Было воскресенье, после прогулки с собаками в Ричмонд-парке мы с Гаем зашли в букинистический магазин. Стояла великолепная погода. Октябрьское солнце припекало наши спины и лица, трава поблескивала от росы; напротив остановился олень, не обращая никакого внимания на окружающих, словно нас там и не было.
Я знала, что наше время с Гаем подходит к концу, потому что в этом месяце возвращается Флора. Я часто спрашивала себя, возражала бы, если бы мой парень проводил время с другой женщиной, пока я находилась в отъезде. Конечно, да, даже если бы он поклялся всеми святыми, что между ними ничего не было. Я знала, что не должна слишком привязываться к нему; кроме того, я дорожила его дружбой. Мне было приятно рядом с Гаем. Находиться с ним – все равно что слушать шум дождя в теплом и сухом укрытии, закутавшись в одеяло. Также меня успокаивало то, что он не был знаком с Эдом. Рядом с ним мне ничто не напоминало о прошлом.
Я любила этот книжный магазин. В нем пахло кожей и кофейными зернами, но больше всего мне нравилось то, что, как и все светильники в магазине Мэри, каждая книга здесь имела свою историю и с ней нужно было обращаться очень аккуратно, как с хрупким стеклом. Мне доставляло удовольствие открывать романы и читать посвящения на авантитуле, которые так же дышали своей историей, как и сами произведения.
Старое издание «Грозового перевала» Эмилии Бронте посвящалось ее близким; трогательная надпись была сделана чернилами, а рядом аккуратно стояла дата.
– Мне не верится, что я узнала, что там внутри, – прошептала я Гаю, держа в руках экземпляр «Ребекки» Дафны Дюморье и показывая надпись: «Моему дорогому Башмачку, с любовью, твой Кексик».
– Башмачок? – Гай от удивления приподнял бровь.
– Это мило, очень лично, они так обращались другу к другу только наедине. А у тебя когда-нибудь было прозвище?
Он покачал головой.
– Эд всегда называл меня Джилли или милая. – Равно как и у меня не было для него никакого особого имени.
Я захлопнула книжку, рассказав Гаю, как папа читал нам с Ником этот роман. Я помню, что особенно любила тайну, вокруг которой вертелся сюжет, и была заинтригована поведением героев, особенно мрачной миссис Дэнверс. И даже Николас, порой хмурившийся при виде огромных коробок с подарками, потому что сомневался, что ему угодили, был увлечен этой историей.
Вернувшись домой, я приготовила для нас небольшой ланч: омлет с салатом.
– Как дела с Джеком? – спросил он, пока я взбивала яйца в миске.
– Отлично. На прошлой неделе ходили прогуляться.
– Прогуляться?
– Просто пропустить в пабе пару бокальчиков. – Тут зазвонил мой мобильник. – Где он? – спросила я Гая.
Вместе мы отправились на звук мелодии. Я увидела, как Гай ковыряется в хламе под столом. А затем мой взгляд упал на фотографию Мэган. В конце концов я обнаружила телефон; он завалился между диванными подушками, но кто бы это ни был, он названивал довольно долго. У меня был пропущенный вызов от Анны, я тут же ей перезвонила. Вчера вечером мы ходили с коллегами Анны, включая женатого Пола, в которого она давно влюблена, в бар. Я увидела Пола впервые и едва сдержалась, чтобы не сказать: «Мне Анна так много о вас рассказывала». Но мне удалось сохранить хладнокровие, и, даже спрашивая его о чем-то, я изо всех сил старалась не рассматривать беднягу. Он вкратце объяснил, что находится в процессе развода. Ему было сорок шесть лет, и у него был семилетний сын Бенджамин. Пол очень трепетно относился к ребенку. Он оказался очень скромным и тихим человеком, но чрезвычайно интересным собеседником. Кроме того, выяснилось, что в свободное от работы время он увлекается автогонками. Это меня удивило.
– Я с Гаем, – сказала я, когда Анна спросила меня, чем я занимаюсь. Он в это время разглядывал книги на моей полке.
– Опять? – удивилась она.
– Отстань, – ответила я. Теперь Гай взял с каминной полки нашу с Раскином фотографию.
