Еще раз жму на кнопку звонка и уже собираюсь возвращаться домой, думая, что плохая это была идея, как…

– Да, – оживляется домофон.

– Джо, это Бекка.

Он открывает дверь в пижаме.

– Ой, черт, я тебя разбудила? Надо было позвонить заранее.

– Мой косяк. – Джо бросает взгляд на часы. Сейчас десять. – Заснул на диване, – поясняет он, разминая шею, и приглашает меня войти. Ему явно любопытно, зачем я пришла.

– Я купила нам круассанов и… – начинаю я, стоя возле камина, и заглядываю во второй бумажный пакет, – кексов с черникой. Они очень вкусные, если разогреть. О, и кофе тоже взяла. – Сую Джо одноразовую подставку со стаканчиками капучино. – Подумала, раз у тебя сегодня выходной, то я могла бы угостить тебя завтраком.

Удивленный Джо говорит, что сперва быстро примет душ и переоденется.

– Наверное, надо почаще устраивать себе выходные, – бросает он через плечо.

Джо возвращается на кухню умытым и с влажными волосами. На шее висит полотенце.

– Умираю с голоду, – признается он. – Это ты в честь чего?

– В благодарность.

– За что?

– За то, что ты дал мне работу. Что ты хороший друг. – Пробираюсь к стулу рядом с ним и макаю круассан в кофе. – Позвонила Пите утром, – откусываю немного, – мы все уладили.

– Отлично, спасибо. – В голосе Джо слышится облегчение.

Подношу ко рту второй круассан, однако замираю, заметив взгляд Джо.

– Что?

– Вот это аппетит.

– Их надо брать по два, Джо. Обязательно. Одного всегда мало.

– Что еще обязательного в этой жизни?

– Понятия не имею. Солнечный свет. Праздники. Сон. Красивые картины.

– Шампанское после тяжелого дня. Холодное пиво летом.

– Друзья. Смех.

– Смотреть страху в глаза. Делать то, что любишь. Ни о чем не жалеть.

– Олли сказал бы о писательстве. Писательство и веселье.

Джо задумывается.

– А почему бы нам не прогуляться?

Он убирает тарелки в раковину.

– Сейчас?

– Почему бы нет? Я редко беру выходные, поэтому совершенно не желаю сегодня возиться со счетами или навещать отца. И вообще, потом мне бы пригодилась твоя помощь, хочу посмотреть пару квартир. Ты свободна?

Нам с Джо показывают квартиру в центре Винчестера. По бумагам здесь должна красоваться современная кухня, но на деле поклеены обои с плющом, а когда Джо открывает шкафчик, его дверца повисает на одной петле.

Мы переходим в крошечную хозяйскую спальню.

– Сюда легко поместится кроватка, – заявляет Шейн, агент по продаже недвижимости. У него жирные волосы.

Переглядываемся с Джо и решаем не комментировать.

Квартиры номер два и три не лучше, поэтому мы с Джо перестаем тратить время и направляемся в ближайшее кафе. Заказываем на обед по сэндвичу с беконом и тарелку соленой жареной картошки на двоих. Пока мы ждем, я разглядываю девочек-подростков за соседним столиком. Одна похожа на испанку или итальянку, а у другой каштановые волосы, как у меня, и бледные веснушки на коже.

– Так, сейчас мы запишем то, что будем делать через десять лет, – говорит более светленькая, вручая подруге листок бумаги. – Знаешь, типа, где будем работать, за кого выйдем замуж, сколько заведем детей…

– Ты, наверное, выйдешь за кого-нибудь творческого, – задумывается темноволосая. – За художника, например.

– О, мне нравится! А ты будешь с доктором, – уверенно заявляет первая. – Работать я буду в сфере моды.

Джо тоже за ними наблюдает. Олли говорил, что станет известным писателем.

– Я собирался править миром, – бормочет Джо.

– Мои работы должны были продавать с молотка в «Сотбис» за миллионы, но я годами не брала кисть в руки.

– Я открыл винный бар. Теперь я обречен стать алкоголиком. – Джо касается своим стаканом моего и корчит рожицу.

– Выйду замуж в двадцать семь, – продолжает та, что посветлее, – как моя мама. Детей у меня будет, наверное, трое. Два мальчика и девочка, в таком порядке.

Я наклоняюсь через стол. Не могу больше слушать.

– Простите. Я очень извиняюсь, но должна кое-что сказать…

Ручки зависают над бумагой. Девчонки смотрят на меня, как на сумасшедшую.

– Перестаньте писать, потому что ничего, абсолютно ничего не выйдет так, как вы задумываете.

– О чем вы? – покраснев, спрашивает та, что светлее.

– Наслаждайтесь сегодняшним днем, – убедительно говорит им Джо. – Нам не дано узнать, что будет завтра, не то что через десять лет.

