1988

Я завязывала Нику галстук, а он расчесывал мне волосы с той стороны, куда я не могла дотянуться, и говорил, что они бьются током, как электричество. Мы помогали друг другу собрать школьные сумки и мешки со сменной обувью. Мама в последнее время всегда забывала положить самое нужное. Однажды мой учитель физкультуры сильно рассердился, когда я пришла в бассейн, забыв дома очки для плавания и купальник, поэтому мне пришлось плавать в майке и трусах.

Одевшись и взяв все для школы, мы спустились на кухню. Мама стояла около раковины в клубах сигаретного дыма. Ник искоса посмотрел на нее.

Мама забыла, что сегодня будний день и нам нужно в школу.

В нашей жизни образовалась дыра, и причиной тому была Мэган. Она преследовала нас повсюду, когда мы шли в постель, когда спали, ужинали. Для нее находилось место даже в машине.

Мама не сводила глаз с фотографии сестры, стоящей на подоконнике, на которой Мэган сидела на кухне в своем синем стульчике в голубую клетку. Папа говорил, что маме нужно избавиться от всех вещей в доме, напоминающих о ней, – коляски, стульчика, шин для ног, специальных кожаных ботиночек. Одежда Мэган по-прежнему хранилась в шкафу. Большую часть времени я не знала, о чем говорить с мамой, и боялась сказать что-то не то, поэтому вместо слов просто подходила и обнимала ее.

Мама была в своем синем халате, который теперь выглядел на ней слишком большим и висел мешком, и слонялась по дому в ужасных грязных тапочках кремового цвета. Она попросила нас сесть за стол и позавтракать перед школой. Мы с Ником уставились на грязный стол. Я потянулась за банкой со спагетти, вокруг которых в соусе плавали крохотные сосиски. Они ужасно воняли. Я открыла ящик стола и чуть не задохнулась – оттуда несло гнилой капустой. Я засунула туда спагетти и поскорее захлопнула ящик, заметив, что даже Ник отшатнулся, в ужасе скривив губы. Я взглянула на маму, а затем на него. Брат пожал плечами. Наш дом всегда сиял чистотой. Мама постоянно наводила чистоту как одержимая, а теперь я не могла пригласить домой даже Анну. Меня смущал этот бардак.

Мы совершенно не знали, что делать. Папа был в командировке. Он работал в Нью-Йорке, и я отчаянно хотела, чтобы он поскорее вернулся домой.

Мама начала собирать со стола тарелки, стоявшие там еще со вчерашнего ужина. Она говорила, что мы совсем отощали, но все это было только потому, что ее нынешняя стряпня была намного хуже школьных обедов. Я через силу пыталась это проглотить, заставляя себя думать о голодающих детях с раздутыми животами и худенькими ножками по всему миру, которых показывали в новостях. Я не должна была жаловаться и злиться на нее. Папа говорил, что со временем все вернется в прежнее русло и мы с Ником просто должны набраться терпения.

Брат мрачно спросил маму, не забыла ли она собрать нам обед.

– Конечно, – рассеянно ответила она, доставая несколько булочек из хлебницы. Я не сказала ей, что булочки покрыты плесенью. – С чем вам сделать бутерброды? – спросила она, тусклым взором посмотрев на нас.

– С сыром и ветчиной, – ответил Ник.

– Можно, я сделаю и себе тоже?

Мама открыла холодильник, выдыхая в него сигаретный дым. Мне не нравилось, когда она курила. Из-за этого вся моя одежда пахла дымом, равно как и весь дом.

– У нас закончился сыр. О боже, и ветчина тоже. – Она достала несколько банок и стала изучать этикетки на них. – Давайте сделаю с медом, О’кей?

– Я ненавижу мед, – заявил Ник.

– Мед – это прекрасно, – сказала я, глядя на брата.

Мама разрезала булочки, намазала обе половинки медом, сложила их и запихнула в пластиковые мешочки. Она часто делала нам сэндвичи из огурца с тунцом, аккуратно разрезая их на четыре части. В каждую коробку для сэндвичей мама положила яблоко и диетическое печенье и закрыла крышки. Она посмотрела на часы и сказала, что если довезет нас до автобусной остановки, то у нас хватит времени позавтракать. Мы привыкли ходить до остановки пешком с Мэган. Если бы моя сестра смогла сейчас видеть нас, она бы рассердилась, потому что мы больше не пели и не веселились.

Я взяла коробку с хлопьями и насыпала немного в чашу.

Мама потрепала меня по волосам, что сделало меня счастливой.

– Ник, какие у тебя сегодня уроки?

– Скучные, математика. – Он съел пару ложек хлопьев, а затем, не глядя на маму, поставил чашку в раковину.

– А у тебя, Джилли? Миссис Кертис говорит, ты делаешь большие успехи.

В мамином голосе отчетливо слышалось напряжение, ей приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы разговаривать с нами. Это было равносильно восхождению в гору на шпильках.

Теперь большую часть свободного времени я вела записи в своем дневнике. Миссис Кертис сказала, что это хороший способ справиться со смертью моей сестры Мэган; когда она тревожится, ее муж часто обнаруживает клочки бумаги с ее каракулями по всему дому.

Иногда единственные мысли, которые я вверяла дневнику, касались моих страхов, потому что мама почти всегда лежала в постели, завернувшись в одеяло. Быть может, она больна? Также я писала о том, что думала, что она больше не хочет видеть нас с Ником, потому что любила Мэган больше, чем нас. Я действительно беспокоилась, что мама много курит. На сигаретных пачках писали, что курение убивает. Я вообразила, что она умирает от рака легких, потому что не читала предупреждение. Мама выкуривала около сорока сигарет в день. Неужели она умрет, как и Мэган? И что тогда? Папа не сможет заботиться о нас.

Я спрашивала себя, нужно ли мне спросить маму насчет того, хочет ли она, чтобы я убиралась в доме и ходила за покупками. Я беспокоилась, что у нас практически не было еды. Но я не могла сказать обо всем этом, поэтому, когда я изливала свои мысли на бумаге, мне становилось легче. Я сидела на кровати, подперев рукой подбородок, а Ник читал свои комиксы. Обычно папа читал нам перед сном, но теперь он сказал, что мы слишком взрослые для этого. Когда папа работал в Лондоне, он очень уставал. У него под глазами появились огромные темные круги. Он вставал в шесть утра и не возвращался домой до самого ужина. И первое, что он делал, придя домой, – открывал бар и наливал себя джин.

Ведение дневника очень помогало мне в ночное время, в противном случае я отправлялась в постель в таком подавленном настроении, что не могла заснуть. Мне становилось очень грустно.