Я включаю чайник. Сэм уже сбежал из дома. Его будильник зазвонил рано, мне даже показалось, что среди ночи.

– Доброе утро, как дела, Беллс? – Я зеваю. – Выспалась?

– Скучно.

– Скучно? Чем же ты хочешь заняться в семь тридцать утра?

Она пожимает плечами. На ней серый мешковатый спортивный костюм и красная оксфордская майка, на которой теперь появились шоколадные пятна.

– Надо нам кое-что постирать, – бормочу я, все еще пытаясь проснуться.

Я открываю жалюзи и щурюсь. В окно струится солнечный свет. Я вытягиваю над головой руки и вздыхаю. Беллс спокойно продолжает есть курагу с инжиром, иногда тыкая пальцем в скульптуру из молочных бутылок. Негромко поет Стиви Уандер. Бедный старина Стиви не знает отдыха. Мне хочется его выключить; слишком рано для «Я просто позвонил, чтобы сказать, что я люблю тебя!». Меня терзает ощущение дежавю. Мы так привязаны к рутинному распорядку нашей жизни, что крутимся и крутимся в ограниченном пространстве, словно старые носки в стиральной машине. Просыпаемся, бегаем в парке, едим завтрак, едем на работу, возвращаемся домой, идем в ресторан, ложимся спать. Нет, я не жалуюсь, мне нравится моя жизнь, но иногда мне начинает казаться, что я робот.

Сегодня я решила не бегать и вместо этого соорудила на завтрак сэндвич с беконом, обильно сдобрив его томатным кетчупом. Давай, Кэти, отрывайся! Я совершила еще более смелый шаг и решила устроить себе два выходных подряд. Посмотрим, согласится ли Ив поработать одна. Кажется, она любит быть главной.

– Сегодня мы с тобой отправимся в город, – сообщаю я Беллс.

– Куда? По магазинам?

– Нет, это сюрприз, увидишь сама. – Я едва сдерживаю свой восторг. – Быстрее одевайся. Посмотри, Беллс, какое сегодня солнце. День великолепный!

Она взмахивает руками, словно дирижируя своими спутанными мыслями.

– Марш наверх! – командую я. – Твои дангери сейчас висят в сушилке, я их постирала. Сегодня жарко, поэтому надень что-нибудь попрохладнее. И не напяливай на себя пять маек.

– Куда мы пойдем?

– Это сюрприз.

– А Марк придет?

Я роюсь в сумочке и протягиваю ей листок бумаги, уже помятый, с его номером.

– Давай позвоним ему.

Меня немного терзает вина за то, что я не на работе, но она мгновенно испаряется, когда я смотрю на Беллс. Она наклоняется вперед и хлопает в ладоши. Постояв полтора часа в очереди, мы наконец вошли вместе с группой испанцев и другими туристами в стеклянную кабинку-капсулу и поднялись на сто футов в воздух. Марка мы дома не застали. Я до смешного радовалась, что снова его увижу, но все-таки вздохнула с облегчением, когда наш звонок остался без ответа. Приятно провести время с Беллс вдвоем, без посторонних.

– Мы не движемся? – начинает нервничать Беллс. – Колесо сломалось, сломалось!

– Мы движемся, уверяю тебя. Только медленно, четверть метра в секунду, – успокаиваю я, вешая ей на шею бинокль Сэма. – Вот, посмотри на город. – Я стою близко от нее. Она пахнет лаймом и петрушкой. – Беллс, отсюда ты увидишь весь город. Стоя здесь, ты чувствуешь себя крошечной, как муравей. Правда? – Я показываю ей достопримечательности. – Вон там Биг Бен. Вон Парламент. Смотри, вон стал виден Букингемский дворец, где живет королева. Здорово, правда?

– Да, Кэти, да.

Беллс оставляет в покое бинокль, закладывает руки за голову и наклоняется вперед, потом поворачивается в другую сторону. Я сажусь на скамью в середине кабинки, вытягиваю ноги и подставляю лицо солнцу. На мне черно-белое платье и кожаные сандалии на плоской подошве, волосы завязаны на затылке в хвост. На носу вовсю выступили веснушки.

– Мира! Мира! Глядите! – кричат испанцы и бегут туда, где стояла Беллс. Она хлопает в ладоши, заразившись их восторгом. – Мира! – Они показывают куда-то вдаль. Беллс смотрит туда, потом оборачивается ко мне и снова поворачивается к ним. Они перебегают на другую сторону кабины, и она с ними.

Японская чета просит меня сфотографировать их; они встают в позу, взявшись за руки. Тут ко мне подбегает Беллс, и они предлагают тоже нас снять. Беллс от восторга хлопает ладонями по бедрам, потом бежит к краю капсулы и кричит мне:

– Гляди, Кэти, гляди! Лондон. Где дом Сэма?

