Дорога из С. са в центр пустынна, петляет неторопливо между коттеджами. Плоское пространство уныло заваливается за горизонт, усыпляет.

В салоне тепло, уютно.

День в разгаре.

Водитель вздыхает: полдня уже миновало.

Компрессор автобуса тоже вздыхает.

Два вида автобусов на линии – шведская «Скания» и «Ванхолл», что то же самое, только сделано в Бельгии. Но «Скания», конечно, очень экономичная.

Хотя оба варианта комфортные. Это понятно. Люди делали для людей.

Он выезжает на линию в шесть утра. На газ почти не жмёт, мощей у двигателя хватает, коробка-автомат. Что с пассажирами, что без – тянет хорошо. И не надо жать на педаль, лишь плавно притопил. Даже можно сказать – нежно прикоснись, и этого достаточно. Нога должна чувствовать педаль. Да и весь автобус через это прикосновение – поймёшь, насколько хорошо он сделан. Реагирует как живой организм.

Это всё – опыт. И не важно – автомат или механическая коробка передач. Главное, чтобы автобус не чувствовал, что резко переходишь на другую скорость. Как на пушинку с ладони дунул на него, направил на дорогу. Чтобы не сдёрнуть с нормального хода.

В конце смены наверняка меньше двадцати литров соляры расход будет, стрелка покажет. Порадует. Это – хорошо. За этим пристально следят менеджеры.

Пассажиры покидают салон. Конечная. Центр города.

График не жёсткий, времени хватает спокойно проехать весь маршрут.

Он паркуется. Узкая набережная речки Лиффи слегка под уклон в сторону моста. Тротуар для пешеходов навесной галереей над рекой.

Прилив в море, вода высокая. Мутная. Много мусора. Когда будет отлив, он останется в коричневой жиже у стенок.

Достал из небольшого кейса термос, пьёт крепкий чай, жуёт не спеша бутерброды, утром приготовила жена. Смотрит на реку.

Вспоминает, как на заре перестройки ехал по Можайскому шоссе в сторону Смоленска. Терема красивые, «боярские», из жёлтых брёвен срубы. Братва забором обнесла стоянку – крепость. И заночевать можно, выспаться. Не очень дорого.

Он обычно здесь останавливался. Кафе. Все свои – дальнобойщики. Изредка мелькнёт чья-то морда уголовная, голова «под ноль», и так же втихаря исчезнет.

Принесли большую тарелку рассольника. Кислинка третьей свежести сразу насторожила. Второе тоже подозрительное. Порцайка большая. Даже не доел.

Через сто кэмэ закрутило его по окрестным сугробам! В глазах потемнело. Встал у обочины. Компрессор «умер», замёрз. К двадцати Мороз, Красный нос разгулялся. Хорошо, с собой был спирт «Роял». В коробке шесть бутылок по литру каждая.

Местные мужики, словно из сугробов, повылазили. Возмущались, едва не плакали, глядя, как он тормоза спиртом поливает.

Он улыбнулся: «Легенды навыдумывали: здесь не меньше пьют. С вечера в пабе засядут. А как с утра завалятся в салон автобуса, с таким «выхлопом»! Мама не горюй! Но – в рубашечке, напомаженный. Только наши, как заведутся, и на работу не идут, а здесь – нет! Строго. Большое горе – место потерять, хоть и пособие дают. Вот и двигают на работу, а там спят с открытыми глазами – не люди, обмороки».

Жизнь, такая разная жизнь. В разных концах света.

Дублин шумит. Туристы. Слетелись отовсюду праздные люди.

Чайки орут, шум толпы перекрикивают, парят над рекой, над домами. Большие, наглые.

Люди, чайки – один сплошной базар.

Водитель слегка сутулится от руля. Черты лица правильные, волосы русые, коротко стриженный, глаза карие. Правая бровь заметно рассечена.

За пятьдесят ему, примерно.

Только-только уместился на заднем сиденье – длинный. Шум не мешает. Под этот шум быстро засыпает. Даже всхарапнул негромко.

