На следующий день после вечеринки я с помощью Эммы и Джонни переезжаю в новую квартиру. Это странное событие. Когда мы распаковывали коробки, я вспомнила свой первый день в школе-пансионате.

Мы с Беллс садимся в поезд и едем домой на Рождество.

Зазвонил мой мобильный, на экране высвечивается имя Марка.

– Ты в Лондоне?

– Нет, мы с Беллс едем в поезде.

– Чух-чух, – объявляет Беллс.

– Кэти, послушай, мне так жалко.

– Ничего страшного.

– Нет, неправда. Ты мой хороший друг.

Как я ненавижу это слово. Друг.

– Молодец, – перебиваю я его. – Договор с издательством, теперь Эдинбург. Какой удачный год!

– Кэти, мне очень нужно поговорить с тобой.

– Это Марк? – спрашивает Беллс. – Привет, Марк.

– Привет, Беллс, – говорит он взволнованным тоном. – Кэти, я про тот вечер…

Беллс забирает у меня телефон.

– С днем рождения, Марк.

– Еще не мой день рождения, Беллс, пока рано, но все равно спасибо. Ты можешь передать трубку Кэти?

– Когда ты уезжаешь? – На какой-то безумный миг я позволяю себе поверить, что он сейчас сообщит мне, что никуда не уезжает.

– Через две недели. – Поезд въезжает в туннель, и в трубке начинает трещать. Марк что-то говорит, но я ничего не могу разобрать.

Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не заплакать.

– Марк, я увижу тебя в Новом году. И это замечательная новость. – Я с трудом сглатываю.

– Привет, Марк, – повторяет Беллс. – С днем рождения.

На этот раз он ничего ей не отвечает.

– Ты придешь на мой день рождения, правда, Кэти?

Связь обрывается.

Рождество проходит приятно, и я остаюсь на Новый год. Я никогда не встречала Новый год с родителями и Беллс – вернее, не встречала с двенадцати лет, – и это кажется мне важным.

В канун Нового года к нам присоединяется тетя Агнес и привозит домашние хлопушки. Агнес на десять лет старше моего папы. Она приезжает в искусственной шубе и красном берете; на губах красная помада. На ее шее висит массивное серебряное сердечко, на вид словно от дорогого ювелира с Бонд-стрит. Мы недавно узнали, что тетя Агнес, когда собирала средства на детский хоспис, познакомилась с немолодым мужчиной по имени Питер и теперь с ним встречается. Дядя Роджер умер два года назад, и тогда она похудела килограммов на десять.

– Тетя Агнес, ты выглядишь чудесно, – говорю я.

– Спасибо, милая. – На ее миндалевидных глазах трепещут ресницы.

– Поделись секретом.

Она улыбается.

– Я больше не жарю картофельные чипсы и не делаю пирожные «Черный лес».

Мы надеваем бумажные колпаки, говорим глупые шутки и зажигаем фейерверки. Беллс получает змею. Змея напоминает коричневую таблетку, но когда ее зажигают, превращается в черную мамбу. У меня ковбой курит сигарету и выпускает дым. В полночь мы все выпиваем за мамино здоровье. Ее щеки раскраснелись от шампанского, и она выглядит по-настоящему расчувствовавшейся. Ее волосы еще пока очень короткие и мягкие, словно пух. Она по-прежнему покрывает голову узорчатым шарфом. Беллс спрашивает, можно ли ей взглянуть еще раз на шрам; мама берет ее руку и проводит ею по своей голове.

Все вместе мы смотрим «Кто хочет стать миллионером?», специальный новогодний выпуск. Это моя последняя ночь дома. На следующий день я должна вернуться в Лондон.

– Надо же! Этот кретин еще звонит другу. Ведь это «Д», идиот! – переживает папа. В это время звонит телефон.

– Может, это он тебе звонит, па, – предполагаю я.

– Милый, ты можешь взять трубку? – спрашивает мама, не отрывая глаз от экрана.

Через несколько секунд папа возвращается в комнату.

– Это Марк. – Папа передает мне трубку и снова садится в свое большое кресло.

Я возвращаю ему телефон.

– Меня нет, – шепчу я одними губами.

– Марк, она может тебе перезвонить? – Папа кладет трубку. – Кэти, я не люблю лгать. Обязательно позвони ему. – И он снова сосредотачивается на телевизоре.

– Почему ты не захотела поговорить с Марком? – спрашивает мама.

Я делаю вид, что не слышала ее вопроса.

