Когда я проснулся, Давер был уже на ногах. Точнее на коленях. Он залез внутрь одного из пультов управления, оставив снаружи только нижнюю часть туловища. Из покрытых тьмой электровнутренностей доносились скрипы вперемешку с кряхтением. Я выждал минут десять, в надежде, что результат деятельности Ференца проявится сам собой, потом не выдержал:

— Доброе утро. Чем это вы занимаетесь?

— Доброе утро. Вы не поверите, Валентин. А, впрочем, нет, поверите. — Давер вылез и стал сбивать с себя пыль. — Мне сегодня приснилось, точнее не столько приснилось, а… ну, наверное, как у вас. В общем, привиделось, что я управляю этой махиной, стреляю по кому‑то и, что самое главное, знаю устройство танка до последнего винтика. Теперь хочу проверить, можно ли вспомнить то, что знал только во сне. Учитывая, что это не совсем сон…

— Ага, — сказал я и посмотрел на потолок. В середине был незамеченный вечером люк. — И как, получается?

— Да как сказать… — Ференц снова заглянул в нутро пульта и голос его стал глуше. — До последнего винтика я его конечно не знаю. Но вот те вещи, о которых я думал во сне, запомнились мне, и они совпадают с тем, что я вижу… Куда мой фонарик закатился?..

— Ага, — снова сказал я. — Вы же понимаете, откуда на самом деле эти знания?

Давер на секунду замер, потом едва слышно вздохнул и заворочался, забираясь дальше.

— Понимаю. Что с того?

— Нет, ничего. А в кого стреляли, точно не видели?

Давер снова замер, теперь надолго. Может он придумывал, что ответить, может пытался вспомнить, хотя в последнем я сомневаюсь. В итоге, не вымолвив ни слова, продолжил свою возню. К несчастью, ответ я знал и сам. И чьими глазами смотрел Давер во сне и кого уничтожали с помощью этой машины.

— Для чего вам этот танк, Ференц? Хотите дальше на нём ехать?

— К сожалению, это невозможно. Машина сломана, и даже знай я на самом деле её до последнего винтика, починить всё равно не смог бы — нужных деталей и специального оборудования теперь ни найти. Мне интересно другое. Вы, Валентин, понимаете, что давало машине энергию для движения и стрельбы?

— Видимо какой‑то элемент, использующий распад, или наоборот, синтез, атомного ядра, — сказал я равнодушно. — Честно говоря, я не силён в технике, даже исторической. Гуманитарий…

— Но в это раз, оказались правы. Только здесь установлен не какой‑то элемент, а настоящий реактор. Танку нужна была прорва энергии…

— И что? Реактор до сих пор работает?

— А что вас удивляет? В таких устройствах заложен огромный ресурс прочности. Возьмите хотя бы трансгрессоры — от чего они по — вашему работают?

— Да лучше бы не работали… А зачем вам энергия?

— Что значит — зачем? Вы только представьте, насколько это полезная в хозяйстве вещь!

— Так мы теперь ещё на себе и огромную батарейку потащим?

— Это будет затруднительно — она весит не меньше тонны. Сейчас я только хочу проверить её исправность. Если всё нормально, можно будет потом вернутся с помощью и утащить её…

— Куда утащить? — не понял я. — В город?

— Ай! — сказал в ответ Давер, вылез и потёр указательный палец на правой руке. — Энергия есть. — Убедившись, что с пальцем ничего не случилось, он посмотрел на меня. — А причём тут город? Мы ведь людей ищем. Настоящих. Им реактор наверняка пригодится.

Я в который раз задумался — чего больше хочу: найти людей, чтобы помогать им, или чтобы убедится, что они не стоят этого. У Давера таких сомнений точно не было.

Сегодня далеко уйти нам не удалось. Свернув налево, мы уже через четверть часа наткнулись на лагерь черноголовых. Даже странно, что мы не наткнулись на их патрули. Хотя, приглядевшись к тому, чем занимаются черноголовые, я решил, что патрули на самом деле были поисковыми группами. И искали совсем не людей.

Мы наблюдали за лагерем с самого высокого из холмов, оставаясь в безопасном отдалении. Черноголовые казались отсюда маленькими, как муравьи. Они лазали по машинам, и по сравнению с некоторыми из них наш танк выглядел довольно скромно.

— Видите те колеи? — шепотом спросил Давер и показал направо. — Черноголовые стаскивают сохранившиеся машины в одно место.

— Ага.

— Не людей они ищут. Людей здесь наверно и нет давно. Похоже, ценность этого мира в механизмах, что мы видим. Черноголовые пытаются восстановить боевые машины прошлого.

— Зачем это? — спросил я и только потом понял глупость вопроса. — Хреново.

