Беллс сидит на моей кровати и смотрит, как я одеваюсь. Я надеваю бледно-голубой свитер, завязывающийся сбоку ленточкой, джинсы и остроконечные туфли на низком каблуке.

Потом я причесываюсь перед зеркалом и замечаю в нем Беллс. Она роется в моей косметичке, выбирая помаду и пудру.

– Что это? – спрашивает она, держа щипцы для завивки ресниц. – Вы с Марком поженитесь?

– Я и Марк? Вряд ли. – Я смеюсь, завязывая волосы на затылке, но потом снова их распускаю. – Между прочим, этими щипчиками завивают ресницы.

– Почему ты не выйдешь за Марка?

Теперь она мажет ногти моим лаком.

– Э-э, он не просил меня об этом, – отвечаю я, пристально наблюдая, как она пытается покрыть ногти моим серебристым лаком.

– Я не такая, как ты, правда?

Она никогда не задавала мне этот вопрос прямо, хотя у мамы спрашивала. Я не знаю, что и сказать. Ой, пожалуйста, подскажите мне что-нибудь, как ей ответить правильно. Я не могу лгать и говорить, что она такая же, чтобы ей было приятно. Беллс сразу почувствует мое лицемерие. Я поворачиваюсь и вижу на белом белье серебряный круг.

– Беллс, ой, не надо! – Я бросаюсь, чтобы посмотреть на пятно.

Она швыряет бутылочку с лаком о стену; лак течет на ковер.

– Беллс! Что случилось? Почему ты сердишься? – Я поднимаю бутылочку и крепко завинчиваю пробку.

– Я не могу быть как Кэти, – выкрикивает она, ударив кулаком в ладонь и размазав по ладони серебро. – Я не такая, – твердо заявляет она. – Ненормальная, да?

Я сажусь рядом с ней.

– Почему ты сейчас заговорила об этом? – ласково спрашиваю я.

– Ненормальная, – снова повторяет она, сердясь на мою непонятливость. – Люди смотрят, неприятно.

– Беллс, ты нормальная для меня, для папы, мамы, для всех людей, которые тебя любят.

Мои слова ее не убеждают. Она слышала их и раньше.

– Не как Кэти.

– Почему ты хочешь быть такой, как я? Я и наполовину не такая, как ты.

– Ты красивая.

– В человеке важно не это, – твердо заявляю я. – Никогда не думай об этом.

– Не такая красивая, как Кэти.

– Ну я не так хорошо готовлю, как ты. Я могу поджарить картофельные чипсы и стейк, вот и все. Сварить яйца. Я как папа.

Она все еще выглядит расстроенной.

– Помнишь, как ты вела дом, когда мама болела? По-моему, Беллс, ты просто не сознаешь, сколько всего умеешь делать.

Она перестает бить рукой об руку и слабо улыбается.

– Я хорошо готовлю, правда?

– Да. А все это не имеет значения; правда, не имеет, – говорю я, держа перед ней пузырек лака. – Все это очень поверхностно. Ты – это ты, и никогда не меняйся. Маши руками, улыбайся, говори «привет» людям, как ты всегда это делаешь. – Я вспомнила, как Беллс была в моем бутике, и я запретила ей здороваться с клиентами. – А если кто-то тебе нагрубит, рассердись, не позволяй ему так просто уйти. Беллс, ты ведь можешь быть выше этого. Вот почему многие люди любят тебя, восхищаются тобой. Погляди на Марка, на Эдди из гастронома, Роберта с Тедом, мистера Викерса или на всю футбольную команду. Я никогда не видела такого.

Улыбка озаряет лицо Беллс.

– Мы с тобой в самом деле все лучше и лучше узнаем друг друга, – продолжаю я, – и мне нравится быть с тобой рядом. Ты замечательная личность, Беллс.

– Ты хорошенькая, – снова говорит она, поглядев на мою одежду. Сама она в юбке «пэчворк», черном вечернем топе из моего бутика, а на ее запястье черный кожаный браслет с серебряными гвоздиками. В ее левом ухе посверкивают три крошечные серьги-гвоздика. – Я никогда не буду такой, как ты, да?

– У меня не такие красивые волосы, у твоих просто роскошный цвет.

– Мамины, – говорит она.

– Да, мамины. Так тебе нужно накрасить ногти? – спрашиваю я, показывая ей пузырек.

Она протягивает руку, и я тщательно наношу серебристый лак на ее обгрызенные ногти.

– Ой, гляди, я тоже напортачила, – улыбаюсь я, стирая салфеткой избыточный лак. – Ты – это ты, Беллс, Кэти – это Кэти, Марк – это Марк. Будь мы одинаковые, как было бы скучно, правда?

