Вот так я и остался один. К счастью, когда в городе «выключили свет», то погас он и для меня. К ещё большему счастью, произошло это практически мгновенно. Не знаю, что случилось в этот момент с остальными, и боюсь даже задумываться об этом. Впрочем, я не знаю и что со мной тогда случилось. Скорее всего, если бы меня не вытащили оттуда, так и лежал бы в отключке где‑то в темноте, во внутренностях гигантского механизма. Или не лежал, а вовсе исчез, я ведь даже приблизительно не могу представить сущность этого процесса. Тело моё материально, его можно пощупать, если возникли какие‑то сомнения, по идее оно не должно куда‑либо исчезнуть, если только не исчез весь мир, в котором оно существовало. А как на счёт сознания или того, что называют душой? Если и произошли во мне какие‑то изменения, я их не заметил — слишком многое закрутилось внутри в тугой узел и пытаясь распутаться, грозило разорвать моё я на куски.

Вокруг меня не было ничего, кроме холодного песчаного грунта под задом и плотного тумана, навалившегося со всех сторон. Ни звуков, ни запахов — такое ощущение, что я в абсолютно стерильном мире. Кажется, я не раз видел его в историях Дэнила и Чеслава.

Сквозь белесую мглу проступили две тени. Причём именно проступили, а не приблизились — не издав ни единого шороха, не сделав даже небольшого движения. Застыли на границе видимости, словно статуи.

— И что теперь? — спросил я.

— О смотри — разговаривает! — удивлённо воскликнул Дэнил, кажется он стоял слева. — А ты говорил, что он станет как овощ.

— Я говорил, что шансы — пятьдесят на пятьдесят, — возразил Чеслав. — Либо станет, либо не станет.

— Вот почему ты в прогнозах никогда не ошибаешься, — съязвил Дэнил. — Потому что они у тебя все такие.

— Главное, что работают.

— Так что теперь? — повторил я. — Вы уничтожили мой мир, надеюсь вы счастливы?

— Чувство глубокого удовлетворения присутствует! — признал Дэнил. — Только не от самого уничтожения. Это лишь первый шаг к тому, чтобы построить правильный мир, настоящий. Ты же сам видел, как легко система сделала из твоих родственников и друзей безмозглых болванчиков. У тебя что, нет желания исправить их и жить с настоящими людьми?

— Разве они не исчезли?

— Система, что создала их и тебя — не сломана, — вставил Чеслав. — Мы только выключили её. Несколько варварским способом…

— Зато крайне эффективным! — парировал Дэнил.

— … но при этом ничего не сломали. Так что всегда есть возможность всё вернуть.

— И вы знаете, как это сделать?

— Нет, да нас это и не интересовало. Ты — часть города, ключ к нему. Когда мы получим ответы на свои вопросы, ты, если пойдёшь с нами, получишь на свои.

— Так вы на самом деле хотите отправиться в далекое прошлое, чтобы изменить его?

— Изменить уже ничего нельзя, — хмыкнул Дэнил. — То настоящее, что мы сейчас видим, останется таким навсегда. Если мы сможем добраться до нашей цели — значит мы уже были там четыре тысячи лет назад, и наши действия, в том числе, заложены в ту цепь последовательностей, что привела нас в здесь и сейчас.

— Вряд ли несколько человек могли на что‑то серьёзно повлиять, когда дело касалось десятков миллиардов и сверхцивилизации, — сказал Чеслав.

— Это и дураку понятно! — отмахнулся Дэнил. — Главное для нас — это то, что хоть с прошлым мы ничего поделать не сможем, но будущее ведь не предопределено! Его мы ещё как можем поменять. Нужны лишь инструменты.

Я задумался. Звучало это заманчиво, но я боялся поверить. Можно всё исправить? Можно всё вернуть?

— Но вы же умеете менять прошлое, — вспомнил я. — Я сам увидел тот кусок своей жизни, когда не захотел вам помогать, и вы не стали меня заставлять, хотя просто могли убить и попасть в город…

— Во — первых, если бы мы тебя заставили, то у нас не было бы никакой гарантии, что ты реально изменился и не вернёшься прямо в город, с чистой памятью, — ответил Чеслав. — А во — вторых, наши возвращения — чистой воды шулерство, мы, по сути, возвращаемся в самих себя, только с новой информацией о том, как лучше поступить. Что‑то вроде трансгресс — линии, в которой порталами выступаем мы сами.

— Квантовые связи, все дела… — небрежно бросил Дэнил.