Так как Давер не ответил, я снова приступил к критическому анализу своего замечания. А что в этом на самом деле хренового? Черноголовые хотят починить пару танков и оснастить свою армию тяжёлым вооружением? Я привык думать о них как о дикарях, поэтому в роли водителей и стрелков они казались мне как минимум нелепыми. Но это была лишь инерция мышления. Что я узнал про этих уродцев и не успел забыть? Многое из моих отрывочных знаний противоречило друг другу, во что‑то я не поверил бы, даже увидев собственными глазами.

Самое главное — ими кто‑то руководит. Может этот кто‑то или что‑то является собратом нашему городу. Может какой‑то чужой уродец, не нашего племени. Что этому уродцу надо? Его слуги ловят людей и используют как запчасти для создания новых черноголовых. Схема довольно примитивная, совсем непохоже на работу сверхразума. Для чего нужна прорва кровожадных дикарей? Даже представить не могу. К слову, если черноголовых много, а делают их из людей, значит человечество не такое вымершее, как кажется на первый взгляд! Хотя надо помнить, что я подойду на роль запчастей ничуть не хуже настоящего человека. Вот только до города никому не добраться…

— Не, не понимаю, — честно признался я. — Для чего нужны эти машины? Если я всё правильно понял, черноголовые и так хозяева Пустоши!

— Думаю, где‑то люди им дают отпор, — ответил Давер. — Вспомните хотя бы о Дэниле и Чеславе. Но главное здесь другое — людей в этом мире искать бесполезно.

— И что? Возвращаемся? — я непонятно на кого рассердился. — Опять безо всякого смысла бродили?

Давер повернул голову ко мне, посмотрел на меня блестящими, как у больного лихорадкой, глазами. Я невольно вздрогнул, не выдержав столь пронзительного взгляда.

— У меня есть некоторые соображения, на этот счёт, — сказал Давер после паузы.

— На какой счёт? — опешил я.

— На счёт того, чтобы наше путешествие обрело смысл. По крайней мере для меня. Вставайте, Валентин. Нам пора обратно.

Я поднялся, закинул рюкзак за спину и вслед за Давером поплёлся вниз по склону. Идти вниз здесь — единственное приятное занятие. Просто перескакиваешь с одного камня на другой, с другого на третий…

Кто‑то закричал справа, сначала удивлённо, потом торжествующе. Я аж подпрыгнул от неожиданности, так привык к тишине этого пустынного мира. Повернул голову, выглядывая кричавшего, но и так было понятно, кто это.

— Черноголовые, — сказал Давер, вытаскивая шокер.

Я полез за обрезом. Тем временем, крики раздались и за нашей спиной, в лагере. Мы рванули вниз. Над головой что‑то просвистело, кажется стрела. В ответ зажужжал шокер Давера. Потом ещё раз и ещё. Я в несколько шагов оказался внизу и увидел черноголовых, первые были неожиданно близко, всего в двух десятков метров. Правая рука автоматически, словно сама по себе, вздёрнулась вверх, а указательный палец нажал на спусковую скобу. Обрез громыхнул, больно ударив в кисть отдачей. Самым краем сознания я отметил, что когда стрелял в мутировавших тварей на космической станции, то от ужаса даже не запомнил, каково это, стрелять в живых. Но мысль эта быстро вылетела из головы. Первый из бежавших ко мне крутанулся всем телом, повернулся вокруг собственной оси на девяносто градусов и упал, сбитый своими собратьями. Следующий рухнул, едва переступив через тело первого, получив в лицо разряд из шокера. Угловатая, немного карикатурная рожа за долю секунды обуглилась, даже не успев исказиться от боли. Из‑за спины обугленного выскочили двое новых, правый тоже получил разряд, левому я выстрелил в живот. Пока переламывал обрез, пока доставал и засовывал в ствол патроны, шокер успел несколько раз зажужжать, останавливая нападавших. Подняв голову, я обмер — один из черноголовых подскочил к выдвинувшемуся вперёд Даверу совсем близко и замахнулся мечом. Удар вышел быстрым и ловким, но Ференц почти неуловимы движением отклонился в сторону, а левой, свободной от шокера рукой ударил черноголовому в подбородок. Удар вышел такой силы, что голова стукнулась затылком о спину, щербатый меч подлетел на несколько метров вверх, а тело почти перекувыркнулось, прежде чем упасть на землю.

У меня совсем непроизвольно отвисла челюсть. У остановившихся черноголовых, впрочем, тоже. После секундного замешательства я вспомнил слова Антона, что у Давера такая способность, что лучше с ним не ссориться. Замешательство мигом прошло, и я выстрелил в ближайшего из нападавших. Ференц пустил несколько зарядов из шокера, а левой рукой отвесил ещё одну впечатляющую затрещину подвернувшемуся солдату.

Через полминуты после начала боя на ногах стояли только мы. Я шумно выдохнул, только сейчас поняв, что от испуга забыл дышать. Хотя лучше назвать это не испугом, а… скажем, боевым ражем. Какая разница, отчего из моей головы все мысли вылетели? Главное ведь результат. Который Давер обеспечил.

