ты получила привилегию. Я никогда не снимаю шляпу даже в присутствии людей почтенного возраста, – ответил Гай.

Как только мы схватили сумки с покупками (я купила себе черные ботильоны, о которых давно мечтала, – спасибо понедельнико-пятничному Джеку), Гай повернулся ко мне, сказав, что теперь моя очередь и он сделает все, что я пожелаю.

– О’кей. – Я начала думать. Я взглянула на часы, было около четырех. – Давай возьмем собак и кое-кого навестим.

– Кого?

– Скоро узнаешь!

Я повела Гая к церкви Святого Марка, что на углу Риджентс-парка.

– Мы всегда ходили сюда по воскресеньям, – сказала я. – Мэган называла ее своей церковью, потому что она была видна из окна ее спальни, точнее, южный трансепт. Он современный, и по середине его выгравирована обезьянка. Это ее обезьянка, – добавила я.

– Красивая.

– Я сочинила для нее историю и назвала ее «Микки – волшебная обезьянка», и Микки присутствовал во всех снах Мэган. Он одевал ее как принцессу, брал с собой во дворцы и на балы и катал на волшебном ковре-самолете. Он возил ее повсюду, они побывали в дальних странах, таких как Египет и Индия… – Я замолчала. – Вот почему Микки здесь, в этом витраже, именно там, где и должен быть.

– Можно мне? – Гай взял свечку и зажег ее. – Привет, Мэган, – сказал он тихим голосом. – Я Гай. Надеюсь, Микки заботится о тебе и вам весело. А пока я хочу рассказать тебе, что здесь происходит. Я познакомился с твоей старшей сестрой Джилли, и она прекрасна. – Он повернулся ко мне и широко улыбнулся. – Только что она помогла мне купить костюм. Она очень любит командовать, ты знаешь, ей даже удалось заставить меня снять шапку.

Я слегка толкнула его.

– Честно говоря, Мэган, если бы ты увидела его в этой шапке, ты сделала бы то же самое, – спокойно произнесла я.

– Да, к чему это я, – попытался резюмировать Гай, – мы познакомились в парке, когда гуляли с нашими собаками. У Джилли милый малый по кличке Раскин, а мою собаку зовут Бедолага. Знаю, смешная кличка, то же самое я говорил и своей девушке. Мы с Джилли собираемся с нашими собаками прогуляться до Праймроуз-хилл, и как только мы доберемся до вершины холма, мы обязательно помашем тебе оттуда. О’кей? Так что будь готова. Да, на тот случай, если ты беспокоишься о Джилли, хочу тебя заверить, что у нее все в порядке. Я присматриваю за ней, как Микки присматривает за тобой.

Мы с Гаем взбирались на холм. Был ранний вечер, солнце постепенно садилось. Когда мы добрались до вершины, то увидели нескольких заблудившихся туристов, которые изучали информационный стенд. Мы помахали Мэган, как и обещали.

– Наверное, тяжело было, – сказал Гай, – потерять ее совсем крохой.

Я кивнула.

– Как вы с этим справились?

– Никак. – Я сделала паузу. – Мы знали, что она умрет, но к этому невозможно подготовиться, никогда. Все утратило смысл, это было настолько тяжело, что, казалось, все дни слились в один… потеряли очертания. С появлением Мэган много что изменилось. Маме было тяжело ухаживать за ребенком, который целиком и полностью зависел от нее. Вся наша жизнь, будь то праздники или выходные, вращалась вокруг Мэган, но я чувствовала себя в безопасности, потому что знала, что настанет очередное воскресенье и мы снова пойдем в церковь, а потом в зоопарк. И это было неизменно. – Я устремила взгляд в пустоту. – Когда Мэган умерла, мы с Николасом молились лишь об одном – чтобы мама встала с постели. О том, чтобы уделять нам какое-то время хотя бы в выходные, не могло идти и речи. Папа похоронил себя на работе, не желая признавать, что семья разваливается. Да, у нас была крыша над головой, Гай, но создавалось впечатление, что стены, окружавшие нас, сделаны из ничего. – Я остановилась не в силах больше продолжать и расплакалась, понимая, что, возможно, сказала слишком много, но я была тронута, когда увидела, что он терпеливо слушает меня. Я никогда с Эдом не говорила о Мэган. Он всегда говорил, что это было в прошлом.

– А какими были твои воскресенья в детстве? Расскажи мне о своей семье, – попросила я, когда мы спускались с холма.

– Мои воскресенья? Ну, это были единственные дни, когда папа не пропадал на своей ферме. И по воскресеньям у нас обычно было жаркое, а если мы вели себя хорошо, то нас баловали пудингом с изюмом со сладкой подливкой.