Привычка – есть время, даже самое короткое, ложись, не отвлекайся, поспи. Как оно там дальше сложится?

Проснулся сразу. Бодрый, готов ехать обратно. Теперь уже до конца смены.

Допил чай. Крепкий, терпкий, но уже немного остывший.

Покурил не спеша около мусорника. Небо серое, того и гляди дождик начнётся.

Причудливыми граффити расписан паб. Чёрный до окон. Выше тёмно-красный. Много пабов закрылось в последнее время. Так они тут реально понимают кризис.

Вздохнул. Снова к рулю.

В путь.

Оставшееся время смены пролетит быстро.

Выехал к остановке. Потом на трассу в обратный путь. Тут уж спокойней, нет такого движения, да и шоссе нормальной ширины. В городе тесновато вертеться большому автобусу на улицах центра.

Посмотрел в зеркала по бокам. Монотонно работает двигатель, укачивает, слегка клонит в сон.

Подумал про любимый футбол:

«Всё-таки хороший тренер это проблема. В основной состав сборной надо брать свежих, молодых, тех, кто на данный момент в отличной форме».

Он болеет за сборную России и английский «Арсенал».

Поправил тёмный галстук на фирменной синей рубашке.

Закурить бы.

Теперь только на кольце возможен перекур. Во время рейса не рекомендуется.

Глянул коротко через зеркало в салон, но всё внимание на дорогу.

Привычка.

Машина навстречу тащится, зелёная «кастрюлька», легковушка. За рулём дед, белоголовым орланом. Вцепился в руль, скорость резко сбросил, сдвигается опасно к кювету.

«Такие они и есть, ирландцы. Старики водят машину, пока не воткнутся в столб после остановки сердца. До последнего дыхания водят. Или в канаву его унесёт. А то и в другого въедет. Уже мёртвый. Плохо водят, осторожничают. Особенно вечером, ночью. И всё равно утром то тут, то там попадаются по обочинам скошенные столбики, красные осколки разбитых фар, куски пластмассы, покорёженные фрагменты бамперов».

Он включил поворотник, сбавил скорость. Вот и первая остановка. Плавно подрулил.

Пассажиров мало. Английская речь. Прислушивается чутко – а вдруг заговорят на русском?

Рейс прямой, остановок минимум. На фасаде автобуса раньше писали «Директ», а теперь просто маршрут указан. И не все ещё это усвоили. Спрашивают, уточняют.

Пассажиры стали нетерпеливые.

Первым вошёл мужчина. Заплатил. После него женщина средних лет.

На «флай-бусе» деньги с пассажиров водитель берёт, а на экспрессе к деньгам отношения водитель не имеет. Или в кассу сам кидай мелочь, или показывай проездной.

Мужчина огляделся, сел молча. Людей мало, и он как-то сразу на глаза водителю попался: среднего роста, смотрит под ноги равнодушно. Пока глазами не встретились.

Женщина топчется, спрашивает:

– Через Б…ол едете?

– Нет, не едем.

Должно быть, имела в виду, не напрямую, через маленькие деревеньки-вилледжи кругами нарезать. Длинный рейс по времени, дорога узкая, между каменных оград петляет. Вокруг зелёные лоскутки частных владений, как носовые платки по размеру. Бараны там-сям пасутся, помеченные на спинах краской. Морды чёрные.

Старушка следом, тоже уточнила.

Ну, это люди случайные, постоянным пассажирам не требуется разъяснений. Они-то знают, что в это время автобус идёт из центра в С. дс напрямую. И лица уже знакомые, примелькались.

Русскоговорящих здесь очень редко встретишь. Да и ирландцев не много.

Наркоманы вошли, с этого района, их все знают. Сели, два хухрика, на переднем сидении. Обдолбанные, как всегда, но улыбчивые. Парень, девка и ребёнок у неё на руках, девочка маленькая. Худенькая. Девке лет двадцать на вид, симпатичная пока ещё, но их разве поймёшь?

