Шесть недель спустя.

Первое февраля. Утром в день Эрмитажного бала я проснулась поздно. От бессонницы головная боль, с которой я просыпалась каждое утро после того кошмарного праздника у Сюзанны, стала только хуже. Укрывшись с головой и засунув голову под подушку, я попыталась избавиться от боли усилием воли. Не вышло.

Зазвонил телефон.

— У меня идея! Просто потрясающая. Оскар едет к тебе.

— Ингрид, отстань, я сплю.

— Хватит спать, уже девять. Вылезай из пижамы и одевайся. Он вот-вот постучит в дверь.

— А зачем это он ко мне едет?

— Мы изменим твою жизнь. Пора заняться организацией. У меня есть для тебя новое занятие. Я все придумала. Тебе нужна новая работа. Без работы ты совсем никуда не годишься.

Я с трудом села.

— Ингрид, ты замечательный друг, но…

— Я сказала Оскару: что бы ты ни делала, ему нужно идти прямо к твоему шкафу. С фотоаппаратом. Иначе я его уволю.

— Что?

— Он сфотографирует твою одежду. Он неплохо разбирается в цифровой фотографии. Потом он поедет делать то же самое в Бриджхэмптоне.

— У меня там нет одежды.

— …сфотографирует твою одежду там, — она меня не слушала; Ингрид опять несло, она была взволнована так, словно наткнулась на коды к северокорейской ядерной программе, — отпечатает в «Кинко» глянцевые фотографии, все очень аккуратненько, рассортировано по цветам, потом по времени года, потом по степени нарядности, потом по местонахождению — и все это в одной тетрадке. Так ты будешь всегда шикарно выглядеть. Ты знаешь, где что находится. Все организовано. Не надо заниматься вечными поисками. И гораздо легче понять, что с чем сочетается. Как детская одежда от «Гэрэнималз», где отдельные компоненты всегда подходят друг к другу. Конечно, у тебя книжка выйдет не особенно впечатляющая, но ты лучше все поймешь, если пройдешь все необходимые шаги. Он и мне такую сделал. Он привезет мою книжку. Она великолепна. Твоя будет ужасна, но зато у тебя появятся нужные навыки.

— Ты с ума сошла?

— Поверь мне, о такой штуке все мечтают, но далеко не все могут ее сделать. Оскар на свете только один.

— И…

— Ты будешь продюсировать подготовку этих книг! Управлять съемками, организовывать книги. Продюсер и автор в одном лице — раз-два и готово!

В спальню заглянула Каролина.

— Приехал водитель миссис Харрис.

Оскара было не остановить. Ингрид, отдающая приказы, наводила такой ужас, что я позволила ему сделать все, что было велено. Теперь дамы с Парк-авеню занимались моей карьерой. Новый повод для депрессии.

Но за последние месяцы я успела привыкнуть к депрессии. На моем лице застыла дежурная улыбка — отчаянная попытка выглядеть счастливой перед детьми. Я все еще старалась жить как обычно, проводить время с семьей и обедать с Филипом. Иногда я даже хотела спасти наш брак — ради меня, ради нас, особенно ради детей.

Филип, поначалу отправленный мною спать на кушетку в свой кабинет, пытался изображать раскаяние, но у него не очень-то получалось. В основном он ночевал в гостевой спальне своей матери. Мы с ним раз десять ходили на консультации к семейному психологу, обсуждали причины его поведения — он чувствовал отдаление от меня, он думал, что мне наплевать, что он меня больше не волнует, ему нужны были внимание и любовь. Вполне понятные причины для измены, но хотя после консультаций ситуация виделась несколько яснее, это никак не повлияло на ощущение пустоты в моем сердце.

По крайней мере, Питер не ушел сразу — подождал до Нового года.

Все случилось на кухне, когда дети уже легли спать; первый пятничный вечер в январе, Каролина ушла на выходные, а Филип в этот самый момент садился на ночной рейс из Сан-Франциско.

Разговор на тротуаре не переставал крутиться у меня в голове. «Я не прикоснусь к тебе, пока, во-первых, ты не скажешь, что точно этого хочешь, а во-вторых, пока ты не уйдешь от него». Он этого хотел, он хотел быть со мной. А я не готова была решиться на такой шаг. Я не могла просто пойти и переспать с ним в гостинице «Карлайл», а на следующий день вести себя как ни в чем не бывало. С ним не получалось остановиться на полпути, и что нам было делать? Переспать и на этом остановиться? И, что самое важное, измена Филипа еще не означала, что я тоже могу ему изменить.

Хотя предательство мужа потрясло меня, оно не вызвало у меня желание немедленно пересечь границу. Еще пару месяцев я топталась на краю, пытаясь понять, как выглядит дорога, перед тем как пуститься в путь. А Питер, чувствуя мои колебания, потихоньку терял интерес. Он сказал, что его отвлекали дела с программой, но я-то знала правду. Ясно, что он ждал меня, гадая, почему я не ушла от мужа сразу же после его измены. Но меня словно парализовало; я все еще пыталась сохранить семью ради детей и отдавала этому все свои силы. Ну и, конечно, мне мешал страх — странная это штука.