Дойдя до дома, я пригласила Гая на ужин, пытаясь завлечь кальмарами, которые купила у торговца рыбой на Праймроуз-хилл.

– Хорошо, что сегодня нам не надо ни с кем целоваться, – сказал Гай, удивленно приподнимая бровь, когда я измельчила уже третий зубчик чеснока для соуса.

Когда кальмары зашкворчали на сковородке, Гай откупорил бутылку вина и накрыл на стол. Я поняла, что это именно то, по чему я тосковала: быть с кем-нибудь. Сегодняшний день пролетел незаметно, потому что я была поглощена его компанией и пребывала в мире с собой.

Я осознала, что́ мы с Эдом делали не так. Мы начали проводить слишком много времени врозь. Интернет-компания Эда росла, он открыл офис в Сингапуре, а это означало, что впереди частые отлучки. Я верила, когда он говорил, что отдалился от меня из-за стресса на работе, но, быть может, на самом деле Эд пребывал в смятении, борясь с собой и задаваясь вопросом, правильный ли он делает выбор. Но почему я не замечала этих тревожных сигналов?

Особенно отчетливо мне вдруг вспомнился один момент, когда Эд вернулся из рабочей поездки. Он взобрался на кровать, он был совершенно измотан. Когда я отложила журнал и протянула руку, чтобы прикоснуться к нему, Эд легонько чмокнул меня в щеку и сказал, что устал.

Возможно, мне следовало задавать ему больше вопросов? Может быть, в этом была причина? Я вспомнила, как мама рассказывала, что ее помолвка с папой была самым счастливым периодом в ее жизни, хотя все закончилось далеко не так хорошо, как в сказке, размышляла я. Быть может, я влюбилась в него, потому что была в отчаянии, что не могу создать счастливую семью, то, чего мои родители так и не смогли достичь. Но, если быть до конца честной с собой, я никогда не была страстно влюблена ни в одного из моих приятелей, даже в Эда. Мне нравилось быть рядом с ним, но в какой-то момент я начала замечать, что просто уцепилась за воспоминания о том, какими наши отношения были в самом начале, и не желала замечать, что мы сбились с пути. Я стояла около французских дверей и наблюдала, как Гай обследует сад. Лучи садящегося солнца освещали его лицо.

Возможно, я вообще никогда по-настоящему не любила. Что такое любовь? Я только изредка замечала ее проблески в браке моих родителей. Ненависти было гораздо больше.

– Расскажи побольше о своей семье, – попросила я Гая, когда мы поедали кальмаров. – Твои родители по-прежнему вместе?

– Нет, папа умер, когда мне было двадцать три.

Гай налил мне еще вина.

– Вы были близки?

– Очень.

Я наклонилась к нему.

– Ты похож на него?

– Нет. – Гай улыбнулся, как будто это было чем-то противоестественным. – Папа был фермером. Когда я был ребенком, мне никогда не нравилось жить на ферме, – признался он. – Там пахнет навозом, смертью и упадком.

Я слушала, как Гай рассказывал о своей семье. Мне нравился его голос. Он был тихим, но когда Гай говорил, он звучал так живо, и в нем чувствовалась честность, это подкупало.

– Тем не менее папа был очень интересным человеком. Его истинной любовью были картины, и когда он отошел от дел, то поступил в колледж, чтобы научиться их реставрированию. Он очень жалел, что не связал с этим свою жизнь.

– Но почему?

– Он не был уверен, что у него получится. Он считал, что фермерство – это единственное, в чем он разбирается, как и мой дед. Не то чтобы быть фермером – плохо, – поспешил добавить Гай, – это очень тяжелый труд. Отец не работал, только когда спал. Он никогда не ходил в школу, у него не было образования, даже специальности. Его мать постоянно держала его дома. Он был самым младшим из восьми детей…

– Восемь! Вы что, ревностные католики?

– Деградировавшие, – улыбнулся Гай. – В любом случае бабушка, папина мама, никогда не отпустила бы его. Думаю, что она просто помешалась из-за бесконечных беременностей. Я хочу сказать, что любая женщина, наверное, тронулась бы, родив восьмерых детей. Разве я не прав? В итоге папа сам научился писать и читать, но он совершенно не был приспособлен к условиям внешнего мира. Он унаследовал ферму отца, ничего не поделаешь. Когда мы, говоря о чем-то, утверждаем, что это единственное, на что мы способны, то так оно и будет.

– Он не обижался на свою мать?

– О, да. Именно поэтому он хотел, чтобы я получил хорошее образование, чтобы у меня был выбор и мне нравилось то, чем я занимаюсь. Вот почему я в конце концов ушел из рекламного агентства. У меня к этому не лежало сердце. Мне стало скучно. Я застрял в тупике, – сказал он, как я в свое время Ричарду.

