– Хочешь эту работу? – спрашивает Джо по телефону на следующий день.

– Если ты не нашел другую кандидатуру, – отвечаю я, зная, что мама только притворяется, а не на самом деле читает бизнес-раздел газеты.

Джо молчит. Наверное, думает о том же, что и я: а не будет ли нам чертовски неловко? Однако теперь я знаю: я должна получить эту работу. Больше не могу сидеть дома. Мне надо занять себя, чтобы не сойти с ума.

– Я не смогу много заплатить, – наконец говорит Джо. – Бюджет на курсы очень жесткий.

– Ничего. Дело не в деньгах.

Джо рассказывает, что занятия начнутся не раньше сентября. То есть через две недели. Продолжается курс восемь недель.

– У тебя получится проработать до конца октября?

– Да.

– И за баром всегда свободные руки пригодятся.

– Хорошо. Я могу работать как минимум пару дней в неделю. Если хочешь, начну завтра.

– Тогда Луис введет тебя в курс дела.

– Ну что он сказал? – оживляется мама, как только я заканчиваю разговор.

Луис наполовину испанец, лет двадцати пяти. У него короткие темные волосы, глаза цвета кофейных зерен и оливковая кожа. Он тут же помогает мне успокоиться, показывает кухню, знакомит с поварами Бруно и Люком – такими юными, что едва ли не в сыновья мне годятся. Я готовлю пробный капучино, однако делаю что-то не то с кнопкой для пенки и все заливаю молоком.

– Как ни странно, когда-то я уже была официанткой.

– Удивительно, – смеется Луис.

Улыбаюсь, рассказывая ему, что недолго проработала в ресторане в Чизике и как раз там познакомилась с моим начальником, Глитцем. Мне тогда едва исполнилось двадцать семь.

– Подала ему мокко вместо эспрессо, а он замахал на меня салфеткой – тут, дескать, большого ума не надо.

– О да, – кивает Луис. – У нас такие тоже бывают.

– Не люблю избалованных, – добавляет Бруно, – вопят на все заведение.

– А что случилось дальше? – любопытствует Луис, трогательно заинтересовавшись этим мелким скандалом.

– Я сказала, что это грубо. Он ответил, что он в отвратительном настроении, ведь от него ушел уже третий помощник подряд. Я призналась, что тоже в плохом настроении: мол, я художник, но с этой работой не сложилось, поэтому придется думать о совершенно иной карьере. И он предложил мне работу.

– Вот просто так? – щелкает пальцами Луис.

– Ну, не совсем. Он спросил, что я знаю о современном британском искусстве. А я ответила, что больше разбираюсь в эпохе Возрождения, потому что училась во Флоренции.

А еще он выяснил, кто мой любимый художник. Я сказала, что люблю пейзажи Сезанна и картины Антуана Ватто, где он изображал музыкантов и времена Галантного Века. Что обожаю Марка Ротко, потому что всякий раз, как смотрю на его работы, мне становится спокойно.

– Встреча с Глитцем оказалась чистой удачей, потому что работа в его галерее, по крайней мере, связана с искусством. А ты, Луис? Как ты здесь очутился?

Он говорит, что изучал в Барселоне инженерное дело, но вскоре стало понятно, что это ему не по душе.

– Мне было семнадцать! Кто в таком возрасте знает, что хочет делать! – восклицает Луис с сильным испанским акцентом. – Все равно что жребий тащить – повезет или не повезет. Подумаешь, диплом! Клочок бумаги!.. Поэтому, наверное, Джо меня и нанял. Он любит давать людям шанс. Я обожаю вино. А Джо плевать на формальное образование.

– Он мировой мужик, – говорит Бруно. – Когда моей маме стало плохо, он дал мне время, сказал, я должен быть с ней рядом.

– Откуда ты знаешь Джо? – спрашивает Луис, но в дверях как раз появляется посетитель.

– Длинная история, – шепчу я, собирая волосы в хвостик и поправляя фартук в синюю полоску.