– Повернись на секунду ко мне, – говорю я и прошу японца поскорее щелкнуть нас, пока она опять не убежала.

Мы с Беллс лежим на бледно-желтом клетчатом коврике в парке Сент-Джеймс, глядя в безоблачное голубое небо.

Мы устроили пикник и только что доели наши припасы: овощную самсу и диетическую колу для Беллс, коктейль Пиммс и упаковку суши из «Маркс &Спенсер» для меня, плюс два больших куска шоколадного бисквита.

– Смотри, Беллс, ни облачка. Чистое голубое небо, похожее на море.

– Да, без пушистых облаков, – отзывается она. – У нас в Уэльсе море.

– Ты скучаешь по Уэльсу?

– Да. – Она качает головой. – Нет. Немного.

– Чего тебе особенно не хватает?

– Скучаю по Теду.

– Кто это – Тед?

– Мой друг. – Она озорно хихикает, машет ногами и опрокидывает наши чашки.

Я приподнимаюсь на локте и смотрю на нее.

– Правда? Значит, Тед счастливчик. А ты скрывала это от нас. Ты темная лошадка, Беллс.

– Темная лошадка, – смеется она. – Тед мой друг. У Теда есть попугай, как у дедушки.

– Тебе там нравится?

– Да, Кэти, да. Иногда только грустно.

– Почему грустно?

– Скучаю по дому, скучаю по маме, папе.

Я закусываю губу, удивляясь, как сильно мне хочется попасть в этот список.

– Я уверена, что они тоже без тебя скучают, – говорю я. – Давай позвоним им и скажем, что мы были на небе.

Я вынимаю из сумочки мобильный и набираю номера. Их телефоны выключены. Так я и знала. Они безнадежны. Мне надо было настоять на том, чтобы папа или мама дали мне телефон Уолтеров. И почему они не захотели?

– Не дозвонилась, – сообщаю я Беллс. – Они часто звонят тебе в Уэльс?

– Раз в неделю.

Пока Беллс живет у меня, они звонили сюда дважды, и всякий раз их голос звучал как-то странно, словно издалека. Почему меня не покидает мучительное чувство, будто что-то не так?

– Расскажи мне еще про Уэльс. Чем вы там занимаетесь целый день?

– В понедельник ходим в колледж.

– Что вы там делаете?

– Учимся уважению.

– Уважению?

– К другим людям, – поясняет она. – Еще учимся здоровью и безопасности.

– Как это?

– На кухне. Правила безопасности, как обращаться с огнем.

– Ах, верно. Ведь это важно, раз ты Королева кухни, верно?

– Правильно. Я Королева.

– Тебе нравится в колледже?

– Да, я люблю колледж.

– Что еще вы делаете?

– Я хожу каждую неделю в футбольный клуб, смотрю, как играет моя команда. Смотрю, как играет Бадж. Бадж очень красивый. Я готовлю еду. Мы с Тэдом делаем разные вещи, плетем что-нибудь и раскрашиваем. Мы смотрим футбольные видео. Убираемся в комнате, стелем постели.

– Вы делаете это по очереди? Ты убираешься и стелешь постели одну неделю, Тед следующую?

– Да, правильно, Кэти, правильно. По очереди.

– Ты хочешь убраться в моей комнате и приготовить мне постель? – спрашиваю я с улыбкой.

– Очень смешно, Кэти!

До меня доходит, как мало я знаю о Беллс и ее жизни. Я знаю крошечный фрагмент из ее детства, вот и все. Меня это никогда не интересовало, но теперь…

– Теперь я понимаю, почему тебе скучно со мной.

– Иногда скучно, правильно, Кэти. Ты выйдешь за Сэма?

Я отвожу взгляд.

– Где ты научилась так хорошо готовить, Беллс?

– Ты выйдешь за Сэма? – спрашивает она снова, уже настойчиво.

– Я пока не собираюсь ни за кого выходить, по крайней мере, сейчас. Беллс, ты не обгоришь? Давай-ка намажемся кремом на всякий случай. – Я нахожу в сумочке тюбик. – Сиди спокойно. – Я осторожно наношу ей слой крема на лоб и щеки. Она терпеливо замирает, даже не морщась. Ее кожа бледная, словно фарфоровая, и нежная, как кашемир. Глядя на нее, трудно поверить, что ей двадцать два и что она всего на семь лет младше меня.

– Куда ты смотришь?

– На тебя, – отвечаю я, стирая шоколадное пятнышко с уголка ее губ. Потом выдавливаю большую кляксу крема на ее нос.

– Не смешно, Кэти. – Она смеется вместе со мной.