– Тебе хотелось перемен?

– Именно. Еще с детства мне нравилось работать в саду, и что-то подсказывало, что мне нужно этим заняться. Помню, как я ужасно нервничал, когда звонил женщине, преподающей на этих курсах. Я волновался, как мы с Флорой будем обходиться без моей зарплаты, и задавался вопросом, действительно ли я снова хочу вернуться за парту. Когда я набрал номер, то чуть было не повесил трубку, но в итоге я рад, что все-таки не сделал этого. Правда, странно, что один-единственный звонок может коренным образом изменить твою жизнь?

Я кивнула.

– Ты нашел то, что сделало тебя счастливым. Твой отец мог бы гордиться тобой.

Он пожал плечами.

– Я не зарабатываю много, – сказал он, – но да, я счастлив. Большую часть времени, – добавил он. – Эй, что случилось?

Я вытирала глаза рукавом свитера.

– Гай, я знаю, что мне повезло. Я довольно мо… лодая, – проговорила я, – у меня прекрасные друзья, собственный дом…

– С горячим постояльцем, – напомнил он.

– Очень горячим, – добавила я. – У меня есть мой верный Раскин. – Раскин лежал под столом около моих ног. – Я здорова. На свете много людей, которым в тысячи раз хуже, чем мне.

– Тогда почему ты грустишь, Джилли?

– Я пока не нашла себя.

Гай наклонился ко мне и большим пальцем вытер мне слезы. Не думая, я аккуратно взяла его за руку, и наши пальцы переплелись. Внезапно мы разомкнули руки, и я почувствовала, что Гай задал себе тот же вопрос: что же все-таки в тот момент произошло?

– Пойдем на улицу, – сказал Гай, чтобы как-то разрядить обстановку. – Я тебя покатаю.

– Ты не замечала, что в Лондоне нет горизонта? – высказался Гай, когда мы проезжали по Ламбетскому мосту. – Иногда, когда я сильно устаю и не могу заснуть, я еду в эту сторону. Люблю ночную набережную, когда освещены все мосты. В такие минуты я начинаю осознавать, почему мы с Флорой все еще живем здесь.

– Когда она возвращается?

– Недель через пять.

– Как вы познакомились?

– На благотворительном теннисном матче. Она была в милой спортивной юбочке в складочку, и я не мог оторвать от нее взгляд.

– Ты хотел сказать, от ее ног.

– От нее. Ну ладно, у нее действительно очень красивые ноги. Мой партнер обвинил меня, что я совершенно не могу сосредоточиться на игре. – Он улыбнулся. – Как бы там ни было, но после игры я пригласил ее на свидание.

– А что было потом?

– Мы провели два чудесных месяца вместе… затем она предложила съездить в Нью-Йорк. Она хотела, чтобы я познакомился с некоторыми из ее друзей, которые живут там.

– И? – Я чувствовала, что это больше, чем просто история.

– Я пришел в офис авиакомпании, чтобы забронировать билеты, но единственное, что я сейчас помню, как стоял и думал, что если сейчас нажму на кнопку подтверждения, то в конечном итоге мы с Флорой поженимся. Не могу объяснить, но это была не просто поездка. Я нажал на кнопку, а затем как сумасшедший кругами носился по офису.

Я рассмеялась, представив, как это выглядело.

– Я все еще думаю об этом, – признался он.

– О чем?

– Как бы все сложилось, если бы я не поехал в Нью-Йорк. Не уверен, что мы были бы вместе. В общем, все это ерунда, – поспешно добавил он, возможно, опасаясь, что я неправильно его пойму. – А быть может, и нет.

– Мне уже не терпится познакомиться с ней.

Когда я смотрела на освещенную огнями ночную реку, то задавалась вопросом, на самом ли деле мне так не терпится познакомиться с Флорой. Мы с Гаем поведали друг другу столько сокровенного, сами не подозревая того; правда всегда сокрыта под огромными слоями, и вытащить ее наружу бывает нелегко. Дело в том, что когда вернется Флора, наша дружба с Гаем неизменно претерпит изменения.

Я посмотрела на него, и он улыбнулся, спрашивая, о чем я сейчас думаю. Я думала о том, как он зажигал свечу и разговаривал с моей сестрой. Сегодня был один из тех дней, о котором я буду помнить всегда и хранить в памяти, как сокровище, крупицы золота, найденные на дне океана. Я думала, что совершенно неожиданно благодаря нашим с Раскином прогулкам в парке я познакомилась с необычным и особенным человеком.

– Я провела чудесный день, – сказала я. – Спасибо тебе.