– Чего желаете? – улыбаюсь я, а про себя молюсь – лишь бы не капучино!

Занятие начинается только через полчаса, но ученики уже здесь. С приглушенным светом подвальчик выглядит достаточно романтично. Я как раз расставила тарелки с сырным печеньем, чипсами и орешками, а также дегустационные бокалы по длинным дубовым столам.

От двух красиво одетых женщин лет сорока буквально разит парфюмом. Я записываю их имена и забираю верхнюю одежду, воображая, как их мужья сидят дома, и им поручено поставить пирог с курицей в духовку на сто восемьдесят градусов, пока жены развеются и повеселятся. Зовут женщин Фелисити и Диана. Они берут по бокалу шампанского и, пошатываясь на каблуках, отправляются на поиски двух соседних мест.

Я записываю Скотта, симпатичного молодого австралийца с татуировками на обеих руках. Следующим подходит бизнесмен с газетой под мышкой. Спотыкаясь, словно уже пьяный, по лестнице спускается очередной ученик. Ему лет шестьдесят, и всклокоченные седые волосы придают ему вид безумного ученого. Зовут его Генри.

– Браво, – произносит он, когда я забираю его твидовый пиджак и вручаю фирменную синюю папочку с материалами для каждого занятия и списком вин, которые подаются в ресторанчике.

Затем Генри шаркающей походкой удаляется к столу, где садится рядом с Моникой, необычного вида светловолосой итальянкой в костюме в тонкую полоску и дизайнерских очках. Моника бросает на Генри взгляд, и на ее лице отражается острое разочарование. Я не могу сдержать улыбки, слыша комментарий Олли, что мечты Моники о соседе в лице высокого темноволосого холостяка вдребезги разбились.

Я так увлеченно наблюдаю за Моникой, которая норовит подальше отодвинуться от Генри, что совсем не замечаю, как прибывает последний ученик.

– Здравствуйте. – Он увлеченно пожимает мне руку. – Я Адам.

На Адаме ярко-желтый галстук с коалами и синяя, наполовину заправленная в джинсы рубашка.

– Кстати, – предупредил меня Джо на прошлой неделе, – на занятия будет ходить один парень, Адам. Это сын Мэвис.

– Сын Мэвис?

– Она ухаживает за моим отцом. Адаму двадцать два, работы как таковой нет. Мэвис говорит, что он увлекается едой и вином, поэтому я пообещал найти для него местечко.

Адам сияет улыбкой.

– Вы похожи на Джулию Робертс, только симпатичней.

Я заливаюсь краской, а потом хвалю его галстук.

– А у вас есть парень?

Проходящий мимо Джо отправляет Адама за стол.

– Он тот еще ловелас. Ты с ним поосторожнее.

– Кто из вас считает, что не способен распробовать и описать вкус вина? – начинает занятие Джо.

Многие поднимают руки.

– Что ж, хочу сообщить вам хорошие новости – вы способны. У нас у всех для этого одни и те же средства.

Адам поворачивается и машет мне рукой. Я отвечаю тем же.

– Чтобы научиться различать вкус вина, надо просто этим заняться. И, честно говоря, я могу назвать множество куда худших занятий.

«Все еще занудствует», – комментирует Олли речь Джо.

– Верно, это не походы в спортзал! – восклицает Генри, надувая грудь колесом и игриво пихая Монику в ребра.

– Именно, – соглашается Джо. – Даже врачи советуют выпивать в день по бокалу красного вина, полезно для сердца. Итак, на протяжении следующих восьми недель вы узнаете, какое вино вам нравится и почему. Почему – самое главное. Вам не обязательно полюбится именно дорогое вино. Если повезет, придутся по душе и более дешевые…

– Да-да! – опять оживляется Генри.

– Как вы видите, моя помощница Ребекка, – Джо кивает в мою сторону, – поставила перед вами дегустационные бокалы, бутылочку воды и немного легких закусок. Рядом располагается плевальница. Вы можете либо сплюнуть вино, либо проглотить, как пожелаете. Думаю, здесь играет роль то, как вы сюда добрались – за рулем или на автобусе.