– Сами мы явно не живем сегодняшним днем, правда? – обращаюсь я к Джо, когда мы выходим из кафе. – Зря я влезла. Наверное, перепугала бедняжек! А дальше что? Подсядем к той паре на скамейке? – киваю я на пожилую чету у банка. – Посоветуем прыгать с банджи, пока они достаточно молоды и зубы еще свои?

Джо витает где-то в своих мыслях.

– Бекка, я не был на похоронах Олли.

– Знаю. Если бы я тогда смогла поступить иначе, я бы…

– Так вот, у меня есть идея. Хочу с ним попрощаться, но по-своему. Ты мне поможешь?

Мы с Джо любуемся видом с края холма Святой Екатерины.

– Олли обожал здесь гулять, – рассказываю я. – Мы поднимались сюда на Рождество, когда хотели сбежать от Пиппы с Тоддом, близнецов, настольных игр, пропахшего индейкой дома. Стояли здесь, кричали во все горло, танцевали.

– Олли любил танцевать. И меня все время вытаскивал, помнишь? Он называл меня занудой, – с улыбкой говорит Джо.

– До сих пор называет.

Джо поворачивается, и на его губах играет та самая улыбка, от которой становится теплее. Я одновременно поражаюсь и чувствую облегчение от того, как спокойно он воспринимает эти голоса.

– У него было здесь какое-нибудь любимое местечко?

Я веду Джо к лабиринту на вершине холма, темным линиям, вырезанным в земле.

– Олли обожал легенду, что лабиринт – дело рук ученика Винчестерского колледжа, которого наказали за какую-то провинность. Никто не знает, за какую; достаточно серьезную, раз его оставили в колледже на каникулах. Говорят, он бродил по холму и сходил с ума от скуки, поэтому придумал и вырезал этот лабиринт. Кажется, папа упоминал, что вырезано ложкой.

– Здесь, – решает Джо, держа за ниточки три голубых шара, которые мы после обеда купили в магазине игрушек. – Олли, – начинает он, – я буду краток. Прости, что я тебя подвел, что мы так и не увиделись. Прости, что причинил тебе боль.

Он отпускает первый шарик, и я гадаю, где же окончится его полет.

– Я здесь с Беккой и хочу, чтобы ты знал: я буду изо всех сил помогать ей и твоему сыну. Твоя душа, конечно, останется с ними и будет их направлять, но, если ты того пожелаешь, я буду поощрять твоего сына заниматься музыкой, писательством, любить регби и футбол, а не только долгоносиков. Если мне повезет, я тоже попинаю с ним мячик и расскажу обо всех приключениях, что случались с нами в Бристоле.

Второй шарик улетает в небо.

– Ты, как солнце, освещал жизнь окружающих. Да, ты не был идеален, – добавляет Джо с улыбкой, – но что я в тебе больше всего любил, так это умение веселиться. Пусть временами я зануда, – ты раскрывал мои лучшие стороны, и я тебя никогда не забуду.

Он отпускает третий, последний шарик.

– А здесь мы с Китти и Анни играли в «Лягушку-лягушку», – рассказываю я Джо.

Мы стоим на краю лабиринта, собираясь уходить. Вдруг меня осеняет.

– Подожди тут. – Я перехожу на другую сторону и поворачиваюсь к Джо лицом, размышляя о его словах про Олли и умение веселиться. – А теперь говори!

– Говорить что?

– Мистер Лягушка, могу я перейти твою золотую реку?

– Мистер Лягушка… – Джо умолкает, оглядывается.

– Да нет здесь никого!

Он вздыхает.

– Мистер Лягушка, могу я перейти твою золотую реку?

– Только если на тебе есть что-то голубое!

Джо смотрит на свою одежду. Джемпер на нем серый.

– Нет голубого, теперь что?

– Тебе придется перейти реку так, чтобы я тебя не поймала!.. Поверить не могу, что ты никогда в это не играл.

Джо прыгает с одной части лабиринта на другую, берет влево, потом несется вперед. Я пытаюсь его догнать, но он благополучно достигает цели.

– Давай еще, на этот раз я тебя поймаю, – предупреждаю я, и он снова спрашивает, можно ли ему перейти мою золотую реку.

– Только если на тебе есть что-то красное!

Он снова бежит вперед, а я к нему.

– Давай, толстушка!.. Стой! – Он замирает как вкопанный. – У меня ж трусы красные.

– Не считается! Я-то их не вижу.

Не успеваю опомниться, как он стягивает джинсы. Вскоре мы оба задыхаемся от смеха, но вдруг понимаем, что больше не одни. С опаской повернувшись, мы обнаруживаем школьников в серых блейзерах и бутылочного цвета штанах. Дети хихикают и тычут в нас учебниками, а учительница велит им шевелиться быстрее.

Мы снова в квартире Джо, пьем чай. На обратном пути мы попали под ливень, поэтому Джо разжег камин.

– Тебе здесь нравится? – спрашиваю я, сжимая кружку обеими руками.