– Да, Кэти, ты права. Спасибо тебе, Кэти.

– Тебе принести еще вина? – спрашиваю я у Ив, которая привела с собой Гектора. Одетый в ярко-синий вязаный жилет, он кажется мне толще обычного.

– Кэти, какой чудесный вечер! – Она уже захмелела.

– Какой симпатичный дом, – добавляет Гектор, обводя глазами комнату.

Эмма и мы с Беллс украсили елку золотыми и серебряными шарами, красными и золотыми бантиками и шоколадными сантами, обернутыми в фольгу. Эмма поставила на кухне китайские фонарики, а на окнах пучки падуба, изображающие зарянок среди листьев. Весь день мы готовили канапе. Колбаски, сырные слойки, маленькие сладкие пирожки. Если бы мне пришлось еще хоть немного завертывать чернослив в бекон, я бы сошла с ума.

– Ив, я хотела тебя поблагодарить за то, что ты тащила на себе бутик все эти последние месяцы. Что бы я делала без тебя.

– Да что ты! Я была только рада. Знаешь, мистер Викерс тоже мне помогал. Ему нравится подсчитывать дневную выручку. – Она широко улыбается, а потом с криком «Mon Dieu» стукает меня по руке. – Знаешь, мистер Викерс потрясающий! Он дает мне советы в моей личной жизни. Он порекомендовал мне начать отношения с Гектором и сказал, что внешность не самое главное на свете.

Ох! Бедный Гектор! Впрочем, к моему удивлению, он с юмором относится к ее словам.

– Извини, дорогая, но я здесь рядом и все слышу, – говорит он.

И они вместе начинают смеяться. Гектор ласково толкает ее в бок, и это невероятно трогательно.

– Боже мой! Откуда у тебя такой огромный синяк? – спрашиваю я у Ив. Синяк размером с теннисный мяч на ее левой руке возле локтя.

Гектор хихикает.

– Возможно, я не номер один по внешности, но по другой части я неплохой, – с гордостью заявляет он и отходит от нас. В глазах Ив прыгают озорные искорки.

– Прошлой ночью мы с Гектором занимались любовью, – шепчет она. – В ванной возле раковины, на кухонном столе, на… э-э… как это называется?

– На кровати?

– Нон! Кэти, какая ты скучная! Никакой фантазии! Мы занимаемся любовью повсюду. У камина, на…

– Хватит! – смеюсь я и закрываю уши ладонями. – Перестань. Вообще-то, я дико ревную. По-моему, ты действительно счастлива.

– Да. Надо потрогать дерево. – Она протягивает руку к каминной полке. – Тебе грустно покидать друзей?

– Я не хочу жить с новобрачными. – Я улыбаюсь. – Сегодня мы составляли план, как посадить гостей, и это было ужасно.

Я рассказываю Ив, как мы несколько часов писали имена гостей на цветных стикерах, потом раскладывали их вокруг воображаемых столов. В какой-то момент Джонни заорал на Эмму и заявил, что он не хочет, чтобы кто-то из ее «чертовых психологических приятелей» сидел рядом с ним. Мы с Эммой онемели. Джонни редко выходил из себя. Потом Эмма произвела ответный залп, сказав ему, что несправедливо сажать кого-то возле его родителей. Я была полностью согласна с ней, но благоразумно промолчала.

Снова звонят в дверь.

– Ты, должно быть, Марк, – слышу я голос Эммы. – Я так много слышала о тебе.

Я невольно морщусь. Ох, Эмма. Зачем ты это сказала?

– Просто не верится, что мы не встречались раньше, – продолжает она. – Добрый вечер, – говорит она Джесс.

Джесс в атласном топе цвета морской волны и джинсах. Она почти не пользуется косметикой, но ее кожа безупречна. Потом я замечаю Марка и неожиданно для самой себя бросаюсь наверх, в свою спальню, и захлопываю дверь. Не думаю, что он видел меня. Что такое, Кэти? Что со мной происходит? Я понимаю, что никогда еще не чувствовала ничего подобного. Я больше не знаю, что говорить и что делать при нем. Я не узнаю себя. Спокойно, Кэти, уговариваю я себя, а сама чувствую, как мое лицо становится все краснее и горячее.

– Что будет, то будет, – подбадриваю я себя. – На самом деле ты ведь не веришь в эту чепуху, правда? Господи, перестань разговаривать сама с собой! – Я делаю глубокий вдох, считаю до пяти и приказываю себе спуститься вниз.

Беллс стоит с Марком возле CD-плеера, играет музыка «Битлз». Она протягивает ему банку имбирного пива. Сверкают ее серебряные ногти. Марк, со своими взъерошенными волосами, выглядит так, словно его вытащили из стиральной машины. Он в черных джинсах и свободной белой рубашке. Поставив банку, он берет Беллс за руку.