Адам показывает Монике большие пальцы, говоря, что приехал на автобусе.

– Но прежде чем я начну рассказывать о сортах винограда, которые мы изучим сегодня, Ребекка нальет всем по стаканчику чилийского мерло.

Я обхожу столы, наливая понемногу каждому ученику.

– Подождите, – останавливает Джо Генри, уже готового выпить. – Теперь представьте. Вы заказали вино, и официант интересуется, не желаете ли вы его продегустировать. Многие люди смущаются и пропускают этот шаг, но главная его цель – оценить состояние вина.

– Состояние? – переспрашивает красавчик Скотт. Он загорелый, с выбеленными солнцем прядями светло-каштановых волос.

– Да, стоит убедиться, что вино не отдает пробкой. Кто знает, что это значит?

– Тухлятина, – выкрикивает Адам, показательно зажимая нос.

Я неожиданно для себя смеюсь.

– Да, Адам, ты прав, – кивает Джо. – Вино пахнет затхлым. Происходит это из-за грязной пробки, поэтому появляется запах сырого погреба или влажного картона. Если на протяжении этих восьми недель нам с Ребеккой попадется такая бутылка, мы обязательно ее сохраним и вам всем продемонстрируем. Итак, – хлопает он в ладоши, – первым делом надо оценить запах вина.

Ученики принюхиваются.

– Затем поболтайте вино в бокале. Дело не в пафосе, это необходимо для раскрытия букета…

Моника поднимает на Джо зачарованный взгляд.

Через полтора часа, когда подвальчик опустел, я принимаюсь мыть бокалы.

– Адам – тот еще кадр, – говорю я.

После занятия он рассказал мне, что работал в местной библиотеке и помогал в приюте для бездомных, разливал по тарелкам томатный суп.

Джо выключает ноутбук, на котором показывал фильм о сборе винограда в Эльзасе.

– Мэвис за него беспокоится. Такому, как Адам, сложно найти свое место в мире.

Я перемываю бокалы, а Джо рассказывает, как в нем зародилась страсть к винному делу.

– После смерти моего деда дядя Том бросил работу в сфере страхования и уехал из Англии путешествовать. В конце концов он вложил свое наследство в ферму в Западной Австралии. Когда он прилетел на мамины похороны, он уговорил меня отправиться с ним. Тогда его бизнес уже процветал, и дядя знал, что медицина – не мое. Папа, конечно, был в ярости. Заявил, что я всю свою жизнь отправлю коту под хвост. И перестал общаться с Томом, мол, брат его предал.

– А потом что было?

– Через три года я вернулся в Лондон, нашел работу в винном магазине, одновременно учился, сдал экзамен…

– А отец?

– Мы особо не общались. Без мамы все пошло наперекосяк. У него, думаю, было полно любовниц, но она ведь всегда ждала дома с обедом на столе. Отцу этого не хватало, и он никак не мог меня простить, что я бросил медицину. Воспринимать меня всерьез он начал только тогда, когда я нашел приличную работу в сфере виноделия.

– Почему ты вернулся в Винчестер?

– Из-за здоровья отца.

– Ох, сочувствую. Что-то серьезное?

– Деменция.

– Боже.

Джо берет полотенце.

– Мне нужны работники, которым я могу доверять. Луис и Эдоардо понимают, почему я порой срываюсь с места, и не задают вопросов.

– Он с тобой живет?

– Нет. Он в доме, который давно принадлежит нашей семье, но с ним проживает прислуга. Мэвис – моя любимица. Она отлично ухаживает за отцом. Может, деньги и не гарантируют счастья, зато они дают возможность выбора.

Джо убирает чистые бокалы в коробки. Поясняет, что лучшие бокалы для дегустации производит «Ридель» – они выдерживают постоянное мытье.

– Я думал отправить отца в дом для престарелых, учитывая, что мы с годами все отдалялись, но… не знаю… – Он умолкает.