Только тронулся от остановки, увидел – бежит. Блестит чёрным лаком потной кожи. Подождал специально, понял, что тот опаздывает. На актёра американского похож. Уши оттопырены. Даже в Дублине местами его реклама висит, в каком-то фильме, сразу не вспомнить. Хорошо так бежит, спортивно вполне. Добежал, запыхался, спросил:

– Вы всегда немного опаздываете?

– Нет, вас ждал.

– А ещё какие автобусы по расписанию?

Водитель книгу вытащил, несколько маршрутов быстро выписал на бумажку. Пассажир взял листок. Раскрыл портмоне и достал детскую проездную карточку. Без фотографии.

– Сколько вам лет? – Вежливо.

– Двадцать один.

– Надо платить деньгами, этой карточкой не имеете права. Она действует до девятнадцати лет, и должна быть фотография.

Пассажир долго ковырялся в портмоне, деньги искал. Не нашёл, собрался выходить. Наркоманы решили ему помочь проезд оплатить. Девка карточку показала, проездной у неё постоянный.

Он наотрез отказался: «Ноу, ноу». Руками замахал.

– «Ван персон»! – ты только за себя можешь платить – объяснил ей водитель.

– Сколько надо платить? – спросила деваха, и давай всю мелочь из своего тощего кошелька в ладонь ссыпать.

Хахаль её по карманам принялся мелочь искать.

Хорошие люди, жаль что наркотой балуются.

Стал по ступенькам спускаться незадачливый пассажир, а водитель вслед: «Будь здоров, брат».

Пассажир повернулся и с удивлением, радостно так:

– Вы говорите по-русски?!

– Говорю, а что?

А он не уходит, задумался. Потом:

– Я в Иваново, в университете учился пять лет, знаю матом. Даже хорошо могу сказать.

Извинился внятно. Вышел. Смеётся, рукой машет вслед.

Тронулись. Едут.

Мужчина тот, давешний, явно нервничал, сигаретку крутил пальцами.

Собрался выходить.

Перед этим по телефону по-польски поговорил. Трубку ладонью прикрыл, но водитель понял несколько слов.

Много их стало в этом районе. Цены упали за аренду – кризис, и сразу польское поселение образовалось.

Он один выходить надумал.

– В Х. элл заезжаете? – спросил.

– Да, конечно!

– Почему не сказали другим пассажирам, что едете через Х. элл? Надо объявлять! Это нарушение! Вы здесь не будете работать!

Возмутился громко, даже покраснел.

И вышел. Быстро.

Это был предпоследний рейс.

День позади – отработал, считай, без происшествий. Всё замечательно. И тут этот… вспомнился.

«Неприятности могут быть», – подумал водитель, и настроение испортилось.

Вот позвонит пассажир в офис, и, даже если водитель прав пять тысяч раз, а он не прав ни одного раза, ничего не значит, придётся оправдываться. Не самое весёлое занятие. Отношение в автобусной компании к пассажиру и водителю диаметрально противоположное.

Месяц пролетел быстро. Позабылось немного. Осадок остался.

Входит в автобус этот мужик. Водитель его сразу определил, беглым взглядом.

А он в это время мышкой шмыг. Сел, в окно впёрся. Там кусты, крыши коттеджей за высокими заборами, солнечные батареи – жильё в основном социальное. Что ещё? Ничего интересного. И что там смотреть?

Молча улыбался водитель, едва-едва, через зеркало в салон. А тот пассажир ещё сильнее злился…

Из двадцати человек отобрали на этот маршрут четверых. Независимый эксперт из транспортной компании «Ка…ге» проверял. Водитель восемьдесят три пойнта из ста набрал тогда на тестировании, и приняли его на работу.

И потерять в один момент? Из-за какого-то залётного засранца!

Вспомнил друга, Володю. Очень хороший человек. И водитель классный. Всегда можно позвонить, уточнить, что-то по автобусу разузнать, новости, да и по технической части грамотный. Никогда не откажет.

Так вот он рассказывал.

Какой-то афроевропеец в салон заплывает, музыка в наушниках, на весь салон слышно, пританцовывает. Володя ему объяснил про билет. Раз, второй, тот не понимает, горячится. На другой день всё повторилось. И в офис сразу же звонит всякий раз, жалуется, хотя и неправ.