– Ха-ха-ха, Беллс. По-моему, это очень смешно.

Мы с Беллс садимся в автобус; час пик, и транспорт двигается со скоростью улитки. После пикника мы занялись покупками. В благотворительном магазине мы нашли для Беллс красные туфли с узором в виде листочков клевера. Мы заходили в бутики и магазины и, если нам не хотели помочь, шли дальше. С какой стати отдавать им мои деньги? В конце концов с помощью симпатичной продавщицы мы выбрали для Беллс китайское платье с жакетом, темно-красное с золотом.

– Тебе оно нравится? – спросила она у девушки.

– Да, очень. – Девушка улыбнулась ей, присела на корточки и одернула подол. – По-моему, оно стильное и ты будешь королевой бала.

Мое сердце разрывалось от нежности, когда я смотрела, как Беллс крутилась перед зеркалом в этом платье и новых красных туфельках. Жалко, что мама не видела сейчас ее, такую хорошенькую. Когда Беллс отошла, я поблагодарила девушку.

– За что? – искренне удивилась она. – Это моя работа.

– Вы знаете, за что, – сказала я.

Она кивнула.

– Сегодня я получила больше удовольствия, чем за все время моей работы в этом магазине. А я работаю здесь больше года!

Я не сомневаюсь, что эта милая продавщица придет вечером домой и скажет своей соседке по квартире, бойфренду, кому-то еще, что она нашла потрясающий наряд для немного необычной покупательницы.

– Дерни меня за палец, – говорит Беллс. Я с сомнением смотрю на нее, но выполняю ее просьбу. В тот же момент она высовывает язык и начинает хохотать. Седовласая женщина, сидящая напротив нас, смотрит на нас странным взглядом и снова утыкается в свою книжку.

– Дерни за мой.

Беллс тянется ко мне.

– Вот и мимо! – хохочу я, отдернув руку.

Беллс смеется, и женщина сверлит ее холодными голубыми глазами. Мне хочется сказать ей что-нибудь резкое. Когда я была маленькая, я ненавидела людей, таращившихся на Беллс в супермаркете или на автобусной остановке. Я понимаю, что виновата, раз умолчала о своей сестре, и все же сама удивляюсь, как меня злит, когда люди грубо с ней обращаются или таращат на нее глаза. Да кто они такие, чтобы кого-то судить? Я ерзаю на сиденье. Она все еще глядит на нас. Мне неприятно, но Беллс хотя бы не замечает этого, или замечает? Мама с папой обычно говорили в таких ситуациях, что с Беллс. Папа объяснял мне, что люди после этого успокаиваются, что их заставляет так смотреть страх или невежество, и надо постараться их убедить. Конечно, так не должно быть, но так получается.

– Господи! – Я смотрю на Беллс и качаю головой. – Если чихаешь, ход пропускаешь. – Это выражение Сэма. Сомневаюсь, что он мог применить его в такой ситуации.

– Не смешно, Кэти.

– Дерни меня за палец, давай! – Она снова промахивается.

– Черт, это наша остановка! – Я хватаю наши сумки, Беллс бросается за мной. – Осторожнее! Не споткнись!

Надо было что-то сказать, думаю я, когда угрюмая женщина хмыкает и снова утыкается в книгу.

Беллс показывает пальцем на каждый лоток – кускус с кедровыми орешками и перцем, морковный пирог с апельсиновой глазировкой, теплая чиабатта с оливками или шпинатом, рисовые лепешки с чесноком. Мы купили имбирь, чтобы приготовить имбирный пудинг «как делает мама». Я купила фисташки, свежий хлеб и оливки. Сегодня к нам придет Эмма, чтобы повидаться с Беллс.

– Как ты думаешь, мама ест во Франции вкусную еду? – спрашивает Беллс.

– Я уверена, что она питается как королева и ей даже не надо после этого мыть посуду.

Беллс наклоняется вперед.

– Никакой горячей мыльной воды?

– Теперь я в руки не возьму эти чили, – рассказываю я Беллс, когда она просит Эдди дать ей три красных стручка. – В последний раз я нарезала их, а потом забыла помыть руки и схватилась за нос. Ох, я чуть не умерла! – Я смеюсь. – Сэму едва не пришлось звонить доктору.

– Не смешно, Кэти. – Она подходит и гладит меня по плечу.

– Нет, все прошло! – Я чувствую, что сияю от ее прикосновения. Она впервые сама проявила нежность, и я почувствовала себя так, словно меня обернули теплым и мягким полотенцем.

– Мы собирались устроить романтический ужин, а вместо этого я провела всю ночь, макая голову в таз с холодной водой.

– Это ужасно, Кэти, – сочувствует Эдди. – Все, девочки? – Я и забыла про него. На нем короткий голубой фартук, из под которого торчат его волосатые ноги в носках и коричневых сандалиях.