– Джо?

– Наверное, странно… ты решишь, что я с ума сошел…

– Говори.

– Я будто слышал, как мама просит меня его простить и позаботиться о нем. А потом мне подвернулось это место. Я как раз хотел начать собственный бизнес. Просто невероятное совпадение.

Я не произношу ни слова.

– Джо! – зовет Луис из ресторанчика. – Ты нам нужен!

– Поверить не могу, что рассказал. Об этом никто не знает, даже дядя Том. Я тебя напугал. Теперь подумаешь, что я псих… – останавливается Джо на лестнице.

– Нет. Я ни капельки так не думаю, – отвечаю я, а сама снова возвращаюсь мыслями к Олли.

– Ты была великолепна, – говорит Джо, когда вечером мы остаемся в баре одни. С тех пор как я здесь работаю, мы впервые улучили время, чтобы нормально пообщаться, и я наслаждаюсь нашей беседой. – Особенно как справлялась с подкатами Адама.

– Он считает, что я симпатичнее Джулии Робертс. Пожалуй, для такой беременной неряхи, как я, день удался.

– Садись, – подталкивает меня Джо. – Сейчас тебе что-нибудь принесу. Ты так трудишься… Кстати, Луис и Эдоардо говорят, что у тебя настоящий талант.

Только я собираюсь сказать, что наконец-то освоила машину для капучино, как прижимаю ладонь к животу.

– Он толкнулся!

Какое облегчение! Последние несколько дней он вел себя очень тихо. Мама говорила, что это вполне естественно, однако я боюсь потерять ребенка…

– Он? Ты уже знаешь пол?

Я говорю, что да: мальчик.

«Каково это?» – слышу голос Олли.

К глазам подкатывают слезы. Я не могу долго злиться на Олли, ведь он отец малыша и упускает все это…

– Олли был бы отличным отцом, – произносит Джо, будто прочитав мои мысли, и сжимает ладонь в кулак. – Так жалею, что не увиделся с ним. Я его подвел. Ты не ответила на мое сообщение, и я выбрал легкий путь. Притворился, что сделал все возможное, и решил жить дальше. Нельзя было сдаваться.

– Ты не виноват, – отзываюсь я. – Если бы я осмелилась рассказать Олли о той ночи… Я напортачила и все между нами разрушила.

– Хотел бы я с ним сейчас поговорить, извиниться, что я такой хреновый друг.

Я должна рассказать.

– Мне надо с тобой кое-чем поделиться… – тереблю я ручку сумочки.

Джо молчит.

– Когда ты сказал про маму, будто она с тобой говорила…

– Да?

– Я слышу его голос в своей голове. По крайней мере, мне так кажется.

– Чей голос?

– Олли.

– Ребекка…

– Знаю, это странно! – поспешно оправдываюсь я, глядя на изумленное лицо Джо. – Поэтому я никому не рассказывала, ни Китти, ни родителям. Но когда ты сказал про маму…

– Что он говорит?

Я слабо улыбаюсь, прислушиваясь.

– Ты поправился, – передаю я слова Олли.

– Вот гад.

– Слишком много орешков за баром точишь?

Джо смотрит на меня недоверчиво, но я знаю, о чем он думает: Олли именно так бы и выразился.

Однако Джо подозревает, что я это все воображаю. Сам он не слышал мамин голос, просто чувствовал ее присутствие, а удачная аренда этого места могла быть просто совпадением. В ответ я рассказываю про Джима и Нудла. Больше я их не видела. Словно они передали послание и исчезли.

– Наверное, есть вещи, которые мы не в состоянии объяснить. – Я вдруг осознаю, что мне очень хочется, чтобы кто-нибудь поверил. – Вдруг эта жизнь куда более загадочная, чем мы себе представляем?

Еще час мы проводим, общаясь сидя за стойкой бара. Вся неловкость между нами исчезла, стоило мне доверить Джо свою тайну. Только с ним я буду этим делиться. Не хочу, чтобы во мне сомневались или доказывали, что это из-за скорби и переживаний, что так бывает… Уж насколько я люблю Китти, но и она временами чересчур категорична. Джо обещает, что никому меня не выдаст.