– Да. Никогда не думал, что вернусь в родной город. Надо ведь открывать что-то новое для себя, а не возвращаться туда, где жили твои родители.

Именно это мы с Олли думали о Пиппе.

– Но здесь я чувствую себя естественно, как будто вернулся к истокам. Горжусь, что здесь мой дом. Мне нравится заниматься собственным бизнесом, и, по иронии судьбы, теперь у меня хорошие отношения с отцом. Завел друзей. Так что получилось вполне себе новое место… Конечно, я скучаю по Лондону. По ритму жизни.

– Если мы с Олли уезжали на выходные, например, к его родителям в Нортумберленд, у меня внутри всегда все замирало от волнения, когда поезд подъезжал к вокзалу. Время начинало нестись вперед, стоило шагнуть на платформу.

– Лондон. Мне нравилось жить в сердце Англии.

– Винчестер раньше тоже был столицей.

– Верно. Я скучаю по кофе-барам, – продолжает Джо, – по пабам и Вест-Энду.

– И парки там красивые. Мы с Олли любили по воскресеньям ходить в галерею «Серпентайн».

– Гайд-парк ранним утром, когда там ни души, разве что редкие люди бегают трусцой или выгуливают собак… А больше всего я скучаю по возможности раствориться в толпе, – признается Джо. – Такое возможно только в больших городах. Здесь я чувствую себя как в аквариуме, потому что все, абсолютно все знают моего отца.

– Но ты ведь стал счастливее, так?

– Намного.

– Ты уже не сын великого доктора. Ты Джо, мастер своего дела.

– Спасибо, – улыбается он.

– А что насчет Питы?

– А что она? – переспрашивает Джо.

– Как с ней дела?

– Ну, – уклончиво произносит Джо. – У нее скоро кастинг на шестисерийный триллер. Она метит на главную роль. Будет прорыв.

– Надеюсь, она получит роль.

– Думаю, получит. А если нет, то найдет что-нибудь еще. Она целеустремленная. С двухлетнего возраста хотела стать актрисой, выдала это матери, когда та чистила картофель у раковины на кухне. Сама заплатила за обучение в актерской школе. Это достойно.

– Будешь скучать по ней?

Плечи Джо напрягаются.

– Да, думаю, буду. Я хорошо провел последние месяцы, мне с ней нравится. Она отвлекает от проблем с отцом. В одиночку вечно погружаешься в мысли. А ты?

– Я?

– Расскажи еще про вашу с Олли жизнь.

– Мы были счастливы, хотя случались и тяжкие времена. Олли мог быть душой вечеринки… ты помнишь, каким он был…

Джо кивает.

– Но за закрытыми дверями у него случались приступы плохого настроения. Он переставал играть на пианино, не хотел видеть друзей, разговаривать…

– Помню, что он бывал и угрюмым, когда хотел сделать все по-своему.

Рассказываю про его писательство и отказы.

– А что он писал?

– Сперва исторические романы. Постоянно копался в книгах, библиотека ему стала вторым домом. Потом переключился на комедии. Хотел писать что-то современное.

Сознаюсь, что Олли с неохотой пошел преподавать, но не говорю, что он бросил работу без моего ведома. Это кажется нечестным по отношению к нему.

– Он всегда был веселым, теплым и милым, – когда не пытался свести меня с ума, – добавляю я с улыбкой.

– А ты? Все еще рисуешь? Мне нравилось твое лимонное дерево. У тебя над камином в Бристоле висело.

Так трогательно, что он помнит. Я отпиваю из кружки.

– Бросила фрилансовую работу иллюстратором ради Глитца. Олли чувствовал себя виноватым, и я сама на него обижалась какое-то время, но одному из нас действительно надо было сменить карьеру. Надо было больше зарабатывать, мы ведь собирались завести детей и купить дом.

– Бекка, а ты не хочешь остаться здесь? – спрашивает Джо, будто его только что осенило.

– Не знаю. – Раньше я об этом даже не задумывалась.

Режу помидоры, а Джо добавляет разные ингредиенты в бурлящее на огне мясо.

– Щепотка паприки, – комментирует он, – капля вустерского соуса и бальзамического уксуса…

– Уксус в фарш? – С ужасом понимаю, что говорю точь-в-точь как мать. Черт.

– Бальзамический. Подчеркивает вкус. Чего улыбаешься?

– Просто. – Вспоминаю школьников, глазевших на его красные боксеры.

– Говори уже.

– Поверить не могу, что ты стянул штаны.

– Все для победы.

– Хотя ничего удивительного. В день нашего знакомства ты просто-напросто полотенце с себя снял.

Джо проскальзывает мимо меня к терке для сыра, слегка зацепив меня рукой.

– Спасибо.

– За что?

– За завтрак. За то, что сходила со мной на холм… Для меня это было важно.

Вспоминаю, как Джо отпускал воздушные шарики, что при этом говорил.

– Ты хорошо высказался, и я знаю, что для Олли это тоже было бы очень важно.