— Наука — не самое сильное твоё место, — скептически сказал ему Чеслав.

— Да плевать!

— И как же вы планируете вернутся? — спросил я.

— Вот тут нам понадобиться ещё немного твоей помощи, — сказал Дэнил.

Туман, как по команде немного поредел и Дэнила стало видно. Он сделал шаг вперёд и вытащил небольшой округлый контейнер, сделанный из чего‑то наподобие белого мрамора. Одним движением свинтил верхнюю половину, и я увидел тонкий стебелёк.

— Ты должен был его видеть.

— Да, — сказал я. — Правда не могу сказать, что понял, в чём суть.

— Мы тоже до конца не понимаем, — признался Дэнил. — Но это неважно. Главное, что ты должен сейчас знать — то что он создан в те времена, в которые нам надо вернуться, и родился он, как и мы сразу в двух вселенных, то есть может проделать тот же фокус со временем, что и мы, только в гораздо большем масштабе!

— Значит ему четыре тысячи лет? — поразился я. — Как же он не умер от старости?

— Большую часть этого времени он провёл, замороженный в моей крови, — сказал Дэнил.

— Большую часть? Большую часть от четырёх тысяч лет?

— Парень, не бери в голову эти мелочи! — нахмурился Дэнил. — Мы, с моим другом, давно умерли, и если тебе так это важно, когда‑нибудь можно будет тебе показать часть того, что мы видели…

— Дэнил хочет сказать, что хозяева всех «пилюль» и «скальпелей», что «лечили» человечество, были предусмотрительными ребятами, — вставил Чеслав. — И на всякий случай застраховались от врачебной ошибки. Ты наверняка видел — в нашей жизни встречались существа и силы, очень далёкие от человека. Имеющие тех же родителей, что и твой Город, но созданные с другой целью: исправлять ошибки.

— Кажется у них не очень получилось, — сказал я.

— Только кажется, — возразил Чеслав. — Если бы их не было, не выжил бы вообще никто. И к тому же, у нас бы не было и малейшего шанса что‑либо изменить. Откуда, ты думаешь, мы узнали столько, чтобы сделать наш план возможным? Из книжек прочитали?

Дэнил фыркнул.

— Ты не о том думаешь, — доверительно сказал он. — Посмотри на меня и Чеса: наши миры давно умерли, их никогда не вернуть, как и наших родных и близких. У тебя же всё наоборот. Мы воюем за абстрактную идею, за то, чтобы человечество могло воспрять, независимо от того, есть там кто‑нибудь дорогой нам или нет. Ты же можешь не только вернуть себе прежнюю жизнь, но и дать настоящую свободу всем, кого любишь.

— Что я должен сделать?

Дэнил прищурившись посмотрел на крохотный стебелёк.

— Мы всё тебе расскажем. Чтобы этот малыш вернул нас назад, нужен кто‑то, способный работать с настолько хрупкой материей…

— Это я?

Дэнил и Чеслав рассмеялись в один голос.

— Ещё чего! — строго сказал Дэнил. — Я тебе его и поливать не доверю! Нет, ты поможешь нам всё устроить так, чтобы этот кто‑то нашёлся и пришёл к нам…

— Ещё кем‑то будете манипулировать, как мной?

Лицо Дэнила расплылось в широкой улыбке:

— Соображаешь! Но это же для вашей, несмышлёнышей, безопасности. Мы слишком много натворили, чтобы делать свои дела открыто. Вот и тебя надо сейчас сохранить для истории, — он повернулся к Чеславу.

Я проследил за его взглядом — рядом с Чеславом стоял ещё кто‑то. Клочья тумана расползлись на мгновение, и я увидел костяного человека.

— Не боись! — подбодрил меня Дэнил. — Это не больно. Зато ты сможешь вернуться сюда из любого времени и начать всё сначала.

Я сидел посреди тумана на голой безжизненной земле и попытался представить, как мне, возможно, придётся вернутся в этот самый момент, снова влезть в свою шкуру и заново его прожить… Я повернулся к Дэнилу и замялся, не зная, как сформулировать вопрос.

— Что ты на меня уставился? — хмуро спросил он. — Я мысли читать не умею. Надо будет вернуться — вернёшься. А сейчас подымай зад, у нас дел по горло.

У меня было ещё множество вопросов, но я не задал ни одного, только повернулся к Чеславу и костяному человеку — тот уже был рядом со мной. Его огромные глаза распахнулись, и маленький мир из тумана и голой земли смыло потоком пустоты.