Мы болтаем о прошедших десяти годах. Я рассказываю про Флоренцию. Изостудия находилась в старой церкви. Я жила в ветхой квартирке в центре города, неподалеку от моста Понте-Веккьо. Заводила новые знакомства, с удовольствием бродила по ночам от одной площади к другой. Сидела в винных барах, где часы пролетали как минуты. Спрашиваю Джо, занимается ли он до сих пор регби. Он отвечает, что с переездом в Винчестер на это нет времени. Потом мы переходим к личной жизни.

– Я встретил кое-кого в Австралии, – признается Джо. – Дочь одного из друзей дяди Тома, Камилла. Красивая и клевая. Мы пробыли вместе пару лет в Лондоне, однако в итоге она не захотела здесь жить, а я – снова переезжать на другой конец света. Наверное, надо очень сильно любить человека, чтобы отказаться от прежней жизни, – размышляет Джо. – Мы не настолько любили друг друга, хотя расставаться было больно. – Он умолкает. – В общем, теперь я с Питой. Еще рано что-то утверждать, но пока я счастлив.

Мы говорим и о его отце. Он все время норовил поехать в Винчестер, но забывал зачем и не мог найти дорогу домой. Друзья отца могли позвонить со словами, что нашли его в магазине «Маркс и Спенсер», сжимавшего пару цветастых носков, пока кассир терпеливо объяснял, что либо за них придется заплатить, либо вернуть на место. Еще он стал опасен за рулем – мог поехать не в ту сторону на круговой развязке.

– К старости отец размяк. Как ни странно, теперь мы ладим куда лучше. Наверное, он просто забыл все свои обиды на меня. – Джо признается, что отец вложил деньги в его новый бизнес. – Я не собирался тут оставаться, но, как уже сказал, все произошло само по себе.

Я тоже признаюсь, что возвращение в Винчестер для меня одновременно и хорошо, и плохо. Когда я брожу по лугам, мимо Сент-Кросса, я словно наяву вижу день нашей свадьбы с Олли. Я, в платье цвета слоновой кости, с кружевными рукавами, приближаюсь к алтарю. Олли поворачивается ко мне с гордостью в глазах. Прием гостей устроили в Винчестерском колледже. Моя любимая часть – когда Олли сыграл Make You Feel My Love Боба Дилана на рояле. Одни воспоминания дают мне возможность почувствовать Олли рядом, а другие – заставляют желать того, чтобы оказаться как можно дальше отсюда.

Раздается звонок. Джо отвечает.

– Это Пита, – поясняет он, пряча телефон. – Скоро будет.

– Отлично. Хочу с ней познакомиться.

– Надеюсь, ты не против, что я рассказал ей про Олли?

– Это хорошо. Иногда проще, когда мне не приходится объяснять самой.

К бару подходит высокая стройная женщина со стильной кожаной «почтальонкой» на плече. Джо встает и заключает ее в объятия.

– Привет, дорогая.

Они целуются, а потом он нас знакомит. Я почти не встречала таких впечатляющих женщин. Черные волосы стянуты в хвост леопардовой лентой. Узкие укороченные брюки и туфли на шпильках. И я откровенно любуюсь ее глазами – они глубокого синего цвета, как сапфиры.

– Ну, как успехи? Как Джо в качестве начальника? – спрашивает Пита, усаживаясь на высокий барный стул.

Джо смеется.

– Мрачный и требовательный, – улыбаюсь я.

– Вы уволены! – Пита тыкает в меня пальцем, изображая сэра Алана из шоу «Подмастерье».

– Пита обожает сэра Алана, – с нежностью поясняет Джо.

– Так вы жили в одном доме в Бристоле, да? Джо говорил, что вы какое-то время не виделись.

– Верно.

– Нам надо многое наверстать. – Джо пристально на меня смотрит. – Целых десять лет.