— К танку! — крикнул Ференц.

Мы побежали. Через минуту сзади снова закричали. Я оглянулся — через гребень холма, с которого мы смотрели на лагерь, переваливала толпа черноголовых. Скрыться от них не было никакой возможности.

Я запрыгнул в открытый люк первым. Давер заскочил сразу за мной и громко хлопнул люком. Пока мы тяжело дышали, пытаясь прийти в себя, с той стороны едва слышно застучали по металлу. Я засмеялся, представив, как дикари колотят своим примитивным оружием по броне, созданной, чтобы выдерживать чудовищные удары оружия прошлого. Давер тоже хмыкнул, видно подумал о том же.

— Что теперь? — спросил я.

Ухмылка исчезла с лица Давера.

— Давайте наверху поговорим.

Мы поднялись в рубку управления. Прежде чем усесться в кресло, я глянул в смотровую щель. Старые механизмы, многочисленные обломки — черноголовых не видно, похоже все они собрались около люка.

— Ну так что теперь? — повторил я. — Есть план, как выбраться?

— Вряд ли это тянет на полноценный план… — медленно сказал Ференц. — Но кое‑что есть. Я уверен, что всё время они находится возле танка не смогут. Призрак ходит где‑то недалеко. Может это самая граница его владений, поэтому черноголовые проложили рядом свои маршруты, но он здесь бывает. Вчера он был здесь.

Я кивнул.

— Был. Вы хотите уйти, когда он появится?

— Почти. Я хочу, чтобы вы ушли.

— Э — э-э… Что?

Давер подался вперёд и повторил с нажимом.

— Я хочу, чтобы вы ушли, а я остался. Сразу скажу — я не сошел с ума, у меня нет психологического срыва или истерики. Я всё тщательно обдумал. Я могу выложить все аргументы, если они вам нужны.

— Подождите с аргументами! — перебил я. — Что, вообще это значит — остаться? Вы хотите жить в этом танке? Или переселитесь в лагерь к черноголовым?

Давер помедлил, подбирая слова.

— Я хочу взорвать танк.

— Что?

— Взорвать танк, — повторил Давер. — Вот эту самую машину. Ездить она уже не сможет, стрелять тоже, но реактор, который давал энергию, ещё жив. Я знаю, как его взорвать. Тех знаний, что остались после сна мне на это хватит.

— И что это вам даст?

— Взрыв разрушит, всё что находится неподалёку. В том числе и лагерь черноголовых с машинами.

— Подождите, — сказал я, когда до меня дошел смысл сказанного. — Вы хотите умереть, только для того, чтобы гнилые железяки не достались тем недоумкам, что колотят сейчас в люк?

Давер вздохнул, всем видом показав усталость взрослого, вынужденного объяснять банальность маленькому ребенку.

— Во — первых, я не умру. Если Антон не врал вам, а у него не было для этого резона, то я снова окажусь в городе. Просто не буду ничего помнить. Во — вторых, умереть я был должен гораздо раньше, ещё когда сам пришёл к Дэнилу и Чеславу. Но они не убили меня, значит я должен был сыграть какую‑то полезную роль. Уничтожение той базы, что мы видели, сведёт на ноль одну из угроз для человечества…

— Да есть ли оно вообще, это человечество? — почти крикнул я.

Давер молча смотрел на меня.

— Ладно, пусть оно есть, — примирительно сказал я. — Но с чего вы взяли, что смерть для вас будет так проста? Уснули здесь, проснулись там? Будете ли это на самом деле вы? Что останется от вас нынешнего?

— Не знаю. Что осталось от Дэримона?

— Он может помнить. Вы всё забудете.

— Это не станет для меня трагедией, — хмыкнул Давер.

Я засмеялся.

— Так в этом всё дело? Хотите забыть? Не зная жить будет проще?

— Нет, — твёрдо сказал Давер. — Счастливого неведения мне не надо. Если смогу вспомнить, огорчаться этому не буду. Не смогу… Что ж, тогда и говорить не о чем. Но если смогу кому‑то принести пользу таким малым самопожертвованием, как потеря памяти — это просто прекрасно.

— А если вы не проснётесь там, в городе? Если вы не настолько ценны, чтобы вас восстанавливать?

— Страшит ли меня такая мысль? Да. И что сильнее страшит, небытие или то, что я кукла не имеющая никакой ценности? Не знаю. А вас разве такие страхи не посещают? Или вы гордитесь, тем, что гарантированно воскреснете?

— Я ничем не горжусь. Я вообще не вижу ни одной причины для положительных эмоций. Но у меня в голове не укладывается: как может нормальный человек сознательно идти на смерть?

— Вы же историк, Валентин, — неожиданно мягко сказал Ференц. — Разве вы не помните, что люди ради спасения других не единожды так и поступали? Может быть, это мой единственный шанс стать нормальным человеком…