Доставал его долго.

Четыре раза звонил! И денег бросал меньше. Володя злился, а пойди, докажи. В один миг железо громыхнёт, и проваливается в бокс мелочь.

Больше месяца длилась эта музыка. Хоть и прав был Володя, а уволили.

Поэтому мимо ушей лучше всего пропускать подставы эти, как будто тебя не касается. Какую-то хитрость «копеечную» и вовсе не заметить.

Пока вспоминал водитель, трое зашли, приготовили деньги. Явно не ирландцы. Мужчина и две женщины. Клапан в боксе для денег до конца не закрывался. Они это заметили. Первая женщина бросила три евро. Успел засечь – и она увидела, что деньги провалились. Вторая вошла. Она ей говорит – я за тебя заплатила.

– Вы бросили три евро, – возразил водитель.

– Нет, я бросила за всех девять евро. Мелочь упала. Много мелочи.

Спорить опасно. Он дал три билета.

Они прошли в салон.

Люди разные. Кто-то четыре бросит, два по два, нет на сдачу одного евро. То на то получается, в итоге недостач не бывает. За целый день мелочь подсоберётся.

Прошло немного времени.

И во второй раз она уже смело тот же фокус повторила. Двое других деньги в руках держат. Лыбятся, наглеют.

«Значит, они не успели договориться», – подумал водитель.

Но деньги задержались в приёмнике, и было явно видно, что там всего три евро.

А этот парень, который с ними был, глаза-буравчики, не поймёшь, про что думает, вёрткий, как угорь.

– Давайте снимем кассу. Раз у нас недоразумение.

Ирландец ни один такого не предложит. Не принято. А этим обмануть кого-нибудь – праздник на весь день!

Вечером после смены водитель зашёл к менеджеру. Рассказал, мол, такая вот история случилось. Что с ними делать, опять ведь появятся?

– Пойду к Деррику, шефу, буду говорить, – ответил менеджер. – И скажет он мне опять – мы должны верить! Должны и всё! Главное – не больше двадцати литров расход солярки на двести пятьдесят кэмэ.

Теперь новые аппараты ставят – бросают деньги, ты их видишь. Можно удостовериться. Глазами, примерно, сосчитать, потом уже печатать билет. Или «пасс», проездной показывает пассажир, а водитель выбивает ему талон на проезд.

Водитель едет домой после смены. Устал. Спокойно на дороге. Пустынно.

Рулит на автопилоте, мастерство выручает и опыт, даром, что ли, все водительские категории у него есть.

В машине приборы светятся изумрудно-зелёной подсветкой, как трава зимой в Ирландии. Зима должна быть со снегом, вьюгой и морозами. Это его детство. А тут – пальмы на берегу и одуванчики круглый год.

Воспоминания приходят самовольно.

Темнеет. Мелкий дождик затеялся. Тут дождик восемь раз на дню сеет, а то зарядит на неделю. Кто не привык, с ума может сойти. И ветер. Хотя, если живёшь на острове, не злись на ветер.

Радио играет негромко. Песни на английском не мешают Россию вспоминать…

Трассы российские, «ровные, как жизнь вокруг».

Казахстан. На каждом километре смерть таится в засаде. Война!

Деньги, «нал» – чемоданами, монтировка под рукой.

Постоянный риск.

Об этом не думалось ему тогда. Трое детей росли, малые совсем, жена. Чем кормить?

Только теперь, непредсказуемо, вдруг, какой-то поворот дороги мелькнёт – и блазнится буран, скользкая наледь коварная, того и гляди, унесёт… Струйка пота промчится по ложбинке спины. Сон отгонит, «взбодрит» запоздало.

Он вспомнил профтехучилище. При заводе – слесарем, потом здесь же работать оставляли.

Заканчивал когда-то, но мечтал о другом.

Боксом занимался.