– У меня жуткое похмелье. И… Пол остался у меня на ночь, – взволнованно прошептала она.
– Ничего себе! – вскрикнула я. – Ну давай, рассказывай. Я хочу знать все подробности.
Гай удивленно посмотрел на меня.
Анна была безжалостна. Она ответила, что сейчас не может, потому что Пол того и гляди выйдет из ванной, и пообещала, что перезвонит позже.
Я вернулась на кухню дорезать салат и вкратце рассказала Гаю про Анну, но он опять перевел разговор на Джека и спросил:
– Чем он интересуется? Кстати, тебе помочь? Скажи, что делать?
– Ничего-ничего. Я сама. Ты будешь диетическую колу или обычную? Джек потрясающий.
– Мне обычную.
– С Джеком очень легко. К тому же он не доставляет никаких хлопот.
– Должна же у него быть хоть одна дурная привычка, – сказал он, с треском открывая колу.
– Нет. Ну ладно, он оставляет использованные чайные пакетики в раковине. Пожалуй, это все…
Гай догадался, что я хочу сказать что-то еще:
– И-и?
Я улыбнулась.
– Он думает, что мне тридцать два.
– Почему?
Я рассказала Гаю, что Глория в объявлении немного «омолодила» меня.
– Ну и что? Тебе тридцать четыре. Не так уж сильно она приукрасила.
– Почти тридцать пять. Я просила Глорию не упоминать мой возраст.
– Возьми и скажи ему. Тоже мне проблема. Джилли! Да ты вся покраснела. Тебе он нравится? Я прав?
– Гай!
– Ну же, давай колись!
– О’кей. Меня влечет к нему, – призналась я. – Понимаю, он мой постоялец. И вероятно, это неправильно и стоит выбросить его из головы, но… Боже, он такой сексуальный. – Я сделала паузу. – Но я уверена, что у нас ничего не получится.
– Почему?
– Он слишком молод.
– Нет, что за глупости ты себе напридумывала?
На самом деле в этом заключалась истинная причина моих сомнений.
– Я никогда не встречалась с мужчинами моложе меня. Если бы ты видел, какая я рядом с ним. Я не могу расслабиться! Знаю, это звучит глупо…
– Продолжай.
Я рассказала ему, как колебалась, когда Джек предложил мне прогуляться.
– Может быть, я нервничаю, потому что не хочу снова испытать боль, боюсь опять выглядеть идиоткой. Я никак не могу преодолеть этот барьер. Хочу, но не могу. К тому же есть в нем кое-что, в чем я немного сомневаюсь… Но… – размышляла я вслух, но все же решила не говорить про университет в Бате. – Я становлюсь параноиком.
– Из-за чего?
– Ладно. Не бери в голову.
– Джилли, быть может, ты слишком накручиваешь себя? – предположил он. – Мне кажется, тебе нужно перестать много думать о том, что скажут другие, и просто начать веселиться.
– Мне нравится, как это звучит. – Мы подняли банки с колой и чокнулись. – За веселье! – сказала я.
За ланчем мы с Гаем попытались регламентировать нашу дружбу, потому что наша компашка собачников начала шушукаться о нас. Анна говорила, что и дня не проходит, чтобы я не упомянула про Гая.
Дело в том, что я как-то сказала ей, что сейчас мы находимся в одинаковом положении, потому что ни у одной из нас нет семьи, мы одиноки, пусть и по разным причинам. Анна понимала меня как никто, потому что мы испытывали схожие чувства в отношении наших замужних подруг. Мы по-прежнему их обожали, но в какой-то момент наши пути разошлись. Конечно, это естественно, что мы не могли с ними встречаться так же часто, как и раньше, например, с той же Сюзи.
Гай рассказал, что многие из его друзей переехали с семьями за город, решив, что там качество жизни лучше, но часто ему даже в выходные не хочется покидать пределы Лондона, чтобы навестить их, потому что все равно никогда не удается толком поговорить, то дети отвлекают, то домашние дела.
– Когда мы болтаем с Сюзи, мы то и дело отвлекаемся, потому что она периодически кричит: «Роуз, не надо тыкать пальцем брату в глазик!»
Гай рассмеялся.