– Ты носишь что-нибудь под фартуком? – спрашивает Беллс.

– А тебе это так интересно? – отвечает он, подмигивая.

– Нет, я бы хотел угловой столик, пожалуйста. Ну, скажем, в семь тридцать. Да, благодарю. – Сэм кладет телефон, когда мы с Беллс входим в кухню. – Я приглашаю вас с Изабель завтра вечером в ресторан, в честь ее последнего дня в Лондоне, – гордо объявляет он.

– В самом деле? – Я удивленно смотрю на него, не понимая, с чего это вдруг он так расщедрился.

– Да, – подтверждает он и смотрит на Беллс, ожидая ее реакцию.

– Куда ты нас поведешь? Беллс, ты слышала? Сэм приглашает нас с тобой… – мне так и хотелось добавить «двух замарашек», – …в ресторан.

Она кивает.

Сэм, кажется, разочарован.

– Мы пойдем в мой любимый ресторан. Там лучшие вина в городе. – Он щелкает языком. – И лучшие стейки.

– Беллс не пьет, – поясняю я.

– Не ем мяса, – добавляет она.

Мне становится неловко, что мы такие неблагодарные.

– Сэм, спасибо, это очень мило.

– Спасибо, – бормочет Беллс и включает Стиви Уандера.

Мы с Сэмом поднимаемся наверх.

– День был очень приятный, – говорю я ему, сев на кровать и сбрасывая туфли.

– Правда? На работе? – Он ложится рядом со мной.

– Нет, с Беллс. Мы прокатились на колесе обозрения, устроили пикник, прошлись по магазинам, и Беллс купила наряд к свадьбе Эммы. Мне очень нравится, что теперь я лучше ее знаю.

– Как это лучше? Она твоя сестра.

– Да, но я хотела сказать…

– Сегодня вечером я иду в спортзал. Пойдешь со мной?

– Нет. – Я качаю головой. – Ступай.

– Мне надо купить новые кроссовки, эти все время куда-то деваются, – бурчит он. – Не забудь, мы с тобой уедем на выходные из города. – Он берет лежащий возле кровати справочник «Отели высшего класса». Раскрывает на заложенной странице. – Кэти, я забронировал нам номер в «Мороккан Сьют». Погляди, какой красивый. Нам нужно уехать. Нет, ты погляди на него, дорогая. – Он снова тычет пальцем в картинку.

Спальня отеля выглядит как рай в миниатюре. Кровать с балдахином, белыми льняными простынями, бледно-голубыми ставнями; ванная с голубым и кремовым кафелем. Маленькие окошки, глядящие на сад. Все очень соблазнительно.

– Приятный отель.

– Приятный? Я «приятные» не выбираю, Кэти. Я выбираю «классные» отели. Этот бьет все рекорды. В нем даже Мадонна останавливалась, – хвастается Сэм.

Я улыбаюсь.

– Ты просто… – Я чуть не произношу «хвастун несчастный», но вовремя спохватываюсь, сообразив, что он говорит абсолютно серьезно. Ну, а меня впечатлили его слова? Да, пожалуй. Но мне почему-то хочется сказать ему: «Кого это волнует?»

Наконец он находит свои кроссовки в спортивной сумке.

– Ты только посмотри, какой там салон красоты и гидромассажная ванна, – продолжает он, показав на картинку, где женщине делают массаж. – Ты можешь заказать обертывание водорослями, кажется, оно выводит токсины. Вы, женщины, вообще забавные существа. Ладно, мне пора бежать.

Он задерживается перед зеркалом и приглаживает прическу.

– Не дождусь, когда мы снова останемся тут вдвоем.

– Хм… я тоже.

– Без обиды для твоей сестры, нет-нет, ничего такого, но… ну… ты меня понимаешь.

Сегодня она погладила меня по плечу, и это было чудесно! Мне захотелось крикнуть это ему. Ты бы видел ее лицо, когда мы были наверху «Лондонского глаза». На ее лице была искренняя радость, и все благодаря мне. В автобусе мы играли в глупые игры, и мне было приятно этим заниматься. Сегодня я словно ожила. Мне хочется рассказать все это Сэму, но я не уверена, что ему это было бы интересно.

Всего лишь три недели назад я говорила Эмме, с каким ужасом я жду приезда Беллс. Теперь я вижу, какой глупой я была и как ошибалась. Мне не терпится рассказать ей про наш чудесный день.

Сэм целует меня, вернув к реальности.

– Через несколько дней у нас снова начнется нормальная жизнь.

Целуя его в ответ, я испытываю один только ужас. Скоро я попрощаюсь с Беллс, и в моей жизни останется пустота.