Жил в хулиганском квартале. Драки пацанские, жестокая безотцовщина. Шапки снимали. Кто-то пошёл по тюрьмам. А его хранил ангел. Как-то умудрялся в сибирскую глухомань тот ангел долетать на выручку. Не побоялся морозов, расстояния. И, видно, вовремя присел ему на правое плечо.

Пару раз свидетелем проходил по делам друзей, на том закончилось. Потом уж и не интересно стало в этой стае.

Мать лупила частенько широким ремнём. Так тогда воспитывали, считалось – нормально. Боялась она очень, что тоже пойдёт по тюрьмам. Потом в интернат оформила.

Умерла в канун Нового года. Мороз был под пятьдесят. Месяц не могли похоронить, ждали, когда потеплеет.

Он тогда уже по европам колесил. Сюда добирался нелегально. «Союз нерушимый» заканчивался развалом.

В первый раз вернули. Во второй получилось остаться. Упорство помогло.

На похороны мамы не смог приехать.

Соседка прислала письмо, отписала, как похоронили…

В армии в артиллерии служил. На Дальнем Востоке. Старшиной отдельной батареи. Хорошее было время.

Китайцы плывут посередине Амура, музыка играет мудрёная, восточная. Машут ручонками, глаз не видно, круглолицые, как жёлтый фонарь на светофоре, смеются. И надо записывать в книгу дежурного название кораблика. А что писать, если сплошь иероглифы?

Потом приехал в Прибалтику, в загранку собрался, в моря. Только не пустили его. Оказалось, что в городке родном, в Сибири, делали баллистические ракеты. Он и толком-то не знал про них ничего. Ну, возят что-то по ночам, большие машины ревут натужно, свет от фар по домам шарит, беспокоит.

В «рыбаки» не пошёл. На берегу остался. Шофёром устроился. Вскоре директора судоремонтного завода стал возить.

Зашёл после работы кофе попить. Там и познакомился с будущей женой.

Два сына и дочь у них.

Теперь оба сына в Ирландии.

Дочь замужем, в Италии, внучка.

Жена ждёт его, ужин приготовила.

Уже второй десяток лет пошёл, как они здесь обосновались. Сыновья, невестки, внуки. Тут уже много родни собралось. Как-то устроились.

Год не было работы. Пришёл заполнять бумаги на получение пособия. В графе «Как долго собираетесь находиться в Ирландии» написал: «До смерти».

Менеджеры перепугались, шеф пришёл. Солидный, галстук-бабочка тёмно-малиновый, бархатный. Виски седые. Джентльмен. Вежливо, тактично расспросил. Разговаривал с ним, как с больным.

Должно быть, подумал, что посетитель руки на себя наложить решил.

– А что ж тут особенного? Дети тут, внуки! Куда ехать? Зачем? Здесь и останусь. Дом куплю, щенка овчарки.

Шеф улыбался, щёлкал весело фарфоровыми зубами, ушёл.

К пособию прибавили двадцать евро в неделю.

Он любит вспоминать эту историю.

Мечтал ездить на хорошем автобусе. И вот – получилось в итоге. Доволен, конечно.

Размеренная жизнь. Хорошая жизнь только-только наметилась. Есть ли радость? Наверное – есть, возможно, и ещё будет.

Паркуется. На кухне в окне улыбается жена.

Хозяева этого дома работают в Эмиратах, дом на окраине города сдают.

– Как дела?

– Нормально. – Целует. Улыбается.

Ужинают.

Присел к компьютеру. Вот он – Байкал. Море, а не озеро!

Пронзительной прозрачности вода. Руку опусти с берега, и рыбку по спине погладишь, а до неё двенадцать метров.

Убежали как-то сюда пацанами, спрятались под перевёрнутой лодкой. Уснули. Глаза открыли – солнце восходит. На всю жизнь воспоминание.

Утром их нашли милиционеры…

Полетят в отпуск с женой. Обязательно.

Свою бывшую в/ч, с высоты птичьего полёта, привычно высмотрел на берегу Амура.

Покурить вышел в гараж.

Спать лёг рано – вставать в четыре утра.

Сон крепкий, без сновидений.