Около девяти вечера, когда я стояла у кухонного прилавка и размешивала ромашковый чай, вошел Питер; он как раз уложил Дилана спать.

— Что ж, — сказал он, стоя прямо передо мной, — все кончено. — Он взял меня за руки. Больше не было сводивших меня с ума поглаживаний.

— Может, хоть посмотришь на меня? — спросил он.

— Не знаю, смогу ли я. — Я почувствовала прилив горя.

— Ну что ж, тогда все точно закончено — так, как я даже и не ожидал.

— Что? — Я подняла голову.

— Я не могу остаться.

Я закрыла глаза.

— Ты не можешь так поступать.

— Ты права, Джейми, не могу. Поэтому я ухожу.

— Чего ты не можешь?

— Играть в эти игры. В эти прятки с секретами. Либо у нас с тобой что-то есть, либо нет. А ты не в силах с этим справиться. Не в силах ничего предпринять. Тебе как будто нравится круглые сутки страдать.

— Неужели ты не можешь потерпеть? Мне сейчас и без того паршиво.

— Я терпел. И теперь говорю тебе: я не могу здесь оставаться, пока испытываю к тебе такие чувства.

— Правда?

— Слушай, да перестань ты, наконец, дурочку из себя разыгрывать! Конечно, правда. Что ты за странные шоры на себя нацепила? Я старался не давить на тебя и поддерживать чем могу. Но это слишком сложно.

— Я знаю.

— Я не могу обнять тебя, быть с тобой, показывать тебе свои чувства, когда ты зажимаешься, замерзаешь и не желаешь действовать. И все почему? Из-за него? Из-за этого обманщика? Ты ждешь его одобрения?

— Нет. Мне просто сложно с ним порвать.

— Чего ты боишься? Быть счастливой?

— Нет. — Ну, мне так кажется.

— Тогда чего ты ждешь?

— Не знаю… Я не могу пока сделать шаг.

— Знаешь что? — Вид у Питера был усталый, раздраженный и задетый. — Это все замечательно. Просто прекрасно. Но я не собираюсь болтаться тут и ждать, пока ты решишься.

— И что ты собираешься делать?

— Я сейчас все рассказал Дилану.

Это мне совсем не понравилось.

— Как ты мог?

— С ним все в порядке. Я и так стал реже приходить в последнее время. И я все равно буду по понедельникам водить его на занятия «Искателей приключений». Я сказал ему, что у меня много работы, но по понедельникам я буду проводить время с ним.

— И как он это воспринял?

— Он устал. Он ребенок. Он живет настоящим. Я напомнил ему, что понедельник всего лишь через два дня, и ему это понравилось.

— Ну и…

— Ну и я буду забирать его по понедельникам, ездить с ним, привозить его и передавать внизу швейцару — наверх он сам может подняться.

— То есть это как развод, и ты даже не поднимешься наверх?

— Знаешь детка, это твой выбор.

Он нежно обнял меня за шею, поцеловал в губы и вышел.

Я была в отчаянии. А целовался он безупречно.

Тем февральским вечером мы с Филипом, мужественно изображая счастливую супружескую пару, вышли из нанятого автомобиля и поднялись на ступеням музея Дюпон. Белой меховой накидки у меня не было, и белой шубы до пола тоже, так что я куталась в кашемировую шаль, от которой при минус двадцати толку было, как от марли. Филип обнял меня за плечи, чтобы хоть немного согреть, Я разрешила себе наклониться поближе, чтобы впитать хоть немного тепла. Поднимаясь по высокой мраморной лестнице, я думала о прошлой ночи, пытаясь понять, почему я сделала то, что сделала. Все началось, когда он зашел в ванную, уложив детей спать.

— Джейми, — сказал он, — если ты не против пойти со мной на бал, как мы и собирались с самого начала, я буду очень рад завтра вечером отвести тебя туда.

Я сполоснула лицо водой и посмотрела на него.

— Не знаю — ответила я нейтральным тоном. Для разнообразия я была не очень на него зла. Наверное, дело было в том, что я целых два дня его не видела.

— Ну, я рассчитывал на более определенный ответ.

Я ткнула в его сторону мокрой зубной щеткой, как указкой.

— Как ты мог вообще хоть на что-нибудь рассчитывать?

— Я знаю, что жду слишком многого, но я подумал, может, раз мы уже давно не ссорились, завтра, после: бала, в честь особого случая, ты позволишь мне поспать в нашей постели — впервые за семь недель.

Мучить его было уже не так интересно. Он просто смотрел на меня: не просил, не умолял, просто прямо смотрел на меня, — типичный Филип. Да, он меня предал, но он объяснил свой поступок и извинился. Он не хныкал и не ныл, прося у меня прощения, и я уважала и ценила это. Я задумалась, пытаясь простить его, принять его извинения, постараться все исправить.