– Или: «Покажи мне сиськи» – просит Матильда, когда я пытаюсь почитать ей перед сном. На данный момент сиськи – это ее любимое слово. Она моя племянница, – добавила я.
Гай приподнял бровь.
– Мне нравится ее идея, – сказал он.
После того как мы выпили кофе, я поманила Гая в гостиную к моему письменному столу. Это был старинный стол, принадлежавший еще папиной маме. Я потянулась к нижнему ящику и достала стопку бумаг. Гай взял верхний листок и прочитал:
– «Микки – волшебная обезьянка». Так это же история, которую ты рассказывала Мэган, ведь так?
Я кивнула. Я рассказала Гаю, что начала писать ее, когда мне было тринадцать, но так и не закончила. Это были лишь черновики.
И призналась, что в детстве очень любила читать и частенько запиралась в своей спальне, чтобы мне никто не мешал.
– Мне хотелось убежать от реальности и перенестись в другой мир, где намного приятнее и спокойнее, чем дома. Позже я влюбилась в романы Дафны Дюморье. Когда мы ходили в церковь, я брала с собой монетки, опускала их в ящик для пожертвований и молила Бога стать похожей на нее. Я была без ума от нее, ее творчества, меня восхищали ее романы о мужчинах и женщинах. Они были такими увлекательными, – сказала я, и мое сердце учащенно забилось. – В один из таких дней я решила попробовать написать роман.
– А что тебя остановило?
– Остановило?
– Ну да. – Он смотрел на меня так, как будто мы долго просидели в темноте и вот только что внезапно зажегся свет. – Что тебе помешало писать?
– Не знаю.
– Мне кажется, ты слишком боишься, что у тебя не получится, боишься быть отвергнутой.
Глядя на него, я удивлялась, откуда он столько всего знает обо мне.
– Не знаю, Гай, сочинительством трудно зарабатывать на жизнь. Может быть, если бы у меня было больше времени…
– Больше времени? Джилли, да у тебя полно времени!
Я призналась ему, что Николас сказал мне то же самое.
– Твой брат прав. Если хочешь чего-то добиться в жизни, ты должна начать что-то для этого делать и не бросать все на полпути.
Я рассказала Гаю, что Эд часто говорил: «Ты очень недисциплинированная, Джилли. Я не вижу, что ты работаешь над собой. Пусть это будет твоим хобби, милая».
Взгляд Гая сделался раздраженным:
– Ну, это звучит немного покровительственно. – Он развернул меня к себе. – Ты должна быть увереннее в себе, – настойчиво произнес он. – Людям нравится принижать твои способности. Докажи, что они ошибаются.
Когда Гай и Бедолага ушли, я села за стол и выдвинула нижний ящик, ящик, в котором таились мои нереализованные амбиции, и я решила, что настало время дать им шанс.
Ранним вечером, в то время как я полностью была сосредоточена на своем занятии, в дверь позвонили. Я выглянула в окно, дабы посмотреть, кто это, и убедиться, стоит ли открывать дверь. Сейчас я совершенно не готова общаться со Свидетелями Иеговы или мошенниками, впаривающими тряпку для вытирания пыли или кухонное полотенце.
Я улыбнулась, когда увидела его.
– У меня кое-что есть для тебя. – Гай протянул подарок. Он был прямоугольной формы и завернут в коричневую оберточную бумагу. Судя по всему, еще и довольно увесистый.
– Открой, – сказал он.
Внутри оказалась старая книга в кожаном переплете, она пахла букинистическим магазином. Я открыла первую страницу.
– «Джилли, через G, – прочитала я, – быть может, это подстегнет тебя завершить начатое. Пиши! С любовью, Гай».
Я посмотрела на него, и мои глаза наполнились слезами.
– Это всего лишь книга, – застенчиво сказал он, когда понял, как много это значит для меня.
Когда Гай ушел, я села за стол, открыла книгу и перечитала его послание. Я представила, как Гай возвращается в магазин и покупает мне ее. Я почувствовала, как внутри потеплело.
Впервые за несколько месяцев я ощутила себя по-настоящему счастливой.
Возможно, я повернула за угол. Наконец-то я достигла новой главы своей жизни.
Воспоминания об Эдварде постепенно начали стираться.