– Я не очень хорошо умею танцевать, – признается она.

– Можешь, можешь, – кричит Марк, крутя ее вокруг себя.

– Ты не можешь глаз от него оторвать? – спрашивает Эмма, подойдя ко мне.

– Я наблюдала за Беллс.

– Знаешь, он тоже смотрит на тебя.

– Правда? – Я взволнованно поворачиваюсь к ней.

– Часто поглядывает, но ведь тебе все равно, правда?

– Да.

– Ерунда, Кэти. Это я, Эмма, твоя лучшая подруга. Я знаю тебя как облупленную. Он нравится тебе, серьезно, он тебе очень нравится, не так ли?

– Я ничего не могу с собой поделать, – вздыхаю я, не отрывая от него глаз. Он все еще танцует с Беллс.

Марк смотрит в мою сторону и улыбается.

– Это ужасно, правда? – говорю я Эмме. – Но я тут бессильна.

– Что ты имеешь в виду? Ладно тебе, ты можешь что-то предпринять.

– У него есть подружка.

Она кивает.

– Знаю. Но почему бы тебе все-таки не сказать ему? Дай себе хотя бы шанс. Что ты теряешь?

Я смотрю, как он смеется с Беллс.

– Я все теряю.

– Кэти? – негромко сказал Марк, взял меня за руку и вывел из комнаты. Мы стояли вдвоем, глядя друг на друга.

– Что? – Музыка замолкла.

– Я хотел тебе что-то сказать.

– Скажи, – прошептала я.

– Я не знаю, с чего начать. – Он смотрел на меня, жадно вбирая в себя черты моего лица. Нежно провел пальцем по моей щеке.

– Что?

Он убрал руку, но мне так хотелось, чтобы он снова дотронулся до меня.

– У нас с Джесс все позади. По-моему, уже давно. Я хотел сказать тебе это давно, но мне не хватало смелости. Я должен сегодня сказать тебе… Я больше не могу держать это в секрете. Я безнадежно… – Он замолчал. Пожалуйста, не молчи.

– Да?

– И абсолютно…

– Куда ты переезжаешь, Кэти? Кэти?..

– Прости, – говорю я и трясу головой, прогоняя фантазии. Передо мной стоит Джесс.

– В Чизуик. Я нашла маленькую квартиру близко от моего магазина. Плата не слишком высокая и…

– Кстати, о переезде. Правда, замечательная новость насчет Марка?

– Да? Какая?

– Марку предложили место в Эдинбурге.

– Он уезжает? – Я знаю, что Джесс наблюдает за мной. Я чувствую себя как на сцене, в огнях рампы. – Нет, я не знала об этом.

Джесс искренне удивляется.

– Впрочем, он узнал об этом только вчера. Я уверена, что он сообщит тебе об этом. – В ее голосе чувствуется радость. Она поворачивается к танцующим. – Я удивилась, что он ничего тебе не сказал. Я думала, что вы виделись вчера вечером.

– Когда он уедет? – вмешивается Эмма, позволив мне немного прийти в себя. Я даже не заметила, как она подошла к нам.

– В январе. В новой школе великолепные помещения для школьного театра, а еще Марк будет участвовать в организации Эдинбургского фестиваля. Грех упускать такую возможность. Да и для наших отношений это будет хорошо, – продолжает она мягким, спокойным голосом, а сама пристально смотрит на меня. – Тяжело жить отдельно. Я думаю, что нам с Марком надо больше быть вместе.

– Я слышал, что упомянули мое имя, – говорит Марк, подходя к нам.

– Джесс сообщила мне о твоем переезде в Эдинбург, – отвечаю я. – Поздравляю.

Улыбка исчезает с его лица.

– Джесс, я хотел сам сказать об этом.

– Извини, я не знала, что это большой секрет, – Джесс делает удивленные глаза.

Кажется, Марк рассердился.

– Джесс, ты готова?

– Что? Прямо сейчас? – хмурится она.

– Угу. Нам пора.

– Хорошо. Сейчас оденусь.

– Почему ты не сказал мне? – спрашиваю я, когда Джесс отходит.

– Я только что принял решение, – пытается объяснить он. – Я собирался…

– Жалко, что не сказал, – спокойно произношу я.

– Кэти, извини.

Я с трудом улыбаюсь.

– Мне будет не хватать тебя.

– Мне тебя тоже.

Я чувствую, что он хочет сказать что-то еще. Но молчит.

– С Рождеством тебя, – наконец бормочет он и целует меня в щеку. Я слышу за спиной шаги Джесс.

И он уходит.