– Кэти? – настаивает мама. – Что-то случилось?

– Он переезжает, – отвечаю я.

– Может, твой старый отец что-то пропустил? Что тут плохого? – Папа говорит, не отрывая глаз от экрана.

– Он переезжает в Эдинбург.

– Хм-м, – произносит папа. – Ты будешь скучать. Он очень приятный парень. Что он будет делать в Эдинбурге?

Родители никогда ни черта не понимают, думаю я.

– Ой, дорогой, помолчи, – говорит мама. – Ты, как всегда, ничего не понял. – Она поворачивается ко мне. – Я не слепая. Что-то там происходит, не только переезд Марка. Почему ты не поговоришь с ним?

– Я не хочу, понятно? Пусть все будет так, как будет.

Мама нетерпеливо вздыхает.

– Да ладно тебе, Кэти.

– Хорошо. – Я сдаюсь. – Мне он очень нравится. Но какой в этом смысл, если он уезжает?

– Случаются и гораздо худшие вещи. Это не конец света, верно? И это не означает, что ты больше его не увидишь, – рассуждает она.

– Я знаю, но… Я так привыкла к тому, что он близко, вот и все. Я правда буду скучать без него. Мы с ним родственные души.

Мама косится на папу, смотрящего телевизор.

Мы с ней улыбаемся.

– Он был очень хорош в молодости, – шепчет мне мама.

– Вы представляете? Он обратился к залу! – возмущается папа. – Они не знают!

– Вероятно, для тебя это звучит так… – Я не могу подыскать подходящее слово – после всего, через что прошла мама. – …Так глупо.

– Нет, дорогая. Глупо будет, если ты ему ничего не скажешь. Когда ты теперь его увидишь?

– Завтра вечером он будет отмечать свой день рождения. В Баттерси. Приедут его родители, и все такое.

– Ты ведь тоже пойдешь?

Я нерешительно пожимаю плечами.

– Ты любишь его? – спрашивает Беллс. Она лежала на полу, опираясь на локти, и смотрела телевизор. Я даже не думала, что она слушает, потому что она молчала.

– Нет, – бормочу я, застигнутая врасплох ее прямотой.

– Тупая Кэти.

– Я не тупая, – огрызаюсь я; меня давным-давно, пожалуй, с детства, никто не называл тупой.

– Тупая, правда, ма?

– Перестань называть меня тупой, – возмущаюсь я. Потом вспоминаю, как я твердила Беллс, какая она тупая, когда сестра срезала бирки с маек.

– Ты любишь Марка? – спрашивает мама.

– Да, ты любишь Марка? – подключается папа.

Я закрываю лицо руками.

– Ох, милая, послушай меня. По-моему, ты права, Беллс, – произносит мама. – Она глупая, раз ничего ему не говорит.

Теперь все выжидающе смотрят на меня.

– Как я скажу ему? Он уезжает. У него есть подружка.

Мама пожимает плечами.

– Что тебе терять?

– Мою гордость? – нерешительно спрашиваю я.

– Что ж, риск есть. Но тебе надо задать себе такой вопрос: Марк стоит того?

Я думаю не больше секунды.

– Да. Я никогда не встречала такого, как он.

– Что ж, в таком случае выпей водки, ступай на его вечеринку, подойди к нему и прояви смелость. Скажи ему все, что ты чувствуешь. Если он любит свою девушку, смирись с этим и живи дальше. Но, по крайней мере, ты будешь знать, что у тебя хватило смелости сказать ему об этом. Чтобы потом не сожалеть о вещах, которые ты не сделала, Кэти.

– Верно, – подтверждает папа.

– Может быть, не судьба, – бормочу я, оправдываясь.

– Это удобная отговорка. Но так говорят только трусливые люди, – фыркает мама.

Мы с мамой стоим на верхней площадке. Сейчас мы разойдемся по своим спальням.

– Купи себе новое платье для вечеринки, – советует мама, погладив меня по щеке. – Не надевай черное. Надень красное, – настаивает она. – Оно пойдет к твоим темным волосам. А волосы подними повыше.

– Что-нибудь еще сделать? – улыбаюсь я.

– Нет, только это.

Мы целуем друг друга.

– Спасибо. – Я обнимаю ее. – Я люблю тебя. – Впервые с детства я говорю ей это.

– Я тоже тебя люблю. – Впервые с детства она тоже говорит мне это. Я чувствую тепло ее рук и понимаю, что именно его мне не хватало много лет.