— Так что ты думаешь, Джейми? Могу я отвести тебя на бал? И могу я потом провести ночь в нашей постели?

Доктор Рубинштейн говорил, что секс может все исправить, разрушить стену гнева. Но как я могла спать с ним, когда я беспрестанно фантазировала про секс с Питером?

— Джейми, я не каждый день собираюсь тебя умолять — максимум через день, как я и делал с начала этого кошмара. Лишить меня секса — эффективное оружие, и я это понимаю. Но давай попробуем. Ты в комитете, ты будешь в прекрасном платье, тебе нужен спутник. — Я не отвечала. — И потом, если ты не хочешь сделать это ради нас, сделай ради Грейси. Если там и правда будет весь совет директоров Пемброука, лучше нам встретить их вместе, рука об руку. С улыбкой. — Он растянул руками уголки рта, делая совсем уж широкую притворную улыбку.

Я рассмеялась. Он так старался, что мне было даже немного жаль его.

— Ну, хорошо, давай пойдем вместе. Но насчет того, где тебе спать, я пока не решила.

Он подошел ко мне и обнял.

Это застало меня врасплох, особенно когда он прильнул ко мне, как огромный бурый медведь. Он с силой поглаживал мне спину кончиками пальцев и никак не хотел меня отпускать. Мы замерли в такой позе, не в силах решить, по каким правилам играть дальше. Наконец, он закрыл глаза и поцеловал меня. Сначала легко коснулся моих губ, потом приоткрыл рот. По моей щеке скатилась слеза. Он поцеловал ее.

— Давай попробуем. Не забывай, я знаю, что тебе нравится.

Я заставила себя отбросить смущение, как в студенческие годы, когда вдруг неожиданно окажешься в постели с незнакомцем. Он подвел меня к кровати. Я села на краешек и потерла лоб.

— У тебя есть спички, Джейми?

— В ящике.

Он уже разошелся вовсю. Может, сразу сказать «нет»? Предупредить, что я не хочу его? Или не стоит даже пытаться?

Филип зажег две свечи. Потом он погасил верхний свет и запер дверь в спальню.

— У меня на тебя большие планы.

Я заставила себя лечь.

— Я все еще люблю тебя, Джейми. Ты прекрасна.

Филип забрался на постель и принялся целовать меня сначала в лоб, потом в губы. Я выгнула спину, пытаясь устроиться поудобнее. Он задрал мою ночную рубашку и положил голову на живот. Может, у меня и получится.

— Для меня важна только ты.

Я пыталась подумать о чем-нибудь сексуальном, но вместо этого мне хотелось спросить его, сосал ли он мою бывшую подругу Сюзанну так же, как меня.

— Ты столького меня лишала. И ты так заводишь меня.

Я снова закрыла глаза. Мне явно понадобится концентрироваться изо всех сил. Я заставила себя касаться знакомых очертаний его спины, рук, стройных ног, воспринимать тело Филипа, а не Филипа как человека. Постепенно я снова почувствовала, что я дома.

Когда мы закончили, он сказал:

— Не забывай, как нам бывает хорошо вдвоем.

По лицу у меня текли слезы. Филип нежно улыбнулся; я знала, он думает, что я снова в него влюбляюсь. Он взял меня за подбородок.

— У нас все получится.

Я отодвинулась.

— Ну же, Джейми, не упрямься.

Неужели я сопротивлялась ему исключительно из упрямства? Может быть. Неужели все дело в остатках гнева? И правда ли все, что было с Питером? Я посмотрела на лицо своего мужа: мелкие морщинки, веснушки у глаз. Что-то в этом было. Что-то было между нами. Какая-то причина, по которой я оставалась с ним, кроме детей и привычки. Или все дело в страхе? Я вспомнила слова Питера: «Чего ты боишься? Быть счастливой?»

Филип щелкнул пальцами у меня перед носом.

— Джейми, приди в себя. Просто перестань на этом зацикливаться, прости меня, и давай жить дальше вместе.

— Филип, — вздохнула я, — я не готова принимать решение. И дело не только в Сюзанне.

— Разве я плохо заботился о тебе и детях? У нас с тобой общее прошлое, Джейми.

— И я от него не отказываюсь, я пытаюсь решить, что делать, чего я хочу. Это не то же самое. Совсем не то же самое.

Какое-то время мы лежали молча. Меня охватила нервозность, словно я вдруг оказалась в ловушке. Я чувствовала себя так, будто невольно что-то пообещала ему, а я не намерена была ничего ему обещать.

Я резко села.

— Филип. Все произошло слишком быстро и совершенно неожиданно. Пожалуйста, поспи сегодня у себя.

К моему удивлению, он охотно встал. Он знал, что зашел дальше, чем рассчитывал. Ему хватало ума не давить на меня еще больше.